Текст книги "Черные ангелы"

Автор книги: Михаил Белозёров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Где ты был сегодня в три? – спросил Пионов, усаживаясь напротив, и я почувствовал, что что-то произошло.

– Во дворце спорта… А что случилось?..

Не мог же я им сообщить, что был свидетелем смерти летчика Севостьянова. Они бы с меня шкуру спустили.

– Случилось, дорогуша… – многозначительно произнес Акиндин. – Кто в кони пошел, тому и воз везти.

– Убили вашу заведующую редакцией… – поморщилась от его прыти Люся.

Он нее пахло, как от бывалого курильщика, а два пальца на правой руке были желтыми от табака.

– Не может быть! – воскликнул я.

– Может… – произнес Пионов. – Выворачивай карманы!

Они обыскали меня. На стол полетели: допотопный револьвер, обойма с патронами, планшетник, черный ключ с брелком, который я не успел вернуть блондинке, мой портмоне, блокнот с ручкой, платок и коробка спичек.

Акиндин брезгливо рассортировал вещи. Кончиком пальца он пододвинул к себе револьвер, портмоне и обойму. Я знал, что по закону имею право носить оружие, если применяю его при самообороне, и не особенно беспокоился. Люся внимательно наблюдала за моим лицом. Разумеется, я сделал вид, что меня интересует только портмоне и револьвер. Когда Акиндин снял его с предохранителя и понюхал ствол, я предупредил:

– Осторожнее, у него мягкие курок…

Акиндин испугался и осторожно положил револьвер на стол. Он явно не умел обращаться с подобным оружием.

– Ты что, дуришь нас?! – то ли спросил, то ли воскликнул Пионов.

– Никак нет, – по-военному ответил я. Эту странную фразу я тоже взял из старинных фильмов, и она у меня выскочила совершенно случайно.

Люся невольно улыбнулась, пряча лицо. Пионов как-то неопределенно сказал:

– В общем, так… учти, мы все знаем.

– Даже не сомневаюсь, – заверил я его, изображая на лице святую простоту.

– Что ты искал у нее в квартире?

Я сделал искренний вид, подумал и сказал:

– Блокнот.

– Вот этот? – он взял его и повертел в руках.

– Да, – признался я.

– Врешь?! – сказал он.

– Почему вру? Не вру…

– Ладно… – он наклонился над столом так, что стол заскрипел под его тяжестью и взял в руки планшетник.

Я уже знал, что планшетник раскрывается только в том случае, если брелок с черным ключом находится у человека в кармане или в руках. Пионов поиграл шариком, поглядывая на меня, потом его заинтересовала голограмма, и он с минуту рассматривал ее то на свет, то поднося к носу. Оказалось, что у него неважное зрение.

– Что это такое? – спросил он.

– Понятия не имею, – сказал я. – Нашел на улице…

– Ты что ударился в детство?

– Ага… – ответил я с иронией.

– Подожди, подожди… – вдруг произнесла Люся. – Детство, говоришь?!

Она забрала планшетник у Пионова и покрутила его в руках. Акиндин с глупым выражением на лице взялся помогать в качестве эксперта.

– Я видел такие, дорогуша…

Она его отшила:

– Не суетись!

Акиндин сел на место.

– Ты чего лыбишься? Ты чего лыбишься! – накинулся он на меня.

– Ну ладно, – миролюбиво сказал я, глядя ему в лицо, – ну не поймали, ну бывает…

Честно говоря, он мне уже надоел, а его вечные прибаутки вызывали рвотный рефлекс. Представляю, как мучились его напарники.

– Ты знаешь, что я с тобой сделаю? – спросил он, приподнимаясь.

– Держи свою игрушку, – сказала Люся больше из-за упрямства по отношению к Акиндину, чем из-за служебного рвения. Я с облегчение сунул планшетник в карман. – Лучше с умным потерять, чем с дураком найти, – подмигнула мне она и пристально посмотрела на Акиндина, который, как всегда, ничего не понял.

Они занялись блокнотом. Пионов сказал:

– Я его забираю!

– На каком основании? – спросил я. – Я что, арестован?

– Это можно сделать в любой момент, – заверил он меня.

– Но тогда сделайте! – возмутился я. – А блокнот я не отдам. Это инструмент моего ремесла.

