Текст книги "Не забывать никогда"

Автор книги: Мишель Бюсси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

9
Нет дыма без огня?

– Он не принимает монеты по пять сантимов… А по двадцать – глотает, я уже пробовала. Он принимает только один евро и не возвращает сдачу.

Я оторвался от автомата с кофе и обернулся, чтобы узнать, кому принадлежит женский голос у меня за спиной.

– Все флики – мошенники! – добавил голос.

Это была та самая рыжеволосая девушка. Юная Марлен Жобер. Она улыбалась мне во все личико, напоминавшее мордочку землеройки. Два черных живых глаза, маленький вздернутый нос, розовые губки, за которыми виднелись молочной белизны зубы; не хватает только тонких нейлоновых усов, торчащих из покрытых веснушками щек.

Я тоже улыбнулся ей.

– Полностью согласен.

Следуя ее совету, я бросил в щель монетку в одно евро и заказал большую чашку кофе без сахара. Она протянула мне стаканчик. Я выпил.

– Они маринуют меня уже сорок пять минут! А вас?

– А я отделался… По крайней мере, на сегодня. Но чувствую, что придется приобрести абонемент…

Маленьким розовым язычком она, словно мышь, облизала край стаканчика. Прелестное зрелище, напомнившее мне фотографии на почтовых календарях, которые моя мать вешала над раковиной. Кошечки, лакавшие молоко из плошек, девчушки в балетных пачках возле пианино. Фотографии моих детских очаровашек.

Девушка с любопытством меня разглядывала.

– Что вас сюда привело?

Я промедлил с ответом не более секунды.

– Свидетель. Какая-то девица бросилась с обрыва в Ипоре. Я был там как раз, когда она прыгала, но я ничего не мог сделать.

Она поджала губы. Ее глаза лесной мыши потускнели.

– Да, невесело. А… известно, почему она это сделала?

– Есть подозрения. Согласно проведенному расследованию незадолго до самоубийства ее изнасиловали. И пытались задушить.

– Боже мой…

Испуганным жестом мышка прикрыла рукой ротик, но быстро опустила руку. Ей явно нравилось играть.

– Надеюсь, вы хотя бы не насильник?

Вот это да! Я обожаю такую манеру ведения разговора. Так мы разговариваем с Ибу. Настоящий коктейль, четко отмеренное сочетание лукавства и черного юмора.

– Нет, не думаю. Но скоро это станет ясно, я только что сдал полиции свою сперму…

На минуту она задумалась, словно пыталась представить себе субъекта, мастурбирующего за занавеской в соседнем кабинете. Окинув меня оценивающим взором, она дошла до промежности, спустилась до колен, но ни разу не подала виду, что заметила мою железную ногу.

Превосходно, мисс! Уверен, ее привлекла именно моя искусственная нога. Мое отличие. Тип девушек, которые обожают все, что выходит за рамки обычного. Ее две черные точки уставились прямо на меня.

– Хорошее известие! Даже если вы окажетесь насильником, надеюсь, еще пару минут я могу чувствовать себя в безопасности в вашем обществе. Лев насытился.

Я посмотрел на часы.

– Не стоит меня недооценивать… Подвергнуться сексуальному насилию в жандармерии… В этом что-то есть, как вы считаете?

Я расхохотался, но землеройка явно не была в этом твердо уверена, как пыталась сделать вид. Ее мелкие белые зубки вцепились в край пластикового стаканчика. Я решил продолжить разговор, пока она не шмыгнула в какую-нибудь дыру.

– А вы?

– Что «я»?

– Какого черта флики заставляют вас ждать сорок пять минут?

Вместо ответа она изогнулась и вытащила из заднего кармана джинсов смятый листок.

– Я жду печать. Разрешение собирать гальку на пляже.

– Простите?

Она рассмеялась.

– Теперь моя очередь удивлять вас!

Она протянула мне руку.

– Мона Салинас. Несмотря на несерьезный вид, я девушка строгая и занудная. Докторант по экспериментальной химии. Я получила стипендию от группы «Панши-Компьютер Текнолоджи», многонациональной индо-американской корпорации, специализирующейся на электронных составляющих информационных систем…

– А какая связь с галькой?

