Текст книги "Чужая беременная (СИ)"

Автор книги: Мила Ваниль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Маша злилась на Толика, но демонстративно позвать Михаила на ужин – это втянуть его в семейный скандал, поставить в неловкое положение. Он такого не заслужил. Выгнать Толика взашей… А куда его выгонишь? В лес? Это негуманно. Из них двоих именно Михаил способен понять и простить. Только захочет ли…

Толик порадовал хотя бы тем, что ничего опасного для малыша в Машиной простуде не нашел.

– В легких все чисто, – сообщил он. – И на вирусную инфекцию не похоже. Холодного напилась?

– И холодного, и ноги промочила, – призналась Маша.

– Думаю, завтра тебе врач то же самое скажет. М-м-м… – он задумался. – Если мы до него доберемся. Тут в деревне умельцы, способные починить машину, есть?

– Не знаю. Надо у Василисы спросить.

– А отчего не у соседа Михаила? – съязвил Толик. – Или он только по молоку специалист?

– Знаешь, что! – С нее, пожалуй, хватит. – Оставь его в покое! Это гадко, валить с больной головы на здоровую. Да, сосед мне помогает. У него дочка такая же, как я, и тоже беременная. Мне и Василиса помогает, жена местного участкового. Ее ты в чем подозревать будешь?

Она закашлялась, и Толик вдруг шагнул к ней и обнял за плечи.

– Маш, перестань. Ну прости, я – дурак. Маш, я ревную.

– О-о-о… – Она оттолкнула его. – Ты определился бы, ревнуешь или мечтаешь о том, чтобы я переспала с соседом, чтобы нивелировать твое чувство вины.

– И то, и другое, Машуля. И ревную, и надеюсь, что ты сможешь понять, что по-настоящему я тебе не изменял.

– Это было понарошку? – Она горько засмеялась. – Или во сне? Или это был не ты? Раздвоение личности – непозволительная роскошь для хирурга.

– Это был я. И ты видела то, что видела. – Толик опустился на кровать. – Маш, присядь, не маячь. – И продолжил, когда она послушалась: – Я не хотел, чтобы ты когда-нибудь узнала. Другие женщины ничего для меня не значат. Ты моя жена, никто другой мне не нужен. Я рад, что у нас будет ребенок.

– Мужчины полигамны, да? – усмехнулась Маша. – Прости, мне тяжело это понять. Принять – и того тяжелее. Я, знаешь ли, верю в любовь и верность.

– Маша, давай без лирики, начистоту. Тебе со мной было плохо? Я обижал тебя? Был плохим мужем?

– Нет, – вынужденно признала Маша. – Мне с тобой было хорошо, даже удобно.

– И мне, между прочим, тоже. Если тебе чего-то не хватало – скажи, я постараюсь исполнить любую твою прихоть. Любовь – это для юных мальчиков и девочек, это они верят в любовь и считают ее романтическим чувством.

– А на самом деле это всего лишь биохимия, да?

– Маша, правда, измени мне. С кем хочешь, хоть с Василисой. Я буду ревновать, но переживу, потому что в итоге ты вернешься ко мне, и мы счастливо заживем дальше. Нам еще ребенка воспитывать.

– Ты циничен, Анатолий.

– Я никогда не скрывал этого.

– И то верно… – Маша вздохнула. – Мне неприятен этот разговор. Оставайся при своем мнении, но не навязывай его мне. Если хочешь решить что-то с машиной, иди к участковому, я тебе расскажу, куда.

– Может, после ужина? – взмолился Толик. – Не дай помереть с голоду отцу своего ребенка.

– До ужина, – отрезала она. – В деревне рано ложатся спать, нечего потом людей беспокоить.

– Как скажешь…

Едва Толик вышел за калитку, Маша набрала номер Михаила, но на звонок он не ответил. Она подошла к окну, из которого был виден его дом, и увидела соседа на крыльце. Он смотрел в Машину сторону.

– Возьми трубку… – прошептала она, показывая на телефон.

Михаил покачал головой и ушел в дом.

= 30 =

– Доброго утречка, Мишань. Давно не заходишь. Не случилось чего?

Василиса изнывала от любопытства, иначе ни за что не дала бы крюк по пути в магазин. Никаких других дел в этом районе у нее отродясь не было. И вырулила-то из-за кустов аккурат в тот момент, как Михаил вышел на крыльцо. В засаде сидела, что ли?

