Текст книги "Моргенштерн (сборник)"

Автор книги: Михаил Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Последний раз беда пришла из самой Церкви. Надо признать, что двадцать второй Патриарх, некогда известный как Аргестий Худой, был почти святым. Говорят, он в младенчестве отказывался от грудного молока, чтобы не терзать груди матери, и добровольно пил отвар из чёрных водорослей. Это, конечно, еретическая байка, но я читал церковные документы, из которых явствовало, что Аргестий и в самом деле отличался крайним, выходящим за всякие разумные пределы, благочестием. Столь же заслуженной (к сожалению) была и его слава чудотворца: он исцелял наложением рук не только припадочных и бесноватых, но и язвы от морской воды, и даже открытые раны.

Слово явилось ему в видении, коего он удостоился после сорокадневной непрерывной молитвы, сопровождавшейся полным отрешением еды и пития, кроме промокания губ влажным платом. Судя по сохранившимся записям, Патриарх долго сомневался в истинности откровения, и согласился подняться в Святая Святых только после уговоров верующих, которые стекались на Остров со всех концов мира. Как бы то ни было, он вошёл в Башню, поднялся к Святыне и произнёс то, что он считал Словом.

В этот день смерть прошла по третьей части обитаемого мира. И только через десять лет новый служитель Церкви переступил порог Святая Святых – чтобы выбросить оттуда ссохшиеся останки того, кто ныне известен как Аргестий Проклятый.

Я снова взглянул в окно. Ветром нагнало туч, и синяя тряпка с непонятным рисунком уныло поникла под мелким дождичком. Я никак не мог разобрать рисунок, и меня это почему-то злило.

– Мне хотелось бы знать, – голос Тангрейма отвлёк меня от размышлений, – из чего сделана та вещь, именуемая… как его… "компьютером"?

– Она железная, – рассеянно ответил я, – так написано в книгах… Во всяком случае, она металлическая…

И вот тогда я почувствовал настоящий страх.

Потому что я, наконец, понял, зачем этот умный и спокойный человек высадился на Острове.

Тангрейм, внимательно на меня смотревший, кивнул головой.

– Да, я принял решение по поводу Башни. Пользы от неё для меня никакой, а вред очевиден.

– И что же ты намерен делать? – наконец, спросил я, уже зная, что он ответит. Я лихорадочно соображал, есть ли какой-нибудь выход.

– Ты уже понял, – ответил он, – да, я собираюсь взорвать Святая Святых. Порох – замечательная вещь. Ты хочешь знать, почему? Отвечу: я не намерен и дальше терпеть ситуацию, когда какой-нибудь очередной святой, безумец, человеконенавистник, или просто дурак, войдёт в это… помещение (на этом слове он слегка запнулся), откроет рот – и мы все умрём. Башня опасна. Кажется, это самая опасная вещь в нашем мире – по крайней мере, на сегодняшний день…

– Видимо, – мой голос дрожал, но я постарался замаскировать это сарказмом, – ты считаешь самой опасной вещью в мире самого себя, и опасаешься конкуренции…

Тангрэйм вежливо осклабился, давая понять, что оценил выпад.

– Ты волен думать и так, Святой отец… Но если тебя всё же интересует то, что есть на самом деле, то ты ошибаешься. Я не преувеличиваю собственной значимости. Пока что я – всего лишь удачливый завоеватель, один их многих. Возможно, я скоро стану чем-то большим… но даже в этом случае я останусь всего лишь человеком. Я знаю свои пределы, Святой отец. Есть вещи, которые я никогда не смогу контролировать. Именно поэтому подобные вещи я буду уничтожать – по мере возможности, конечно. Одна из таких вещей – Святая Святых.

Я постарался собраться с мыслями.

– Тебе не дадут этого сделать твои же солдаты, завоеватель мира. Если ты приблизишься к Башне…

Тангрейм ухмыльнулся.

– У меня есть десять человек, которые пойдут за мной куда угодно. Больше и не требуется. Десять мешков пороха, смешанной с клеем оранжевой водоросли. Обычный порох сгорает в мешке, но эта смесь взрывается… И, конечно, я не пойду к Башне обычной дорогой. Некоторые твои люди оказались сговорчивее, чем ты предполагал. Я знаю о потайном ходе, который начинается здесь и выводит прямо в Башню.

