Текст книги "Последняя схватка"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

– Жаль, жаль, – покачала головой королева. – Ради нашей дружбы я готова на все. Так что же это за просьба, cara mia!

– Я слышала, мадам, что вы взяли к себе одну девушку, которая продавала в городе цветы… – начала Фауста.

При этом она внимательно наблюдала за королевой и Леонорой. Особенно за Леонорой, которая до сих пор вступала в разговор лишь тогда, когда обращались непосредственно к ней. Но ни Мария Медичи, ни Галигаи ничем себя не выдали. Они даже не переглянулись. Всепроникающий взор Фаусты не смутил королеву, которая продолжала благожелательно улыбаться.

– Девушку, которая продавала цветы? – повторила Мария Медичи, как бы припоминая. И тут же оживилась, спросив совершенно естественным тоном: – Это, верно, твоя подопечная, Леонора?

– Синьора имеет в виду Флоранс? – уточнила Галигаи с самым невинным видом.

– Девушку, о которой я говорю, парижане зовут Ландышем, – пояснила Фауста.

– Значит, вы говорите о Флоранс, – кивнула Леонора. – Похоже, это ее настоящее имя. Она забыла его – а потом вдруг вспомнила. Это она сама мне рассказывала, – улыбнулась Галигаи.

– Вот не знала, – холодно бросила Фауста.

Она решила, что Мария Медичи призвала на помощь Леонору, чтобы переложить на ее плечи всю тяжесть этого трудного разговора. И герцогиня уже приготовилась к борьбе с этой гораздо более опасной противницей. Но Фауста ошиблась. Мария Медичи снова вмешалась в беседу.

– Чего вы хотите от этой крошки, герцогиня? – спокойно спросила королева.

– Я хочу, чтобы вы отдали ее мне, – просто ответила Фауста.

– Отдать ее вам? – повторила Мария Медичи, изображая недоумение.

– Эта девочка не раз приносила мне цветы, – объяснила герцогиня. – Она мне приглянулась. И я пообещала взять ее к себе и позаботиться о ее будущем. Возможно, я поступила легкомысленно. Но я дала слово. А я из тех, кто всегда выполняет свои обещания.

А про себя Фауста подумала:

«Сейчас начнет отнекиваться… Или спрячется за спину „милой Леоноры“.

И снова герцогиня ошиблась. Мария Медичи отнекиваться не стала, а воскликнула:

– Бог ты мой! И только-то, и ничего больше?

У нее был такой изумленный вид, что Фауста невольно ей поверила.

«А вдруг она не подозревает, что это ее дочь? Очень может быть… – пронеслось в голове у красавицы. – Вот Леонора точно знает, иначе не прятала бы девчонку у себя. Знает и молчит, у нее тут свой интерес…»

Подумав так, Фауста сказала с прежней игривостью:

– Я же предупреждала, что просьба у меня пустячная. Значит, договорились. Ваше Величество уступает мне эту девочку?

– Что за вопрос! – пожала плечами Мария Медичи. – Она вам по нраву? Ну, и берите ее без лишних слов. Мне-то что?.. Вот Леонора что-то привязалась к этой крошке! Но Леонора мне послушна. И раз я отдаю вам эту малютку, мадам Галигаи не станет возражать.

Фауста повернулась к Леоноре, и та просто подтвердила:

– Разумеется. Ваше Величество. Я тоже готова для синьоры на все.

– Вот видите… – обрадовалась королева.

– Но с одним условием, – добавила Леонора.

«То-то я смотрю, что слишком все гладко получается…» – подумала Фауста.

– Ну, что ты, Леонора! – воскликнула Мария Медичи. – Как тебе не стыдно?

– Мадам, – улыбнулась Леонора, – условие это самое справедливое и самого естественного свойства.

– Посмотрим, что это за справедливое условие естественного свойства, – проговорила Фауста, слегка нахмурившись.

– Нужно, чтобы Флоранс согласилась последовать за вами, – заявила Леонора с самой обворожительной улыбкой.

– Да это и так понятно! – нетерпеливо воскликнула королева, с упреком глядя на Леонору.

– Действительно, условие справедливое и естественное, – признала Фауста. – У меня и в мыслях не было уводить эту девочку силой. Ее судьбой я займусь только с ее согласия, но никак не против ее воли. Леонора права: надо прежде поговорить с ней.

– Да о чем же тут говорить! Только дурочка отказалась бы от такого счастья, – убежденно заявила королева.

