Текст книги "Чужая беременная (СИ)"

Автор книги: Мила Ваниль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Противный холодок бежал вдоль позвоночника, когда Маша думала об этом. Михаил, по крайней мере, не заслужил такого коварства.

Однако никакого морального удовольствия от «измены» Маша не испытала. Только непонятное головокружение, внезапную легкость и «бабочек в животе». Какие бабочки! Она беременна! И, само собой, не от Михаила…

Да, но он же знает о ее беременности. Жалеет? От жалости не целуются.

Василисины внучата с козами остались на лугу. «Баба Вася велела позже возвращаться». Михаил погнал своих коз домой. В кроссовках хлюпало, а Маруся уже предвкушала, как ее снова будут переправлять через ручей. Она только сейчас поняла, что никто и никогда не носил ее на руках! Толику такое и в голову не приходило, Коля и прикоснуться боялся после того, как она в десятом классе за поцелуй треснула его сумкой по голове.

И каково же было Машино удивление, когда в обратный путь они двинулись по другой тропинке.

– А мы куда? – поинтересовалась она.

– Домой, – ответил Михаил. – Тут и другая дорога есть. Коз я через ручей не переведу.

Маша почувствовала себя так, как будто вернулась в детство, и какой-то противный мальчишка отобрал у нее шоколадную конфету.

= 26 =

– Машка! Ты куда, упрямая скотина?!

Маша вздрагивала и укоризненно смотрела на Михаила. Он виновато щурился и разводил руками. Коза Машка с десяток метров шла в нужном направлении, а потом снова сворачивала в сторону.

– Машка!

Так и шли до самой деревни.

– Не иначе, как ты козу специально Машкой назвал, – съязвила Маша.

– Марусь, мы тогда знакомы не были, – напомнил ей Михаил.

– А ты заранее, на всякий случай.

– Шутишь… – улыбнулся он.

– Спасибо за прогулку. Когда в гости приходить?

– В гости? Э-э-э…

– Да расслабься, – вздохнула Маша. – Спину тебе надо растереть?

Михаил очаровательно залился румянцем.

– Да я сам…

– Как хочешь.

Она не настаивала, хотя снова испытала разочарование. Может, ей просто показалось? Михаил спешил за козами, оттого и повел ее короткой дорогой. У нее нет сапог, поэтому и перенес ее на руках через ручей и болотистый участок. И ему неудобно было ставить ее в неловкое положение, вот и поцеловал.

Какой кошмар, она вешается на мужчину!

– Тогда я за молоком приду, как обычно, – сказала она, скрывая смущение.

– Приходи.

Маша нырнула за калитку и побежала к дому, стараясь не смотреть на испорченную клумбу. Надо будет пересадить уцелевшие цветы кучнее, а землю разровнять и засыпать цветными опилками. Но это все завтра, а сегодня она устала и хочет спать.

Мокрые кроссовки Маша оставила на терраске, а мечте о горячей ванночке для замерзших ног не суждено было сбыться. Беременным нельзя парить ноги. Она натянула теплые носки и прилегла.

Может, Толик и прав, наблюдаться лучше в Москве, у знакомых врачей. Сейчас ее запросто проконсультировали бы по телефону, сонливость во второй половине дня – хорошо или нет? И вообще, вопросы накопились…

Чтобы вовремя забрать молоко, Маша поставила будильник, но поспать ей не дали. Сначала с телефона папы позвонила мама и причитала, сокрушаясь о безголовой деточке, которая не хочет возвращаться к мужу.

– Надо уметь прощать, – пафосно заявила она, из чего Маша заключила, что Анатолий все же сделал признание. – У вас будет ребенок. Любой может оступиться.

Маша не сказала ей о том, что подала на развод, зато спросила:

– Мам, а если бы папа тебе изменил, когда ты была беременна мной, ты простила бы?

– Ты как разговариваешь с матерью! – возмутилась та и отключила телефон.

Потом позвонил Коля, интересовался, все ли в порядке. В это же время по второй линии ее домогался Толик.

– Маша, ты пьешь витамины? – деловито поинтересовался почти бывший муж, справившись о самочувствии.

– Я подала на развод.

– Мое мнение ты знаешь. К сожалению, нас, скорее всего, разведут. Так что с витаминами?

– Еще не начала. Забыла.

