Текст книги "Не забывать никогда"

Автор книги: Мишель Бюсси

21
Неужели он что-то раскопал?

Я проспал до десяти утра. Разбудила меня эсэмеска Моны:

«Полиция побывала в „Сирене“.

Тебя ищут. Ничего не сказала.

Тебя хотят взять живым. Уфф!

Позаботься о себе.

Бонни».

Несколько минут я сидел без движения, наслаждаясь лучами солнца, повисшего над долиной Вокотт; солнечные лучи пробрались в дом и позолотили льняные простыни. Подсунув под спину пышную пуховую перину, я напечатал ответ:

«Не возьмут!

Тайна № 123: Кристиан Ле Медеф, прозванный мною Атараксом, свидетель № 2 самоубийства Магали Варрон, исчез вчера вечером.

Возможно, это ловушка!

Будь осторожна.

Клайд».

Несколько минут я ждал ответа Моны, но не дождался.

Встать. Умыться. Одеться. Позавтракать. Продумать план действий.

Мона ограничила наше общение. Наверное, она права. Раз жандармы приходили к ней, значит, они ее подозревают и могут установить слежку.

Около одиннадцати, выпив кофе и истребив коробку праздничного печенья «Лотюс», сохранившуюся, видимо, с Рождества, я спустился в подвал, единственное место в доме Мартена Денена, которое я еще не успел осмотреть.

Дальнейший план боевых действий представлялся мне весьма смутно. Весь день скрываться на вилле и, используя имеющиеся в моем распоряжении средства коммуникации, попытаться найти след. Интернет. Телефон. Как в фильме Хичкока, где тип с загипсованной ногой расследует дело, не выходя из дома.

Судя по толстому слою пыли, в профессорский погреб давно никто не спускался. Асимметричные следы моих ног отпечатались на пыльном бетоне более четко, чем если бы я ступал по снегу. Когда загорелась висевшая на проводе голая лампочка, в воздухе распространился запах горелых насекомых.

Гора громоздких вещей, предназначенных для использования солнечными уик-эндами. Велосипеды, зонты от солнца, шезлонги, барбекю, садовые стулья, сетка для бадминтона, мячи, ракетки.

Возле стен выстроились картонные ящики.

У меня впереди целый день, и я, не устояв перед искушением, сорвал с первой коробки коричневый скотч. В ней лежал десяток фотоальбомов.

Не пожалев времени, я перелистал их, представив себе, что каждый альбом является одним из эпизодов ситкома.[10]10
  Ситком – комедийный телесериал с постоянными персонажами и местом действия.


[Закрыть]

Семья Денен, эпизод 1

Университетский профессор позировал перед Иглой Этрета; судя по припаркованному позади оранжевому «рено» пятой серии, это примерно восьмидесятые годы. Профессор стоял, держа за руку жену, стройную улыбающуюся блондинку с растрепавшейся прической. По фотографиям, уложенным в целлофан, прослеживалась жизнь профессора. Мартен на пляже. Мартен мастерит. Мартен ловит рыбу.

Другой альбом. Денен, уже постарше, позировал перед Иглой Этрета; судя по припаркованному позади «Ауди А4», где-то в двухтысячные годы. Профессор стоял, рука об руку с женой, коренастой блондинкой с короткими волосами и строгим взглядом. Мартен – серфер. Мартен играет в гольф. Мартен играет в теннис с сыном, темноволосым мальчиком, который, скорее всего, мой ровесник; на протяжении страниц прослеживалось его взросление и пребывание на семейной загородной вилле.

Я продолжал листать наугад, пока не нашел то, что искал: фотографию Моны. Среди сотен снимков их было две.

На первой Мартен Денен вместе с Моной собирали галечник. На второй исследователь позировал вместе с Моной на фоне Иглы Этрета. Руки их не соприкасались, однако Мона казалась еще красивее, чем обычно.

Профессор Денен – везунчик.

Словно телепатия – не вымысел, в эту минуту телефон известил меня о приходе эсэмески. Ответ от Бонни!

«Не надейся на Ле Медефа, комиссар.

Делай ставку на свидетеля № 3. На старушку Денизу.

Иначе прямая дорога в дурдом!»