– Ну, дурочкой ее никак не назовешь. Я почти уверена, что она не заставит себя упрашивать, – поддержала ее Леонора с загадочной улыбкой.

– Тем лучше для нее, – сказала успокоенная Фауста.

– Герцогиня, я могу послать за девочкой, и мы сразу все уладим, – предложила Мария Медичи. – Сегодня же ее и заберете.

– Именно об этом я и собиралась попросить, мадам. Даже не знаю, как вас благодарить, – заворковала Фауста.

– Ну, что вы, cara mia! Это такая мелочь, – отмахнулась королева.

Эти слова прозвучали так натурально, что Фауста снова поверила Марии Медичи. А та позвонила в колокольчик и приказала прибежавшему лакею:

– В покоях мадам д'Анкр находится девушка. Приведите ее сюда.

Фауста могла считать себя победительницей. Однако на душе у нее было немного тревожно: красавица настроилась на отчаянную схватку, а ей уступали без всякой борьбы. Мария Медичи герцогиню не беспокоила. Королева столь блистательно сыграла свою роль, что Фауста была просто уверена: эта особа ничего не знает о собственной дочери. Но Фаусту волновало поведение Леоноры: жена Кончини, которой было известно абсолютно все, сдалась с подозрительной легкостью. Это было похоже на ловушку. И Фауста отчаянно пыталась проникнуть в замыслы противника, чтобы парировать его удар, если еще не поздно. Странное дело: красавице и в голову не приходило, что вся загвоздка в «справедливом условии самого естественного свойства», выдвинутом Леонорой. Фауста даже не предполагала, что сама Флоранс может отказаться последовать за ней. Вот уж действительно, на всякого мудреца довольно простоты…

В комнату ввели Флоранс. Не поворачиваясь к девушке, Мария Медичи сумела все же очень хорошо рассмотреть ее. Как и Фауста с Леонорой, королева залюбовалась ее легкой походкой, грациозным реверансом, врожденным достоинством, с которым держалась Флоранс, ее чистым и открытым взглядом. Да, королева залюбовалась – но не была растрогана. И не произнесла ни слова. По ее знаку заговорила Фауста.

– Дитя мое, – промолвила она мягким и ласковым голосом, исполненным неотразимого очарования, – я сказала вам, что позабочусь о вас и возьму вас к себе. Возможно, вы думаете, что я давно забыла об этом. Но я никогда не бросаю слов на ветер и всегда выполняю свои обещания. Сейчас пришло время осуществить то, чего вы вправе от меня ждать. Я делаю это тем более охотно, что вы мне очень нравитесь. Поклонитесь Ее Величеству королеве, поблагодарите мадам маркизу д'Анкр. попрощайтесь с ней и приготовьтесь последовать за мной. Я берусь устроить ваше будущее. Вы получите такое приданое, что сможете выйти замуж за любого мужчину, как бы знатен и богат он ни был.

Как видите, Фауста была совершенно уверена, что девушка с восторгом примет ее предложение, и потому даже не стала спрашивать, согласна ли та перебраться в ее особняк. Герцогиня просто велела Флоранс собираться, полагая, что этого вполне достаточно.

А Флоранс ответила:

– О мадам герцогиня, я от всей души благодарю вас за столь великую милость. Но…

Этого «но» и легкой паузы Фаусте хватило, чтобы понять, где она просчиталась. Продолжая улыбаться, герцогиня мрачно подумала:

«Вот она, ловушка Леоноры! Как хитро эта особа обвела меня вокруг пальца!» И тем же сладким голосом Фауста закончила за девушку:

– Но вы предпочитаете остаться с мадам д'Анкр?

Тихо, но твердо Флоранс промолвила:

– Да, мадам. Простите за откровенность, мадам, но я не могу отплатить моей покровительнице черной неблагодарностью. Думаю, вы согласитесь, что я не могу покинуть ее: ведь она столько обо мне заботилась! Но я очень, очень тронута благоволением мадам герцогини!

Фауста поняла, что настаивать бесполезно. Это был тяжелый удар, но она ничем не выдала своего горького разочарования. С тем же приветливым видом она просто сказала:

– Ну что ж, ничего не поделаешь…

Повернувшись к Леоноре, Фауста кивнула ей с улыбкой, которая ясно говорила: «Прекрасная работа!» А в мрачном взоре герцогини читалось: «Следующий ход за мной».

