Текст книги "Князи в грязи"

Автор книги: Михаил Барщевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Маша с восхищением смотрела на адвоката. «Все-таки нормальных баб возбуждает интеллект, а не торс», – подумала девушка, с удовольствием отнеся себя к категории именно нормальных женщин.

* * *

Реализация плана «Барби-Носа», разработанного Иннокентием Семеновичем и скорректированного Машей, началась в тот же вечер. Название родилось в сознании Маши из сочетания двух слов: плана «Барбаросса», упомянутого адвокатом (уж больно красиво!), и выражения «оставить с носом», что вполне относилось ко всем Машиным конкуренткам, ведущим борьбу за удачную партию с богатеньким буратино. Это она, очаровательная Барби, должна победить, а они пускай остаются с носом.

– Почему я живу на съемной квартире так далеко? – Маша потягивала какой-то легкий коктейль, который по заведенному обычаю смешал ей Андрей, когда они сели смотреть телевизор после ужина.

– Кстати, я хотел тебе предложить, – переезжай ко мне, – Андрей отвернулся от экрана, чтобы понаблюдать, какое впечатление произведут его слова.

Такого поворота разговора Маша никак не ожидала. Первая мысль: «Может, он и в правду меня любит?» – заставила учащенно забиться сердце, но не остудила разум. Возбужденный мозг девушки по-прежнему мужчинам не верил.

Не успев даже просчитать возможную реакцию Андрея, Маша ответила моментально:

– Спасибо, Андрюшенька. Но это – не вариант.

– Почему? – Андрей опешил. Ему-то казалось, что Маша просто обязана запрыгать от восторга.

– А потому, любимый, что это ненадежно. Ты в любой момент можешь меня выгнать. И кстати, я, если что, не смогу сама от тебя уйти, – Маша наконец выстроила путь собственной логики и дальше формулировала уже точно, конкретно и жестко. – Ты хочешь меня привязать. Это приятно. Значит, я тебе не безразлична. Но «гостевая любовь» и совместная жизнь – вещи разные. А я хочу иметь гарантии от ситуации, при которой окажусь вынуждена, понимаешь, вынуждена жить с человеком. Да и тебе самому будет неприятно, что, вот, поселил «жиличку», теперь терпи ее. Нет, дорогой, спасибо, конечно, но так делать не стоит.

– А как же стоит? – Андрея, с одной стороны, почти оскорбил отказ от такого щедрого подарка, но с другой, порадовало, что эта девочка помимо прекрасного тела имеет еще и смышленую головку. Да еще может четко и аргументировано что-то там излагать. Это уж вообще редкость.

– Есть вариант-то, и очень простой. Только он подразумевает одну практически невозможную для тебя, особенно как для банкира, вещь.

– И какую же? – Андрей начинал злиться, поскольку никак не мог взять в толк, к чему Маша клонит.

– Доверие. Доверие, родной. Наверняка ты сейчас думаешь, что я пытаюсь развести тебя на деньги. Может, правильно думаешь. Применительно к ситуации. Но не ко мне. Не стану врать и говорить, что я тебя люблю. Мне с тобой очень хорошо. Ты сам это видишь. И через… – Маша посмотрела на часы, кокетливо улыбнулась Андрею, – через минут сорок – час еще раз в этом убедишься, – дабы удостовериться, что Андрей правильно понял намек, Маша поставила на столик коктейль и сделала грубоватый, но очень красноречивый резкий жест руками.

– Давай так… – Маша опять взяла бокал, отпила немного, затягивая паузу. – Спасибо, что ты согласился купить мне «Мини-купер». Это уже знак доверия и поступок. Давай на какое-то время на этом остановимся. А то ты надорвешься от напряжения своего чувства доверия к людям, – Маша рассмеялась. Андрей смотрел на нее мрачно. Ни намек на скорый секс, ни подтрунивание над «банкирским менталитетом» не отвлекли его от главной мысли – чего она хочет?

– Сформулируй, пожалуйста, четко – чего ты хочешь? Какой вариант тебя устраивает? – Голос Андрея звучал глуховато.