– Доброго, – сурово поздоровался он. – Занят, некогда по гостям ходить. Лето, сама знаешь.

– Ну да, ну да… – покивала головой Василиса. – А соседка твоя, что, в Москву вернулась?

– Она мне не докладывала.

– Да я смотрю, ты за ее цветочками приглядываешь.

– Мне воды не жалко.

– Так она не говорила, когда вернется?

– Нет.

– И не звонила?

– Василиса, я ей не кум, не сват и не брат. С Москву она с мужем уехала. Еще вопросы есть?

Василиса баба любопытная, но понятливая. Просекла, что Михаил не в настроении, убралась восвояси. А он тоскливо посмотрел в сторону Марусиного дома и сел на ступеньку крыльца. Лорд тут же лег рядом, и Михаил накрыл ладонью лобастую голову пса.

С тех пор, как соседка уехала, прошло две недели.

Все правильно. Маруся решила дать мужу шанс. Ребенок – весомый аргумент. Михаил не мог упрекнуть ее в том, что она не попрощалась. Она хотела, а он не ответил на звонок. Не хотел разговоров при муже. Больше Маруся не звонила, да и он тоже. Что толку бередить душу?

«Маруся, ты вернулась в Москву? А, ну хорошо. Чего хотел? Сам не знаю».

Поначалу Михаил ждал Марусиного возвращения: к вечеру, на следующий день, через день. Купил на рынке рассаду, восстановил клумбу. Только она так и не приехала. Пора заканчивать с этим цирком, то есть с поливом, он в садовники не нанимался.

Однако цветы жаль, без воды они быстро засохнут. А так… вроде как память о Марусе. Ядрена вошь! Ее, эту память, выдрать бы с корнем, чтоб глаза не мозолила. Вот ведь как бывает… Полдеревни баб, бери – не хочу, а запал на замужнюю, да приезжую.

Ядрена вошь.

В выходные дочка приезжала, с мужем. Тоже о соседке расспрашивала, любопытничала. Еще и огорчилась, добрая душа, что Маруси нет. Оказывается, хотела с ней познакомиться поближе, да попросить за ним, Михаилом, приглядывать. Эх… доприглядывались они уже друг за другом.

Лорд первый услышал подъезжающую машину, навострил уши, подобрался.

– Свои… – пробормотал Михаил, когда из знакомого автомобиля вышел Колька.

Наверное, прибыл дом консервировать. Может, у него узнать, как там Маруся? Просто спросить, это же не запрещено.

Колька обошел машину и открыл переднюю дверь.

Маруся?!

Точно, она. Ох ты ж, ядрена вошь! И животик уже появился, и формы немного округлились.

Михаил с трудом подавил порыв бежать здороваться, тем более, Маруся посмотрела в его сторону и тут же отвернулась. За вещами, что ль, приехала? Тогда почему с Колькой, а не с мужем?

Дабы не уподобляться любопытной Варваре, Михаил воспользовался проверенным методом – ушел на задний двор работать.

– А обещал, что позаботишься о Маше, – услышал он вскоре знакомый голос.

Это как Колька фейсконтроль у Лорда прошел? Ах, да… Он же сам сказал, мол, свои.

Колька стоял рядом, скрестив на груди руки, хмурый и мрачный.

– Машка упертая, что твоя коза, – продолжил он. – Я ее сюда не хотел везти, но она сказала, что на такси поедет. А я завтра улетаю, не запирать же ее.

– Маруся с мужем уехала, – ответил Михаил, чувствуя себя полным идиотом. – Я думал, она в Москву вернулась, домой.

– Миш, ты меня прости, конечно… Но ведь ты – взрослый мужик. Ладно, Машка, коза обиженная. Но ты же мог позвонить!

– Мэ-э-э… – возмутилась коза Машка, услыхав свое имя.

– Или тебе все равно? – «добил» Колька. – Я не знаю, что мне делать. Хоть билет сдавай. Как я теперь ее тут оставлю?

– Ну, во-первых, я уже обещал, что присмотрю, – обозлился Михаил. – А, во-вторых, вот именно, что я – взрослый мужик, как ты говоришь, а не юнец безусый, который лезет в чужую семью из романтических чувств.

– Нет у нее семьи, – огрызнулся Колька. – Ты не представляешь, что ей этот урод предложил, чтобы она к нему вернулась.

