Текст книги "Женщина на грани..."

Автор книги: Милена Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Эстрелья оказалась беззаботным и улыбчивым созданием, невинным и невозмутимым. Думаю, с ней мы легко уживемся, потому что она из тех, кто ни от кого не требует ничего лишнего или вообще ничего и не портит тебе кровь каждый день по поводу и без повода. Она рассказала, что преподает танцы в академии, и, если неправильно истолковать ее слова, можно было бы прийти к выводу, что она ненавидит свою работу.

Антонио учился на втором курсе в университете и, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, занимался распространением рекламы какого-то туристического агентства. Парень он был худющий и при этом приблизительно моего роста, но на первый взгляд показался мне симпатичным, потому что глаза у него были круглые и невинные, а взгляд – благородный.

Они рассказали мне о своих романах. У Эстрельи был жених, который жил в Барселоне, и многочисленные связи здесь, в Мадриде. Антонио только что порвал со своей постоянной подругой и теперь находился в депрессии по этому поводу и одновременно в поиске подходящей пары, потому что, по его словам, он не был создан для одиночества.

О себе я успела сообщить немного. Я сказала им, что работаю в «Английском дворе» и учусь на секретаршу, потому что не хочу терять время на университет, оттого что не хочу провести самые драгоценные годы своей молодости, задыхаясь от нищеты и неудач. Я не стала ничего рассказывать о своей личной жизни, но не потому, что за мной уже сто лет как никто не ухаживал, мне бы нашлось, что вспомнить и рассказать им. Я держала себя, сохраняя дистанцию, потому что решила, что негоже сходиться с людьми вот так сразу, на скорую руку.

Пиво закончилось, и Антонио пошел за вином. Пока он ходил, Эстрелья стала рассказывать мне о нем: о том, какой он хороший человек и как они здорово, просто чудесно ладят. Не знаю почему, но мне показалось, что она говорила о нем, как о своей любимой собачке. Антонио вернулся с вином и картофельными чипсами. Вино конечно же оказалось дешевым, отвратительным, тошнотворным: кислым и теплым. Я пила его чисто из вежливости.

Когда мы заполнили вторую пепельницу, я кстати предложила распределить обязанности по уборке. По тому, как они переглянулись, я поняла, что меня принимают за задавалу, которая хочет быть начальницей. Мне было плевать, за кого они меня там принимают, пусть думают обо мне все, что им в голову придет или из нее выйдет, главное, чтобы они поняли: я им тут в служанки не нанималась. Мы быстро составили новый график уборки. Когда мы покончили с этим скучным занятием, я нечаянно встретилась глазами с Антонио, и меня удивило восхищение, появившееся в его взгляде. На вид он был паренек застенчивый, немного женоподобный, ему должны были бы нравиться властные и сильные женщины. После этого я сразу ушла спать, уставшая донельзя, предоставив им хоть целую вечность для перемывания моих косточек.

2

Так прошел целый год. Время пролетело незаметно. С Эстрельей и Антонио не возникало никаких проблем. Иногда мы устраивали пирушку, иногда выбирались куда-нибудь пропустить по бокальчику, иногда цапались по мелочам, в основном из-за уборки, а в общем и целом совместное житье оказалось вещью довольно приятной и удобоваримой.

Ко всему прочему Эстрелья порвала окончательно со своим барселонским женихом и, похоже, предпринимала осознанные попытки забыть его, потому что стала хлопотать по дому не покладая рук, и время от времени я натыкалась в гостиной на кого-нибудь из тех редких мужчин, что забредали в нашу берлогу.