Она терзала в руках стаканчик. Мне казалось, она нервничает, возможно, из-за моей истории про изнасилование.

– Предоставляю вам самому догадаться…

Она вызывающе посмотрела на меня.

Связь между информатикой и галькой? Представления не имею! Однако я сделал вид, что думаю. Как ни странно, мне нравились девушки усидчивые, отличницы, зубрилы. Большинство парней, с которыми я корешился в Ла-Курнев, бежали от них как от чумы… А я – нет. Я заметил, что, когда знакомишься с такими девушками поближе, с ними гораздо веселей, чем с обычными пустышками. И они вовсе не неприступны. Но девушки-докторанты, да еще и по экспериментальной химии, редко ко мне обращались.

Моя землеройка начала проявлять нетерпение:

– Вы что, язык проглотили?

С растерянным видом я кивнул.

– О’кей! – бросила она. – Попробую просветить вас. Кремний является необходимым составляющим информационных технологий. Он служит электропроводником. Вы когда-нибудь слышали про Силиконовую долину в Соединенных Штатах? Название «силикон» происходит от латинского названия кремния, а вовсе не от накачанных силиконом бюстов калифорнийских дамочек.

Ну вот! Глаза мои непроизвольно, на четверть секунды скользнули к расстегнутой пуговице ее блузки, приоткрывшей ложбинку между ее маленькими грудями спортсменки, белыми, с рыжими веснушками. Молоко и мед.

Подобно канатоходцу, я чудом обрел равновесие на нити нашей беседы.

– Наверное, я совсем дурак, раз никак не могу связать ваш кремний с галькой.

Мое смущение ее забавляло.

– Терпение. Сейчас объясню. Кремний, иначе силициум, не существует в чистом виде… Вы следите за моими словами?.. Только в связанной форме. Галька! А галька побережья Ла-Манша содержит самый высокий процент кремния в мире.

– В самом деле?

– Научно доказано. Сегодня мировой столицей добычи гальки является Кайе-сюр-Мер, в Пикардии… Но жители Нормандии уверяют, что их галька еще богаче кремнием… Самые большие запасы кремния на земле и по количеству, и по качеству.

Я представил себе движущиеся вереницы серых камешков, обкатанных равнодушным морем. Однако вообразить, что в этих камешках содержатся сокровища, необходимые для производства продукции высоких технологий, я не смог.

– А разве нужно разрешение полиции, чтобы собирать гальку?

– Да! Целый век гальку вывозили тоннами для строительства здешних дорог, домов и церквей. Но недавно заметили, что галечник является своеобразной защитой для скалистого побережья и всего, что на нем построено. Так что сегодня все, хватит! Сбор гальки строго запрещен, надо получать специальное разрешение.

– Даже громадной многонациональной индо-американской компании, способной принести в регион инвестиции.

– Вы все прекрасно поняли. Мне нужно всего несколько сотен камешков. Чтобы вы лучше себе представляли, кремний, используемый в электронной промышленности, должен быть беспримесным на 99,9999999 %. – Она произносила девятки, словно выпускала маленькие мыльные пузырьки. – Это современный стандарт, но «Панши», моя лавочка, хочет получить еще более чистый кремний! Еще на две или три девятки больше. В этом и заключается моя работа: узнать, можно ли получить искомые дополнительные цифры после запятой, если использовать гальку Фекана, Ипора или Этрета.

– У вас с собой маленькая химическая лаборатория?

– Да! Молоток, пинцет, пробирки, микроскоп и ноутбук, начиненный кучей сложных программ…

Мне очень хотелось остаться с ней. Я мало что понял из ее рассказа, возможно, своим кремнием и девятью цифрами после запятой она просто заговаривала мне зубы; но мне это нравилось! Мне казалось, это просто гениально – понять, что такие серые штуковины, как обкатанные морем камни, являются настоящими сокровищами!

Мы молча допили наш кофе. Теперь, если Мона хочет поддерживать разговор, пришел ее черед спрашивать, как меня зовут и что меня занесло в Ипор. Я готов расписать ей в деталях ультрамарафон вокруг Монблана и свой будущий небывалый подвиг, который войдет в анналы паралимпийского спорта.

