Текст книги "Женщина на грани..."

Автор книги: Милена Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

3

Хавьер был полностью моим. Он был моим рабом. Я думала об этом не с чувством глубокого внутреннего удовлетворения и женского триумфа, нет, просто констатировала факт. Он подчинялся мне так, словно утратил собственную волю. Все началось в ту самую ночь, когда он вообразил себе, что как-то не так лишил меня девственности. Иногда мне казалось, что у него в душе гремучий коктейль из чувства вины и стыда по отношению ко мне: за то, что стал «первым», и за то, что я ему в дочери годилась, и за то, что продвигал меня по службе, и за то, что превратился со мной в сексуального раба, и за разврат, которым мы занимались. Мы экспериментировали смело, дерзко и нагло. Вся эта порнография сводила его с ума, наполняла адреналином его кровь, напоминала его гормонам, что он еще живой и кое на что способный мужчина. Он снова ощущал себя молодым, как в двадцать лет. Теперь его глаза блестели совсем по-другому, кожа стала более гладкой, натянутой, он излучал бешеную энергию. В офисе мы вели себя сдержанно, как и полагается на работе, думаю, мало кто что-нибудь подозревал. Никаких влюбленных взглядов, никаких уединенных посиделок в его кабинете, никаких звонков по рабочему телефону.

Больше всего ему нравилась любовь «по-французски», в рот. Мне это не составляло никакого труда: во-первых, потому, что член у него был маленький, а во-вторых, потому, что он кончал почти сразу. После этого он часто говорил:

– Я кончен, я больше не мужик. Прости, я ни на что не годен.

– Опять угрызения совести! Да нормальный ты мужик, классный. Ты еще хоть куда! А что тебе надо, бодаться, как бык, всю ночь до утра? А в жизни что, больше делать нечего? Или ты думаешь, что на свете нет более интересных вещей?

Когда я это говорила, он обнимал меня с такой силой, что у меня трещали кости.

– Ты самая лучшая, клянусь тебе. Самая лучшая из всех подруг, которые у меня когда-либо были. И самая лучшая любовница.

Мы с ним говорили, говорили, и казалось, конца и края не будет нашим разговорам. Признаться, у меня никогда прежде не было такого интересного собеседника. Хавьер был и первым мужчиной в моей жизни, к советам которого я стала прислушиваться. Чтобы не потерять его расположения, а также и себе лишний раз доказать, чего я стою, я старалась еще больше выкладываться на работе, по максимуму. А Хавьер не уставал раскрывать мне маленькие секреты руководства и периодически выдавать профессиональные штучки и слабости наших старших. Мои позиции на работе укреплялись день ото дня, они росли, как щупальца у спрута, незаметно для остальных…

Так продолжалось больше полугода, месяцев девять. В очередную пятницу, когда мы ужинали с ним за городом, в одной из деревушек на Сьерре, Хави сказал:

– Да, кстати, чуть не забыл, понедельник – твой последний день в качестве девочки на побегушках. Теперь ты официально работаешь в моем отделе.

Я чуть не подпрыгнула от радости:

– Это правда, Хави? Ты – солнце, я тебя обожаю! А как тебе удалось этого добиться?

– Я здесь ни при чем. Ты добилась всего сама. А в мой отдел ты переходишь потому, что я старый эгоист и собираюсь повесить на тебя гору работы. Надо же кому-то ее разгребать.

В понедельник у меня едва хватило терпения выслушать официальный приказ о моем переводе. Я решила отомстить фукалке Каталине. Час расплаты настал. Когда Каталина узнала о моем повышении, она позеленела от зависти и злобы. Я сварила два кофе и как можно элегантнее плюнула в одну из чашек. Потом подошла к ее столу с чашками в руках и ту, что с плевком, поставила прямо перед ней. При этом самым примирительным тоном сказала:

– Каталина, кто старое помянет, тому глаз вон. Почему бы нам не забыть все эти глупые войны, ведь в них нет никакого смысла. Давай будем хотя бы просто вежливы друг с другом – любезность ни к чему не обязывает.

Каталина потеряла дар речи. Я села на свое место и стала с неподдельным умилением наблюдать за тем, как она, и глазом не моргнув, попивает плеванный кофеек маленькими глоточками. Господи, надо же быть такой невнимательной! Я подумала, что никогда в жизни больше не буду пить кофе, приготовленный Каталиной. Вечером я перебралась на новое место и перетащила все свои рабочие принадлежности в новый уголок. В полшестого Хави вызвал меня к себе в кабинет и стал посвящать в новые обязанности. Когда мы наконец оторвали головы от документов, на часах было девять.

