Текст книги "Князи в грязи"

Автор книги: Михаил Барщевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Но сейчас Андрей пребывал в постоянном раздражении. Ему казалось, что все окружающие знают о его «беде» и смотрят на него с жалостливым снисхождением.

– А как ты меня представишь своим коллегам? – Маша вертелась перед зеркалом, привыкая к купленному пару дней назад моднейшему платью от «Moschino».

– Как эскорт! – огрызнулся Андрей. Вот уж что его меньше всего сейчас беспокоило, так это статус Маши. Через пару часов ему предстоит войти в помещение, где десятки глаз будут изучающе разглядывать его, бывшего «стольника», а теперь рядового банкира. И не важно, что там будет еще человек двадцать в таком же положении. Ему-то от этого не многим легче…

Маша же находилась в прекрасном расположении духа. И от нового платья, которое ей невероятно шло, и от гарнитура от «Bvlgari» из самой последней коллекции, который Андрей подарил ей сегодня утром. Не знала Маша, правда, что расщедрился Андрей лишь потому, что вече ром перед коллегами его дама должна выглядеть «на миллион». Чтобы никто ничего напрасно не заподозрил. Вернее, наоборот, заподозрил и понял, что у него, Андрея Петровича Гвоздева, все в полном порядке. В полном!

– Ну зачем ты так раздраженно, Андрюша? Я в чем-то виновата? – Маша никак не хотела конфликта. К тому же она была искренне благодарна Андрею. Иногда она представлялась себе бездомной голодной кошкой, которую Андрей подобрал, пригрел, накормил…

– Прости, дорогая! Прости. Просто я на нервах.

– Да не стоит тебе волноваться, это мне интуиция подсказывает! – Маша подошла к Андрею и нежно его поцеловала.

– Скажи, – Андрей отстранился, – а тебе нужен я или мои деньги? Только честно, я не обижусь.

Простым «ты» ограничиться было нельзя., Прозвучало бы неискренне, даже будучи абсолютной правдой. Это Маша сообразить успела.

– Для меня, Андрюша, твои деньги имеют лишь одно значение. Ты пробился сам. Ты все заработал сам, а не папа тебе дал. Для меня твои деньги просто градусник, показывающий уровень твоего ума и деловых качеств. Если мужчина к сорока годам нищий, то это не мужчина. Давай я так сформулирую: я люблю тебя. Люблю в том числе и потому, что твои деньги доказательство твоих силы, воли и ума. Понимаешь? Я не деньги люблю. Подарки приятны, но это… Это так, семейные игры мужа и жены. Хотя, конечно, я не жена.

– Пока, – слова Маши лились как бальзам на рану.

– Что? – Маше показалось, что она ослышалась.

– Я говорю – пока. Пока не жена.

– Да ладно! Оставь! Ты никогда на мне не женишься. Вот на это у тебя смелости не хватит.

– Посмотрим. А при чем здесь смелость?

– Ну, а вдруг я просто расчетливая щучка, решившая тебя обобрать?

– Уж лучше умная щучка, чем дура-алкоголичка!

Маша внимательно посмотрела на Андрея. Нет, он не шутил…

* * *

На банкирском корпоративе Андрей светился словно новый пятак. Представлял Машу друзьям-приятелям как новую жену, так сказать, «жену второго поколения». Маша поддерживала шутку, добавляя – «модифицированная модель, тюнингованный вариант».

К концу вечера Андрей прилично выпил. Загрустил. И стал пить еще больше. Домой его Маша везла уже совсем никаким. Но хуже было другое. Андрей пил и назавтра, и на послезавтра. Пил зло, молча, просил его не трогать. К телефону не подходил. Кто-то звонил поздравить с наступающим Новым годом. Андрей велел Маше говорить, что его нет дома.

Тридцать первого декабря утром зашла сияющая счастьем Оля. Увидела состояние отца, осуждающе посмотрела на Машу, развернулась, бросила через плечо: «Куда же ты смотришь?» – и ушла.

