Текст книги "Чужая беременная (СИ)"
Автор книги: Мила Ваниль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Мне-то что… – проворчал сосед.
– Просто предупреждаю, что молока не надо, – парировала Маша.
Пусть не думает, что она имела в виду что-то еще.
– Хорошо.
Михаил повернулся к ней спиной и выдернул из пня колун. Коля снова нажал на клаксон.
– Да иду уже… – простонала Маша себе под нос и убежала к машине.
Зря он вчера поперся в дом к Марусе, зря. Михаил поставил на пень очередное полено, примерился и опустил топор. Полено со звонким треском разлетелось на две половинки. Потом всю ночь не спал, ворочался. Понял, что попал под обаяние косичек.
Тьфу! Ядрена вошь. Косички…
Старый пень, о чем он вообще думает? Маруська ему в дочки годится. А он уже вот-вот дедом станет!
Нет, если обещал позаботиться – он слово сдержит. Но и только.
Какого черта полез в ее личную жизнь, старый пень?!
Михаил колол дрова, как заведенный, пока не перестал чуять тело от усталости. Руки больше не поднимались, спина не разгибалась. Он включил котел и долго стоял под горячим душем, прогревая мышцы.
Маруськин участок выглядел сиротливо без хозяйки. Посаженные вчера цветы пожухли под палящим солнцем. Судя по прогнозу погоды, дождя в ближайшие дни не предвидится. Если Маруся приедет завтра к вечеру, то посадки могут и засохнуть.
А если и с утра, то ей придется таскаться по жаре с лейкой.
К вечеру Михаил не выдержал, просунул шланг под забором, благо длина позволяла, и стал поливать соседские цветники. А потом переоделся, вытащил из закромов бутылку хорошего армянского коньяка и отправился к Петровичу. Василиса – жена понятливая. Частых пьянок она не терпела, но Михаила привечала, не возражала против таких посиделок, даже закусь приносила. Да и редко они пили, чего уж там.
Вот и сейчас, в ответ на Михаилово «Надо, Василисушка, позарез» лишь кивнула, да выставила на стол на веранде малосольные огурчики и домашнее сало.
– Что, соседка? – спросил Петрович после того, как они опрокинули по одной, да закусили хрустящим огурчиком.
Все по-простому – коньяк с огурцом. Красота.
– Только не о соседке, – буркнул Михаил. – Наливай.
И уложил на кусок черного хлебушка ломоть сала.
= 22 =
Если бы не Коля, ничего бы за один день Маша не успела. Все было бы проще, если бы Толик дал согласие на развод. Имущественных претензий Маша не имела, чужую квартиру делить не собиралась, и даже на алименты не рассчитывала. Однако Толик уперся, а при несогласии мужа развод через ЗАГС невозможен. Пришлось подавать заявление в суд.
Коля везде носился сам – узнавал, ксерил документы, платил госпошлину. Машу он приводил в кабинет в последний момент, под ручку, поставить подпись, подтвердить, заверить. Так что она даже не устала. Однако вернуться в деревню этим же вечером не получилось.
– Мы куда? – спросила Маша, когда они, наконец, отъехали от здания суда.
– Машуль, рыбка моя, я тебя домой заброшу – и в клуб, – пояснил Коля. – У меня выступление, мне еще разогреться и переодеться.
– Коль, можно, я с тобой? – попросила Маша.
Он недоуменно на нее покосился, продолжая следить за дорогой. Она и раньше бывала на его выступлениях, но никогда по собственной инициативе. Если он приглашал – приходила, всегда с мужем.
– А тебе не вредно по клубам ходить? – спросил он.
– Я же не пить туда иду, а на тебя посмотреть. – Маша повела плечом, потом призналась: – Ты уезжаешь, далеко, надолго. Я скучать буду.
– Так не сегодня ж уезжаю…
– Коль, вот ты чего такой вредный? – возмутилась Маша. – Хочешь, чтобы я сидела в твоей квартире в одиночестве? Давай, вези!
– Ладно, поедем в клуб. Только сначала все равно домой, мне костюм для выступления забрать надо.
Вечер Маша провела с кайфом. По просьбе Коли ее посадили практически рядом со сценой, там, где музыка оглушающе не била по ушам. Маша пила безалкогольные коктейли и смотрела представление.
Она с удивлением обнаружила, что многие пришли посмотреть именно на ее друга. Восторженные вопли фанатов сопровождали его появление на сцене и даже на несколько секунд заглушили музыку.