Галигаи все прекрасно поняла – но не подала вида, что заметила брошенный ей вызов. Лицо Леоноры оставалось непроницаемым…

Продолжая играть свою роль, Мария Медичи изобразила полнейшее изумление:

– Как, вы отказываетесь, крошка?! – вскричала она. – Да знаете ли вы, что отвергаете? Известно ли вам, что у мадам де Соррьентес сокровищ больше, чем у короля, у меня и у маркизы д'Анкр вместе взятых? Как бы хорошо ни относилась к вам мадам д'Анкр, она не сможет сделать для вас и сотой доли того, что обещает герцогиня де Соррьентес. Не торопитесь, дитя, подумайте хорошенько.

Дрожь пробежала по телу Флоранс: с тех пор как она попала в Лувр, мать в первый раз заговорила с ней. Взгляд девушки засветился нежностью, и медленно, точно давая матери возможность вникнуть в скрытый смысл своих слов, Флоранс прерывающимся от волнения голосом ответила:

– Вы знаете, что мне много не надо. Богатство и знатность – это не для меня. Я простая уличная цветочница, и мне было бы неловко в обществе людей, занимающих гораздо более высокое положение, чем я. Нет, я хочу жить тихо и скромно… лишь бы только меня чуть-чуть любили!

Девушка хотела сказать, что ей не нужно от матери ни богатства, ни величия, ни титулов – ничего… Ничего, кроме капельки тепла! Но бедняжка зря старалась: Мария Медичи была не в состоянии ее понять. И Флоранс закончила:

– Судьба и так слишком милостива ко мне. Мне очень хорошо у мадам д'Анкр. Было бы безумием желать чего-то еще… Лишь бы маркиза меня не прогнала…

– Упаси Бог! – вмешалась Леонора. – Вы будете жить у меня столько, сколько захотите. И я постараюсь сделать так, чтобы вы почувствовали, что вас любят. Значит, вы твердо решили, да?

– Да, мадам, – кивнула Флоранс.

– Ну, ступайте, дитя мое. Я приложу все усилия, чтобы вам было у меня хорошо, – улыбнулась Галигаи.

Сделав грациозный реверанс, совсем не похожий на те, что были приняты при дворе, Флоранс вышла из комнаты.

– Какое восхитительное создание! – искренне вскричала Фауста, проводив девушку взглядом.

– Вы хотите сказать, какая красивая дикарка, – язвительно усмехнулась Мария Медичи. – Очень сожалею, что все сложилось так неудачно, герцогиня. Но девчонка, похоже, так своенравна, что вам просто не о чем жалеть.

– Я не могу с вами согласиться, мадам, – серьезно ответила Фауста, вставая с места. – Какая утонченность, какое величие души! Вы заметили?.. И это – «простая цветочница»?! О нет! По-моему, она из знатного рода, хотя сама и не подозревает об этом… Возможно даже, в жилах этой девочки течет королевская кровь… или кровь каких-нибудь герцогов… Впрочем, Бог с ней…

– Согласитесь, герцогиня, – проговорила Мария Медичи, невольно краснея под пристальным взглядом Фаусты, – согласитесь, что не только от меня зависело…

– Мадам, – воскликнула красавица, – хоть у меня ничего и не получилось, я все равно благодарна вам за то милостивое внимание, с которым вы отнеслись к моей просьбе. А теперь позвольте мне откланяться.

– Ступайте, cara mia, ступайте, – ласково кивнула королева. – И поскорее возвращайтесь ко мне вновь!

– При первой же возможности, мадам, – заверила Марию Медичи Фауста.

Опять последовали объятия, взаимные заверения в любви и дружбе – и герцогиня удалилась, ничем не выдав своих истинных мыслей и чувств.

Едва за ней закрылась дверь, как Мария Медичи радостно рассмеялась, не в силах больше сдерживать бурного ликования.

– Право, эта малышка вела себя вполне достойно!.. – с довольным видом заявила она. – Только зря девочка пустилась в эти излияния. Никто ее ни о чем таком не просил. Нравится ей быть простой и скромной – и на здоровье! Только нам-то до этого что за дело?