– Маша, не игнорируй назначения, пожалуйста. Через три дня я приеду, чтобы отвезти тебя в клинику. Ты еще не все анализы сдала, я договорился.

– Толик! А мое мнение – пустой звук? – фыркнула Маша.

– Ты всегда была разумной женщиной. Думаю, ты понимаешь, что и для тебя, и для ребенка так будет лучше. Маша, я просто поработаю твоим шофером.

– Точно? – недовольно переспросила она. – И ни слова о разводе?

– Ни слова.

– Ладно, я подумаю. Перезвони мне накануне.

Развод – не повод отказываться от хороших специалистов. Толик, вероятно, сейчас будет из кожи вон лезть, чтобы ее вернуть, но она поступит хитро и мудро. Пусть возит ее к врачу, а она все равно разведется.

Только Маша задремала, убаюканная отличным, по ее мнению, решением, как снова позвонил Коля.

– Машуль, рыбка моя, выручай. У тебя же английский – второй язык?

– Откровенно говоря, первый. А что такое?

– Контракт на английском. Не доверяю я всем этим переводчикам… Посмотри, хоть по диагонали, нет ли там чего-нибудь нехорошего, будь добра.

Пришлось вылезать из теплой постели, садиться за ноутбук и вчитываться в малопонятные слова, переводить, пояснять. Отказать Коле в просьбе она не могла. Само собой, «молочную» встречу опять пропустила.

Михаил принес молоко, постучал в окошко. Маша охнула, взглянув на часы, и пошла открывать.

– Думал, снова уснула, – сказал сосед, передавая ей крынку. – Кстати, Машкино. Специально не мешал.

Маша шутку не оценила, и виной тому была усталость и гормоны.

– Заработалась, извини, – буркнула она. – Спасибо.

Она отдала ему пустую крынку и хотела захлопнуть дверь, но Михаил бочком влез на кухню.

– Марусь, можно тебя попросить?

– О чем?

Она отступила к столу, чтобы не стоять близко к Михаилу.

– Боюсь, я переоценил собственные силы, – криво усмехнулся он. – И твоя помощь будет кстати. Если ты не устала, конечно.

– Да с чего мне уставать, я ж за ноутом работала, а не дрова колола, – пошутила Маша. – Только все равно не поняла, что делать надо?

– Поясницу растереть сможешь?

– Конечно.

Маша заметила, что Михаил неестественно ровно держит спину, уже когда они спускались по ступенькам крыльца. И шел он, аккуратно переставляя ноги.

– Миш, может, к врачу? – предложила Маша.

– Нормально все.

– Где ж нормально, ты вон…

– Нормально! – перебил он ее резко. И шумно вздохнул: – Прости, Маруся. Тепло должно помочь. Если нет, обращусь к врачу.

Маша впервые попала в комнату, где Михаил спал, и старалась не пялиться по сторонам. Но интересно же… Краем глаза она заметила фото в рамках на комоде: детские – дочери, черно-белые, вероятно, родителей, и ни одной его самого. В остальном все чисто и просто, безликая спальня, не облагороженная женской рукой.

– Маруся, извини, что здесь. Я лягу, но уже не встану. И не смогу проводить…

– Миш, ложись уже, а? – попросила Маша. – Не надо извиняться, я не на свидание к тебе пришла, а помочь. И я не маленькая и не глупенькая, дорогу найду.

– Жаль, – сказал он. – Лучше бы на свидание.

Маша промолчала, дабы не усугублять. Ей и так нелегко было смотреть, как Михаил раздевается. Правда, брюки он оставил, хотя… что она там не видела? И все же Маша так остро не реагировала на голый торс Михаила, когда он мылся в душе. Ее потряхивало, и, казалось, каждый волосок на теле встал дыбом. Хотелось прикоснуться, провести ладонью по бугрящимся мышцам, прижаться к ним губами. Маша даже головой тряхнула, прогоняя наваждение.

Михаил, шипя сквозь зубы от боли, лег на живот. Маша взяла с комода баночку, зачерпнула мазь пальцами.

– Где болит? Здесь? – Чистой рукой она провела по пояснице.

– Ох… да.

Мазь пахучая, но не едкая. Маша втирала ее в кожу, потом прошлась пальцами вдоль позвоночника.

– Если я сделаю массаж, хуже не будет? – поинтересовалась она.