– Как хочешь, – сказал Пионов, – сам напросился. – Он вынул из чехла наручники и надел на меня. – Так тебе легче? – осведомился он, отдуваясь. Его огромный живот мешал ему нормально двигаться. Он пыхтел, как бегемот во время гона.

– Так справедливее, – ответил я.

– Ну и целуйся со своей справедливостью, – заметил он и принялся листать мой блокнот.

Акиндин участливо спросил:

– Ты в Бога веруешь?

– В какого? – удивился я.

– Пожалел волк кобылу, оставил хвост и гриву! – торжествующе произнес он, намекая, что я убийца.

– Наш чин не любит овчин? – спросил я.

– Чего-о-о?.. – опять не понял он.

– Я к тому, что не надо радоваться раньше времени.

В этот момент в кухню втолкнули сонного Леху. Он был в зеленых армейских трусах и босой. От его прически с перышками не осталось и следа – укатали сивку горки. Следом появилась фитилявая консьержка. На этот раз она предпочла темный атласный халат. На ногах у нее были тапочки-пуфики.

– Это он… – уверенно показала она на меня жилистым пальцем. Край халата распахнулся, и я понял, что она под ним, как всегда, голая. Леха сладко зевнул.

– Ты кто? – спросил Пионов у Лехи.

– Это мой напарник, – ответил я за него.

– Я тебя не спрашиваю, – желчно заметил Пионов.

– Фотограф-профессионал, – галантно представился Леха и щелкнул голыми пятками.

– Вот ты-то мне и нужен, дорогуша, – обрадовался Акиндин. – У меня дочь родилась!..

Леха поморщился.

– Не-е… – гордо ответил он, – у вас зарплаты не хватит…

Акиндин удивленно помолчал, а потом ударил Леху с правой, и Леха сел на пол.

– Ты чего дерешься? – удивился Леха, осторожно ощупывая ухо. – Странный у нас народ, вначале в морду бьют, а потом просят об услуге. Теперь я из принципа…

– Ты был с ним? – сурово спросил Пионов у Лехи, который ничего не боялся.

– Нет, – вступилась консьержка, – он был со мной…

– Ага… – обрадовался Пионов, – вся банда в сборе!

У консьержки побледнели щеки.

– Я же сама позвонила… – пролепетала она.

– Иногда у преступника не выдерживают нервы и он делает глупости, – пояснил Акиндин с умным видом.

– Но ведь это я позвонила… – повторила она с отчаянием.

– Ну и что, дорогуша? – удивился Акиндин. – Сядешь за компанию…

В общем, полиция в своей стихии. Я даже залюбовался. В кухню вошла Люся, чего-то прошептала Пионову на ухо. Я услышал конец фразы:

– …Хороший адвокат… от этого вопроса… камня на камне не оставит…

Они вышли. Акиндин с тревогой посмотрел им вслед и сказал, обращаясь неизвестно к кому:

– Пока солнце взойдет, роса очи выест…

– Скажите, что я не при чем! – потребовала консьержка.

– Сама скажи, – ответил Леха, поднимаясь с пола.

Консьержка сжала губы и отвернулась.

– Все мужики одинаковы…

Леха посмотрел на меня. Если бы я мог, то развел бы руками. Зато покачал головой. Он понял, что к убийству я не имею никого отношения.

– Не шептаться! – предупредил Акиндин, с подозрением поглядывая то на нас, то в коридор.

Кажется, его основательно выживали из полиции, и даже его друг Пионов ничем не мог помочь.

Затем послышались шаги, и кухню заполнили какие-то люди. Среди них были Алфен и Лука.

– Комиссар, снимите с моего подзащитного наручники! – потребовал человек в светлом летнем костюме и галстуке. Нос он прикрывал, как средневековый граф, белоснежным ажурным платком. Должно быть, на кухней действительно чем-то воняло. Но я ничего не чувствовал.

Пионов безропотно выполнил просьбу. Акиндин даже не попытался возражать. Люся сделала вид, что все происходящее может быть только в правовом государстве.

– Насколько я понял, моему клиенту не предъявлено никаких обвинений?

– Нет… – вздохнул разочарованный Пионов.

– Хотите ли вы продолжить следственные действия? – спросил адвокат сквозь платок.