Леонора украдкой бросила на королеву презрительный взгляд: Галигаи прекрасно поняла то, чего не сумела почувствовать мать Флоранс. А ведь Леонора не отличалась сентиментальностью. Но она, как и Фауста, была творческой натурой, и, безжалостно расправляясь со своими противниками, маркиза д'Анкр всегда отдавала им должное, когда они оказывались на высоте. Бессердечие и недалекий ум Марии Медичи давно уже не были для Леоноры тайной. И все же Галигаи была поражена тем, как холодно и надменно отозвалась королева о своей дочери, которая только что спасла ее жизнь и честь.

– Излияния вашей дочери, – сухо проронила Леонора, подчеркнув два последних слова, – должны бы очень и очень вас интересовать! В любом случае, мадам, не вам смеяться над ее непритязательными вкусами, поскольку именно непритязательность Флоранс и ограждает вас от многих бед.

– Меня?! Да как же это, Боже правый? – изумилась Мария Медичи.

– Да так, что иначе девочка не преминула бы последовать за синьорой, – холодно проговорила Галигаи. – Ну вот, вы наконец начинаете понимать!.. Прикиньте, мадам, каково бы вам было, если бы ваша скромная дочь погналась вдруг за почестями и богатством. Только вообразите себе такое, и вам сразу станет ясно, сколь заманчивым показалось бы ей предложение синьоры. О, какие сокровища и титулы она могла бы тогда у вас потребовать… и вы были бы вынуждены все это ей дать!

– Замолчи, мне страшно! – простонала Мария Медичи. – Да, да, ты права! А я об этом как-то и не подумала!

– Еще раз повторяю, – отчеканила Леонора с презрительной улыбкой, – что вам неслыханно повезло! Это счастье, что у вашей дочери ангельский характер, что она великодушна и добра. Вы можете преследовать ее без всякой жалости, если это необходимо для вашей безопасности, но признайте по крайней мере, что у девочки золотое сердце.

Мария Медичи молча выслушала эту суровую отповедь. Безвольная женщина была игрушкой в руках решительной и энергичной Леоноры, которая нередко распекала королеву по самым разным поводам.

Выплеснув свое возмущение, Галигаи смягчилась и извинилась:

– Все это я сказала только потому, что принимаю близко к сердцу интересы Вашего Величества.

– Ты немного резковата, но в преданности твоей я не сомневаюсь, – вздохнула Мария Медичи. – Так что я на тебя не в обиде.

Леонора заставила себя почтительно склониться перед королевой. Та перевела дух, полагая, что неприятный разговор окончен. Но Леонора тут же добавила с нарочитой холодностью:

– А теперь, мадам, мне необходимо сегодня же, прямо сейчас увезти девочку к себе домой.

– Зачем? – всполошилась королева.

– Затем, что синьора разгневана и, не теряя ни секунды, примется за дело… От нее всего можно ожидать, – убежденно заявила Галигаи.

Королева удивленно, с непонимающим видом воззрилась на Леонору. И та нетерпеливо пояснила:

– Пойдут слухи, сплетни, кривотолки… Можете не сомневаться, что завтра весь Париж начнет обсуждать, с какой стати безвестная сирота, которая еще недавно торговала на улице цветами, вдруг перебралась в Лувр, под крылышко королевы-регентши. И кто-нибудь обязательно отметит, что Ее Величество привязана к девушке, как к родной дочери. Этого надо избежать любой ценой! Вот почему я хочу забрать Флоранс к себе. Так будет спокойнее. И пусть весь город потешается надо мной. Это я как-нибудь переживу.

– Боже мой! Сколько хлопот с этой девчонкой! – простонала Мария Медичи; она снова выглядела растерянной и испуганной.

– А вы считали, что все уже позади? – насмешливо спросила Леонора. И хладнокровно добавила: – Борьба только начинается. Вы видели лишь первую стычку. Теперь синьора захочет отомстить, Да-да, все еще впереди. Необходима выдержка! Решайтесь, мадам, и поскорее. Клянусь вам, что синьора не будет сидеть сложа руки.

– Значит, девчонку надо отпустить из Лувра? – расстроенно пробормотала королева. – Сейчас она у меня под рукой, и все равно мне тревожно, а что же будет дальше?

– Говорит же вам, что я за нее отвечаю! – теряя терпение, вскричала Галигаи. – Если вы предоставите мне полную свободу действий, я сумею все уладить. Тот план, о котором я упоминала, продуман уже почти до конца. Позднее я изложу вам все детали, и мы примемся за дело. Но сейчас нужно спешить! Дорога каждая секунда!

– Что ж, забирай эту цветочницу, – согласилась окончательно запуганная Мария Медичи.