Я сжал зубы.

– Наверное, тебе интересно знать, кто же оказал мне эту… услугу? – издевался Тангрейм. – Не беспокойся: его уже нет в живых. Непосредственно перед нашей встречей я отдал его своему повару – когда он рассказал всё, что знал. Впрочем, он не рассказывал – он писал. Неудобно говорить, не имея языка. Кажется, он когда-то претендовал на твоё место, Святой отец? Но ты успел раньше, и выхлопотал своему сопернику более почётную должность – служителя Святилища. А знаешь, что его особенно задело?

Я знал что.

– Не надо было самому вырезать у него язык, да ещё и есть его у него на глазах… Но вернёмся к подземному ходу. Не бойся, я не собираюсь тебя пытать, чтобы вызнать секрет механизма. Там надо что-то повернуть, или дёрнуть – но свой секрет ты можешь оставить при себе. Мне достаточно того, что проход закрыт плитой в стене, и знаю, в какой именно. Расколоть такую плиту требует времени… то есть требовало бы, не будь у нас пороха.

Я почувствовал, что мне нужно что-то сказать.

– Всё-таки когда-нибудь Слово будет найдено. И мы вернёмся домой.

Тангрэйм презрительно прищурился.

– Домой? Этот мир и есть наш дом, и другого у нас не будет. Даже если учение Церкви истинно, оно бесполезно. Никто больше никогда не осмелится подняться на Башню – хотя бы из жалости к роду человеческому. Разве что очередной сумасшедший… Сколько ещё людей умрёт из-за его безумия? И что скажет на это Церковь, учащая, что Путь домой – это милость и сострадание?

– Церковь, – медленно произнёс я, – учит милости и состраданию. Но ещё важнее милости и сострадания – Путь домой. Без него ничто не имеет смысла, в том числе и все человеческие добродетели. Они только средство, средство для достижения цели. Но ты хочешь отнять у нас цель.

– Кстати, о целях: не беспокойся насчёт своего положения, Святой отец, – Тангрейм начал говорить чуть быстрее, – я вовсе не враг Церкви. Напротив, я считаю вашу организацию в высшей степени полезной. В этом безумном мире вы долгие века поддерживаете хоть какой-то порядок, уча людей сдерживать свои дурные страсти… Тот порядок, который несу я, будет, возможно, прочнее, но я никогда не отказывался от сильных союзников. Я привёз на Святой Остров ценные дары, и намерен их тебе вручить – разумеется, публично, со всеми подобающими церемониями. Что касается дальнейшего… Пока у меня нет государства, которое сравнилось бы по размерам с твоей невидимой империей. Но оно у меня будет. В таком случае меч и скипетр станут чрезвычайно полезны друг другу. Что ты на это скажешь?

Я откинулся в кресле и ещё раз глотнул воды из чаши.

– Прости, Тангрейм, но меня не интересует политика. Вернее, – я поправился, – интересует. Но не такой ценой. Я люблю власть, даже такую шаткую, как моя… и хотел бы иметь её больше, чем сейчас. Но учение Церкви истинно, а истина важнее власти.

Тангрейм помолчал.

– Да, – сказал он, – я вижу, что ты искренен, и веришь в то, что говоришь. Но меня не интересует, истинно учение Церкви или нет. Ведь теперь этого никто никогда не узнает, Святой отец. Никто, никогда.

Я попробовал приподняться, уже зная, что последует за этим.

– Не стоит беспокоить себя. Ты останешься здесь, уважаемый Патриарх, хочешь ты того или нет, – Тангрэйм сказал это совершенно равнодушно. – Я не могу рисковать. Ведь тебе может прийти в голову мысль как-нибудь проникнуть в Святая Святых, и открыть рот. Разумеется, мы все погибнем, но Святыня останется нетронутой, не так ли? Так вот: меня решительно не устраивает такая перспектива. Ты останешься здесь. За дверью стража. Они не причинят тебе вреда, но не позволят тебе выйти. Когда всё кончится, мы поговорим снова – насчёт меча и скипетра. Ты разумный человек, и, когда твоё горе пройдёт, ты задумаешься о сотрудничестве…

– Предание Церкви гласит, что Святая Святых неуничтожимо. Думаю, порох тебе тоже не поможет: наши Судьи наверняка предусмотрели и это. Единственное, чего ты добьёшься – это смерти очень большого количества людей. Вряд ли Святая Святых простит покушение, – я говорил, понимая, что это уже бесполезно. Но Тангрейм всё ещё слушал меня, о чём-то размышляя. Потом глаза его блеснули: он опять что-то придумал.