Единственное, чему я удивился, – адвокат был свежим, как огурчик с грядки, словно не стояла тридцатипятиградусная жара и не полоскал ливень. Потом рассудил, что он прибыл к месту происшествия в автомобиле с кондиционером. Значит, Алфен расстарался. Но ради чего, я так и не понял.

– Нет… – сквозь зубы ответил Пионов.

– Я его забираю, в противном случае буду вынужден подать жалобу в адвокатуру, и вас затягают по судам!

– Воля ваша… – согласился Пионов и покосился на меня.

– Тебя били? – деловито спросил Алфен.

В его вопросе даже прозвучали материнские нотки. Я сделал благодарное лицо.

– Нет, его в зад целовали, – не удержался Акиндин, но на него никто не обратил внимания.

– Тогда инцидент исчерпан?

– Да… – Пионов развел руками, изображая покаяние.

– А эти господа? – иезуитски спросил Акиндин, указывая на консьержку и Леху.

Адвокат вопросительно посмотрел на Алфена.

– Только мужчину… – сказал Алфен таким тоном, словно делал Лехе одолжение. Но, по-моему, Лехе было все равно. Наверное, он бы с удовольствием остался, чтобы кувыркаться с тощей консьержкой в постели.

– Да, его мы тоже забираем, – громко сообщил адвокат.

– А я?.. – вопросила спросила консьержка, заламывая руки.

Адвокат вопросительно посмотрел на Алфена. Главный оценивающе разглядывал консьержку. Консьержка выдавила из себя жалкую улыбку.

– И женщину тоже… – веско произнес Алфен.

Черты лица его разгладились, и мы поняли, что лицезреем новую фаворитку. Впрочем, о чем можно было говорить, ведь Таня Малыш была мертва.

– Зачем? – удивился Лука.

Если он и любил женщин, то явно в нерабочее время.

– Тебе не надо, я возьму, – возразил Алфен, улыбаясь консьержке.

Консьержка приободрилась, недвусмысленно распахивая полу халата и показывая гладкое колено.

– В общем, забираем всех и уходим, – поспешно сказал Алфен адвокату. – Там разберемся.

– Никто не возражает? – дипломатично спросил адвокат у Пионова и Акиндина.

– Никто…

У обоих была кислая мина на лице, а Люся сделала вид, что происходящее к ней не относится. Честно говоря, в этот момент я ее пожалел, ведь работа полицейского это не всегда истина на твоей стороне.

– Ну и отлично!

Консьержка бросилась впереди всех и ухватилась за потную руку Алфена. Он победоносно обнял ее за талию. Леха выдохнул из себя воздух и закатил глаза:

– Ха!

– А что ты хотел? – спросил я с укоризной.

Он только поморщился, давая понять, что давно относится к жизни философски. Я оказался последним и приотстал.

– Комиссар, как была убита Таня Малыш?

– Малыш? – переспросил он устало. – Ее застрелили…

– Застрелили? – удивился я.

Я привык, что всех, кроме летчика, убивали ножом. Правда, Бондаря утопили в формалине. Но Бондарь – это исключение.

– Видать, она пришла, когда они что-то искали…

Я не сообщил ему, что у нас с Таней Малыш было назначено свидание в три.

– Две пули в голову, – добавил Акиндин таким важным тоном, что Люся невольно фыркнула.

– Так же, как и летчика! – вырвалось у меня я.

– Вы что-то сказали? – удивилась Люся.

Впрочем, после речи адвоката она выглядела достаточно смущенной.

– Да, я нашел его мертвым.

– А кроме летчика, вы никого не нашли?.. – иронически спросила Люся. Впрочем, глаза у нее разбегались в разные стороны. Должно быть, внушительная свита во главе с адвокатом произвела на нее должное впечатление. – На веранде была лужа крови…

– Нет, больше никого не видел, – соврал я.

– Мы вас найдем, – сказала она, словно извиняясь передо мной, – никуда не уезжайте из города.

– Я не уеду. Только отдайте мой блокнот.

Пионов внимательно посмотрел на меня и покачал головой.

– Кроме лично вас, адвокат больше ничего не требовал.

– Ну и ладно, – сказал я, – тогда я заберу собаку.