Не прошло и часа, как Флоранс очутилась в малом особняке Кончини, неподалеку от Лувра. Поменяв жилище, девушка лишь попала из одной тюрьмы в другую. Правда, новое узилище оказалось намного просторнее… Теперь у Флоранс был даже крошечный садик с яркими цветами, из которых она мастерски составляла букеты – настоящие произведения искусства.

Девушка перебралась в особняк по собственной воле. Леонора сказала только, что так нужно для безопасности ее матери.

И этого Флоранс было достаточно.

XII
У ВОРОТ ЛУВРА

Сбежав по ступеням широкой дворцовой лестницы, Пардальян и Вальвер заметили Лувиньяка и Роктая, которых Кончини отрядил наблюдать за ними.

– Нас поджидают, – шепнул Вальвер на ухо Пардальяну.

– Вижу, черт возьми! – ответил тот, язвительно улыбаясь.

Они прошли мимо лейтенантов Кончини; те сразу последовали за ними. Граф и шевалье шагали размеренно и спокойно; каждый держал руку на эфесе шпаги, каждый был готов ко всему. Вальвер деловито спросил:

– Вы допускаете, что люди Кончини посмеют наброситься на нас прямо в Лувре?

– Да нет, не думаю, – ответил Пардальян. – Хотя кто их знает… Этот итальянец способен на все. К тому же он может просто арестовать нас, – добавил шевалье.

– Но ведь вы, похоже, в прекрасных отношениях с королем, с чем я вас искренне поздравляю, и Его Величество не позволит нас схватить, – заметил Одэ.

– Неужели вы думаете, что маршал д'Анкр будет спрашивать у короля разрешения? – усмехнулся Пардальян, пожимая плечами.

– По-моему, сударь, без приказа Его Величества ни один офицер не станет повиноваться Кончини, – произнес Вальвер.

– Да что вы говорите? – ехидно покосился на юношу шевалье. – Разве вам не известно, что распоряжения Кончини выполняются быстрее, чем повеления Людовика XIII?

– Однако только что… – пробормотал сбитый с толку граф.

– О да, в присутствии монарха, твердо выражающего свою волю… – вздохнул Пардальян. – Но вот что будет без короля? Если Кончини отдаст приказ, нас арестуют, можете не сомневаться.

– И вы позволите, сударь, чтобы вас схватили? – изумился Вальвер.

– Еще не знаю, – задумчиво ответил шевалье. – Разум говорит мне, что лучше не сопротивляться: ни один дворянин не откажет нам, если мы попросим предупредить короля о нашем аресте. А дальше – дело Его Величества: без нас ему не обойтись, и он найдет способ выпустить нас на свободу. Здраво рассуждая, лучше поступить именно так.

– Значит, мы покорно сдадимся этим негодяям? – вскричал Вальвер.

– Этого я не говорил, – ухмыльнулся Пардальян. – Хоть голова у меня и поседела, но я все еще частенько затыкаю уши, когда голос разума начинает звучать в них слишком громко. Кроме того, свои дела я предпочитаю улаживать сам. Это старая привычка, и она еще никогда меня не подводила.

– Значит, мы будем драться! – возликовал Одэ. – Вот это по мне, черт возьми!

– Этого я тоже не говорил, – остудил его пыл шевалье. – О дьявол, почему вас швыряет из крайности в крайность?

– Но как же нам быть, сударь? – недоуменно уставился на друга Вальвер. – Надо же знать, к чему готовиться!..

– Будем действовать по обстоятельствам, вот и все, – спокойно заявил Пардальян. – Это еще одна моя давнишняя привычка, на которую я до сих пор не жалуюсь.

– Ладно, не будем опережать событий, – вздохнул граф.

– Это лучшее, что мы можем сделать, – кивнул шевалье.

Рассуждая так, с поразительным хладнокровием, они достигли парадных дверей и без всяких затруднений вышли на улицу. Вышли – и застыли на месте, словно окаменев. Что же случилось? А вот что.

Возле дворца выстроились в два ряда гвардейцы на могучих лошадях, неподвижные, будто конные статуи. Впереди замер, упершись кулаком в бедро, сам Витри, их капитан. Этот устрашающий отряд перекрывал дорогу. И ждал, похоже, именно Пардальяна и Вальвера, поскольку едва завидев их, Витри отдал короткую команду. И все шпаги одновременно вылетели из ножен, ярко блеснув на солнце.

