Текст книги "Черные ангелы"

Автор книги: Михаил Белозёров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Об этом же говорил и Лука, подумал я. О хозяевах. Какие они?

* * *

Проснулся я в своей постели. Сверху гремела музыка. За окном шелестел дождь, и мне почему-то вспомнилось, что Полина любила белые платья – любых моделей, но белого цвета. Я пришел в уборную и сказал, что у меня к ней дело.

– Что это за дело, которое не может подождать до конца спектакля? – лукаво спросила она, поправляя свои рыжие волосы.

Она ждала вызова на сцену, где должна произнести монолог бедной Лизы, который мне так нравился.

– Выходи за меня замуж, – предложил я.

Она удивилась. Она так удивилась, что забыла роль, и когда вышла на сцену, то заставила поволноваться не только партнеров, но и публику. И я понял, что она станет моей женой.

Потом к грохоту музыки добавился еще один звук, и я взвел курок. Кто-то открывал дверь. Я прицелился. Тяжело, как медведь, ввалился Леха. Его нетрудно было узнать по приметной шевелюре с перышками. На фоне окна и лотосов он смотрелся полным идиотом. Целое мгновение он пялился на меня, как на приведение. Слава богу, я не выстрелил, и дрема снова овладела мной. Но разве с Лехой уснешь – судя по звукам, он залез в холодильник и вернулся с бутылкой минеральной воды. За это время я увидел старый, знакомый сон и все вспомнил: и базу в космосе, и хлыстов, и черных ангелов, и даже сдвиги по времени – все нереальное, размытое, как бывает только во сне.

– Где ты был? – спросил я, с трудом открывая глаза. – Опять у нее?

– Ты ничего не понимаешь, – произнес он снисходительным тоном. – Она любит меня… я люблю ее… Мы будем жить вместе!

В отношении женщин суждения Лехи были весьма спорными, поэтому я поверил ему наполовину. Консьержка была замужем шесть раз. Одним мужем больше, одним меньше – не имело значения. Но момент был знаменательным – Леха решил жениться! Следовало его поздравить.

– Где? – спросил я.

Мне надо было выяснить, в каком промежутке времени я нахожусь. Ведь по логике я спал на грязном матрасе в доме. Но с таким же успехом мне это могло присниться. Потом я вяло подумал, что если произошел новый сдвиг времени, то следовало приготовиться к сюрпризам и здесь в городе.

– Господи! – радостно воскликнул он. – Да разве это важно?! Где угодно!

– У вас будет счастливая семейка, – сказал я с иронией сквозь дрему.

– Конечно! – воскликнул он. – Я по-настоящему счастлив! Я буду возить ее к океану и…

Ага, понял я, значит, он еще не доложил Алфену. Значит, это утро после пьянки, а я трезвый и Лаврова еще не пришла.

– …я буду покупать ей цветы… – добавил он неуверенно, терпеливо глядя на мое ироничное лицо.

– Который сегодня день? – остановил я его красноречие и окончательно проснулся.

Реальность, похоже, состояла в том, что это действительно была моя квартира, а значит, жизнь потекла по другому руслу – или она текла урывками, то в одном направлении, то в другом? Я еще не приспособился. Планета Земля стала очень смешным местом.

– День?.. – удивился Леха, – третье августа… – он допил воду и бросил бутылку на пол.

Раздался звук стрельбы. Во сне звуков не бывает. Мало того, во сне не должно было быть Лехи, который женится, потому что настоящий Леха не мог жениться по определению, иначе он не был бы Лехой.

– Как третье? – удивился я.

– Так, третье, вчера было второе, 'юбилей для покойника', мы же отмечали. Забыл? – Он жил одними чувствами к консьержке. Больше его ничего не волновало, а стрельбу, похоже, он даже не услышал.

Это смахивало на сумасшествие. Я рывком поднялся и подбежал к окну, за которым мирно горели фонари. Город жил обычной жизнью. А где же термоядерная война, взрывы, пожары, которые я видел из космоса? Мне почему-то было тяжело дышать, и я покрылся испариной. Сердце билось, как птица в клетке, а воздух был густым, как сироп. Состояние было примерно такое же, как в первые дни, когда я прибыл на Землю. Неужели на человека так действуют скачки времени или я с перепою? Впрочем, одно не исключало другого.

