Текст книги "Князи в грязи"

Автор книги: Михаил Барщевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Именно согласился, а не подчинился. Иннокентий Семенович отметил про себя эту разницу и подумал о том, что дар убеждения он пока не утратил.

* * *

Комиссия правительства Москвы, проверив работу Филевского парка, составила зубодробительный акт. Директора сняли.

Вновь назначенная дама из Управления культуры принялась за дело рьяно. План развития парка был готов уже через неделю: зона аттракционов, четыре новых открытых кафе, два ресторана под крышей, катание на тройках и много еще всякого разного. Только вот собачий приют в эту концепцию никак не вписывался.

Вопрос решили кардинально. Ночью, когда «опекатели собак» покинули свой сарайчик, приехала машина. Работники соответствующей службы сделали собакам уколы, и все они уснули вечным сном.

Под утро приехала мусоровозка. Трое нанятых на один день гастарбайтеров покидали в ее чрево трупы животных. Машина уехала. Рабочие развалили сарайчик, развели костер и сожгли в нем все, что могло гореть.

К вечеру, когда ничего не подозревавшие «собачники» стали собираться, на месте приюта их встретили отреставрированная ими когда-то старая скамейка и тлеющие угли от костра.

Символический памятник новым временам и рациональному ведению хозяйства.

– Действительно, а зачем им вишневый сад? – грустно улыбаясь, произнес Сергей.

Оля молчала. Если бы у нее был автомат, и она знала, в кого стрелять…

* * *

Андрея уже несколько дней не покидало внутреннее смятение. Он теряет дочь! Если Оля выйдет замуж за этого недоноска, за этого «перекати-поле», за этого безнадежно бесперспективного поэтишку, то как он будет смотреть в глаза ее матери? Да, пусть она сама виновата, бросив их на произвол судьбы, пусть ей нет никакого дела до Оли, у нее давно своя жизнь. Но он, победитель всегда и во всем, проиграл самое важное – свою дочь.

Маша уверяет, что он может не волноваться, ее друзья обо всем позаботятся. Но каким манером, не говорит. А можно ли ей доверять? Доверять судьбу собственной дочери? Хотя она девка пробивная и разумная. Может, этого песенника вывезут в лес, как в старые добрые времена?.. Только он, Андрей, знать обо этом ничего не желает.

А может, просто дать ему денег, чтобы отвалил? Нет, не возьмет. Если до сих пор не научился деньги зарабатывать, то и цены им не знает.

Да и зачем ему брать отступное? Если Ольга выйдет за него, он и так получит все, о чем даже не мечтает. Не станет же Андрей из ненависти к зятю сажать на голодный паек родную дочь. Парень не дурак, уж это он сообразил.

Странно, почему Горин отказался решить вопрос. Ему-то не все равно? Шла бы речь о должнике банка, о конкуренте каком-нибудь, сразу побежал бы, «задрав штаны». Еще бы, там бонус светит. А тут… Хотя нет, не в деньгах дело. У этого Горина есть какие-то свои принципы. А ему, Андрею, по хрену эти принципы, когда речь идет о дочери.

Но если Машка ее спасет, то тогда уж точно правильно, что он решил на ней жениться. Жена – опора, союзник – такой у него не было. Но как она это сделает?!

* * *

– Ты ко мне сегодня не заедешь? – Оля с мольбой смотрела на Сергея. Она решилась, сейчас, после шока, пережитого на собачьей площадке, в жизни надо что-то менять. Теперь у нее остался только Сережа. Ему нужна ее забота.

– Наверное, Оленька, не стоит. Лучше и тебе, и мне сегодня побыть в одиночестве. Чувствую, что смогу именно сегодня написать хороший текст. Со смыслом. Знаешь, шок помогает.

– А кроме песен ничего другого, более важного, в твоей жизни нет? – решимость Оли быстро сменил гнев.

– Что ты злишься? Ну, прошу, не сердись. Хочешь, я завтра вечером приеду? Давай. Я очень прошу.