– И знать не хочу.

– Нет, ты послушай! С тобой закрутить.

– Чего-о?!

– Того… – Колька поморщился, сплюнул на землю. – Ладно, я Машке сказал, что к участковому пошел. Пойду! Может, жена его ей помогать будет.

– Я те пойду!

Михаил чуть не схватил его за грудки, да вовремя вспомнил, что Кольке сдачи дать – раз плюнуть. Ни к чему драку затевать.

– Так Маруся к мужу не вернулась?

Колька закатил глаза и отрицательно покачал головой.

– А чего ж… Где она была все это время?

– Муж ее в клинику положил, на обследование. Потом я попросил ее остаться в Москве, помочь со сборами. Думал, уболтаю остаться в моей квартире, да куда там… – Колька махнул рукой. – Уперлась, как… – Он кивнул на загон с козами. – В деревню, в деревню.

– Не ходи к Петровичу, – попросил Михаил. – Я обещал, все сделаю.

– Если передумаешь, будь добр, напиши, я свой мейл оставлю. Интернетом пользоваться умеешь?

– Не хами. Я не передумаю, но что ты в своей Америке сделаешь? Вернешься, что ли?

– Надо будет, вернусь, – отрезал Колька. – Ради Маши вернусь.

Вот и поговорили. Ядрена вошь.

Остаток дня Михаил провел почти что в тумане. То, что Марусин муж – сволочь, он давно понял. Но чужая душа – потемки, а чужая семья – тем более. Вот и решил, что Маруся к мужу вернулась. А оно вон оно как… И самое плохое, Маруся на него обижена, на Михаила. И вина его в том есть.

Простит ли? Тут не за музыку с утра пораньше извиняться придется, конфетами не обойдешься.

К вечеру Колькина машина исчезла. Уехал, значит. А в доме у Маруси горел свет. Самое время отправиться с визитом, мириться, то бишь. Отчего-то не хотелось прятаться за молоком, то есть, не хотелось делать вид, что просто принес молоко, как всегда по вечерам. А что он еще может принести, что подарить? Ромашек собрать? У него и нет ничего подходящего. Ядрена вошь!

Михаил собирался к Марусе тщательно, как на свидание. Помылся, побрился и переоделся. Даже одеколон откопал где-то на задворках шкафа. Вместо ромашек набрал свежих огурцов из теплицы.

Когда он поднимался на терраску, точно видел – в окнах комнаты горит свет. Но на стук никто не вышел. Михаил постучал еще раз, а потом обошел дом, чтобы заглянуть в окно.

Заглядывать не стал. Маруся погасила свет, однозначно дав понять, что общаться с Михаилом не намерена.

= 31 =

Машу пугало то чувство, с которым она ждала встречи с Михаилом. Оно не поддавалось логике и сводило с ума. Она мечтала о ней, как ребенком мечтала встретить фею. И в тот самый миг, когда Михаил постучал в дверь, Маша испугалась так, что не смогла заставить себя выйти к нему.

Это поначалу все казалось простым и понятным. Михаил психанул, когда она позволила Толику переночевать в ее доме, а Маша обиделась, когда сосед не ответил на звонок. Все как всегда, их отношения так и развиваются, от ссоры к ссоре, от обиды к обиде.

Маша была уверена, что все наладится, как только она вернется в деревню, да вот только возвращение затянулось.

На уговоры Толика лечь в клинику и обследоваться нормально она поддалась из лучших побуждений. Простуда могла навредить ребенку, к тому же самый опасный период первого триместра беременности уже миновал, сформировалась плацента, и Маша хотела убедиться, что у них с малышом все в порядке.

Конечно, Толик ежедневно ее навещал, но не доставал разговорами о воссоединении: то ли дал время все обдумать, то ли не хотел нервировать на глазах у коллег. И родители приходили, однако и мама вела себя прилично. Наверное, Толик ей наврал с три короба, потому как мама была уверена, что дочь вернулась к мужу. Маша не разубеждала – в своих же интересах.

Больше всего она радовалась визитам Коли. И ее помощь оказалась не лишней, удалось добиться пересмотра невыгодных для него условий контракта. К Коле она и сбежала, едва ее выписали из клиники. К тому времени Маша уже поняла, что Толик ее обратно в деревню не повезет, будет прикрываться работой, а жить с ним в одной квартире она не сможет, даже временно.