Маленький полковник вышел из подъезда и скрылся в арке. За ним пробежал тощий курцхаар. В ветвях ливанского кедра мелькнула белка. Над крышами мирно плыли облака, но совсем неземные. Все, подумал я обреченно, брошу пить и почувствовал чей-то взгляд. Леха следил за моими действиями с большим подозрением. Видать, я вел себя странно. Самое интересное заключалось в том, что он не отреагировал на стрельбу. Это можно было объяснить только одним – звуки из другого времени слышал только я один. Леха же, видно, решил, что я сошел с ума. Ужасное подозрение закралось в мою душу – я подумал, что Леху перекодировали. Но кто же тогда стрелял?

– Что слышно в городе?

– Ничего… Забыл, мы летим в Севастополь?

– Ах… да… – вспомнил я, испытывая страшную слабость. – Но тогда чепуха какая-то.

– А это ты видел! – Леха гордо швырнул на стол пачку денег. – Главный расщедрился.

Деньги были серьезным аргументом в пользу реальности, потому что даже в моих снах главный ни разу не платил нам таких денег.

– А откуда у тебя мои ключи? – я предпочел сесть на диван.

– Ты же мне сам их вчера дал, – удивился Леха.

У меня отлегло с души. Все становилось на свои места. Однако если мы летим сегодня, то, значит, в мае ничего не случилось – ни вторжения, ни боев. Это надо было проверить. Несомненно, я был в очень странном будущем. Возможно, даже оно не очень стабильно. Но если оно наступило, по логике я не должен был помнить моего странного прошлого. Ерунда какая-то! Я сразу запутался, не в силах быстро приспособиться. А вдруг еще сдвинулось и пространство? И мы не на Земле? Что теперь будет? От этой мысли мне стало совсем тошно. Что-либо объяснять Лехе не имело смысла. Во-первых, слишком долго, во-вторых, я теперь никому не доверял.

– А что сказал Алфен?

– Он ее бросил.

– Кого? – удивился я.

– Таню Малыш, – скромного пояснил он, глядя в пол.

Так, хоть одна хорошая новость – Таня Малыш жива! Это надо было отпраздновать. Я направился к холодильнику.

Что еще произошло, пока я отсутствовал? Леха не хотел, чтобы мы вспоминали о Тане Малыш. Вообще, похоже, он стал праведником, и консьержка не должна знать о его похождениях. Хорошо. Пусть все валит на друга.

– А?.. – я хотел спросить о Лавровой, но вовремя прикусил язык.

Вдруг она в соседней комнате? А на Леху нельзя положиться. Я потащился проверять. Но ее, конечно, след простыл. Закон не знаю, какой подлости. Мне так хотелось ее увидеть, обнять, прижаться. Следовательно, я один такой чокнутый, а Леха ничего не помнит. А что помню я? Я помню, что мы тащили астронома и рассуждали о вторжении таинственных астросов, которых никто никогда не видел. Так, значит, дело в этом. Значит, меня выбросило неизвестно куда и Леха несет какую-то ахинею о женитьбе. Значит, в настоящем происходят совсем другие события, а здесь одни видимость. Но где настоящее, а где ненастоящее, я определить не мог. Это было выше моих сил.

– Знаешь что, – сказал я, – позвони Алфену. Пусть вместо меня, полетит Лука, что-то я себя неважно чувствую.

– Ну ты даешь! – удивленно посмотрел он на меня, – совсем чокнулся? Лука на Марсе в командировке…

– Давно? – спросил я, почему-то ничему не удивляясь.

– Три месяца. Ты что? – воскликнул он. – Мы же с тобой вчера мало выпили.

– Как это ему удалось?

– Алфен получил большую субсидию, и у него роман с его рыжей женой.

– Понятно, – сказал я, – это я помню.

Вдруг меня посетила дикая мысль: у власти черные ангелы или хлысты. Откуда же еще субсидии? А сам я давно перекодирован. Я действительно чувствовал себя паршиво: болела голова, и звенело в ушах. Тогда я решил взглянуть на себя в зеркало и заглянул в кухню, где в мойке обнаружил объеденный кусок мыла. Так, значит, пока я отсутствовал в этом измерении, здесь все-таки происходило что-то странное.

