Текст книги "Удержи меня (ЛП)"

Автор книги: Мишель Херд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10

Ками

Прошлая ночь была как глоток свежего воздуха.

Не из-за инцидента в ночном клубе, а после, когда Макс смотрел со мной фильм.

Он улыбнулся и даже несколько раз рассмеялся.

Его улыбка. Святая сексуальность.

Это сделало его взгляд в миллион раз более напряженным. В нем была искра, словно он пытался разжечь огонь, и у меня возникло ощущение, что если бы это произошло, он был бы неотразим.

Его улыбка превращает его из серийного убийцы в потрясающего красавца.

Интересно, знает ли он вообще, насколько это меняет его черты.

Одетая в джинсы, толстовку с капюшоном и кроссовки, по просьбе Макса, я проверяю свою сумку с фотоаппаратом, когда он спускается по лестнице.

Я поднимаю голову, и воздух со свистом вырывается из легких.

– Господи, – шепчу я, когда вижу серые спортивные штаны, которые на нем надеты. Мои глаза останавливаются на очертаниях его мужского достоинства под тканью.

Святое. Дерьмо.

– Из-за тебя у каждой женщины будет сердечный приступ.

Или взрыв яичников.

Он останавливается у подножия лестницы.

– Почему?

– Ты не можешь носить серые спортивные штаны на публике.

На лбу Макса появляется морщинка.

– А что не так со спортивными штанами?

У меня даже не хватает умственных способностей обдумывать свои слова, прежде чем они слетают с моих губ.

– Они выглядят слишком сексуально, Макс. Это как если бы я ходила по улицам в нижнем белье.

Его бровь приподнимается.

– Я в этом очень сомневаюсь.

– Для женщин серые спортивные штаны на мужчине – эквивалент нижнего белья. Как ты можешь этого не знать?

Не в силах остановиться, мой взгляд скользит по упомянутым спортивным штанам. Покалывание распространяется по моему животу, и я начинаю возиться со своей сумкой для фотоаппарата.

– Я вернусь через секунду, – ворчит Макс.

Я поднимаю глаза и откровенно любуюсь его задницей, пока он возвращается в спальню.

Вздыхая, я прикусываю нижнюю губу.

Черт, надо было сфотографировать его в спортивных штанах. Это разошлось бы за миллионы.

Когда он снова выходит из своей комнаты, я издаю стон, потому что черные брюки-карго не намного лучше.

Он все еще выглядит сексуально.

Он подходит ко мне и спрашивает:

– Лучше?

Я качаю головой и признаю:

– Честно говоря, ты мог бы надеть стариковскую пижаму и, вероятно, все равно выглядел бы сексуально. По крайней мере, все будут слишком заняты разглядыванием тебя, чтобы заметить меня.

Уголок его рта слегка приподнимается.

– Сексуально?

Я закатываю глаза и иду к лифту.

– Не напрашивайся на комплименты.

Макс щелкает ключ-картой, и когда двери открываются, говорит:

– Прикрой волосы капюшоном.

Я вздыхаю и хмуро смотрю на него, когда он подходит и встает рядом со мной.

– Это не сработает. Папарацци заметят меня за милю, и они, вероятно, уже знают, что ты мой телохранитель, так что ты легко меня выдашь.

– Попробовать стоит, – бормочет он.

Макс сказал, что мне следует одеться удобно, так я не буду привлекать внимания. Не думаю, что это сработает, но я готова попробовать, чтобы сохранить мир между нами. Я просто надеюсь, что то, что я в джинсах, не появится завтра на первой полосе.

Натянув капюшон на голову, я улыбаюсь Максу.

Я все еще в шоке от того, что он пытается быть более человечным, и я не лгала, когда говорила, что ценю это. Я чувствую себя менее напряженной рядом с ним.

Лифт на парковке открывается, так что мы можем выскользнуть через черный ход, и я позволяю Максу осмотреть окрестности, прежде чем присоединиться к нему.

– Куда ты хочешь пойти? – спрашивает он, пока мы идем к выходу.

– Куда угодно. Обычно я езжу по городу, пока не увижу что-нибудь, что привлечет мое внимание.

Он останавливается и спрашивает:

– Хочешь взять машину?

Я качаю головой.

– Было бы здорово просто прогуляться. У меня никогда не получается этого сделать.