– Посмотрим. Созвонимся, – Оля резко повернулась и пошла к выходу из парка. Внутри у нее все кипело от ненависти к этому нерешительному, эгоистичному, непонятливому парню. Но рядом с этим острым чувством теплилось и другое – тихое, нежное желание его приголубить, помочь, ведь он такой талантливый, такой незащищенный, с такой тяжелой судьбой…

* * *

Иннокентий Семенович надеялся, что не ошибся в своих расчетах. Этот бард-жених, судя по Машиным рассказам, на мужика не очень-то тянул. Оно и понятно – выросший без отца, он apriori не имел мужского начала в характере. К тому же парень обожал свою мать. Соответственно, если его пугануть неприятностями для мамы, скиснет он моментально. Ни желания, ни характера бороться у него нет. Неоткуда им взяться.

* * *

Сергей торопился домой, чтобы скорее взять гитару и излить вместе с ней острую боль от несправедливой людской жестокости. У подъезда его остановили двое. Это были не шкафы-мордовороты, а вполне интеллигентные молодые люди. Но не из таких, как Сергей. Ощущалась сила их мышц и характеров. От них просто веяло уверенностью в себе, в своей правоте и в своих возможностях. Так обычно выглядят положительные герои-полицейские в американских боевиках.

– Сергей. Мы вас ненадолго задержим. Послушайте. Вам будет интересно, – говоривший показал на скамеечку, недалеко от подъезда.

– А если мне заранее не интересно? – решил похорохориться юноша. При этом он привычно прикидывал, с собой ли у него паспорт. При его кавказской наружности милиционеры то и дело останавливали Сергея для проверки регистрации. Все оказывалось в порядке, но к унизительности процедуры привыкнуть он не мог.

– Я так не думаю. Даже уверен, – произнес второй и крепко взял Сергея за локоть.

– Хорошо, хорошо, – поторопился согласиться юноша.

Два молодых человека говорили по очереди. Сначала они рассказали Сергею про него самого и про Карину. Где они оба работают, за сколько снимают квартиру, какую школу закончил Сергей и много что еще. На вопрос Сергея, зачем они все это ему докладывают, последовал сухой ответ: «Для понимания, что мы представляем серьезную организацию и серьезно относимся к нашей встрече».

– Продолжить?

– Что вы от меня хотите?

– Вот это уже разговор по делу. Ничего особенного. Несколько конкретных пунктов. Первое – никогда больше не звонить Ольге Гвоздевой и не встречаться с ней. Второе: если она позвонит вам, сбросить вызов. На эсэмэски не отвечать. Словом, полное прекращение контактов.

– Еще одно, – вмешался второй, – вам придется сменить место работы. При этом на нынешней работе никто не должен знать, куда вы перешли.

– А куда же я перейду? Знаете, сейчас работу найти…

– Вот сюда, – первый достал из кармана и протянул Сергею записку. – Это такой же салон мобильной связи. Только ближе к вашему дому.

– Меня там сильно ждут! – Сергей попытался придать своему тону то ли иронию, то ли сомнение.

– Ждут. О вашем приходе директор салона предупрежден. Просто придете и представитесь.

– А если я не соглашусь?

– Господи, ну как в кино, честное слово! – незлобно улыбнулся второй.

– Почему, как в кино?

– Там всегда такой вопрос задают. Ладно, в кино так в кино. Рассказываю. Вернее, намекаю. Для того чтобы играть на гитаре, надо очень беречь от перелома пальцы правой руки. Вы же правша?

– Да, – по спокойному тону и уверенной интонации говорившего Сергей почувствовал, что эти двое не шутят.

– Но это еще не главное. Главное, чтобы мама была здорова. А она всегда в одно и то же время возвращается с работы. Где она работает, мы вам сообщили, да? Так вот, очень важно, чтобы ее кто-нибудь случайно не толкнул так неудачно, что она упадет и, например, порвет селезенку. Я понятно излагаю?

Сергей молчал. Одна только мысль, что из-за него с мамой что-то может случиться, приводила в состояние панического ужаса.

– Вас нанял ее отец?

– Нас не нанимают, мы получаем задания. Понимаете разницу?

– Да, наверное, понимаю.

– Мы договорились? – поинтересовался первый.

– А у меня есть выбор? – Сергей рассмеялся.