– Ты умеешь?

– Умею.

Она не стала говорить, что массажу научил ее Толик. Она растирала ему спину после долгих операций, помогала расслабиться.

– Хуже уже точно не будет, – вздохнул Михаил.

– А что так? – не выдержала Маша.

Михаил прошипел что-то сквозь зубы, и она испугалась, что сделала ему больно.

– Ты что-нибудь знаешь о катапультировании? – внезапно спросил Михаил.

– Это когда летчики покидают кабину при полете, из-за аварии.

– Да, вроде того… Чудовищная перегрузка и большой риск для жизни. Так что, можно сказать, мне повезло, отделался травмой позвоночника. В общем-то, и лечение прошло успешно, но последствия остались. Радикулит, зараза…

– Пороть тебя, Миша, некому! – С чувством произнесла Маша, сопровождая фразу звонким шлепком по ягодице.

– Женщина! – возопил Михаил. – Ты с ума сошла?

– Зачем тяжести поднимал?!

– Пф-ф-ф… Это ты, что ли, тяжести? – фыркнул он. – Это пить надо меньше, а не тяжести…

Маша только покачала головой и укутала его приготовленным пуховым платком.

= 27 =

Михаил проклинал собственную глупость. Он давно укрепил мышцы спины, и мог спокойно колоть дрова или таскать мешки, но от переохлаждения это не спасало. Напился, полежал на земле – и, пожалуйста, последствия не заставили себя ждать. Ядрена вошь!

К вечерней дойке он передвигался с трудом, каждый шаг болью отдавался в пояснице. Пришлось наглотаться обезболивающего и сделать себе укол препарата, который ему выписали специально для таких случаев. Однако и растирание лишним не было, он позвал Марусю, скорее, вопреки собственному желанию, чем потакая ему.

Михаила снова раздирали смешанные чувства. Нехорошо показывать женщине слабину, неправильно. Мало ли, какие у него болячки? Как-то раньше он сам справлялся. Но ведь Маруся – не любая женщина. Она особенная: добрая и отзывчивая. И слезливо жалеть не будет, наоборот, поможет, да еще с напутственным пинком. Так, собственно, и вышло.

Марусе он смог рассказать о болезни, из-за которой его поперли из летчиков. Пусть косвенно, но раньше он и такого никому не говорил, эта тема давно под запретом. То ли время прошло, и отставка не воспринимается так болезненно, как поначалу, то ли Маруся располагает к откровенности.

Хорошая девочка, добрая. А вот рука у нее тяжелая – что, когда хворостиной огрела, что теперь. Михаил усмехался в подушку, пока сильные пальчики массировали спину, умело давили в нужные точки, а иногда замирали и едва касались кожи, словно гладили. Или ему казалось?

– А у меня со словом «катапультироваться» тоже неприятные воспоминания, – сказала Маруся, укутав Михаила платком и накрыв одеялом.

– Да у тебя-то отчего? – удивился он.

– Ерунда… – Она присела рядом на стул. – Рассказать?

– Если не торопишься.

– Рассказ короткий. Изложение мы писали, о летчике. И там была фраза о том, что летчик катапультировался из кабины самолета. А я тогда это слово не знала, перепутала с другим. В моем исполнении это звучало так: «Летчик капитулировался».

Михаил громко захохотал.

– Ага, весь класс смеялся. Правда, тогда все отличились, и учительница перлы зачитывала, не упоминая имен.

– Да, зато слово выучила, – хмыкнул Михаил.

– На всю жизнь, – улыбнулась Маруся. – Ладно, пойду я. Отдыхай.

Глупо просить ее остаться. Посиди со мной, поговори? Глупо. Лежишь, Мишенька, бревном? Вот и лежи! Он не волновался, дошла ли Маруся до дома. Лорд получил приказ охранять, значит, порвет любого, кто к ней приблизится.

Наутро дела наладились. Михаил смог встать, не морщась от боли, и занялся обычными делами, избегая нагрузок. И про укол не забыл, теперь уж целый курс необходим.

Честно говоря, он рассчитывал, что Маруся придет его проведать. Все ж плашмя лежал, неужели не побеспокоится, как его здоровье? Утром уговаривал себя, что она спит: городская же, ей ни к чему ранние подъемы. А когда перевалило за полдень, забеспокоился, не случилось ли чего. Ладно бы, увидел соседку издалека, но из дома она вроде бы и не выходила. Может, уехала куда, пока он на заднем дворе был?