Навстречу мне, потягиваясь, вышел Росс. А из зеркала на меня глянуло совершенно нормальное лицо – без синяков и шрамов, правда, под глазами – тени. Но состояние моего лица еще ни о чем не говорило. Спросить же Леху в лоб мне казалось большим риском. Кто знает, какие сейчас отношения между людьми, а странный обмылок со следами человеческих зубов навел меня на мысль, что вместе с привычкой пить кровь у хлыстов извратилось и чувство вкуса.

Меня мучила страшная жажда. Направляясь на кухню, я заглянул в комнату. Леха возился со своей любимой 'мамией'. Он был сама безмятежность. На его круглом лице светилась обычная идиотская улыбка. Я открыл холодильник, но то ли спешил, то ли слишком резко дернул дверцу – бутылка 'мерло' упала к моим ногам и вдребезги разбилась. Брызги и осколки разлетелись во все стороны. С минуту я оторопело наблюдал, как мои изголодавшиеся муравьи бросились вылизывать красное вино. Все было кончено: это была новая реальность – не хуже и не лучше предыдущей – с перекодированным Лехой и неизвестностью за окном. Впору было бежать куда глаза глядят.

Вдруг я обнаружил, что снова открываю холодильник. Прежде чем я что-то сообразил, целехонькая 'мерло' стояла на полке в холодильнике. Но теперь я изловчился и ловко поймал ее до того, как она ударилась о пол, чтобы разлететься на тысячи осколков и залить мою кухню. От этих усилий я едва не задохнулся и присел на пол. Сердце билось где-то в горле. Меня посетила странная идея: неужто я только что прилетел с Марса? Действительно, настали веселые времена – успевай только оглядываться. Или я один помню все временные сдвиги? Хотя почему? Ведь Леха только что намекнул на вчерашнюю пьянку, о которой я не имел малейшего понятия. Но по идее я даже воспоминаний о своих мыслях не должен был помнить. Хотя, возможно, что новая реальность заключалась именно в том, что человек помнил фрагментарно. Тогда больницы должны быть полны сумасшедших, потерявших память. Рассуждая таким образом, я вернулся в большую комнату в надежде, что вместе со сдвигом времени изменился и Леха. Но дудки – он сиял как новый пятак.

– Ну что, едем?!

Леха ловко открыл бутылку и налил вино в стаканы. Казалось, что он не заметил сдвигов времени. Что было очень и очень странно. Я почему-то старался не поворачиваться к нему спиной. Меня смущали следы зубов на мыле.

– Едем, – согласился я, выпил вино и медленно, чтобы не душила одышка, влез в армейские шорты, которых у меня прежде никогда не было и в кармане которых я обнаружил надушенный одеколоном платок – привет от Лавровой. Странно, запах меня раздражал, должно быть, из-за моей слабости. Значит, это она купила мне новые штаны. Неужели, она тоже стала хлыстом? Мне даже не хотелось об этом думать.

Моя сумка с вещами стояла в прихожей. Я натянул свежую майку и вышел в коридор, распространяя запах одеколона, потом вернулся, взял из тумбочки револьвер и засунул его за спину под ремень, а сверху закрыл майкой – так на всякий случай. В барабане оставалось еще четыре патрона. Кто знает, что сейчас делается в городе. Я совершенно не хотел быть перекодированным помимо воли – лучше застрелиться.

– Совсем забыл, – сказал Леха, когда я захлопнул дверь, – вот тебе новый пропуск на две недели.

– Зачем? – спросил я, вытирая со лба липкий пот.

– Новая власть – новые законы, – дипломатично ответил он. – Я за тебя поручился.

– Стой! Подожди!

Я вернулся в квартиру и полез в мусорное ведро, вспоминая незлым добрым словом Лаврову. Стоило мне это еще пары минут одышки.

Всех можно обмануть, но только не плесень. Не могла она так разрастись за пару дней – неделя, не меньше. Зато отвадила брезгливых хлыстов от исследования мусорного ведра и сохранила для меня диск-юлу. Я сунул его в самое потаенное место – в задний карман шорт. Может быть, это тот единственный шанс, который выпадает раз в жизни и который поможет нам избавиться от черных ангелов? Слабый, но шанс, хотя Мирон Павличко в него и не верил. Я тоже не верил, но что было делать?