Антонио так и оставался один, без девушки, отчего очень страдал, но страдания свои никогда не озвучивал, как говорится, и пикнуть не смел. Когда мы выходили погулять в город, я видела, как он поедает встречных девушек жадным взглядом, и мне было жалко на него смотреть. Антонио был славный малый, озорной парнишка и хорошо одетый, но не из тех парней и не из тех мужиков, которым девчонки вешаются на шею, а женщины бросаются, задрав юбки и сняв трусы. Я подозревала, что нравлюсь ему, потому что частенько он то заигрывал со мной, то съеживался и садился на корточки при виде меня, то снова делал авансы. Видимо, он был бы не прочь превратить меня в свою сожительницу, но я делала вид, что не замечаю всего этого, потому что мне только случайных связей и не хватало, да еще в своей собственной квартире. Но тем не менее иногда я играла с ним в забавную игру: улыбалась благосклонно, чмокала его, а потом зажимала ему губы рукой, когда они пытались встретить на моем лице что-то поинтереснее подставленной щеки.

Занятия в университете закончились, и моя учеба тоже подошла к концу. Диплом секретаря был у меня на руках, и я собиралась в скором времени подыскать себе подходящую работенку в приличном офисе. Торговлей я была сыта по горло. Продавщицы из меня никогда бы не вышло – у меня не хватало ни терпения вначале, ни выручки потом. К тому же я была уверена, что заслуживаю лучшей жизни. За все это время мне так и не пришлось поразвратничать ни с кем, даже немножко. Поэтому, зажатая между дурацкой работой и полным отсутствием кого-то, с кем я могла бы разрядить эмоции и поделиться своей неуемной энергией, неудивительно, что я впала в депрессию и чувствовала себя подавленной и угнетенной.

Был пик лета. Жара стояла такая невыносимая, какая может быть только летом в Мадриде. Квартира стала похожа на духовку для жарки кур гриль, которыми торговали в «Английском дворе».

Эстрелье удалось смотаться. Она прохлаждалась теперь в Сантандере. Мы же с Антонио, как наказанные, остались убивать благословенное время каникул дома. Кто знает Мадрид, тот представляет, в какую пустыню превращается город в разгаре августа. В первых числах этого месяца словно гигантским пылесосом кто-то проходится по улицам и площадям и всасывает весь народ, да так начисто, что в городе не остается ничего, кроме смертельной скуки. Изнуренные жарой, выжатые до капли, мы с Антонио не обращали друг на друга никакого внимания: спали с открытыми дверями в комнатах и выходили на кухню и в коридор чуть ли не нагишом. Иногда я ловила на себе жгучий, пожирающий, гипнотизирующий взгляд соседа, но не обращала на это никакого внимания и не оставляла ему никакого шанса. Было и так достаточно жарко, чтобы еще чем-то перегревать себе голову.

Эта ночь была такой же, как и все предыдущие, и коротали мы ее абсолютно так же, как и всегда. Я валялась на диване, Антонио устроился в кресле. Было почти четыре утра, а мы все еще безуспешно надеялись, что через распахнутые настежь окна в квартиру войдет хоть какое-то количество свежего воздуха. Мы уже устали переключать телевизор с одного канала на другой. Глаза у нас слипались от духоты и усталости. Я растянулась на диване и лежала как вареная. Нет, как жареная.

Поначалу, почувствовав, как маленькие, ловкие и быстрые пальчики массируют мне плечи, я даже не поняла, сон это или все происходит наяву. Я прикинулась наивной дурочкой и долгое время не вмешивалась в это занятие, потому что, надо отдать Антонио должное, его пальчики делали свое дело просто феноменально мастерски. Его руки забрались под мой топик, надетый прямо на голое тело, и я сама помогла его снять. Тогда его пальцы лихорадочно забегали по всей моей спине. Вскоре я ощутила, как он прошелся языком прямо по позвоночнику. У меня забегали мурашки по коже, но это было скорее приятно, чем неприятно. Я смаковала его ласки, вальяжно и лениво, наслаждаясь и чувствуя себя Клеопатрой. Его тело внезапно задрожало, он не мог больше себя контролировать и мокрыми губами прошептал мне на ухо:

– Я от тебя торчу! Какая телка! Проклятие, ты меня возбуждаешь!

Я тут же очнулась – меня как холодным душем обдало, – тут же отпихнула его от себя и, перевернувшись к нему лицом, выставила на обозрение свою драгоценную грудь. Совершенно отдавая себе отчет в том, что созерцание этого великолепного запретного зрелища окончательно сведет его с ума, я холодно добавила:

– Оставь меня. Я иду спать.

