Текст книги "Любовь викинга (ЛП)"

Автор книги: Мишель Стайлз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Мать только навредит ему, если не отпустит от своей юбки. Мальчишке пора становиться мужчиной, тем более что отца у него больше нет.

Она уловила слабую нотку задумчивости в его голосе и внезапно прозрела: он видит в Годвине себя, только такого же юного. Свою родственную душу. Несколько раз она пыталась расспросить Бранда о его прошлом, но он сразу менял тему. Вот и сейчас, едва она заикнулась о его детстве, он осадил ее:

– Оставь. Речь о Годвине, а не обо мне.

Эдит закатила глаза.

– Ты ведь не появился ниоткуда. Не возник из-под земли сразу с мечом в руках, готовый покорять нортумбрийцев. Мне хочется побольше узнать о твоем прошлом.

Он улыбнулся.

– Незачем тебе это знать. Я живу настоящим.

– Вот обо мне тебе известно все. Но о своей юности ты вспоминать отказываешься. А ведь именно юность сформировала тебя таким, какой ты есть. – Она коснулась губами его щеки. – Расскажи. Мне любопытно.

– Откуда такой неожиданный интерес?

Эдит не ответила, не желая признаваться, что ищет ответа на один мучивший ее вопрос, а потом глубоко вздохнула.

– Я хочу узнать, насколько правдивы слухи о твоей матери. О том, что она пыталась убить тебя.

– Мой отец был ярлом, одним из самых доверенных советников старого короля Вика.

– Почему же ты не живешь там?

– Потому что моя мать была его наложницей. – Он машинально дотронулся до шрама на шее. – У его законной жены были свои планы на тот счет, кто станет наследником его богатства. По нашим обычаям его следовало разделить поровну между всеми детьми, но она решила сделать по-своему.

– Значит, это сотворила не твоя мать, а жена твоего отца? – ахнула она, шокированная внезапной догадкой. – Она приказала тебя повесить?

– И запретила под страхом смерти приближаться ко мне, – усмехнулся он. – Я совершил ошибку. Влюбился в девушку, которую прочили в жены моему сводному брату. И вдобавок осмелился победить его в состязании на мечах. Вот она и обвинила меня в воровстве.

– Но ведь кто-то рискнул жизнью и спас тебя?

– Один из отцовских слуг. Полагаю, из любви к моей матери. Он ослабил веревку. Но все равно, когда ее срезали, во мне едва теплилась жизнь. Потом он помог мне тайно бежать, и я много лет не возвращался в Норвегию.

– Он еще жив?

– Нет, умер. Его сын Свен, с которым мы вместе росли, был моим товарищем по оружию. Я не встречал человека честнее и лучше, чем он. Он во всем служил мне примером.

– Сколько лет тебе было?

– Четырнадцать. Потом я отправился в Византию, служил там наемным воином и таким образом сделал себе имя. Подозреваю, именно из-за шрама меня и взяли на службу. – Он криво улыбнулся. – Можно сказать, отцовская жена, сама того не желая, подсобила мне.

Эдит сжала руки. Его история подарила ей надежду. Он не понаслышке знает, каково это – быть отверженным. А значит, у нее может быть шанс спасти Этельстана.

– Почему ты уехал из Византии?

– Там мне не на что было рассчитывать. – На его скуле дернулся мускул. – Женщина, которой я доверился, предала меня, и со службой пришлось распрощаться. Мне повезло, что в это время Хальвдан и его братья набирали людей для вторжения в Англию. Так у меня появилась новая цель. Хальвдан пообещал наградить меня землей, чтобы я смог жениться на женщине своей мечты, и сдержал слово.

– Неужели в Норвегии это такая же редкость, как и у нас? – умудрилась пошутить она, хотя боль прошила ей сердце. Он любит другую…

– Да. Я высоко ценю тех, кто держит слово. И сам никогда не сверну с выбранного пути.

– Даже если увидишь иной путь, еще лучше?

Он покачал головой.

– Такого просто не может быть. У меня есть определенная цель, и мне важно следовать к ней, не сворачивая.

– Какая же?

Он обвел рукой пространство вокруг себя.