Улыбнувшись, я нащупал в кармане оторванную страницу «Курьера Ко». Мона права. Ле Медеф вышел из игры, теперь только Дениза могла подтвердить, что лицо Магали Варрон идентично лицу Морганы Аврил. Только Дениза могла доказать, что крыша у меня еще не съехала. Но я знал только ее имя и возраст…

Дениза. Семьдесят лет.

Да уж, и впрямь редкий образчик, такой же редкий, как какая-нибудь пятидесятилетняя Натали или тридцатилетняя Стефани.

Не обзванивать же всех Дениз, проживавших в округе, по телефонному справочнику! Можно, конечно, спросить ее адрес у Пироза…

Я нервно напечатал короткий ответ. Словно сигнал SOS:

«Дениза, а дальше?»

Как будто Мона могла это знать. Ле Медеф говорил мне, что больше не видел Денизу в Ипоре. Она вполне могла жить в одной из окрестных деревень.

Я продолжил обшаривать погреб. На самой высокой полке я обнаружил маленькую красную коробку и с трудом разобрал наполовину стершуюся надпись:

«Винчестер AM боеприпасы».

Коробка с патронами!

Не бывает боеприпасов без оружия… Профессор Денен наверняка прятал револьвер в подвале, чтобы его не нашли дети.

Добрых полчаса я старательно искал, пока наконец не нашел предмет своих поисков в одном из ящиков комода, доступ к которому преграждали скамеечка для ног и стол для пинг-понга. Сначала я вытащил кучу втиснутой в ящик одежды. Фирменные шмотки, смятые, словно половые тряпки. Вышли из моды? Стали малы? Забыты? Потертые перчатки «Луи Вюиттон». Розовая рубашка поло «Эден Парк». Футболка на подростка от Армани. Стильный хлопковый галстук с рисунком «виши». Не удержавшись, я взял галстук и намотал его на пальцы. Каждый чувак, у которого есть немного бабла, обязан иметь подобный аксессуар в своем гардеробе. Я попытался себе представить, что в результате очередного невероятного совпадения я очутился в погребе убийцы с красным шарфом и роюсь в его шмотье… иначе говоря, в погребе со шмотками Мартена Денена, профессора молекулярной химии. Не получилось.

Револьвер был спрятан под одеждой.

Кольт «Королевская Кобра». Название написано белым по черному металлу. Новый. По крайней мере, мне так показалось, ведь я впервые держал в руках огнестрельное оружие.

Звук прибывшей смс-ки эхом отозвался в подвале; я как раз собирался проверить подвижность спускового крючка:

«Спрашивай про собаку!»

Несколько секунд я сидел в растерянности, пытаясь понять сообщение Моны.

Собака? Какая собака?

Сначала я решил, что это послание с подтекстом, потом вспомнил про Арнольда, собачку Денизы породы ши-тцу.

Четвертый свидетель?

Мона смеется надо мной!

Я обдумывал остроумный ответ, что-то вроде: «Если, собирая гальку, у тебя выпадет минутка, спроси адрес у чаек», как вдруг палец застыл на клавиатуре.

В голове со всей очевидностью сложилось решение.

Мона и не думала смеяться надо мной!

Ее совет совершенно прозрачен. Спрашивай про собаку!

Немного дерзости, много удачи – и, возможно, сработает.

Я вылетел из погреба, не удосужившись убрать за собой разбросанные вещи. В доме наверняка есть телефонный справочник. Искать его я отправился в гостиную, где принялся открывать все ящики. Скрип шин в саду виллы приковал меня к месту, словно чья-то железная рука схватила таившиеся у меня в голове мысли.

Жандармы!

Инстинктивно я спрятался под подоконник.

Я отчетливо слышал, как хлопнула дверца автомобиля. Шаги по гравию… Я не намеревался сдаваться, тем более так глупо. Я встал и осторожно выглянул в окно.

Во дворе виллы стояла машина. Какой-то тип целенаправленно шел к двери.

Невероятно! Даже полиция не нашла меня здесь.

А он нашел!

Он постоял, закуривая сигарету, потом уверенным шагом направился к двери.

Почтальон дошел до почтового ящика, сунул в него большой коричневый конверт, сел в желтый «рено-кангу» и продолжил турне.

22
С подтекстом?

Джамалу Салауи

В доме Мартена Денена

Вилла Орсен

123, дорога Заката

Вокотт

76111 Ваттето-сюр-Мер.