Молчание затягивалось.

Я бросил свой стаканчик в мусорную корзину.

Попал.

Она последовала моему примеру.

И тоже попала.

Я понял, что Мона не сделает ни шагу навстречу.

– Очень рад познакомиться с вами, Мона. Надеюсь, до скорого? Быть может, вы завтра будете ждать свою печать, а я вернусь сюда уже в наручниках…

Она положила руку мне на плечо и, приблизив губы к моему уху, прошептала:

– Интуиция мне подсказывает, что мы увидимся раньше, чем наступит завтра.

Я молча наслаждался прикосновением ее руки. Эта девушка обожала играть в загадки, ответы на которые я не знал.

– У меня хорошая интуиция. Она говорит мне, что вы остановились в Ипоре. Гостиница «Сирена», комната 7.

Она знала обо мне слишком много. Колдунья, замаскированная под землеройку, чтобы было легче шпионить за мной. Такая же любопытная, как полицейские ищейки. Пироз напоминал кошку, а она мышку.

– Откуда вы знаете?

Она снова склонилась ко мне. Когда ее крашеные оранжевые ноготки коснулись моей ключицы, мне показалось, что по плечу пробежал хомяк.

– Моя интуиция! Беззащитные газели вроде меня должны быть хорошо осведомлены, чтобы выжить в обществе хищников вашей породы.

Резко отстранившись, она посмотрела на часы.

– Тринадцать минут! Я должна вас покинуть. Лев скоро проснется, а в вашем обществе я не чувствую себя в безопасности.

– Я не стану есть вас здесь. На глазах у жандармов.

– Здесь нет. А потом?

Потом?

Судя по ее виду, Мона по-прежнему не собиралась подсказывать мне отгадки. Сделав три шага по коридору, она подошла к одному из кабинетов.

– Мне жаль расставаться с вами, но мне действительно надо, чтобы флики подписали мне эту чертову бумажку!

– Тогда удачи!

Я пошел по коридору к выходу. Перед тем как войти в кабинет, Мона повернулась ко мне и, как ни в чем не бывало, загадочно произнесла:

– До вечера! Не опаздывайте.

10
До вечера?

Автобус высадил меня в Ипоре на площади Жан-Поль Лоран; дальше путь его лежал в Гавр. Всего-то четверть часа в пути и почти три часа ожидания в Фекане. У меня осталось время обдумать вопросы Пироза. Я почти успокоился. Сперма насильника, его отпечатки, совпадения с убийством Морганы Аврил десятилетней давности – все это доказывало (должно было доказать!), что я тут ни при чем.

Я старался не думать о сомнительных моментах…

Они должны проясниться. Вместе с приливом. Словно закатное солнце, чьи заходящие лучи расщипывали облака на радужные кружева. Тот самый свет, который так привлекал импрессионистов! Я обязан его узнать, даже если я ни разу не был в музее. В Ипор стоит возвращаться хотя бы только ради этого света.

Двигаясь в сторону моря, я думал о Моне. Ее образ сопровождал меня всю дорогу, четко очерченный профиль на фоне заходящего солнца… У нее не было того трагического изящества, как у Магали Варрон, той отчаянной красоты, которая действует на вас, как удар ножа в сердце. Нет… Мона, скорее, напоминала приятеля, с которым приятно выпить пива. Просто приятель иного пола. С таким приятелем неплохо также разделить постель, и это будет столь же просто, как выпить с ним пива. Может, это и есть любовь…

Любовь, какой ее видят брутальные мужчины.

Насколько мне известно.

Я прошел мимо мясной лавки. Из-за витрины на меня подозрительно смотрела хозяйка. Словно своим протезом я намеревался разбить тротуар перед ее магазином.

Дурища!

Образ Моны вытеснил образ хозяйки лавки.

Почему она проявила ко мне интерес?

Почему она вообще заговорила со мной?