– Иметь свой кусок земли, где можно спокойно жить и растить хлеб. Где можно пустить корни.

– И все?

Он вздохнул.

– К чему ты клонишь, Эдит? Раз тебе так необходимо все знать, то в Норвегии у меня есть невеста. В ближайшем будущем я собираюсь послать за ней. Король об этом знает и одобряет с тех самых пор, как взял меня на службу.

У нее скрутило живот.

– Значит, у тебя есть нареченная.

– В некотором роде. Есть одна девушка. Ее пообещали отдать мне в жены, если я стану ярлом. Подозреваю, ее папаша был уверен, что этому никогда не бывать, но все знали, что рано или поздно я добьюсь своего.

Все, кроме нее. Крошечная надежда на то, что однажды он полюбит ее и захочет взять в жены, умерла, так и не распустившись. Эдит вздернула подбородок, не желая показывать, как глубоко ее ранили его слова.

– И когда ты собирался рассказать мне о ней?

– Никогда. Она не имеет к нам никакого отношения.

Она стиснула кулаки так сильно, что побелели костяшки.

– Ты должен был рассказать. Для меня это важно.

– Почему? – с искренним недоумением спросил он.

– Потому что ни одной женщине я бы не пожелала испытать то, что пережила сама. – Слезы обожгли ей веки, но она сдержалась. Плакать она не станет. – Вот почему.

– Но я же не собираюсь увиливать от своих обязанностей и оставлять тебя ни с чем. – Он нахмурился. – Я знаю, каково это. Моя мать была наложницей.

Каждое его слово больно впивалось ей в сердце. Глупая, она вообразила, что после одной страстной ночи он захочет связать с ней свою судьбу. То, что в мыслях казалось таким естественным, обернулось нелепицей. Она ничего для него не значит. Просто очередное теплое тело. Все это время его сердце принадлежало другой. У нее не было никакого права терзаться, но она ничего не могла с собой поделать. Впервые в жизни она захотела, чтобы ее полюбили.

Чувство к мужчине само по себе было для нее чем-то непривычным и новым. Это не любовь, сказала она себе. Любовь должна быть комфортной и тихой, наподобие отношений, которые связывали ее родителей. Только не тем тревожным влечением, которое она испытывала к Бранду.

– И, тем не менее, ты обращаешься со мной точно так же, как твой отец обращался с твоей матерью. Ты собираешься послать за ней после того, что у нас было. Зачем? Чтобы унизить меня?

Его глаза полыхнули сердитым огнем.

– Не равняй одно с другим.

– Ясно, – проронила она, собирая в кулак все свое достоинство. Если она разразится слезами, это ничем не поможет, только потешит его мужское самолюбие.

– Ты же не строила иллюзий, что я женюсь на тебе?

Она сжала губы и сосчитала до десяти, изо всех сил пытаясь обуздать свои чувства. Какой же она была идиоткой…

– Не знаю, что и ответить.

– Я с самого начала был с тобой честен. Ты моя наложница. Когда мы расстанемся, ты получишь охрану, заберешь свое добро и сможешь уехать, куда пожелаешь. Черт, я даже принял в расчет твою нежную натуру и не стал брать тебя силой.

– И мужчины, само собой, не женятся на таких женщинах, – вырвалось у нее.

– Эдит, ты поистине невыносима! Сначала выспрашиваешь, чего я хочу от жизни, потом обижаешься. Если тебе не нравятся ответы, то зачем задавать вопросы? Лучше скажи спасибо, что я был с тобою честен.

Вот только такая честность ей была не нужна.

– То есть, в свое время ты от меня избавишься. И как именно ты планируешь это сделать?

– Так далеко я не загадывал. Я живу одним днем.

– Но скоро тебе придется принять решение.

– Ты ведешь себя неразумно. – Он потянулся к ней. – Эдит, ты просто не в себе.

Она вывернулась из его объятий. Поцелуй только все усугубит. У нее тоже есть гордость.

– Не надо говорить со мной, как с глупым ребенком.

– Как ярл, я обязан жениться, Эдит, – произнес он медленно, и с каждым словом его акцент становился все более выраженным. – Это даже не обсуждается. Жениться на подходящей женщине, которая упрочит мое положение. И только с одобрения Хальвдана. А он считает, что идеальная жена должна быть родом из Норвегии.