Наверное, парни меньше бы удивились, полезь он в драку. Но этот смех? А Сергей все продолжал и продолжал смеяться. «Переговорщикам» могло показаться, что это истерика. Два стресса за несколько часов – для любого немало, а уж для такого хлюпика-музыканта и подавно. На самом же деле Сергей смеялся над своей судьбой. Ему по-любому был заказан путь к удаче. Он сам от нее отказался. Ведь Оля звала его сегодня к себе. И он понимал зачем. Но решил отложить. Слишком серьезный шаг. Ответственный. Раньше он никогда с женщинами не спал…

* * *

Операцию Александру Попову предстояло разработать самостоятельно. На это давали два часа. Если сможет быстpee – хорошо. Его ждут в кабинете в любое время.

Когда Саша ушел составлять план действий и список необходимого материально-технического обеспечения, Иннокентий Семенович попросил начальника института выделить людей для реализации «операции предупреждения» в отношении Сергея. Адвокат настаивал: реализовать его надо немедленно. Что-то в рассказах Маши подсказывало Иннокентию Семеновичу, что Оля пока – девушка «в ожидании», а не женщина, уже «познанная мужем ее».

Николай Николаевич вышел в секретарскую. Через двадцать минут в кабинет следом за его хозяином вошли два молодых человека. Очень похожие друг на друга, с неприметной, незапоминающейся внешностью. Подтянутые, аккуратно одетые, с короткой стрижкой. «Это не „женихи“. Это, похоже, ребята из будущего состава ФСО. Да, наверняка их кадры. Федеральная служба охраны теперь предпочитает брать людей у нас, а не из фээсбэшной Вышки», – подумал Будник.

Николай Николаевич предоставил возможность Иннокентию Семеновичу самому объяснить суть задания. Адвокат передал юношам справку, которую ему уже успели подготовить на Сергея Тер-Минасова, но заметил, что здесь только первичная информация. Возможно, им стоит копнуть поглубже. Время до вечера еще есть. А встретить барда и побеседовать с ним надо сегодня вечером. Если же он не придет ночевать домой, завтра утром. Дома или на работе, но обязательно не позднее, чем завтра. Говорить вежливо, силу не применять, но быть убедительными.

Юноши ушли, а Николай Николаевич и Иннокентий Семенович, заказав чаю, сели играть в шахматы.

* * *

Саша представил план через один час пятьдесят минут. Николай Николаевич успел к этому времени проиграть четыре партии кряду и раздосадовано бросил: «Коли ты такой умный, сам и проверяй». Будник хмыкнул и взял из Сашиных рук два листка бумаги. На одном тезисно излагалось, что и когда он планирует сделать, на втором – какое материально-техническое обеспечение ему нужно.

Отдавая Иннокентию Семеновичу бумаги, Саша удивленно посмотрел на начальника университета.

– Это наш человек. Легенда, имя которой пока не разглашается, – улыбнулся Николай Николаевич.

– Брось ты, – смутился Будник и, повернувшись к Саше, представился: – Меня зовут Иннокентий Семенович.

– Так вы же у нас преподаете! Только не на нашем потоке.

Иннокентий Семенович выразительно посмотрел на начальника.

– У нас сейчас уже не та секретность, что раньше, – смутился Николай Николаевич.

Саша понял, что ляпнул лишнее.

На несколько минут Будник погрузился в бумаги Попова. При этом несколько раз недовольно покачал головой.

– Нет, молодой человек. Возможно, это и блестящий план, но для зачета. И при других обстоятельствах. Выбить на улице сумку, поднять, извиниться и познакомиться – это для кино. А если у нее не будет сумки? Если она выйдет из машины с пустыми руками? А если она успеет поднять сумку раньше вас? Так и будете бегать за ней несколько дней, выбивая предметы из рук?

Саша насупился. Разнос незнакомца в присутствии Николая Николаевича был крайне неприятен. Но слава об Иннокентии Семеновиче, гулявшая по институту, слава одного из умнейших разведчиков советской поры, заставила Сашу укротить самолюбие и не спорить.