Михаил так и не придумал, как заявиться к Марусе под благовидным предлогом. Махнул рукой на приличия и ввалился без приглашения. Причем буквально и через окно. И правильно сделал!

Начал он, конечно же, с двери, но та была заперта, а на стук никто не вышел. Тогда он обошел дом и заглянул в приоткрытое окошко. Маруся лежала на кровати, накрывшись одеялом чуть ли ни с головой. И все бы ничего – спит и спит, мало ли, – однако Михаилу показалось, что Маруся дрожит.

– Маруся… – позвал он тихо.

Она завозилась, повернулась на голос и уставилась на Михаила каким-то невидящим взглядом. Лихорадочный румянец на ее щеках подсказал, что у нее высокая температура.

Михаил, не раздумывая, влез в окно, положил ладонь на лоб Марусе. От нее веяло жаром, как от печки. Присвистнув, он сбегал в ванную, намочил небольшое полотенце, положил Марусе на лоб и помчался к себе за аптечкой. И только на обратном пути сообразил, что беременным можно пить не все лекарства.

Холодный компресс немного помог, Маруся пришла в себя.

– Ох, Маша, Маша… – покачал головой Михаил, протягивая ей градусник. – Как же ты так?

– Я не специально… – прошептала она. – Простыла… наверное…

– Что болит? Горло?

– Горло, голова.

– Какие тебе таблетки можно, знаешь?

– Нет…

– Эх… Надо в больницу, я не знаю, как тебя лечить.

– Не надо, – попросила Маруся. – Толику позвони…

Михаил онемел. И чуть не отправился восвояси. Понятно, что Маруся не в себе от высокой температуры, но это слишком. За помощью она в первую очередь обращается к мужу…

– Он врач. – Она облизала сухие губы. – Он быстрее скажет, какую таблетку выпить.

Ядрена вошь! Да проще Василису позвать, она точно знает, как Марусю на ноги поставить. Однако Михаил сделал над собой усилие и взял Марусин телефон.

Номер Анатолия отыскался сразу.

– Абонент вне доступа, – сообщил Михаил через минуту. – Три раза набирал.

– На операции, наверное… Миш, мне водички бы.

Ядрена вошь! Мог бы и сам сообразить. При температуре надо много пить, желательно подкисленную воду. В холодильнике Михаил нашел лимон.

И чего растерялся? Мед и малина – вот выход. И травы, ими горло полоскать хорошо. За травами – к Василисе, за медом – к Степке-пчеловоду, малина по пути отыщется.

– Может, Кольке позвонить? – спросил он, когда Маруся напилась.

– А ему зачем?

И то верно. А вот дочке – это вариант, она тоже в положении, может, знает про таблетки.

Ксюше он звонил по пути к Василисе, чтобы не терять время. Если дочка и удивилась необычному вопросу, то скрыла это.

– Таблетку парацетамола точно можно, вреда не будет, – ответила она. – А вообще лучше с врачом посоветоваться.

– Ты сама не болеешь?

– Нет, пап. Я книжки читаю, для беременных. Простуду лучше народными средствами лечить.

Народными – так народными. Михаил вернулся с добычей – малиновым вареньем, медом, травами, – и с инструкциями от Василисы.

– Некогда мне, – отмахнулась она. – Иди, Мишаня, иди. Не будь идиотом.

Странная она, Василиса. Иногда как скажет чего…

Муж Толик телефон так и не включил, Маруся и сама звонила – бестолку. Кольку беспокоить не хотела. В больницу ехать отказалась. Так Михаил и превратился в няньку. К слову, его это не напрягало. Маруся не капризничала, послушно пила все, что он давал, терпела все процедуры. Есть, правда, отказывалась, но один день – это не страшно. Пила зато много: и молоко с медом, и чай с малиной.

Домой он вернулся вечером, когда Маруся уснула, да и то ненадолго – поесть и переодеться. Ночевать Михаил собрался у соседки, в кресле. Все спокойнее, чем дергаться, как она там, и бегать проверять. Ее телефон он забрал с собой. Как чуял! Объявившийся муж, будь он неладен, точно ее разбудил бы.