Потому что нет ничего более естественного, чем интерес, проявленный мужчиной и женщиной одного возраста друг к другу? Особенно если они встретились в глухой дыре, где оба чувствуют себя чужаками? Вряд ли. Я никогда не мог отделаться от чувства неполноценности, очень похожего на чувство вины. Почему эта девушка заинтересовалась мной, когда я не представлял для нее ни малейшего интереса? Тут столько других чуваков, есть из кого выбрать. Есть получше меня…

Я сошел с тротуара, уступая дорогу двум старушкам с палочками, которые двигались мне навстречу.

В феврале Ипор напоминал дом отдыха для лиц преклонного возраста, аккуратный дом престарелых на берегу моря, разбитый на множество павильончиков. Нет, не дом престарелых, а старую даму. Бабушку, которую навещают в хорошую погоду по воскресеньям, а на каникулах привозят внуков, чтобы они немножко пошумели и болтовней своей повеселили ее. Бабушку, у которой есть большой, заросший сорной травой сад со скрипучими качелями.

Ипор напоминал мне мою бабулю Джамилю. Не потому, что она когда-то жила на берегу моря, то ли в Эссауире, то ли в Агадире. Вовсе нет! Она жила в Драней, в башне Жерико, за Периферийным бульваром, но у нее тоже был большой сад – общественный сад, за которым она наблюдала со своего шестого этажа. Я ходил туда с кузенами, когда мне еще восьми не было, и этот парк развлечений был для нас словно уголок парка Диснея. Когда я там был в последний раз, там по-прежнему работали аттракционы, лошадка на пружинке, веревочный мост, но теперь вокруг детской площадки сидели одни старики, внуков не было, и им не нужно было ни за кем следить. Если бы вдруг там появился какой-нибудь малыш, они уставились бы на него, как на экзотическое животное, внезапно объявившееся в зоопарке для пенсионеров.

Я спустился к морю. В лицо мне подул ветер. Еще два десятка метров – и я в «Сирене».

Мона пробудила мои детские воспоминания, и я не знал почему.

Когда я вошел в гостиницу, передо мной вырос Андре Жозвиак.

С широченной улыбкой на лице.

И пакетом в руке.

Я сдавил пальцами гипсовое украшение, прилепившееся над деревянной обшивкой стены, украшенной рыболовными сетями. Разглядел на пакете штемпель UPS, американской компании, специализирующейся на экспресс-доставке. Рассыльный, должно быть, принес его сегодня после полудня. Андре усмехнулся.

– Для того, кто никогда не получает писем… ты написал роман, а издательства тебе отказали и возвращают рукописи?

Он протянул мне пакет. Я увидел свое имя, узнал почерк, тот же, что и на утреннем конверте. Коричневая бумага.

Андре не унимался:

– Ты завел новую подружку, и твои бывшие теперь возвращают тебе любовные письма?

Я схватил пакет и поспешил к лестнице, ведущей ко мне в комнату.

– Спасибо, Андре.

Он никогда не остановится.

– Копии для правки? Ты получил диплом преподавателя, и тебе предлагают места в частной школе?

Я обернулся, чтобы ответить так, как он ожидал.

– Это каталоги товаров, которые заказывают по почте. Медицинские каталоги. Фотографии исключительно левых ног из пластика.

Громовой хохот хозяина гостиницы достиг лестницы.

– Обед в девятнадцать часов.

На кровати валялся вскрытый пакет.

То же самое содержимое, что и утром. Вырезки из газет, подробный отчет капитана Грима, показания свидетелей.

Продолжение дела Морганы Аврил. Отправитель умело дозировал тревожное ожидание…

Разложив листки, я погрузился в чтение. Раз мой таинственный корреспондент хочет сыграть на моем любопытстве, не стану лишать его удовольствия.

* * *

Дело Морганы Аврил – Июнь 2004-го

Несмотря на молодость и отсутствие опыта, капитан Филипп Грима доказал, что его методы необычайно эффективны. Менее чем за три дня после смерти Морганы Аврил в Ипоре 90 % жителей мужского пола в возрасте от пятнадцати до семидесяти пяти согласились сдать в жандармерию биологический материал. Этот процент охватывал почти 70 % молодых людей, посетивших фестиваль «Рифф и Клифф» (323 образца спермы, чтобы быть точным). Разумеется, ни одна ДНК не совпала с ДНК насильника.