Каждым своим словом он будто вколачивал ее в землю. Разумеется, как бывшая жена мятежника, она не могла ни возвысить, ни упрочить его положение. У него нет причин жениться на ней. Он просто вожделеет ее, вот и все. А по истечении года собирается с легким сердцем от нее избавиться.

Господи, какой же наивной она была. Размечталась о счастливом браке, в то время как он не заглядывал в будущее дальше завтрашнего дня. То, что они пережили вместе, не казалось ему ни чем-то особенным, ни неповторимым. Она сжалась, чувствуя себя использованной.

– Спасибо, что разложил все по полочкам, – проговорила она, справившись с комом в горле.

– Не хочу, чтобы ты тешила себя ложными надеждами.

– Это не твоя забота. – Она стояла, высоко подняв голову, ее лицо превратилось в непроницаемую маску. За годы супружеской жизни она научилась контролировать свои эмоции, хотя сейчас ей хотелось кричать от несправедливости. Он унизил ее, обесценив то, что они пережили вместе.

– Не волнуйся. Пока ты живешь в поместье, я не стану посылать за невестой.

Эдит задержала дыхание и вновь принялась мысленно отсчитывать цифры. Бранд заявил это таким тоном, словно делал ей огромное одолжение. Но она и сама не смогла бы остаться в одном доме с его новой женщиной.

– Очевидно, я должна быть счастлива, что сначала ты порвешь со мной и только потом женишься?

– Это максимум того, что я могу тебе предложить. Но будь уверена, я постараюсь устроить твое будущее.

Она вздрогнула как от пощечины.

Его брови сошлись на переносице. Чего она от него хочет? Чтобы он преподнес ей свою голову на серебряном блюде? Он поступил с ней благородно: говорил откровенно, не позволил витать в облаках, не унизил ее так, как было с его матерью. Он же не виноват в том, что обязан жениться и заиметь наследника.

– Ты сделаешь так, как я скажу, Эдит.

– Мы заключили соглашение, Бранд. Я свои обязательства выполнила. Поэтому через год ты отпустишь меня, – сказала она, чеканя каждое слово.

– И куда ты денешься? – процедил он сквозь зубы. – Кто тебя примет? Я могу устроить тебя в хорошее, безопасное место. Поселить в небольшом доме с участком земли, например. Я хочу быть с тобой щедрым, Эдит.

– Куда я денусь, не твоя забота! – Она яростно воззрилась на него, сжимая и разжимая кулаки. – Я просто исчезну и больше не буду докучать своими проблемами. И обойдусь без твоей щедрости. Может, поеду к родне в Уэссекс. А может, на побережье, в монастырь к своей тетке. Но я точно не останусь в этих краях, чтобы, как дурной запах, витать по углам.

Бранд приподнял бровь.

– Что, поедешь в два места одновременно?

– Пока не знаю, куда именно. – Ее щеки запылали. – В зависимости от обстоятельств. Но, когда придет время, узнаю. Я не обязана решать прямо сейчас. Такого уговора не было, и не пытайся меня заставить, Бранд.

– У меня должно быть право голоса, – с ледяной вежливостью произнес он. – Могут быть всякие осложнения… например, ребенок.

– Нет у тебя никаких прав! Твоя беда в том, что ты хочешь только брать и ничего не даешь взамен.

Неимоверным усилием воли Бранд поборол желание накричать на нее. Если он сорвется, то Эдит еще больше уверует в свою правоту. Он сосредоточился на дыхании. Она поистине невозможна! Пусть успокоится. Тогда, может, она поймет, что честность лучше фальшивых обещаний, и перестанет на него обижаться. Напротив, говоря с нею честно, он показал, что уважает ее.

Он потому и не спешил вступать в брак, чтобы не разрываться между женой и наложницей, как было с его отцом. Но тешить ее пустыми обещаниями тоже было бы неправильно. Впереди у них целый год. Рано задумываться о том, какой пустой станет его жизнь без этих словесных перепалок, без утренних пробуждений с нею под боком. Решение придет к нему. И Эдит прислушается к голосу разума.