– Да, – ответил Михаил не без ехидства, – представляя, как вытягивается лицо Толика.

– Простите, ошибся, – буркнул тот.

И перезвонил.

– Да-да.

Теперь-то точно ошалел! Затянувшаяся пауза – и долгожданный вопрос:

– Кто это?

Сосед-любовник, ядрена вошь!

– Михаил, Марусин сосед.

– Передайте Маше трубку, – отчеканил Толик.

– Не могу, она спит. – Михаил выдержал театральную паузу и добавил: – Только что температура спала.

– Что?!

– Заболела, говорю, Маруся.

– Так она поэтому звонила?

Нет, ядрена вошь! Соскучилась!

К чести Толика, соображал он быстро и ранимым самолюбием не страдал. Тут же засыпал Михаила вопросами о симптомах и проводимом лечении.

– Все правильно, – выдохнул он под конец. И окончательно удивил: – Спасибо, что позаботились о Маше. Завтра приехать не смогу, мы с Машей договорились, что к врачу я ее отвезу через три… уже два дня. Если вдруг станет хуже, звоните сразу же.

– Если дозвонюсь… – пробурчал Михаил.

Впрочем, Толик его уже не услышал.

И почему так неприятно резануло это «мы с Машей договорились»?

= 28 =

Болеть Маша не умела и не любила. Может быть, потому что живы в памяти детские воспоминания о том, с каким вкусом и размахом обожала болеть ее матушка, изводя отца капризами. Или, может быть, потому что Толик не терпел «инфекции в доме», в силу своей профессии, и предпочитал эффективную профилактику во время вспышек гриппа.

Сейчас Маше и вовсе было страшно, не за себя – за малыша. Она даже немножко поплакала, когда Михаил не видел, сокрушаясь о том, какая она плохая мать. Эгоистка! Из-за поцелуя промочила ноги, подвергла малыша опасности. И витамины даже не открыла, а они укрепили бы ее иммунитет.

Михаил суетился вокруг нее, как заботливый папочка. Маша терялась в догадках – почему так. Вроде бы ничего такого между ними нет. Или есть? Или она все себе придумала, а сосед – просто добрый и отзывчивый человек. Его забота была приятной, ненавязчивой. Он не спрашивал каждую минуту, как Маша себя чувствует, зато прикасался губами ко лбу, проверяя температуру, и ставил градусник. Он даже Толику позвонил по ее просьбе. Когда Маша пришла в себя, то ужаснулась. Как она могла попросить о таком? Что Михаил о ней подумает? А потом улыбалась, потому что поняла – ее не волнует, что подумает Толик.

Утром Маша долго рассматривала Михаила, который спал в кресле. С угрызениями совести, между прочим, рассматривала, памятуя о его больной спине. Надо же, не ушел домой, караулил ее всю ночь, в ущерб собственному здоровью.

В кресле Михаил, конечно же, не помещался. Он откинулся на спинку и вытянул ноги, а руки сложил на животе. Лицо заросло щетиной, хотя после парикмахерской он старался бриться каждый день. Он дышал глубоко и ровно, и Маша на цыпочках прокралась мимо него в уборную.

Обратно тоже шла тихо-тихо, как мышка. И взвизгнула от испуга, когда Михаил сгреб ее в охапку и усадил на колени.

– Испугал? – спросил он.

Темные глаза смеялись, ни тени раскаяния Маша не заметила.

– Неожиданно, – призналась она хриплым голосом. – Давно не спишь?

– Услышал, что ты встала. Что с голосом? Горло болит?

– Болит, – согласилась Маша и попыталась встать.

Из одежды на ней была лишь короткая ночная сорочка и теплые носочки из козьего пуха. Близость мужского тела смущала, вгоняла в краску. Однако Михаил не отпустил, его объятия стали еще крепче.

– А температура?

Он притянул Машу к себе, коснулся губами лба, и она почувствовала себя загнанной в ловушку. Захотелось расслабиться, положить голову на мужское плечо, закрыть глаза и наслаждаться теплом, нежиться в объятиях.

– Лоб холодный, – сообщил Михаил. – Горло надо прополоскать. Сейчас дам тебе отвар.

Он сказал: «Сейчас», но вставать вроде бы не собирался. Рука скользнула по Машиному плечу, возвращая на место сползшую бретельку рубашки, обхватила талию, огладила бедро.