Уже покидая квартиру, я чисто машинально открыл кладовку в прихожей и посмотрел на полки. Что-то привлекло мое внимание. Баллончик с дихлофосом! Чуть поржавевший, но почти полный. Пригодится на всякий случай, решил я. Опять же они жуки, как-никак.

Конечно, я не знал. Я ничего не знал. Я не знал, вернусь ли назад на базу к Мирону и Люсе и каким путем. Смешно было думать, что я спасу человечество с помощью какого-то игрушечного диска, револьвера и баллончика с дихлофосом. Но мне так хотелось душевного спокойствия, что я на всякий случай вооружился чем попало.

Мы выскочили во двор. Дождь прекратился, и выглянуло солнце. Я посмотрел в старое выцветшее небо, и это наполнило меня ощущением, что все пропало! Мир стал не таким, каким он был. А был он гораздо лучше, и солнце прежде сияло ярче, и небо было голубее и бездоннее.

Такси уже ждало нас. Мы бросили вещи в багажник и поехали. На углу Невского и Мойки бурлила толпа – все здоровые, крепкие, с румянцем на щеках и самое странное – белокожие, как марсиане. Нет, я не мог быть перекодированным, потому что не испытывал никакого сублимации с ними. Я покосился на Леху. Он сидел рядом с водителем и следил за дорогой.

– Хлысты тоже у власти? – спросил я.

– Ты сегодня какой-то странный, – заметил Леха, оборачиваясь. – Какие хлысты? Новообращенные!

Значит, мне не показалось, подумал я. Значит, хлысты вымерли, а появились новообращенные.

– А кто это такие? – спросил я.

– Люди, – пояснил он вполне логично, чуть заметно кивая на толпу. – Просто люди.

А как же следы зубок на мыле и странные недоговоренности Лехи? Нет, хлыста точно остались в качестве касты тайных надсмотрщиков.

– Ты тоже станешь таким же, – сказал, оборачиваясь, Леха.

На его честную морду можно было молиться – настолько он был искренен. Честно говоря, я даже поддался его обаянию, ведь Леха всегда был очень естественен и не потерял эту черту характера. Однако на всякий случай я спросил:

– Зачем? – и незаметно трогая револьвер за спиной. – Мне и так хорошо.

– А будет еще лучше, – уверенно заявил Леха, – и здоровее! Посмотри, каким я стал.

Действительно, морда у него стала еще больше округлилась и на ней появился здоровый, как полугодовалого ребенка, румянец. Самое удивительное, что он, в отличие от меня, даже не задыхался.

Вот в чем дело, понял я, захват власти состоялся, и мне нужно поменять органы. Сейчас меня посадят в камеру и будут морить голодом три месяца, поменяют мозги и память, я потеряю индивидуальность и буду ходить по улице в поисках куска мыла.

Словно прочитав мои мысли, Леха пояснил:

– Тебе просто сделают первую серию прививок, и мы успеем в аэропорт. Генетика, старина!

В Катькином садике кипела барахолка, где во всю торговали мылом. Мы свернули влево на Садовую, приблизившись таким образом к Крестам еще на один шаг. В душе моей только усиливалось беспокойство. Я не хотел становиться кровососом.

– А Невский перекопали… – пояснил Леха, следя за мной в зеркало заднего обзора.

Я улыбнулся в ответ – неужели он стал предателем и завлекает меня в ловушку. Леха и шофер о чем-то разговаривали, но так тихо, что я слов не слышал. У меня все больше крепла мысль, что меня везут в Кресты, что сейчас меня возьмут на цугундер и начнут выпытывать, где я был и что делал на базе черных ангелов. А главное сделают сверхчеловеком с новыми органами, извращенным вкусом, и я буду есть мыло. Через пять минут мы выскочили на мост Белинского. Выпрыгивать на ходу было чистым безумием. Лучше бы была война!

Я схватился за ручку дверцы.

– Не надо! – очень спокойно сказал Леха.

– Почему? – спросил я, глядя на него в упор.

– Не надо! – на меня смотрел черный ствол пистолета.

– Леха! – воскликнул я, – это безумие!