– Да не переживай, любимый, – Маша всем видом показывала, что разговор несерьезный, так, подурачились… И вообще он уже окончен. – Не заморачивайся. Ой, смотри-ка… – Маша уставилась на экран, где ничего особенного вовсе не происходило.

– Я жду ответа, Маша! – Андрей теперь говорил откровенно жестко.

– Ну ладно, если ты настаиваешь, – Маша опять поставила бокал и повернулась к Андрею. – Если у меня будет своя, пусть маленькая, пусть в самом спальном районе Москвы, но моя квартирка, то наши отношения будут и легче, и прямее, и, что для меня важнее всего, искреннее. Оставаясь с тобой здесь, я буду это делать не вынужденно, а добровольно. Терпя мой несносный характер в своем доме, ты будешь это делать не потому, что меня некуда выгнать, а потому, что не перестанешь хотеть видеть меня не только вечером, ложащуюся в постель, но и утром, встающую.

– И что будет с этой квартирой, поим мы будем жить вместе? – В мозгу Андрея включился калькулятор. Правду она говорит, действительно так думает или просто пытается его элементарно развести?

– Мы будем ее сдавать. Я буду получать небольшие деньги и периодически одалживать их тебе, когда у тебя в очередной раз не окажется наличных на мороженое.

– Ох, хитрюга, – в голосе Андрея зазвучала теплота. Он принял решение. Стоимость однушки где-нибудь в Южном Бутове была небольшой платой за реальную проверку Машиного отношения к нему. Как бы там ни было, но если у них состоялся деловой разговор, то Маша провела его на высоком уровне. Андрей это понимал. Ему было приятно.

– Знаешь…, – Маша сделала вид, что хочет попросить еще о чем-то, – а давай не станем ждать сорок минут!

Андрей не стал ничего отвечать и просто быстро присоединился к процессу освобождения двух тел от мешающей им одежды…

* * *

Изголодавшийся за майские праздники Иннокентий Семенович сегодня предавался плотским утехам с Машей дольше обычного получаса. Ей это было приятно, поскольку и она по адвокату соскучилась. Он все делал не так, как Андрей, а однообразие утомляло.

– Знаешь, о чем я подумал?

– Знаю. Что тебе хорошо!

– А могло быть и получше.

– Ты хочешь, чтобы я привела подругу? – Машу уже просили об этом ее предыдущие мужчины и каждый раз такой просьбой унижали. Понятно, что им хочется «клубнички». Но ее-то как женщину это оскорбляет! Значит, ее самой им мало? Но адвокат за полтора года на эту тему ни разу и словом не обмолвился. Маша очень боялась услышать такую просьбу. Все-таки «Кеша» стал ей близким человеком.

– Нет, котенок. Это слишком серьезный компромат на меня. В твоих цепких липках такое опасно. Я о другом. А не поступить ли тебе в юридический?

– Зачем? – такого завершения постельной стадии встречи Маша никак не ожидала.

Иннокентий Семенович поднялся на подушке повыше и начал излагать свою концепцию. Экономическое образование и диплом, который она получит через год, конечно, дело прекрасное, но пустое. Экономист – не лучшая профессия для сегодняшней России. А юристы нужны всегда. Еще один аргумент: экономист сидит на зарплате, коли не решится на собственный бизнес. А юрист получает гонорар, что есть большая разница. И еще, главное: у Маши хорошие мозги и прекрасно подвешен язык. С юридическим образованием она может и на госслужбу пойти, и в адвокаты, и в крупную компанию, и свое дело начать. Да и по жизни никто не обидит.

Перспективами Маша, как говорится, прониклась. Но по инерции первый вопрос задала про деньги – кто оплатит обучение?

– Не я, котенок. Не я. И дело не в сумме. Во-первых, я не хочу, чтобы нас связывали какие-либо финансовые отношения. Все станет сразу пошло и обыденно. А во-вторых, как ты объяснишь Андрею, откуда у тебя деньги на второй вуз?

Последний довод показался Маше разумным, но ей очень не хотелось обращаться к Андрею с новыми финансовыми просьбами. Так можно и палку перегнуть. Новенький «Купер» ждал ее во дворе, за квартиру деньги выплачены полностью, хотя до сдачи дома оставалось еще три месяца. Зато новое жилье располагалось не где-то у черта на рогах, а в хорошем районе. По ходу дела она выпотрошила Андрея на «однушку» в Крылатских Холмах.