Антонио уставился на меня, не понимая ни слова. Потом попытался удержать меня, но я вырвалась и убежала. Этой ночью я спала за закрытой дверью. Я рухнула на постель, взяла сигарету, закурила и стала рассуждать. Мозг говорил мне, что ничего не надо, что он не нравится мне, что с ним даже связываться не стоит. Тело пело другую песенку, что немного секса никогда не помешает и еще никому не повредило и надо же в конце концов время от времени хоть что-то чувствовать у себя между ног. Мозг настаивал, что я просто шлюшка зеленая, которая путается с собственным соседом по квартире, что беспорядочные половые связи никогда ничем хорошим не кончаются, особенно когда партнер тебе не нравится, совсем, настолько, что ты не видишь в нем ничего хорошего. Тело продолжало свою вечную песню: что ни к чему это не обязывает, я хоть вспомню немного, что у меня есть сиськи и пиписька и что уже почти четыре года, как я снова девственница. Мне так и не вспомнить, чем закончилась эта война и кто из двоих одержал победу, потому что незаметно для себя я спеклась и провалилась в сон.

В два часа следующего дня Антонио разбудил меня криком из-за двери и вошел ко мне в комнату с подносом в руках. Мама родная, чего там только не было, я чуть в обморок не упала: взбитые яйца, поджаренные тосты, свежий мармелад, апельсиновый сок, чашка кофе и роза на конверте. Ну прямо как в кино. Этот парень и правда был от меня без ума. После вчерашнего номера, после всего, что я выкинула, он обращался со мной так, будто я облегчила его по меньшей мере раз шестнадцать, и, что вероятнее всего, все это было задумано только для того, чтобы просто уложить меня в постель и перепихнуться. Курам на смех. Вот она «настоящая» любовь! Запахи были такие аппетитные, что я тут же почувствовала голод и накинулась на еду. Антонио убрал со стула лифчик и трусы, сел и уставился на меня с таким обожанием, что я снова не удержалась и ощутила себя Клеопатрой. В перерыве между яйцами и кофе я вскрыла конверт и увидела открытку с сурком на зеленом лугу. Сурок, луговая собачка, говорил: «Людям свойственно ошибаться, но я твой талисман, это точно!» Ну вот, пришло время как-то отреагировать. Надо было что-то сказать. Прожевав, я выдала:

– Это все так приятно и, наверное, недешево стоит, спасибо, Антонио. А ты сам-то уже поел? Хочешь чего-нибудь?

Он отрицательно повертел головой и счастливо улыбнулся. Наконец я покончила со всем содержимым подноса и добралась до розы. Оставалось только ее съесть. Антонио прикурил две сигареты и одну протянул мне. Я поняла, что он хочет поговорить о том, что произошло вчера ночью. Роскошные завтраки за здорово живешь в постель не подают.

– Хочешь поговорить, Антонио? Давай поговорим.

Его лицо расслабилось, он затянулся, как Богарт[6]6
  Хэмфри Богарт – известный американский киноактер, исполнявший роли крутых парней.


[Закрыть], и всхлипнул:

– Проклятие. Ты классная телка, я все время думаю о тебе. Ты просто невозможная, ты супершлюха! Ты такая крутая, когда сердишься, и такая киска, когда у тебя хорошее настроение. Ты так быстро меняешься, что я не успеваю за тобой, я без ума от тебя, киса ты моя.

Его слова вывели меня из себя, они не могли не нервировать и не раздражать. За пару секунд я попыталась вычислить, вообразить себе поведение, соответствующее тому типу женщин, который только что описал Антонио. Раз он представляет меня такой, пусть такую и получит. Я наполнила свой взгляд нежностью на грани слащавости, принимая его игру и делая вид, что поверила его комплиментам. Он осмелел на глазах, взял меня за руку и улыбнулся. Я тут же изменила выражение лица и посмотрела на него так, словно весь урожай меда со всего мира сейчас тает и портится прямо передо мной. Было видно, как все его надежды рушатся буквально на глазах, и этот маленький спектакль меня несказанно позабавил.