Я была возбуждена, как никогда. Моя новая должность только способствовала этому. Я хотела заняться любовью немедленно. Потянув Хави за галстук, я затащила его в свой бывший кабинет, села на стол Каталины, притянула его к себе вплотную и прошептала ему на ухо:

– Я хочу сделать это прямо здесь и сейчас!

Хави как с цепи сорвался. Он с такой силой вцепился мне в грудь, что чуть лифчик не порвал. Я обхватила его ногами за бедра. Он запустил руку мне под юбку.

– Я их порву, – просипел он, имея в виду колготки.

Это завело меня еще больше.

– Давай же рви! Только быстро! Быстро!

Все произошло молниеносно, и через пару минут с блаженными улыбками на лицах мы уже смотрели друг на друга, как два нашкодивших ребенка. Я легла на стол и подняла сначала одну, потом другую ногу, чтобы оценить объем ущерба, причиненного рабочему месту Каталины.

Хавьер застегивал и поправлял ремень:

– В следующий раз, когда захочешь устроить мне такой вечер, предупреди заранее, я успею хотя бы завещание составить. Если так дальше будет продолжаться, то мне недалеко и до могилы! Завтра я куплю тебе новые колготки.

Затем он помог мне подняться, и пока мы приводили друг друга в порядок, между очередными взрывами хохота я рассказала ему про свой плевок в кофе Каталины. Хави, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть со смеху, сделал вид, что устраивает мне нагоняй:

– Какая же ты все-таки стерва! Ну-ка признавайся – сколько раз ты плевала в мой кофе?!

– Ни разу, клянусь. Я только яд тебе подсыпала, иногда…

Через пару дней в ящике своего стола я нашла пакет из «Английского двора» с черными чулками и поясом такого же цвета. Не трудно было догадаться, кто сделал мне этот царский подарок, потому что Дед Мороз никогда не приходит раньше условленного срока. Обеденный перерыв я посвятила примерке новых атрибутов своей неотразимости. Не забыла и снять трусы. Сегодня мы обедали всем отделом. Я вся горела от желания, сейчас бы я и айсберг растопила. Волосики у меня на лобке встали дыбом и приятно щекотали ляжки. Я просто утекала. В конце дня я, как всегда, осталась наедине с Хави привести в порядок документы и закончить срочные дела, но цифры и буквы плыли у меня перед глазами, все сливалось, я ничего не видела, кроме поз из нашей с Хави камасутры.

– Что с тобой сегодня?

Не говоря ни слова, я взяла его руку, положила к себе на колени и начала поднимать все выше и выше, одновременно раздвигая ноги. Хави включился в игру. Я заметила, что его дыхание стало учащенным. Сделав открытие, он воскликнул:

– О, нет! Это невозможно, как ты хороша!

Мы снова закончили свои дела на рабочем столе Каталины. Только на этот раз благодаря необычайному возбуждению Хави превзошел все мои ожидания, он был просто зверь. Первый раз за все время нашего знакомства я тоже кончила.

Мы ужинали в роскошном дорогущем ресторане, в утонченной обстановке с цветами и свечами. Мы чувствовали себя по-настоящему влюбленными в этот романтический вечер, и официанты не переставали осыпать нас любезностями.

4

Как все меняется в жизни! Всего пару лет назад со мной всерьез никто и разговаривать не хотел, а теперь они, эти фирмы, сами присылали мне предложения поработать у них. Раз в месяц приличная вакансия приходила обязательно. И от наших клиентов, и от конкурентов. Не буду врать: это льстило моему самолюбию.