Кивнув, он кладет руку мне на поясницу. Если в первый раз, когда он сделал это без моего разрешения, меня это раздражало, то теперь его прикосновения заставляют меня чувствовать себя защищенной, и мне приходится подавлять желание придвинуться к нему поближе.

Когда мы выходим на тротуар, Макс не убирает руку и подходит ко мне ближе. Наши бока соприкасаются, и от каждого прикосновения одежды по мне пробегают мурашки осознания.

Хотя я и считаю Макса очень привлекательным, мне никогда не придет в голову начать что-то с ним. Не потому, что он мой телохранитель, а потому, что такие мужчины, как он, не смотрят дважды на таких женщин, как я.

Может, он и посмотрел бы, если бы я сбросила двадцать-тридцать фунтов, чего никогда не случится. Я слишком люблю поесть и отказываюсь морить себя голодом из-за мужчины.

Макс прижимается ко мне боком, когда говорит:

– Поверни налево.

Я следую его примеру и начинаю оглядываться в поисках чего-нибудь, что можно было бы сфотографировать.

Ничто не привлекает моего внимания, пока мы не доходим до Триумфальной арки. Голубь ищет на земле еду, и, взяв фотоаппарат, я выбираю черно-белую съемку и делаю пару снимков.

Внезапно птица взлетает, и я щелкаю как сумасшедшая, чтобы сделать как можно больше снимков. Как только голубь скрывается из виду, я оглядываюсь в поисках чего-нибудь еще. Я вижу пожилую женщину, которая хочет перейти дорогу, в то время как поток машин проносится мимо нее, и делаю снимок сзади, чтобы не было видно ее лица.

Когда я снова начинаю идти, Макс идет рядом со мной. Наслаждаясь свежим воздухом на закате, я улыбаюсь ему.

– Спасибо, что делаешь это.

На его лице появляется сверхбыстрая вспышка эмоций, прежде чем он кивает.

Мы полчаса гуляем в направлении Эйфелевой башни, и я делаю пару хороших снимков, когда на Париж опускается ночь.

Честно говоря, мне кажется, я никогда не гуляла по городу так долго. Никогда не думала, что это может быть весело.

Мы заходим в кафе и заказываем два кофе на вынос. Потягивая напиток, я смотрю на Макса, затем спрашиваю:

– Ты хотя бы получаешь удовольствие?

Он кивает.

– Я люблю бывать на улице. У меня начинается лихорадка, когда я застреваю в помещении.

Я удивлена этой информацией.

– Тогда, должно быть, меня охраняет адский пес.

Он качает головой.

– Это проще, чем я ожидал.

– А чего ты ожидал?

Мы переходим улицу, прежде чем он отвечает:

– Избалованную светскую львицу, которая каждое утро просыпается, выбирая истерику и насилие.

У меня вырывается взрыв смеха.

– Нет, это была бы Джульетта.

Мое внимание привлекает камера, и, узнав парня, я бросаюсь за спину Макса и почти приклеиваюсь к его спине.

– Папарацци! Он стоит у входа в отель Four Seasons.

– Наверное, ждет, когда кто-нибудь выйдет, – говорит Макс. – Он тебя еще не заметил.

Макс останавливается и, обернувшись, заправляет мои светлые пряди под капюшон.

– Просто не поднимай голову. Ты похожа на случайную туристку.

Мое сердце начинает биться быстрее.

– Хорошо.

– Мы пройдем прямо мимо него. Он не ожидает, что светская львица наденет джинсы и будет ходить по улицам.

– Хорошо.

Макс обнимает меня за плечи, и я крепко прижимаюсь к нему. Должно быть, мы выглядим как близкая пара, когда идем навстречу стервятнику, который продаст мое фото в любой журнал Франции.

Я низко наклоняю голову, и когда мы приближаемся к папарацци, Макс интимно шепчет:

– Что бы ты хотела съесть на ужин, ma chérie?

Я почти спотыкаюсь, услышав, как он называет меня своей дорогой, но, зная, что это притворство, отвечаю:

– Все, что угодно. Я не привередлива.

Мы проходим мимо мужчины, и Макс продолжает обнимать меня, пока мы не сворачиваем налево по улице и не исчезаем из поля зрения папарацци.

Я оглядываюсь через плечо и заливаюсь смехом.

– Мы действительно справились с этим.