Маша замерла, не в силах отвести взгляд от темных глаз. Михаил смотрел с интересом, даже с вызовом, ждал ее реакции. А она растерялась, как девочка на первом свидании. И сердце билось часто-часто, как у трусливого зайчишки.

– Вечером твой Толик звонил, – неожиданно сказал Михаил.

Наваждение исчезло – на Машу как будто вылили ведро ледяной воды.

– Я спала?

– Да, ты спала. Я рассказал ему о твоей простуде.

– Судя по всему, его это не слишком расстроило.

Маша отвернулась и уставилась в угол комнаты, где висели поломанные часы с кукушкой.

– Его это встревожило. Во всяком случае, вопросов о твоем самочувствии и лечении он задавал много.

– И все?

– Нет. Проводимое лечение он счел адекватным. Посчитал, что ему нет смысла приезжать раньше, чем вы договаривались.

Маша поморщилась. Толик в своем репертуаре, все решил за нее.

– Я ни о чем с ним не договаривалась, – пробурчала она. – Обещала подумать, только и всего.

Михаил аккуратно поставил ее на ноги.

– Пойдем горло полоскать, Маруся. Только надень халат, пожалуйста.

– Мне не холодно…

– Это мне жарко.

Маша смутилась так, что чуть не расплакалась. Между прочим, сейчас она точно сама к Михаилу не приставала. За что он… так?

Обида нарастала, душила, сдавливая и без того саднящее горло. Маша схватила халат, но опустилась на кровать, едва Михаил вышел из комнаты. Разве справедливо издеваться над больной беременной женщиной?

Ключевое слово «беременной». Это все гормоны, никто ее не обижал. Наоборот, Михаил заботится о ней, как о… как о… Маша не могла определиться, кто она для Михаила. Судя по его недвусмысленным жестам – не просто соседка, за которой он обещал присмотреть.

– Миш, давай я тебя завтраком покормлю, – предложила Маша, останавливаясь в дверях кухни.

Михаил процеживал отвар, переливая его из кастрюльки в чашку.

– А? – переспросил он, не оборачиваясь. – А, нет, спасибо, Маруся. Рано еще, ты горло пополощи и ложись, поспи. А у меня дела.

– Позже приходи, после дел, – не отставала она. – Я кашу сварю, сладкую, с изюмом и курагой.

– Кашу я предпочитаю с мясом. – Михаил протянул ей стакан с отваром. – Иди, полощи, пока теплое.

После полоскания глотать стало чуточку полегче.

– А если с мясом, то придешь? – упрямо спросила Маша, вновь появляясь на кухне.

Михаил возился у стола, смешивая что-то в чашке.

– Пора мне, – невпопад ответил он. – Слушай внимательно. Постельный режим, ноги в тепле. Горло полоскать каждый час вот этим, – он показал на термос. – Пить теплую воду с лимоном и медом. И поешь что-нибудь, пожалуйста. Вчера целый день не ела. Только ничего холодного.

– Да ладно… Я же не глупая, чтобы холодное… Миш, так ты не придешь?

Вот же… Маруська. И правда, на его козу похожа, такая же упрямая. Стоит, пошатывается. И бледная, как поганка. А туда же… кормить его собралась… Неужели он выглядит таким истощенным, что все накормить норовят?

Дурень, ядрена вошь. Женщины так заботятся – накормить, напоить, обогреть. И Маруся не исключение.

– Я приду, – пообещал он. – И не из-за мяса.

– Миш… А спина твоя как?

– Да забыл уж, что болела.

– Миш…

Михаил не понимал, чего она добивается. Он стоял на пороге, собираясь уходить, а она все никак не могла отпустить его, как будто навек прощалась.

Гормоны?

Какие гормоны, ядрена вошь! Если в глазах столько щенячьей тоски, что хочется плюнуть на все дела и никуда не уходить. И целовать, целовать… Целовать до одуряющей сытости, до исступления.

Ядрена вошь. Но она же ясно дала понять, что не готова.

И муж Толик…

Ох, Маруся, что же ты творишь?

Кончик розового язычка скользит по губе. Жаркие ладони на плечах. Маруся не целует, прижимается щекой, обхватывает руками, гладит спину.

– Я решила. Я не поеду в Москву с Толиком. Отвезешь меня в женскую консультацию? Когда ты сможешь?

