355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Харитонов » Моргенштерн (сборник) » Текст книги (страница 10)
Моргенштерн (сборник)
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 19:32

Текст книги "Моргенштерн (сборник)"


Автор книги: Михаил Харитонов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Тихий гудок вызова отвлёк её от размышлений. Она закрыла глаза и переключила зрительный нерв на внешний канал.

Перед ней появилась маленькая пыльная каморка, заваленная книгами. В продавленном, рыжем от времени кресле сидел человечек в сером костюме.

– Добрый день, профессор, – вежливо поздоровалась Миу.

– Майя, ты невыносима. Я же просил: зови меня просто Айки.

Женщина вздохнула.

– Извините, профессор, но я вынуждена освежить вашу память. Наши отношения построены на do ut des. "Даю, чтобы ты дал". Я готова время от времени давать вам то, что вам нравится – в обмен на то, что мне нужно. Но и то, и другое имеет конечный объём, как и любые услуги. Я готова называть вас «Айки». Или зайчиком, или пупсиком, или маленькой серенькой крыской. Это обойдётся вам в один минет за каждое слово из этой серии. Либо же я называю вас "профессор Бромберг" и вы получаете своё сладенькое. Если, конечно, заслужите.

– Я думал, ты меня немножко любишь, – надулся профессор.

– Скажем так: вы – наименее отвратительный персонаж из всех прочих. В вас хотя бы осталось что-то человеческое… Поэтому я говорю с вами как с человеком, а не как с сексуально озабоченным старикашкой.

– Умеешь льстить, – проворчал собеседник. – Хотя и хамишь. Du hast grosse Maul, как выражается твой дружок Сикорски.

– Минус один минет за "дружка".

– Извини. Беру свои слова назад.

– Извинения условно приняты. А что такое "grosse Maul"?

Бромберг похабно ухмыльнулся.

– "Хлебалище великовато". То есть в смысле – звиздишь много. Такая идиома. Ладно, хватит прикладной филологии. Я достал тебе ту гадость, о которой ты просила. Что мне за это полагается, а?

– Это и в самом деле оно?

Профессор протянул руку и взял с книжной полки красно-белый цилиндрик.

– Одноразовый микрошприц. Вводить препарат можно в любое место. Удобнее всего в плечико… ах, эти твои сладкие плечики… ладно, проехали. Антидот – в белом конце. Вводится так же. Учти, это надо сделать максимум через три часа, потом будет поздно. Но лучше раньше. Вообще-то это, конечно, большая гадость. Мне это сделал один мой ученик, химик. Хороший мальчик.

– Ученик? Бедняжечка. Он, небось, натурал, – протянула Майя.

Бромберг захихикал в кулачок. В такие моменты профессор чем-то напоминал Майе большого богомола разновидности bolivaria brachyptera.

– Отлично. В таком случае я хотела бы это получить. Я настроила вход нуль-Т-портала. Насколько я понимаю, у вас есть незарегистрированный нуль-канал?

Профессор рассеянно крутил цилиндрик в пальцах.

– Послушай, Майя. Это всё-таки очень рискованно. Сикорски не дурак, его так просто не разведёшь. К тому же у него сейчас очень шаткое положение. У меня есть люди в КОМКОНе, и они говорят, что Руди сейчас в большом пролёте. Ещё один провал, и его отправят оперативником на какую-нибудь гиблую планету. На Гиганду, скажем, или на Саракш… Операция на Арбинаде – это его последний козырь в рукаве, который он сможет предъявить в случае чего. Козырёк, правда, слабенький, но других успехов у него сейчас нет.

– В таком случае, скандал с нашим участием ему тем более не нужен. Он отдаст этот козырь, чтобы ещё немножко посидеть в мягком кресле. Присылайте препарат. Или вы испугались? Лучше скажите мне это. Прямо сейчас. Мне тоже не хочется травить себя понапрасну.

Бромберг продолжал крутить цилиндрик.

– Я воюю с КОМКОНом дольше, чем ты прожила на свете, девочка, и каждый раз до смерти пугаюсь… Но будь спокойна, такого случая насыпать им соли на хвост я не упущу. Не в этом дело. Возможно, это прозвучит пошло, но я опасаюсь за твою карьеру. Институт – та ещё клоака. После такого скандала они тебя съедят живьём.