Дрожа всем телом, я прочитал адрес:

«Джамалу Салауи

В доме Мартена Денена».

Рукописные строчки прыгали перед глазами.

Кто мог знать, что я скрываюсь именно здесь!

Никто! Никто, кроме той, кто предоставила мне это убежище.

Той единственной, кто помогла мне избежать ареста.

Той единственной, кто соглашалась мне верить.

Мона.

Неужели она с самого начала разыгрывала комедию, с той самой встречи в жандармерии?

Я снова выглянул в окно и, окинув взором долину, перевел взгляд на пляж. Каким образом моя собирательница гальки могла быть причастна к смерти Магали Варрон? К смерти Морганы Аврил и Миртий Камю? Полная бессмыслица. Только Мона могла отправить сюда, на виллу своего научного руководителя, почту на мое имя, но тем самым она выдавала себя с головой.

Я отказывался что-либо понимать. Но любопытство оказалось сильнее. Я догадывался, что в конверте новые подробности дела Аврил–Камю, подробности, о которых не писали ни в Интернете, ни в прессе.

Выбрав самое удобное кресло в гостиной, стоявшее перед потухшим камином, я дрожащими руками разорвал конверт.

В нем оказались всего две странички.

Протокол допроса Фредерика Мескилека. Вещественные доказательства МС-47, МС-48, МС-49, МС-50.

* * *

Дело Миртий Камю – Понедельник, 30 августа 2004 года

Элен Нильсон попросила коммандана Бастине позволить ей самостоятельно снять показания с Фредерика Мескилека, жениха Миртий Камю. Коммандан отнесся к просьбе психолога-криминалиста с пониманием. Он изнемогал под грудой дел, отбивался от требовавшего результатов судьи Лагарда, от объявленной ему герильи под управлением Кармен Аврил, которая вместе со своим адвокатом отказывалась верить, что полиция делает все возможное, чтобы найти убийцу ее дочери… Вдобавок ко всему Бастине жил в постоянной тревоге, опасаясь сообщения о новом трупе изнасилованной девушки.

Во время разбора полетов Бастине заметил, что его морщинистое лицо и мешки под глазами никак не гармонируют с гладким лбом и нежными скулами психолога. «Пять тысяч евро!» – тихонько усмехнулся его помощник Беранже. Стандартная цена… лифтинга.

Такие штучки превосходили понимание Бастине!

Каким образом девушка, столь занятая собственной внешностью, могла заниматься ремеслом, предполагавшим погружение во внутреннюю жизнь других людей?

– Месье Мескилек, – спросила психолог-криминалист, – речь, действительно, идет о письме Миртий?

– Да. Это последнее письмо, которое я получил от нее. Она отправила его, когда работала в лагере, за несколько дней до смерти.

Фредерик Мескилек сидел рядом с Алиной Массон. Она кивком подтвердила его слова. Боевой настрой лучшей подруги Миртий Камю резко контрастировал с туманной меланхолией, читавшейся во взгляде Мескилека.

– Вы разве не обменивались смс-сообщениями?

– Да, конечно, но…

Фредерику Мескилеку явно было трудно говорить о своей невесте, так и не ставшей его женой. Терзая в кармане пачку сигарет, он взглядом буквально умолял разрешить ему покурить в комиссариате.

Алина Массон приняла эстафету:

– Миртий была романтиком. Она любила писать письма. Я хочу сказать, письма на бумаге. Она любила писать. В летнем лагере нам часто доводилось завершать собрания далеко за полночь, но она находила в себе силы писать даже после отбоя, при свете фонаря.

Каждая черта характера Миртий, описанная устами ее лучшей подруги, стрелой вонзалась в воспоминания Мескилека. Обхватив голову руками, он начал жевать незажженную сигарету. Элен наблюдала за ним, как энтомолог наблюдает за мухой, бьющейся о стенки стакана, которым ее накрыли. Несмотря на обещание, коммандан Бастине не смог не вмешаться:

– Предлагаю вам прочесть это письмо!

Насколько возможно, Элен нахмурила свой подтянутый лоб, потом примирительным тоном смягчила предложение шефа:

– Месье Мескилек, я знаю, речь идет о глубоко личном письме, о стихотворении, насколько я поняла из ваших слов. Это, без сомнения, последние слова Миртий, написанные перед тем, как ее лишили жизни. Но, может быть, мы найдем в них некое указание…

Фредерик Мескилек размял пальцами сигарету, потом ответил:

– Мы должны были пожениться.