– Охотник никогда не ожидает, что его добыча окажется прямо перед ним, – говорит Макс, опуская руку и снова кладя ее мне на поясницу.

Я должна быть обеспокоена тем, как сильно мне начинают нравиться прикосновения этого мужчины.

Я делаю несколько случайных фотографий: машин, стоящих вдоль улиц; огней, сияющих из зданий; и даже мусорной корзины с выброшенным пакетом рядом с ней.

Когда мы возвращаемся в мой пентхаус, я жду, пока Макс проведет свой обычный обыск, прежде чем сказать:

– Спасибо за сегодняшний вечер.

– Не за что.

На его лице нет никакого выражения, и это заставляет меня попросить:

– Улыбнись мне хоть раз, и я оставлю тебя в покое до конца ночи.

Он качает головой, и это наполняет меня разочарованием.

– Ты можешь оставить меня в покое, только если мы посмотрим фильм.

Мое лицо озаряется ослепительной улыбкой.

– Хорошо, я не буду просить тебя улыбаться, если ты хотя бы съешь немного попкорна сегодня вечером.

Он прищуривается, глядя на меня.

– Не испытывай судьбу.

Направляясь к лестнице, я хихикаю:

– Однажды я заставлю тебя съесть закуски. – Я поднимаюсь на второй этаж, затем кричу: – Я только приму душ. Встретимся в гостиной через полчаса.

Я бросаюсь в фотолабораторию и кладу сумку с фотоаппаратом на стол, после чего отправляюсь в спальню. Чувствуя себя расслабленной и счастливой, я улыбаюсь от уха до уха, хватая пару шорт, футболку и чистое нижнее белье.

Если все так и останется, я не буду возражать против того, чтобы Макс был рядом. Когда он немного ослабляет бдительность, он на самом деле милый человек.

Просто не влюбляйся в этого мужчину. Тебе не нужно такое разбитое сердце в твоей жизни.

Глава 11

Макс

Я вхожу в опасные воды.

Наблюдение за тем, как Камилла фотографирует сколько душе угодно, и прижимать ее к себе, когда мы проходили мимо папарацци, сделали что-то с моим сердцем.

Странное дерьмо.

Я не привык что-либо чувствовать, особенно когда дело касается женщин.

И то, что Камилла улыбается каждой мелочи и благодарит меня за повседневное дерьмо, не помогает.

Я не могу испытывать чувства к этой женщине. Это недопустимо ни при каких обстоятельствах.

Я просто оказываю Николаю услугу и отплачиваю ей за то, что чуть не убил ее. И даже если бы это было не так, она не смогла бы смириться с тем, что я зарабатываю на жизнь убийством людей.

Она фотографирует птиц и стариков, а я охочусь за мишенями и убиваю. Она наслаждается закусками и комедиями, в то время как я придерживаюсь здорового питания и почти не смотрю телевизор. Ее любимая вещь – фотоаппарат, а моя – оружие.

И она стоит большего, чем просто секс на одну ночь.

Неважно, насколько сексуальна ее гребаная задница, насколько красива ее улыбка и насколько удивителен ее характер, я не могу позволить себе испытывать к ней какие-либо чувства.

Чувство вины, с которым мне пришлось жить последние десять лет, – единственная эмоция, которую она получит от меня.

Господи, я не ожидал, что Камилла Дюбуа окажется такой чертовски совершенной.

Почему, черт возьми, у ее входной двери не стоит очередь из мужчин?

Я так глубоко задумался, что не заметил, как переоделся в серые спортивные штаны вместо того, чтобы просто остаться в своих брюках-карго.

Она думает, что я выгляжу сексуально в спортивных штанах.

Уголок моего рта приподнимается, и я качаю головой.

Ты просто посмотришь фильм с ней, потому что первый был хорош. Не будет никакого сближения и прочего дерьма.

Я оставляю пистолет на кровати и выхожу из спальни. Услышав, что Камилла на кухне, я спускаюсь по лестнице и обнаруживаю, что она собирает достаточно закусок, чтобы накормить небольшую армию.

Она бросает взгляд в мою сторону, затем прекращает свои действия и пристально смотрит на меня.

– Ты должен позволить мне сфотографировать тебя в этих штанах. Я заработаю миллионы.

Я хихикаю и качаю головой.

– Этого не будет.

Она морщит нос.