– Возможно. Но у меня нет других вариантов. Вы мне дадите препарат или нет?

– Дам. Твои нуль-координаты те же?

– Те же. Не тяните.

Профессор красивым жестом подбросил цилиндрик в воздух, и тот исчез.

Через мгновение Майя услышала звон.

Она отключилась, и увидела перед собой разбитую чашечку. В луже разлившегося кифа лежал красно-белый металлический цилиндрик.

Майя снова переключилась на внешнее изображение.

– Вы мне чашку разбили, – пожаловалась она. – Саксонский фарфор, восемнадцатый век. Единственная ценная земная вещь, которая у меня была.

– Посуда бьётся – к счастью… – рассеянно заметил Бромберг. – Вот что, – наконец, решился он. – Если тебя всё-таки выпрут из института, я возьму тебя к себе. Можешь передать это Сикорски, когда он потребует тебя к ноге.

– Что-то мне кажется, что это случится очень скоро. Я жду вызова на станцию со дня на день, потому и спешу. А насчёт научного руководства… Очень благородно с вашей стороны. Только учтите: даже если я соглашусь, это не означает, что я буду проводить ночи в вашей постели.

– Перестань. Я на это и не рассчитывал. Но вообще-то, ты слишком бережёшь свои прелести. Небось, на Арбинаде ты куда любвеобильнее.

– А как ещё, если на Земле это единственный способ делать карьеру? Do ut des.

– Не забывай иногда dare.

– Dare, да не даром. Всего наилучшего, профессор Бромберг.

Женщина отключилась, и вместо кабинета вокруг неё сомкнулись стены беседки.

Осколки любимой чашки лежали перед ней, чем-то напоминая хорошо обглоданные куриные косточки. Майя опять подумала, что единственная неприятная особенность местной культуры – вегетарианство. Иногда ей до боли в желудке хотелось жареных куриных крылышек в остром соусе.

Она ещё немного поразмышляла, стоит ли восстанавливать чашку, и каким способом это лучше сделать. Пришла к выводу, что достаточно обычного молекулярного резца, чтобы срастить осколки – после чего небрежным движением смахнула их со стола.

Орбита четвёртой планеты системы ЕН-2355 (Арбинада), станция наблюдения «Артур-3000», 25 декабря 147-го года.

Рудольф Сикорски оторвал, наконец, взгляд от экрана. Лицо его было тёмным от ярости.

– Dreckschwein! Miststueck! – бросил он в лицо сидящей перед ним в кресле женщине. – Freches Luder!

– Очень любезно с вашей стороны, Рудольф. И это всё, что вы мне хотели сообщить? – женщина пододвинула к себе пластмассовую вазочку с вишнями, выбрала крупную ягоду, оторвала от плодоножки. Съела.

– Нет, не всё, – Сикорски слегка успокоился – во всяком случае, он прекратил материться и перешёл на интерлингву. – Пока не знаю, устраивать ли внутреннее расследование, или решить вопрос самому. Ты облажала мне операцию, Майя.

Она старалась не смотреть по сторонам: уж больно убого выглядела стандартная станционная каюта. Единственным её украшением был, пожалуй, огромный круглый иллюминатор, в котором плавал зелёно-голубой диск Арбинады.

– Устраивать расследование – глупо с вашей стороны, – женщина наклонилась над ковром и выплюнула обсосанную вишнёвую косточку. Коротко рыкнула система очистки, и косточка исчезла.

– То есть ты признаёшь, что саботировала операцию? – зло прищурился Сикорски. – Очень хорошо.

– Нет, не признаю, – Майя по-кошачьи улыбнулась. – Давайте посмотрим на факты, Рудольф. Три года назад я, в качестве сотрудника Института Экспериментальной Истории, намеревалась провести ряд полевых исследований на Арбинаде. Моя специализация – нетрадиционные общества середины исторической последовательности, и меня заинтересовала Арбинада как уникальный случай нестандартного позитивного развития. Первоначально речь шла о кратковременных изысканиях. Однако, получить разрешение на них мне почему-то никак не удавалось. В конце концов, выяснилось, что его получение тормозится на уровне КОМКОНа. И что решить мою проблему может некий Рудольф Сикорски.