Танцы на пилоне – это не кривляние стриптизера у шеста, как некоторые себе представляют. То, чем занимался Коля, правильно называется pole dance extreme. Танец состоит из акробатических номеров, красивых и зрелищных. Сегодня выступали и женщины, но если их номера отличались невероятной грациозностью и пластикой, то от мужского танца на пилоне веяло силой.
Коля был великолепен. Голый торс и босые ноги делали его еще сексуальнее, привлекательнее. Полумаска добавляла образу шарма. Маша немного разбиралась в технике танца, и знала, что его трюки – это экстра-класс. Самые трудные, самые опасные, самые зрелищные. По ее скоромному мнению, Коля должен выступать в Цирке дю Солей, а не в тесном московском клубе. Помимо прекрасной растяжки и натренированных мышц, он обладал удивительным чувством ритма. Это она помнила еще по занятиям в танцевальном кружке.
Под грохот аплодисментов Маша расплакалась. Она вспомнила детство: занятия хореографией, репетиции. Поначалу на занятия ее водила мама, а потом, когда она подружилась с Колей, уже его мама следила за обоими. Еще позже за ней заходил сам Колька, и, когда репетиции заканчивались поздно, провожал до дверей квартиры. А теперь вот… танцор, красивый мужчина. Маша понимала, что плачет от умиления и гормонов, но ничего не могла с собой поделать.
Вскоре Коля вышел в зал, уже без маски и в своей обычной одежде.
– Маш, ты чего?! – обеспокоенно спросил он.
Вот же! И как он все замечает? Она и поплакала самую малость, а он увидел и примчался.
– Ты такой красивый, – пролепетала Маша и смахнула с щеки слезинку. – А я вспомнила, как мы первый танец репетировали. Помнишь? Мы еще собачек изображали. И костюмы у нас были такие… шапочки с ушками и шортики с хвостиками.
– Конечно, помню, – улыбнулся Коля. – Поедем домой? Я уже освободился.
– Потанцуй со мной.
– Ты… уверена? – Он оглянулся на танцпол, где молодежь прыгала под зажигательную мелодию.
– Я беременная, а не больная, – фыркнула Маша. – И я ж не о танцевальном марафоне прошу. Всего один танец.
– Женщина… что ж ты со мной творишь… – непонятно пробормотал Коля. – Ладно, подожди пять минут. Я сейчас.
Он куда-то исчез, а потом вернулся и повел Машу на танцпол. Они успели сделать лишь несколько па, подражая тем, кто отрывался в танце, как музыка смолкла. И зазвучала иная, не клубная. Маша изумленно замерла, узнав мелодию.
– Не спи, подруга. – Коля наклонился к самому уху. – На четвертом такте вступаем.
– Я не помню ничего! – в ужасе прошипела Маша.
– Не ври, все ты помнишь.
Трам-пам-пам!
Она была уверена, что давно забыла все, чему их учили в ансамбле. Может, и так, но тело помнило движения. И Коля вел ее так уверенно, что от стеснения не осталось и следа. Маше снова было пятнадцать. Они снова танцевали свою «коронку» – сольник, который хореограф ставил специально для них.
Шаг – поворот. Шаг – поворот.
Маша не замечала, что люди расступились, и они с Колей танцуют в образовавшемся круге. Не замечала и лучей софитов, освещающих их пару.
Трам-пам-пам!
Поддержка, поворот, проход.
Пожалуй, Маша и сама не понимала, что сейчас чувствовала себя такой же счастливой, как героиня Дженнифер Грей из «Грязных танцев», когда танцевала в финале с Джонни – Патриком Суэйзи. Танец-победа, танец-прощание.
Трам-пам-пам!
Посетители клуба аплодировали, а коварный Коля, воспользовавшись моментом, накрыл губы Маши долгим поцелуем.
– Последнее было лишним… – недовольно пробурчала она, переведя дыхание.
– Ты прощалась, я – тоже, – коротко ответил Коля.
И больше на эту тему они не разговаривали.
Утром, пережив очередной приступ Машиного токсикоза, Коля повез ее в деревню. Высадил у ворот и уехал, не заходя в дом. Не потому что обиделся – просто очень спешил. Маше он помог, но и своих дел в связи со скорым отъездом было много.