Капитан Грима быстро сообразил, что столь емкая по времени процедура, в сущности, принесла смехотворные результаты. Абсурдная версия, предполагающая, что убийца добровольно пойдет на сотрудничество с полицией и сдаст сперму, которая его выдаст. Однако эта процедура позволяла снять обвинение с близких Морганы, настаивал судья Надо-Локе, и исключала из списка подозреваемых множество мужчин, а значит, затягивала сеть.

Капитан Грима лично участвовал в допросах главных свидетелей, включая тех, с кого благодаря анализу ДНК сняли подозрения. Первые дни он проводил на работе по двенадцать часов, затем стал возвращаться домой только ночевать. Он подогревал еду и ел на коленке, потому что на другой коленке лежала головка его малютки Лолы. В конце концов он стал засыпать даже на допросах свидетелей, даже в объятиях своей четырехмесячной дочери. На время расследования его жена Сара выставила его на улицу, и три недели, с 21 июня по 12 июля 2004 года, он спал на раскладушке в кафетерии жандармерии. Раз в три дня он навещал свою маленькую семью и приносил с собой круассаны.

У него крепла уверенность в правильности своей версии. Этому способствовал график увеселительной поездки Морганы Аврил, расписанной буквально по минутам. Несмотря на свои девятнадцать лет, 5 июня 2004 года Моргана впервые отправилась развлекаться на всю ночь. Ее мать, Кармен, согласилась отпустить ее только потому, что с ней ехал ее двадцатитрехлетний друг Николя Граве, тот, кто сидел за рулем «Рено Клио», студент последнего курса лесохозяйственного факультета Высшей школы в Меньер-ан-Брэ. Она также просила Осеан, свою вторую дочь, присмотреть за Морганой и двух других пассажиров «рено» – девятнадцатилетнюю Клару Бартелеми, работавшую помощницей учительницы в начальной школе Шарль Перро в Нефшателе, и Матье Пикара двадцати одного года, студента-медика третьего курса.

Приятная компания. Вполне разумная…

Хронология событий подтверждала версию Грима. Выехав из Нефшатель-ан-Брэ около шести часов вечера, они через час с небольшим прибыли в Ипор. На набережной закусили кебабами, посидели на камешках перед казино, как сотни других юных участников фестиваля «Рифф и Клифф», а затем отправились на концерт. Праздничная обстановка, но без излишеств. Моргана вела себя возбужденно, это было не слишком заметно.

Фестиваль завершился выступлением популярной местной группы «История А», ставшим апофеозом вечера. В час ночи диджеи устроили перерыв.

Тогда Моргана, если верить словам Матье и Николя, сама стала отжигать.

Приват-танец, двусмысленные позы…

Николя и Матье утверждали, что пытались ее урезонить, но она выпила много пива. Хотя, если верить экспертизе, в ее организме нашли изрядное количество алкоголя. Достаточно, чтобы Моргана стала неуправляемой.

Николя Граве и Клара Бартелеми довольно быстро признались, что с двух часов и до утра они целовались и ласкали друг друга на одном из диванчиков в зале дискотеки. Поездка была для них предлогом, а трое пассажиров – алиби: они тайно встречались уже несколько недель. Исчезновение Морганы они заметили только тогда, когда в зале началась паника, примерно в шесть утра, после того как какой-то очумелый тип стал бегать вокруг диванчиков и орать:

– Там труп! Господи, труп на пляже!!!

Матье и Осеан наблюдали. К трем часам утра они заскучали и покинули танцпол. Между тремя и четырьмя они еще пытались разговаривать, перекрывая децибелы музыки и потягивая вино. Эскапады Морганы их не волновали; последний раз они видели ее на танцполе где-то около половины четвертого. Матье Пикар с самого начала был уверен, что одна она не останется, и когда она исчезла из виду, не стал беспокоиться. Зал Си-Вью, выходивший на набережную, ставшую дополнительной танцплощадкой, превратился в настоящий поцелуедром… Матье Пикар доверительно сообщил, что пытался подбить клинья к Осеан, впрочем, без особой надежды, тем более что в тот вечер она​ выпила больше, чем обычно. С сестрой Морганы они дружили с детского сада, но она была не из тех, кого устраивал флирт на один вечер. В отличие от Морганы. В этом вопросе Осеан больше походила на мать. На Кармен. Кастратка, иного слова он для нее не нашел.