– Я попыталась. – Указывая на закуски, она спрашивает: – Не отнесешь ли ты их в гостиную? Я собираюсь приготовить рамен на ужин.

Я собираю все чипсы, крендельки и пакеты с конфетами и несу все это к журнальному столику, где укладываю их.

Я возвращаюсь на кухню и сажусь за стол. Камилла помешивает лапшу в кастрюле, на ее губах играет мягкая улыбка.

Господи, пожалуйста, перестань выглядеть такой чертовски красивой.

Она смотрит на меня, затем ее глаза расширяются.

– Почему у тебя такой вид, будто ты хочешь кого-то убить?

Не убить. Трахнуть. Я хочу трахнуть кое-кого. Тебя в частности.

Я стираю эмоции со своего лица.

– Давай поедим, чтобы посмотреть фильм.

Она бросает на меня осторожный взгляд, прежде чем разложить рамен по тарелкам.

– Палочки или вилки?

– Палочки.

Камилла садится напротив меня и выбирает вилку для еды.

Ее глаза прикованы к моей руке, когда я откусываю первый кусочек, затем она бормочет:

– Я завидую. Я не умею пользоваться палочками.

Я указываю на ящик.

– Достань, и я покажу тебе, как.

Она быстро достает пару и с волнением садится на свое место.

– Зажми нижнюю палочку между большим и указательным пальцами, чтобы ты могла двигать ею вверх и вниз.

Она делает так, как я говорю, и улыбается, когда у нее все получается.

– Потребуется некоторое время, пока ты освоишься с этим. Не расстраивайся, – предупреждаю я ее.

Камилла пытается взять одну лапшу, но она ускользает.

– Труднее сосредоточиться на одной лапше, чем на целой куче.

Она идет на убой и умудряется зажать пару кусочков между палочками. Когда она наклоняется, чтобы переложить еду в рот, все это выскальзывает, в результате чего бульон брызгает ей в лицо.

Вместо того, чтобы разозлиться и сдаться, она смеется, вытирает лицо и пытается снова.

Наблюдая, как она учится чему-то новому, я понимаю, что чем больше времени я провожу с ней, тем сложнее будет от нее уйти.

Невозможно удержать эту женщину, если каждая мелочь, которую она делает, так чертовски совершенна.

Покончив с ужином, мы переходим в гостиную. Камилла наливает мне виски, а затем садится в кресло и берет пакет с крендельками.

Пока мы смотрим фильм, приходит сообщение от Мориса, и я быстро проверяю его.

Морис: в Святом Монархе не смогли отследить частичное изображение. Это тупик.

Блять.

_______________________________

Последние три недели прошли без особых происшествий, а поскольку Камилла большую часть времени проводила дома, вынужденная близость сделала почти невозможным держать под контролем мое растущее влечение к ней.

Под контролем, ага. Это, блять, превращается в хаос.

Самое дерьмовое, что я начинаю привыкать к ее присутствию. Я ловлю себя на том, что прислушиваюсь к ее шагам; жду, когда она проснется или выйдет из душа. Любое взаимодействие с ней приводит меня в восторг.

Камилла должна посетить модное мероприятие, и, признаться, я скучаю по тому, чтобы быть с ней дома, а не среди всех этих людей, готовых тратить деньги на так называемую одежду, в которой никто не будет застигнут врасплох.

На ней потрясающее платье, демонстрирующее каждый сексуальный изгиб ее тела, но каждый раз, когда мимо нас проходит модель, Камилла теребит свой наряд.

У меня начинает складываться ощущение, что она стесняется, и мне это ни капельки не нравится.

Она издает стон, а затем шепчет:

– Ну как же мне повезло.

– Что?

Она мне не отвечает, и я слежу за ее взглядом.

Господи.

На Джульетте то же платье, что и на Камилле. Предположу, что для светской львицы это не очень хорошо.

Когда Джульетта добирается до нас, камеры начинают мигать как сумасшедшие, а это значит, что завтра эти две женщины будут на первых полосах газет.

Не в силах остановиться, я кладу руку на поясницу Камиллы, чтобы хоть как-то поддержать ее.

– Дорогая, какая катастрофа, – говорит Джульетта, ее губы опущены. Она окидывает взглядом тело Камиллы, затем спрашивает: – Зачем ты надела это платье? Оно не подходит твоим изгибам тела.

Моя бровь приподнимается, и гнев переполняет мою грудь.