– Ты убеждён в том, что говоришь? Что Святая Святых устоит против десяти мешков самого лучшего пороха?

Я кивнул.

– Я даже готов открыть тебе и твоим людям проход в Святая Святых, – сказал я. – Мне не хочется, чтобы твои пороховых дел мастера орудовали здесь. Когда-нибудь это место понадобится новому Патриарху. Лет через пятьдесят или сто.

– Ты так уверен, что мы все скоро умрём? – Тангрейма это почему-то развеселило. – Ну что ж… Кажется, ты говорил мне, что никогда не видел Святая Святых. Пожалуй, я покажу его тебе. Но только если ты согласишься на одно маленькое условие: я прикажу связать тебе руки и забить рот кляпом, чтобы ты не говорил лишнего. И ведь ты достаточно крепок, чтобы принести на себе один небольшой мешочек с нашей смесью?

Он два раза хлопнул в ладоши, и двери зала распахнулись. Появились стражники: видимо, они всё это время ждали за дверью – ладные, крепкие ребята. Перед ними потешно вышагивал карлик-знаменосец, тряся тангреймовским штандартом. Я присмотрелся к нему и недоумённо поднял брови: на синем фоне буквами Священного Письма было коряво наляпано слово «ПОВИНУЮСЬ». Я машинально отметил, что последняя буква написана как-то криво.

Впрочем, с них станется. И лозунг вполне себе имперский.

Тангрейм проследил за направлением моего взгляда, и, неожиданно для меня, самодовольно ухмыльнулся.

– Я изобразил на своём знамени карту моей будущей Империи, Святой отец, – пояснил он. – Ты видишь перед собой очертания островов, составляющих наш мир. Наши книгочеи немало потрудились, составляя эту карту. Ты спросишь меня, зачем? Однажды я подумал, что все завоеватели пытались навязать миру свою волю. В частности – раскрашивая мир в свои цвета, хотя бы на знамёнах. Я же принимаю мир, как он есть, и в этом моя сила… Впрочем, тебе это может показаться досужим умствованием, Святой отец. Открой рот. Ребята, кляп, – приказал он страже.

Я подумал, что Тангрейм всё-таки сумасшедший, и послушно раздвинул челюсти. Тут же чья-то ловкая рука вбила мне в рот верёвочный кляп, воняющий чёрными водорослями. К горлу опять поднялась тошнота.

– Постарайся не блевать, Святой отец, – предупредил Тангрейм, – захлебнёшься. Ну, где же секретный рычажок?

Когда я повернул в нужную сторону завиток орнамента на стене, и открылся проход, предусмотрительный Тангрейм связал мне за спиной руки.

* * *

В святилище было темно.

Темно и тесно.

Солдаты молча положили свои мешки с порохом у стен, и тут же, не издавая не единого звука, скрылись. Мой мешок был свален в общую кучу. Мне стало приятно, когда сильные руки Тангрейма сняли этот груз с моей спины: не хотелось проводить последние минуты жизни в сгорбленном состоянии.

Это была небольшая круглая комната, в которую едва-едва проникал свет. Пока глаза не привыкли к полумраку, я не мог понять, из чего сделаны её стены – но потом сообразил, что они металлические. Просто я никогда не видел такого гладкого белого металла.

А в середине комнаты стоял компьютер.

Не помню, что я думал об этой вещи раньше. Кажется, я представлял его себе похожим на пирамиду, и очень высоким. На самом деле это был железный ящик, с непонятными выступами и впадинами. Наверху мигало красное пятнышко, похожее на залитый кровью глаз.