– Когда придет время, я лично возглавлю твою охрану и отвезу тебя, куда пожелаешь, – сказал он, когда вновь обрел способность говорить спокойно. – Так что, рано или поздно тебе придется определиться.

– Когда придет время, тогда и определюсь. Но уверяю тебя, что постараюсь выбрать место как можно дальше отсюда. – Взмахнув юбками, она развернулась и зашагала прочь.

– Я не разрешал тебе уходить!

– Я обязана спрашивать у тебя разрешение? – Она резко остановилась и изобразила реверанс. – Прекрасно. Можно ли мне удалиться, о, мой господин?

– Нет, ты просто невыносима! Уходи. Прочь с моих глаз. И мне все равно, куда ты пойдешь, только уйди!

Глава 10.

Стоя посреди спальни, Эдит прислушивалась к пьяным голосам, которые доносились из зала. Пиршество было в самом разгаре. Вечером, сославшись на головную боль, она передала через прислугу, что ложится спать. Короткое сообщение было нарочно составлено так, чтобы Бранд почувствовал себя уязвленным, особенно сейчас, когда он принимал королевского гонца, о прибытии которого взволнованно сообщила служанка.

Бранд не стал обременять себя личным визитом и через ту же служанку ответил, что он не против. Видите ли, он понимает, почему она нехорошо себя чувствует.

Он не против? Но кто он такой, чтобы разрешать или запрещать ей что бы то ни было? Ее кровь кипела от возмущения. Вот бы спуститься вниз и накричать на него. Он не имеет права распоряжаться ею. Она согласилась стать его наложницей, причем вынужденно, но никак не рабыней!

Когда она вернулась в замок, Хильда успела шепнуть ей, что теперь Этельстан отказывается с ней встречаться и передает, что намерен остаться в поместье, потому что здесь его дом и здесь похоронены его предки.

И еще он сказал, что узнал об их с Брандом связи и не одобряет ее. На повышенных тонах кузина рассказала, что вся деревня сплетничает о том, что она стала норманнской шлюхой.

Эдит перевела взгляд на кровать. Безопасность ее людей была главной причиной, почему она осталась, а не спасла свою честь, приняв постриг в монастыре. Она с самого начала знала, что немногие оценят ее жертву, но не ожидала, что всеобщее осуждение так сильно заденет ее.

Нужно помочь Этельстану и его семье. Помочь по-настоящему, а не разыгрывать благородство в мыслях.

– О человеке судят по его поступкам, а не по словам, – пробормотала Эдит свою любимую поговорку. – Пришло время доказать это.

Она подошла к стене в темном углу комнаты, отсчитала семь камней от края кладки и потянула за восьмой, крепко вцепившись в него пальцами. Камень не поддавался. Она дернула сильнее, и он с громким скрежетом сдвинулся с места.

Она замерла. И прислушалась, задержав дыхание. Норманны шумели сильнее прежнего, нестройными голосами выводя песнь об Иваре Калеке. Впервые она услышала эту прекрасную сагу двумя вечерами ранее, и теперь она показалась ей еще краше. По ее спине заструился пот.

Поплевав на ладони, Эдит вновь схватилась за камень и, когда он неожиданно выскочил из стены, со всего размаха шлепнулась наземь. Камень с оглушительным грохотом покатился по полу.

Она села и напрягла слух. Внизу все затихло. Сердцебиение эхом отзывалось у нее в ушах. Когда она уже уверилась, что все пропало, вдруг раздался громовой взрыв смеха, и вновь заиграла музыка. Пронесло.

Она просунула руку в нишу тайника. Но вместо россыпи золота и драгоценностей нащупала лишь один кубок. Один-единственный серебряный кубок, откатившийся к дальней стенке. Отказываясь верить своим ощущениям, она энергично зашарила рукой в нише, но там было пусто.

Все украшения ее матери, включая ее любимую брошь в виде зайца с сапфировыми глазами, пропали. Она хорошо помнила, как складывала сюда свои сокровища в день, когда уезжал Эгберт. И вот не осталось ничего. Кроме одного кубка.

Чувствуя, как внутри разрастается пустота, Эдит поднесла пальцы к губам. Этот схрон был ее запасным вариантом на самый черный день.