Не по теме.

Психолог захлопала длинными ресницами. Слишком длинными. Накладными.

– Я знаю, Фредерик. Нам хотелось бы услышать, что она вам написала.

Вынув из кармана листок, Мескилек поднял его на уровень глаз. Казалось, что он держит в руках тяжеленную стопку книг. Губы его зашевелились, но с них не слетело ни звука.

Пальчиками с красным, в цвет платья, маникюром, Элен Нильсон погладила под столом колено комиссара. Тот было удивился, но быстро понял, что она всего лишь просит его проявить чуточку терпения.

Она протянула к свидетелю руку, утопавшую в рукаве из браслетов.

– Не волнуйтесь, Фредерик. Доверьте нам это письмо.

Листок упал на стол. Психолог-криминалист громко и отчетливо прочла его вслух:

«Миртий, 24 августа 2004 года, Изиньи-сюр-Мер, ночь, 2 часа 25 минут.

 
Любовь моя,
У времени стрелки я украду,
И если бежать – с тобой убегу.
 
 
Костыль украду у белого дня,
Чтоб ты никуда не ушел от меня.
 
 
Нарциссы я украду у весны,
Чтобы всегда со мною был ты.
 
 
В броню шелкопряда запру я тебя,
Чтоб ты никуда не сбежал от меня.
 
 
Вселенную нашу окружу я забором,
Чтобы никто не взял нас измором.
 
 
В отрепья одену судьбу нашу лихую,
Чтоб не позарился никто на такую плохую.
 
 
Я всех красавиц готова убить,
Чтобы им помешать тебя любить.
 
 
Чтобы никто не смел тебе докучать,
Я всех готова навеки прогнать.
 
 
Я стену построю, чтоб нас окружить,
И от врагов сумею нас защитить.
 

М2О.

Алина Массон вытащила бумажный платок и вытерла выступившие в уголках глаз слезы. Фредерик Мескилек сунул в рот новую сигарету и, глядя перед собой пустыми глазами, стал терзать ее зубами, пока не отгрыз фильтр.

– Прекрасные стихи, – произнесла Элен, уверенная, что это не избитый комплимент.

Миртий была талантлива. Талант, который смяли, словно исписанную страницу, скомкали, прежде чем бросить в урну.

Она лучше понимала чувства тех, кто жил, озаренный лучами обаяния Миртий, их чувства, метавшиеся от гнева к отчаянию. Она пригласила Шарля и Луизу Камю присутствовать при допросе, но родители Миртий вежливо отказались. Они больше не желали делить память о дочери с полицейскими и судьями. Миртий похоронили в Эльбефе, на кладбище Сент-Этьен, и они каждое утро приходили туда. Только вдвоем. Когда они рассказывали следователям подробности из жизни Миртий, им казалось, что они развеивают воспоминания о ней, как могли бы развеять ее пепел.

Бастине ничего не сказал. Он был разочарован. Не то чтобы ему не понравились душещипательные строки, просто он не видел в них ничего, что могло бы помочь отыскать убийцу. Ничего, даже если перечитать каждую строчку с конца до начала. Он поводил пальцем по листку.

– Что означает подпись – М2О?

– Миртий, 2 октября, – уточнил Мескилек. – Дата свадебной церемонии. В церкви в Оривале и в мэрии Эльбефа. Затем коктейль в Доме молодежи и культуры, а вечером ужин в зале здания цирка-театра.

Он обезглавил сигарету и выплюнул в ладонь окурок. Алина положила на стол использованный бумажный платок.

– Стихотворение, действительно, может вам помочь? – с сомнением спросила она.

Бастине поддержал ее сомнение, едва заметно покачав головой. Не говорить же ей, что потерял время, что единственно полезная для следствия улика – это небесно-голубой блокнот «Молескин», куда Миртий регулярно записывала свои мысли, где можно найти необходимые сведения о ее жизни в дни и часы, предшествовавшие изнасилованию. Блокнот, украденный убийцей.

Бастине встал. Приглядевшись к Фредерику Мескилеку, он нашел его физиономию отвратительной, не имеющей ничего общего с Шишином, гитаристом, которым бредили юные аниматорши Дома молодежи и культуры. В том числе и прекрасная Миртий.