– Об этом даже речи быть не может, забудь, Антонио. Мы слишком разные. Единственное, что у нас с тобой есть общего, это квартира. Что только усугубляет дело. Это просто невозможно. А теперь, сделай милость, выйди, мне надо одеться.

С этими словами я как бы ненароком сделала так, что простыня соскользнула, и позволила ему несколько мгновений насладиться моей наготой, видом спереди. В это время я кивала ему головой, показывая, в какой стороне выход. Он так и вышел с открытым ртом и пылающими щеками, кто знает, не то от стыда, не то от сдерживаемой ярости.

Весь вечер я пробездельничала в постели с томиком «Пеппи Длинныйчулок». Я наслаждалась моментом и чувствовала себя, как в сказке. Королевой гномов. Мне даже показалось, что жара спала. Я выползала из своей берлоги только пару раз: выбросить окурки из пепельницы и сполоснуть ее. Столкнувшись во время одной из вылазок с Антонио, я одарила его невинной улыбкой. Думала, он съест меня вместе с ней прямо в коридоре.

С наступлением ночи я приползла к телевизору и решила целиком и полностью посвятить себя переключению каналов. И в результате не знаю почему, то ли ночь была жаркая, то ли картина попалась итальянская, то есть чистой воды порнография – эта нация просто отстойник озабоченных особей, – но мое тело снова настойчиво запело свою знаменитую песенку. Песенку, которая, как оказалось, не оставляла его в покое с сегодняшнего утра. Антонио курил как паровоз – точнее, как развалившаяся печная труба – и пялился больше на меня, чем на экран, а я прикидывалась тремя обезьянками сразу, что ничего не вижу, ничего не слышу и никому ничего не скажу, – что ничего не понимаю. Наконец он не выдержал этой пытки, встал и пошел в свою комнату, а на выходе бросил мне, чуть не плача:

– Нет, я правда не понимаю, зачем все это.

Кончай тянуть волыну, сосунок, мысленно ответила я.

Чтобы хорошенько подумать, мне не потребовалось много времени. Я была раскаленная, как Эквадор. Я быстро потушила сигарету и пошла за Антонио в его комнату. Вошла и увидела на постели его распластавшийся силуэт. Он с головой закутался в простыню. Я с удивлением подумала, как ему только не жарко. Я села рядом с ним на кровать и положила руку ему на грудь. От неожиданности он уставился на меня выпученными глазами, но не посмел ничего сказать. Я стала ласкать его соски, поглаживать, пощипывать, нажимать. Парень начал учащенно дышать. Указательным пальцем я стянула с него простыню и добралась до его пупка. Мой палец сделал несколько оборотов вокруг пупка и вернулся на место тем же путем, и так несколько раз. Тело Антонио, казалось, словно следует за моей рукой, вторя ее колебаниям. Он схватил меня за запястье и попытался перенести ее на свой пенис, но я тут же ее отдернула. Мне претило, что он пытается меня поучать, что я должна делать, а тем более заставить. Я продолжала ласкать его по-своему, на свой лад, так, как хотелось мне. Я принялась нежно скрести его ногтями в области поясницы, чуть ниже, где крестец, и парень стал заводиться не на шутку: он извивался, как гусеница, и был недалеко от оргазма, – сама того не желая, я попала в самую точку. Его тело стало податливым, как жеваная жвачка, и я знала, что могу сделать с ним все, что захочу. Неожиданно мне пришла в голову садистская мысль, мне захотелось помучить его. Я оседлала Антонио и, поскольку он оказался таким слабаком, ударила почти со всей силы. Обхватив его руками за горло, я впилась ему ногтями в затылок. Антонио застонал, схватил меня за волосы и попытался притянуть к себе, приблизить мои губы к своим, чтобы поцеловать. Но этот номер у него не прошел. У меня не было ни малейшего желания целоваться с ним, я оттолкнула его и вырвалась. Затем, уперевшись коленями у него между ног, я убедилась, что его инструмент по-прежнему в полной боевой готовности. Не то чтобы я была какой-то особо одаренной, но того, что я умела, с избытком хватило, чтобы довести начатое этой ночью до победного конца. Я вся взмокла от возбуждения и севшим голосом спросила Антонио:

– У тебя есть презерватив?