Зайдя на участок, Маша обомлела. Посреди свеженькой клумбы, раскинув в стороны руки, лежал Михаил. Маша чуть в обморок не грохнулась от испуга, ей показалось, что сосед мертв. Она пыталась нашарить в сумочке телефон, чтобы позвонить Коле, однако Михаил вдруг застонал и перевернулся на бок, сминая посадки.
Маша на цыпочках подошла поближе. В нос ударил запах перегара, и она с облегчением перевела дыхание. Жив, просто пьян.
Подавленные цветы – это отдельная песня. Безусловно, жаль рассаду, но, в первую очередь, надо заставить Михаила встать с земли. Понятное дело, она сама здорового мужика не поднимет, но и звать кого-то на подмогу не хочется. Разве что не поможет проверенное средство.
Маша налила в ведро холодной воды, наполнив его наполовину, и вылила ее на голову Михаилу одним махом.
– А-а-а! – дурным голосом заорал сосед и сел.
= 23 =
Убеждать Петровича, что мешать коньяк и самогон нельзя, гиблое дело. Как и просить не вспоминать о соседке, поселившейся в доме бабы Шуры. Еще и Василиса, время от времени присаживающаяся рядом, поддакивала. Мол, ой, какая у тебя соседка, Мишенька!
Михаил скрипел зубами и терпел, дабы не провоцировать новых сплетен. И опрокидывал стопку за стопкой, не замечая, что вместо золотистого коньяка там уже прозрачный, как слеза, самогон. Вкуса алкоголя он не чувствовал, потому как вместо того, чтобы отвлечься, разбудил своих демонов.
Первого звали Неудачник. Сколько себя помнил, с самого детства, Михаил бредил небом. Летать – его единственная мечта. И как еще назвать человека, которого в сорок лет списали в пенсионеры за ненадобностью? Второго звали Рогоносец. Это ему изменяла жена, регулярно и со вкусом. Третий, Плохой Отец, имел кое-какие шансы на исправление, если повезет стать Хорошим Дедом.
И вот на кой ляд вся эта компашка Маруське?
Он уже понял, что с мужем она жила, как у Христа за пазухой. Может, и без особой любви, зато сыто и уютно. Это сейчас она психует и подает на развод, а совместный ребеночек все ж аргумент. Может и простить своего непутевого муженька, особенно если тот расстарается, прощение вымолит.
Да и Колька, несмотря на свои закидоны, Марусе больше подходит. У них интересы общие, а дружба и в любовь может перерасти, со временем. Может, передумает Колька, не уедет в свою Америку.
Ему-то что теперь делать?!
Приворожила его эта любительница вишни и козьего молока, приворожила. А все косички эти! Ядрена вошь…
Естественно, на сале долго не продержишься. В голове бумкнуло – и Михаил разом опьянел и отключился. То есть, сначала отключилась память, а потом уже все остальное. Потому что сейчас, приходя в себя после ледяного душа, Михаил осознавал, что не помнит ровным счетом ничего.
– О-о-ой… – произнес он, обнаружив, что сидит на Марусиной клумбе.
– О-о-о… – протянул он, заметив Марусю с ведром наперевес.
– О-о-ох… – схватился он за голову, попытавшись встать на ноги.
В глазах троилось. Во рту сушняк. Голова раскалывается. Поясницу свело. И, вдобавок ко всему, перегар на гектар.
– Позвать кого? – осторожно поинтересовалась Маруся.
– Не-е-е… Я сам… – Михаил вытер лицо ладонями. – Водички бы…
– Еще ведерко?
– Попить!
– А-а-а…
Пока он соскребался с клумбы, Маруся успела сбегать в дом. Она протянула ему стакан с чем-то кроваво-красным.
– Это что? – подозрительно спросил он и понюхал жидкость.
Вроде бы томатный сок.
– Пей, не отравишься, – буркнула Маруся.
Точно, томатный сок с желтком, солью и перцем. С каждым глотком Михаилу становилось легче. Лучше бы, конечно, пивка или, на худой конец, рассола, но и так сойдет.
– Святая женщина… – выдохнул Михаил и вытер томатные «усы». – Спасибо.
– Угу… – недобро кивнула Маруся, забирая чашку. И кивнула на клумбу: – И что это было?
– Цветочки… – вздохнул Михаил. – Были.
Ядрена вошь, как же неудобно! Сам же помогал сажать, поливал. Сам же и вытоптал, медведь косолапый. Кстати, что он забыл в Маруськином огороде? И вообще, который сейчас час?
Михаил перевел взгляд на небо – солнце стояло высоко.
