Текст книги "Женщина на грани..."

Автор книги: Милена Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

2

Наступил понедельник и принес с собой похмелье. Жуткое. Какое обычно бывает от дешевого алкоголя. Я еле встала, каждое движение стоило мне нечеловеческих усилий. Голова казалось раздутой, как накачанный мяч, полный молоточков, которые постоянно стучали там, внутри. Глаза вылезали из орбит. А во рту был такой привкус, будто я за ночь пережевала солдатские носки всей испанской армии. Каждую минуту я кляла свою чудовищную глупость и торжественно клялась, что пить больше не буду никогда, ни капли в рот не возьму. Передо мной стояла пепельница, полная окурков, и лишь от одного запаха табака меня начинало тошнить.

И ко всему прочему настроение было препоганое. Потому что утром я обнаружила, что у меня пропал бумажник с пластиковыми картами. Я была совершенно не в состоянии вспомнить, где его оставила. Единственное, что припоминалось, – последний раз за выпивку расплачивалась я. Деньги меня совершенно не волновали, но там были права, паспорт и страховка. Тот факт, что Цветик не перезвонил мне, указывал на то, что я забыла бумажник не у него в машине. Трезво оценив и взвесив свои возможности на сегодня, я отложила решение данной проблемы на следующий день. Тогда у меня и самочувствие будет получше, понормальней. А сегодня последние капли своих драгоценных сил я решила потратить на выполнение текущих дел на работе, которая казалась мне тяжелой и невыполнимой, как никогда…

Открыв дверь квартиры, с неимоверными усилиями я еле доползла до дивана, из последних сил рванула с себя юбку, рухнула на мягкое сиденье и подумала, какое же это счастье оказаться наконец дома. И тут в мой измученный мозг, словно визг циркулярной пилы, проник телефонный звонок.

– Говорите.

– Как головка себя чувствует с похмелья? – раздался голос незнакомого мужчины, приятный, но довольно бесцеремонный.

– Более или менее, – машинально ответила я. – А кто говорит? – Я пыталась вспомнить, кто мог знать о моем похмелье.

– Тебе его, наверное, целый день не хватало, я угадал? – продолжил мужчина, не обращая внимания на мой вопрос.

– Кого? – спросила я, уже окончательно ничего не понимая.

Мне стало не по себе, подумалось, а вдруг это маньяк какой-нибудь. Я запаниковала и чуть не бросила трубку.

– Кошелек, шалава. Ты забыла его вчера в гавайском баре. Скажи спасибо, что я нашел его на вашем столике.

Я тут же успокоилась и попыталась говорить более любезным тоном:

– Елки-палки! Как приятно, что свет не без добрых людей. Я уже и не знала, что делать. По правде говоря, не представляю, как и благодарить тебя.

– Проще простого. Пригласить на стаканчик-другой, после того как мы пересечемся. Завтра я выходной. Давай в семь. Что скажешь?

При таких печальных обстоятельствах выбирать не приходилось, вот я и согласилась с ходу на предложение незнакомого официанта.

– Отлично. Забито. Где встречаемся?

– В «Небраске» на Гран Виа.

– В какой именно? Их там две.

– Напротив телефонной станции. Меня зовут Армандо. Я сам тебя найду. Такую красивую телочку не сразу забудешь, – отвесил он комплимент, и в трубке раздались гудки.

Я положила трубку с уже давно забытым ощущением. Я чувствовала приятное возбуждение – моему самолюбию слегка польстили. Давненько меня не находили привлекательной. Ради такого дела не жалко было выбросить пару часов на ветер, чтобы пропустить стаканчик-другой с прекрасным незнакомцем, которому я так понравилась. В конце концов, он позвонил мне просто для того, чтобы вернуть бумажник. Сделал благое дело человек, так чего же его еще и осуждать.