Наши отношения с Хави продолжались, но эта связь начинала меня тяготить. Она требовала от меня все новых и новых вложений, а я, устала. С каждым разом Хави привязывался ко мне все больше, и я чувствовала, что мне уже не хватает воздуха и личного пространства. Но я по-прежнему слишком восхищалась им, чтобы причинить вред. Иногда доходило до того, что я начинала жалеть, что поставила себя в такую безвыходную ситуацию. Это напоминало мне мои отношения с Антонио. Только с Антонио, по крайней мере, мы были на равных. А Хави сделал для меня немало хорошего, и к тому же мы продолжали работать вместе. Поэтому в конце концов я пришла к самому здравому решению: поменять работу, а заодно и самым выгодным образом расставить все точки над «и». Итак, я приняла самое заманчивое предложение, отказаться от которого было бы верхом глупости. Все было бы идеально, если бы это не оказались наши самые серьезные конкуренты, которых Хави просто ненавидел. Но, честно говоря, он был неправ, в компании самой по себе не было ничего плохого. И вообще, мне порой казалось, что он слишком близко к сердцу принимает рабочие дела. Так нельзя.

Когда наконец подписанный контракт был у меня на руках, я позвонила в «Виридиану», один из самых дорогих и изысканных ресторанов Мадрида, и зарезервировала там столик на двоих.

– И зачем ты меня притащила в это отстойное местечко? Уж не замуж ли собралась ненароком? – спросил меня Хави, когда мы садились за стол.

– Да нет же, перестань, ради бога. Просто у меня в жизни очередные перемены, надеюсь, что к лучшему. И я хотела отметить это с тобой.

Хави отдал инициативу в мои руки и предоставил мне вести беседу, как будто подозревал что-то неладное.

– Я поменяла квартиру, буду переезжать. Она малюсенькая, очень миленькая, на Артуро Сорья, уже с обстановкой, недавно отделанная, с изюминкой. Она обойдется мне в целое состояние, но Легаспи я уже сыта по горло.

К счастью, Хави не сказал: «Как здорово мы отметим это событие. Наконец-то мы будем вдвоем!» Он не сказал вообще ничего. Тишина становилась тягостной, и было в ней даже что-то угрожающее.

– Это все, что ты хотела мне сказать? – спросил он вдруг неожиданно строго.

– Нет, не все. Через две недели я ухожу на другую работу. – Покончив с самым трудным, я закурила. – Ты не хочешь спросить меня, куда я ухожу?

– Я знаю. Сорока на хвосте принесла. Пару дней назад. Я был уверен, что ты откажешься.

– Хави, я знала, что ты будешь не в восторге от этой новости, но это всего лишь работа. Не принимай это так близко к сердцу. Просто мне сделали выгодное предложение. С другой стороны, я думаю, для нас тоже будет лучше, если какое-то время мы не будем видеться так часто. Пока я молода, как раз самое время пользоваться возможностями, которые сама жизнь мне предоставляет.

– Ты права. Я просто старый эгоист. Как в личном, так и в профессиональном плане. Я давно так никем не дорожил, как тобой. Ты единственная, к кому я так привязался за многие и многие годы. Мне будет нелегко потерять тебя.

– Но ты не теряешь меня. Ведь мы останемся друзьями, нас столько связывает, нам с тобой есть что вспомнить… Глупо было бы перечеркнуть все это одним махом.

– Пожалуйста, не стоит. Давай будем реалистами. Ты же знаешь, у меня нет привычки спать с конкурентами.

Это было сказано весьма прохладным тоном. И очень отстраненно. Между нами появилась дистанция. Я попыталась понять его и миролюбиво продолжила:

– Хорошо, если ты не хочешь больше спать со мной, мы можем просто встречаться время от времени за стаканчиком хорошего вина.

– Заметь, это ты сказала, не я.

Этими словами он ясно дал понять, что дальше продолжать разговор не имеет смысла. Никто из нас фактически не притронулся к еде, и, расплачиваясь, я старалась, как могла, оправдаться в глазах метрдотеля, который рассчитал нас с нескрываемым разочарованием. У дверей ресторана Хавьер механически чмокнул меня в щеку на прощание и быстро пожал руку:

– Мне пора.

Я осталась стоять на пороге, глядя, как он удаляется, и тайно надеясь, что вот сейчас он обернется, улыбнется мне, скажет, что пошутил, и между нами все снова будет по-старому. Тени от ветвей плясали на складках его плаща. Он шел, положив руки в карманы, немного ссутулившись, опустив голову и глядя на тротуар, себе под ноги. С каждым шагом он все больше удалялся в тоскливую темноту. Он уходил от меня: из моего сердца и из моей жизни.