– Сделаем иначе, – Иннокентий Семенович повернулся к хозяину кабинета. – Я попросил бы выделить молодому человеку приличный спортивный автомобиль и джип охраны. Завтра утром, по дороге в институт, а девушка едет ко второй паре, джип бьет ее автомобиль в левое переднее крыло. Задача – вмять его так, чтобы оно достало до колеса и машина ехать дальше не могла. Вы, Саша, после извинений и оплаты стоимости ремонта на месте предлагаете Оле довезти ее до института. Для нее опоздание стократ хуже разбитой машины. Тем более, папа все оплачивает. Ну а дальше – у вас все правильно. Когда вам будет можно «соскочить», я дам знать.

– Понял, – Саша кивнул.

– И еще, – Иннокентий Семенович повернулся к начальнику университета, – Николай Николаевич, это важно – на машинах номера должны быть три девятки. Девочка впечатлительная, поймет, что эта встреча – судьба.

– Почему три девятки? – поинтересовался Саша. Николай Николаевич бросил в его сторону недовольный взгляд. – Я же должен понимать, – оправдался курсант.

– Правильно, правильно, – поддержал юношу Будник. – Дело в том, Саша, что в этой семье у всех чад и домочадцев госномер на машинах – три девятки.

– Здорово! – Попов восхищенно смотрел на Иннокентия Семеновича. Саша понимал, что любая нормальная женщина к такой мистике не сможет остаться равнодушной.

– А кто платит за ремонт? – неуверенно поинтересовался Николай Николаевич.

– Бюджет Российской Федерации. Он все равно мне много должен, – рассмеял ся Иннокентий Семенович и, повернувшись к Саше, уже вполне начальственным тоном продолжил: – Я очень бы вас просил начать операцию завтра утром. Помните, действовать надо быстро. Оля, судя по тому, что я о ней знаю, девушка, живущая мозгами, а не эмоциями. Если дадите ей время думать, вы задание провалите.

– А может, ты сам все и сделаешь? – решил подколоть друга начальник университета.

– Мне нельзя, компромата боюсь, – и все трое рассмеялись.

Как раз в это время на другом конце Москвы приезжие рабочие начинали складывать собачьи трупы в мусоровозку…

* * *

Столкновение Олиного автомобиля с джипом охраны организовали весьма грамотно – на выезде из двора. Получилось как нельзя лучше. Олин автомобиль заблокировал всех соседей, людей в массе своей весьма непростых, богатых и высокопоставленных, а потому крайне раздражительных. О том, чтобы ждать приезда ГАИ, не могло быть и речи.

Удар бампером по левому переднему крылу легковушки получился ювелирным. Крыло вмялось и зажало колесо. Самостоятельно ехать дальше невозможно.

Саша Попов, припарковавшись в нескольких метрах от места аварии, быстрым шагом подошел к сидящей в машине растерянной Оле.

– Извините, ради бога, это моя вина.

– Да вы-то здесь при чем? Это джип! – Оля хоть и пребывала в легком шоке, но чувства справедливости не потеряла.

– Они работают на меня, значит, виноват я.

– А-а, – образ молодого человека никак не вязался с присутствием рядом с ним охраны. Не толст, золотая цепь толщиной в палец не проблескивает… На большого чиновника или крупного богатея тоже не похож – слишком молод. Короче, Оля не могла понять, но что-то в паре «молодой человек и его охрана» было «не по стандарту».

– Прошу вас, давайте сделаем так. Машину отбуксируем в сторонку, ремонт я беру на себя. Страховку вам оформлять не надо, я все оплачу.

– Да проблема не в ремонте. Я в институт опаздываю, – честно призналась Оля.

– Ну, эту-то задачу мы решим. Чтобы вы не сомневались в моей честности, оставьте при себе мой паспорт. Вернете, когда машина будет готова, – Саша вынул из кармана паспорт, в который заранее вложил две визитки. Согласно одной он служил внештатным советником председателя правительства Российской Федерации. На второй значилось «Председатель правления агрохолдинга „Ваша еда“».

– Да нет. Я вам верю.

– Берите, берите! Теперь прошу вас в мою машину, я вас отвезу. А мои архаровцы пока всем займутся.

– Так надо же им хоть техпаспорт дать, – Оля была растеряна от такого натиска, такой уверенности в себе молодого человека. Но это не помешало ей оценить его привлекательность, отрытую улыбку, красоту длинных пальцев, протягивающих ей документ. Она ощутила чувство надежности, веявшее от него.