В результате капитан Грима обнаружил черную дыру продолжительностью в два часа – между 3.30 и 5.30, от момента исчезновения Морганы до обнаружения ее трупа.

Не совсем два, если быть точным. Гардеробщица в Си-Вью, Соня Тюро, маленькая блондинка с глазами куклы Барби трэш в стиле готов, вспомнила, что видела, как около 3.40 Моргана выходила покурить. Соня уверяла, что она ничего не путает. По ее словам, в тот вечер Моргана была самой заметной клиенткой. По лицу струился пот, облегающее платье задралось на вспотевших бедрах, тонкая, на грани приличия ткань платья не скрывала нижнего белья цвета фуксии.

– На ней были трусики и лифчик, – уверенно подтвердила Соня.

– Вы очень наблюдательны! – сделал ей комплимент Грима.

– А то, капитан! Я бы с удовольствием пощупала, как она под ними устроена!

Ответ Сони прозвучал так естественно, что поставил капитана в тупик, тем более что ее внимательный взгляд, устремившись между ног капитана, подразумевал, что у нее нет сексуальных предпочтений. В следующий раз – а Соню пришлось еще раз вызывать в полицию – он доверил ее допрос полицейскому, которому скоро в отставку.

«Выход на площадку для курения»…

Капитан долго раздумывал над этим фактом.

Моргана Аврил не курила…

Новый тупик.

Очень скоро интуиция подсказала капитану Грима, что пора начать вести следствие с другого конца. Надо не искать новых свидетелей, не восстанавливать поминутно каждый шаг Морганы Аврил, а сосредоточиться на орудии убийства.

Шарф «Берберри».

19 июля 2004 года судья Надо-Локе письменно поздравил Грима с новым подходом к расследованию дела, хотя в перспективность новой версии не верил никто, кроме самого капитана.

Шарф. Полоска ткани стоимостью более четырехсот евро.

Грима высвободил время для проверки показаний всех свидетелей, собрал воедино все версии, исключив все, не имевшие отношения к делу или звучавшие слишком неправдоподобно.

В результате трое заслуживающих доверия свидетелей вспомнили о шарфе «Берберри».

Завидев полицейского с седой головой, гардеробщица Соня Тюро сначала сделала козью рожу, но в конце концов вспомнила клиента, которого определила как «папенькиного сынка». «Загорелый» – все, что она смогла сказать о его внешности. Определения «смуглокожий», «магребинец», «метис» и тому подобные, предложенные ей пожилым жандармом, она категорически отвергла.

– Когда на роже мелькает зеркальный шар, мой сладкий, я не могу измерить толщину слоя пудры на лице клиента…

Загорелый папенькин сынок сдал свой льняной пиджак и кашемировый шарф в гардероб. Такая одежда редко встречается во время рок-фестивалей, поэтому Соня его и запомнила.

– Шарф был красный? Марки «Берберри»?

Марку она не разглядывала, но, насколько помнит, действительно, похоже, «Берберри». Соня не видела, когда тип ушел, одежду наверняка выдала ее сменщица, хотя та тоже этого не помнила. Капитан Грима предположил, что Соня Тюро выдумала таинственного клиента. Для прессы дело Аврил быстро стало «делом убийцы с красным шарфом». Предположение капитана ничем не подкреплялось. Когда Соня Тюро не сидела за стойкой гардероба, она на полном серьезе слушала курс сравнительного европейского права в университете Руана. К тому же два других свидетеля подтвердили ее показания.

После долгих расспросов Мики, временно работающий вышибалой, признал, что в ночь с 5 на 6 июня обходил парковку, слушая, как шум волн перекрывает шум музыки, и видел, как какой-то тип, стоя в тени откоса, курил возле мусорного бака казино; кажется, на нем был пиджак и шарф. Цвет он не смог разглядеть. Точное время, когда он его заметил, он тоже не вспомнил, сказал только, что после трех ночи, когда у него начался перерыв. Ничего другого он сказать не может. Единственное, в чем Мики был твердо уверен, – что тип был один.