На следующий день я возвращалась домой чуть ли не бегом. У меня был только час, чтобы переодеться и вовремя приехать в «Небраску». Врубив на полную катушку кассету с Тиной Тернер, я со всего размаху запустила туфли в свой излюбленный угол, на ходу расстегнула блузку и швырнула ее на диван. Скорее в ванную. Вода в душе была горячей и обжигала. Вытирая полотенцем спину, я лихорадочно соображала, что бы мне такое напялить хорошее в честь сегодняшнего вечера. Погода на улице стояла великолепная, там скорее было лето, чем весна. Мне хотелось выглядеть привлекательной и в то же время не слишком недоступной. Значит, голос в пользу чего-нибудь спокойного, молодежного и стройнящего. Фен шумел, как двигатель реактивного самолета. Я решила собрать волосы в хвост на макушке. С челкой и хвостом мне не дать больше пятнадцати лет. Я надела оранжевую блузку и короткую черную юбку. К ним черные колготки и черные лодочки на каблуке. Нашла в старой косметичке оранжевую помаду. И, глядя в зеркало, принялась оценивать результат. На меня смотрела девица, как из подростковых комиксов, с зазывными губами и выпирающей пухлой грудью, крашеная дура, поигрывающая бедрами и задницей.

Шалава, одним словом. Незнакомец был прав. Дешевая малолетка, вышедшая на панель. А мне шло. Жаль, что так нельзя было отправиться ни в одно приличное место. К сожалению, у меня уже не оставалось времени насладиться своим новым образом. Я выскочила из дому вприпрыжку и уселась в первое попавшееся такси.

Когда он явился, я уже докуривала вторую сигарету. Это был один из тех мужиков, что сотнями ходят по улицам, никогда не обращая на себя внимания. Взгляду не за что было зацепиться. Среднего роста, глаза ничего особенного, губы ничего особенного, волосы самые обыкновенные. Он выглядел абсолютно настолько, насколько что-то из себя представлял. И выдавал себя абсолютно за того, кем и был. Короче, ничего примечательного. Он сразу протянул мне бумажник и проронил:

– Привет! А вот и он. Выглядишь клево, лучше, чем в прошлый раз.

– Спасибо, – ответила я скромно, не уточняя, благодарность это за бумажник или за комплимент. – Что будешь?

– Виски-кола.

Заказав, что требуется, я судорожно принялась шарить по всем углам своего мозга, о чем бы с ним поболтать. Начнем просто, чтобы начать.

– Так ты сегодня не работаешь?

– He-а. Шатаюсь по городу. Навестил пару подружек. Завтра опять за поднос. А как твоя голова?

– Все в порядке. Я хорошо выспалась и теперь как новенькая.

– С кем это ты выспалась? С тем самым вчерашним тихим уродиком?

Это замечание было уже откровенно неприличным, но я ответила без лишних эмоций:

– Нет. Как бы не так. Это просто мой знакомый. Правильнее будет сказать, сын лучшей подруги моей матери.

Закончив, я почувствовала себя задетой. Причем из-за своих же собственных слов. Какого хрена я объясняю такие вещи совершенно незнакомому мужику, ни имени которого не знаю, ни кто он такой.

– Ты где работаешь сама-то? Судя по одежке, ты срываешь неплохой куш.

– Твоими бы устами да мед пить. Я просто секретарша. Обычная секретарша, – произнесла я скромненько, не вдаваясь в подробности, потому что на самом деле терпеть не могла, когда вот так вот, с порога, без всяких церемоний, на второй минуте разговора начинали лезть в мою личную жизнь, как говорится, не переобувшись.

Взяв себя в руки, я сменила тему. Через час мне было известно, что мой новый знакомый увлекается мотоциклами и все свободное время ремонтирует своего железного коня, что живет он в одной квартире со своей старшей сестрой, которая замужем, что работает барменом, просто чтобы как-то сводить концы с концами, а на самом деле хотел бы быть гитаристом в панк-группе… Итог был таков: у нас много общего. Мы могли бы часами говорить о погоде и природе.

Я заплатила по счету, и на выходе он вдруг самым невинным тоном предложил:

– Слушай, поедем со мной на вечеринку. У меня тут одни знакомые кое-чего отмечают. Это недалеко, пара шагов отсюда, в Новисьядо.

– Нет, спасибо. Правда, спасибо, это очень мило с твоей стороны, но мне завтра вставать ни свет ни заря. Надо как следует отдохнуть перед работой. Я домой.

– Да ладно тебе, детка. Не будь занудой. Сейчас только половина девятого. Вечер только начался. До ночи еще целая вечность. Пойдем посмотрим, что там творится, и, если тебе не понравится, уйдешь на все четыре стороны. Никто тебя держать не будет. Мне тоже неохота не спать всю ночь. Заглянем, выпьем по стаканчику, посидим часок – и по домам. Просто там будет группа, которую я давно хотел послушать. Все чисто. Заметано? Пжалста!