– Какая наивная девочка, – желчно заметил Сикорски. – Все вы, научники, прекрасно знаете, что за вами присматривают. И кто именно.

– Я просто излагаю свою версию событий… Итак, мы встретились, и вы намекнули мне, что условием допуска на планету будет моё добровольное сотрудничество с КОМКОНом. Кстати, тогда вы были куда любезнее, чем сейчас.

– И ты подписалась на добровольное сотрудничество. Ты повязана, милая, – Сикорский ковырнул пальцем клавиатуру, посмотрел на экран, и результатом остался недоволен.

– Одним из условий моего допуска к полевой работе, – продолжала Майя, – было осуществление разовой спецоперации на планете Арбинада. Спецоперация, в частности, предполагала передачу аборигену изделия, изготовленного по земным технологиям, что категорически запрещено специальным решением КОМКОНа…

– Du hast grosse Maul! Что кому запрещено, а что нет – с этим мы как-нибудь разберёмся без бабёнок.

– Ну да, разумеется. Ваши запреты пишутся в основном для внешнего употребления… Во всяком случае, я в точности выполнила все ваши инструкции. Я нашла подходящего аборигена и передала ему устройство, конкретнее – малогабаритный полевой синтезатор «Мидас-3» со встроенной функцией искусственного интеллекта, контролирующего экономическое поведение объекта разработки. Результатом операции должно было стать разрушение экономического строя планеты, с целью установления на Арбинаде классического феодализма земного типа…

– Это мы, пожалуй, пропустим, – функционер принялся рассматривать что-то на экране.

– Я осталась на планете в статусе наблюдателя. Меня заинтересовала уникальная культура Арбинады, и я хотела её подробно изучить – до того, как она исчезнет. Скорее всего, Арбинада станет темой моей докторской диссертации.

– Скорее всего, у тебя не будет никакой диссертации. Тебя отстранят от исследований, – Сикорский, не глядя, ткнул пальцем в клавишу. Компьютер обиженно запищал.

– Не торопитесь, Рудольф. Хочу подчеркнуть, что я не совершала ничего, выходящего за пределы необходимого минимума вмешательства. Я не передавала аборигенам предметы, изготовленные на Земле или по земным технологиям, не сообщала им знаний, которыми они не обладали, не вмешивалась в политические, экономические или культурные процессы на планете. С точки зрения аборигенов, я веду жизнь богатой гонгурской женщины, проводящей молодость в развлечениях…

– В основном таскаясь, – не удержался функционер. Он был зол, и не пытался этого скрыть.

– Вы ведь не собираетесь учить меня морали? – спокойно сказала женщина, беря ещё одну вишню из вазочки. – Я ещё не забыла кое-каких подробностей нашего знакомства…

– Тебе это самой нравилось, Dirne, – огрызнулся Сикорски.

– Короче говоря, – закончила Майя, – я не сделала ничего, выходящего за рамки дозволенного. Поэтому я не понимаю, в чём состоят ваши ко мне претензии, – она откинулась в кресле и положила ногу на ногу.

– Не прикидывайся дурочкой. Ты сорвала операцию. Ты подучила этого своего любовничка, купчишку…

– Сервин был одним из крупнейших негоциантов планеты, – рассеянно заметила женщина. – И он мне нравился.

– Ты подучила его, как обмануть искусственный интеллект синтезатора и сорвать нам операцию. Ты промыла мозги этому вонючему аборигену, своему любовничку, чтобы он провёл против нас контрмероприятие. Ты же её и спланировала.

– Использование лёгкого гипноза наблюдателям разрешено, – пожала плечами Майя. – Но доказать здесь ничего нельзя, не так ли? Насчёт остального – ну, может быть, я что-то шептала ему во сне… А может быть, и нет. Если вы ещё не поняли: я намерена рассматривать ваши претензии только с точки зрения их законности. Я ничего не нарушила.

– Dumme Quatschtante, меня не интересует, нарушила ты что-нибудь или нет! – Сикорски снова начал терять терпение. – Ты хоть понимаешь, что теперь тебя никогда не пустят дальше лунной орбиты? Повод найдётся. Мы тебе его устроим.