Эгберт не мог опустошить его, иначе забрал бы все подчистую. Именно поэтому Эдит терпеливо выждала, пока он уедет, и только потом сложила все в нишу.

Напрашивался один вывод: тайник обнаружил Бранд и нарочно оставил одну вещь, таким образом давая понять, что он все знает. Спросить его о тайнике напрямик – и признаться в обмане – она не могла, поэтому предположила, что он оставил кубок на случай, если она решит сбежать.

Взвешивая тяжелый серебряный предмет на ладони, она тихонько рассмеялась.

– Я не сбегу, Бранд. Не собиралась раньше, не стану бежать и сейчас. Этому кубку найдется применение получше.

* * *

– Почему ты вернулся, Этельстан? – спросила она человека, сидевшего на грубо сколоченном ложе.

С первыми лучами рассвета она выскользнула из постели, где провела всю ночь в одиночестве, оделась и отправилась к Этельстану. Мэри впустила ее и провела к раненому. Он прятался в маленькой убогой кладовке, больше похожей на хлев.

Пока она шла, кубок стукался о ее бедро, укрепляя ее решимость. Она могла помочь Этельстану только одним – убедить его уехать. Пока он оставался в поместье, им всем ежеминутно угрожала опасность.

Заросший бородой мужчина поднялся с постели. Слегка покачнулся, но, проигнорировав умоляющий взгляд жены, упрямо остался стоять на ногах.

– Миледи, какой неожиданный визит.

– Насколько я поняла со слов кузины, ты отказываешься меня видеть. Я пришла спросить, почему.

– Как может он отказать вам, раз вы уже пришли? – многозначительно произнесла Мэри и метнула на мужа строгий взгляд. – Супруг знает, сколько добра вы сделали.

Эдит внимательно посмотрела на своего верного слугу. Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, и старательно отводил глаза.

– Конечно, я не откажусь от встречи с моей леди Эдит, – наконец проговорил он. – Раз уж она взяла на себя труд прийти ко мне лично.

– Мэри объяснила тебе, насколько опасно здесь оставаться? – спросила Эдит, не обращая внимания на его подспудное неодобрение. – За твою голову назначена награда. Но я не оставлю тебя без помощи. Твоя семья много лет служила моей семье.

– Я знаю, что пришли норманны. И что вас обесчестили. – Этельстан нетерпеливо махнул рукой. – В деревне только о том и судачат. Мне-то понятно, миледи, что вам не оставили выбора. Хотя ваш отец и особенно ваша матушка ни в жизнь не пожелали бы вам такой судьбы.

– Полагаю, это отец Уилфрид распространяет сплетни. – Она криво усмехнулась, отказываясь извиняться за свои действия. – Кажется, он больше всех шокирован моим поступком, но он всегда не одобрял меня. Ты должен понять, я пошла на этот шаг из благих побуждений.

– Я знаю, миледи. Ведь не осталось никого, кто мог бы защитить вас и поместье. – Он повесил голову. – Мне очень жаль, что вам пришлось поступиться честью, но это дело поправимое. Я всегда буду уважать вас, как раньше.

Она нахмурилась. Что значит «дело поправимое»? Нельзя ему раскрывать себя и вмешиваться в ситуацию. Нужно уговорить его уйти.

– Для сожалений нет времени. Мы теперь живем в новом мире и с новыми хозяевами. Бранд Бьернсон хочет взять Годвина под свою опеку. Это откроет перед вашим сыном огромные возможности.

Мэри ахнула за ее спиной.

– Он приметил Годвина? Какая удача!

– Жена, помолчи! – Этельстан нахмурился. – Будь твоя воля, ты отдала бы его в пасынки самому дьяволу.

– Муж мой, Бранд Бьернсон никакой не дьявол.

– Он оказывает вам большую честь, но ты должна сама сходить и поговорить с ним, Мэри, не дожидаясь, пока Бранд явится сюда и узнает об Этельстане. Когда он поправится, ему лучше уехать в Уэссекс. – Эдит достала из складок одежды серебряный кубок. – Вот. Продашь его и сможешь начать новую жизнь, Этельстан. Он принадлежал еще моему деду. Он… он был бы рад тому, что его кубок поможет тебе.