– Оно скоро кончится, поверь! – ответил он мне, широко улыбаясь, но пистолета не убрал.

Я так и не понял, кто из нас был прав. Может быть, он действительно хотел мне добра? Кто знает? Только никто из нас не успел это проверить. На встречную полосу вылетел автомобиль. Это была судьба! Траектория его движения была такова, что мы обязательно должны были столкнуться лоб в лоб. В последний момент наш водитель вывернул на набережную. Меня вжало в заднее сидение, и я уже знал, чем все кончится. Сквозь визг тормозов в мое сознание проник вой клаксона. Последовал удар вдогонку. В какой-то мгновение я увидел оскаленное лицо водителя двухсотки, которая в нас врезалась. Вцепившись в руль, он безуспешно вращал его. Потом крутануло так, что в глазах потемнело, снова ударило, раздался, треск. Стекла разом вылетели, и мы, сбив перила, упали в Фонтанку. Последнее, что помню, была мысль о смерти.

* * *

Это был самый продолжительный сдвиг во времени, но я не знал этого, как не знал, чем кончится моя жизнь на Земле, хотя все события часто видел во сне, но не в силах был сопоставить их очередность.

Вдруг меня кто-то пнул.

– Вставай!

Я открыл глаза – надо мной склонился хлыст, обвешенный оружием, как новогодняя елка. Мы с Лехой, мокрые, словно лягушки, лежали на прелых матрасах в одном углу, Мирон с Лукой – в другом. Стены были в разводах плесени, а из соседней комнаты раздавались странные звуки, которые очень интересовали хлыста.

– Вставай… – он снова пнул меня – не зло, равнодушно, зрачок его автомата выписывал перед моим носом восьмерки, – хватит валиться…

Там слышалась какая-то возня. Поразительно, но я уже знал, что происходит, словно во мне проснулось шестое чувство. Сам хлыст был весь какой-то слюнявый, в его глазах плавала похоть, а руки дрожали, левую он беспрестанно вытирал о штанину. В этот момент послышался звук разрываемой ткани и сдавленный крик, словно кого-то душили. Хлыст торопливо оглянулся. Мне вполне этого хватило. Все было как во сне, в котором ты можешь проснуться в собственной постели и перевернуться на другой бок, чтобы увидеть знакомый сон. Я выхватил из-за спины револьвер и выстрелил в лицо хлысту. Благо курок был заблаговременно взведен. Хлыст так заорал, что я в жизни не слышал. Это была новая реальность, в которой нужно было действовать мгновенно, и я не увидел новый сон! Хлыста мотало из стороны в сторону, а из головы била струя крови. На звук выстрела и крик выскочил еще один хлыст, чтобы поймал две пули грудью и, раскинув руки, отлететь к двери. Он с хрустом ударился затылком о косяк. Выражение его лица, на котором запечатлелось негодование человека, которому помешали, сменилось безмерным удивлением. Он силился подняться, но ноги не слушались его. Царапанье его ботинок о пол привело меня в чувства. Я вскочил и бросился в соседнюю комнату. Третий хлыст лежал на Люсе. Он был здоровый и толстый, как боров, и его бритый затылок походил на задник сапога. Не раздумывая, я ударил его рукояткой револьвера. Если кто не знает, могу сообщить, что у револьвера на торце рукоятки есть штифт с кольцом, словно специально предназначенный для того, чтобы оглушить человека. Хлыст как-то странно хрюкнул и затих. Я посмотрел на свои руки – они были в настоящей крови. И тут меня вывернуло. Желудок освободился от красного вина. Единственное, что мне хотелось сделать – это прижаться виском к холодному, грязному стеклу окна.

– Помоги… – попросила Люся.

Я столкнул с нее борова и ободряюще улыбнулся. Люся натянула на себя одеяло. В таком виде ее тело меня не интересовало, но я помнил, что испытывал к Люсе дружеские чувства. В этот момент в комнату влетели Леха и Лука. Они стали бить борова прикладами автоматов.

– Хватит… – поспросил я, когда уже не мог слушать глухие звуки ударов. – Да хватит же! – я оттаскивал их, но пока я держал одного, второй бил с удвоенным ожесточением. Больше всего старался Леха.