Поэтому Маша заранее взяла подробную выписку со всеми анализами, тщательно законспектировала рекомендации врачей «на все случаи жизни» и уехала к Коле. Впрочем, и он не спешил отвезти ее в деревню, но по вполне объективной причине. У него действительно было много хлопот, связанных с переездом в Штаты. Маша терпеливо ждала и помогала по мелочам, с каждым днем все острее ощущая необъяснимую тоску. Или вполне объяснимую?

Коля уезжал, и уезжал надолго. Единственный друг, единственный человек, который искренне ее любил и помогал – просто так, ничего не требуя взамен. Михаил, видимо, только обрадовался, когда она исчезла из деревни. Ведь он ни разу ей не позвонил. Ни разу! Даже не беспокоился, куда она пропала. А Маша ждала… Если не звонка, то хотя бы смс-ки. Увы…

Получается, никому она не нужна, кроме Кольки. Она даже чуть не дала слабину, всерьез стала подумывать, а не уехать ли с ним в Америку. Это действительно решило бы все проблемы, уж Толик точно оставил бы ее в покое. Остановила Машу отнюдь не бумажная волокита. Она не могла решать свои проблемы за счет Коли. Не могла – и все тут. Это неправильно, несправедливо по отношению к нему.

Квартиру Коля оставлял Маше. Не во владение передавал, конечно, но оформил регистрацию и умолял переехать в город хотя бы к концу беременности и на зиму. А ведь мог бы сдавать, к примеру, как все делают.

Маша хотела вернуться в деревню. Во-первых, потому что там ее сложнее доставать, чем в Москве. Мама опять обрывала телефон и рыдала в трубку, призывая дочь к благоразумию. Толик, похоже, затаился, обдумывая новый план. Отчего-то Маша не сомневалась, что просто так он ее в покое не оставит.

Во-вторых, там воздух чище. Да-да, и ребенку там лучше.

В-третьих…

Маша терялась, «в-третьих» это или все же «во-первых». Обида на Михаила и была, и не было. Он ничего ей не предлагал и не обещал. Относился по-доброму – это верно. И если бы не тот эпизод, когда он пытался ее приласкать, Маша не тешила бы себя иллюзиями. На поцелуй она сама напросилась, это не в счет.

Михаил не звонил: не интересовался, как ее самочувствие, не беспокоился, почему она не вернулась. А Маша скучала по нему. Она закрывала глаза и чувствовала его руки на своих плечах. Вспоминала мозолистые ладони, гладящие нежнее, чем холеные руки Толика. От Михаила никогда не пахло парфюмом, и Маше это нравилось. Его запах всегда казался ей настоящим – простое мыло, земля, молоко, пот, трава. А взгляд? Темные глаза завораживали, утягивали в омут. Михаил смотрел на нее не поверхностно, как другие мужчины. Пожалуй, такой же взгляд был у Коли – проникающий глубоко под кожу, внимательный, небезразличный.

И хочется, и колется – именно так Маша могла бы описать свои чувства. Хочется увидеть и понять, нормально поговорить, выяснить и убедиться. Но нужно ли? Может, Миша ее просто жалеет, как девушку с чемоданом без ручки. Вроде бы и не нужна, а пройти мимо невозможно. И, даже если он и испытывает к ней какие-то чувства, то зачем ему чужой ребенок?

Наверное, это его и останавливает раз за разом.

И все же она вернулась в деревню. Теряться в догадках можно вечно, а нервничать беременным не рекомендуется.

Михаил не подошел поздороваться. И не пришел даже после того, как у него побывал Коля. Видела Маша прекрасно, куда друг бегал, ни к участковому, это точно. Не появился Михаил и после того, как Коля уехал. И «молочное» время пропустил. Последнее как раз понятно, прежние договоренности, наверняка, потеряли силу.

К вечеру Маша напекла сырников и хотела сама отправиться к соседу, да так и не решилась. Поплакала над тарелкой, да убрала ее с глаз долой. Ну как можно навязываться мужчине, который даже поздороваться не пришел? Как?

А когда Михаил постучал в дверь, Маша испугалась. И свет погасила, памятуя о том, что окна открыты. Потом так и заснула в слезах, потому что сосед сразу же ушел домой.