– Им – не надо, – незнакомец загадочно улыбнулся.

– Они бандиты? – Оля вроде бы пошутила ему в тон.

– Почти. Милиционеры, – незнакомец рассмеялся. Напряжение ушло. Человеку с таким искренним смехом можно доверять полностью.

– Прошу вас, пойдемте. Мы пробку создали. Неловко.

«Он еще и деликатный», – словно подытожила Оля и открыла дверцу своей легковушки.

* * *

– А на кого вы учитесь? Судя по тому, куда мы едем, вы будущий врач? – Саша вел машину одной рукой, полуобернувшись к девушке.

– Да. А как вы догадались?

– Я на Пироговке других вузов просто не знаю.

– Ну да. Правильно. А вы собак любите? – неожиданно для самой себя спросила Оля.

– Очень. У меня всегда были собаки. Овчарки немецкие и русские терьеры.

– А почему во множественном числе?

– Две причины. Первая, собаки, к сожалению, имеют короткий век. Во-вто рых, потому, что у меня в Рязанской области два питомника по разведению собак. Один, соответственно, для немецких овчарок, а второй…

– Для русских терьеров. Очень политкорректно! – Оля рассмеялась.

– Красивая девушка с чувством юмора – большая редкость! – Саша постарался выразить взглядом максимальную степень восхищения. У него получилось – Оля покраснела.

* * *

– Жаль, что дорога оказалась такой короткой. Прошло всего двадцать минут, – Саша посмотрел на часы, – двадцать две, а ощущение такое, будто мы с вами давно знакомы.

– Спасибо, мне было тоже очень интересно с вами беседовать. Только, знаете… – Оля замялась.

– Понимаю. Но у вас есть мой паспорт. В нем визитки с моими официальными координатами. А если вы дадите мне номер вашего мобильника, я наберу, и у вас высветится мой. Так что вы, в случае чего, всегда сможете мне позвонить. И не волнуйтесь, пока ваша машина не будет отремонтирована, я никуда не скроюсь.

– Да я не в этом смысле, – Оле стало неловко.

– В этом, в этом, не отпирайтесь, – Саша на мгновение замолчал. – А знаете, как мы сделаем? Если, конечно, вы не станете возражать, я до окончания ремонта буду вашим личным таксистом, – Саша рассмеялся. – Соглашайтесь! Я серьезно.

– А ремонт в таком случае не слишком надолго затянется? – Оле было приятно общаться с молодым человеком, он понимал шутки и сам острил легко, ненатужно.

– Пять баллов! В котором часу у вас сегодня заканчиваются занятия?

* * *

Последующие несколько дней Саша действительно «проработал» Олиным таксистом. Причем делал это с таким шармом, такой легкостью, что Оля стала придумывать лишние поводы для поездок. Пару раз она даже на полчасика заехала в офис к отцу, чего раньше почти не случалось.

Саша и вправду был галантен и изобретателен. Каждый раз, «подавая машину», он приезжал с букетом цветов. Утром в институт – цветы, днем с занятий – цветы, вечером к подруге – цветы.

Однажды Саша сказал, что ему вот прямо сейчас, а дело было по дороге из института, необходимо срочно заехать в Белый дом. Если Оля не возражает, то он оставит ее в машине «буквально на пятнадцать минут», зайдет к премьеру и быстро вернется.

На Олю произвело впечатление и то, как охрана Дома правительства брала под козырек, когда Саша, показав какой-то замысловатый пропуск, въезжал во двор, и то, что его серебристый «Порш» припарковался в тесном ряду темно-синих официальных машин с «мигалками».

Во всем: в движениях, манере говорить, в тоне и жестах, буквально во всем от Саши веяло уверенностью в себе, силой, надежностью и благополучием. А внешность? Если такого мужчину не считать красавцем, то кого тогда?

Именно во дворе Белого дома Оля впервые за прошедшие дни вспомнила о Сере же. Ее глубоко обидел его отказ от самого дорогого, что она могла ему подарить. И память спасала ее, вытеснив Сергея из сознания на несколько дней. Да и Саша завладел ее мыслями с первой минуты. Но сейчас, ожидая возвращения нового знакомого, она все-таки вспомнила про беззащитного, несчастного барда.