– Собака не может быть свидетелей, – подумав, философски изрек Акиндин, – собаку можно, дорогуша…

Пионов и на этот раз сделал вид, что глупости, изрекаемые Акиндиным, не имеют лично к нему никакого отношения:

– Забирайте.

Я пошел искать Росса.

– Почему рядом с вами всех убивают? – спросил Пионов, делая шаг за мной в прихожую.

Я удивился, потому что впервые он у меня о чем-то спрашивал, а не вырывал силой.

– Почему всех? Не всех.

Росс стоял в дверях и нервно зевал. Мы были с ним дружны.

– Да? – скептически переспросил Пионов.

– Вы же живы, – сострил я.

– А этих? – Он сунул мне под нос фотографии.

Я сразу узнал Мамонта, Апельсина и Атлета. Только теперь к неопределенному возрасту Мамонта добавилась большая дырка во лбу, а лица Апельсина и Атлета остались целыми, зато оба, похоже, были исполосованы таким же самым ножом, который подкинули мне. Выглядели они так, словно стали жертвой заклания какого-нибудь племени тумбу-юмбу.

– Чего они от тебя хотели?

– А кто они? – в свою очередь спросил я.

– Бандиты с Марса. Что же ты такое наделал, что они за тебя взялись?

– А как там Мирон Павличко? – спросил я в свою очередь, в надежде, что пока он расслабился, выведать информацию.

– Мы предполагаем, что его похитили, – вмешалась Люся, выглядывая в коридор из кухни. – Трупа нет, мотивов для убийства тоже.

– Вы так всем отвечаете? – спросил я.

Она поморщилась и выдохнула из себя воздух.

– В городе ежедневно пропадают десятки людей. Мы не успеваем…

– Это что-то новенькое… – удивился я. – Впервые полиция расписывается в своем бессилии. Целый год, и никаких новостей.

– Надеюсь, вы обойдетесь без новой панической статьи? – осведомился Пионов, впрочем, без обычной угрозы в голосе. – Так как насчет бандитов с Марса?

– Я с ними юридически не знаком. Не пожимал руку, не говорил, что меня зовут Викентием Сператовым. Да, они меня избили, потому что у меня оказалось мало денег. Комиссар… – добавил я не без злорадства, – на сегодня вечер вопросов и ответов закончен. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, к кому обращаться.

– Ух-х-х! – издал он странный звук, что, должно быть, означало бессилие, и я торжествующе вышел как раз вовремя, чтобы пройти мимо адвокатского платка, который валялся на крыльце, и усесться в одну из двух машин рядом с Лехой и Лукой. Алфен уселся в другую, чтобы увезти свою добычу подальше от чужих глаз. Что касается адвокат, то он уже укатил на своем супер-пупер четырехколесном чуде, напичканном самыми современными приспособлениями, в том числе кондиционерами и распылителем ароматов. Росс разместился у меня между коленями и преданно заглядывал в глаза. Кажется, он тоже был рад покинуть квартиру Тани Малыш.

– Я хочу выпить! – заявил Леха.

– И я! – провозгласил Лука.

Чему мы страшно удивились. По пути мы заехали ко мне, и я оставил Росса в квартире, предварительно выдав ему в виде пайка палку сухой колбасы, которую он, не успел я закрыть дверь, тут же уволок на диван и принялся с вожделением пожирать.