Камилла поднимает подбородок и, улыбаясь Джульетте, отвечает:

– Ты выглядишь прекрасно, как всегда. Мне нужно сделать обход, так что прошу меня извинить.

Когда мы уходим, Камилла бормочет себе под нос:

– По крайней мере, у меня есть задница, и я не похожа на насекомое-палочника.

– Тебе следовало сказать это ей в лицо, – замечаю я, оглядывая окрестности.

Показ мод проходит на открытом воздухе, что усложняет мою работу больше, чем обычно.

– Я не опущусь до ее уровня, – ворчит она, затем проверяет время на своем телефоне. – Пятнадцать минут, и мы уйдем отсюда.

– Понял.

Мой взгляд натыкается на знакомое лицо, и каждый мускул в моем теле напрягается. Джедрик Руснак. Наемный убийца и второй лучший ассасин.

Мы годами играли в кошки-мышки, и единственная причина, по которой я его не убил, – это то, что я не хотел тратить пули впустую.

До сегодняшнего дня меня это не беспокоило, но теперь, когда рядом со мной Камилла, это меняет всю игру.

Господи, мать твою.

Инстинктивно я беру Камиллу за руку, одновременно завожу свободную руку за спину и сжимаю рукоятку пистолета.

– Мы должны уйти прямо сейчас, – рычу я.

Камилла оглядывается вокруг, пока я тащу ее к выходу.

– Что случилось?

– Просто иди, – приказываю я, не сводя глаз с Руснака. – Быстрее.

– Макс, – хнычет она, страх сковывает ее голос. Этот звук проникает мне в сердце.

Руснак начинает идти, держась за нами, что означает, что мы встретимся у выхода.

Блять. Добром это не кончится.

Я бросаю на него предупреждающий взгляд, медленно качая головой.

Единственное, что останавливает меня от выстрела, – это Камилла, но я, блять, убью его, если он попытается что-то сделать.

Ухмылка растягивает его губы, его глаза прикованы к моим.

Я замедляю шаг и частично тяну Камиллу за собой.

– Не паникуй и не устраивай сцен.

– Что? – В этом слове сквозит замешательство, и я чувствую, как она дрожит.

– Сохраняй спокойствие, – приказываю я прямо перед тем, как мы сталкиваемся лицом к лицу с Руснаком.

– Максим Левин, – усмехается он с самоуверенным видом. – Какой сюрприз.

– Сейчас не время и не место, Руснак. Уходи, пока можешь.

Ухмылка на его лице становится шире, и на долю секунды он переводит взгляд на Камиллу.

– Работаешь?

Каждый мускул в моем теле напряжен и готов к действию.

– Всегда.

Мы одновременно осматриваем окружающую обстановку, затем он бормочет:

– Я тоже.

Руснак предпочитает убивать свои цели вблизи, в то время как я предпочитаю, чтобы они этого не видели. Так меньше риска.

Моя челюсть сжимается, когда я рычу:

– Кто?

Он смотрит в сторону толпы.

– Бизнесмен.

Камилла хватает меня за руку, и я чувствую, как она прижимается к моей спине. Она дрожит, как гребаный лист.

Я кивком головы показываю Руснаку, чтобы он уходил.

Его взгляд снова переключается на Камиллу, и я качаю головой.

– Даже не думай об этом.

Он мрачно усмехается.

– Последние несколько недель я был занят больше обычного и задавался вопросом, где же ты. Я почти перестал надеяться и подумал, что тебя убили. Но вот ты здесь. И с женщиной. Интересно.

Я делаю глубокий вдох, мои пальцы сжимаются на рукоятке пистолета.

– Уходи, пока я не засунул тебя в мешок для трупов.

Руснак снова усмехается.

– Было приятно снова увидеть тебя, Максим.

Просто отъебись уже.

Он начинает идти к толпе, затем останавливается и смотрит прямо на Камиллу.

– Небольшой совет, красавица. Связь с ассасином не пойдет на пользу твоему общественному имиджу.

Господи Иисусе.

Он ходячий мертвец.

Я смотрю в глаза Руснаку и обещаю:

– Скоро увидимся. – Я подталкиваю Камиллу к выходу и, чертовски злясь, рявкаю: – Иди.

Камилла вздрагивает и, выглядя чертовски напуганной, со страхом, сковавшим ее черты, спешит к Бугатти.