Ночью пошел дождь. Налетела гроза, Маша проснулась от грохота и встала, чтобы закрыть окна. А потом начался ливень, и потекла крыша. Маша чуть не поскользнулась, когда зашла на кухню попить воды – с потолка капало. К счастью, летние дожди короткие, налило только ведерко и полтазика.

Утром Маша вымыла пол и долго думала, как ей поступить. Звонить Коле нельзя, у него сегодня рейс в Штаты. А кого еще можно попросить о помощи? Михаила? Ха! Не пойдет она к нему, не будет унижаться. Алим? Маша позвонила ему и услышала: «Абонент недоступен». Других гастарбайтеров Маша не знала, и где искать Алима – тоже. Оставались только участковый с женой, но им же придется объяснять, отчего она не обратилась за помощью к Михаилу!

После мучений и раздумий Маша отправилась за лестницей. Оказалось, она не очень тяжелая. Приставив лестницу к дому, Маша полезла наверх, посмотреть, что там с крышей. Руководствовалась она той же самой логикой, с которой женщина, не разбирающаяся в моторах, лезет под капот, когда автомобиль ломается.

Правда, залезть на крышу Маша не успела.

– Машка! Куда тебя несет с животом? – услышала она вопль соседа. – А ну, слазь! Живо! Машка, кому сказал!

И не слезла бы она ни за что, если бы Михаил ограничился криком. Так ведь нет, прибежал на участок и стряхнул Машу с лестницы. Она и охнуть не успела, как очутилась у него на руках.

– Маруся, ты не слышишь, что ли? – недовольно проворчал Михаил.

– Козой своей командуй, – выпалила Маша. – А я тебе не Машка.

– Ох, ну я от неожиданности. Зачем ты на крышу полезла?

– На звезды смотреть. Отпусти!

Маша дернулась, хотя на самом деле ей не хотелось, чтобы отпускал. Хотелось прижаться щекой к плечу, вдохнуть знакомый запах и пустить слезу с извечным женским упреком: «Где ты пропадал все это время…»

Гормоны, будь они неладны.

– Не ври, какие днем звезды. Что случилось-то?

Михаил аккуратно поставил ее на ноги.

– Крыша течет… – буркнула Маша.

– Где?

– На кухне.

– Я сам посмотрю.

Михаил потряс лестницу, словно проверяя ее на прочность, пробормотал что-то себе под нос и полез наверх. Лестница зашаталась, скрипнула и треснула. Маша бросилась на помощь, но не успела – Михаил распростерся на земле.

= 32 =

Михаилу повезло: треснула вторая перекладина лестницы, если считать снизу, то есть падал он с небольшой высоты. И приземлился удачно, на мягкую землю и траву. Мало того, пока летел, успел сгруппироваться и спиной стукнулся несильно. Однако ж вставать не спешил, наоборот, прикрыл глаза.

Ядрена вошь! Ну, Маруська! Торопыга! И он хорош, видел же, что лестница хлипкая, куда спешил?

– Миша! Миша-а-а! Ты жив?!

Маруся упала рядом с ним на колени и похлопала ладошкой по щеке. Голос испуганный и виноватый. Эх, Маруся! Михаил схватил ее за руки и притянул к себе. Она с визгом упала ему на грудь и дернулась, но он держал крепко.

– Хулиган! – Маруся легонько стукнула его кулаком по плечу. – Я же испугалась! А ты…

И затихла.

Михаил приоткрыл один глаз и уперся взглядом в Марусину макушку. Соседка лежала на боку, уютно устроив голову у него на груди.

– А ты меня все время роняешь, – шутливо упрекнул он, проводя ладонью по ее волосам.

– Всего второй раз, – буркнула Маруся. – Это ты все время норовишь улечься в мои цветы.

– Где?! – Михаил завертел головой. – Клумба дальше по курсу.

– Не долетел немножко.

– Всего-то второй раз.

Маруся хихикнула. Ох, не дело это – на земле валяться. Вставать надо, но как же не хочется! А все потому, что держит он в своих объятиях Марусю и не может отпустить. А она, вроде как, и не против.

– Красиво лежим, – сказала она. – На радость соседям.

– Почему на радость?

– Очередная серия «Санта-Барбары» в самом разгаре.

– Марусь, только не говори, что ты этот сериал смотрела.

– Бабушка смотрела. Миш, ты встать-то можешь?