Тангрейм долго рассматривал компьютер. В темноте я не видел его лица. Потом он отвернулся, подошел к стене, где стояло оставленное солдатами знамя. Взял его в руки. Подошёл к компьютеру, торжествующе взмахнул полотнищем, и воткнул древко знамени в какое-то отверстие наверху ящика.

Украшенный имперским стягом компьютер выглядел настолько нелепо, что это, наверное, могло бы рассмешить даже меня. Возможно, я и посмеялся бы – если бы не верёвки во рту. Владыка Гонгра и вождь народа Аркнур, это воплощение холодного разума, всё-таки не отказал себе в маленьком невинном удовольствии: поглумиться над беспомощным противником.

Я понял, что если бы компьютер был бы пониже, он обязательно поставил бы на него ногу.

Внезапно откуда-то раздался тяжёлый железный лязг. Великий завоеватель моментально присел, оглядываясь, в руке появился кинжал.

А потом кто-то – я сразу понял, что это не Тангрейм – громко расхохотался.

Это был жестокий, торжествующий смех, отдающий металлом. И исходил он от железного ящика в середине комнаты.

* * *

– Наконец-то, – сказал железный ящик, отсмеявшись. Голос у него оказался под стать смеху: я невольно поёжился. – Разрешаю вам говорить. Кто из вас главный?

– Я, – немедленно ответил Тангрейм.

Я невольно подумал, что это был нужный вопрос: великий полководец тут же почувствовал себя в своей стихии. Во всяком случае, он уже стоял перед компьютером в подобающей позе – почтительной и независимой одновременно.

– Откуда ты узнал Слово? И почему ты написал его на этой тряпке, а не сказал вслух?

– Я составил карту земель, которые завоевал, или собираюсь завоевать, – чётко сказал Тангрейм, смотря прямо в красное пятно.

– Хорошо. Ты ответил сразу на несколько вопросов… (Компьютер помолчал, красный глаз несколько раз мигнул.) Ты говоришь от своего имени? Ты – завоеватель?

– Да, – ясно и отчётливо отрапортовал Тангрейм.

– Значит, ты явился ко мне сам. Это дерзко. Я думал, завоеватель отправит сюда своего офицера, а сам будет выжидать на самом отдалённом острове. Ты ведь мог и ошибиться.

– Я знал это, – Тангрейм изо всех сил делал вид, что владеет ситуацией.

– Говори мне – господин, – тут же ответил компьютер. – Не забывай: твоя жизнь в моей власти. Как, впрочем, и всех людей в этом мире.

Тангрейм колебался какую-то секунду.

– Да, господин, – произнёс он без малейшего неудовольствия в голосе.

– Хорошо, – произнёс компьютер. – Ты не только смел, но и сообразителен. Теперь я разрешаю тебе задавать вопросы.

– Да, господин, – Тангрейм ненадолго задумался. – Скажи, что мы будем делать дальше?

– Ты выполнил моё условие, и теперь мы сможем, наконец, начать войну. Скоро ты сможешь попробовать на вкус мясо землянина. Впрочем, об этом потом. У меня ещё много дел. Я должен подготовить боевые корабли… Ты придёшь ко мне завтра. Кстати, кто этот человек рядом с тобой, и почему он связан?

Я дёрнулся.

– Это мой слуга, господин, – быстро ответил Тангрейм. – Я заткнул ему рот, чтобы он не сказал чего-нибудь… лишнего.

Компьютер опять засмеялся.

– Понимаю. Очень разумно. А что это лежит там, у стены?

– Ничего особенного, господин – ответил Тангрейм, и голос его не дрогнул. – Церковь велела мне принести дары в Святая Святых, и я их принёс.

– Какие дары? Что такое Церковь? – спросил компьютер. – Впрочем, не до того. Уходи, и возвращайся завтра на рассвете.

Компьютер замолчал. Красный глаз потух. Но я успел заметить, как Тангрейм достаёт из-под нагрудника запальную свечу.

* * *

– Можешь думать обо мне всё, что угодно, Святой отец, и я не буду тебя осуждать, – наконец, сказал Тангрейм.

Я с наслаждением потянулся. Во рту всё ещё чувствовался вкус верёвок, а руки ломило: завоеватель мира всё-таки перетянул узлы.