Глава 5
Черные ангелы

Стихийная жажда перешла в поминки, поминки – в обыкновенную редакционную пьянку. Откуда-то взялись веселые женщины: там были курносая Лена-декоратор, с которой мы обычно болтали на разные жизненные темы и которая дважды была замужем и не прочь была выйти в третий раз, там была фигуристая длинноногая Элла, жена художественного редактора, которая страшно кокетничала со всеми мужчинами и говорила басом: 'За второе дыхание!.. На этот раз она была рыбкой, потому сделала себе двухнедельную татуировку в виде легкомысленной чешуи. Там была еще какая-то гриваста женщина, которую я плохо запомнил, и мне даже показалось, что среди них мелькнула скуластая блондинка, которую Леха снял в баре и у которой были соблазнительно гладкие колени. Там были еще кто-то, кажется, жена Луки, но, честно говоря, мне хватило и этих. Сам Лука быстро напился и стал выражать недовольство руководством газеты. Было ужасно смешно, потому что от непривычки к алкоголю он потерял речь и общался с помощью жестов. Вернее, пытался. Сердобольный Сашка Губарев отвел его в кладовку, а сам вернулся с изрядной дозой 'наркоза', жена Луки пересела к нему, и они очень тихо копошились в уголке среди клавиатур и папок с материалами. Некоторое время мы все дружно пытались перепить Забирковичуса, пока нам это не надоело и Леха не объявил тур-вальс – в обнимку с блондинкой он выскочил на середину комнаты. Потом мы выпили за Мирона Павличко. Потом пели какие-то грустные романсы и главный художник страшно фальшивил, потом, кажется, курили дрянные местные сигареты – биди. Один Сашка Губарев, у которого был шикарный черный чуб, баловался с контрабандной сигарой толщиной в палец. От этого в помещении стало дымно, как во время пожара.

В этот момент меня пригласили к телефону. Длинноногая Элла, кокетничая странным образом, а именно, закатив глаза, хлопая ресницами и подразнивая раздвоенным змеиноподобным языком, сообщила:

– Там тебя какая-то дама от Адама… Не пропадай…

Обычно где-то в середине пьянки она начинала дико и беспричинно хохотать и падать в обморок. Эту ее особенность уже все знали и не обращали внимание.

Я прошел в пятую комнату и взял трубку. Это была Люся, и у нее был взволнованный голос.

– Послушайте, – сказала она, – мне кажется, я поняла, кто является серийным убийцей…

– Какой-нибудь сумасшедший? – пошутил я и, в общем-то, был недалек от истины.

Из коридора доносились пьяные возгласы, и я ногой захлопнул дверь.

– Это не так важно, – прервала она меня. – Важно, что у вас планшетник!

– Точно… – удивился я. – Как вы догадались?

– С трех раз. Но это тоже неважно. Важно, что с этими планшетниками связано массовое похищение людей.

– Да, – согласился я, – это так. Вернее, с теми существами, которые стоят за ним. А почему вы так решили?

– Это тоже неважно. Давайте завтра встретимся и все обсудим?

– Давайте, – согласился я.

– Часов в десять, – сказала она, – я вас найду.

– Хорошо, – легкомысленно согласился я и положил трубку, совершенно забыл, что завтра мне будет не до свиданий. Наверняка с утра буду опохмеляться.

Похоже было, что Люся что-то раскопала – нашла планшетник и сразу все поняла, но по телефону об этом говорить не могла.

Когда приехал Алфен с консьержкой, у всех уже открылось второе дыхание. Консьержка переоделась в зеленое платье с большими вырезами на плоской груди и жилистой спине. Алфен по-хозяйски похлопывал ее по тощему заду. Она была счастлива. Леха делал вид, что ему все равно, но скрипел зубами. Он подошел к столу, налил себе полный стакан водки и выпил.

– Она, как ангел… – сентиментально поведал он мне.

– Ты спятил?! – возмутился я. – С ангелами не спят…

Леха процитировал стихи из какого-то старого кинофильма, которые мы приняли за его собственные:

Моя свеча горит во тьме, ей не увидеть дня.

Но кто из вас мои друзья, тех озарит она…

Его статус тут же взлетел до потолка. Женщины долго с ним целовались, хотя никто не понял, на что он намекал. А по-моему, он просто расчувствовался. Неужели он влюбился, подумал я. Боже мой, что будет, что будет?!

Кто-то снова включил музыку, и мы попрыгали, но как-то вяло – было слишком жарко. Потом кто-то предложил поехать в 'Палладу' – там было недымно и прохладнее, а самое главное, к водке там подавали бочковые огурцы – говорят, большая редкость по нынешним временам. Тут же вызвали такси. В одно из них мы погрузили бесчувственное тело Луки, не забыв его красную 'карапузу', и через полчаса сидели на открытой палубе баржи, переделанной под фрегат 'Паллада'. Луку для того, чтобы он не упал за борт, привязали к мачте.