– А вот профессор Айзек Бромберг считает иначе, – невинно опустив ресницы, промурлыкала Майя. – Он, кстати, очень заинтересовался моей работой. И даже рассматривает возможность научного руководства…

– Значит, ты спуталась с Бромбергом? – глаза Сикорски сверкнули. – Что ж, вполне ожидаемо. Старый диссидент, ненавидит КОМКОН. Неприятен, но не слишком опасен. А вот закрыть тебе доступ на планету мы теперь имеем полное право. И не только формальное, но и моральное. Связаться с Бромбергом – это предательство, девочка. Самое настоящее предательство. Ты ему дала?

– Вас интересует только это? Вы ещё не знаете некоторых важных деталей, связанных с деловой частью нашего сотрудничества.

– Меня не интересует, кому ты… – функционер осёкся. – Чёрт с ним, с Бромбергом, с ним мы ещё разберёмся. Ответь мне сначала на один вопрос. Зачем ты это сделала? Просто скажи – зачем?

Майя в задумчивости закусила нижнюю губку. Помолчала. Потянулась за вишенкой, потом передумала.

– Я хочу закончить своё исследование, – наконец, сказала она. – А вы отнимаете у меня объект наблюдения.

– То-то и оно. Для тебя это объект наблюдения, – Сикорски крутанулся в кресле. – Ты смотришь на них со стороны, даже когда живёшь среди них. Арбинада для тебя – заповедник, где живут красивые зверюшки. А мы рассматриваем жителей любой гуманоидной планеты как своих будущих сограждан. Как часть единого космического человечества, уж извини за пафос.

– Какая высокая честь! Вот только для того, чтобы её заслужить, они почему-то должны проплавать пару столетий в дерьме, – Майя чуть зевнула, показав ровненькие беленькие зубки, – в дерьме с кровью. Без этого мы никак не можем признать их частью космического человечества, не так ли?

– Только не думай, что мне это нравится. На самом деле я всё понимаю, – Сикорски заговорил мягко, вкрадчиво, досылая голосом теплоту. – Красивая планета, симпатичные жители, очень гармоничная цивилизация. И бросать всё это в грязь стандартного средневековья… К сожалению, мы не умеем работать с мирами средней части исторической последовательности, которые не описываются базовой теорией феодализма. Понимаешь? Не у-ме-ем. Мы должны им дать свою историю, свой разум, чтобы им помочь.

– Иногда мне кажется, что и Земле когда-то тоже так помогли, – рассеянно заметила Майя.

– А нам нужно вывести эту планетку на коммунистическую ветвь, – напирал Сикорски. – Потому что иначе их ждёт катастрофа. Такая же, какая происходила на всех населённых гуманоидами планетах, куда мы не успели добраться вовремя. Человек – нестабильный вид, и ты это прекрасно знаешь. Земле просто повезло. Мы – уникальное исключение из общего правила. Мы прошли все точки самоуничтожения и выжили. Теперь мы должны помочь выжить другим. В конце концов, Арбинада – планета основной гуманоидной последовательности. Это люди, такие же, как мы. У них те же гены. Мы обязаны им помочь. Даже если эта помощь на первый взгляд кажется… несколько болезненной.

– Арбинада – не меньшее исключение из правил, чем Земля, – возразила Майя. – Им, похоже, повезло ещё больше, чем нам. Меня, как исследователя цивилизаций, интересует, как они будут развиваться дальше.

– Неужели тебе это непонятно? Их ждёт многовековая стагнация, потом деградация. Такие райские мирки нам уже попадались.

– Они занимаются наукой, богатеют, совершенствуют свои технологии, – не уступила Майя. – Такого вам ещё не попадалось, и вы это знаете.

– Ну и как, по-твоему, они перейдут к капитализму? – усмехнулся Сикорски. – Как преодолеют первый индустриальный барьер? Ты вообще представляешь, сколько у них, с их дурацкой социальной системой, шансов пройти первый индустриальный барьер?

– Не знаю. И очень хочу узнать. Скорее всего, я до этого не доживу, но традиция исследований продолжится. Поэтому я, как учёный, заинтересована в том, чтобы планету больше не трогали. Уберите от неё руки, пожалуйста. Просто уберите руки.