Они превратили хлыста в кусок мяса. Его голова походила на блин – мозги вперемешку с кровью прилипли к стене. Меня снова едва не вывернуло. Я не стал смотреть, что они сделают дальше, а пошел в маленькую комнату.

Тот хлыст, который получил две пули в грудь, мыча, ползал на полу. И вид без ушей у него был отвратительный.

Мирон окукливался. Он сидел на корточках, покачиваясь и обхватив голову руками. Вначале я решил, что хлыст ударил его по голове. Но потом с ужасом заметил, что рубаха на спине лопнула и под ней кожа покрывается хитином, а на шее явственно проступают позвонки. Тело Мирона вытянулось, плечи стали покатыми, и на них обозначились зачатки крыльев.

– Не смотри… не смотри… – стонал он.

Его стало ломать, как в лихорадке. Кости менялись на глазах – руки вытянулись, кожа на пальцах истончилась и потемнела. Мирон, скрючившись, прижал их к телу. В какой-то момент он походил на мумию. С ног слетела обувь, и вместо ступней, появились беловатые и нежные копыта.

– Застрели… – просил он, – застрели!..

– Господи, Исуси! – произнес Лука за моей спиной.

Я оглянулся. Люся с Лукой застыли в дверях, не смея приблизиться. Одному Лехе все было нипочем. Он продемонстрировал мне окровавленную ухмылку и уши хлыстов. Мы оторопело молчали. В глазах Мирона застыла мольба. Он сопротивлялся и просил о помощи, о той помощи, которую я не мог ему оказать. Постепенно он стал замолкать, потому что сквозь кожу на лице стал проступать хитин, и голос сделался булькающим. Когда он затих в позе эмбриона, мы дружно повернулись и выбежали из дома. С минуту мы неслись вниз по склону. Ветер свистел в ушах. Листья и ветки хлестали по лицу. Кто-то упал, кто-то вскрикнул. Возле стогов, запыхавшись, мы попадали на землю. В небе все так же белел давний след от самолета. Странно, что за это время он совершенно не изменился.

– Никакая это не Земля! – задыхаясь, произнесла Люся.

Разорванная блузка едва прикрывала ее, и она куталась в кусок старого армейского одеяла.

– А что же?! – воскликнул Лука.

Ему было трудно отказаться от мысли, что мы не на Земле и что всему его геройству грош цена. Леха с идиотским выражением на лице вытирал испачканные кровью пальцы о траву. Кажется, он даже зевнул. Его заботили только трофеи – уши борова и хлыста, которые он завернул в лист лопуха и засунул в карман. Похоже, он вспомнил свою былую журналистскую жизнь в горячих точках. Вот чем он там занимался. Но зачем сейчас-то уши обрезать?

– А вот что! – Люся ткнула пальцем в стог, к которому привалился Лука.

Лука в ужасе отскочил в сторону. Он ничего не понял. Во мне закралось сомнение: почему пока мы находились в доме, снаружи ничего не изменилось: ни положение солнца, ни след от самолета.

– Точно! – вроде что-то понимая, торжествующе произнес Лука. – Они жрут это сено!

– Кто они? – спросил Леха, улыбаясь и зная ответ: – Наши враги?! – Он мотнул головой в сторону дома.

Несомненно, он знал, о чем говорит. Неужели хлысты и новообращенные действительно захватили власть на Земле и Марсе и пытаются захватить базу черных ангелов? Только теперь я обратил внимание, что клыки у Лехи больше обыкновенного – громадные, как у эрдельтерьера Росса. Вот почему он кусал мыло – зубы резались. Что-то я о клыках слышал, но не мог вспомнить что именно. Неужто Леха кровь пьет?

– Леха, где твой пистолет? – спросил я на всякий случай.

– Какой пистолет? – удивился он, вытирая губы.

– Большой такой, – пояснил я сквозь зубы.

Глупо было бы напоминать ему, что мы ехали в Кресты. Если у него есть совесть, он сам все вспомнит.

– Не было пистолета, – ответил он с удивлением.

Все, что происходило там, в петле времени, он уже не помнил. Я вздохнул почти с облегчением. Мне не знать Леху!

Люся поплотнее завернулась в одеяло. Мне всегда нравились искренние женщины. Но она была еще и прекрасна в своем гневе.