Встреча Нового года провалилась. В десять вечера, когда пришло время ехать в ресторан, Андрей был пьян. Билеты, по семьдесят пять тысяч штука, пропали. Маша хотела было поехать одна, но потом поняла, что это будет ошибкой. Всплакнула от обиды, позвонила маме и осталась дома.

Второго января Андрей «вышел из пике». Стал извиняться перед Машей, вспомнил, что у них давно не было секса, но… Опять стал извиняться, объясняя свою неудачу проклятой выпивкой и нервами. Маша, как могла, его успокаивала. Но ей стало страшно. Она все время вспоминала Сашу, маминого второго мужа. Что же это получается, у них с мамой на роду написано жить с алкоголиками?

В середине дня Андрей неожиданно заявил, что вечером улетает в Новосибирск. Маша поняла – все кончено. Он летит к жене и сыну. Потом позвонит ей оттуда и скажет, чтобы она съезжала. Ну и ладно! В конце концов, ей есть где жить, есть на чем ездить, есть где работать. Тут она с ужасом поняла, что забыла позвонить Иннокентию Семеновичу – поздравить с Новым годом. Стала набирать эсэмэску.

Андрей, увидев, что Маша ковыряется с телефоном, спросил:

– Договариваешься с кем-то о встрече? Чтобы вечер свободный не пропал? – Он попытался безразлично улыбнуться. Мол, просто шучу. Хотя на самом деле напряженный взгляд говорил о другом.

Маша подошла к нему и протянула руку с телефоном.

– Прочти! Проверь, я грамматических ошибок не сделала?

– Перестань, я же шучу, – Андрей почувствовал неловкость.

– Я настаиваю, прочти! – тон Маши не оставлял Андрею выбора. В эсэмэске Маша действительно поздравляла Будника с Новым годом и извинялась, что с опозданием. Объясняла причину – утопила телефон в ванной и только сегодня смогла купить новый.

Андрей успокоился. Кажется, ей действительно можно доверять. И причину-то задержки с поздравлением придумала грамотно. Он бы не сообразил.

Через пятнадцать минут от Иннокентия Семеновича пришел ответ: он на лыжах с женой и внучкой, в Италии. Вернется десятого. Одиннадцатого предлагает встретиться. Соскучился. Маша коротко, чтобы Андрей не видел, ответила: «ОК».

* * *

Из Новосибирска Андрей вернулся седьмого – отметить Рождество с Машей и поздравить Олю. С порога сообщил, что о разводе с Аней договорился. Заявление в суд, сын-то еще несовершеннолетний, подали. С судьей взаимопонимание за небольшую плату достигнуто. Развод десятого марта.

– Она так легко согласилась? – Маша не верила своим ушам. Не бывает, чтобы так быстро исполнялись мечты.

– А куда ей было деваться? Миллион долларов на ее счет плюс квартира. Да еще ежемесячно ей десять тысяч на пять лет и десять тысяч до совершеннолетия сына.

– Я дорого тебе обхожусь, милый? – Маша решила пококетничать. Когда женщина не знает, как правильно поступить, она начинает кокетничать. Маша не являлась исключением.

– Дорого обходится свобода, а не ты! – Андрей был серьезен. И горд от своей решительности.

Оля достаточно спокойно, можно даже сказать философски, относилась к папиному роману с Машей. Нет, конечно, будь на месте Ани ее мама, реакция была бы иной. А так в какой-то мере даже приятно. Аня стала виновницей расставания родителей, а теперь сама «подвисла». Хотя поиграет папа с Машей, потом будет другая…

А вообще Маша Оле даже нравилась. В чем-то хотелось ей подражать. Острая на язык, с быстрой реакцией, всегда позитивная, всегда «нет проблем». Больше всего Олю подкупало то, что Маша не только не пыталась вбить клин между нею и отцом, но, наоборот, при малейших разногласиях всегда брала ее сторону. Подругами они не стали, уж больно разные имели приоритеты в жизни, но приятельницами – вполне.

Оля сильно зауважала Машу, когда та взвалила на себя второе высшее образование. Правда? С Олиной точки зрения, что экономист, что юрист – профессии паразитические. Папино банкирство, кстати, тоже. Другое дело ее медицина! Но по-любому девушка, которая могла бы не вылезать из фитнеса, соляриев и бутиков, грызет науку, пытается сама встать на ноги. Это вызывает уважение.