– Да могу, могу, – вздохнул он. – Если ты с меня слезешь.

– Ах ты… – Маруся снова двинула его кулаком в плечо и подскочила, отряхивая одежду.

Михаил осторожно сел. Вроде бы ничего нигде не хрустело и не стреляло, значит, обошлось. Маруся пыталась оттащить в сторону остатки лестницы.

– Оставь, – велел он. – Я выброшу.

– А с крышей…

Она не договорила, поджала губы и отвернулась.

– Починим твою крышу, – пообещал он. – Я свою лестницу принесу, да позову кое-кого подсобить.

Зря он ее отпустил, лучше бы лежали на травке. Взглянула исподлобья – и снова отвернулась. Да уж, обидел он ее, факт.

– Ох… – простонал Михаил, поднимаясь на ноги и держась за поясницу.

– Что?! – Маруся тут же встрепенулась, кинулась к нему, придержала под руку. – Спина? Все же ушибся, да?

– Ну… немножко… – пробормотал он. – Ничего, пройдет.

Врать нехорошо, но зато Маруся мигом забыла об обиде.

– Пойдем, тебе лечь нужно, – засуетилась она. – Может, врача? Или позвать кого?

– Не надо никого звать. – Он поморщился с досады, а вышло, как будто от боли. – Помоги до дома дойти.

Кто кого вел, конечно, вопрос. Естественно, Михаил и не думал всерьез опираться на подставленное Марусей плечо, только вид делал, да еще умудрялся ее поддерживать по дороге.

– Миш, ты прости… – неожиданно всхлипнула Маруся. – Это из-за меня…

Ядрена вошь! Она плачет, что ли?! У-у-у… Ей же нельзя. Это он виноват, старый осел! Это ему надо извиняться. Коварный план у Михаила был, но для этого надо завести Марусю в дом. Она права, соседи все видят. А он собирался…

Что собирался, то и сделал. Едва переступив порог, он захлопнул дверь и поцеловал Марусю. Просто взял – и поцеловал, жадно впиваясь губами в ее губы. Маруся охнула и обмякла в его объятиях, обвила руками шею, прижалась животиком.

Ядрена вошь! Он целовал ее так, как будто утолял жажду – жадно, ненасытно. Целовал, стесняясь своей грубости, но остановиться не мог. Он гладил ладонями спину, кажется, даже стискивал ягодицы, и понимал, что сейчас все закончится. Сейчас, вот-вот. Маруся придет в себя, отпихнет его и врежет пощечину. И поделом…

Она отстранилась – чуть-чуть, чтобы перевести дыхание. Уткнулась лбом в плечо… и заплакала. Тихо, жалобно.

– Ну… что ты… – Михаила потрясли ее слезы. – Маруся…

Он попытался заглянуть ей в лицо, но она сердито увернулась и прижалась к плечу щекой, всхлипывая.

– Почему ты не позвонил? Ни разу не позвонил…

– Ты с мужем уехала, – тихо произнес Михаил. – Я думал, что вы помирились. Не хотел мешать.

– А-а-а…

Это прозвучало с сарказмом, но больше Маруся ничего не добавила. И правильно, это он должен говорить. Только не у порога.

Подхватив Марусю на руки, Михаил понес ее в комнату.

– Сиди тихо, – прикрикнул он, едва она дернулась, чтобы вырваться, – а то, и правда, спину сорву.

Она тут же притихла. Только смотрела на него широко открытыми глазами, и даже рот слегка приоткрыла. Щеки тронул легкий румянец. Ресницы мокрые от слез, волосы растрепались. Сегодня Маруся без косичек. Зацеловать. Положить на кровать – аккуратно и бережно. Прижать и целовать до опухших губ.

Нельзя. Он за себя не ручается. Вернее, за последствия. А Маруся беременна, ей нельзя…

Марусю он усадил на диван, в гостиной. И опустился рядом, крепко держа за руку. На всякий случай, чтобы не сбежала. Вот и все, можно начинать. Только как бы собраться с духом, чтобы произнести первое слово? Ядрена вошь! Да он никогда так не робел, тем более, перед женщиной.

– Маруся, прости. – Михаил поудобнее перехватил руку, повернул кисть ладонью кверху, погладил. – Прости, что не позвонил. Прости, что вел себя, как идиот. Прости, что обманул.

– Спина… не болит? – спросила Маруся, с трудом разлепив губы.