Ядрена вошь!
– Машка… – прошептал он, покрываясь мурашками размером с кулак. – Дашка… Глашка!
И чесанул к козам прямо через дырку в заборе, наплевав на головную боль. Куры и кролики с голоду точно не подохнут, а вот козочек надо доить! Срочно!
Он влетел в загон к козам и обмер – ни одной нет на месте. Пока он пьянствовал, его обокрали! И куда, интересно, Лорд смотрел!
– Машка! – взвыл Михаил не своим голосом. – Машка-а-а!
– А раньше Марусей звал, – упрекнули его за спиной.
– Коза у меня Машка. – Михаил метался по загону, не оборачиваясь к соседке, которая зачем-то приперлась следом. – А еще Дашка и Глашка.
– О-о-о… – протянула Маруся. – Ты в доме посмотри, может, еще чего украли. Дверь-то открыта.
– Там красть нечего!
А-а-а! Только шкатулку с заначкой, все его сбережения!
Михаил рысцой побежал в дом, упрямая Маруська пошла следом, правда, осталась на кухне. Шкатулка стояла на месте, в серванте. И деньги лежали в потайном отделении. Уже легче!
Надо бежать к Петровичу, пусть ищет коз. Это его работа, в конце концов!
– Миш… Миша! – позвала из кухни Маруся. – Иди сюда. Тут тебе послание.
– Мне – что? – Он выхватил из ее рук бумажку.
«Мишаня! Коз твоих подоила, молоко в холодильнике. Забрала их на выпас, на луг за озером. Василиса».
– Ядрена вошь!
– Чего? – не поняла Маруся.
– Ничего. Ты чего за мной следом ходишь?
Лучшая защита – нападение. Мало того, что напакостил, еще и вех собак спустить на беременную соседку. Хорош мужик!
– Я? Ну… – Маруся смутилась. – Ты не в себе. Хотела убедиться, что все в порядке.
– Убедилась?
– Ну…
– Что ты нукаешь, я не лошадь, – буркнул Михаил.
– Не лошадь, – согласилась Маруся. – Кабан.
– Почему кабан?
– Потому что свинья! – отрезала она.
И ушла, громко хлопнув дверью.
Свинья и есть. Михаил подавил естественное желание бежать следом за соседкой, просить прощения. Успокоиться бы сначала – и ему, и ей. Он брезгливо понюхал рубашку, провел ладонью по отросшей щетине. Красавец, ядрена вошь! Перед тем, как пойти в душ, набрал Петровича, вспомнив, что бегать по деревне в поисках приятеля не обязательно.
– Ох, Мишаня… – простонал тот. – Зачем мы так нажрались?
– Понятия не имею.
– Мне Васька уже весь мозг выела. Какой ты счастливый, у тебя нет жены-ы-ы…
– Угу… – Михаил выглянул в окно. За забором Маруся ходила вокруг уничтоженной им клумбы. – Козы мои точно у вас?
– Да у нас, у нас. Васька внуков отправила их пасти, и наших, и твоих. Коз, в смысле. Ты не переживай, Степан и Ерема у нас парни серьезные. Да у Васьки и не забалуешь.
– Петрович, а какого лешего я на соседской клумбе спал?
– Мишань, не помню… ей-богу, ничего не помню. А Васька молчит, зараза.
– А дай мне ее… – Маруся уже не ходила, а ползала по клумбе на корточках. – Василиса, приветствую. Спасибо хочу сказать. Ну, говорю, то есть.
– Ох, Мишка! Ну, ты и нализался!
– Сам в шоке. Я своих козочек через пару часиков заберу. Ничего?
– Да ради бога. Мои балбесы присмотрят, не переживай.
– Вась, а на клумбе я что…
– Ой! Ой! – запричитала вдруг Василиса. – Ты куда полез! Не трогай, кому сказала! Миш, я не тебе. Некогда мне, Миш.
И отключилась.
Маруся зашла в дом. Михаил вздохнул и отправился мыться. Потом он влил в себя кофе, закусил таблетками от головной боли и занялся самыми срочными делами.
Маша впервые обиделась на соседа по-настоящему. Не разозлилась, а именно обиделась. Надо было сразу треснуть ему ведром по голове, да пинком выгнать с клумбы. А она по-хорошему решила, по-соседски. И средство от похмелья сделала на скорую руку, благо томатный сок стоял в холодильнике, и беспокоилась.