– Это все ненастоящее!

– Не может быть! – я ободряюще улыбнулся ей в ответ. – Не может быть, чтобы черные ангелы притащили сюда часть Земли?! – и посмотрел на спутный след в небе, которому давно пора было пропасть, но он так и не поменял своих очертаний.

Мы замолчали, вглядываясь в черный еловый лес за лощиной.

– А что скажет наука? – глупо осведомился Лука, оттесняя меня от Люси.

Он явно не верил Лехе и цеплялся за призрачную надежду – вдруг все, кроме него одного, ошибаются. Возможно, у него была своя версия событий, но он нам ее не сообщал. А если бы сообщил, возможно, все пошло не так, как сейчас. Мы вспомнили об астрономе и посмотрели в сторону холма.

– Наука осталась в доме, – напомнил Леха таким тоном, словно все вокруг, кроме него, были виноваты.

На меня он старался не смотреть. Это можно было объяснить калейдоскопичностью событий, но тогда он должен помнить то, очевидцем чего не был, и старался это скрыть. Я не понял, доверять ему отныне или нет.

– Мы предали Мирона! – выпалила Люся, ничего не замечая. – Кто-то должен пойти и сделать это! – Она почему-то посмотрела на меня.

Наверное, потому что я был его другом и еще потому что у меня был револьвер. Я понял ее – выяснение обстановки она отложила на потом – должно быть, в портале мы набрали не тот код, или вообще кода Земли в нем не существовало, или Мирон просчитался. В общем, роковая ошибка. Надо было спасать Мирона – если это называется спасением.

– Черт! – сказал я, понимая нереальность своего предложения. – Тогда мы должны были уничтожить всех куколок! Это было бы честнее!

– Не всех, а только тех, кто нам дороже! – убежденно сказала она.

Это была какая-то странная логика, основанная на животном чувстве. Я покачал головой и почему-то так и не сказал никому, что видел Люду Ляшову. Одно к одному. В отношении нее это был бы акт милосердия, подумал я. По доброй ли воле она стала куколкой? Она любила простую земную жизнь и ни за что не променяла бы ее на любую другую – пусть эта новая жизнь и была связана с черными ангелами.

– Ну что же ты?! – крикнула она. – Иди!

Я посмотрел на нее. Мне нравились женщины такого типа. Но я любил прелюдию, а не бравурный марш. И мне казалось, что она меня понимает, но делает вид, что не понимает.

– Не могу…

– Иди! Он же просил! Ты должен спасти его! Он был твоим другом!

– Ты думаешь? – спросил я.

– Я уверена!

Я вдруг понял ее: не решив эту проблему, мы не могли уйти отсюда. И подумал о диске-юле. Неужели это наша последняя надежда? Нет, не может быть. Это же игрушка.

В револьвере оставался всего один патрон. Я поднялся на холм и вошел в дом. Хлыст с прострелянной грудью все еще пускал пузыри. Второй устремил единственный уцелевший глаз в потолок и оскалился в агонии.

Астроном кулем лежал на матрасах. Одного взгляда была достаточно понять, что он тоже окукливается. Тапочки свалились с ног, и молодые, острые копытца судорожно царапали пол. Я вдруг понял, что он похож на Сергея Маковецкого – старого актера, по-моему, еще времен черно-белого кино. Такой же вздернутый нос и детский взгляд наивных глаз. Неужели и Люся обречена, или из нее сделали только новообращенную?

Мирон не узнал меня. Он вообще ничего не узнавал, потому что стал куколкой. Большие фасетчатые глаза, подернутые голубоватой пленкой, бессмысленно таращились в окно. Это был уже не Мирон. Не мой друг. Не тот Мирон, которого я любил, от которого многому научился и которому невольно подражал. Это было чужеродное существо, которое оккупировало Землю и собиралось оккупировать Марс – мою родину.

– Прости меня… – сказал я и выстрелил ему в голову.

* * *

В отличие от трех настоящих автоматов, которые мы забрали из дома, елевый лес за сухой лощиной оказался ненастоящим. Мы долго бежали вдоль него, пытаясь отыскать вход. Наконец наткнулись на узкоколейку: одной стороной она огибала лощину и терялась в лесах за нашими спинами, другой прямиком уходила в стену, на которой, собственно, и была нарисованы и гора, и еловый лес – только так искусно, что казались натуральными. Даже кусок неба вдали над деревьями почти не отличался от неба над головой.