Он вскочил и достал из ящика то, что я просила. Он хотел взяться за мою грудь, но я ему не позволила, я оттолкнула его, и он откинулся на кровать. Я схватила презерватив, зубами порвала целлофановую обертку и одним движением надела ему резинку по самые яйца. Она натянулась неравномерно, как говорится, копром-кучей, но в тот момент мне было плевать. Я обхватила коленями его бедра и села на него верхом. Потом схватила его игрушку и засунула туда, где ей было самое место. Сначала мне стало больно, но эта боль была сладкой, и она разлилась по всему моему телу. Последняя человеческая мысль, которая промелькнула у меня в мозгу, была: а ведь трахаться с человеком в презервативе – это все равно что не трахаться с ним вообще… Как не с ним. Не с этим человеком точно.

Он кончил мгновенно, на второй минуте, резко вскрикнув. Я вскочила с него так быстро, что презерватив соскочил, и сперма вытекла ему на пупок. Откинувшись на другую сторону кровати, как можно дальше от Антонио, я уткнулась лицом в полотенце. Я вся была покрыта липким потом и чувствовала себя неудовлетворенной, нечистой, непристойной, словно вывалянной в грязи. Антонио приткнулся ко мне и начал шептать что-то на ухо. У меня не было никакого желания слушать. Ни тем более вслушиваться в то, что он бормотал. Его рука полезла ко мне в промежность, я раздвинула ноги и позволила ему мастурбировать вместо меня, чтобы поскорее кончить. Мои глаза наполнились слезами, а душа бешенством, я не хотела, чтобы он был рядом со мной, точнее, хотела, чтобы не он. Меня тошнило от его ласк, они мне только кожу скоблили. В одну долю секунды у меня перед глазами пронеслись все наши страстные ночи с Карлосом, так непохожие на эту жалкую пародию на секс, которым мы только что занимались. Я больше так не могла и, закричав почти в голос:

– Не надо, пожалуйста! Оставь меня!!! – убрала его руку из своей промежности и закурила сигарету.

Антонио растянулся рядом со мной и протянул руку, чтобы меня обнять. Я отодвинулась от него, потому что не могла больше вынести ни одного его прикосновения. Если он еще хоть раз дотронется до меня, я его убью! Он тоже закурил, поставив пепельницу себе на грудь.

– Ты просто невозможная чувиха, киса. Это невероятно, я ни разу в жизни не кончал с такой скоростью. Ты такая страстная, ты сводишь меня с ума.

Я не поняла, шутит он или говорит эти глупости всерьез. Но, взглянув на него, увидела, что он серьезно. Я промолчала и уставилась в потолок. Потом потушила недокуренную сигарету, встала, собрала с пола свои трусы, майку и шорты.

– Ты не останешься?

– Нет, – сухо ответила я и захлопнула за собой дверь.

Я пошла в душ, надеясь, что струи воды помогут мне смыть грязь с воспоминаний о Карлосе и сами эти теперь ненужные воспоминания. Я заснула на рассвете, и мне снились грустные кошмары.