– А ты разговор не с денег начни, а с того, что хотела бы с ним вместе работать. И что свои секреты доверять посторонним не стоит. А вот жена-юрист – лучший партнер для бизнесмена. На это трудно возразить, если только не признать тот факт, что именно от жены что-то и надо скрыть.

– Ты намекаешь, что я буду в курсе всех его дел и активов? Но зачем, женато его не я?..

– А это следующий этап покорения Эльбруса.

– Третья стадия плана «Барби-Носа»…

– Что? «Барбаросса»!

– Это у тебя «Барбаросса». А у меня «Барби с носом». Барби, оставляющая всех с носом!

* * *

Иннокентий Семенович не раз посвящал Машу в собственную теорию «причин небросания жен». Основная – совместная история преодоления пережитых сложностей, общих побед и поражений. В этом случае женщина становится частью собственной жизни мужчины, а самого себя предавать никто не станет. Уйти от такой женщины – значит отказаться от части своей памяти, прожитой жизни. И если уж она не совсем идиотка, мужчина этого не сделает. Проблема, правда, в том, как продержаться в первый, «накопительный», период. Некоторым это удается за счет молодой страсти, ненадоедающего секса.

Но если честно, мало кому. Другим благоволит судьба: трудности лавиной наваливаются в самом начале совместной жизни. В советские времена бытовые проблемы плодились в изобилии, потому и шансов сохранить семью было больше. Да и развод грозил кучей неприятностей – здесь и райком партии мог вмешаться, и пятно в анкете образовывалось нехилое. А квартиру как бросить? Новую-то не снимешь, не купишь с полпинка, как нынче.

Как утверждал адвокат, сейчас ситуация иная. С учетом роста эмансипации, изобилия готовой еды в магазинах и сантехников-электриков, относительно равной зарплаты мужчин и женщин и прочая, и прочая семья объективно становится не нужна и скоро отомрет. Если раньше родить ребенка без мужа считалось чем-то из ряда вон входящим, почти позорным, то теперь это стало почти нормой. Однако есть одно «но», которое и может быть основой крепкой семьи сегодня.

Это «но» – отношение мужа к жене, которое она сама и формирует. Если муж видит, что на его жену заглядываются, то он и немного ревнует, и испытывает чувство гордости – во, какая у меня баба! Однако этого мало. Ему нужно еще, чтобы друзья оценивали и то, какая она деловая, умная, успешная. То есть она должна иметь профессию или бизнес. Не диплом (друзья понимают: он мог его купить), а именно профессию. И не салон красоты (уж точно муж для нее открыл), а какой-то бизнес, который жена сама, пусть и с некоторой его стартовой помощью, создала и развила.

Но есть еще одно, самое главное, чего молодые жены, как правило, не учитывают. Муж, приходя домой, любит, конечно, похвастать тем, что было у него на работе и как круто он сегодня обставил этого или уломал того. Но нельзя же все время рассказывать. Надо иногда что-то интересное и послушать. Так вот, если женщина может рассказать только о том, кого она сегодня встретила в фитнесе, какой туда новый снаряд привезли, как их малыш утром покакал и что он съел на обед, мужу становится скучно. А вот если жена вечером, пусть и усталая, пусть и на взводе, рассказывает, как она сегодня успешно провернула сделку, как ее похвалил шеф, как ей опять повысили зарпла ту (не важно, что для мужа, зарабатывающего в десятки раз больше, это все равно копейки), – ему интересно. И перед друзьями можно похвастать. А для нормального мужчины нет приятнее занятия, чем хвастать своей женой!

Маша теорию адвоката усвоила. Тем более что жизнь подтверждала ее правоту на практике. Многие знакомые девочки, удачно выйдя замуж, через год-два пополняли ряды «брошенок» безо всяких видимых причин. И внешне хороши, и дома все организовано, и детей мужьям нарожали… А другие, те, что при своем деле были, и выглядели похуже, и в Милан на распродажи съездить не успевали, но жили с мужьями припеваючи. Маша решила идти работать.

В октябре, когда Маша не только стала именоваться, но после недели занятий уже и почувствовала себя студенткой Юридического института (обучение Андрей, разумеется, оплатил), ей захотелось попробовать себя в деле.

– Медвежонок, «я в юристы бы пошел, пусть меня научат», – Маша со смыслом переиначила детский стишок.

– Ну, для этого надо хотя бы два курса отучиться.

– Но я же, ты говоришь, особо одаренная. Или это только так, комплимент для постели?

– Нет, конечно, – адвокат смутился. Приходилось оправдываться: – Нет, я действительно так думаю.

– Так и возьми меня стажером. В Законе об адвокатуре сказано, что каждый адвокат «вправе иметь стажера».

– Но там же сказано, что стажером может быть только лицо, имеющее высшее юридическое образование.

– Погоди. Ты меня имеешь? Имеешь! Так имей в качестве стажера. Я хочу, чтобы ты соблюдал закон!

– А как быть с «имением» высшего образования?

– Ну, одно-то я поимею через несколько месяцев. А второе – обещаю, три курса сдам экстерном за два года.

Иннокентий Семенович посмотрел на Машу долгим серьезным взглядом. Он редко так на нее раньше смотрел. Девочка выросла.

– Решили! – подвела итог Маша.

– Нет, не спеши. Вместе работать, – дело опасное. Можем ведь и поссориться. Давай-ка начнем с пробного задания.

– Давай! Горы сверну.

– Горы не надо. А вот одну мою проблему попробуй решить.

Адвокат рассказал Маше, что никак не может добиться от Минстроя справки, очень необходимой по одному его делу. По закону они могут ее дать, а могут не давать. Разумеется, в этой ситуации ни один нормальный чиновник справку не выдаст. Идти по коррупционному пути он не хочет. Чувствует, что есть опасность, больно активно сейчас стали шерстить чиновничье сословие. Пусть и не на нем, а на другом этот столоначальник налетит, так ведь когда его возьмут, станет петь обо всем и обо всех. Сам себе удлиняя срок и затягивая в сеть все больше и больше людей. А ему это ну никак не надо. Вот пусть Маша попробует эту справку раздобыть.

Через три дня Маша справку принесла. Иннокентий Семенович обрадовался самой бумаге, но еще больше победительному виду и интонациям Маши, с которыми она рассказывала, как одолела первое задание.

Назавтра после беседы с будущим шефом, она нацепила самую коротенькую юбочку из своего гардероба, прозрачную блузку с глубоким декольте, под которую чисто случайно забыла надеть бюстгальтер, и явилась на прием к несговорчивому столоначальнику. Разумеется, на следующий день справка была вручена. Вместе с букетом цветов. В обмен на ее номер телефона, в котором она, опять-таки чисто случайно, ошиблась в одной цифре.

– А это-то зачем? – не понял Иннокентий Семенович.

– А затем, медвежонок, что если придется к нему еще раз обращаться, то я еще и обиженной буду, что он не позвонил. Ну а при сверке номеров выяснится, что это он, не я, а он ошибся в одной цифре.

– Ну, ты даешь! – искренне восхитился адвокат.

* * *

Через несколько дней Маша откровенно хвасталась Иннокентию Семеновичу тем, какое впечатление произвело на Андрея ее трудоустройство. Она как бы случайно оставила на самом видном месте на столе новенькое удостоверение «юриста Коллегии адвокатов „Будник и партнеры“». Андрей фамилию Будник, оказывается, много раз слышал, даже помнил, что у него редкое имя – Иннокентий, но никак не мог представить, что студентка первого курса устроится на работу в такую престижную контору. Видимо, почувствовав укол самолюбию, или, наоборот, стараясь показать, что источник Машиных радостей все-таки он и только он, вечером следующего дня Андрей преподнес Маше подарок. «На память о первом рабочем дне», – карточка прилагалась к кольцу с бриллиантом в полтора карата.

Иннокентий Семенович с ходу пошутил, что ему причитается процент – не будь его, не было бы и кольца.

Но Маша не поддержала игривый тон разговора и неожиданно спросила:

– Медвежонок, а ведь я у тебя такая не первая?

– И что?

– А зачем тебе это все надо? Для просто потрахаться вовсе не обязательно столько усилий прилагать. Въезжать в чужие проблемы, помогать. Зачем?

– Хороший вопрос… – Иннокентий Семенович грустно вздохнул. – Понимаешь, Машуня, тут такая история. Вот представь себе: есть вначале гусеница. Неопрятная, некрасивая, просто пожирающая листья. Потом она превращается в кокон. И через какое-то время из кокона вылетает красавица-бабочка. Смотреть на нее – одно удовольствие. А если ты еще понимаешь, что без тебя она бы так гусеницей и осталась, то… То бабочка становится вдвойне красивой. Ну, считай это эффектом Галатеи.

– Кого?

– Не важно. Долго объяснять.

– Но ведь бабочка улетает рано или поздно, – Маше вдруг стало жалко стареющего адвоката, трогательного, беззащитного.

– А я все надеюсь, вдруг не улетит, – Иннокентий Семенович опять грустно улыбнулся.

– Я не улечу!

– Ну-ну… – грустная улыбка осталась на лице, но теперь к ней добавился ласковый взгляд и… еле заметная влага в глазах.

* * *

Оля училась с удовольствием. Не просто увлеченно, но и очень ответственно. А как иначе – ей ведь потом людей спасать. А пока она продолжала спасать собак. Оказалось, что и в Москве, этом бездушном, безумном городе, есть сердобольные люди. И вовсе не какие-нибудь старушки-одуванчики, а молодежь.

Два собачьих приюта, один на окраине бывшей деревни Очаково, второй под боком – в Филевском парке, в его дальней, почти заброшенной части, оказались для Оли достаточной нагрузкой.

Она регулярно привозила корм, благо с деньгами проблем не было, и помогала ветеринарам-добровольцам, опекавшим те же приюты. Не сразу, но Оле позволили ассистировать при операциях, которые полулегально проводили страдающим собакам. Еще одной ее заботой стал Интернет. Вот обрадовался бы Андрей, знай он, как его дочь умела рекламировать свой «товар». Такого специалиста по устройству собак в хорошие руки никогда раньше у приютов не было. Если за пару недель Оля не пристраивала трех-четырех питомцев – полмесяца работы считались для нее потерянными.

По вечерам, когда все дела по приюту были переделаны, компания молодых людей садилась за стол. «Стол» – это, конечно, громко сказано. Большой фанерный щит, положенный на два деревянных ящика и окруженный самодельными скамейками. Правда, была одна скамейка и не совсем самодельная. Дирекция парка периодически выбрасывала инвентарь, поломанный посетителями или просто пришедший в негодность по старости. Вот одну такую выброшенную скамейку собачники отремонтировали и притащили в свой сарайчик. Свет туда провели нелегально, от ближайшего столба. Дирекция об этом знала, но закрывала глаза. Может, потому, что около пяти лет назад приют организовала жена директора парка. Она вскоре умерла от рака, но в память о ней директор собачников не гнал и, даже получая взбучки от начальства, как мог, помогал.

В этот вечер все было как обычно. На «столе» бутерброды, кто-то принес пакеты из ближайшего «Макдоналдса», кто-то расщедрился на домашние котлеты. Чай, пиво, минералка, растворимый кофе. Крепкое спиртное на территории питомника было под запретом. Традиция, введенная женой директора, свято соблюдалась, хотя мало кто из присутствующих знал, откуда она пошла.

Оля хорошо запомнила этот вечер. Тогда она впервые увидела Сергея.

* * *

Карина Тер-Минасова родилась и до двадцати восьми лет прожила в Ашхабаде. Но в начале девяностых, когда распался великий и могучий Советский Союз, родители отправили ее в Москву. Они, люди умудренные жизненным опытом и многовековыми страданиями армянского народа, разбросанного по всей планете, понимали, что «нетитульной» нации в обретшем независимость азиатском государстве выживать будет трудно. Карина уехала еще до начала серьезных проблем, увольнений с работы «некоренных», до погромов.