Ситуация изменилась, когда отец как бы невзначай бросил, что собирается на Маше жениться.

– Ты ставишь меня в известность или спрашиваешь совета? – разговор происходил дома у Оли в один из редких теперь визитов отца.

– А я должен спрашивать совета?

– Если ты меня считаешь посторонней или ребенком, то нет. Если родной и взрослой, – да.

– Ну, и какое твое решение?

– Решение будет твое. И только твое. А совет может быть мой.

– Слушай, ты, как мой адвокат. Не крючкотворствуй. Что по сути? – Андрей начал раздражаться.

– Ответишь мне на несколько вопросов?

– Детектор лжи принести?

– Пап, что ты злишься? Я же хочу совет предложить. Чтобы тебе легче далось решение. Чтобы ты сам в себе разобрался. Забудь, что я дочь. Представь, что я профессиональный психолог.

– И сколько мне будет стоить консультация? – Андрея развеселила мысль, что он словно крутой американский банкир завел личного «мозгоправа».

– Чтобы не разрушать привычное для тебя представление о человечестве, деньги стоит с тебя взять. Но поскольку речь идет об отце… И кстати, о моей очередной мачехе, то на всякий случай немного. Давай сто рублей, – Оле показалось забавным, что ее первым пациентом стал собственный отец.

– Почему «очередной»?

– Вот и первый вопрос. Ты думаешь, что проживешь с ней до старости?

– Ну да… – Андрей задумался. – Пожалуй, да.

– У нее испортится фигура, сморщится кожа… – Оля испытующе смотрела на отца.

– Это не самое главное. Теперь это для меня не самое главное, – уточнил Андрей.

– А что самое главное?

– Она, понимаешь, живая. И искренняя.

– В чем?

– В своих желаниях. Она не хитрит, а говорит все достаточно открыто. И потом, она не ворует.

– Что значит «не ворует»? – Такой неожиданный поворот темы насторожил Олю.

– Я несколько раз оставлял на столе деньги. Много денег. Она ни разу к ним не притронулась.

– А другие?

– А другие почти всегда либо брали тайком, либо начинали просить, чтобы дал.

– Хорошо. Допустим, деньги ее интересуют не в первую очередь. А что ее интересует?

– Карьера.

– Тогда получается, ты «не при игре»?

– Почему? Мы бы могли вместе работать. И потом, это вызывает уважуху.

– Ну да, семейный бизнес: она твой юрист, я твой психолог, подрастет Костик, будет твоим водителем.

– Костик мой сын…

– От Ани, – со злостью перебила Оля.

– Он же не виноват в этом. – Для Андрея не было секретом, что Оля Костика недолюбливает. Он считал это нормальной детской ревностью сестры к брату от другого брака. Надеялся, что со временем неприязнь дочери пройдет. Но сейчас понял, что для Оли Костик по-прежнему – враг.

– Проехали. А ты хочешь, чтобы Маша тебе родила?

– Да.

– Ты в этом уверен?

– Слушай, я еще достаточно молод. И по деньгам могу себе позволить поднять троих детей…

– Во-первых, я уже поднялась…

– Перестань меня перебивать! – вскипел отец. – Поднялась она. Вот замуж выйдешь, тогда…

– А не выйду, так и будешь меня всю жизнь содержать?

– Придется. Не стану же я сволочью.

– Почему сволочью?

– Есть такая шутка: сволочи – это родители, которые не хотят содержать своих детей до их пенсии.

– Забавно. Вернемся к теме.

– А что я могу тебе еще сказать?

– У тебя, пока ты с Машей, были другие женщины?

– А тебе не кажется, что такой вопрос отцу задавать несколько неприлично?

– Отцу – да. Пациенту – нет. А поскольку мы договорились на сто рублей, ты хоть и плохонький, но пациент.

– Давай передоговоримся на сто долларов, и я стану хорошим пациентом.

– Ты станешь тридцатью плохонькими.

– Почему тридцатью?