– А-а, понятно, – Сикорски полностью успокоился. – Ну что ж, весьма распространённое явление. Исследователь влюбляется в объект своего исследования. Это азы включённого наблюдения, Майя. Вас там, похоже, не учат даже элементарным методам психологической защиты…

– Вас тоже. Пару минут назад вы, Сикорски, называли меня очень грязными словами, – Майя чуть подалась вперёд.

– Ладно, прости, – бросил Сикорски. – Я был в шоке, когда ознакомился с подробностями, – он постарался сделать понимающее лицо. – Но ты в чём-то права. Пожалуй, мы временно замнём эту тему. В конце концов, большого вреда ты нам не причинила. Арбинада ещё подождёт.

– То есть, – Майя внимательно посмотрела на функционера, – разорение Арбинады – это ваш личный проект? Я так и думала с самого начала. И профессор Бромберг тоже так думает.

– Это не твоё дело, чей это проект… Возможно, я оставлю тебе статус наблюдателя. Если ты меня хорошо об этом попросишь – тем же способом, как в прошлый раз. У тебя будет пара-тройка лет, чтобы закончить свой эпохальный труд, – продолжал Сикорски. – даже потяну время, чтобы следующее вмешательство было проведено попозже. Как видишь, я иду тебе навстречу.

– Нет, вы не поняли. Следующего вмешательства не будет. Вы должны оставить планету в покое.

Сикорски осклабился.

– Я никому ничего не должен. Кроме Земли и её интересов.

– Есть ещё и земные законы, – хитро прищурилась Майя. – В частности, земные законы гласят, что земные колонии не могут быть объектами экспериментов Института Экспериментальной Истории и тем более КОМКОНа…

– Арбинада – не земная колония, – пожал плечами функционер.

– Земная колония – это планета, на которой постоянно живут земляне. Поскольку в законе не сказано точно, сколько землян там должно проживать постоянно, то хватит и одного.

– Похоже, ты поглупела, – он явно хотел что-то добавить по-немецки, но сдержал себя. – Не пытайся играть в игры, в которые ты не умеешь играть. Статус наблюдателя не есть статус постоянного жителя.

– Я не имею в виду себя. Я имею в виду своего будущего сына, зачатого от домина Антора два месяца назад, – как ни в чём не бывало, заявила Майя. – Он родится на Арбинаде и будет жить в своём мире. Однако, по земным законам, ребёнок, рождённый земной женщиной, является землянином. Таким образом, Арбинада – это земная колония. Доктор Бромберг сказал…

– Ты что, залетела от местного? – Сикорский не счёл нужным скрыть брезгливое удивление. – И ты в самом деле собираешься растить своего ребёнка в этом диком мире? Ты в своём уме?

– А почему бы и нет? Я не сентиментальна. На Арбинаде не принято слишком трепетно относиться к детям, и мне это нравится. К тому же ребёнок – первый сын домина Антора, за него дорого заплачено, и вряд ли его ждут какие-то неприятности. Я бы даже сказала, что большинство земных сверстников позавидовали бы ему. В конце концов, что такого замечательного в жизни на Земле? Ионный душ по утрам? Возможность летать на каникулы к бабушке на Марс или Весту? Интернат с узкими койками? Любимый Воспитатель, к которому ты приходишь каждый вечер исповедоваться, а он заносит твои исповеди в комьютер, чтобы проанализировать твой психопрофиль, а если нужно – подкорректировать? Стать врачом, учителем, художником, работником на какой-нибудь водорослевой ферме? В самом лучшем случае – получить немного власти? Сидеть в какой-нибудь престижной конуре, интриговать, подсиживать конкурентов, и мечтать о хорошем минете… Завидная участь!