«Отправили в Москву» – в случае с Кариной означало: родители купили билет и сказали: «Уезжай». Ни друзей, ни связей, ни даже денег на первое время не было.

На вокзале девушка провела всего несколько дней. Потом ее подобрала какая-то добрая армянская женщина, взяла к себе. На недельку. Она же и присоветовала искать работу «в людях». В те времена таких приезжих в Москве было мало, ни украинские, ни молдавские домработницы еще не насытили московский рынок, и Карина быстро нашла очень приличное место. Ее взяли «помощницей по хозяйству» в семью известного московского композитора Игоря Туринова.

Жена Туринова, дама светская, умная и властная, Карину не третировала, не унижала. Она ее просто не замечала. Самому Туринову и вовсе было не до домработницы. Он жил своей музыкой, обожал жену, и больше его ничто на свете не интересовало. Разумеется, кроме любого упоминания его фамилии в прессе или тем более по телевизору.

Мадам Туринова большую часть времени дома отсутствовала. Бассейн «Чайка», салон красоты, вернисажи, естественно, все театральные премьеры, вот, собственно, день и прошел. Хотя была у нее одна серьезная страсть – история живописи. Библиотекам, музеям, лекциям посвящалось все свободное от светской жизни время.

Туринова это не заботило. С утра до вечера он сидел за роялем и писал, писал, писал.

Так случилось, что Карина от рождения обладала отменным музыкальным слухом. Как-то раз Туринов проигрывал только что написанный им фрагмент новой пьесы, а Карина как раз убиралась в его кабинете.

Мелодия показалась девушке знакомой. Она даже вспомнила, где ее слышала. Туринов крайне недовольно обернулся на ее голос, когда Карина неожиданно для себя воскликнула: «Ой! А я это уже слышала».

С того самого дня Туринов по секрету от жены, которой, разумеется, принадлежало право первой слушать его творения, проигрывал новые вещи Карине. Постепенно они стали общаться не только в кабинете композитора. Как это часто бывает, знаменитый Игорь Туринов вдруг увидел в Карине юную женщину. Ну а она, конечно, не смогла отказать великому маэстро и такому очаровательному и доброму мужчине. Настолько доброму, что он даже тратил свое драгоценное время, принадлежащее Музыке, на внимание к ней.

Все бы хорошо, но Карина забеременела. И не избежать ей изгнания из приличного дома, не подвигни мадам трудные российские времена на страстное желание покинуть Москву. Уехать подальше и поскорее. Лучше всего в Австралию.

Для Туринова это явилось спасением. Пока беременность домработницы была еще не так заметна, он успел получить все необходимые разрешения, приглашения, визы, и через четыре месяца Туриновы отбыли в Сидней. По предложению Игоря, показавшемуся мадам весьма разумным, Карину оставили, снизив, разумеется, зарплату, следить за квартирой, получать письма и отвечать на телефонные звонки.

Вернулись Туриновы в Москву без малого через шестнадцать лет. Сергею как раз исполнилось пятнадцать. Восточные гены Карины скрывали его сходство с Игорем. Но тем не менее помощница с взрослым сыном мадам никак не устраивала. Съехать с квартиры Туриновых Карине с сыном пришлось уже через неделю.

Игорь вел себя очень благородно. Все годы отсутствия он через знакомых передавал Карине небольшие, но достаточные для нормальной жизни деньги. И сейчас оплатил ей аренду квартиры. Обещал помогать и впредь.

Сережа не знал, кто его отец. Карина, когда мальчик задал этот вопрос, сочинила красивую легенду про некоего мужчину, которого она очень любила, но потеряла из виду во время карабахского кризиса. Наверное, он погиб. Сережа любил свою мать, и объяснение его вполне устроило. Тем более что среди одноклассников не он один рос без отца. «Белой вороной» Сергей себя не чувствовал.

На систематические занятия сына музыкой денег у Карины не было. Но рояль в квартире композитора стоял. И один из учеников Туринова, познакомившийся с Кариной еще до отъезда мэтра, раз в неделю заходил в любимую когда-то квар тиру великого мастера и немножко Сережу учил. Заходил он, конечно, не ради мальчика, а ради его мамы. Благодарная Карина оценила усилия молодого композитора и вскоре отблагодарила его. «Учитель музыки» стал ходить чаще, иногда даже оставался ночевать. И Сереже больше перепадало – конфет, мороженого, занятий по фортепьяно.