Мне совсем не улыбалось куда-то идти и общаться с какими-то незнакомыми людьми, но часом меньше, часом больше, в этом он был прав, никакого значения уже не имело, и я сдалась:

– Ладно, пошли.

Такси остановилось возле старинного дома на одной из узких улочек Новисьядо. Он достал ключи и открыл входную дверь. На мой вопросительный взгляд он быстро пояснил:

– Это мои близкие, очень близкие друзья, мы доверяем друг другу, поэтому у меня есть ключи.

Мы поднялись по деревянной лестнице на третий этаж. С улицы было совсем не слышно типичного развеселого гула вечеринки. Он открыл дверь, и мы вошли. В квартире не было никого. Гостиная была похожа на свинарник: стол застелен засаленными газетами и усыпан хлебными крошками, плитка, которой был выложен пол, местами разбита в осколки. В углу, вплотную к стене, стояла кровать с коричневым одеялом. Подушка была заляпана кетчупом. Вонь стояла невыносимая: запах плесени и нечистот. Машинально я подошла к окну, чтобы распахнуть его. Желтоватая лампочка едва освещала весь этот беспорядок. Ни дать ни взять, бандитский притон. Чутье подсказывало, что все это добром не кончится. Я повернулась к Армандо и сказала:

– Послушай, мне кажется, это не самая удачная твоя идея. Короче, мне все это не нравится, я ухожу.

– И думать забудь. Мы уже пришли, детка. Расслабься. Не обращай внимания на беспорядок. Сама же знаешь, что такое богемная жизнь.

В его поведении появилось что-то, пришедшееся мне совсем не по вкусу. Как будто скрывая свои настоящие намерения, он сосредоточенно впился глазами в стену, избегая встречаться со мной взглядом. Я оттолкнулась от подоконника, на который опиралась, и решительно шагнула в сторону двери, которая вела в прихожую:

– Не знаю и знать не хочу. Ты оставайся, а я пошла.

В два прыжка он очутился передо мной и загородил дверной проем, перекрыв путь к отступлению.

– Увы и ах! Не торопись, куколка! Знаешь, как весело мы проведем с тобой время. Развлечемся на славу.

С этими словами он запер дверь на ключ и сунул его к себе в карман. Все это произошло так быстро, что я не успела опомниться и среагировать надлежащим образом.

– Слушай, парень, ты сам-то хоть понимаешь, что сейчас делаешь. Лучше выпусти-ка меня отсюда по-хорошему. Открывай дверь! И брось эти глупые речи, мне скучно тебя слушать!

Он даже не стал терять время на то, чтобы со мной спорить, а сгреб меня в охапку и потащил обратно. Когда он скинул с моего плеча дамскую сумочку, я заорала:

– Ты что делаешь, придурок?! Ты что себе позволяешь?!

Я попыталась освободиться, но он стиснул меня своими стальными руками, и я почувствовала, как его мускулы напряглись и затвердели. Вот те на!

– Спокойно, детка. Все в порядке. Все будет хорошо. Я же сказал, мы отлично проведем время, все будет чики-пуки, я да ты, да мы с тобой.

Все происходило, как в дурном сне. Я ни на одну секунду не могла заставить себя поверить, что все это правда и происходит сейчас со мной. В душе я умирала от страха, настоящего, животного страха, и в то же время судорожно пыталась придумать, что и как ему сказать, чтобы хоть как-то его урезонить, отвлечь, сбить с толку, чтобы ослабить его хватку.

– Ну ладно-ладно, пошутили, и хватит. Шутки в сторону. Давай обойдемся без глупостей. Выпили, посидели, поболтали. Что еще надо? Какая тебя собака укусила? Дай мне, пожалуйста, пройти, пообщаемся с тобой в другой раз, если хочешь, только по-нормальному и в спокойной обстановке.

Господи, только бы этот придурок ненормальный отпустил меня сейчас, и мы с ним больше никогда в жизни не увидимся. Ни за какие коврижки. Но он, к несчастью, оказался не таким идиотом, чтобы купиться на все эти сказочки. Он не обратил на мои слова никакого внимания. Этот подонок рванул меня за волосы, прямо за хвост, и, не разжимая своих грязных когтей, стал целовать меня. Это было тошнотворно до судорог. Его двухдневная щетина скребла мне щеки, когда я пыталась увернуться. Его рот был хуже помойки, слюна воняла луком и виски. Чем настойчивее я старалась отстраниться от его слюнявых губ, тем крепче он держал меня за волосы.