3

Меня разбудил чей-то мокрый язык: кто-то целовал мою шею и двигался по направлению к уху. Я еще не проснулась и не успела понять, где я, и ничего еще не вспомнила про вчерашнюю ночь. На мою спину выдавили что-то прохладное и жидкое, вроде крема, и стали делать мне легкий, мягкий массаж. До моих ноздрей донесся запах «Нивеи». Никто из нас не проронил ни слова. Массаж был окончен, и я почувствовала, как он вошел в меня сзади, с силой раздвинув мне ноги, и начал двигаться во мне так же быстро, как вчера. Я застонала от боли и неожиданности. Потом с удивлением обнаружила, что мое тело расслабилось, как будто от удовольствия, и отдалась на волю динамичных толчков Антонио. Я вцепилась в край кровати и начала помогать Антонио, двигаясь навстречу его члену. Кровать была узкой, а матрас мягким, но мне было настолько приятно снова ощущать мужской инструмент внутри себя, что я забыла обо всех неудобствах. Чтобы продолжить, мы поменяли положение и повернулись друг к другу лицом. Я сжимала руками его бедра, чтобы он был как можно глубже во мне и доставал как можно дальше. На этот раз у нас все получилось, и я достигла оргазма, этого моментального пика физического удовольствия. Я обхватила Антонио коленями за талию и прижалась к нему как можно ближе. Он покрыл мое лицо быстрыми, отрывистыми поцелуями, почти вслепую, сделал еще несколько последних толчков посильнее и кончил с таким же вскриком, как и в прошлую ночь. Потом он осторожно вынул из меня пенис, снял с него презерватив, завязал жидкость в узелочек, как воздушный шарик, и положил этот пузырь в пепельницу. Мне стало омерзительно и страшно.

Целый день напролет мы провели за такой гимнастикой, прерываясь только для того, чтобы съесть немного мармелада и шоколада, которые оставались в холодильнике. У меня болело все тело, я чувствовала себя как выжатый лимон, а вела – как собака во время течки. Покрытая сучка, одним словом. Мы испробовали десятки поз и использовали целую упаковку презервативов. Мы сломали кровать Эстрельи и чуть сами не убились. За все это время мы едва обменялись друг с другом парой слов. По правде говоря, единственные слова, которые звучали время от времени, были: «Я кончаю» и «О, нет». Других слов не было. Я не считала, сколько раз он кончил, но солнце уже скрылось за черепичными крышами соседних зданий в квартале и в домах стали загораться первые окна, а на улицах фонари.

На этот раз я осталась ночевать в постели Антонио, но не потому, что мне этого так хотелось, а потому, что я настолько устала, что до своей кровати боялась не дойти. Сил у меня не осталось ни капли. Во сне я думала о том, как ненавижу себя за все это и еще больше Антонио, и том, как сильно у меня болит каждый квадратный сантиметрик тела.

Утром меня разбудил запах свежесваренного кофе. Такой приятный, щекочущий ноздри. Завтрак ждал меня тут же, на столике возле кровати. На этот раз не хватало только розы и открытки, но что касается всего остального, все было так же обильно и вкусно. Антонио сидел возле окна и скреб себе пятерней голову. Я сделала вид, что сосредоточилась на еде. Поставив поднос себе на колени, я намазала хлеб мармеладом и засунула его в рот. Я не потрудилась даже сказать ему просто: «Добрый день» или «Привет». Он смотрел, как я ем, и улыбался от счастья.

– Привет, принцесса! Как спалось?

Я пробурчала «Нормально» с набитым ртом и засунула следом еще кусок сладкого бутерброда. Антонио плюхнулся на постель, теперь нас разделял только поднос. Он хотел поцеловать меня, но я закрыла лицо рукой:

– Перестань, мужик! Не видишь, я ем!

Это прозвучало грубо. Он спал с лица и снова перестал понимать, что происходит. Между делом я окинула комнату взглядом и ужаснулась. Весь пол был усеян маленькими отвратительными мешочками со спермой. Там же валялись их товарищи по несчастью и подельники, мои трусы и плавки Антонио. Рядом с кроватью лежала груда платочков «Клинекс» весьма подозрительного вида, который ясно указывал на их неприличное употребление.

Это зрелище живо напомнило мне некоторые из многочисленных вчерашних сцен, и я чуть не вернула завтрак обратно на поднос. Меня подташнивало. Голова у меня выглядела так, будто мне ее одолжило пугало огородное. Мне стало настолько стыдно, что я не знала, как себя вести. Мне было тяжело от присутствия Антонио, он вызывал у меня отвращение и омерзение до боли в желудке. Я знала, что в общем-то он этого не заслуживает. Но у меня не осталось больше ни малейшего желания заниматься сексом, на этот раз и мозг и тело были согласны: в ближайшие лет сто просьба не беспокоить, они бы на это не пошли ни за какие коврижки.