– Замечательная алармистская тирада, – комконовец, похоже, твёрдо решил держать себя в руках. – Я слышал таких сотни. Всё это – чистейшей воды блеф. Ты сама не понимаешь, что несёшь. Если ты всё-таки родишь этого своего ребёнка, ты поймёшь, что молола вздор. Нормальный материнский инстинкт сработает. Впрочем… сейчас ты можешь наделать каких-нибудь глупостей. Мы это прекратим. С этого момента, – он снова повернулся к компьютеру, – тебе запрещается находиться на поверхности Арбинады. Сейчас мы летим на Базу, там тебя обследуют на предмет психической адекватности. Скажу сразу: у тебя найдут кое-какие симптомчики, наличие которых позволит приостановить твой статус наблюдателя на Арбинаде. Потом мы решим, что делать с тобой дальше. И если какой-нибудь Бромберг сунется в это дело…

– Ну да, ну да, – Майя откровенно забавлялась. – Простите, Рудольф, я сказала ещё не всё. Три часа назад я сделала себе инъекцию препарата, убивающим плод в матке. Сейчас вещество уже в крови. Антидот находится на Арбинаде. Что это за вещество, я не знаю. Вы, конечно, можете доставить меня на Базу и попытаться сделать анализы. Но вы не успеете этого сделать: плод умрёт раньше. После этого профессор Бромберг делает публичное заявление на ту тему, что этот препарат ввёл мне сотрудник КОМКОНа, обманом. И объясняет, почему и зачем. Начинается скандал. Я, конечно, не буду ничего комментировать – иначе вы потребуете проверки на детекторе лжи, или придумаете ещё какую-нибудь гадость. Но моего молчания будет достаточно. КОМКОН и так не любят, а убийство плода во чреве матери – это образцово-показательная гадость, в которую охотно поверят – по крайней мере некоторые… Зато к Арбинаде будет привлечено всеобщее внимание. Я тем временем напишу о попытке разорения ни в чём не повинной планеты. И постараюсь распространить эту информацию как можно шире. Учтите, я не блефую.

Сикорский поднял голову и внимательно посмотрел на Майю. Та вернула ему взгляд.

Наконец, функционер отвёл глаза и что-то пробурчал под нос по-немецки. Снова склонился к компьютеру.

– Это настолько глупо, что даже не смешно, – в конце концов заявил он. – Ты просто не понимаешь, что такое КОМКОН. Нас нельзя шантажировать содержимым дамского животика. Что касается Бромберга, он знает, где надо остановиться. Если бы эта планета была нам нужна…

– В том-то и дело. Вам ведь не нужна эта несчастная планета. Вы решили её сломать не потому, что она как-то мешала вашим вселенским планам. Вам, лично вам, Рудольф, нужна была галочка: у вас что-то получилось, а результат можно представить начальству как положительный. Для вашей конторы он, впрочем, и есть положительный: лет через десять Арбинаду уже можно будет брать в разработку. То есть послать прогрессоров – спасать планету от ужасов феодализма и выводить её к свету… Но скандал вам тоже не нужен, Сикорски. А это будет скандал – грязный, мерзкий, публичный скандал, от которого вы не отмоетесь. И знаете что? Мне почему-то кажется, что ваше начальство не станет вас покрывать. А сейчас, простите, мне нужно домой. Пора вводить антидот. И ещё надо связаться с Бромбергом и дать отбой. Старик будет очень недоволен. Ему ужасно хотелось с вами повоевать как следует.

– Стой. Ты хочешь сказать, что собираешься на Арбинаду? Ты думаешь, что ты победила?

– Ещё нет, – вздохнула Майя. – Я думаю, вам полагается небольшая моральная компенсация.

Она подошла к нему, встала на колени и расстегнула ширинку.

Через несколько минут Рудольф Сикорски счастливо замычал.

– Хотите ещё? – спросила Майя, вытирая губы. – Только давайте быстрее: мне и в самом деле пора.

– Что значит «побыстрее»? Тебе что, противно? – скривился функционер.

– Да нет, ничего, – женщина сделала гримаску. – С профессором Бромбергом в этом смысле куда больше возни…

Сикорски откинулся на кресле и захохотал.

Она подождала, пока тот отсмеётся, после чего снова склонилась над мужскими коленями. На этот раз прошло минут пять, прежде чем функционер спустил.