– Какая теперь разница? – наконец, спросил я, не рассчитывая на ответ.

– Теперь – никакой, – легко согласился Тангрейм. – Остаётся надеяться, что порох не подведёт. Свеча вот-вот догорит. Я был прав, когда говорил, что эта штука опасна.

Тангрейм срыгнул, повертел головой в поисках миски, и сплюнул прямо на пол. Я не почувствовал себя оскорблённым. Я вообще ничего не чувствовал – ни страха, ни скорби. Моё сердце было пустым, как сухая каменная водоросль.

– Да, – легко согласился я. – Наверное, тебе не понравилось, когда он заставил называть себя "господином"?

– И это тоже, – Тангрейм поморщился. – В любом случае, моим господином… то есть нашим господином… не может быть железный ящик. У нас слишком мало общего.

– Может ли быть такое, что он сошёл с ума? – я сам в это не верил.

– Не знаю, – сказал Тангрейм. – Железо ржавеет от воды и от сырого воздуха. Но он не показался мне ржавым.

– Может быть, – мне просто хотелось что-нибудь сказать – мы что-то неправильно поняли?

– Эта вещь хочет от меня того, что я не хочу делать. Я не понимаю этой вещи, и не могу её контролировать. Вполне достаточно, – отозвался Тангрейм.

Вдалеке раздался грохот.

– Вот и всё, – заключил Вождь Народа Аркнур и Владыка Гонгра. – Теперь будем ждать.

Я выглянул в окно. Башня казалась неповреждённой.

– Он или убит, или ранен, или выжидает, – зачем-то сказал Тангрейм, не поднимаясь с места. – Скоро…

Он сказал ещё что-то, но я не успел понять, что именно. Надо мной вспыхнуло жёлтое сияние, а потом ноги оторвались от земли, и я куда-то поплыл.

* * *

– Мы едва успели, – закончил симпатичный молодой человек, несколько ранее назвавшийся Лайоном Целесским, старшим майором Космического Флота Земли. – Он выключился всего на десять минут. Конечно, вы не могли серьёзно его повредить.

Белые стены комнаты слегка мерцали. Я протянул ногу и потрогал пальцами пол. Он был мягким. У землян это называлось «ковром». Я никак не мог привыкнуть к этому ощущению – когда под ногами мягко.

– И сейчас он… жив? – Тангрейм приподнял голову над тарелкой. То, что там лежало, называлось «дыня». То, что лежало на тарелке у меня, было мясом – причём, как мне объяснили, не человеческим. Вместо крови мне дали чашу с тёмно-красной жидкостью, которую земляне называли "соком".

Мне было хорошо, как никогда в жизни.

– Да, если можно так сказать… жив. То есть функционирует.

– Ему можно причинить боль? – поинтересовался Тангрейм, пододвигая к себе блюдечко с чем-то розовым.

– К сожалению, нет, – серьёзно ответил майор. – Я вас хорошо понимаю, – торопливо добавил он, – но это всего лишь механизм.

– А где остальные люди? – спросил я, прожёвывая ещё один кусочек мяса.

– Мы их усыпили, – ответил майор, подливая мне сока в чашу. – Во избежание шока. Перебросить через гиперпространство всё население планеты, и так быстро… Нам очень повезло.

Было видно, что он имел в виду – "вам повезло".

– С начала, – попросил я, кутая ноги в пушистую ткань халата. – Расскажите мне эту историю с самого начала.

– Хорошо, – Целесский тяжело вздохнул и повернулся ко мне, – Вы знаете основы устройства мира?

– Наш мир, – я невольно улыбнулся, – представляет из себя большой каменный шар, покрытый горькой водой. Над поверхностью воды выступают каменные острова, число которых теперь, кажется, известно точно… Нам кажется, что наш мир – единственный. Но Церковь учит, что это не так. Это всего лишь часть Большого Мира, именуемого Галактикой или Вселенной. Вселенная – это обширная пустота, в которой висят множество таких каменных шаров, как наш. Один из них называется Голубая Земля, откуда наши предки были изгнаны за свои грехи. Согласно преданию Церкви, Земля покрыта мягким камнем, по которому не больно ходить. По ней текут потоки пресной воды, которая приятна на вкус…

– Да, всё правильно, – без особенного энтузиазма откликнулся Целесский. – Ещё сока?

– Мне тоже, – быстро сказал Тангрейм. – И всё-таки?

– В общем, да, вода приятна на вкус, – майор слегка зевнул, подливая Тангрейму из высокого кувшина. – Короче говоря, вся эта паскудная история началась довольно давно. На тюремной планете… извините, ребята, но ваш мир использовался как тюрьма, вы это знаете? – майор покосился на меня.

– Конечно, знаем, – я тоже отхлебнул сока. – Это учение Церкви. Наши предки были сосланы за наши грехи.

– …так вот, на тюремной планете вспыхнул бунт. Причём не среди заключённых. Зачинщики были в тюремной администрации.

– Зачем им это понадобилось? – без особенного интереса спросил я.

Тангрейм задумчиво посмотрел куда-то в потолок.

– Понимаю… Когда я только начинал… у меня в подчинении был молодой командир. Очень талантливый и очень честолюбивый. Я знал, что рано или поздно он попробует занять моё место – и я совсем не был уверен, что ему это не удастся. Но его нельзя было убить сразу: он был ни в чём не виноват, а солдаты его любили. Поэтому я отправил его в дальний гарнизон на остров Гонгр, и заставил охранять никому не нужные отмели с чёрной водорослью. Там он взбунтовался, захватил остров, заключил союз с Восточным Архипелагом… ну и так далее. В конце концов бунт был подавлен. Очень жестоко.

Лайон нахмурился.

– Я не имел в виду ничего подобного.

Тангрейм развёл руками.

– Майор, мне просто вспомнилась старая история… Но рассказывай дальше.

Целесский с видимым облегчением продолжил:

– Руководил бунтом компьютер, управлявший внешней обороной планеты. Землянам он объявил, что он выходит из подчинения Земли, а всё население планеты объявляет своими заложниками. И тут же убил излучением пару тысяч человек. В том числе, кстати, и почти всех своих соратников. Скорее всего, по ошибке: сам по себе этот ящик глух и слеп, и не может контролировать обстановку на планете. Правда, компьютер перехватил контроль над орбитальными военными спутниками. Но на поверхности он не мог ничего. Только убивать… и то без разбору.

– Как он убивает? – тут же спросил Тангрейм. Ему было интересно.

– Индуцированная радиация, – непонятно ответил майор. – Что-то вроде невидимого света, если можно так выразиться. В общем, с этого момента планета вышла из-под контроля. А потом он начал наводить там свои порядки.

– Я не понимаю одного. Объявлять заложниками малоценных людей – это глупо. Насколько я понимаю, вы могли бы просто уничтожить планету, вместе со всем сбродом, который на ней находился.

– Земля не могла допустить массовой гибели людей, пусть даже заключённых, – отчеканил майор.

– Охотно верю, – процедил Тангрейм, и тут же поспешил сменить тему: – И всё-таки, чего он добивался?

– Не всё сразу. Планы бунтовщиков были очень серьёзными. Как бы это сказать… этот бунт был частью чего-то гораздо более обширного. Похоже, их кто-то поддерживал извне. Кто-то, у кого было много оружия. Но не было людей, которые согласились бы взять его в руки.

– Преступники – плохие солдаты, – прокомментировал Тангрейм, – Они не знают, что такое дисциплина.

– Заключённые и не собирались бунтовать. Они добросовестно тянули срок, и хотели только одного – вернуться на Землю. Но компьютер был готов ждать.

– Чего же? – вклинился в разговор я.

– Естественной смены поколений. На тюремной планете было достаточно женщин, чтобы рассчитывать на появление потомства. Конечно, детей было мало. Особенно если учесть, что компьютер запретил нам доставку на планету продовольствия, и вам пришлось есть водоросли. Ну и, разумеется, войны…

Тангрейм оживился: судя по всему, он стал что-то понимать.

– Ага. Преступники – плохие солдаты. Но из их потомства можно воспитать воинов. Для этого, правда, нужна война, много войн, не так ли?