Меня охватило невыразимое, чудовищное по своей силе желание побыть одной. Я схватила банное полотенце, завернулась в него и встала, все еще продолжая жевать. Отхлебнув напоследок глоток горячего горького кофе, как я люблю, я закурила сигарету. Антонио, провожая взглядом каждый мой жест, застенчиво и искренне произнес:

– Побудь со мной еще немножко, пожалуйста!

Он не знал, что больше всего на свете я ненавидела мужиков, которые плакались, как старые бабушки. Я улыбнулась ему, не знаю, как получилось, саркастически или просто насмешливо, и бросила коротко:

– Мне надо в ванну.

Прохладная водичка весело струилась по моей коже. Мне было невыразимо приятно смотреть, как пена от шампуня спускается по моим плечам и животу до волосистого холмика Венеры и исчезает между ног. Я стала торопливо брить ноги и порезалась. Потекла кровь, но я быстро замыла ее рукой. Капельки крови на мгновение окрасили воду. Потом я быстренько припудрила темные круги под глазами, предварительно замазав их тональным кремом. Глаза сразу заблестели. Я вышла из ванной и достала из шкафа платье, лазурно-голубое, выходное. Антонио все это время курил в своей комнате и, когда я стала доставать одежду, осмелился спросить:

– Куда собралась?

Мне хотелось сказать: «Не твое дело, сосунок», – но я удовольствовалась сдержанным:

– Пройтись.

Я оделась в своей комнате и даже почистила босоножки. Когда я вышла, на пороге меня уже ждал Антонио. Он умирал от желания пойти со мной. Потому что за пару минут успел напялить не только чистую рубашку, но даже устрашающего вида галстук в придачу. Он начал примирительным тоном:

– Давай сходим куда-нибудь пообедаем, хочешь?

Только этого мне еще не хватало! Я выглядела блестяще, как никогда прежде, а на каблуках оказалась выше его сантиметров на пять, не меньше. Я тут же представила себе, как мы идем по улице, такая парочка, и какой у нас при этом вид. Меня пробрали мурашки до гусиной кожи.

– Нет. Спасибо, Антонио. Я уже ухожу.

Он глядел на меня разинув рот. Мужской инстинкт подсказывал ему, что после всего, что у нас вчера было, я должна быть вся его. И то, что я сейчас ухожу от него, это чистой воды женское притворство. Разврат! Пусть думает что хочет, мне все равно. Мне хотелось только снова стать свободной и вернуть назад свое позавчерашнее независимое положение. С высоты своих каблуков я просто добавила:

– Послушай, парень, почему бы тебе не заняться починкой кровати? Девушка послезавтра приезжает, она не поймет. И проверь еще раз хорошенько, не оставили ли мы ей подарочек где-нибудь под кроватью.

Мое поведение в стиле бывалая потаскуха стало для него настолько неожиданным, что в первую минуту он даже не знал, как реагировать. Пока он приходил в себя, я надела солнечные очки и вышла, хлопнув дверью, потому что мне недосуг было рыться перед ним в сумочке и искать ключи.

Я долго бессмысленно шаталась по пустынным улицам Мадрида, на которых сейчас можно было встретить лишь заблудившихся туристов с потерянными, сонными взглядами и закрытыми фотоаппаратами, висящими на шее. Потом зашла в свой любимый китайский ресторанчик. Там съела, не торопясь, один за другим пару десертов и не без удовольствия отметила, что все мужики пялятся на меня с интересом, прямо-таки похотливо. Я заказала китайский хлеб, салатик и полбутылки сухого белого. Лаура, хозяйка заведения, подала все, как я люблю: вино было только что из погреба, до того ледяное, что бокал запотел. Тыча вилкой в салатик и потягивая вино маленькими глоточками, я думала о том, как потрясающе выгляжу в этом платье, как выгодно оно подчеркивает мою грудь и скрывает то, что у меня слегка в избытке на заднице.