А Михаил даже не извинился! Поросенок!
Контакта с могучим мужским телом рассада не пережила. Видимо, цветочков она не дождется. Снова просить Колю – это уже слишком. Он и так уделяет ей много времени.
Маша занялась текущими проблемами – уборка, готовка и перевод. И сильно удивилась, когда часа через два увидела на своей терраске Михаила. Он переоделся и побрился, и, несмотря на синяки под глазами, твердо стоял на ногах и не хватался за голову.
– Маруся, я куплю цветы… – начал он.
– Не стоит, – перебила она.
– Стоит. Прости. Пожалуйста. И за грубость тоже.
Вот что Маше нравилось в Михаиле, так это то, что он никогда не прятал глаза. Не отводил взгляд, не юлил, не заискивал. Просто пришел, просто извинился.
– Хорошо, – ответила она.
Ладно, она может понять, что в первые минуты после пробуждения Михаил был не в себе.
– Маруся, не хочешь прогуляться?
– Э-э-э…
Первое желание – отказаться. Перевод же! Она и так выбилась из графика. Но… прогуляться? Интересно, как? По главной деревенской улице? С оркестром?
– Ты места здешние видела? – спросил Михаил.
– Так… мельком.
– А на озере была?
– Нет.
– Вот. Пойдем со мной, я на дальний луг, за козами. Если хочешь, конечно.
– За Машкой? – Приподняла бровь Маша.
Михаил усмехнулся:
– Ага. И за Дашкой и Глашкой.
– А пойдем, – решилась она.
И когда еще удастся посмотреть на местные достопримечательности?
= 24 =
Маша вернулась в комнату, выключила ноутбук и покрутилась перед зеркалом. Приглашение на прогулку она восприняла, как попытку загладить вину за клумбу, но это не значит, что из дома надо выходить растрепанной и неряшливо одетой.
Из-за жары на ней был легкий сарафан, в нем она и решила остаться, а волосы расчесала и вытащила из шкафа соломенную шляпу, чтобы не напекло голову.
– Я готова, – сообщила она Михаилу. – Можем идти.
– Эм… это… – замялся тот.
– Что не так? – подозрительно спросила Маша.
– Марусь, ты б штаны одела. И рубашку с длинным рукавом.
– Зачем?
– Дык… комары сожрут.
Да, что-то она не учла местных особенностей. Участок Коля обработал инсектицидами, дома Маша использовала фумигатор. Когда она гуляла по деревне, то отмахивалась от комаров веточкой, но возле озера их должно быть больше. Так что она послушалась, переоделась.
– А сапоги резиновые есть? – поинтересовался Михаил, когда Маша присела, чтобы зашнуровать кроссовки.
– Нет. А надо?
– Ладно, со мной можно и так, – разрешил он.
Маша не поняла, в чем разница, но не стала переспрашивать.
– Сначала к Петровичу зайдем, – сообщил Михаил. – На минутку.
Отчего к Петровичу, Маша сообразила, когда Василиса сдала обоих «алконавтов», заголосив при виде Михаила:
– Ой, явился! Ты смотри, как огурчик! А мой-то все стонет!
Правда, голосила она со смешком, по-доброму. Маша старалась держаться позади Михаила, но заметили и ее.
– Маш, и как тебе грибочек, что на твоей клумбе вырос?
– Неожиданно, – ответила она. – А вы не знаете, как он там очутился?
Василиса захохотала, держась за бока.
– А заходите, расскажу. Эти так улюзюкались, что ни черта не помнят.
– Мы за козами идем, – сдержанно произнес Михаил. – Зашел поблагодарить, лично. Марусе хочу показать озеро.
– Агась. Никуда твои козы не убегут, а озеро тем более.
Василиса гостеприимно распахнула калитку, Маша потянула Михаила за рукав.
– Я хочу послушать, как все было.
– Может, не надо? – Он посмотрел на нее чуть ли ни жалобно.
– Надо, Миша, надо, – хихикнула она.
– Маш, накось, держи. – Василиса насыпала ей полные ладони синей ягоды. – Жимолость это. Ешь, тебе полезно.
Маша закинула в рот сладко-кислую ягодку.
– Мишаня у нас вообще непьющий, – стрельнула глазами в сторону Михаила Василиса. – Бывает, придет, пропустит стопочку-две с моим охламоном. А так даже на рыбалке не пьет, рыбу ловит. Представляешь?