Набрала его номер. Длинные гудки. Послала эсэмэску. Ответа не получила. Ни в этот день, ни на следующий. Еще через два дня, стирая накопившиеся эсэмэски из памяти телефона, Оля неожиданно обнаружила свое письмо Сереже, так и оставленное без ответа. Заволновалась. Позвонила еще раз. Еще. Ответа не было.

«Ну и бог с ним! Сам виноват!» – подумала Оля и стала собираться для встречи с Сашей. Через час они, как и в оба предыдущих вечера, отправятся в какое-нибудь Новиковское заведение. Саша решил провести для Оли «экскурсию с питанием» по владениям знаменитого московского ресторатора. Вообще-то Оля к ресторанам относилась равнодушно, но в Сашиной компании ей там было уютно и празднично.

Сегодня может получиться особый вечер… Оля твердо решила, что когда Саша привезет ее домой, она предложит ему подняться и выпить кофе… Страсть, охватившая девушку, наполняла ее невероятной легкостью, свободой, раскованностью и доселе незнакомым чувством – ощущением собственной сексуальности. Быть желанной таким мужчиной – предел мечтаний!..

* * *

Звонок Попова вастал Иннокентия Семеновича как раз в тот момент, когда они с Машей выходили из подъезда.

На всякий случай по твердому правилу, установленному адвокатом при первом же свидании, Маша шла на три метра впереди него. Оба торопились по домам. Маше предстояло успеть снять макияж и переодеться, чтобы соответствовать Андрееву представлению о «домашности». А Иннокентий Семенович помнил, что жена позвала гостей и опоздать наверняка означало лицезреть весь вечер ее поджатые губы. Или, как он сам это называл, «губки жопкой».

– Мне нужно ваше решение, Иннокентий Семенович!

– Слушаю.

– По-моему, объект хочет перейти Рубикон. И именно сегодня.

– Она что-то говорила?

– Нет, но я все-таки немного знаком с женской психологией. Исключительно по лекциям, конечно.

– И что?

– Ваше решение? Мне радовать девушку?

– А ты сможешь? Или вам тоже по этому предмету лекции читали?

– Да. И домашние задания давали. Но оценки выставляло независимое жюри.

– Пошляк! Погоди.

Иннокентий Семенович нажал кнопку отключения микрофона и окликнул Машу. Она резко обернулась, настолько это было вопреки правилам, по двору они всегда шли как совершенно чужие люди.

Иннокентий Семенович описал ситуацию и с радостью переложил решение вопроса на Машины плечи.

– А он сам этого хочет? – чисто по-женски отреагировала будущая мачеха.

– Я думаю, любой мужчина всегда хочет.

– Это такие кобели, как ты, всегда хотят! – огрызнулась Маша.

– А вот мы сейчас и проверим, такой ли я особенный. – Адвокат включил микрофон: – Саша, а ты сам этого хочешь?

– Я – нормальный мужчина, а она очаровательная девушка.

– Ты собрался жениться? – у Иннокентия Семеновича было прекрасное настроение, его план, кажется, срабатывал.

– Ну не до такой же степени! – Саша опять не удержался от иронии.

– Только не забывай, через две недели максимум тебе придется раствориться в тумане.

– Помню. Хотя на данный момент об этом сожалею.

– Подожди, – Иннокентий Семенович опять отключил микрофон.

– Хочет. Но не влюблен.

– Ну, если хочет, пускай трахнет! – неожиданно зло произнесла Маша.

Ей вдруг стало обидно, что ее-то мужчины не особо спрашивали. Пользовались ею и все. Правда, и она ими тоже. Так пусть и Оля познает радость мужской ласки. По заданию.

– Можно, – сухо произнес адвокат, с удивлением взглянув на Машу.

Он не понимал, что это вдруг она так разозлилась, ситуация-то складывалась просто забавная, не больше.