Гребаный мудак. Как только я закончу защищать Камиллу, я убью его.

Глава 12

Ками

Что, черт возьми, все это значит?

Макс тащит меня к Бугатти, и меня практически запихивают внутрь.

Когда он напрягся и начал выкрикивать приказы, я подумала, что нахожусь в опасности. Мое чертово сердце чуть не выскочило из груди.

Потом к нам подошел тот мужчина, и Макс превратился в… Господи, я даже не могу описать это. Он был спокоен, но смертельно опасен? Исходящая от него опасность заставляла меня дрожать, как лист во время бури.

Макс садится в машину и заводит двигатель, его лицо словно высечено из камня. Но его глаза… Господи, его глаза наполнены такой жестокостью, что у меня волосы на теле встают дыбом.

– Макс? – шепчу я, слишком напуганная, чтобы говорить громче.

Его пристальный взгляд продолжает проверять все зеркала, как будто он ожидает нападения в любой момент, и его тон такой низкий, что дрожь пробегает у меня по спине, когда он рычит:

– Поговорим, когда будем дома.

Что там произошло? Весь разговор был… не таким. Это самая странная и пугающая вещь, свидетелем которой я когда-либо была.

Нахмурившись, я прокручиваю в памяти разговор двух мужчин.

Убит. Мешок для трупов. Ассасин.

Сильный шок ударяет меня прямо в живот, и я обхватываю себя руками.

– О, Боже.

– Сохраняй спокойствие, – приказывает Макс.

Ассасин.

– Господи. – Мое сердце колотится в сумасшедшем ритме, и я чувствую, как кровь отливает от моего лица, когда смотрю на мужчину рядом со мной. – Ты ассасин? – У меня пересыхает во рту. – О. Боже. Мой.

Неужели люди до сих пор занимаются этим?

Конечно, же да.

Какого черта?

Выглядя чертовски устрашающе, Макс приказывает:

– Поговорим, когда вернемся домой.

Я застываю на своем сиденье, внезапно слишком напуганная, чтобы пошевелить мускулом. Поездка кажется бесконечно долгой, и к тому времени, как Макс паркует машину, мое тело становится ледяным и дрожащим.

Когда я не двигаюсь, он бормочет:

– Давай поднимемся наверх, Камилла.

Я открываю дверь и стараюсь не смотреть на него, пока мы идем к лифту. Когда двери закрывают нас в тесном пространстве, я обхватываю себя руками и смотрю на цифры, поднимающиеся на мой этаж.

Господи. Ассасин. Человек, который лишает жизни людей ради заработка. Иисус. О Боже мой. Ассасин. Это безумие.

Двери открываются, и он приказывает:

– Жди здесь.

Как всегда, Макс прогуливается по пентхаусу. Мои глаза задерживаются на нем, и теперь я вижу, как хищно он двигается.

Теперь я понимаю холодное выражение его лица. Это безжалостность.

Он возвращается ко мне.

– Все чисто.

Медленно я перевожу взгляд на его лицо.

– Кто был этот человек?

Черты лица Макса напряжены, в его глазах все еще читается опасность.

– Тебе не обязательно знать, кто он.

Все еще приходя в себя от шока, я снова качаю головой.

– Ты… – Я с трудом сглатываю, – ассасин?

Я жду, что он будет отрицать это.

Жду, что он успокоит меня.

Но чего я не жду, так это того, что он кивнет.

По моей коже пробегают мурашки, и она становится липкой. Мое сердце колотится в груди, когда я смотрю на него широко раскрытыми глазами.

– Господи, ты зарабатываешь на жизнь, убивая людей.

Он наклоняет голову, его светло-зеленые глаза прикованы ко мне, как будто он ждет, что я сделаю шаг.

Мои руки сжимаются вокруг живота.

– Мой отец знает?

Он снова кивает.

– Вот почему меня попросили защитить тебя.

Вот дерьмо.

– Но ты не защищаешь людей, – констатирую я очевидное со страхом, дрожащим в моем голосе.

Черты его лица немного смягчаются, но от этого он не становится менее опасным.

– Нет, не защищаю. Ты – исключение.

– Я? – На моем лбу появляется морщинка. – Почему?

– Что "почему"?

Я с трудом сглатываю.

– Почему я исключение?

– Я был кое-кому обязан и должен вернуть долг.