Маша на всякий случай кивнула. Толик не пил и рыбу не ловил, поэтому о мужском рыболовецком коварстве она не знала.
– А вчера назюзюкался, – охотно рассказывала Василиса, – в хлам. Я его даже домой не пустила, здесь, на веранде постелила. Храпел так, что стекла дрожали.
– Василиса… – попытался перебить ее Михаил.
– А чо? – захихикала та. – Внучата мои даже на телефон записали, дачников пугать.
Михаил побагровел, Маша одарила его сочувственным взглядом, но ничего не сказала.
– Так вот, поутру, как храп прекратился, я поначалу обрадовалась, а потом чуть со страху не померла. Вваливается, значит, Мишаня в спаленку, да прямиком в шкаф. У нас там платяной стоит, старый, большой, бабкин еще. Дверцу, значится, открыл, внутрь шагнул…
– Не было этого! – процедил Михаил.
– А вот и было!
– Еще скажи, что на телефон сняла!
– От не догадалась. С перепугу-то.
– И что я в шкафу делал?
– Сортир искал.
Несмотря на ужас в глазах Михаила, Маша не смогла сдержать смех. Она представила, как он ломится в шкаф, и обидно захихикала.
– Н-нашел? – заикаясь, поинтересовался он.
– Ты, Мишаня, пьяный дурной, но не буйный, – ответила Василиса. – Я тебя в нужном направлении пнула – ты и пошел.
– А потом? – спросила Маша. – Потом что?
– Рассвело уж, он домой подался. Да мне чет неспокойно было, следом пошла. И хорошо, что пошла! Сидит Мишаня в загоне с козами и в любви им объясняется. Вернее, одной козе.
– Не было такого! – возмутился Михаил.
– Было! – отрезала Василиса. – Козы-то сонные, их и доить рано, а он, значит, сидит на корыте, Машку за шею обнимает и причитает, мол, хорошая ты баба, Маруся, очень ты мне нравишься.
– Машку?
Тут уж Маша немного смутилась. А на Михаила и вовсе больно смотреть: покраснел, как вареный рак, а если бы взглядом можно было испепелить, Василиса давно осыпалась бы кучкой пепла. Однако она, весьма довольная произведенным эффектом, продолжила рассказывать о похождениях Михаила, которые закончились на Машиной клумбе.
– Да почему там? – Маша доела ягоду и вытерла выступившие от смеха слезы.
– А он проверить хотел, сердешный, не пора ли твои цветочки поливать. Там его и сморило. А я умаялась за ним бегать – то топор отбирать надо, то шланг. Коз подоила, на выгул вывела, а он уж на клумбе храпел.
– Так я недолго на земле спал? – Михаил хмуро смотрел куда-то вдаль.
– А что, спину прихватило? – Василиса перестала смеяться. – Недолго. Я ж, как с козами управилась, обратно пришла, да Маша вернулась, разбудила тебя.
– Вроде не прихватило.
– А давай я тебе мазь дам, – всполошилась Василиса. – Маш, разотри его, для профилактики. Я сейчас.
Она метнулась в дом, быстро вернулась и вручила Маше баночку с мазью.
– Тут травы, пчелиный яд, и все на смальце. Разотри, теплым укутай. К утру как новенький будет.
– Спасибо, – поблагодарила Маша, – непременно разотру.
– Дай сюда. – Михаил отобрал у нее банку и спрятал в сумку, которую нес через плечо. – Василиса, ты закончила?
– Да вроде, – хитро улыбнулась та.
– Ну так мы пошли. Спасибо еще раз, за коз.
Он буквально выволок Машу на улицу, но там отпустил. И шел молча, а лицо постепенно обретало обычный оттенок, только желваки гуляли по скулам.
– Ми-и-иш… – тихонько позвала Маша. – Миша-а-а…
– Что? – просил он, не поворачивая головы.
– Да не обижайся ты. Она ж не со зла. Правда, смешно вышло.
– Смех продлевает жизнь, – процедил Михаил.
– Миш, ерунда. Посмеялись и забыли. Мне вот теперь тебя больше жалко, чем цветы. Правда, не застудился ли?
Михаил споткнулся, как показалось Маше, на ровном месте, остановился и посмотрел на нее с удивлением.
– Добрая ты, Марусь… – произнес он задумчиво. – Вон та же Василиса за свой цветник поедом бы Петровича съела.