– Да тише ты, не дергайся, шалава! Только не надо говорить, что тебе не нравится. Да я знаю, ты от этого тащишься! Тебя ничего так не возбуждает…

Почувствовав, что силы меня покидают, я начала почти умолять его, чуть не плача:

– Оставь меня! Мне больно, слышишь, больно! Ты же не хочешь меня изнасиловать! Я ничего не хочу, клянусь тебе. Я просто хочу домой!

Он заткнул мой рот своим и сильно укусил за губу, до крови. Ее соленый вкус внезапно привел меня в ярость. Прежде всего я злилась на себя саму, потому что оказалась настолько безмозглой, чтобы притащиться сюда вслед за этим похотливым подонком, за этой сволочью развратной, за этим извращенцем!

И тут вдруг мне стало страшно не на шутку. Я испытала такой страх, от которого накладывают полные штаны. То, что меня сейчас будут насиловать, уже стало для меня как бы свершившимся фактом. Единственное, о чем я теперь горячо и неподдельно молила бога, чтобы этот извращенец не сделал мне ничего больше, чтобы он меня не пытал и не мучил. Перед моим мысленным взором появилось мое собственное тело, лежащее на этой постели, труп, по которому ползали гусеницы и черви. От этого видения мне стало еще хуже.

Он расстегнул мою блузку одним рывком, и отлетевшие пуговицы покатились по полу. Я не сопротивлялась, я была скована страхом, мне казалось, что, если я начну дергаться, он сделает со мной что-нибудь похуже. Вдруг неожиданно мой мозг сам собой пришел в порядок и начал быстро просчитывать возможность за возможностью. Убежать прямо сейчас, вырваться… Ноль возможностей. Дверь заперта, ключ в кармане его джинсов. Есть ли у него соседи и дома ли они сейчас? Да, но соседи в таких случаях всегда ведут себя одинаково, к сожалению. Они ничего не предпримут. Надежды, что, если я закричу, кто-то придет на помощь, не было даже смутной. А между тем один бог знал, чем все это кончится и что со мной на самом деле теперь произойдет. А он – подонок, это ясно, сильный, как псих, это понятно. В любом случае у меня не хватило бы смелости с ним бороться. Моя жизнь была мне слишком дорога. Он находился в состоянии аффекта, и, если бы двинул меня как следует, чтобы я заткнулась, одного удара могло оказаться достаточно. Мне было невыносимо стыдно за свой страх, но желание выжить почему-то брало верх, и надежда выкрутиться из этой переделки не покидала меня. Я подвела итог и начала молиться про себя. Пока суть да дело, он сорвал с меня лифчик и повалил на кровать. Я позволила ему раздеть себя, и в мертвой тишине, где слышно было только его сопение, он продолжил свою грязную работу. Он был так поглощен ею, что, казалось, вообще не обращал внимания на мое присутствие или отсутствие, в смысле соучастие или сопротивление… Может, его правда только это и интересовало? Может, мне повезло, он покончит со всем этим и просто отрубится? С себя он только приспустил джинсы и трусы. Слава богу, его голое тело не будет елозить по мне. Я лежала, как сломанная кукла, не шелохнувшись. Не сдвинувшись ни на миллиметр. Как мумия, мертвая и свеженькая, как и сотни тысяч лет назад. Он задрал мои ноги и всунул в меня свое орудие пытки. Слава богу, ничего больше, без лишних действий. Тем легче будет терпеть. Если честно, боль была просто невыносимой, он раздирал мне кишки, как отбойным молотком, но я благодарила бога за то, что она была, за то, что мне было больно. Я словно очнулась от какого-то дурмана самолюбования и самоуверенности и сейчас ненавидела себя. Я принимала эту боль как кару, как расплату за свою бездумную неосторожность. Получай, шлюха, ты это заслужила! Слишком умной себя вообразила! Я была несчастна, по-настоящему унижена. Мое человеческое достоинство… ему была нанесена кровавая рана. Господи, только бы он меня не изуродовал! И не заразил чем-нибудь, Господи, спаси! Я быстро высчитала дату и, к величайшему облегчению, обнаружила, что месячные у меня должны начаться через пару дней. Господи, спаси меня, неужели пронесло, неужели есть шанс? В глубине души я была почти уверена, что не забеременею.