– А не ждал ли он кого-нибудь? – спросил Грима.

– Может быть.

– Может, девушку?

– М-м-м… или приятелей. Я продолжил обход.

Мики не смог описать его внешность, только силуэт, который он разглядел, когда тип оказался в середине круга света уличного фонаря и одновременно пучка света электрического фонарика. Из рассказа следовало, что примерно в это время Моргана Аврил ушла с дискотеки… После никто не видел ее в живых.

Третий свидетель – Венсан Карре, двадцать один год, студент-химик – прибыл к семнадцати часам на вокзал в Бреоте, ближайшей к Ипору станции на линии сообщения Париж – Руан – Гавр. Оттуда междугородный автобус доставлял гостей на фестиваль. Венсан рассчитывал воспользоваться автобусом, чтобы на концерте присоединиться к приятелям из клуба любителей настольного тенниса. Он ждал примерно десять минут, стоя рядом с видным парнем, его ровесником, одетым исключительно шикарно: белоснежная рубашка, лаковые штиблеты, пиджак и красный шарф на шее. Его прикид резко контрастировал с одеждой других зрителей фестиваля. Они обменялись парой слов.

– Вырядился, словно принц, – прокомментировал Венсан.

– Девушки любят красавчиков, – объяснил «принц».

– Ты ради девушек приехал сюда или ради музыки?

Венсан Карре хорошо помнил, что тот ему ответил: «Музыки или девушек? Ты это серьезно, приятель? Хорошую музыку услышишь редко, и нового Хендрикса надо искать отнюдь не в Ипоре! А девушки… Вау, девушки хороши везде!»

Пришел междугородный автобус. Венсан не стал садиться рядом с «принцем». Он из другого теста. Оба воткнули в уши наушники mp3-плеера. Конец эпизода.

На дискотеке Венсан еще раз увидел типа в шарфе. Тот вместе со всеми двигался на танцполе и чаще, чем другие, подкатывался к Моргане, самой красивой девушке на вечеринке; впрочем, тогда Венсан еще не знал, как ее зовут. Ежу понятно, что тип к ней клеился.

На танцполе шарфа на нем не было. Десятки других свидетелей подтвердили, что вокруг Морганы крутился какой-то парень. Осеан и Матье тоже его заметили. Все, включая Венсана, собрались вместе, чтобы составить фоторобот. Красивое лицо, слегка квадратное, карие глаза, смуглая кожа, как у уроженца Магриба, хотя в точности сказать трудно. Фотограф два дня работал над созданием фоторобота: портрет получился невыразительным и без характерных особенностей. Все же его распечатали и расклеили повсюду. Поступили сотни сигналов, все проверили, но безрезультатно. Капитан Грима сомневался в сходстве полученного портрета. Ведь ни в полутемном зале дискотеки, ни после ни у кого из свидетелей не было оснований запоминать его лицо.

На следующее утро Венсан Карре снова увидел неизвестного с красным шарфом. Только что обнаружили труп Морганы Аврил, Ипор бурлил, полицейские прочесывали городок. Тип в пиджаке стоял напротив булочной на площади Жан-Поль Лоран. Венсан торопился, потрясенный случившимся; вернувшись в два часа ночи, он рухнул на кровать и заснул, но выспаться не успел, так как его скоро разбудили. На пляже нашли мертвую девушку! Изнасилованную! Ему, как и всем остальным молодым людям, пришлось идти в полицию, предъявлять документы и сдавать анализ ДНК. Когда Венсан Карре проходил мимо того типа, он еще не знал подробностей преступления. Ни кто убил, ни как.

Тип приветственно помахал ему рукой. Он его узнал. Но если бы он не махнул рукой, Венсан не обратил бы на него внимания. Как ни странно, они не говорили об убитой девушке, Венсан Карре не знал, почему. Единственное объяснение, которое пришло ему в голову, – ему показалось, что неизвестный не в курсе случившегося. Или же ему наплевать.