Бармен

1

В Мадриде начались кошачьи свадьбы. Под окнами орали мартовские коты. Город медленно приходил в себя после зимней спячки. Природа очнулась от летаргического сна, и голые ветви деревьев, на которые грустно было смотреть, покрылись трогательными зелеными почками. Прохожие стали улыбаться все чаще, их лица наполнились радостью. Улицы украсились стайками нарядной молодежи, и шум первых мотоциклов по-весеннему вспугивал ночную тишину. Женщины, расцветающие вместе с первой зеленью, все, как одна, превратились в отъявленных соблазнительниц, со странным диковатым блеском в глазах, с губами, словно требующими поцелуев.

Я вела спокойную и размеренную жизнь. Точнее, слишком спокойную и слишком размеренную. Время от времени мы с Эстрельей выбирались в какой-нибудь ночной бар на Маласанье, откуда я выползала только ранним утром, с тяжелой от алкоголя и сигаретного дыма головой и со значительно облегченным бумажником. Не знаю, не то с непривычки, не то потому, что мои двадцать пять лет уже были не за горами, мне становилось все труднее восстанавливаться после подобных мероприятий. Теперь я с ностальгией вспоминала о тех золотых рассветах, когда после бурных ночей, глазу не сомкнув, я выходила с утра на работу как ни в чем не бывало, незамутненная, как стеклышко, и цветущая, как майская роза.

В моей нынешней жизни не было и тени чего-либо мужского, за тем редким исключением, когда в дежурном баре мне случалось познакомиться с очередным узколобым экземпляром, настолько ограниченным, что он неспособен был и двух слов связать в трехминутную беседу, поэтому уже на четвертой мне хотелось зевать, и я умирала со скуки. В подобных случаях роман обычно длился недолго и заканчивался кратким адьос[7]7
  Адьос (adiós, исп.) – прощай.


[Закрыть], после которого я выразительно захлопывала дверцу такси, и все надежды очередного экземпляра на бесплатный секс и завтрак в придачу улетучивались безвозвратно. Мать с отцом начали всерьез беспокоиться обо мне, и теперь всякий раз, когда мы виделись, в мой адрес летели шпильки – скрытые или открытые насмешки касательно моего вероятного или возможного замужества. Родители не могли понять, как это так, у девушки, абсолютно нормальной и из хорошей семьи, до сих пор нет никакого серьезного жениха из серии один раз и на всю оставшуюся жизнь, да и ни разу в жизни еще не было. И не только жениха, но даже мало-мальски постоянного ухажера. Если честно, я и сама этого объяснить не могла. И если все-таки объясняла, то с большим трудом.

Было воскресенье, и я, как с некоторых пор у нас повелось, собиралась обедать у родителей. Я надела джинсы и просторную блузку, взяла из холодильника последнюю бутылку вина и приехала к ним как раз в нужный момент, когда все уже было готово и накрыто на стол. Мать, как всегда, выглядела безупречно, просто сказка какая-то. По субботам она ходила в салон, и кожа у нее прямо благоухала, бархатистая, такая ухоженная. На ней была кофточка по последнему слову моды, а по качеству тянула тысяч на двадцать серебром. Мы расселись без всяких церемоний и принялись за еду.

После десерта мать завела свою любимую песню, иначе говоря: «Моя дочь и ее мужчины». При этом она имела в виду все мужское население планеты или всю мужскую половину человечества.

– Дочка, ты нам с папой ничего не хочешь рассказать?

– Учитывая, что с прошлого разговора прошла всего неделя, ничего. Ситуация не сильно эволюционировала.

– Нет, я решительно не понимаю, в чем тут дело. Ты не уродина, не инвалид, у тебя прекрасная работа. Ты в курсе всего. Бываешь везде. Ты умна. Каждый день по работе встречаешься и знакомишься с новыми людьми. Господи благой и милосердный! Ну как тебе удается не подцепить хоть какого-нибудь мужичонку?

– Значит, нет подходящих, – сухо возразила я, уже понимая, как содержательно пройдет для меня предстоящий вечер.

– Что значит нет? Дочка, послушай, твоя мама даст тебе мудрый совет, и послушай хорошенько, потому что мама плохого не посоветует. Надо просто схватить, что само в руки идет – первого попавшегося мужчину, и дело с концом. Дочка, мужчины – они все одинаковые. Единственное, что отличает одного от другого, это размер кошелька. И если ты сейчас не присмотришь себе кого-нибудь, то, подумай серьезно, времени на все про все тебе останется уже совсем немного, каких-нибудь пара-тройка годиков, которые пролетят так быстро, что ты и глазом не успеешь моргнуть. А время не ждет, тебе уже не восемнадцать, и ты не можешь успокаивать себя тем, что у тебя вся жизнь впереди.