– Я ещё ничего не решил, – заявил он, заправляя рубашку в брюки. – Пока я откладываю рассмотрение этого вопроса. А у тебя будут проблемы, если ты и в самом деле собираешься рожать этого своего ребёнка. Понадобится помощь в оформлении документов – если ты хочешь, чтобы его признали землянином… – он сделал многозначительную паузу. – Да, и передай Бромбергу… – Сикорски почесал нос, подбирая ругательство позаковыристее, потом махнул рукой. – Хотя не надо… Ладно, гуляй. Где тут нуль-Т, не забыла? Да, кстати. Хочешь принять ионный душ? Там рядом кабинка, зайди.

– Спасибо, Рудольф, что предложили мне помыться, – Майя криво усмехнулась. – Но на Арбинаде я привыкла к… – она чуть покатала на языке слово, – к другому уровню комфорта в области гигиены. Что касается ребёнка, я намерена поговорить с профессором Бромбергом. Думаю, он согласится посетить планету и провести все необходимые формальности. В этом вопросе я доверяю ему больше, чем вам.

– Вот как? Тогда пошла отсюда, – функционер счёл себя уязвлённым. – Fort har ab! – прикрикнул он на неё.

– Auf Wiedersehen, – сухо сказала женщина, закрывая за собой дверь.

Малая Гряда, третий остров, селение Антор. 246-й год, 231-й день.

– Олле, друзья мои! – Антор поймал себя на том, что немного растягивает гласные, пытаясь придать своей речи хоть сколько-нибудь торжественности. Получалось не очень: голос предательски дрожал.

Зал был полон. Молодой домин заметил компанию приятелей – широкоплечего Турна, Орма, Тима, Эльхаса и прочих: они держались вместе, тихонько переговариваясь.

Рядом с Турном, незаметно держась за его руку, стоял старый Сеназа, всё-таки прибывший на праздник, несмотря на годы и нездоровье. Мало того, упрямый старец не желал нарушать обычаи и упорно отвергал все предложения присесть. Поэтому с другой стороны его деликатно поддерживал под локоть жрец Хаом.

Дом Конд в блестящем сером плаще что-то рассказывал на ухо госпоже Эстре. Рядом какие-то молоденькие девушки зачарованно слушали жреца Хингра. Антору подумалось, что великий демагог охотно произнёс бы эту и эту речь за него.

Госпожи Миу Гонгурской было не видно – похоже, она скрывалась среди женщин. Потом Антор всё-таки зацепил её взглядом. Она стояла у стены и что-то объясняла старообразному человеку на редкость неприятной наружности, одетому в нечто серое и бесформенное. Скорее всего, очередной скоробогач с каких-нибудь островов, с непонятной для самого себя неприязнью к незнакомцу подумал Антор. Наверное, хочет заказать Миу ребёнка. Теперь, когда она родила сына для Антора Великодушного, у неё, небось, отбою нет от предложений. Но этот человек… Тот же Сервин, да не изгладится память о нём, никогда в жизни не стал бы так одеваться.

Бромберг, вспомнил он. Перед самыми родами Миу говорила о каком-то Бромберге, он ей был зачем-то нужен… Наверное, это он и есть. Ну да это её дела.

– Олле, друзья! – повторил Антор, дожидаясь, пока стихнут разговоры. – Сегодня я хочу объявить о… – голос его дрогнул, – о своём первом сыне. Он был рождён три дюжины дней назад госпожой Миу от моего семени. Я не знаю его будущего, но надеюсь, что его ум и способности позволят ему когда-нибудь стать новым домином Антором, когда моя жизнь подойдёт к концу…

– Счастливое соединение, золотое потомство! – слабым, дрожащим голосом крикнул дом Сеназа. Зал радостно подхватил клич, так что Антору пришлось долго дожидаться тишины.

– Ребёнок был рождён госпожой Миу Гонгурской, от её крови и жизненной силы. Да будет он достоин благородной матери!

Раздался шорох платьев и шум одежд: все оборачивались, чтобы посмотреть на Миу.

Та горделиво выпрямилась, вкушая заслуженный триумф.

Малая Гряда, третий остров, селение Антор. 262-й год, 19-й день.

Антор Младший играл с длиннокрылом. Птица приближалась к рассыпанным на мраморной скамье зёрнам и отскакивала, когда мальчик пытался её схватить.