Я закурила и погрузилась в разбор своих полетов с Антонио. Я заглянула в свою душу и поискала, нет ли там случайно уголочка, в котором бы притаилось хоть какое-то чувство к нему. Ничего. Глухо как в танке. Я поняла, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не смог бы быть моим парнем. Ни тем более женихом. Антонио был абсолютно не мой тип, ни в мужском плане, ни в каком другом. К тому же он был неуверенный в себе и безынициативный во всем. Я представила себе, как буду таскать его за собой по улицам, словно собачку на веревочке, и поняла, что скорее умру, чем это произойдет. Нет, такой жизни я не выдержу. Я спрашивала себя, как могло такое случиться, как я могла допустить, словно какая-то сыкушка малолетняя, чтобы меня отымели, вместо того, чтобы любить. Как я позволила повести себя за переднее место, вместо того чтобы увлечься умом и сердцем. И как теперь выбраться из этой лужи, не ударив в грязь лицом, изо всей этой истории, в которую я вляпалась, не запачкавшись еще больше. К счастью, послезавтра приезжает Эстрелья, и все должно вернуться на свои места. После этого я решила больше не думать о грустном и не отравлять себе хороший день всякими пустяками. Лаура принесла мне кофе, как всегда, хорошо сваренный и без сахара.

По выходе из ресторана я направилась в парк Ретиро, Уединение. Уже наступил вечер, где-то около шести, но на улице было достаточно жарко. У меня не возникало ни тени желания вернуться домой и опять оказаться наедине с Антонио и телевизором. В парке было чудесно. Народу оказалось совсем немного, кот наплакал. В основном это были иностранцы, американцы и англичане, которые толпились возле фонтанов. На солнце они чувствовали себя беспокойно, напряженно, как и все люди из стран, где его не хватает. Я села на скамеечке в тени, и мне впервые после переезда из дома пришла в голову мысль позвонить родителям. Но я тут же отказалась от этой идеи, потому что знала наизусть все, что они мне скажут. И ко всему прочему у меня сейчас было не то настроение, чтобы выслушивать сетования своей матушки или советы своего батюшки.

Я вернулась домой в десятом часу. Слава богу, Антонио не было. Я воспользовалась его отсутствием и сразу ушла к себе. На этот раз, на всякий пожарный, я закрыла дверь на щеколду, во избежание всяких «приятных» неожиданностей. Я заснула сном невинного младенца, сном, который требует ломовой работы и называется заслуженным отдыхом, сном, о котором мечтают все люди на свете. Как бы они сейчас мне все позавидовали!

Кто-то постучал в дверь, я проснулась и увидела, что уже около одиннадцати. Мне совершенно не улыбалось вылезать из постели и отпирать дверь, вставать я тоже не собиралась.

– Чего тебе?

– Завтрак готов, – раздался из-за двери бодрый голос Антонио.

– Я не хочу завтракать, уходи.

Я взяла с полки сказки Андерсена и перевернулась на другой бок. Иногда нет ничего лучше, чем просто поваляться в постели с книжкой. Через какое-то время, услышав, как Антонио вышел за хлебом, я выскочила из комнаты и шмыгнула в ванную. Быстро почистила зубы и утащила из холодильника апельсиновый сок. Целый день я провалялась взаперти в своей комнате. Я перечитала все сказки, которые у меня были, но желания выйти в гостиную у меня все равно не прибавилось. Потому что там наверняка сидел Антонио и переключал телевизор на всякие неприличные программы.

Поздно вечером, когда я вышла пописать, он подкараулил меня в коридоре. Мне ничего не оставалось, как пойти с ним в гостиную и поболтать немножко. Я уже знала, какую песенку мой соловей запоет. Песенка, конечно, была не из любимых, но делать нечего, придется потерпеть немного. На журнальном столике красовалась новая пачка презервативов, положенная специально так, чтобы я не могла ее не заметить. Это означало, что Антонио думает, будто у нас с ним все только начинается. Я в принципе тоже так думала, только имела в виду, что это начало конца или конец начала. Это как ему будет удобно.