* * *

Через неделю Оля записала в своем дневнике:

«Сегодня ты впервые раздел меня сам. У тебя это получилось. У меня не получилось не позволить тебе это… В эту встречу все было необычно. Впрочем, с тобой всегда так… Я не знаю, какого себя ты принесешь мне. Сегодня ты был нежен. Более нежен, чем обычно. Более нежен, чем неистов…

Я совершенно не знаю тебя в обычной, повседневной жизни. И это щекочет, заставляет додумывать и задумываться, задумываться о тебе… Ранним утром в душе, за утренней кружкой кофе, по дороге в институт, на лекциях. И до вечера день продернут как искрящейся дымкой из радужной, неоновой субстанции мыслями о тебе. Ты раззолотил мои дни и ночи… О тебе закулисном, о тебе настоящем… О том, какой же ты на самом деле, и о том, что же у тебя в голове. Хочется черпать тебя полными горстями и пить маааленькими глоточками…

Может быть, это неправильно – мириться с тем, что тебя так мало в моей жизни. Но маленькая капелька тебя расцвечивает мою жизнь, и я ценю мгновения, когда могу прикоснуться к этому явлению по имени – ТЫ… Я ценю это счастье. И это счастье – великое, я нисколько не преувеличиваю. Меня трудно понять. Это необъяснимо. И никому я не собираюсь объяснять Это. Главное, что я знаю Это…, чувствую Это, живу в Этом счастье…, как в облаке. Это – великое чудо и волшебство.

Сегодня волшебство встретило меня у порога, и было тепло… Сразу обдало с порога теплом, когда ты уткнулся в меня, зарылся в меня, уткнулся в шею, в грудь, на пороге меня обнял. Твои глаза улыбались. Твои глаза были теплыми… Теплыми-теплыми… Глаза цвета стали. Сегодня это был цвет нагретой стали. Ты сказал, что соскучился. И я тебе поверила.

Каждая наша встреча для меня неожиданна. Как дождь. Каждая встреча для меня – стресс. К каждой встрече я настраиваю себя, как инструмент… Инструмент, на котором вот сейчас, вот-вот уже сейчас ты сыграешь мелодию любви… А какой она будет – не знает никто. Да я и не смею предполагать. Каждый раз эта мелодия – чистый экспромт. Каждый раз она неповторима. И в ее ускользающей неповторимости своя острота, своя прелесть… своя боль… Наш мир существует за закрытой дверью с номером семь. „До“ и „после“ этой двери живет отдельно твой мир, мой мир… А здесь – наш. Только наш. Здесь мы не просто рядом, мы – вместе. И все это может кончиться в одночасье. Но это длится. Я думаю, что это неспроста и неслучайно. Но пока я не знаю, а только могу догадываться – почему?

Ты любишь людей абсолютно тем же способом, которым их люблю я. Как сомелье любит вино. Ты любишь их разгадывать и просчитывать. Но редко кого хочется разгадывать и просчитывать, лишь немногие могут стать желанным объектом препарирования… Еще меньшим удается задержать это внимание надолго… Разложить кого-то на атомы и молекулы, а когда нечего будет раскладывать – уйти. И в этом нет цинизма ни на грамм. Это честно. Справедливо. В этом есть что-то от Истины. Никаких расшаркиваний „до“. Никаких реверансов „после“. Отсутствие прелюдии – это и есть твоя прелюдия. Ты живешь на такой высоте. На такой скорости. Кто не успевает за тобой – остается позади. И очень немногих ты по-настоящему берешь с собой… Не говоря уже о том, что никого ты не берешь в свою жизнь.

Мы живем на своих орбитах. В той точке, где они пересекаются, мы принадлежим только друг другу. А потом – кому и чему угодно…

Для тебя череда девушек, попадающих в поле зрения, женщин, девчонок и барышень, жаждущих обратить на себя твое внимание, не более, чем деревья за окном поезда, в котором мчишься ты… Деревья, деревья, деревья… Они мвлькают-мелькают-мелькают, а ты едешь мимо. МИМО. И назавтра ты уже не вспомнишь ни одно из них… А хотелось ли тебе, чтобы назавтра ты об одном из них подумал? Вернулся к нему мыслями, вспомнил о нем, захотел еще и еще постоять в тени его ветвей, послушать музыку ветра в его листьях? Потянуть жадно ноздрями запах его смолы, его сухой коры, его гибкой и упругой ветки? Услышать, как сок течет? Узнать, каковы его корни: могучие и мощные или их что-то точит? Захотел ли ты увидеть его еще раз? Увидеть и разглядеть…