– Пап, ты банкир или куда? – Оля прыснула от смеха.

– При чем здесь банкир?

– Обменный курс рубль-доллар – тридцать к одному. Соответственно, гонорар в сто долларов – это тридцать плохоньких сторублевых пациентов.

– Да ну тебя! – теперь и Андрей рассмеялся.

– Ладно. Психотерапевт из меня не получился. Женись!

– Почему?

– А потому, что мне Маша нравится. И с холостяцкой жизнью тебе пора завязывать. Ты при Маше хоть пить перестал. Уже польза! Ну, Новый год не в счет. Ты, видимо, тогда, накануне своего «пике», как раз и задумался в первый раз о женитьбе?

– Да, – Андрей растерялся. – А как ты догадалась?

– Так я же на собаках все время экспериментирую. А все кобели одинаковые. Боятся лишиться свободы…

– Ну, если я кобель, то ты…

– Ага! А я этого и не скрываю.

Оля встала, подошла к отцу, поцеловала его в щеку и позвала пить чай. Андрей смотрел на дочь счастливыми глазами. Ею можно гордиться. Правда, Маша, конечно, покрасивее. Но и Оля – вполне себе ничего.

* * *

Проект брачного договора Маша попросила составить Иннокентия Семеновича.

– Понимаешь, Машуль, если ты жаждешь расстроить брак, достаточно сделать только одну вещь – записать в договор, что имеешь право хоть на что-нибудь, – адвокат ехидно улыбнулся.

– Не любишь ты Андрея! – Маша надула губки. – А он, между прочим, в отличие от тебя на мне собирается жениться.

– Да я к тебе лучше отношусь. Я не хочу, чтобы ты стирала мои носки.

– Угу, при твоей скаредности на стиральную машину рассчитывать точно не придется.

– А ты настаивай, чтобы Андрей взял домработницу. Помоложе и покрасивее.

– Ага! Сейчас! – Маша покраснела от злости. Конечно, она боялась, что у Андрея может возникнуть новый роман и она окажется в положении Ани. «Черного кобеля не отмоешь до бела». Но она расстарается.

– Ладно, к делу! То есть о сущем – о деньгах.

– А можно в контракте записать, что мы обязуемся любить друг друга до гробовой доски? – Маше очень нравилось поддразнивать адвоката, играть на его чувстве ревности.

– Можно, но тогда он будет признан в суде недействительным.

– Почему это?

– Потому, котенок, что есть такое понятие – кабальная сделка. И еще – сделка, заключенная под влиянием обмана.

– И кто кого обманывает?

– Разумеется, как обычно, ты всех.

– Можно подумать, что тебя можно обмануть!

– Меня нельзя. Ладно. Я думаю, формулировка должна быть стандартная – каждому принадлежит то, что на его имя зарегистрировано.

– Значит, акции его фирм…

– Они останутся всегда его. Если только он под влиянием твоих чар не перепишет их на тебя.

– Ну и х… с ним!

– Не матерись. Ты теперь будешь дамой светской, то есть манерной, жеманной и хорошо воспитанной. Только мизинчик не оттопыривай, когда чашечку с кофе брать будешь, – настала очередь Иннокентия Семеновича подколоть Машу. Она ему про Андрея, а он ей про ее происхождение… Квиты.

– Злой ты, медвежонок! Будешь наказан. Спи отныне с выпускницами Смольного. Им сейчас как раз лет по девяносто, твоя возрастная группа. – Ох, как Маше нравилось пикироваться с Кешей. Только он мог по достоинству оценить ее уколы и ответить соответственно. Маша обожала фехтовать словами. Жаль, что с Андреем это было невозможно.

– Мало заманчиво. У них за всю жизнь не накопилось в этом вопросе такого опыта, как у тебя.

– Не хами!

– А ты не задирайся! Андрею твоему, кстати, через десять лет будет столько, сколько мне сейчас. Что тогда будешь делать?

– Как что? Выйду за молодого и богатого! И между прочим, не через десять лет, а через двенадцать.

– Вот потому и нельзя в контракте писать «до гробовой доски». Ты уже сейчас не собираешься этот пункт исполнять.