Опять много пили и кричали, и Леха перешел в ту стадию опьянения, когда в нем просыпалась дурная привычка лапал всех женщин без разбора. Его уже отводили на корму, чтобы усмирить, но он возвращался – первый раз с ссадиной под глазом, второй – с разбитой губой. Потом его повели куда-то в трюм. Я пошел следом, но мне загородили дорогу, и пока я выяснял, что это был расхрабрившийся Забирковичус и очнувшийся Лука, который в трезвом состоянии владел техникой бесконтактного боя, Леха вернулся без рубашки, в растерзанной майке и с шишкой на голове. Следом за ним никто не вышел. Он трогал языком десны. Так делают, когда проверяют, не выбиты ли зубы. Потом налил стакан водки, прополоскал рот и проглотил ее. Я хотел последовать его примеру, но меня тошнило. Все опять сели за стол. Подали морских гребешков, приправленных лимонным соком, и холодную водку. Но мы были какими-то вялыми. Второе дыхание кончилось, стали ждать, когда откроется третье. Поэтому мы с Лехой спустились на берег, сели на покосившиеся плиты набережной и между нами состоялась беседа.

– Ты плавать умеешь? – спросил он, глядя на Обводной канал и клюя носом в колени.

Вечерело. Тихо шелестел камыш, по небу плыли редкие облака. Полная луна висела, как старые круглые часы. И все двоилось.

– Умею… – согласился я, стараясь, чтобы все предметы на небе были в одном экземпляре.

– Ты не думай, что я хочу тебя обидеть, но как ты можешь плавать, – усомнился он проникновенно, но со скрытым превосходством землянина, – если на Марсе шиш воды?

– Шиш… – согласился я, тоже клюя носом в колени.

Лично мне было наплевать, сколько на Марсе воды. Разве это главное в жизни?

– Объясни мне, – он замер, опершись на локти, и я подумал, что он уснул.

– Не помню, – ответил я, – но точно знаю, что вода была.

Прошла минуту.

– А-а-а… – сказал он, разгибаясь. – Вот видишь, а у нас есть всегда! – Он попытался объять все небо, но у него не получилось.

Опять наступила пауза, и мне показалось, что мы задремали. В этот миг в небесах над нами разыгралась драма. Большой треугольный корабль инопланетян, по периметру которого переливались разноцветные огни, сбил тонким белым лучом огненный шар, который неосторожно приблизился к нему. Через минуту нам на голову посыпались обломки. На барже радостно закричали, очевидно, принимая обломки за салют. Вслед за обломками из треугольного корабля куда-то в канал упали четыре рубиновые капли. Но нам с Лехой было все равно. Должно быть, в тот момент мы плохо соображали, что реально происходит. Правда, мы обсудили и эту тему и решили вернуться на 'Палладу', чтобы допить водку для прочистки мозгов, а потом искупаться, дабы разрешить наш спор насчет марсианской воды. Но на баржу я не попал, а почему-то очнулся в полной темноте, и вокруг были непроходимые заросли тростника. Под ногами хлюпала грязь.

– Леха… – позвал я осторожно. – Леха-а-а-а!

Его хваленая 'ракушка' не действовала. Может быть, Леха упал и спит беспробудным сном? А может быть, он спустился в трюм, чтобы разделаться с врагами или найти свою белокурую зазнобу? Я пошел на звуки музыки, но угодил в болото. Мне понадобилось целых пять минут, чтобы выбраться на тропинку. Но сколько я ни пытался двигаться в сторону музыки, я только удалялся от нее. Даже когда я поворачивался и шел в противоположную сторону, все равно не приближался, и вынужден был искать обход. Очевидно, где-то в этом лабиринте камышей я сворачивал не в ту сторону. Вдруг я понял, что музыка звучит из доморощенной Лехиной 'ракушки'. Мне все надоело, я уже почти протрезвел и решил идти по прямой, а если не получится, то улечься спать прямо среди камыша. Шагов черед двадцать тропинка пошла под уклон. В этот момент луна вышли из-за туч, и я понял, где нахожусь. По ту сторону заиленного канала светились огни, а на фоне неба торчали церковные кресты. Где-то здесь должен быть Ипподромный мостик. И действительно через пару шагов я увидел его очертания над светлой водой, затененной по краям камышами. Всего-то надо было перейти мостик, и я был спасен, потому что наша компания на том берегу пускала ракеты. Слышался смех скуластой блондинки. Леха кричал:

– Уведите меня!!! Уведите меня отсюда, а то я такое натворю!!!