Я провела три недели с ассасином и не имела ни малейшего понятия.

Поднеся руку ко рту, я недоверчиво смеюсь.

– Не могу поверить, что веду этот разговор. – От беспокойства у меня в животе образуется яма. – Как ты можешь защитить меня, если ты ассасин?

– Я лучший из всех, Камилла. Если человек, угрожающий тебе, из моего мира, он отступит только потому, что тебя увидят со мной.

Черт.

Я стою в нескольких дюймах от лучшего ассасина на свете.

Черт.

Я отступаю назад и натыкаюсь на двери лифта.

Макс качает головой, и я наблюдаю, как опасное выражение исчезает из его глаз. Его тон такой мягкий, какого я еще не слышала.

– Я не причиню тебе вреда.

Мой язык высовывается, чтобы облизать пересохшие губы.

– Но… Я не понимаю, зачем моему отцу нанимать кого-то вроде тебя.

Он достает из кармана телефон и набирает номер. Мгновение спустя он говорит:

– Камилла узнала, что я ассасин. Ей нужно заверение, что со мной она в безопасности.

Он протягивает мне устройство, и я прижимаю его к уху.

– Папа?

Мой отец вздыхает.

– Я надеялся, что ты не узнаешь. Ты в безопасности с мистером Левином, mon amour.

Я говорю, не веря своим ушам:

– Но он же… ассасин.

– Вот почему он охраняет тебя, mon amour.

Мои брови хмурятся.

– Но если эта информация выйдет наружу, это погубит тебя.

– Оставь эти заботы мне, – отвечает папа. – Просто знай, что с мистером Левином ты в безопасности.

Мы разговариваем еще минуту, прежде чем закончить разговор. Я возвращаю телефон Максу и качаю головой, кажется, в сотый раз.

Такое чувство, что меня бросили в сумеречную зону.

– Лучше? – Спрашивает Макс.

– Не намного, но теперь все имеет смысл. – Мои глаза осматривают каждый дюйм его красивого лица. – Ты такой холодный и отстраненный. Не проявляешь никаких эмоций. – Мой взгляд останавливается на нем. – Вот почему тебе было трудно общаться со мной.

Макс кивает, затем наклоняет голову.

– Со мной ты в безопасности, и как только угроза будет устранена, я исчезну, и ты больше никогда меня не увидишь.

В груди защемило.

– Теперь ты понимаешь, почему мы не можем быть друзьями.

Я киваю, а в сердце образуется дыра от колющих ощущений.

Я поднимаю глаза и смотрю на ассасина, стоящего передо мной.

– Мне понадобится некоторое время, чтобы переварить это.

– Это понятно.

Я медленно обхожу его, затем говорю:

– Я иду спать.

Не думаю, что сегодня ночью сомкну глаза. Не потому, что я чувствую себя небезопасно с Максом, а потому, что я должна осознать тот факт, что он стал мне небезразличен.

Однако он опытный ассасин, а я всего лишь обычная женщина, поэтому мы даже не можем быть друзьями. Мы полные противоположности.

Тем не менее, за все то время, что мы провели вместе, я уже считаю его другом.

Мне уже не все равно.

Как я буду продолжать жить с ним в одном пространстве, ничего не чувствуя?

Он убийца.

Он убивал раньше, и он убьет снова.

Господи, мой телохранитель – ассасин.

Я снова качаю головой, захожу в свою спальню и закрываю за собой дверь.

Такое чувство, что мое тело работает на автопилоте, когда я снимаю платье. Я надеваю удобные шорты и футболку, а затем приступаю к процедуре ухода за кожей.

Когда я готова лечь спать, я стою посреди своей комнаты и смотрю на закрытую дверь.

Если бы я знала, что он ассасин, когда встретила его, я бы взбесилась, но, узнав его немного получше, я верю, что он не причинит мне вреда.

Я верю, что он сделает все возможное, чтобы сохранить мне жизнь.

Я доверяю ассасину.

Медленно я подхожу к двери и, не издав ни звука, открываю ее. Мои босые ноги бесшумно ступают по полу, пока я крадусь по коридору. Добравшись до комнаты Макса, я останавливаюсь, когда вижу, что дверь слегка приоткрыта.

Мое дыхание замедляется, когда я заглядываю в спальню, и при виде того, как он проверяет свое оружие, прежде чем положить его на кровать, мое сердце замирает.