Мэри кивнула.

– Миледи, я все понимаю, но будет правильнее, если вы оставите кубок себе.

– Жена! – прогремел Этельстан. – Я все еще глава этого дома, так что первое слово за мной. И мое слово «нет». Заберите свой кубок, леди Эдит. Однажды он пригодится вам больше, чем мне.

– Я предлагаю тебе хорошую возможность, – не отступала Эдит. Нужно растолковать Этельстану, что здесь у него нет будущего. Пусть уезжает и не тревожится о своей семье. Она о них позаботится. А потом разберется и со своими проблемами. – Почему ты упрямишься? У тебя будет шанс начать все заново. Ты же знаешь, твоя жизнь в опасности.

Этельстан взял кубок и положил его на кровать. Эдит облегченно вздохнула. Все будет хорошо. Он согласился уехать и попытать счастья в других краях.

– Скажите, – вдруг заговорил он с яростным выражением на лице, – а вы верите, что этот ваш Бранд Бьернсон достойный человек?

Эдит замерла. Прежде она не задумывалась об этом, но теперь могла с уверенностью сказать: Бранд человек чести. Она вспомнила, как он повел себя в день, когда они нашли соломенное чучело. Менее принципиальный человек на его месте постарался бы выгородить друга.

– У него есть свои представления о чести, и он им верен.

– Супруг, разве ты не заметил, как расцвела миледи? Благодаря Бранду Бьернсону на ее щечках появился румянец. Главное, чтобы она была счастлива, а остальное неважно. Он хорошо правит поместьем, чинит постройки и смотрит за посевами. Он лучше старого господина.

– Ты женщина и ничего не понимаешь.

Эдит сложила на груди руки и, чтобы успокоиться, сосчитала до десяти. Этельстан не имеет права разговаривать так со своей женой. И не имеет права осуждать ее саму. Но если она сорвется, это помешает ее плану добиться его ухода, да так, чтобы никто не пострадал.

– Этельстан, – заговорила она, прилагая исключительные усилия, чтобы голос звучал спокойно и в то же время властно. – У меня очень мало времени. Мои отношения с Брандом касаются только меня, но поверь, они служат на пользу всем. Ты долго отсутствовал и не знаешь, сколько хорошего он делает. В поместье должен быть хозяин, и он прекрасно справляется с этой ролью.

– Чтобы заниматься починкой да смотреть за посевами много ума не надо, – хмуро возразил Этельстан. – Я хочу узнать, чего он на самом деле стоит. Пусть докажет, что он человек чести. Пока я не слышал о нем ничего хорошего.

– И что ты предлагаешь? – спросила она. – Что он должен сделать?

– Пусть поступит благородно и женится на вас, – вмешалась Мэри. – Тогда все поймут, что он достойный человек. И мой муж тоже.

– Жена, сколько раз просить, чтобы ты помолчала?

– Мэри имеет право на свое мнение. – Она покачала головой и направилась к двери. – Бранд Бьернсон не может жениться вопреки воле короля. Мне больше нечего сказать.

Этельстан просительно поднял руки.

– Я еще не договорил, миледи. Не отмахивайтесь от моих слов лишь потому, что они вам не нравятся.

Она остановилась, устыдившись того, что ведет себя хуже Хильды. В отличие от кузины, она не может позволить себе роскошь действовать импульсивно.

– Хорошо. Я тебя слушаю.

– Ваш отец был уважаемым человеком, не чета тому, кто провозгласил себя нашим ярлом и не гнушается есть за вашим столом. Он не запятнал свой титул бесчестными поступками, тогда как именем Бранда Бьернсона няньки стращают детей. Вы спрашивали, откуда у него шрам? Это след от веревки висельника.

– Ты слишком строг к нему. – Она и позабыла, что Этельстан считает себя ее защитником. Но это не дает ей права рассказывать то, что Бранд поведал ей в момент откровенности. – Бранд Бьернсон ничем себя не опорочил. Приведи хоть один пример, кроме нашей с ним связи, когда по твоему мнению он проявил себя бесчестно. Сплетни и слухи окружают многих воинов. И у всех них есть шрамы.

Этельстан вопросительно посмотрел на нее.

– А вы знаете, как погиб ваш муж? Человек, который сейчас восседает в вашем замке, коварно убил его из засады. Я точно знаю, как все было. Своими глазами я видел тела вашего мужа и его охраны. Порубленные на куски. Мне вовек не забыть этого зрелища. Я читал молитвы над их телами, как вдруг услыхал голоса норманнов. Тогда я спрятался и, когда они проходили мимо, подслушал, как один из них, самый здоровый, бахвалится тем, что первым поднял меч и нарушил перемирие.

– Ты уверен, что это был Бранд Бьернсон?

– А кто же еще? С его топора капала кровь. – Он рубанул кулаком воздух. – Только попадись он мне, и я убью его.

Шокированная, она прикрыла ладонью рот. Бранд убил Эгберта не в честном бою? Это было совсем не в его характере.

Ей стало дурно. Она не могла поверить в историю Этельстана, памятуя, что подлость, каковой было нарушение перемирия, была скорее в характере Эгберта. Жаль, что Бранд не поведал ей все обстоятельства того сражения. Но теперь было ясно, за какие заслуги его наградили ее землями.

– Ты уверен, что все было именно так? – спросила она, пока голос ее слушался.

– Уверен, миледи. – Этельстан иронически хмыкнул. – Я же был там, по крайней мере неподалеку. Шестеро наших уехало рано утром. Никто из них не вернулся. А потом, словно хищные волки, на нас напали норманны. Мы ужинали у костра, ожидая возвращения лорда Эгберта, и оказались не готовы к атаке. Меня тут же ранили в плечо. Я уж было приготовился расстаться с жизнью, но получил по голове и потерял сознание, а очнулся, когда все было кончено. Все погибли. И вороны клевали их трупы.

– Как же ты узнал, как убили моего мужа, если не присутствовал при этом?

– Я нашел их порубленные тела. Потом мне рассказали, что там был сам Бранд Бьернсон. Когда я узнал, что он получил ваше поместье, я решил вернуться и отомстить. Такой человек недостоин хозяйничать на вашей земле.

– Я ничего этого не знала, – призналась Эдит. Бранд рассказывал ей об очень личных вещах, но не обмолвился о самом важном. О том, что он своими руками убил ее мужа. Или, по крайней мере, застал момент его смерти.

– Вы заслуживаете того, чтобы знать правду. – Этельстан склонил голову. – То была ужасная схватка. Норманны, словно свора преступников, порубили тела на куски. Но я похоронил, кого смог.

– Ты поступил благородно.

Подобрав с кровати кубок, Этельстан вложил его в ее руку.

– Теперь вы понимаете, почему я не могу принять его. Вам он нужнее, чем мне. У меня есть мой меч, а вы…

– Превыше всего, у тебя есть твоя семья, – перебила его Эдит.

– И я сам о них позабочусь. Но, простите меня за дерзость, у вас самой не осталось ничего. Насколько хорошо вы знаете своего любовника? Ведь он умолчал о том, как погиб ваш муж.

Проглотив ком в горле, она отчаянно пыталась сочинить ответ, который устроил бы Этельстана. Но ее мысли, точно молоток, перебивал вопрос: что еще скрыл от нее Бранд? Можно ли доверять ему? Получается, что она совсем его не знает.

В тот первый раз, когда они занимались любовью, она призналась ему, что потеряла ребенка, и когда Бранд обнял ее, ей показалось, что отныне их связывает нечто особенное. Но как быть теперь? Он скрыл от нее обстоятельства гибели ее бывшего мужа. И даже заявил, что хотел бы убить его сам. Зачем он сказал так? Она не знала, кому верить. Разве что своей интуиции. Но и та все чаще подводила ее.

– Спасибо, что дал мне знать, Этельстан, – спокойно произнесла она и сжала кубок. – Я обдумаю твои слова.

– Миледи, что вы теперь будете делать? – спросила Мэри, возвращая ее в настоящее. – Неужто вернетесь к нему, зная, каков он на самом деле?

– Причины, по которым я согласилась стать его наложницей, не изменились. Несмотря ни на что, я не могу разорвать наше соглашение. Этельстан, при всем уважении, тебя там по сути не было. Ты очнулся уже после боя. И я хорошо знаю, на что был способен мой покойный муж.

– Вы поступаете неразумно, миледи. – Этельстан поморщился. – Но вы всего лишь женщина. Ваша бабка была такая же… всегда верила в лучшее в людях.

Мэри в отчаянии заломила руки:

– Я не отдам своего сына в лапы этого чудовища, но ведь нельзя без причины отказывать новому господину. Я боюсь прогневать его, раз он так жесток, как говорит муж.

– Все это не отменяет того факта, что Этельстану нельзя оставаться в поместье. Риск слишком велик. Мы все в опасности.

Она упорно смотрела в стену за спиной Этельстана, избегая встречаться с Мэри глазами. В отличие от Эгберта, Бранд не был чудовищем. Как бы Этельстан не настаивал на своем, она не станет с ним спорить. Сейчас важнее всего уговорить его уехать, а не обсуждать чьи-то достоинства и недостатки.

– Ты высказался, Этельстан, и в память о нашей давней дружбе я тебя выслушала. А теперь позволь уберечь тебя и твое семейство от беды. Ты возьмешь кубок и уедешь отсюда. Если хочешь, можешь взять с собой семью, но я остаюсь здесь. Я дала слово. И сдержу его.

Этельстан хмыкнул.

– Я не возьму кубок.

– А как же я? Как же дети? – воскликнула Мэри.

– Можешь уйти вместе с мужем, если хочешь, но знай, путешествие будет трудным. У тебя маленькая дочь. Вам придется идти медленно и только по ночам. – Эдит пошла к двери. – Мне очень жаль, Этельстан, но тебе слишком опасно оставаться у нас. И я запрещаю тебе ставить всех под удар ради своей личной мести. У тебя есть только твоя семья, а мне надо заботиться обо всех, кто живет в поместье.

* * *

Голова у Бранда болела так сильно, словно Тор персонально взялся за молот и врезал ему по черепу. Во рту было кисло после вчерашнего эля. Разлепив глаза, он обнаружил себя лежащим ничком на холодном каменном полу конюшни. Слабо застонав, он перевернулся на спину и, когда стены перестали шататься, увидел, что лежит прямо под брюхом кобылы Эдит. Давно он не напивался так сильно. Наверное, в прошлый раз с ним было такое еще в Византии, когда его вожделение к женщине едва не стоило императору жизни.

Вчера он опрокидывал в себя кубок за кубком, желая стереть из своей головы мысли об этой невыносимой упрямице. Да он вообще не хотел жениться! Ни на ком. И уж тем более не мог жениться без разрешения Хальвдана на женщине, брак с которой не принесет никакой выгоды. Чем больше он размышлял об этом, тем хуже ему становилось. Не хотел он идти по стопам отца и жениться по расчету, тем самым предавая ту, к которой испытывал настоящее чувство.

Прибытие королевского гонца предоставило ему оправдание, чтобы закатить пир и утопить в вине отвращение к себе за то, как он повел себя с Эдит. Ему стало несколько легче, когда она отказалась спуститься, хотя в голове и промелькнула мысль, что неплохо бы притащить ее в зал силком. Но он решил не ронять свое достоинство и просто проигнорировал ее. Вот только теперь от выпитого раскалывалась голова.

В желудке забурлило. Он и позабыл, каким тяжелым бывает утреннее похмелье после ночи беспробудного пьянства. Бранд покачал головой. Двадцать лет провел на полях боя, а до сих способен на такие мальчишеские глупости.

Он медленно встал на ноги, уставился взглядом в стог сена и, шатаясь, смотрел на него, пока в глазах не перестало двоиться. Потом отряхнул с одежды солому. Больше всего на свете ему хотелось упасть на кровать, и желательно, чтобы там лежала Эдит. Тренироваться сегодня он был не в состоянии.

Он пересек двор, прикрывая глаза от яркого весеннего солнца, добрался до спальни и увидел, что комната пуста, а кровать аккуратно застелена.

Бранд молниеносно перевел взгляд на стену, где во вторую же ночь обнаружил незакрепленный камень, а за ним тайник. Клочок ткани, который он засунул в щель, лежал на полу.