Но меня уже ждали. Их было четверо. Они стояли поперек мостика во всем черном, как на подбор, и главное, что меня удивило, были одного роста. Идти назад было глупо – я их не боялся, идти вперед – еще глупее, зачем нарываться. Пахло навозом. Почему навозом? – подумал я машинально и остановился. Тогда они совершили ошибку. Крайний правый из них отделился и направился ко мне. Таких грабителей я в жизни не видел. Лица у него не было – оно осталось в тени какого-то странного капюшона, наброшенного на голову, и походило существо не на человека, а на какого-то странного жука, словно капюшон был продолжение больших черных крыльев, сложенных над головой. На хлыста он явно не тянул, потому что походка у него была не шатающаяся и вялая, а как у молодого крепкого человека. Еще я заметил, что капюшон отливает рубиновым оттенком. Он спросил:

– Закурить не найдется?

– Сейчас, – ответил я, и меня не удивило то обстоятельство, что его голос возник у меня в ухе сам собой. Видно, я еще не совсем протрезвел. Еще я понял, раз спрашивают закурить, значит, будут грабить.

Правой рукой я полез в карман шорт, поворачиваясь к нему боком и приседая на левую ногу, а потом выпрямился и резко ударил левой, целясь в лицо. Удар получился классический, словно по боксерской подушке. Он как-то очень знакомо по-птичьи щелкнул, задрав подбородок (так щелкали у меня под окном радужные лоринеты из Австралии). На уровне рефлекса у меня была дурная привычка бить 'двойкой' – 'бац' – правая пошла сама. Под капюшоном что-то клацнуло, и человек опрокинулся навзничь влево от тропинки. В другое время я бы удивился тому, что одним ударом свалил грабителя. И в прежние времена не всегда везло. Но теперь мне было не до рассуждений, потому что на мостике стояли еще трое, и надо было вначале расправиться с первым. Все это промелькнуло у меня в голове, когда я уже топтал упавшего. Под ногами что-то хрустело – то ли кости, то ли тростник. У меня было пару мгновений до того момента, когда рядом со мной очутился второй нападавший. Я повернулся к нему в ту секунду, когда он пытался ухватить меня за руку. Видно, он не был знаком с приемами самбо, потому что я очень легко подтянул его к себе, ощутив его физическую слабость, и сломал ему руку о бедро в локтевом суставе. Раздался странный звук: сочетание крика женщины, машины и животного. Уронив его, я еще успел ударить два раза, прежде чем третий, словно клещами, цапнул меня за правую руку. Я резко повернулся – его рука была очень длинной, птичьей, с сухими пальцами и когтями, на предплечье – кожаный напульсник, худое и костистое лицо, смотрела на меня без всякого выражения. Причем я видел только нижнюю его часть. Моя правая рука тут же повисла плетью. Но теперь я знал, что это какие-то странные и очень хлипкие грабители. Ему хватило бокового удара левой. Он молча сел на пятую точку, и с его головы почти слетел капюшон. Это был не человек. По крайней мере, мне так показалось. Какой-то мелкоголовый, в каком-то противогазе – без рта и ушей. Но у меня не было времени разглядывать его. Четвертый, возбужденно посвистывая и издавая странный клекот, приблизился ко мне, и в горячке я бросился навстречу. Но он сделал движение, от которого у меня внутри похолодело. Вытянул из-за спины длинный блестящий предмет треугольного сечения, похожий на указку, и я на бегу стал уходить вправо, потому что понял, что сейчас он выстрелит. В этот момент я поскользнулся, как мне показалось, на коровьей лепешке. И это, наверное, спасло мне жизнь, потому что последние два метра я летел, кувыркаясь через голову, сбил грабителя, по инерции скатился в воду рядом с мостом, нырнул под него, ожидая, что человек будет стрелять вдогонку, и поплыл под водой. Вынырнул я уже с другой стороны канала. Над головой горели огни и слышались голоса. Леха спросил:

– Здесь никто не видел моего напарника?

– Я здесь! – закричал я. – Я здесь!

На фоне темного небо появилось еще более темное лицо Забирковичуса, протянулись руки, и меня подняли на палубу.

– А мы думали, это Ленка… – удивлено выпучил глаза Леха.

Впрочем, кажется, тут же выловили и ее к огромной радости толпы, а в меня восторженно ткнулся Росс. Нос у него был такой холодный, словно его вынули из холодильника. Но ведь я хорошо помнил, что оставил Росса дома. Должно быть, я был здорово пьян.

В этот вечер больше ничего не случилось, если не считать того, что мы по пути домой еще пили контрабандное пиво в разных барах и знакомились с местными женщинами, которые с нами не хотели знакомиться, потому что у нас кончились деньги. В общем, это отдельная история. Постепенно наша компания распалась. Я отвел Леху домой и отправился к себе. В разрывах туч пару раз я видел пресловутый корабль инопланетян, который судя по всему, сопровождал меня домой. Но мне было не до рассуждений – я слишком устал. Так закончился второй день.

Обычно перед сном я 'восстанавливался' стаканом доброго вина. Где-то я вычитал, что это очень полезно для печени, будто бы вино вытесняет водку из организма и будто бы на утро голова совершенно не болит. А что еще надо?

Я побрел на кухню и обомлел: за столом спиной ко мне сидел мужчина и ел мою консервированную ветчину, которую я доставал по большому блату у третьего помощника зам младшего повара звездолета 'Абелл-85 – из банки торчал столовый нож. Рядом стояла бутылка крымского вина, а кабина портала в коридоре была нараспашку. А я-то думал, в очередной раз обнаруживая пустой холодильник, что это Лаврова по ночам оттягивается таким странным образом.

Я его узнал сразу.

– Павличко… – сказал я оторопело. – Мирон… ты, что ли, мать твою?!

Мирон обернулся и испуганно сложил руки на груди. С минуту мы разглядывали друг друга. Потом он схватил банку с ветчиной и прижал к себе.

– Мирон, это же я!

– Я вижу, – ответил он, тяжело дыша.

Его ни с кем нельзя было спутать. Он был праправнуком знаменитого американского киноартиста Джона Траволты – такой же массивный, с крепкими челюстями. И такой же самоуверенный. Однако если у Траволты глаза были небесно-голубого цвета, то у Мирона Павличко – бледно-зеленые, а волосы соломенные. Ну и цвет кожи соответствующий – черный. Но теперь он снова стал белым человеком. И это было плохим знаком.

Если Леха знакомил меня с дном Санкт-Петербурга, то Мирон – со сливками общества. Он вообще был денди. Носил страшно дорогие микрошорты из кожи крокодила, выкрашенные в красный цвет, белые носки и кожаные сандалеты с монограммой от санкт-петербургского дома моделей 'Аврора'. Недаром он открывал ногой большинство кабинетов в Смольном. Он всюду таскал меня с собой. Однако я так и не стал салонным хроникером – слишком часто в этом деле приходилось изгибать позвоночник, а мне не нравилось. Никому не нравилось. Мирон Павличко выполнял эту обязанность в силу служебной необходимости. Он научил меня улыбаться чиновнику и держать пальцы скрещенными за спиной, руководствуясь третьей заповедью журналиста: 'Уважай оппонента в меру его уважения'. Он научил меня терпению и выдержке, и, быть может, если бы я обладал половиной того, что умею сейчас, история с 'Топиком' приняла бы совершенно иной оборот и я не оказался бы здесь на Земле. Именно Мирону я обязан неплохим стартом в газете и квартирой на Английской набережной. Она пустовала месяца два. Когда главный потерял надежду, он почему-то расщедрился и выдал мне ключи от нее. Может быть, он знал о Мироне то, чего не знал я. Но информацией не делился. До этого я официально жил в Лиховом переулке на Кулешевке в подвальном помещении пятиэтажной развалюхи, где обитал один морской офицер, ждущий назначения к черту на кулички, и какой-то странный писатель. По ночам он строчит фантастические романы о катаклизмах, больших черных кораблях и красных звездах. А утром ему требовалось горячительное и кусок мяса. Мы с ним быстро сдружились и бурно проводили свободное время. Конечно, в такой обстановке денег в конце недели мне не хватало даже на пиво. За редакционную же квартиру не надо было платить. Но, оказывается, Мирон никуда не пропал, а сидел и поедал мои мясные запасы.