Мальчик терпеливо ждал. Он уже успел убедиться, что с длиннокрылами необходимо терпение.

Обычно птицы не боялись людей. Но этого мальчика они боялись.

Тем не менее, поимка была лишь вопросом времени. Зёрен становилось всё меньше, и они лежали всё ближе к мальчику. Рано или поздно глупый длиннокрыл не успеет отскочить от зёрен, и тогда он его схватит.

Рядом с Антором Младшим лежал нож, недавно украденный на кухне. Лучше бы, конечно, иметь настоящее оружие. До чего хорош топор, висящий над отцовским ложем – огромный, чёрный… Позавчера он тайком пробрался в родительскую опочивальню и снял топор со стены, чтобы получше рассмотреть лезвие. Потом он умаялся, пытаясь водрузить его обратно на крюк. Хорошо ещё, что успел до прибытия отца. Отцу бы это не понравилось.

Длиннокрыл снова отпрыгнул.

Мальчик подумал, что у него сегодня неудачный день. Утром ему не удалось проникнуть в библиотеку, где он собирался стащить из закрытого шкафа книгу по Средней истории. А ведь там наверняка были картинки – как люди в кольчугах вонзают острое оружие в химер и драконов, а то и в других людей. Особенно ему нравилось именно это – когда люди убивают друг друга. Он мог смотреть на такие картинки часами, как зачарованный.

Как всё-таки жаль, что те времена давно миновали… Но об этом лучше никому не говорить. Особенно матери – она любила задавать всякие нехорошие вопросы. Хорошо, что она появляется в доме редко. Последний раз он видел её полгода назад, и она была чем-то очень озабочена. Но всё равно отняла у него время на расспросы. А ведь он в тот день поймал большую лисицу, и ему не терпелось закончить с ней, пока она была ещё жива! Но он не успел – зверюшка умерла от ран и ожогов, и он так и не успел убить её своими руками. Зато он узнал, что кусочки мяса, если их прижечь, вкусно пахнут. Ему даже захотелось попробовать, но он не решился. Потом отец ему рассказал, что в день совершеннолетия полагается съедать кусочек жареного мяса, и он понял, что сглупил: оказывается, мясо и в самом деле можно есть, не надо было бояться… Но с тех пор ему не удавалось поймать лисицу.

Лисы очень осторожные. С птицами всё-таки проще.

Длиннокрыл почти попался, но в последний момент успел улизнуть, клюнув его в руку.

Ничего, подумал Антор Младший. Ты никуда не денешься. Все вы никуда не денетесь.

Птица снова потянулась за зерном, и на этот раз попалась.

Всё произошло быстро – всполошившаяся тварь даже не успела закричать. Антор Младший уже знал, что делать.

Потом он взял нож и начал резать быстро остывающий трупик – неаккуратно, неумело, намусорив перьями и перемазавшись в крови. Для начала отрезал голову. Немножко побаюкал в руках, представляя себе голову своего отца, Антора Великодушного. Рассмеялся и кинул её вниз, в море.

На мраморной скамье осталось грязное пятно. Ничего, вечером обещали дождь, он всё смоет.

Сегодня он попробует подержать птицу над огнём, чтобы узнать, можно ли её всё-таки есть. Придётся вставать глухой ночью и идти на кухню. Развести огонь, потом выдернуть перья из тельца – они-то уж точно несъедобны… потом, наверное, как-то разрезать тушку? Вообще-то есть старинная книга, где написано, как готовится мясная еда для испытания доминов. Но она хранится у отца – ведь заглядывают в неё очень редко. Надо будет как-нибудь её стащить. Наверняка там много интересного.

Да, он и в самом деле не такой как все. Он сильнее и проворнее сверстников. И, пожалуй, умнее их. А главное – в нём есть то, чего в них нет. Багровый бог Гнева, сын Чёрного бога, ныне считающийся мёртвым. Они поторопились, он жив. Он, Антор Младший, слышит его в своём сердце, понимает его волю… Интересно, унаследуют ли это его будущие дети? Говорят, дети похожи на родителей. Хотя ему пока рано думать о потомстве. Сначала надо вырасти самому. Вырасти и стать сильным.

Послышались шаги – кто-то медленно шёл по аллее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю