Текст книги "Песнь колдуньи"
Автор книги: Мирей Кальмель
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Глава 35
Ястреб был мертв. Барон привез его в качестве трофея. Они долго ездили с приманкой, которую специально для этого изготовил сокольничий. Птица соизволила появиться только через несколько часов. Когда солнце уже стало садиться, ястреб возник из ниоткуда и стал, покрикивая, медленно кружить над группой охотников на такой высоте, что стрела не могла его достать. Никто не смог бы объяснить ни почему он внезапно сел на ветку дерева без верхушки, в нескольких туазах от лучников, ни почему раскинул крылья. С пронзительными, душераздирающими криками он подставил грудь их смертоносным стрелам.
Он упал назад, сраженный стрелой. Последовала странная тишина, как если бы целый лес скорбел о птице, и барон де Сассенаж машинально, чтобы обмануть дурное предзнаменование, перекрестился. Сокольничий подъехал и поднял мертвого ястреба.
С тех пор останки мертвой птицы разлагались во дворе. Острие копья сменило стрелу и поддерживало их в вертикальном положении перед домом хлебодара, где, благодаря снадобьям знахарки, постепенно поправлялся Матье.
Альгонда не отходила от его кровати. Филиппина тоже проводила возле него много времени. Юная дочь барона не только отпустила свою горничную, но, наскоро позавтракав, составляла ей компанию. Ни барон, ни Сидония не были настолько бездушны, чтобы напомнить Филиппине, что благородной даме не место у постели слуги. Наоборот, они находили ее поведение естественным. Тем более что у девушки уже имелся опыт ухода за ранеными…
До свадьбы Альгонды и Матье оставалось уже меньше недели. Жерсанда отказалась перенести праздник на более позднюю дату. Все в замке ждали, когда опустеет кожаная фляжка и юноша откроет оставшийся целым глаз.
Наконец этот день настал. Влив часом ранее ему в рот последнюю каплю снадобья, Альгонда ждала, заламывая руки. Она очень устала, так как три ночи подряд не спала. Жерсанда не раз предлагала посидеть у постели раненого вместо нее, но дочь не соглашалась. Альгонда запретила себе расслабляться. От кровати Матье она отходила только чтобы справить естественную надобность.
Пожатие пальцев… Дрожь в руке. Сердце Альгонды замерло.
– Пить… – было первое слово, произнесенное ее суженым.
Филиппина схватила другую фляжку, с чистой водой, и протянула Альгонде, а потом на цыпочках вышла. Этот момент должен принадлежать только им двоим. Она не хотела им мешать. Еще она настояла, чтобы Матье оставался в Сассенаже, когда они уедут в Бати. О том же просил господина и мэтр-хлебодар, и барон прислушался к их доводам. Покалеченному Матье придется забыть о воинской службе. Он снова станет помогать отцу. Учитывая все обстоятельства, Жак посоветовал Филиппине оставить здесь и Альгонду. Хватало девушек, которые были бы счастливы ее заменить. Филиппина попыталась заставить себя проявить сострадание и любовь к ближнему, однако мысль о расставании с Альгондой была настолько невыносима, что она отказалась от этой задумки. И очень на себя за это разозлилась. Она надеялась, что придет время и молитва поможет ей обрести силы, которых она пока в себе не находила, и она оставит Альгонду и Матье в покое, согласится с тем, что они должны быть вместе.
– Пить! – повторил Матье и сразу же почувствовал у губ горлышко фляжки.
Он сделал несколько жадных глотков. Альгонда поддерживала ему голову. Когда же Матье захотел оттолкнуть флягу правой рукой, чтобы показать, что жажда утолена, он почувствовал на ней повязку. От удивления он открыл глаза и увидел над собой лицо Альгонды. К нему моментально вернулась память. Вне всяких сомнений, еще и потому, что смотреть он мог только одним глазом.
– Ястреб… Это правда случилось со мной?
Она кивнула и хотела было поцеловать его в губы, но он отвернулся.
– Я хочу на себя посмотреть.
– Может, не надо, Матье?
– Принеси мне зеркало. Прошу тебя, Альгонда.
Она нехотя встала. Сегодня или завтра, какая разница?
Выйдя из дома, примыкающего к пекарне, она прищурилась – солнце стояло в зените. Вытирая свои большие руки о передник, подбежал Жан.
– Он проснулся, – сказала девушка.
Хлебодар окликнул младшего Сына, который замер у печи, глядя на них. Они вошли в дом. Все трое, мэтр-хлебодар, его жена и младший сын, с того дня, как с Матье случилось несчастье, ночью спали в комнате, где находился раненый, за занавеской. Альгонда же сидела у его постели. Даже не взглянув на ястреба, которого она сама приговорила к смерти, девушка поспешила в донжон. На вопросы тех, кого она встречала по пути и кто, как и она сама, считал отмеренные знахаркой дни, Альгонда отвечала: Матье пришел в себя.
Когда она вернулась, Матье сидел на постели. Повязку с руки он успел снять. Тяжелое молчание повисло в комнате. Он сам, его отец и брат рассматривали рану. Кожа срослась, стянутая нитками, – знахарка зашила рану. Шрам был не очень большой, но, как она и предсказывала, пальцы не слушались. Хлебодар отодвинулся, давая место Альгонде.
Девушка начала очень осторожно снимать повязку с головы. Ей тоже нужно было знать. Когда открылись отечный глаз под опухшей надбровной дугой и нитки, которыми было подшито веко во внешнем уголке глаза, она сцепила зубы. И постаралась, чтобы руки не дрожали, когда она передавала Матье зеркало, так, чтобы сначала он увидел левый глаз.
Матье долго молча смотрел на свое отражение.
– Этого ястреба убили, Матье. Он гниет у нашей двери, и я плюю на него каждое утро, – сказал младший сын хлебодара.
Матье поднял голову и вдруг, вопреки ожиданию, расхохотался. Можно было ждать рыданий, криков, но хохот…
Увидев ваши траурные лица, я решил было, что весь искалечен. А это всего лишь шрам! – весело сказал он, кладя зеркало на одеяло.
Они не стали его переубеждать. Тем более что он встал, потягиваясь, словно и не чувствовал никакого недомогания.
– Я голоден как волк. И думаю, у мэтра Жаниса есть чем меня побаловать.
– Разреши, я перевяжу рану…
Правой рукой, пальцы которой не слушались, превозмогая боль, Матье притянул невесту к себе.
– Не надо. Я прекрасно себя чувствую. Спорим, все ждут, когда я выйду? Так пусть порадуются! Свежий воздух прекрасно подсушивает раны. Пойдем посмотрим на эту свирепую птицу, – добавил он, погладив брата по голове.
– Ты тоже на него плюнешь?
– По правде говоря, мне больше хочется на него пописать. А то я скоро лопну. Черт подери, Альгонда, это же сколько дней я тебя не целовал?
– Три дня, – ответил хлебодар, которому, как и девушке, не нравилась эта веселость.
Они оба слишком хорошо его знали, чтобы понять: под маской веселья гордый юноша скрывает отчаяние.
Втроем они вышли во двор, и на глазах у тех, кто знал его с детства и ждал, как он и предполагал, хороших новостей, Матье левой рукой расстегнул штаны перед мертвым ястребом.
Он писал, радостно глядя на небо, под смех зевак, а Альгонда невероятным усилием сдерживала слезы, переполнявшие глаза. Она была уверена, что в Матье что-то сломалось.
Матье павлином ходил по замку целый день, рассказывая всем, кто готов был слушать, о своем приключении и каждому показывая шрамы, так что к вечеру во рту у него пересохло, раны стали кровить, а здоровый глаз заболел от напряжения – теперь ему приходилось «работать» за двоих. Но Матье не жаловался и даже заверил сира Дюма, что в Бати продолжит упражняться, как только из шрамов вытащат нитки.
– Завтра же я вернусь на ристалище. Пора моей левой научиться делать все, что умеет правая, – добавил он с улыбкой.
Сир Дюма не нашел в себе сил сказать ему правду. Все остальные – тоже. Матье так хотел показать, что ничего страшного не случилось, и эти его усилия, хотя он сам этого и не понимал, вызывали еще больше жалости, чем его увечья.
– Может, поговорим? – предложила Альгонда, когда они с Матье, поужинав с Жаном и Жанисом в кухне, вместе возвращались в дом хлебодара.
Главный повар, пожалуй, был единственным человеком в замке, кого Матье удалось ввести в заблуждение своей напускной беззаботностью – настолько он любил и юношу, и свою малиновку. На улице между тем стемнело, и вскоре должны были дать сигнал к тушению огней. Матье остановился и посмотрел на Альгонду.
– С тобой я хочу не говорить.
– Прошу тебя! – взмолилась она.
Он помрачнел.
– Я привыкну к чему угодно, лишь бы ты любила меня, как раньше.
Она бросилась в его объятия.
– Ты обманываешь меня, но я сделаю, как ты хочешь.
Он посмотрел в сторону башни, единственным глазом исследуя темноту. Никого. В скромном жилище отца уже горела свеча. Прижав девушку спиной к стене, он со смешком поднял ей юбку:
– Вот увидишь, я со всем справлюсь, лишь бы доставить тебе удовольствие!
Он сделал ей больно. Слишком неловкий, слишком торопливый, слишком несчастный. Как и он, она сделала вид, что все хорошо. Матье поправил на себе одежду.
– Я тебя люблю, Альгонда. И не хочу, чтобы ты обо мне беспокоилась. А теперь иди к себе, тебе нужно выспаться, – сказал он, в последний раз целуя ее в шею.
Альгонда кивнула. Она буквально валилась с ног. Он пошел прочь, насвистывая. Матье не привык пасовать перед трудностями. Лунный свет упал на мрачный силуэт ястреба. На мгновение в этом свете, несмотря на неподвижность, птица показалась вдруг живой, ждущей своего часа. Матье на нее даже не взглянул. Он захлопнул за собой дверь, укрывшись в своем одиночестве. Альгонда оторвалась от стены, поднялась в их с матерью комнату и упала на кровать.
Они ехали очень медленно. Монотонное движение лошадей, двигавшихся вровень с мулами, утомляло Джема. Удовольствие от путешествия он получал только во время остановок. Но не трактиры и монастыри, где он мог найти кров и пищу, манили его. Он наслаждался сном под открытым небом, как и в свое время на родине.
– Решение переехать в Рошшинар продиктовано осторожностью, Джем. Ваши враги ищут вас в наших комтурствах, а мы их обманем. Мы выедем из Поэ-Лаваля ночью, чтобы не вызывать подозрений, и будем ехать до следующего комтурства по второстепенным дорогам. Отряд большой, и мы вооружены. Разбойники не осмелятся напасть, – пояснил Ги де Бланшфор.
Джем кивнул, а потом сказал с улыбкой:
– Признайтесь, великий приор, вы куда больше боитесь встречи с герцогом Савойским, чем с посланниками Баязида.
Их дружба крепла с каждым днем, и Ги де Бланшфор был вынужден признать его правоту.
– Что бы вы ни думали, – сказал он, – я желаю вам только блага в этом бренном мире. В чьи бы руки вы ни попали, ваши тюремщики прежде всего позаботятся о своих интересах, а значит, снова коварство, снова ложь… По правде говоря, никто не горит желанием увидеть вас на месте Баязида. Единственное, что им нужно, – заставить его выполнять договоренности и сохранить мир, гарантом которого для христиан является ваше пленение.
Джем знал, что это правда. Чем больше он думал о своем положении, тем чаще приходил к тем же выводам.
И только друзья отказывались признавать очевидное, они надеялись, что все же представится возможность совершить побег. Но пока их ожидания не оправдались.
Усеявшие небо над лагерем мириады звезд обещали прекрасную погоду. Еще один день – и они увидят Рошшинар.
– Возможно, вид замка вас разочарует, принц. Он похож на орлиное гнездо на вершине утеса. Неприступный. Суровый. А ведь вы привыкли к роскошным дворцам…
Джем нахмурился.
– Зачем вы заранее меня огорчаете?
– Чтобы вы не обвинили меня в обмане. Всего несколько дней назад мне было безразлично, как вы ко мне относитесь. Сегодня я испытываю к вам дружеские чувства, поэтому, если вы расстроитесь, мне это будет неприятно.
– Ну, если расстраиваться нельзя, мне остается только гневаться.
– Но вы забудете о его внешнем виде, как только выглянете из окна башни. Из замка видна долина Изера и земли барона Жака де Сассенажа. Самые красивые места в Дофинэ. Я постараюсь выхлопотать для вас разрешение прогуливаться там верхом и охотиться. Замок де Сассенажа, Бати, находится в нескольких лье от Рошшинара. Я много слышал о роскоши празднеств, которые он устраивает. Я выполню обещание. Невзирая на разочарование, которое вы и ваши друзья, возможно, испытаете у ворот Рошшинара, там вы будете счастливы, по крайней мере настолько, насколько это позволяет ваше положение изгнанника.
Слова Ги де Бланшфора убедили принца. Жить в крепости? Почему бы и нет, ведь и из нее можно ускользнуть…
Джем сцепил руки на затылке и, широко открыв глаза, стал смотреть на звезды. Рядом с ним спали, похрапывая, Анвар, Хушанг и Насух. Один издавал высокие звуки, двое других – низкие. Жены Джема спали под навесом, чтобы комары не испортили их нежную кожу. Но только они одни.
Госпитальеры, как и турки, спали на земле, подстелив одеяла. Вокруг лагеря дежурили дозорные. Джем проследил взглядом за падающей звездой. Еще немного, и ему показалось бы, что он находится в горах Анатолии. Джем закрыл глаза и позволил сну завладеть разумом. Мелькнула последняя мысль: Ги де Бланшфор был прав, заметив накануне, что, невзирая на исключительную сноровку в бою, у него душа скорее поэта, нежели воина.
Корабль отплыл из Эг-Морта в разгар дня. У Ангеррана, несмотря на решительный настрой, дрогнуло сердце, когда он увидел, как удаляется причал, омываемый спокойными водами Средиземного моря. Поднимаясь на борт, турок он не видел. Де Люирье поздоровался с ним кивком, капитан указал на матрас на нижней палубе каравеллы, один из нескольких матрасов, на которых спали матросы, подальше от других пассажиров. На обед Ангеррану предложили обычное меню моряков – сухари, соленую рыбу и овощи, из напитков – вино. Он и не думал жаловаться. Конечно, развязав кошелек, он мог бы заставить обращаться с собой получше, но ему это было ни к чему. Тем более что его, быть может, нарочно испытывают на прочность? И разве не трудностей и приключений он ищет?
Когда стемнело, явился де Люирье.
– Идемте, – сказал он.
Ангерран не стал задавать вопросов. Он встал со своего ложа, на что окружающие не обратили никакого внимания, и прошел за лейтенантом до каюты капитана. Там его ждал сам капитан и очень красивая женщина, сидевшая на обтянутом потертой кожей диванчике. Она окинула его проницательным взглядом. Он поприветствовал ее легким кивком.
– Поскольку вы хотите служить ордену, у меня есть для вас поручение, – заявил де Люирье, как только дверь за ними закрылась.
– Слушаю вас. – Ангерран решил, что выполнит любое поручение.
Де Люирье посмотрел на молодую женщину.
– Это Муния. Она родом из Египта, дочь высокопоставленного чиновника-мамелюка, одного из приближенных султана Кейт-бея, и супруга оттоманского принца, которого орден взял под свою защиту. По причинам, которые долго объяснять, супруг отверг ее и обрек на верную смерть. Один из янычар принца получил приказ убить ее во время этого путешествия. Если ему попытается помешать кто-то из нас, выйдет дипломатический скандал. Если же между жертвой и убийцей встанет незаинтересованный человек, нас не в чем будет упрекнуть, можно будет все списать на неудачное стечение обстоятельств.
– Я буду вам за это бесконечно признательна, шевалье, – сладко проговорила египтянка на языке франков.
– Как я понимаю, тот, кому поручено убить даму, должен исчезнуть?
– Это было бы лучше всего.
– Хорошо. Отныне я ваш покорный слуга, – заверил женщину Ангерран.
В ответ он получил бархатный взгляд, чрезвычайно взволновавший ему кровь.
Когда же примерно час спустя, хорошо поужинав и получив обещание предоставить ему приличную постель в помещении для госпитальеров, он вышел из капитанской каюты, у него стало легче на душе.
Судя по всему, он сделал правильный выбор, и теперь пребывал в уверенности, что его надеждам суждено сбыться.
Глава 36
Первым, что увидела Альгонда, открыв внутренние ставни в своей комнате, было пустое ристалище. Секунда – и там появился Матье. Завернув за угол, он открыл подобие калитки и вошел. Держа свой обоюдоострый меч на плече, он решительным шагом прошел к центру, остановился, хорошенько уперся ногами в землю и неловко взмахнул клинком. Какое-то время она наблюдала за тем, как он рассекает мечом воздух, видела его лицо, искаженное от усилий. Она видела только его профиль, безупречный, гордый. Но стоило ему повернуть голову в ее сторону, и она с часто бьющимся сердцем отпрыгнула от окна, как застигнутый врасплох ребенок. Если он пришел на ристалище в такой час, когда замок только-только начинает просыпаться, то лишь затем, чтобы оценить степень своего увечья без свидетелей. Матье один на один с самим собой. Сердце девушки болезненно сжалось. Она больше не хотела смотреть в окно. За занавеской послышались шаги матери. Потом Жерсанда остановилась. Шелест ткани. Она одевалась. Альгонда выждала пару минут, затем подошла к матери.
– Как ты? – спросила Жерсанда.
Теперь девушка выглядела не такой уставшей, но все равно была очень бледна.
– Он на улице.
Жерсанда кивнула. Этих слов оказалось достаточно, чтобы она поняла, что так огорчило дочь. После того дня, когда на Матье напал ястреб, у них не получалось остаться наедине. Когда барон привез мертвого ястреба, они лишь раз обменялись взглядами. В удивленном взоре Жерсанды был вопрос, в ответном Альгонды – подтверждение. Объяснений не требовалось. Признание свершившегося было очевидным.
– Он не поедет с тобой. Жан против. И Филиппина тоже.
Альгонду это не удивило.
– Он знает?
– Нет пока. Думаю, поскольку барон относится к тебе очень хорошо, он лишь через несколько дней объявит о своем решении. Раны как раз успеют затянуться. Глаз сам по себе в порядке, рука – не самое страшное. Может, он одинаково хорошо умеет управляться обеими?
– Нет. Ты, как и я, знаешь, что это не про него.
– Ты можешь попытаться уговорить Филиппину оставить тебя здесь.
Альгонда пожала плечами.
– Все будет так, как должно быть, матушка. Он смирится.
Жерсанда обняла дочку. Девушка с наслаждением вдохнула материнский запах – весенний, как душистые цветы, которые Жерсанда подкладывала им под простыни. Мать стала нежно ее баюкать.
– Мэтр Жанис с радостью накормит тебя завтраком. Сначала эта драма, теперь твой отъезд… Он очень расстроен.
– Я не хочу есть, матушка.
– Даже если ты умрешь с голоду, это ничего не изменит, моя малиновка.
Как бы Альгонде хотелось постоянно ощущать ее крепкие объятия! Как в Бати она будет скучать по матери!
И все-таки ей пришлось отстраниться.
– Что тебе известно о знахарке?
Жерсанда улыбнулась.
– То же, что и остальным. Она славная женщина. Твой отец думал, что она – его мать. Но она никогда в этом не признавалась.
Альгонда наморщила лоб.
– Я не знала, что отец – подкидыш…
– Моя мать подобрала его на берегу Фюрона. И выкормила своей грудью. Наша свадьба стала для всех чем-то само собой разумеющимся. Он всегда был неразговорчивым, но мы любили друг друга. Однажды вечером он вернулся с работы расстроенный и злой. Но он так никогда мне и не сказал, что тогда произошло. И с этого дня наши отношения испортились, он начал пить.
– Думаешь, это может быть из-за знахарки?
– Нет. Уверена, что нет. Она всегда была к нам очень добра.
Альгонда нежно чмокнула мать в щеку.
– Скажи мэтру Жанису, что я зайду. Попозже.
– А почему ты спросила про знахарку?
– Я потом расскажу, – пообещала Альгонда, направляясь к двери.
Последние дни Фанетта вместо нее прислуживала дочери барона, поэтому Филиппина ее не ждала. У Альгонды было достаточно времени, чтобы разгадать тайну, а быть может, и помочь Матье смириться со случившимся.
На лестничной площадке она нос к носу столкнулась с Мартой, которая спускалась в кухню завтракать. Гарпия недобро ей ухмыльнулась.
На следующий день после нападения ястреба из окна комнаты Матье Альгонда видела, как Марта подошла к мертвой птице. Она разволновалась, когда наклонилась, чтобы поближе рассмотреть ногу птицы, на которой не хватало одного когтя. Значит, охранник оказался прав. Альгонду это обрадовало. Участок твердой земли в болоте неопределенности доказывал, что она не ошиблась. За пророчеством что-то кроется. А может, есть еще одно действующее лицо, помимо тех, о ком ей рассказывали. Единственным способом узнать было отправиться к знахарке. Теперь Альгонда была в этом уверена. В руках этой женщины ключи от всех тайн.
Не сомневаясь, что у Марты найдется для нее несколько желчных словечек, Альгонда легонько ее толкнула и, не извинившись, прыгая через две ступеньки, понеслась вниз.
Знахарка жила возле родника, в бревенчатой избушке, в самом сердце леса, который покрывал юго-западный склон горы. К ее жилищу вела узкая тропинка, вившаяся меж хвойных деревьев. Едва выйдя из ворот замка, девушка свернула на эту тропинку. И вот она стучит в трухлявую дверь хижины, до того густо поросшей мхом, что она была почти неразличима на фоне растущих вокруг нее деревьев.
Дверь открылась.
– Я ждала тебя, – сказала пожилая женщина, давая ей пройти.
Альгонда из рассказов жителей деревни знала, что до нее никто не получал такую привилегию. Стоило ей сделать шаг, как в нос ударил густой запах пряных трав. В комнате было темно. Посередине стоял стол, заваленный растениями и корешками, еще на нем стояли миска с фруктами, оловянный кувшин и горшок, наполненный, по всей видимости, топленым свиным салом. Старинный сундук с изящной металлической окантовкой, стоявший у стены, доставал до оконца, образованного искривленными балками. На других стенах Альгонда увидела полки, заставленные бесчисленным количеством горшочков и флаконов всех размеров. В детстве они с Матье часто гадали, на что может быть похоже жилище этой женщины. Все, включая открытый очаг, над которым в черном котелке булькала какая-то жидкость, было именно таким, как они представляли. Все, кроме великолепного ложа с пологом вишневого бархата, накрытого стеганым одеялом, сшитым из красивых лоскутков. Роскошное ложе и безукоризненная чистота.
– Обстановка тебе нравится? – насмешливо поинтересовалась пожилая женщина.
Альгонда покраснела, осознав свою нескромность.
– Простите меня.
– За любопытство? Ты всегда такой была. Иди и присядь. Нам надо поговорить и никто нам не помешает.
Альгонда присела на скамейку, которую вытащила из-под стола знахарка, и не удержалась, чтобы не бросить подозрительный взгляд на стол с травами.
– Из этого я сварю себе на будущую неделю отличный суп, – пошутила женщина, смахивая растения в свой фартук.
Она медленно подошла к котелку, распространявшему вокруг себя запах пряностей, и бросила туда содержимое фартука. Накрыла котелок крышкой, потом взяла с полки кубок и голубой восьмиугольный флакон, оправленный в подобие кружева из серебряной нити. Откупорив его, она налила в кубок немного прозрачного зелья.
– Выпей, сразу почувствуешь себя лучше. Ты на покойницу похожа.
– Вспомнив слова матери, Альгонда беспрекословно повиновалась. Как только эликсир пролился в ее горло, она ощутила прилив сил.
– Вы были правы относительно ястреба. Теперь он мертв.
– Знаю. Это было мудрое решение, Альгонда.
– Это ваше решение. Но зачем? Потому что он ранил Матье или потому что убил моего отца? Он ведь был вашим сыном, правда?
Пожилая женщина кивнула.
Альгонда внимательно посмотрела на ее лицо с пожелтевшей от старости кожей. Под отяжелевшими веками блестели глаза ясно-голубого цвета. У нежности нет возраста. И нет и капли лукавства. Несмотря на то что в этом странном жилище Альгонда чувствовала себя в безопасности, она не позволила себе расслабиться. То, что они связаны кровными узами, ничего не меняло, а вот то, что знахарка прежде об этом молчала, вызывало подозрение.
– А может, вы просто хотели отомстить?
– Я не враг тебе, но враг гарпии. Этого достаточно, чтобы ты мне поверила?
– Нет, пока я не узнаю, кто вы такая на самом деле.
– Единственная, кто знает правду. Всю правду. Но если ты хочешь доказательств…
Она раскинула руки ладонями вверх. Достаточно было одного заклинания, чтобы на глазах у изумленной Альгонды комната растаяла в потоке голубоватого света.
Матье левой рукой лупил чучело до тех пор, пока хватало сил. Он свалился за тюк с соломой, задыхающийся, прячась от нескромных взглядов. Он боялся, что на него станут смотреть охранники – некоторые из них пришли его подбодрить, но вскоре оставили его изнемогать в отчаянных попытках доказать что-то себе и остальным, а сами вернулись к своим играм. Здоровым глазом он посмотрел на правую руку и скривился, увидев, что на месте швов кожа вспухла и из раны сочится сукровица. Боль отдавалась в руке до самой подмышки. Он снова попытался сжать пальцы, но ничего не вышло.
«Может, со временем получится», – пытался он убедить себя, хотя этим утром отец передал ему слова знахарки.
– Но у тебя остается печь, – попытался утешить сына Жан.
Матье прекрасно понимал, что это значит. Гнев охватил его, но Матье не позволил ему излиться в крике. Отец ни в чем не виноват. И расстраивать его было бы несправедливо. И тогда Матье снова взял меч с гербом и ушел, чтобы еще раз испытать себя.
Он опустил голову, закрыл глаза. Головная боль была почти такой же сильной, как и боль в руке. Он часто глупо реагировал на проявление чувств других людей. Жалость, которую он прочел во взгляде Альгонды, когда та снимала с него повязку, пронзила его, как удар кинжала. Ее притворные стоны тоже. Ему так нравилось доставлять ей наслаждение, что он сразу понял: она притворяется. Отныне ничего не будет, как раньше. Со временем, возможно, он будет видеть вторым глазом, вернется подвижность к пальцам. Филиппина должна оставить с ним Альгонду!
– Правильно, прячься, сопляк, ты воняешь, как кусок падали, – послышался слева голос.
Марта…
Он стиснул зубы и поднял голову. Уперев руки в бока, она закрыла от него солнце своей черной тенью.
– Мне не нужны твои советы, – отрезал он.
Она подошла и присела на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне.
– Бедненький Матье! Даже если бы не это ниспосланное провидением нападение, неужели ты думаешь, что уехал бы из Сассенажа? Что барон позволит тебе пользоваться его потаскушкой?
Матье вздрогнул.
– Иди поплюйся желчью в другом месте, ведьма! Мне нет дела до твоих лживых бредней!
Марта рассмеялась.
– Ты прав. Пускай твоя Альгонда продолжает в том же духе! Женись на ней скорее, чтобы барон спокойно мог ее обрюхатить!
Гнев, последние несколько дней снедающий Матье изнутри, ударил в виски, прогнав мигрень. Он бросился на Марту, чтобы заставить ее замолчать.
Она не ожидала нападения, поэтому потеряла, равновесие и оказалась под ним. Матье всем своим весом придавил ее к земле.
– Ты лжешь, лжешь! – повторял он, сжимая ее горло здоровой рукой.
Взгляд глубоко посаженных глаз Марты потемнел.
– Бедный дурачок, – выдохнула она вместе с воздухом, еще остававшимся у нее в легких.
Она могла бы одним движением его сбросить, но тогда бы утратила шанс отомстить. Она заметила девичью фигурку, приближавшуюся к ристалищу. Альгонда возвращалась из леса с улыбкой на устах. Она искала Матье. Эта негодяйка заплатит за все свои дерзости, за то, что осмелилась бросить им вызов! Темная селянка, она решила, что сможет от них избавиться, убив ястреба. Ну нет! Никто не помешает им с Мелюзиной исполнить то, что они задумали много веков назад! И уж точно не эта замарашка!
Марта кашлянула. Матье, который не знал, что ее невозможно убить, сильнее сжал горло. Лицо его было искажено ненавистью. Зло. Зло растекалось в его душе. Когда его стало достаточно, она сжала ноздри. Колдовское пение проникло в сознание юноши.
Растерявшись, он разжал пальцы, потом задрал, сгорая от нетерпения, юбки этой бестии и, не сознавая, что делает и почему, сунул моментально отвердевший член ей между бедер.
В таком положении их и застала Альгонда, войдя в калитку. Два тела, слившиеся в дьявольском экстазе. Присмотревшись, она поняла, кто перед ней, и застыла на месте. Ее крик удивления и горя заглушил вопль Матье, которого долгая и невероятно мощная разрядка заставила устремить взгляд в небо. Альгонда испугалась, увидев его искаженное лицо. Она дрожала всем телом.
Чары пропали, стоило Марте умолкнуть. Содрогаясь в последнем спазме, Матье вдруг увидел перед собой Альгонду. Боль, которой нет названия, прочтенная в ее взгляде, помогла ему осознать, что он натворил.
– НЕТ! – закричал он, протягивая к ней изуродованную руку.
Но она уже развернулась и помчалась прочь.
Он вырвал член из тела Марты, не понимая, что его заставило пойти на это. Позабыв о ранах, он стал отползать от нее на четвереньках, как собака, испуганный, содрогающийся от отвращения. Марта села и с наслаждением облизнула губы, которые он искусал. Она торжествовала.
– Ведьма, ведьма! – повторял он, неловко поднимаясь на ноги. Правая рука горела, как в огне, – он разбередил рану, задев ею о камень.
Мозг сверлила только одна мысль: Альгонда! Догнать! Объяснить необъяснимое, то, что уже начало отравлять кровь раскаянием.
– Теперь вы на равных, твоя шлюшка и ты, – усмехнулась Марта. – Спроси у нее, хорошо ли ей было с бароном…
Он побежал за любимой.
Альгонду он догнал у реки. До этого момента она, несмотря на его призывы, даже не оборачивалась. Теперь она плакала, сидя на камне, там, где он когда-то предложил ей стать его женой. Будучи не в состоянии сделать еще хоть один шаг, он оперся левой рукой о ствол дерева, пытаясь перевести дыхание. Взгляд его упал на тщедушный член, болтавшийся в прорехе штанов. Правой рукой он попытался заправить его, но только вымазал в крови. Эта картина заставила его задуматься. Мгновение – и он понял, что Марта сказала правду. В тот, первый раз с Альгондой у него на члене должно было остаться свидетельство ее девственности. Он удивился, как эта очевидность так долго от него ускользала. В тот день он был так счастлив… Альгонда ему соврала. Теперь ему было понятно, почему она притворялась вчера. Если барона ей вполне хватает, зачем ей калека? Само провидение натравило на него этого ястреба, чтобы они с любовником все устроили наилучшим образом. А может, барон приказал сокольничему натравить на него эту птицу? Они оба виновны в том, что с ним случилось, но Альгонда – больше, чем барон. Марта права… Этой негодяйке нужен был муж, чтобы прикрыть свои шашни. Вот почему она сама отдалась ему, хотя так долго не подпускала к себе! А он еще так этим гордился! Дурак! А нужно было задуматься. Вспомнить тот ее поцелуй с Ангерраном. А может, между ними было что-то большее? Разве может он ей доверять? Да, эта чертовка хорошо устроилась!
Матье сцепил зубы, пораженный этим «открытием». Он собирался попросить прощения, но вдруг понял, что сам простить не сможет. Неловко, одной рукой он застегнул штаны и преодолел разделявшее их расстояние.
– Твои слезы меня не трогают. Твое предательство еще ужаснее, чем мое, – зло бросил он.