Соглашайся, дурень.

– Э-э-э… Маруся… – Руки сами гладят худенькие плечи, пальцы обводят острые ключицы. – Мне кажется, твой муж прав. В Москве врачи лучше. Тем более, ты болеешь, и…

– Что?!

Разгневанная Маруся похожа на взъерошенного котенка: глаза горят, когти выпущены, шерсть дыбом.

– Мару…

– Я совета просила? – Она больно ударяет его в грудь кулачками, спохватывается, пугается, но не подает виду. – Если не хочешь, так и скажи.

– Маруся, я не отказываюсь, я…

– Ты прав, – кривится она. – Извини. Я и так злоупотребляю твоей добротой.

Ядрена вошь…

Лорд залаял неожиданно громко и требовательно. Михаил вышел на терраску – пес сидел у крыльца.

– Что, гости? – спросил Михаил.

И точно, его ждала одна из дачниц, покупающих молоко. Надо идти.

– Маруся… – обернулся он.

Но ее на кухне уже не было.

= 29 =

Никто не обещал, что будет легко. Михаил прекрасно понимал, что ступил на зыбкую почву, вторгаясь в личное пространство. К сожалению или к счастью, он принадлежал к той породе мужчин, для которых чужая беременная – табу. И бракоразводный процесс отнюдь не облегчал развитие взаимоотношений.

Маруся могла передумать, в любой момент. Обида пройдет, ребенок остается, он навсегда связал ее с мужем. Толик был против развода, Толик хотел сам заботиться о своем ребенке.

Можно ли простить измену? Конечно, да, если любишь.

Если этот кобелина любит жену, то дело и вовсе труба.

И все же Михаил не мог оставаться в стороне. Зацепила, приворожила – это все ерунда. Он влюбился в Марусю, влюбился, как мальчишка.

Между прочим, Михаил в деревне от отсутствия женского внимания не страдал, как раз наоборот. Поначалу к нему все деревенские разведенки и старые девы в гости захаживали, потом замужние стали сватать незамужних родственниц. Да что далеко ходить! Та же Василиса со своей двоюродной сестрицей плешь проела. Кстати, теперь она Марусю привечает, а о Зинке вроде как и забыла. И замечательно.

Так вот, выбор у него был, и большой. Только никто в душу не западал, как Маруся. А она рядом, только руку протяни… и далеко, потому как запретный плод. Стоит Михаилу перейти в наступление, как на горизонте маячит тень мужа Толика. Да и сама Маруся… то привечает, то вроде как боится чего. А теперь и вовсе обиделась.

Ядрена вошь.

Михаил с удовольствием разобрался бы в Марусиных обидах, но времени на это не осталось. Доить коз, задавать корм животине, пахать на огороде… И еще тысяча мелких дел, которые уже нельзя откладывать. И Марусины цветы не забыть полить. Вот и сводилось весь день общение к вопросу «Как ты себя чувствуешь?» и ответу «Нормально».

Температура поднялась только к вечеру, да и то небольшая, зато в комплект к больному горлу добавился насморк. А Маруся, коза упрямая, умудрилась приготовить ужин, да такой вкусный, что Михаил не устоял, умял две тарелки гречки с мясом. Хозяюшка…

Как такую жену можно не ценить?

Поговорить в тот день так и не удалось. Михаил с ног валился от усталости и спать ушел к себе. И назавтра дел получилось не меньше, но вечер он специально освободил для Маруси. Хотелось подольше посидеть на уютной кухне, поговорить. Однако надеждам на спокойный ужин не суждено было сбыться.

После вечерней дойки Михаил постучал в дверь, которую Маруся зачем-то заперла, и бодро крикнул:

– Ваша мама пришла, молочка принесла.

Дверь распахнулась, на пороге стоял муж Толик.

– Серый волк, значит… – Он смерил Михаила недобрым взглядом. – Где молочко?

– Вот. – Он протянул ему крынку, растерявшись.

– Маш, мне расплатиться или ты сама? – крикнул Толик, оборачиваясь.

– Иди отсюда! – цыкнула на него Маруся, появляясь на кухне. – Нечего командовать в моем доме.

Она взяла у Михаила молоко, отдала пустую крынку и вышла на терраску, кутаясь в платок. Дверь она захлопнула прямо перед носом мужа.