– Вот от чего вас, адвокатов, во всем мире и ненавидят, все в свою пользу вывернете!

– Ну, мы-то на словах, а судя по твоим успехам, ты – на деле. Честно, я не верил, что ты его охомутаешь.

– А может, это он меня?

– Ага! Кому-нибудь другому рассказывай!

– Ладно, что еще писать будем?

– Я думаю, стоит записать, что из нерегистрируемого имущества каждому в случае развода принадлежат те вещи, которыми он пользовался исключительно или преимущественно.

– А это что за хрень?

– Маш, правда, кончай выражаться, будто уличная дешевка. Ты как минимум – будущий юрист! – Адвокат всерьез разозлился.

– Извини. О чем идет речь?

– О драгоценностях для тебя. И бритве для него! – Иннокентий Семенович наблюдал, какое впечатление произведут его слова.

– А мой эпилятор?

– Отсудим!

– Я на тебя надеюсь.

Любовники рассмеялись. И от пикантности ситуации – обсуждение брачного контракта после приятного секса, и от «лексического пиршества», как называл Иннокентий Семенович их словесные дуэли.

– Да, кстати, – на лице адвоката проявилась озабоченность, – у Андрея есть контакты в ФСБ?

– Разумеется. А как бы иначе он бизнесом занимался. А чего?

– Не «чего», а «что». А вот что. Как бы он тебя на прослушку не поставил.

– А что, это так легко делается? – Маша напряглась.

– Ну, не очень легко. Раныпе-то, до изменений закона о борьбе с терроризмом, только при наличии уголовного дела, с санкции суда и прочее. А теперь у Конторы есть право в оперативных целях поставить «на флэшку» кого угодно и когда угодно.

– И? – Маша ловила каждое слово.

– Если он не поскупится, а стоит это минимум тысячу долларов в день, то тебя будут слушать круглосуточно. И это еще не все. Он может получить распечатку твоих звонков, выбрать наиболее часто употребляемые и поставить на прослушку их тоже. Тогда при помощи биллинга он еще способен отслеживать, как часто ты оказываешься в одном и том же месте с тем, с кем при этом часто разговариваешь по телефону. Это, конечно, влетает в очень кругленькую сумму, но весьма эффективно.

– Сволочи! – вырвалось у Маши.

– Кто?

– Продажные чекисты, вот кто! А право на тайну частной жизни? А права человека?

– Девушка, вы о чем? Мы все под колпаком у «старшего брата».

– Мерзость.

– С этим я согласен. Просто, когда едешь ко мне, свой телефон оставляй в офисе, а на другой делай переадресацию звонков. И все. Против лома нет приема, если нет другого лома!

– А где я возьму второй телефон? – Маша сама поняла, что сказала глупость.

– А я для чего? – самодовольно улыбаясь, Иннокентий Семенович подошел к портфелю, достал коробочку и протянул Маше.

– Нет, все-таки ты прелесть, медвежонок. И чертовски умен.

* * *

Бывает так, что, объясняя нечто другому, мы вдруг сами задумываемся о предмете обсуждения и неожиданно обнаруживаем, что допустили просчет, что-то недосмотрели, недодумали.

Иннокентий Семенович сел в машину, бросил шоферу: «В офис» – и ощутил нутром какую-то тревогу. Что-то произошло. Пока не ясно что. Но оно волновало, было неуловимо, не имело формы. Зато имело явный запах тревоги.

– Шеф, звонила ваша секретарша, сказала, что не могла до вас дозвониться. Просила передать, чтобы вы позвонили на работу.

«Странно. Я телефон не выключал», – подумал Иннокентий Семенович и его вдруг будто током пронзило. А что, если то, о чем он предостерегал Машу, уже произошло? Что, если Андрей не поскупился и Машин телефон на прослушке? А соответственно и его. И дальше по биллингу их встречи «засвечены». Так, значит, за ним может быть «хвост».

Следующие несколько минут Иннокентий Семенович давал отрывистые указания шоферу: «Налево. В правый ряд. Притормози у киоска, поехали. Включи левый поворотник и поверни направо».