Внезапно он бормочет:

– Ты можешь войти.

Господи.

Я опираюсь рукой о дверной косяк, делая шаг в комнату.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Я почувствовал тебя. – Его взгляд останавливается на мне, когда он стягивает галстук со своей шеи.

В животе у меня вспыхивает жар, и я начинаю думать, не случилось ли со мной чего. Конечно, этот мужчина был сексуальным до того, как я узнала о нем правду, но теперь, когда я знаю, насколько он опасен на самом деле, мое влечение к нему словно умножилось в тысячу раз.

Мне правда нравятся плохие парни так же сильно, как и любой другой женщине.

Но он не плохой парень, Камилла. Он жестокий мужчина. Это огромная разница.

Его замкнутость вызывала у меня любопытство, а теперь я просто жажду получить о нем больше информации.

Но при этом я осторожничаю, потому что меньше всего хочу его разозлить.

Мои брови сводятся вместе, когда я спрашиваю:

– Могу я задавать вопросы?

Он сбрасывает пиджак, и когда начинает закатывать рукава своей рубашки, мои глаза упиваются видом вен, извивающихся под его кожей.

– Что ты хочешь знать?

Мой взгляд возвращается к его лицу, и когда он подходит ко мне, я отступаю, пока не прижимаюсь к стеклянным перилам. Я указываю на гостиную.

– Мы можем поговорить там, внизу?

Он кивает и ждет, пока я выйду, прежде чем последовать за мной. Каждый нерв в моей спине покалывает, и я не могу удержаться от желания оглядываться через плечо каждые несколько секунд.

Макс ждет, пока я сяду на диван, а затем садится в кресло. Наклонившись вперед, он опирается предплечьями на бедра и переплетает пальцы.

Я нервно заправляю прядь волос за ухо. Мой взгляд обегает открытое жилое пространство и останавливается на нем, после чего я нервно хихикаю.

– На самом деле я не знаю, о чем хочу спросить.

Уголок его рта чуть приподнимается.

– Есть обычные вопросы. Почему я ассасин? Как я дошел до этого? Скольких людей я убил?

У меня вырывается еще один нервный смешок, и я быстро качаю головой.

– Кто был тот мужчина?

– Руснак. Он тоже ассасин, но тебе не о чем беспокоиться.

– Если ты так говоришь, – шепчу я. Делая глубокий вдох, я подтягиваю ноги и обхватываю руками голени. Одарив его застенчивой улыбкой, я спрашиваю: – Как ты стал им?

Макс опускает взгляд на свои сцепленные руки и отвечает:

– Когда я встретил своего лучшего друга, он познакомил меня с другой стороной мира. – Качая головой, он снова поднимает на меня глаза. – Это то, в чем я действительно хорош, и это казалось естественным.

Мои глаза расширяются.

– Убивать людей кажется тебе естественным?

Макс глубоко вздыхает.

– Я не считаю свои цели людьми.

– Но это так, – возражаю я.

Он на мгновение задумывается, прежде чем ответить:

– Позволь мне перефразировать это. Они не невиновны. – Указывая на меня, он продолжает: – Я не убиваю таких людей, как ты. Мои цели в основном преступники.

Моя бровь взлетает вверх.

– В основном?

– Бывают редкие случаи, когда я убиваю бизнесменов.

От его слов дрожь пробегает по моему телу.

– Как мой отец?

Макс некоторое время молчит, прежде чем ответить:

– Я не убиваю политиков. Это слишком грязно. – Он, кажется, о чем-то думает, затем признается: – Только однажды я подстрелил невинного человека, но это был несчастный случай, и я глубоко сожалею об этом. К счастью, человек выжил.

Мне приятно слышать, что он раскаивается в совершенной им ошибке. Я прикусываю нижнюю губу, мои глаза бегают по Максу.

– Мы продолжаем жить как обычно?

– Если это то, чего ты хочешь.

– А ты? – Спрашиваю я, освобождая ноги. – Чего ты хочешь?

Макс долго смотрит на меня, пока я не начинаю чувствовать себя птицей в клетке.

– То, чего я хочу, не имеет значения. Пока ты веришь, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить твою безопасность, у нас все хорошо.

От него словно исходит магнетическая сила, и это заставляет меня наклониться вперед.

Я хочу подойти ближе.