Пардальян восхищенно присвистнул и насмешливо проговорил:

– Полурота гвардейцев, Витри собственной персоной – и все для того, чтобы нас арестовать! Черт, нельзя пожаловаться, что Кончини нас не уважает!

– Что будем делать, сударь? – спокойно осведомился Вальвер. – У меня руки так и чешутся…

– Не спешите! – осадил юношу шевалье. – Или вам не терпится попасть на тот свет?

– Сначала я отправлю туда нескольких молодчиков! – ухмыльнулся Одэ.

Пардальян скрыл довольную улыбку. Внезапно он напрягся и звонко вопросил:

– Эй. господин де Витри, вы уже хватаете и друзей?

Витри ничего не услышал. В этот самый миг он повернул голову и скомандовал своим гвардейцам:

– На караул!

И, сорвав с головы шляпу, согнулся в поклоне, а гвардейцы застыли, салютуя графу и шевалье шпагами: так в тронном зале наших героев приветствовали недавно стражники с копьями.

Потрясенные Пардальян и Вальвер не могли поверить собственным глазам: друзья приготовились к аресту, а им оказывали воинские почести. Но шевалье и граф быстро пришли в себя и тоже сняли шляпы, отдавая долг вежливости капитану и его солдатам.

С непокрытой головой Витри подъехал к Пардальяну, в глазах которого плясали веселые искорки. Улыбаясь во весь рот, капитан склонился с седла и с самым любезным видом проговорил:

– Господин де Пардальян, король повелел мне торжественно встретить вас и вашего спутника на улице и с почетом проводить до самого дома. Так что я поступаю в полное ваше распоряжение.

– Господин де Витри, – ответил Пардальян, возвращая капитану поклон и улыбку, – передайте Его Величеству, что я бесконечно благодарен ему за столь высокую честь.

– Непременно, сударь, – пообещал Витри.

– Большое спасибо, – серьезно произнес Пардальян. и добавил с насмешливой улыбкой: – Можете считать, что вы выполнили приказ: мы люди маленькие, и нам не пристало разгуливать в сопровождении королевского эскорта, как вы нам великодушно предлагаете.

– Эскорт предлагает вам король, а не я, – возразил капитан. – А это – разные вещи. Я только исполняю распоряжение Его Величества. Вот и все. Король приказал мне сопровождать вас до самого дома. И я обязан повиноваться.

Доблестный капитан твердо стоял на своем. Его упорство показалось Пардальяну подозрительным. И шевалье буркнул:

– Признайтесь сразу, что вам приказано меня арестовать.

Изумленный Витри увидел, что Пардальян сердится, и поспешил заверить его:

– Никак нет, сударь, клянусь честью!

Пардальян почувствовал, что Витри говорит совершенно искренне. Немедленно успокоившись, шевалье решительно заявил:

– Ну, сударь, раз уж вы в моем распоряжении… Ведь вы сами сказали, что поступаете в полное мое распоряжение, правда?

– Еще раз повторяю, что это так, – откликнулся Витри.

– Тогда вот вам мой приказ… – отчеканил шевалье.

– Э, сударь, – живо перебил его Витри, догадываясь, что сейчас услышит, – так дело не пойдет.

– Это почему же, сударь? – снова ощетинился Пардальян.

– По двум причинам, с которыми вы не сможете не согласиться, – усмехнулся капитан. – Во-первых, сами подумайте: своим отказом вы оскорбили бы Его Величество, который оказывает вам поистине королевские почести. А мне прекрасно известно, господин де Пардальян, что вы человек воспитанный и на вежливость отвечаете вежливостью.

– Черт! И впрямь, причина эта так весома, что можно обойтись и без второй, господин де Витри, – проговорил несколько ошарашенный шевалье.

– Еще бы! Я так и знал, – воскликнул капитан. Он засмеялся и добавил: – Но все же выслушайте и вторую. Я не успокоюсь, пока не сообщу ее вам.

– Ладно, сударь, давайте, – засмеялся в ответ Пардальян. – Мне дорог ваш покой. Итак, во-вторых…

– Во-вторых, вы бы лишили меня удовольствия выполнить одну из самых почетных миссий, которые выпадали на мою долю за годы солдатской жизни, – заявил Витри и галантно раскланялся.

Пардальян тоже поклонился и ответил:

– Господин де Витри, я уже говорил, что вы благородный человек. Мне остается только добавить, что мы сочтем за честь, если вы будете нас сопровождать.