Когда мальчику исполнилось десять лет, «учитель музыки» подарил ему гитару. Он считал, что на профессионального пианиста Сережа не выучится, денег не хватит. А гитара с бытовой точки зрения гораздо перспективнее.

Сергей в гитару влюбился. Мало того, у него обнаружились явные способности сочинителя. И стихов, и музыки.

К моменту знакомства с Олей Сергей был бардом. Он иногда участвовал в сборных бардовских концертах, регулярно ездил на Грушевский фестиваль, очень редко, но все-таки выступал за деньги на вечерах, что устраивали бизнесмены – любители бардовской песни.

Как и многие его сотоварищи, Сергей никакой серьезной профессии не имел.

А зачем? В жизни есть более важные вещи, чем деньги, модная одежда или дорогие рестораны. Есть Музыка, есть Смыслы, есть объединяющие их Песни. Правда, жить на что-то все-таки нужно, поэтому Сергей работал. То сторожем, то охранником, то грузчиком. Пару сезонов оттрубил на строительной шабашке. Это было прекрасное время. Платили весьма неплохо. Но главное, по вечерам он мог петь свои песни очень благодарной аудитории – строителям. Таким же, как и он, шабашникам со всех концов необъятного когда-то СССР. Смущало только то, что большая часть строителей, узбеки и таджики, по-русски еле говорили и слов его песен не понимали. Не говоря уже про Смысл. Но аплодировали громче всех и смотрели на него, как на высшего посвященного, а днем старались освободить от тяжелой работы. Вечером же опять слушали его песни, думая о чем-то своем.

Теперь, поздней осенью, Сережа устроился работать консультантом в отдел по продаже сотовых телефонов при супермаркете. Не денежно, но и не пыльно. Времени на сочинительство хватало.

Самое забавное, что с его приходом рост продаж в ларьке резко вырос. Ему даже премию дали. А секрет был прост и случаен. Сидя на рабочем месте, Сережа все время что-то подбирал на гитаре. Что-то мурлыкал. Посетители супермаркета невольно подходили, останавливались, слушали. И, как всегда бывает, неожиданно вспоминали, что им нужно что-то купить. Чехольчик, гарнитуру, зарядное устройство, запасную батарейку. А иногда, слушая гитару и от нечего делать разглядывая витрину, вдруг решали обзавестись новым телефоном. Короче, страсть Сергея оказалась прекрасным маркетинговым ходом.

Внешне Сережа был не Ален Делон. Как и многие армянские дети, полноват, ростом невысок, но зато с огромными выразительными глазами, обрамленными пушистыми длинными ресницами. Любая девушка таким ресницам позавидовала бы…

* * *

Сергей не стал долго кокетничать, и когда «собачники», утолив голод, перешли к чаю и попросили его попеть, взял гитару. Он не сразу заметил невысокую девушку, примостившуюся в дальнем углу сарайчика. Но когда заметил, отвести взгляд от нее уже не мог. Нет, она не была глянцево-гламурной красавицей. Но чисто русский овал ее лица, короткая мальчишеская стрижка, чуть припухлые детские губы приворожили Сергея. А главное – глаза! Серьезный, вдумчивый взгляд, совсем не детский, и выражение какое-то печальное. Такой взгляд бывает у армянских женщин, у евреек. Но никак не у русской голубоглазой девушки.

Когда народ засобирался по домам, Сергей подошел к Оле:

– Вы чем-то расстроены?

– Нет, ну что вы! Мне очень понравилось. У вас прекрасные песни. Умные и очень мелодичные. – Оля разволновалась от близкого присутствия юноши. Такого раньше с ней не случалось.

– Спасибо! Мне это важно. Но вы ведь не из-за моих песен расстроились?

– А я не расстроилась. Я просто вообще слишком серьезная, – Оля постаралась улыбнуться.

– Извините за наглость, а можно я вас Провожу до дома?