Такого раньше не было никогда, и пацан-водитель, переманенный Иннокентием Семеновичем у одного из клиентов (исключительно потому, что адвокат случайно узнал, что парень в ранней молодости увлекался автоспортом), растерялся. Но команды хозяина выполнял четко. Через несколько ми нут, уже увлекшись игрой в казаки-разбойники, шофер сам стал «скидывать хвост», поняв, в чем, собственно, дело.

– Молодец! – отрывисто бросил хозяин. – Достаточно. Заметил кого-нибудь?

– Нет.

– Ия нет.

Прошло еще несколько минут. Водитель наблюдал за лицом хозяина в зеркало заднего вида. Таким он Иннокентия Семеновича еще не видел. Лицо застыло словно маска. Но глаза… глаза… Парню стало страшновато. Не хотел бы он, чтобы Иннокентий Семенович когда-нибудь посмотрел так на него. Не хотел бы вызвать такую злобу у хозяина.

– Давай-ка на Лубянку, Леша.

– Слушаюсь.

– Расслабься. Все нормально. Показалось.

* * *

В хорошо известном здании на Лубянской площади Иннокентий Семенович провел не больше получаса. Прямо оттуда отправились в маленький подмосковный городок. Именно там находились центральный сервер и «переписка» по прослушке. На Лубянке Иннокентий Семенович узнал только одно – его телефон «на флэшке». Остальное могли сообщить ребята «на земле». Естественно, «кто надо» позвонил «кому надо» и Иннокентия Семеновича ждали.

Странно, но те немногие люди из бывшего 1-го Управления КГБ, из разведки, с кем Иннокентий Семенович был знаком, все оставались «при делах». Многие, большинство, работали теперь в СВР, но кого-то судьба закинула в ФСБ, а кого-то даже на должность замминистра в МВД. То ли подготовка у них оказалась высшего уровня, потому и были они востребованы, то ли при Путине ребята с его бывшего места работы пользовались наибольшим доверием. Кто знает. Факт оставался фактом – Иннокентий Семенович всегда, в любой силовой структуре мог найти «опорного» человека, а тот уже связывал его дальше и дальше, пока он не выходил на нужную ему в данный момент фигуру.

В «информационном центре» – так называлось тихое местечко, куда приехал Иннокентий Семенович, все выяснилось достаточно быстро. Его телефон оказался в списке еще пятнадцати телефонных номеров, поставленных на прослушку по письму замначальника ФСБ по Москве и Московской области. Слушали всех подряд, то есть не его конкретно. Посмотрев список, Иннокентий Семенович нашел только один знакомый номер – Машин. А больше было и не надо. Все стало понятно. Кто-то в территориальном управлении за бабки поставил на прослушку Машу и ее четырнадцать абонентов. Словом, все, как нафантазировал адвокат во время свидания со своей юной «послушницей».

Дальше было просто. Флэшку стерли, благо информацию с нее никто снять не успел. Прослушку начали пять дней назад. Видимо, заказчик, а точнее, его служба безопасности, хотели собрать побольше информации. И зря. В таких случаях, как и при оперативной разработке, информацию снимать надо ежедневно. А теперь… тю-тю.

Назавтра Иннокентий Семенович решил заехать на Лубянку еще разок. К тому же заму, которого навестил накануне. Пусть узнает, как его ребята подставляют своих. Хоть и бывших. Будник понимал, что мало никому не покажется. И кто-то Точно лишится погон. Надо только сделать так, чтобы Андрея не тронули. Все-таки Маша хорошая девчонка и для нее союз с Андреем – партия удачная.

* * *

Андрей назначил свадьбу на девятое сентября. Сам по себе день был счастливый с точки зрения нумерологии. Девятое, девятого, две тысячи девятого. Но дело не только в дате. Андрей в принципе обожал девятки. Наверное, все началось, когда его первой машиной стала автовазовская «девятка».