По знаку Витри два всадника спешились и уступили коней Пардальяну и Вальверу. Друзья прыгнули в седла. Только тогда шевалье представил капитану своего юного спутника. Вальвер и Витри обменялись принятыми любезностями, после чего наши герои заняли места справа и слева от капитана и отряд неспешно двинулся по направлению к улице Сент-Оноре.

Пардальян и Витри не были друзьями, но давно знали друг друга. Оставив церемонный тон, они разговорились, как старые приятели, а оробевший Вальвер почти все время молчал и только слушал.

Не прерывая беседы с Витри, Пардальян часто оглядывался, привставал на стременах и через головы гвардейцев осматривал улицу. Так ему удалось заметить несколько подозрительных групп, и он иронически заулыбался. Это были молодчики, возглавляемые Стокко.

А сам Стокко только что наблюдал издали, как Пардальян и Вальвер вышли из дворца, поговорили с Витри, сели на лошадей и отправились в путь во главе внушительного отряда. Все это показалось Стокко странным ч непонятным. И все же, выполняя распоряжение Кончини, бандит последовал за графом и шевалье, зная, что в конце улицы увидит маршала д'Анкра, а тот уж объяснит, что делать дальше.

– Что вы скажете об этой гуляющей публике? – бросил Пардальян Вальверу.

Вопрос был задан с самым невинным видом. Но в голосе шевалье звучали нотки, очень хорошо знакомые Одэ. Юноша обернулся и, быстро оценив «прохожих» по достоинству, улыбнулся в ответ:

– Я скажу, что по ним виселица плачет… И, по-моему, их весьма удручает наша свита.

Согласно кивнув головой, шевалье заметил:

– Похоже, на углу улицы Сент-Оноре собрался народ, который огорчится еще больше. Кончини, разумеется, уже предупредили, и он теперь кусает себе локти, бесясь из-за того, что все его старания пошли прахом.

– Не везет ему с нами, прямо беда, – ухмыльнулся Вальвер.

Пардальян не ошибся: Кончини уже знал, что его план провалился. Роктай и Лувиньяк, сопровождавшие Пардальяна и Вальвера до улицы, слышали разговор шевалье с капитаном гвардейцев и, воспользовавшись тем моментом, когда представленные друг другу Вальвер и Витри обменивались принятыми в таких случаях любезностями, со всех ног кинулись к своему хозяину.

Выслушав доклад своих лейтенантов, взвинченный Кончини чуть не задохнулся от ярости. Будь то обычный эскорт, он бы ни за что не отступил. Но его врагов сопровождали гвардейцы короля! Даже если бы отряд» был в десять раз меньше, маршал все равно не посмел бы публично напасть на представителей королевской власти. Впрочем, в обычной ситуации Кончини рискнул бы злоупотребить своим положением, запугать командира и навязать ему свою волю.

Но Витри выполнял приказ самого монарха. Было понятно, что на капитана не подействуют ни уговоры, ни угрозы. И он доведет дело до конца – то есть доставит Пардальяна и Вальвера в их жилище и удалится со своими гвардейцами лишь тогда, когда убедится, что шевалье и граф у себя дома.

Быстро сообразив, что нападение на отряд Витри может иметь самые плачевные последствия, Кончини велел своим людям расступиться и пропустить гвардейцев и тех, кого они сопровождали. А процессия была уже в нескольких шагах от головорезов маршала д'Анкра.

Пардальян и Вальвер беспрепятственно проехали мимо негодяев, которые хотели их убить, но вынуждены были склониться перед гвардейцами короля. На Кончини страшно было смотреть: лицо фаворита перекосилось от бессильной ненависти.

Заметив маршала, Пардальян насмешливо бросил ему:

– Еще не все потеряно! Глядишь, в другой раз вам повезет больше!

Проехав немного вперед, шевалье со вздохом сказал Вальверу:

– Гнусный тип этот Кончини!

– Мне ли этого не знать, сударь! – отозвался молодой человек. И с простодушной откровенностью добавил: – Как жаль, что я не могу с ним объясниться! С каким удовольствием я пощекотал бы его шпагой!

– Но ведь он отец вашей возлюбленной, так что от этого удовольствия вам придется отказаться, – заметил Пардальян с самым серьезным видом.

Витри все понял и молча улыбнулся в усы. Возможно, он знал гораздо больше, чем говорил.