Последняя фраза была сказана настолько душевно, что я почувствовала себя словно на своем сто тринадцатом дне рождения, не меньше.

– Мама, не начинай опять, прошу тебя. Не наседай. Я еще не старая рухлядь вроде тебя, мне до этого далеко. Я не понимаю, чего ты добиваешься? Чтобы я вышла замуж только ради того, чтобы выйти замуж? А потом развелась через три месяца и всю оставшуюся жизнь жила, как душевнобольной инвалид, на пенсию, которую мне будет выплачивать бывший муж? Что я, по-твоему, должна сделать? Да, все мои подруги и знакомые уже замужем, и многие давно. Но где я тебе его возьму, этого единственного мужчину? На улице? Или, может, на дискотеке? Случайные встречи в самолете с молодыми красивыми миллионерами случаются только в американском кино.

– Никогда не знаешь, за каким поворотом тебя поджидает счастье. Просто ты должна быть всегда к нему готова и в отличной форме. У настоящей женщины всегда должно быть все в порядке. А теперь посмотри на себя, как ты выглядишь, что за вид! Если бы я была мужчиной, я бы не обратила на тебя внимания даже шутки ради. Ты, как вечная Золушка и свинарка, вместе взятые, – хиппи, одним словом. Не понимаю, зачем зарабатывать такие деньги, если не знаешь, на что их потратить, и к чему вся эта хваленая самостоятельность? Чтобы так опуститься и превратиться в совершенно бесполое существо? С тобой говорить – себя не уважать. – Мать стряпала на ходу свой бесконечный и никому не нужный монолог.

Я попыталась представить себя Золушкой в стиле хиппи, но у меня ничего не получилось, и это окончательно вывело меня из себя.

– Мам, может, уже хватит на сегодня? Я ношу каблуки всю неделю, не снимая, у меня уже мозоли до костей! Так, может, все-таки я имею право надеть джинсы хотя бы раз в неделю в свой единственный выходной? Тем более что они мне идут, в отличие от некоторых.

Наконец отец, спокойненько, не торопясь, дожевав последний кусок торта, счел возможным внести свой вклад в жаркую беседу. Украсить ее своей ягодкой.

– Дочка, ты пойми, ты теперь уже в таком возрасте, когда пора бы приглядеть себе какого-нибудь молодящегося вдовца, и желательно без детей.

Эта фраза была лишней, она подействовала на меня, как удар ниже пояса. У меня пропал последний аппетит. Я отодвинула недоеденный десерт, положила вилку на тарелку и потянулась за салфеткой. С меня хватит.

– Вот ты мне его и пригляди. Обещаю, как только ты его найдешь, так сразу. Я выйду замуж в тот же день. Вы что, всерьез думаете, что мне это нравится: уже столько лет торчать одной, как последней дуре? Что я могу сделать, если у меня его нет, этого вашего прекрасного мужчины? Я их что, рисую, этих мужиков? По правде говоря, меня коробит от ваших безумных выступлений. А сегодня так просто трясет.

Я ушла в гостиную и растянулась на диване перед телевизором. Родители последовали за мной, как побитые собаки, с виноватыми лицами, и кофе мы допивали в звенящей тишине. Через полчаса мать не выдержала и начала примирительно:

– Дочка, ты помнишь сына сеньора Кончи?

– Помню. И что?

– Ну, он был в отпуске в Таиланде.

– И что с того?

– Ну, и привез себе оттуда какие-то новые компьютерные игры.

– И что с того?

– Ну, и теперь никак не может в них разобраться. Может, ты поможешь ему перевести инструкцию?

В первый момент я даже не уловила как следует смысл ее слов, но, когда до меня дошло, я взорвалась:

– Мам, ты что, да надо мной люди смеяться будут! Ты меня за кого держишь, совсем за пустое место? Я китайский не учила. Пусть эта бестолочь выкручивается как хочет. Раз у него хватило ума купить себе такую дурь, разберется, что с ней делать. Я ему не словарь говорящий.