– Да, конечно! – моментально согласилась Оля и тут же осеклась. Как он ее проводит, когда она за рулем? Бросить машину здесь, доехать до дома с ним, на его машине, а потом вернуться за своей? Или послать папиного шофера? Но он уже закончил работу. А срывать человека из дома неудобно. Самой же возвращаться за машиной в такое позднее время как-то стремно.

– Только у меня нет машины. Вы далеко от метро живете? – будто угадал ее мысли Сергей.

– Да, далековато… – ехать на метро, а потом на троллейбусе Оле никак не хотелось. Даже не то чтобы не хотелось, она патологически боялась метро. Спускаясь под землю, а несколько раз это сделать пришлось, она испытывала удушье от вонючих попутчиков и дикий страх от мысли, что на поверхность из-под земли она уже не выйдет. Папа успокаивал, – «у всех свои тараканы», а денег на машину дома и на такси за границей, слава богу, всегда хватит.

– Простите меня, – Сережа явно засмущался. – Но такси предложить не могу. Я не очень много зарабатываю.

Олю так растрогали его растерянность, незащищенность и искренность, что ей почему-то захотелось погладить юношу по голове, успокоить, приободрить.

– Не переживайте! Я знаю выход из положения. Мне сегодня папа дал свою машину. Так что я на колесах. Просто давайте я вас отвезу до дома, а будет считаться, что вы проводили меня. Идет? – Оле ситуация показалась забавной, она улыбнулась.

Сергей засмущался еще больше.

– Нет, это уж совсем неловко по луча-, ется. Я, выходит, предложил проводить вас, а на самом деле вы будете подвозить меня. Нет, так не годится.

– Да бросьте вы! Просто сегодня я «на коне»! В смысле…

– Я понял. У меня вообще с чувством юмора нормально.

– Ну и прекрасно. Меня, кстати, Оля зовут.

– Ой, простите, я не представился. Сергей.

* * *

Под новый 2009-й год, Ассоциация банков России проводила «корпоратив». Кризис далеко еще не миновал, и хотя банковская система усилиями в большей степени правительства, чем самих банкиров, устояла, настроение было весьма тревожное. Любимой темой для разговоров в «денежной среде» стал вопрос, за что вручают Нобелевскую премию по экономике, при том что экономисты хорошо разбираются только в прошлом, ничего не понимают в настоящем и совсем по-разному предсказывают будущее. Соль шутки сводилась к тому, что «нобелевку» получают те, кто наиболее достоверно предсказал прошлое.

Наиболее популярным анекдотом среди банкиров значился следующий. Один бомж спрашивает другого: «А у тебя знакомые банкиры есть?». «Нет», – ошарашено отвечает тот. «Значит, скоро будут!»

На кризисе между тем Андрей прилично заработал. Один из компаньонов по банку, помимо прочего, занимался строительством. Отрасль эта прилично «подсела», а компаньон был по уши в кредитах.

В том числе и от собственного банка. Короче говоря, когда долговая удавка на шее затянулась достаточно сильно, ему пришлось продать свою долю в банке с очень большим дисконтом. Андрей купил компаньона с потрохами, нашел, где перекредитоваться, заморозил стройки и стал ждать оживления рынка. По его собственным оценкам, капитал «подрос» миллионов на сто пятьдесят.

При этом его раздражало и не давало радоваться жизни то обстоятельство, что «официально» он сильно обеднел. Если до кризиса в летнем номере журнала «Форбс» за 2007 год он вошел в список ста самых богатых людей России с оценочной стоимостью в триста пятьдесят миллионов долларов, то теперь из «золотой сотни» вылетел. И поскольку в «Форбсе» его фамилии не было, «крутизна» Гвоздева формального подтверждения не имела. Конечно, Андрей понимал, что стоимость того или иного бизнесмена определяется весьма условной рыночной оценкой его акций. И если Андрей «вошел» в строительство, а сама отрасль лежит, значит, оценка его активов полетела вниз. Понимал Андрей также и то, что с началом оживления рынка он бу дет одним из первых, кто резко поднимется «в глазах экспертного сообщества». Уж что-что, а строиться-то люди будут…