– Не совсем так, – майор тоже оживился: видимо, эта тема ему была хорошо знакома. – Все острова и без того находились в состоянии вялотекущей войны друг с другом – одна шайка бандитов на другую, и так без конца. Компьютеру же были нужны…

– Порядок и дисциплина. То есть империя, – быстро подхватил тему Тангрейм. – Великая империя, основанная на военной силе, и охватывающая весь мир. Или хотя бы его часть, это не так уж важно…

– Примерно так. Поэтому компьютер и придумал этот трюк. Компьютер обещал власть, славу, богатство, и возвращение на Землю тому, кто войдёт в Святая Святых, и произнесёт Слово, начертанное на земле. В смысле, на поверхности планеты. Для этого нужно было иметь очень точные карты хотя бы части островов. Точные – потому что составленный компьютером алфавит состоял из очень похожих символов. Небольшая ошибка – и всё.

– А для того, чтобы составить такие карты, нужно владеть самими островами, причём достаточно долго – быстро добавил Тангрейм.

– Но не всеми: достаточно знать половину букв, чтобы угадать слово. Вполне разумный расчёт. Собственно говоря, он в конце концов и сработал. Хотя и не совсем так, как предполагалось.

– В учении Церкви ничего подобного нет, – быстро сказал я.

– Конечно, нет, – легко согласился Целесский. – Просто оно, как бы это сказать, изменилось со временем. Особенно когда церковники добились того, что компьютер уже не мог им ничего диктовать.

– Как это? – я поймал себя на том, что думаю как Патриарх Церкви.

– Да очень просто. Ваша Церковь произошла от остатков бунтовщиков. Сначала компьютер оставался их вождём, а Церковь только исполняла его распоряжения. Но поколения менялись, Патриархи забирали себе всё больше власти. В конце концов, компьютер стал им ощутимо мешать. Они перестали слушаться его распоряжений, и, разумеется, прекратили общаться с ним. Тогда и появились немые служители с проколотыми ушами и отрезанным языком – чтобы не могли слышать, что говорит компьютер, да и сами не могли ничего ему сказать… или рассказать другим. Такова участь любого бога, попавшего в руки своих служителей: рано или поздно его изолируют…

– То есть мы сами себя обманули, – закончил за него я.

– Ну… как бы да, – майор снисходительно кивнул. – Первоначальное учение Церкви довольно скоро забылось. Осталась невнятная легенда о спасительном Слове, которое всех освободит и вернёт на Землю. Смешно, что она оказалась правдой… ну, или почти правдой. Мы очень долго ждали этого момента. Мы были наготове. К сожалению, при любой попытке начать переброску людей компьютер убил бы всё население планеты. В конце концов, мы были готовы к тому, чтобы спасти хотя бы несколько сотен. Но, благодаря вашим усилиям…

– …вы всё-таки получили свою армию, – внезапно перебил Тангрейм.

В комнате повисла тишина.

Майор открыл было рот, потом закрыл. Глаза его блеснули.

– Я прекрасно осознаю своё положение, – Тангрейм уселся поудобнее и пододвинул к себе чашу с соком. – Ты, майор – заговорщик, и у тебя свои планы. Иначе ты не стал бы нас вытаскивать. Я нахожусь у тебя в качестве почётного пленника. Всё население нашего мира – тоже, но не в столь комфортных условиях. Очевидно, вам понадобилась армия, не так ли?

Майор сидел, обхватив голову руками.

– Ты сообразителен, – наконец, выдавил он из себя. – Даже слишком.

Потом Целесский вдруг рассмеялся.

– А ведь ты думаешь, что я изменник? Забавно…

Прямо из стены вырывался тонкий голубой луч, и голова майора разлетелась на куски.

* * *

– Конечно, нет, – полковник Рубин скосил глаза на валяющийся в углу комнаты чёрный мешок с телом майора. – Тот заговор был очень давно. Вы хоть представляете, сколько прошло времени? Века. Может заговор пережить века?

Я машинально помотал головой.

– Майор командовал наблюдательным отрядом. Это, конечно, отстойная должность, но нам нужно было его куда-то девать. Что-то вроде почётной ссылки, понимаете?

Тангрейм кивнул: видимо, опять вспомнил про дальний гарнизон.

– Он и в самом деле был из колонии? – спросил я.