– Иди в дом, тебе нельзя студиться, – мрачно пробурчал Михаил.

– Да пойду, пойду… Миш, извини. Я не ждала его сегодня.

– Чего извиняться-то? Муж все-таки. Я так понимаю, выставлять его за дверь уже не надо?

Маруся отрицательно покачала головой. Михаил кивнул и отправился восвояси.

Маша плохо себя понимала, и такое происходило с ней впервые. Беременность ли тому виной, измена Толика или сосед Миша? Неизвестно, потому как разобраться в собственных чувствах сложно.

С Колей все предельно просто, она всегда четко знала, что он – друг. И даже если бы он не был геем, в ее отношении к нему ничего не изменилось бы.

С Толиком до определенного момента тоже проблем не возникало. Он – муж, у них семья. Правда, привычка и удобства заменили им обоим любовь. Если она, эта любовь, вообще существует.

А что тогда Маша испытывает по отношению к Михаилу? Это что, похоть и инстинкты?

Вопросов становилось все больше, а искать ответы одной было невыносимо. Еще и простуда истрепала так, что пришлось отложить и работу, и остальные дела. Она и с готовкой справлялась еле-еле, лишь потому, что отблагодарить Михаила за заботу больше ничем не могла.

Одно Маша понимала наверняка – спрятаться не удастся. Беременная или нет, но она взрослая женщина, и должна что-то решить. Как минимум – нормально поговорить с Михаилом о том, что волнует их обоих.

На ужин Маша приготовила гуляш и испекла печенье. Она перекладывала в корзинку последнюю партию с противня, когда услышала, как позади хлопнула дверь.

– Миш, мой руки и садись за стол, – сказала она, не оборачиваясь.

– Привет, жена. – Маша вздрогнула от неожиданности, голос Толика она не перепутала бы ни каким другим. – А меня покормишь с дороги? Пахнет вкусно. Я уж стосковался по твоей стряпне.

– А что, медсестрички готовить не умеют? – поинтересовалась Маша. – Или они удовлетворяют другой голод?

– Медсестрички многое умеют, – не моргнув глазом, ответил Толик. – Только ты у меня особенная.

Маша фыркнула.

– Так мне зайти можно? Или заставишь в машине ночевать?

– Кстати! Ты чего приперся на ночь глядя? Мы договаривались созвониться, я обещала подумать, но не более того.

– Что, планы нарушил? – Толик разулся у порога и уселся на табурет. – Маш, а Маш… Переспала б ты уже с соседом, да успокоилась, а?

Она чуть не задохнулась от негодования и поискала глазами что-нибудь тяжелое. Хотелось треснуть Толика по голове, да так, чтобы у него искры из глаз посыпались.

– Давай без глупостей, – попросил Толик, когда она схватилась за скалку. – Если кормить не хочешь, дай хоть прилечь где. Устал, как собака. Хотел, как лучше, получилось, как всегда.

– Это ты чего хотел, как лучше? – Маша отложила скалку. – Нервы мне помотать?

– Думал, приеду вечером, переночую у тебя, чтобы завтра с утра к врачу отвезти. А машина сломалась, едва с трассы съехал. Я ее в лесу бросил, возле деревни. Не факт, что к утру ее не сопрут. Так что я не знаю, как повезу тебя завтра в город и как выберусь отсюда.

– Бедняжка… – скривилась она.

– Раньше, Машуля, ты добрее была, – упрекнул ее Толик.

– Раньше ты кобелем не был, – отрезала она. И, заметив, как он закатил глаза, добавила: – Был? Всегда был, да?

Толик молчал, а она чихнула, высморкалась и засмеялась:

– Правда, был.

– Маш, давай я тебе легкие послушаю. – Толик встал и потянулся к сумке, которую оставил у порога. – Что-то я совсем… О самом главном и забыл.

– А что главное?

– Твое здоровье. А потом можем поговорить, как взрослые люди. Если хочешь, конечно.

Когда он успел запереть дверь? Маша и не заметила. В конце концов, отбиваться от врачебной помощи в ее положении – непозволительная глупость. Миша, конечно, помогает, но определить, есть ли воспаление легких, к примеру, не может.

Пришлось приглашать Толика в комнату. И, как назло, именно он оказался на кухне, когда пришел Михаил. За ложкой отправился, чтобы горло посмотреть.