– Нет. Я хотел привести тебя сюда.

– Так это же хорошо… что не болит…

– Только не плачь, пожалуйста.

– Это из-за беременности, – буркнула Маруся и попыталась отдернуть руку.

Он не отпустил, успокаивающе провел большим пальцем по ладони:

– Не сердись.

– Тебе не все равно? – спросила она, поворачиваясь к нему.

– Нет, не все равно. – Свободной рукой он коснулся щеки, и Маруся наклонила голову, потерлась щекой о ладонь. – Я люблю тебя.

Тишина. А что она хотела услышать? Банальное «ты мне нравишься»? Он уже не мальчик, и давно определился со своими чувствами. Понял недавно – это верно.

– Я жду ребенка, – пробормотала Маруся. – От другого мужчины.

Да, Капитан Очевидность.

– Это меня не пугает. Это твой ребенок, все равно, что ты сама.

Маруся поежилась, как будто замерзла.

– Миша, я…

– Ты не уверена, да? – опередил он.

Она кивнула:

– Я не буду юлить, не хочу обманывать. Ты мне не безразличен. Ты и сам все… видишь. – Тяжкий вздох – как укол ножом в самое сердце. – Но я не уверена, да. И дело не в тебе. Я беременна, и ребенок на первом месте. И я не знаю, ищу ли я защитника для нас обоих или люблю на самом деле…

Ядрена вошь! Только и всего? Михаил украдкой ущипнул себя за ляжку. Не перевелись еще порядочные женщины, и одна из них сидит сейчас рядом. Да практически любая в ее положении не мучилась бы угрызениями совести.

– Я понимаю. Марусь, и ты пойми. Я признался тебе не для того, чтобы требовать что-то. Ребенок важнее, ты права. Просто хочу, чтобы ты знала, я не обижу вас. И ты всегда можешь на меня рассчитывать.

– И… все?

Ну вот, снова обиделась. Даже губы задрожали.

– Все, что ты захочешь, Маруся. – Он сделал ударение на слове «ты». – Я буду ждать столько, сколько нужно.

– Ждать чего?

– Твоей уверенности.

– А если…

– Что будет, то и будет. Не надо загадывать, хорошо?

– Хорошо, – согласилась она.

– Вот и славно…

Михаил притянул ее к себе, обнял за плечи. Если Маруся не против, он не будет отказывать себе в удовольствии прикасаться к ней.

– Миш, а Миш…

– М-м-м?

– А кто крышу чинить будет?

= 33 =

Жизнь налаживалась. Несколько дней идеальной гармонии – и Маша ни разу не пожалела, что вернулась в деревню.

Крышу починили, и никто при этом не убился. Коля улетел в Штаты, но каждый день выходил на связь по интернету. Родители и Толик оставили Машу в покое и не терроризировали визитами. Работа над переводами шла своим чередом. Забота о доме не занимала много времени. Цветы традиционно поливал Михаил.

Маша пила козье молоко и ела свежие деревенские продукты. Токсикоз прошел, как будто его и не было. Прекрасное самочувствие и настроение – и никаких гормональных всплесков. Единственное, что немного тревожило – скорая поездка в Москву, в суд.

Михаил обещал отвезти. Маша понимала, что в суд он ее одну не отпустит, значит, сосед и муж неизбежно встретятся. «Бывший муж, почти уже бывший муж», – твердила Маша про себя. Нет, ничто не заставит ее передумать, особенно теперь, когда Михаил признался ей в своих чувствах.

Маша могла бы сказать ему то же самое, но испугалась. Потом пути назад не будет, а она – женщина, ей можно подумать. Она вела себя естественно, позволяла Михаилу и объятия, и поцелуи. А слова… слова можно оставить на потом. Ей можно немножко чудить, она же ждет ребенка!

Михаил приходил каждый день. Утром – справиться о Машином здоровье, днем – поинтересоваться, не нужна ли помощь, вечером – побеседовать перед сном.

Маша сразу же стала готовить на двоих, пыталась накормить соседа и завтраком, и обедом, и ужином, а он злился и ворчал, что ходит к ней не ради еды. Пришлось втолковывать ему, что забота хороша только в том случае, когда она обоюдная. Для верности Маша применила безотказное женское оружие – пустила слезу. И Михаил сдался, но с условием, что продукты он будет покупать сам, для обоих.