Не успели мы нырнуть в пещеру, как ниоткуда возникли черные ангелы. Они явно кого-то высматривали. Потом опустились в районе дома.

Ясно было, что они явились по нашу душу. Правда, мы не сразу это поняли. К тому же когда обнаружили в пещере трех убитых хлыстов, Леха увлекся, на него напало красноречие:

– Все было так! – театрально размахивал он руками. – Их было трое. Они шли в домик и наткнулись на жука!

Леха, стал ползать по рельсам, показывая, как они все это проделывали, как падали и умирали, и чем-то напомнил мне Вергилия Кетаусова. Может быть, у них с Лехой было одна болезнь на двоих?

– Леха… пора уходить! – напомнил я, выглядывая из пещеры.

Он демонстративно отвернулся:

– Этот… – ткнул в черного ангела, – стрелял много и имел шансы уложить всех. Видите, оплавленную породу.

Двое как сидели, прислонившись к стене, так и остались сидеть. Их тела были прожжены во многих местах. Третий упал поперек рельсов. Видите, он и успел выстрелить, потому что в руках у него был автомат. В той стороне, куда показывал Леха, в глубине пещеры лежал черного ангела. Его ах-пуч валялся рядом. Вот почему я слышал стрельбу, когда находился в Питере. Теперь в этом странном мире все так перемешалось, что звуки проникали из одного времени в другое. И еще я подумал, что действительно только один слышу эти странные звуки. Но зато Леха знал о событиях, в которых никогда не участвовал.

Лука тотчас схватил ах-пуч, вообразив, что ему досталось страшное оружие.

– Леха, хватит болтать! – я снова выглянул наружу.

Все та же залитая солнцем равнина с перелесками, озерами и рекой лежала передо мной. Но теперь я знал, что это не Земля. Поэтому она казалась мне враждебной.

Леха продолжал вдохновенно разглагольствовать:

– Эти решили, что могут здесь отдохнуть. А этот их поджидал! И тогда: Бах-х-х!!!

Ему даже не пришла в голову мысль, что мы находимся точно в таком же положении и что пора уносить ноги. Леха, Леха, где твоя природная осторожность? А ведь ты даже не извинился за свою пошлую выходку с пистолетом, думал я. Может быть, ты уже ничего не помнишь? Тогда почему я все помню? А зубы! Откуда у тебя такие огромные, как у эрделя, зубы? Давно пора с тобой разобраться.

Я даже не успел додумать эту сладкую мысль: что и как сделаю с Лехой, как из глубины пещеры с нарастающим грохотом выскочила то ли вагонетка, то ли ферма на колесах. Никто ничего не понял. Мы, как осенние листья, разлетелись по обе стороны узкоколейки. Чья-то голова прыгала, как мячик, меж рельсами. Ветер свистел, как сумасшедший. Мелкие камни, подскакивая, жужжали, словно пули. Туннель наполнился пылью. На всякий случай я закрыл глаза и схватился за уши руками.

Однако черед мгновение все кончилось так же внезапно, как и началось: то ли вагонетка, то ли ферма громыхала уже вне горы. Я очумело сел и в предчувствии катастрофы огляделся:

– Леха… ты жив?..

Прошло целое мгновение, прежде чем немного поодаль, по ту сторону насыпи, поднялась взлохмаченная рыжая голова.

– А ты? Пчи-хи, пчи-хи…

Он принялся отчаянно чихать.

– Я жив. А… Люся? – я боялся ответа, как огня.

– И мы живы! – бодро отозвался Лука.

У меня отлегло с души. Оказывается их отбросило почти к входу. Люся стала приводить себя в порядок, вытряхивая из волос пыль. Лука на правах дружка ворковал рядом. Меня едва не стошнило от его сюсюканий. Неужели это нравится женщинам? Какой-то ванильно-приторный сироп, политый сливками, посыпанный сахарной пудрой. 'Б-р-р!!! Впрочем, ясное дело, что я элементарно ревновал. Мне тоже хотелось точно так ворковать, но с умом, конечно – не очень увлекаясь.