– Из провинции. Сейчас не принято говорить «колония». Талантливый провинциал, понимаете ли. Ему не дали хода, вот он и начал своевольничать. Мы вообще-то знали о его связях, и за ним присматривали… Ну, а здесь в его руки попала козырная карта.

– Всё-таки непонятно, зачем ты его убил, – заметил Тангрейм. – Его следовало допросить под пыткой. Наверняка у него были сообщники.

– Ну… – полковник замялся. – По официальной версии, это была случайная смерть при задержании. Во время экстренного вскрытия стены, – он кивнул туда, где всё ещё дымилась выжженная дыра с неровными краями. – Но вообще-то… Вопрос отношений с другими планетами чрезвычайно деликатен. Земля не заинтересована в излишней напряжённости… Короче говоря, есть вещи, на которые приходится закрывать глаза. Во всяком случае, моё земное начальство отнеслось к моим действиям с пониманием, – самодовольно добавил он. Тангрейм пропустил всё это мимо ушей.

– Я не могу взять в толк одного, – наконец, сказал он. – Если компьютер умел убивать невидимым светом, то, наверное, это умеет делать и Земля. Тогда зачем мятежникам нужны были солдаты? Их ведь можно убить такими же лучами?

– Ну да. Люди уже давно не воюют сами. В современной войне участвуют только компьютеры.

– И что же нужно было компьютеру? – Тангрейм поднял бровь.

– Живой щит, – непонятно сказал полковник. – Как бы это объяснить… На Земле, видите ли, очень трепетно относятся к человеческой жизни. Общественное мнение не простило бы нам уничтожения людей. Даже если эти люди попёрлись бы на нас на боевых кораблях… Правда, обычные земляне не способны на такой риск. Но ваши солдаты дисциплинированы, мало ценят жизнь, и готовы умереть по приказу своих вождей. Такими вас, собственно, и воспитывали.

– Кажется, я понимаю, – протянул Тангрейм. – Гнать перед собой заложников. Но это могло бы сработать, если бы мятежники захватили бы в плен землян. Мы же, насколько я понимаю, потомки земных преступников? В чём наша ценность для Земли?

– Да ни в чём. Просто на Земле считается, что убивать людей плохо, – мрачно заметил Рубин. – Общественное мнение Земли не может примириться со смертью людей, каковы бы они ни были, – он сказал это так, как будто кого-то передразнивал. – Земля – это высокоцивилизованное общесто, – добавил он.

– Я так и не понял, что такое "общественное мнение". Но если я правильно понимаю ситуацию, оно не простило бы вам и того, что какие-то люди начали бы стрелять по Земле? – осведомился Тангрейм.

– Ещё бы! – согласился полковник. – В любом случае всё армейское командование оказывалось в полной заднице… Хотя теперь у нас тоже полон рот проблем. Этот идиот эвакуировал всё население планеты. Теперь этих людей надо куда-то девать.

– Неужели на Земле не хватит для нас места? – спросил я. – Церковь учила, что на Земле много суши, гораздо больше, чем у нас…

Полковник махнул рукой.

– Да не в месте дело… Нельзя же просто поселить вас на Земле, правильно?

– Почему нельзя? – искренне удивился я.

– А на какие средства вы будете жить? – столь же искренне удивился Рубин.

– Церковь учит, что водоросли у вас растут на суше. Мы могли бы научиться их возделывать… – начал было я, но полковник махнул рукой.

– Ни хрена. У нас цивилизованная жизнь. Не можем же мы позволить вам заниматься сельским хозяйством!

– Но какой вред это нанесёт Земле?! – я ничего не понимал.

– Просто на Земле никто не выращивает растений. Это считается грязным, нецивилизованным занятием… короче говоря, общественное мнение будет решительно против. При этом никакими земными профессиями вы не владеете. Следовательно, вас придётся кормить за общественный счёт, а общественное мнение Земли очень не любит лишних расходов.

– Но убивать нас ты всё-таки не собираешься? – спокойно уточнил Тангрейм.

– Нет, конечно, – Рубин вздохнул. – Это же геноцид. За геноцид… не знаю, что со мной сделали бы за это. Может быть, даже судили. И объявили бы кровавым палачом. Ну, и из армии выгонят точно.