Это ХОРОШО, что есть ТЫ. Что именно ТЫ. Что именно ЕСТЬ. ТЫ. ТЫ – не казаться, а быть. И есть у себя. И слава богу, что ТЫ есть у меня. Это многое значит. Нет, не для меня. А само по себе – это многое значит. Это значит, что я на правильном пути. Это значит, что я не ошибалась и не заблуждалась, что ТЫ все-таки существуешь, что я когда-нибудь тебя встречу. Иначе вся моя жизнь – зачем?.. Но я верила. Я верила отчаянно, вопреки… Просто не могло быть, что ТЫ – плод моего воображения, фантазий, мыслей и грез. Такой совершенный, такой мудрый, сильный. ТАКОЙ. Когда мы встретились, меня уже мало чем можно было удивить, хотя мне не так много лет. Я не разочаровалась, пойми. Просто уже наизусть знала эту игру. Знала правила, знала каждого игрока по именам и в лицо: Ревность, Одиночество, Измена, Галантность, Предательство, Любовь, Похоть, Смерть… Их можно перечислять до бесконечности. И каждый мужчина напротив меня пускал в ход того или иного игрока, делал за мену, проводил рокировки… И это было понятно и видно. И ничего нового никому еще не удавалось изобрести. Я была над схваткой. Я могла отрезать самый лакомый кусок пирога себе. Съесть. И пойти дальше. Но ты меня УДИВИЛ. Ты тоже знал эту игру. Ты сразу мне открылся. Мы играем с тобой в открытую. Это новый опыт. И самый удивительный эксперимент в моей жизни».

* * *

Андрей был доволен: Оля светилась от счастья. Она и не скрывала своего душевного подъема.

– Маш, а я тебя уважаю, – Андрей потягивал традиционный вечерний коктейль у телевизора. – Нет, правда. Знаешь, приятнц, когда любимую женщину еще можно и уважать.

– А я думала, что без уважения вообще любить нельзя.

– Ну, смотря что любовью называть. Страсть на уважении не основана. А уважение не связано с любовью. Однако погляди-ка, иногда совпадает. Страсть – это азарт захватчика. Уважение – это удовольствие собственника.

– А любовь тогда что? В твоей банкирской терминологии? – Машу все больше раздражала примитивность и мыслей, и словарного запаса Андрея по сравнению с Иннокентием Семеновичем.

– Любовь – это… – Андрей задумался, потер по привычке лоб.

– Не перенапрягайся, – уколола Маша.

– Ничего, я тренированный. Любовь – это капитал. Счет в швейцарском банке. Вроде бы им не пользуешься, потребительская польза нулевая. Но вот жить спокойнее. Увереннее себя чувствуешь.

– А-а-а! – задумчиво протянула Маша. – Наверное, ты прав. А сколько у тебя счетов в швейцарском банке?

– Один большой – Оля. Второй открыл недавно. Но он постоянно пополняется. Это – ты.

– Да, вы, голуба, поэт-банкир! Ладно, я пошла мыться.

– Погоди. Это тебе. В благодарность за «операцию спасения», – Андрей достал из ящика своего письменного стола и протянул Маше большой футляр темно-синего бархата.

Маша открыла «ларец», и ее взору предстал полный сет из последней коллекции «Bvlgari». Подвеска, серьги, браслет и кольцо. Драгоценности переливались всеми цветами радуги. Это был фирменный стиль «Bvlgari»: полудрагоценные камни – аквамарины, хризолиты, топазы и несколько драгоценных – сапфиров и изумрудов. Маша знала приблизительную стоимость такого сета – около ста тысяч долларов. Из них девяносто процентов – за бренд, лишь остаток – камни. И все же, не оценить щедрость Андрея было трудно. Но что-то кольнуло Машу.

– А можно поинтересоваться, с какого счета в швейцарском банке ушли деньги, с моего или Олиного?

– Не понял, ты о чем? Я наличными платил.