– Успокойся, остынь-остынь, не заводись, пожалуйста. Во-первых, все инструкции сейчас пишут по-английски. Во-вторых, объяснишь ему в двух словах, в чем там дело, много времени это у тебя не отнимет. Мальчик просто хочет пригласить тебя на ужин.

А вот это я уже понимала отлично. С этого и надо было начинать. Матушка решила устроить мне свидание, позаботиться о своей бедной девочке. Сводня несчастная. Не стоило труда спорить с ней, это было абсолютно бессмысленно, лишь зря время терять и здоровье. Я только процедила сквозь зубы:

– Хорошо, ладно. Где и когда?

Мать тут же, без запинки, продиктовала мне адрес кафе и время встречи. Естественно, сразу выяснилось, что это сегодня. Это еще раз подтвердило мои подозрения по поводу того, что вся эта случайная встреча вовсе не случайна, а хорошо спланирована заранее.

Нельзя сказать, что я вложила все свое сердце и душу, выбирая наряд и наводя марафет. Я надела самые ходовые юбочку с кофточкой, ни в коем случае не лучшие в моем гардеробе, и с видом покинутой старой девы направила свои стопы к «Захара» на Гран Виа. Я ни секунды не сомневалась, что кафетерий – это только банальная прелюдия к пошлейшей и вульгарнейшей ночи, которая ждала меня впереди. Я имела в виду времяпрепровождение. И действительно, китайский ресторан, в который мы отправились, был такой же пошлый, как сам Флоренсьо, Флоренсито. А Флоренсито, Цветочек, оказался такой же пошляк, как и его приторное имя. В двух словах: вечер прошел чудесно – я просто разрывалась между отвратительной едой и скучнейшим молодым человеком.

По мере возможности я нашла утешение в вине, и, надо признаться, после третьего бокала, как это обычно и бывает, ночь стала казаться мне вполне сносной. У парня были заморочки на каждом шагу, он комплексовал от всего подряд. Ему было так страшно находиться с женщиной наедине, что, рассказывая свои глупости, он все время нервно разглаживал салфетку, а потом тянул ее за края. Я сидела с выражением неподдельного интереса на лице к каждому его слову. Между глотками вина я думала о том, что Цветочек, вне всякого сомнения, еще девственник. И еще облегчает себя в ванной перед вырезанными из какого-нибудь прошлогоднего «Плейбоя» фотографиями.

Нам принесли счет, и Цветочек стал неприлично долго копаться в своем кошельке дрожащими ручонками. Я хоть и с пьяной головой, но быстро разобралась, что мальчишке не хватает всего каких-нибудь двадцати дуро[8]8
  Дуро – испанская монетка достоинством 5 песет.


[Закрыть]. У меня на душе стало так невыносимо противно и тяжело, что я решила быть великодушной и пригласила его выпить по последней. Я угощала. Сама не знаю теперь, зачем я сделала эту глупость. Может, потому, что к тому времени я так накачалась, что стаканом больше, стаканом меньше роли уже не играло, а может, потому, что, как ни крути, эта ночь все равно пошла коту под хвост.

Я привела его в хороший гавайский бар, где воздух пропах сигарным дымом и сладко-пряными восточными ароматами кофе, специй и духов. Пара коктейлей «тещин язык» – и меня умотало окончательно. За все это время мы с Цветочком не перекинулись и парой слов, каждый то ловил что-то соломинкой в бокале, то тихо посасывал через нее. При этом мы оба честно, но безуспешно старались изобрести какую-нибудь хоть сколько-нибудь общую тему для разговора. Мы оба ясно отдавали себе отчет в том, что это наше первое и последнее свидание, потому что ни я не была королевой его снов, ни он моим кумиром. При всем этом мы взаимно старались сохранять видимость хороших отношений, чтобы не обидеть и не расстроить наших родителей. Пресловутая инструкция к видеоиграм, из-за которой весь сыр-бор разгорелся, так весь вечер и провисела в пластиковом пакете на спинке его стула.

Цветочек доставил меня домой во втором часу. И очень вовремя, потому что ноги у меня подкашивались, а голова была как свинцом налита. Я скинула туфли и, отправив их броском в угол, с облегчением избавилась от одежды. Я тут же уснула и во сне думала о том, какие тяжелые все-таки дни эти понедельники и как я их ненавижу. И еще о том, что моя матушка сейчас должна быть в отчаянии из-за того, что устроила мне свидание с этим мальчиком, настолько перепуганным, что оно провалилось.