Как только у Андрея появилась возможность сунуть в лапу за блатные номера, раздумывать он не собирался: первый номер был «99–99». С какими буквами, он сейчас и не вспомнит. А потом, когда номера поменяли на новую серию, он взял, разумеется, «999». Теперь, когда Андрей обзавелся тремя машинами: служебным мерсом, кабриолетом, на котором пару раз за лето выезжал за город, и «Поршем-Кайен» для дальних поездок или снегопадов, на каждой красовались три девятки. И на обеих машинах, купленных для Маши, тоже были три девятки. Кстати, Андрей неожиданно для себя понял, что давно Машу воспринимает как свою, родную, если поделился с ней любимой цифрой.

До свадьбы оставалось полтора месяца. Начальник службы безопасности банка, формально занимавший позицию вице-президента, доложил, что с прослушкой «облом». Человек, через которого был размещен заказ, неожиданно уехал в командировку в Дагестан. Деньги вернул, но передать заказ другому отказался. И вообще рекомендовал не соваться, мол, сейчас за это можно здорово по башке получить. Да и заказчику могут грозить последствия – легко припаяют дачу взятки. Словом, вице-президент тоже рисковать больше не хочет. Он хоть и бывший комитетчик, но нюх не утратил. А пахнет жареным.

Андрей решил: «Ну и бог с ним. Может, оно и к лучшему. Нельзя же начинать новую жизнь с подозрений».

* * *

Роман Оли с Сережей развивался быстро, но как-то для нее необычно. Оля к такому не привыкла. Сережа приглашал ее в кино часто. Но места брал те, что подешевле. Цветы дарил постоянно. Но либо три дешевеньких гвоздики, либо одну розу. Чаще подмосковную. Когда заходили в «Шоколадницу» или «Кофе-хауз», Сережа пирожных себе не брал, – объяснял, что не любит мучного.

Оля делала вид, будто всех этих нюансов не замечает. Но чувство неловкости не покидало. Ведь у нее в сумочке лежали кредитные карточки. Три. С неограниченным лимитом. Хотелось пойти в приличный ресторан, но Сереже он был не по карману, а самой пригласить его казалось неловко. Боялась унизить.

Одну проблему Оля решила. Как-то зашел спор с Сергеем. Оля предложила пари – проигравший до конца лета покупает мороженое. Она знала, что Сергей прав, потому сознательно хотела проиграть. Лишать себя любимого с детства лакомства во время их долгих прогулок было невыносимо. Обмана Сергей не заметил. И от моро женого не отказывался, однако инициативы купить очередную порцию не проявлял.

Олю удивляло, что он не лез целоваться.

В ее жизни уже были двое мужчин. Один, первый, еще в десятом классе. Михаил, аспирант, читал лекции в институтском кружке, где Оля занималась. Читал он анатомию, показывал все на схемах, а девичья фантазия пририсовывала к скелету и оголенным мышцам кожу. Его кожу. И «учебный экспонат» начал в ее голове говорить его голосом.

Несколько раз Оля подходила к нему после занятий, прося что-то уточнить или разъяснить. Потом он ее один раз проводил до дома. Потом пригласил в кино. Оттуда поехали к нему домой. Оля противиться его настойчивости не стала… Встретились еще несколько раз, и аспирант вдруг резко остыл. Переживала Оля недолго, поскольку, честно говоря, молодого доктора она не любила, двигало ею в первую очередь любопытство. И желание скорее стать взрослой.

Второй мужчина появился неожиданно и на один раз. Все очень банально – пошла в ночной клуб (уже в Москве). Потан цевала. Разговорилась с красивым самцом. Он сделал конкретное предложение. Она решила: а почему нет? Вдруг с ним будет как-то по-другому? Оказалось, если не хуже, то также. Быстро, резко и никакой лирики. «Как животные», – подумала Оля и зареклась впредь от секса-гимнастики.

А Сережа ее возбуждал. Не то чтобы ей хотелось именно секса, но от его прикосновений, ласк она бы не отказалась.

Оле очень хотелось верить, что его интересует в первую очередь ее душа, а не тело. Она с удовольствием в этом убеждалась. И потому ждала. Не отпугивая, но и не поощряя природный инстинкт ухажера.