– А я к нему душой прикипеть не успела, – улыбнулась Маша, – к цветнику. Помнишь мультик про Простоквашино? «Я тебя выбираю, я тебя уже давно знаю, а этого кота впервые вижу».
Лицо у Михаила вытянулось, он хотел что-то сказать, но передумал, махнул рукой и двинулся вперед.
Деревня осталась позади, они шли по проселочной дороге, с одной стороны от которой тянулся лес, с другой – кукурузное поле.
Михаил отказывался понимать Марусю. Может, она фея из волшебной сказки? Его жизненный опыт говорил о том, что женщины – коварные существа. Они злопамятны и сварливы, они почти не умеют прощать. А Маруся, видимо, ангел, посланный ему непонятно за какие заслуги.
Хуже всего, он не мог понять себя. Седина в голову, бес в ребро, ядрена вошь! Одно то, что Маруся идет рядом, пьянило, вызывало непонятные чувства. Он скашивал глаза и видел ее профиль – аккуратный нос и пухлые губы, которые сжимали травинку. Пахло лесом и солнцем, а ему казалось, что это она так пахнет – травами, листвой, хвоей. Надо отвести ее на земляничную поляну. Там и ромашки, небось, уже расцвели.
На дальний луг вели две тропинки. Одна – сухая, но длинная, другая – коротая, но мокрая. Мокрая, потому что надо перебираться через ручей, впадающий в озеро, да часть пути шла по болотистому лугу. Вроде трава, а наступишь, и ступня оказывается в воде. В резиновых сапогах пройти – пара пустяков. Но у Маруси сапог не было.
Михаил выбрал короткий путь, и вовсе не потому, что спешил. С проселочной дороги они свернули в лес, и вскоре Маруся застыла перед хлипкой на вид переправой через ручей.
– А дальше как? – спросила она растерянно. – Вода, наверное, холодная.
– Ледяная, – «обрадовал» Михаил. – Но это пустяки. Держись.
И он подхватил ее на руки, прижимая к себе.
= 25 =
Прекрасная возможность реабилитироваться после позора, в который окунула Василиса. Вредная баба! В красках расписала Марусе все «подвиги», ничего не забыла, да еще и приукрасила. Память к Михаилу вернулась, вот только с Машкой он не обнимался, всего-то погладил пару раз.
Ядрена вошь!
Догадалась ли соседка, что обращался он не козе, а к ней?
– Ой, не надо! – взвизгнула Маруся, едва Михаил подхватил ее на руки. – Я сама.
– Цыц! – прикрикнул он. – Сиди тихо, а то уроню.
Сама она! Как же!
Маруся испуганно притихла, обхватила его за шею. Легонькая. И обнимать ее приятно, хоть и костлявая маленько. Зато уютная, и пахнет сладко – карамельками.
Михаил уверенно перешел ручей, тут давно каждый камушек известен, каждая неровность, не уронил бы он Марусю. А вот отпускать не спешил.
Марусино лицо так близко, можно каждую черточку рассмотреть. В радужках золотые искорки, ресницы пушистые, в уголках глаз – едва заметные морщинки. Во взгляде уже не испуг, а интерес. «Да, соседушка, что ж ты еще выкинешь?»
Он неохотно поставил Марусю на ноги.
– Спасибо, – поблагодарила она как-то насмешливо. – Далеко еще?
– Скоро.
Осел ты, Мишаня, как есть осел. И чего испугался, отчего не поцеловал? Думал, по морде получишь? Да хоть бы и так.
– А грибы в лесу есть? – поинтересовалась Маруся, как ни в чем не бывало.
– Попозже будут, полно. Только без сапог в лес лучше не ходить.
– Даже если по сухому?
– Змеи.
– Да-а-а?
– Это не самое страшное, что водится в нашем лесу. Если на змею не наступить, она не тронет.
– А кто тронет? Волки?
– Волков нет, кабанчики есть. Я как-то давно, по глупости, без ружья в чащу забрался, так еле не дерево успел взлететь.
– Взлететь?
– Не иначе как. Ствол внизу гладкий был, я с перепугу так и не понял, как заскочил.
– Долго сидел? Или спас кто?
– Сидел, пока кабану не надоело караулить под деревом. Еще лисы бегают, но эти не нападают.
– Ага, поняла. В общем, без сапог и без тебя в лес ни ногой, – засмеялась Маруся.
Михаил не понял, радоваться тому, что его поставили в один ряд с сапогами или обижаться. С одной стороны, посчитали вещью, с другой – очень важной вещью.