– Тебе понравился концерт? – спросил Венсан.

Тип расхохотался.

– Еще спрашиваешь…

– А как местные девушки?

– Хорошенькие. Очень хорошенькие.

– Да, я видел, как этой ночью ты выбрал отнюдь не самую большую дурнушку…

– И не самую большую ледышку, уж можешь мне поверить…

Венсан Карре решил, что тип выпендрежник. Еще он заметил, что красного шарфа на нем не было.

– А где твой шарф?

– Я оставил его цыпочке. На память, – ответил тип.

– Рассчитываешь снова с ней увидеться?

– С чего бы это…

Он усмехнулся. Потом психологи раз сто просили Венсана описать этот смешок во всех подробностях, со всеми нюансами.

Смех спонтанный? Вымученный? Циничный? Садистский?

Венсан не мог ответить. Он только помнил, что сказал тип в ответ на его последний вопрос.

«Ты вернешься на автобусе?» – спросил Венсан. «Нет, я поеду к своим старикам. У них небольшая дачка на нормандском побережье».

Вот он, ключ к делу Морганы Аврил!

Разумеется, показания Венсана Карре проверили. Они оказались точными, хотя, восстанавливая по часам и минутам его времяпрепровождение, полицейские обнаружили пробел: оставив приятелей по теннисному клубу догорать до конца вечера, Венсан около двух часов отправился спать. На него это не похоже…

Капитан Грима задал ему вопрос. Венсан Карре ответил, что он очень устал, что у него выдалась тяжелая неделя. Когда его спросили об этом еще раз, он занервничал и раздраженно заметил, что, будучи единственным свидетелем, сумевшим хотя бы немного продвинуть следствие, он не ожидал, что его станут подозревать. Он прав, у Грима не было никаких оснований подозревать Венсана Карре больше, чем любого другого посетителя дискотеки в Си-Вью. Тем более что его ДНК не совпала с ДНК насильника.

Итак, искали молодого человека лет двадцати, родители которого имели домик на побережье Нормандии. По такому случаю капитан Грима узнал, что нормандское побережье тянется более чем на тридцать пять миль… Отыскать нужный домик становилось миссией поистине невыполнимой. Даже если отрядить несколько команд полицейских, им придется на протяжении долгих недель ходить от двери к двери и показывать фоторобот. Ходить придется кругами – Этрета, затем Сен-Валери-ан-Ко, затем Онфлер, потом Довиль, Кабург, Дьепп…

Мартышкин труд.

Ничего.

Тип с красным шарфом растворился в пространстве.

20 августа 2004 года капитан Грима представил отчет судье Надо-Локе. Пять недель расследование топталось на месте. Никаких новых улик. Но Грима был уверен в правильности своих действий. Моргана Аврил согласилась последовать за незнакомцем, крутившимся вокруг нее на танцполе. Тот незаметно взял в гардеробе свой пиджак и шарф, а затем ждал на парковке, пока Моргана выйдет к нему. В каком-нибудь укромном уголке пляжа они вместе искупались в море. А потом разыгралась драма.

Моргана отказывается преступить границу обычного флирта. Неизвестный настаивает. Выходит из себя, насилует ее, впадает в панику, душит ее, затаскивает на вершину обрыва и сбрасывает труп, возможно, чтобы выиграть время и заставить поверить в самоубийство.

И исчезает.

Несмотря на отсутствие подозреваемого, которого можно было бы предъявить судье Надо-Локе, капитан Грима закончил отчет на оптимистичной ноте. Убийца Морганы Аврил будет найден. Со временем он утратит бдительность, и кто-нибудь непременно его узнает где-нибудь на нормандском побережье или в ином месте. Капитан Грима был в этом уверен и обосновал свою уверенность в последнем разделе своего отчета.

Убийца Морганы Аврил никогда больше не совершит подобного преступления.

Убийцей является молодой человек, очевидно, состоятельный, образованный, воспитанный, совершивший в тот вечер самую большую глупость в своей жизни. Ему придется жить с этой чудовищной тайной, похороненной в глубине его сердца. До самой смерти.