Миртий, 2 октября.

Какие-то дурацкие слова звучали у него в голове.

«Скажи мне да, Фредди».

Какая чушь!

Заглянув в кабинет, Бастине объявил, что у него срочные дела, и он, полностью доверяя Элен, поручает ей завершить допрос.

«Продолжайте говорить о поэзии, – подумал он, – об излишне сексуальном платье, что было на Миртий Камю в день трагедии, о дате бракосочетания, об утерянном блокноте…» Он знал, что в этом деле сострадание не играет никакой роли. Зачем интересоваться личной жизнью жертвы? Разве только для очистки совести? Расследование должно сосредоточиться на убийце. Во время допроса, продолжавшегося около двадцати минут, ему передали три новых сообщения от тех, кто, по их словам, узнал незнакомца в бейсболке «Адидас», что крутился вокруг Миртий Камю перед ее гибелью. Существенное прибавление к нескольким десяткам других свидетельских показаний. Следовало из принципа проверить каждое показание, хотя сам Бастине был уверен, что насильник не позволит так просто себя обнаружить.

Спустя три часа Бастине вызвал к себе бригадир жандармерии коммуны Валонь. Бастине как раз договаривался о том, чтобы развесить во всех туристических бюро департамента фоторобот неизвестного в синей с белым бейсболке, а также почти идентичный ему фоторобот неизвестного с красным шарфом «Берберри». Предполагаемый убийца проживал в дачном домике своих родителей, следовательно, мишенью становились туристические места; но в мэрии заартачились:

«Развешивайте, где угодно, коммандан, но только не под носом у туристов».

Туристы? В сентябре?

– Лео?

– М-м, ну да.

– Это Ларошель, из бригады коммуны Валонь.

– М-м, ну да.

Бригадир надолго умолк. «Когда же этот идиот наконец проснется», – подумал Бастине.

Торжествующий Ларошель не скрывал своего триумфа. Его слова буквально пригвоздили Бастине к стулу.

– Мы загнали его в угол!

– Кого?

– Вашего типа в бейсболке «Адидас». Того, кто крутился вокруг малышки Камю. Его задержали в Морсалине. Поверь мне, сообщение из достоверных источников, его скоро возьмут. А у меня есть его имя и адрес!

23
Его имя и адрес?

Я читал и перечитывал стихотворение.

Взволнованное. Беспокойное.

И снова спрашивал себя: какая связь существует между делом Миртий Камю… и мной?

К чему рифмовать столько подробностей? В чем расследование второго преступления убийцы с красным шарфом может помочь мне решить загадку первого, убийства Морганы Аврил? И как следствие загадку самоубийства Магали Варрон, случившегося два дня назад? Выйти из тупика, куда я себя загнал?

Узнать имя типа, задержанного полицейскими коммуны Валонь, подозреваемого номер один по делу Миртий Камю, мне пока не суждено, ибо тот, кто прислал мне эту информацию, его не сообщил. Умолчание – явно часть его плана.

Я встал и заходил по гостиной, внимательно читая каждую строку стихотворения. Лакированный паркет скрипел под ногами, напоминая навязчивый перезвон в телевизионной игре. После чтения стихотворения интуиция не оставляла меня в покое.

А что, если присланные материалы – не ловушка? Если, тот, кто посылает мне письма, хочет, чтобы я нашел решение? Чтобы спустя десять лет я ознакомился с ворохом показаний тех, кого допросила полиция, и определил личность двойного убийцы?

Стихотворение – одна из деталей пазла. Одна из многих.

Я снова подошел к окну. Какой-то чувак в галстуке, прижав к уху телефон, шел к берегу, постоянно оборачиваясь.

Я рассортировал вопросы, роившиеся у меня в голове. Почти десяток.

Зачем присылать мне письма с вырезками и ксероксами? Какими особыми знаниями я обладаю, чтобы расследовать дело, о котором два дня назад ничего не знал?

Кто кроме Моны мог знать, что я прячусь в загородном доме Мартена Денена?

Куда делся Кристиан Ле Медеф? Его похитили? Убили?

Что означают четыре клетки и восемь цифр, которыми интересовались Пироз и Ле Медеф?

На улице блондинка с двумя детьми, четырехколесным велосипедом и роликами спускалась по крутому склону.

Где искать ответы на первые четыре вопроса, я не знал вовсе, хотя сами вопросы казались мне вполне логичными и разумными. Ничего общего со следующими шестью, где один другого бредовее.

Как могла полиция найти мой отпечаток на трупе Магали Варрон, если я ее не касался?

Каким образом она обмотала красный шарф вокруг шеи во время падения с обрыва?

Почему газеты ничего не написали о смерти Магали Варрон?

Как объяснить невероятное сходство между Магали Варрон и Морганой Аврил? Рождение, увлечения, учеба… и одинаковые лица!

Возможно ли, что Моргана Аврил не умерла десять лет назад, хотя все газеты Франции написали о ее трагической гибели?

И дополнительный вопрос.

Возможно ли, что один-единственный критерий может помочь решить это уравнение с десятком неизвестных?

Я снова осторожно выглянул в окно. Следом за семейным автодомом шел, заплетаясь ногами, подросток в наушниках MP3, огромных, словно уши шапки-ушанки; он явно отключился от внешнего мира.

Уверен, только с помощью собственного серого вещества мне эту загадку не решить, хотя в старых фильмах почтенный следователь с округлившимся брюшком всегда распутывал дело, не покидая своего кресла.

Я должен действовать, и первым моим действием станет установление местопребывания третьего свидетеля.

Денизы.

Мона права! Надо спросить адрес у ее собаки…

В следующую минуту я устроил в гостиной Мартена Денена настоящий погром, пока наконец под стопкой старых газет не нашел адресный справочник. Лихорадочно листая желтые страницы, я нашел в радиусе двадцать километров три ветеринарные клиники. Начал обзвон с ближайшей, с клиники «Аббасьяль» в Фекане. Кошачьим голосом отозвалась секретарша.

– Простите, – в свою очередь промяукал я, – я звоню от имени своей бабушки Денизы относительно ее собачки Арнольда.

– Арнольд, – повторил медоточивый голос. – Подождите…

Стук клавиатуры. Она печатала быстрее, чем говорила.

– Арнольд, ши-тцу, одиннадцать лет. Это она?

Я чуть не заорал от радости!

– Да! Как… как вам сказать? Моя бабушка стала забывчива. Она забывает часы приема, время вакцинации. И я решил сам позаботиться и об Арнольде, и о самой старушке.

– Понимаю, подождите, сейчас проверю.

Я услышал стук пальцев по клавишам, затем сладкий, как карамелька, голос произнес:

– Шесть месяцев назад вашей бабушке посылали памятку. Арнольд должен посетить нас до начала июня, чтобы получить прививку от пироплазмоза.

– Я так и знал! Бабушка забыла. Вы можете еще раз прислать мне эту памятку?

– На ваш адрес или на адрес бабушки?

– На адрес бабушки. Я навещаю ее каждую неделю.

Секретарша явно обожала заботливых мужчин, ибо голос ее окончательно превратился в патоку:

– Сегодня же пришлю ее вам, месье…

Я изобразил колебания, однако строго дозированные. И ровно перед тем, как она собралась класть трубку, поймал ее:

– Подождите! Какой адрес дала вам бабушка? Возможно, предыдущая памятка потерялась, потому что несколько месяцев назад нам пришлось переехать в дом в низине.

Короткое молчание, никакой клавиатуры. Я догадался, что она вращает колесико мыши.

– Дениза Жубан. Здание бывшего вокзала, в Турвиль-лез-Иф. Этот адрес сейчас верен?

– Абсолютно, мадемуазель.

Мадемуазель.

Она растеклась в благодарностях, я этим воспользовался и повесил трубку.

В следующую минуту на столе в гостиной уже лежала карта масштабом 1:25 000. Селение Иф располагалось в шести километрах от Ипора, в деревенской глуши. Я довольно долго изучал поросшие лесом участки, холмы и одинокие тропинки, пока наконец не разработал маршрут, позволявший добраться до Денизы Жубан с минимальным риском, не встретив свидетеля, готового выдать меня жандармам. Чтобы пропилить шесть километров через леса и поля колченогому, требуется время, а значит, есть риск, что его схватят.

Я понимал, насколько рискованно идти на встречу со старушкой. Но, возможно, это менее рискованно, чем целый день плесневеть в доме.

У меня сохранился последний козырь.

Дениза и Арнольд.

И я рассчитывал с успехом пустить его в ход.