– Да шучу я, – добавила Маруся, оглянувшись на него. – Не пойду я в лес.
К счастью, впереди показалось озеро.
– Вот, смотри, – кивнул Михаил. – Красиво?
Маруся сдавленно пискнула, по всей видимости, выражая восторг. Перед ними раскинулась водная гладь, блещущая яркими красками. В ней отражались зеленые берега и золотое солнце, голубое небо и белоснежные облака. На мелководье виднелся каждый камушек – такой чистой и прозрачной была вода. Чуть вдали, в зарослях тростника и камыша, крякали утки.
– Мы озеро по дуге обошли, – пояснил Михаил. – А вон там, видишь, песчаный пляж, ближе к деревне. Там можно купаться.
– А козы где?
– Там, на пригорке.
Маруся фыркнула, когда он снова взял ее на руки, и пристально смотрела, пока нес. А потом вдруг провела пальцами по щеке – от виска до подбородка. У Михаила дыхание перехватило, каким интимным показался ему этот жест.
– Комар сидел, – сказала вредная Маруся. – Смахнула.
Он наклонился к ее лицу. Она не отпрянула, не засмеялась, не попыталась соскочить с рук – буравила взглядом. И он решился, прикоснулся губами к ее губам, прохладным и мягким. Не встретив сопротивления, поцеловал.
Маруся ответила на поцелуй. Теснее прижалась грудью, поддразнила языком, дыхнула карамельным запахом. Михаил и не заметил, как отпустил ее, перехватывая за поясницу, но все еще удерживая на весу.
Тук-тук! Тук-тук!
Чье сердце колотиться, как бешеное, его или ее? Или оба?
– Ай-ай! – взвизгнула Маруся, подпрыгивая.
– Что?! – испугался он.
И понял, что до сухого места они не дошли, и теперь Маруся стоит по щиколотку в ледяной воде.
– Ядрена вошь…
Он тут же подхватил ее снова, но поздно, ноги она промочила.
– Да ладно, лето же, – беспечно отмахнулась она чуть позже, выливая воду из кроссовок.
О поцелуе они не вспоминали, как будто его и не было.
Пацаны резались в игрушку под мудреным названием «PlayStation». Так Маруся сказала, в его детстве в такое не играли. Он помнил только волка из «Ну, погоди», который ловил яйца в корзинку. Вот незадача! А если родится внук? Он же должен знать, какие игры сейчас популярны у детей. Пока он осторожно расспрашивал Василисиных внуков, стараясь не выглядеть полным идиотом, Маруся рассматривала коз.
– Вот это твоя, эта и та, – безошибочно ткнула она пальцем. – А какая из них Машка?
– Как узнала? – опешил Михаил.
Козы, конечно, разные – порода, окрас. Но для несведущего человека – одинаковые, как для европейца все негры на одно лицо, и наоборот.
– А ты глянь, как они на тебя смотрят, – фыркнула вредная Маруська. – Как на любимую мамочку. А вон та, кажется, даже подмигивает. Это Машка?
– Это Глашка, – пробурчал Михаил. – А Машка, вон, ромашку жрет. Эй, Маруся! Ты куда?
Бедовая девчонка, не обращая на него внимания, подошла к Машке. Михаил даже поморщиться не успел. Козы у него безобидные, но лягнуть любая может, да и не любят они, когда чужие их трогают. Вот зачем Маруська к козе пристает? Да еще протягивает что-то на ладони.
Михаил присмотрелся – морковка. Машка благосклонно слизала угощение, ткнулась в ладонь носом и снова стала щипать траву. А Маруся угостила морковкой, порезанной на колечки, всех коз. Вот же предусмотрительная! С собой морковку взяла, а он и не заметил, как и когда.
Мда… И, получается, проверку козами Маруся тоже прошла.
Ядрена вошь.
Смущение Маша прятала за маской безразличия и шутливости. Это она спровоцировала Михаила на поцелуй, она сама! Может, он и собирался, но не решился бы. А она… она…
Она все еще замужем! Официально, хотя заявление уже в суде. Господи… Да и черт с ним, с Толиком, не ему упрекать ее в измене. Но… но… как? Почему?
Они с Михаилом знакомы всего ничего. Насыщенное, конечно, знакомство получилось, тут уж из песни слов не выкинуть. Но все же как легко она соблазнилась другим мужчиной. Получается, Толика она не любила? Или целуется с другим из мести?