Потолкавшись в меня, он начал ловить кайф, этот недоносок. К своему удивлению, я заметила, что мое тело расслабилось, начало возбуждаться, послушно промокло, захлюпало и принялось следовать за ним в его садистских фрикциях, несмотря на то что все болело и горело, как в огне. Ад. Я не владею собой? Этот идиот сейчас высадит мне матку! Вдруг на заднем плане мелькнула иного рода мысль: а он неплохо… работает, несмотря ни на что… его бы энергию да в мирных целях. От запаха его пота и лукового перегара изо рта я чуть не задохнулась. Была пара человек на белом свете, которых я ненавидела до смерти в этот момент: это, во-первых, он, а во-вторых, я. Я слышала только его одышку, свое чавканье и скрип кровати. Боже, может быть, если он так увлечен, он все-таки не сделает мне ничего больше?!

– Обними же меня крепче! Поцелуй меня! – Я чуть с кровати не упала от неожиданности, если можно так выразиться, услышав его голос, зато сразу почувствовала себя чуть ли не хозяйкой положения.

– Куда уж крепче-то? – ввернула я, вложив весь сарказм, на какой только была способна, в эту реплику.

Наконец я могла выразить свое сопротивление, хоть так. У меня сразу стало легче на душе, и я почувствовала себя немного сильнее.

Ни секунды я не собиралась шевелиться ради него. Не сделаю ни одного движения, пусть он хоть треснет. Вдруг мне вспомнилась дурацкая фраза, не то шутка, не то анекдот: «По улице летели два крокодила. Один зеленый, а другой в аптеку».

Эта бессмыслица, как заноза, засела у меня в мозгу. Я повторяла ее раз за разом, напоминая самой себе испорченную пластинку: «По улице летели два крокодила. Один зеленый, а другой в аптеку».

Наконец его грязное дело было окончено. Хвала господу, он оказался не из тех, кто не может кончить часами. Он вынул из меня свой проклятый агрегат, схватил меня за руку и потянул к своему члену. Я содрогнулась при одной только мысли, что мне придется дотрагиваться до него: это была самая большая мерзость, самое отвратительное, что я когда-либо видела в жизни. Он стал толкать мою голову вниз. Но вдруг, к моему величайшему облегчению, взглянув мне в глаза, передумал и решил оставить меня в покое.

– Что ты такая зажатая-то, я не понял? – произнес он и наконец-то отпустил меня.

– Покажи мне хоть одну женщину, которая не будет зажатой, когда ее насилуют. Теперь я свободна?

– Я провожу тебя. Сейчас сполоснусь только, а потом отвезу тебя домой, – сказал он таким тоном, как будто ничего не случилось и мы только что провели чуть ли не лучший вечер в нашей жизни.

– Не беспокойся, – пробормотала я и, пока он был в ванной, дрожащими руками нашарила у него в джинсах ключ, открыла дверь и выбежала на улицу.

В такси я немного расслабилась, но так и не смогла осознать до конца, что со мной произошло. У меня это не только в голове, это нигде не укладывалось. К этой мысли невозможно было привыкнуть.

Попав в свою квартиру, я тут же заперла дверь на все замки, которые только на ней имелись. Оранжевая блузка, черная юбка, лифчик, трусы и колготки сразу отправились в мусорное ведро. Я распустила волосы, залезла в ванну и стала оттирать себя под душем изо всех сил. Я чувствовала себя униженной и оскверненной. После душа я выхватила бутылку виски из холодильника и глотнула прямо из горлышка. Приторная жидкость обожгла мне носоглотку и горло, но немного успокоила нервы. Я чуть-чуть расслабилась. Нет, плакать мне не хотелось. Меня переполняло желание отомстить. Я попыталась заснуть, но не смогла. Месть – это единственное, чего мне сейчас хотелось, это единственное, что могло меня успокоить.

3

Я никому не могла рассказать о происшедшем. Пожалуй, единственным человеком, способным меня понять в такой ситуации, была Эстрелья. Следующим вечером я пригласила ее на стаканчик хорошего вина и с ходу рассказала обо всем. Ее глаза, и прежде круглые, стали совсем выпученными. Когда я закончила говорить, она попыталась меня утешить:

– Послушай, ты даже представить себе не можешь, как я тебя понимаю. Это ужас! Ты уже сходила к врачу-то?

– Да, была сегодня. Слава богу, этот подонок ничего мне не сделал. Результаты мазка будут готовы на следующей неделе. Только бы не подцепить ничего от этого придурка.