Маша пыталась помогать ему и по хозяйству, но быстро была изгнана с заднего двора с формулировкой: «Всегда сам справлялся, нечего!» Это звучало и обидно, как будто она безрукая, и приятно, потому как забота. Михаил не позволял ей жариться на солнце, так что и прополка грядок, и сбор клубники тоже оказались под запретом. Но он, и правда, успевал все сам – вставал рано, когда Маша еще спала, трудился споро, да еще умудрялся выкраивать время, чтобы съездить за продуктами, сводить Машу на озеро или в лес.

Чего греха таить, Машу это устраивало. При всей своей любви к чистому деревенскому воздуху «барышней-крестьянкой» она себя не ощущала. Встать рано? Не проблема, но только не каждый день. Она наблюдала за Михаилом и с грустью понимала, что ему нужна жена, которая разделит с ним заботу о хозяйстве. Обеды варить, стирать да убирать – это небольшая помощь, несущественная. Тем более, к стирке и уборке Михаил Машу тоже не допускал.

А ребенок? Так несправедливо перекладывать заботу о малыше на Михаила! Да и будет ли он рад, когда ребенок родится? Все может измениться.

Но Маша гнала от себя грустные мысли. Впереди еще несколько месяцев «почти что счастья», а все время думать о проблемах вредно.

О том, какие слухи ползли по деревне, Маша тоже старалась не задумываться. Ясное дело, они были. Маша и Михаил ничего не скрывали, ни от кого не прятались, но ничего ни с кем не обсуждали. Местные повадились ходить к Маше в гости: то банку клубники кто принесет, то ведерко огурцов, то миску смородины. И все со словами: «Ребеночку полезно, кушай, деточка». А потом неизменный вопрос: «Так ты замужем?» «Разведена», – цедила Маша. И слышала в ответ: «Ох, бедняжка».

Михаилу она не жаловалась, не дай бог, приставит к ней Лорда, отгонять любопытных. А так все польза – клубнику можно съесть, огурцы замалосолить, из смородины сварить компот или налепить вареников.

Михаил оказался приятным собеседником. Обычно немногословный, он увлекался, когда рассказывал Маше о небе и о самолетах. Поначалу она стеснялась расспрашивать, возможно, воспоминания причиняли ему боль. Но вскоре убедилась, что это не так. Даже во взгляде у Михаила появлялось что-то завораживающее, когда он говорил о своей профессии.

А Маша слушала с интересом, не притворялась. Она стала мечтать, как было бы здорово подняться в небо вместе с Михаилом. Он – за штурвалом самолета, она – рядом, восторженным пассажиром. Конечно, такими мечтами Маша не делилась, да и вообще, мало рассказывала о себе. Не скрытничала, просто нечего рассказывать, все скучно и однообразно. Поняла бы она когда-нибудь, что не живет своей жизнью, если бы не измена Толика?

Она говорила о другом: о книгах, которые читала, о фильмах, которые смотрела, о местах, где любила гулять в Москве. И каждый вечер повторялось одно и то же – Михаил уходил до того, как они успевали наговориться. Это можно понять, он привык рано ложиться. Но Маша расстраивалась не из-за этого. Она оставалась одна, и одиночество ощущалось острее, болезненнее. И ведь все зависело лишь от нее – Михаил ждал ее слова, ее решения.

Перед сном она немножко плакала в подушку, проклиная свою стеснительность, и давала себе слово, что все изменится, как только она получит официальный развод.

Как-то утром Маша проснулась от громкого лая Лорда. Она выглянула в окно и увидела коз, пожирающих цветы с ее клумбы.

– Ядрена вошь… – пробормотала Маша.

Она уже успела подцепить это выражение от Михаила. Тем более, козы были его – Машка, Дашка и Глашка.

Лорд, судя по всему, бесновался в вольере. Маша вспомнила, что Михаил с утра уехал за продуктами, она сама составляла ему список. Значит, он запер Лорда, а козы выбрались из загона и отправились прямиком к цветочкам.

Маша выскочила во двор, схватила метлу и хотела отогнать коз, но закончилось все тем, что козы выгнали ее на улицу, за калитку. Сообразив, что без помощи не обойтись, Маша ринулась к Михаилу, выпускать Лорда. Вместе с собакой они справились с козами, но к тому времени те успели ободрать и цветы, и кусты.