– А почему ты не сделала этого сразу? А в полицию почему не позвонила? Надо заявить на него!

– Эстрелья, не забывай, я же была одна в этой проклятой квартире… идиотка законченная. Сама себя бы и выставила дурой. Шалава – она и есть шалава. Что бы я им сказала? Что он меня изнасиловал? И где? В своей же собственной квартире. А как я туда попала? Меня туда силком никто не тащил, я туда, дура, своими ножками притопала. К тому же тогда об этом все бы узнали. И растрезвонили бы на весь мир. Но хуже всего другое. Если бы задержали его, этого паскудника, а потом сразу отпустили, кто знает, не случилось бы со мной тогда чего похуже. Мне до сих пор думать об этом страшно. Или избили бы меня на улице, он с дружками, или опять изнасиловали. Нет, это было бы почти бесполезно. Теперь я хочу только одного: отомстить ему за себя. Извести его, в смысле, психически, пусть понервничает парень, хоть какое-нибудь время.

– Как, подружка?

– Это не у тебя двоюродная сестра работает медсестрой в центре, где берут всякие анализы?

– Да. Пури. А что?

– Мне нужен бланк с анализом крови на мое имя, по которому было бы видно, что я серопозитивна, ну, что у меня СПИД, понимаешь?

Эстрелья подхватила мою мысль, что называется, с лету, без всяких дальнейших объяснений. Через два дня она принесла мне необходимую бумажку. Пури оказалась просто волшебницей. Она справилась с заданием чудесно, все было так правдоподобно, что комар носа не подточит. На бланке клиники находились цифры всевозможных проб и показателей, и в конце, в графе, что и требовалось доказать, стоял приговор – ВИЧ-позитивна. Все было на месте: и печать, и подпись главного врача, и надо всем этим красовалось главное – дата. Как будто я их сдавала месяц назад.

Мы с Эстрельей отправились в гавайский бар. Только я вошла в соседний кафетерий, а Эстрелья заскочила на Гавайи с конвертиком в руках. Через минуту она вышла оттуда с лицом довольной хулиганки, счастливая озорница. Я поняла, что проделка удалась, и мы вдвоем отправились праздновать это событие.

На следующий день в моей квартире раздался звонок, которого я уже ждала.

– Привет. Как поживаешь?

– Что тебе надо? – Я сразу дала понять, что узнала его и нет необходимости ни начинать издалека, ни вдаваться в ненужные подробности.

– Ты чего притащила мне этот свой анализ-то? У тебя что, правда СПИД, что ли?

Его голос прерывался от волнения, он словно умолял меня, чтобы я опровергла поступившую к нему информацию. Ему так и хотелось, чтобы я взяла свои слова обратно.

– Нет у меня никакого СПИДа, – ответила я приторно-ласково, почти слащаво.

На другом конце трубки раздался могучий вздох облегчения:

– Блин, а я уже испугался…

– У меня нет СПИДа, я просто серопозитивна, – спустила я его с небес на землю, не оставляя никаких иллюзий. – А анализ тебе передала, чтобы ты имел это в виду.

– Блин, а ты не могла сказать об этом раньше? Это было бы правильно, тебе не кажется?! – Он уже был в отчаянии, и его голос казался таким беззащитным.

– Блин, а ты не мог меня не насиловать?! Это было бы правильно, тебе не кажется!! – ответила я, передразнив его хнычущий голос. – Тебе придется показаться врачу где-нибудь через полгода, не раньше, и мой тебе совет: не пускай это дело на самотек, а не то поздно будет. А теперь прощай, некогда мне с тобой разговаривать. Я должна идти.

Я положила трубку, не дожидаясь ответа. Я была преисполнена глубокого удовлетворения. Я торжествовала. Вряд ли еще когда-нибудь в жизни ему захочется повторить подобный опыт. Этому гаду будет, чем занять свой драгоценный досуг в ближайшие полгода. Надеюсь, он впадет в тяжелую депрессию, и она у него не пройдет до самой смерти. Чтоб ему в аду гореть! Лучшего он и не заслуживает. Я вытащила из холодильника бутылку шампанского, откупорила ее, чтобы как следует оросить свою победу, и, позвонив Эстрелье, рассказала ей, как все прошло, слово в слово. Потом я отправилась спать с радостью на душе, и всю ночь мне снился мой обидчик в самых привлекательных эротических позах.