Как-то вечером, придя с очередного свидания, Оля взяла свой дневник, который в Москве позабросила. Нашла одну из последних записей про Мишу-аспиранта. Захотелось вспомнить свои эмоции того времени.

* * *

«Миша-Миша-Миша… иногда я, думая о чем-то, повторяю какое-нибудь слово, фразу… Твое имя пробую на вкус… Нараспев, шепотом, нежно, жестко, скороговоркой, сквозь смех, сквозь слезы, изнывая от жажды, жары, желания, когда оооочень хорошо, когда невыносимо тяжело… Миша-Миша-Миша – стучит в висках и в изгибах ключиц имя твое… Имя, как часовой механизм бомбы… Глубоко-глубоко спрятано малюсенькое табло, на котором несколько цифр – время, которое нам осталось…

Я… тургеневская героиня девятнадцатого века, одолеваемая лирическими настроениями, я „не от мира сего“… моллюск, нежное и розовое нутро которого больно ранит песчинка… день и ночь только и остается кутать ее бережно в перламутр… это мой способ жить… А ты? Что же ты? Хочешь ли быть разгаданным мной? Хочешь ли быть причастным ко мне? Так не бывает, чтобы тела без душ! Или твоя душа тоже защищена контрацептивным барьером?.. Я так много изучила наук и чужих повадок… Изучая тебя, звучит во мне простой мотив… Ты».

«Да, совсем иная картина, – подумала Оля, убирая дневник на место. – С Сережей пока – души без тел…» Оля почувствовала, что краснеет. В ней начала просыпаться женщина.

* * *

Маша заметила изменения в Оле почти г разу. Еще бы, горящие глаза, взнервленная манера общения и непривычно обильное применение косметики выдавали молоденькую девушку с головой. Обычно Маша никогда и ни в какой форме не вмешивалась в дела Оли. Спросит – ответит. Однако сама – молчок. Но тут Маша не выдержала:

– Оль, а чего это ты так мазаться стала?

– А что, не идет?

– Понимаешь, дешево получается. Слишком ярко. Глаза надо чуть обозначить, губы – только блеск. Тон тебе вообще не нужен. Румяна – тоже. Я же не пользуюсь, видишь.

– А можешь меня правильно накрасить? – Оля явно застеснялась.

– Да не вопрос!

Девушки приступили к таинству, удовольствие и смысл которого мужчинам никогда не понять.

– Ты чего, влюбилась?

– Маш, прости, не «чего», а «что».

– Ой, правда! Это моя провинциальность.

– Брось ты, я тоже не в Париже воспитывалась.

– Вверх посмотри. Ага, вот так. Так что, влюбилась?

– Ну, не влюбилась, но встречаюсь.

– Кто он?

– Не поверишь, мужчина! – Оля рассмеялась.

– Да не дергайся ты, в глаз попаду! Догадываюсь. Чем занимается?

– Вот странная ты. Не спрашиваешь, интересный ли он человек, интересно ли с ним разговаривать. Сразу – чем занимается.

– Так интересность определяется родом деятельности.

– А вот и нет. Можно быть врачом, даже аспирантом, и быть скучным. Только одни инстинкты. А можно торговать сотовыми телефонами и знать поэзию, музыку, искать смысл жизни. По крайней мере, думать о нем.

– Понятно. Значит, точно не медик. Теперь вниз посмотри. Нет, не так. Постарайся свои колени увидеть. Так он сотовыми торгует? На кого учится?

– Он не учится. У него денег нет. Он поэт. Бард. Он песни сочиняет.

Маша отшатнулась. Щеточка для туши так и повисла в поднятой руке.

– Зачем тебе это? Если мужчина не может заработать себе даже на образование, ато самец!

– Не-е. Мужчина – это характер. Прежде всего воля. Решительность. Умение ждать.

– Знаешь, а мне кажется, для тебя в жизни важнее всего кого-то опекать, о ком-то заботиться, кому-то быть мамкой.

– С чего ты взяла?

– Сама посмотри – о собачках ты заботишься, о папе печешься, профессию выбрала – ну, гуманнее не бывает. Даже мужика себе инстинктивно подобрала – не от мира сего, убогенького, неухоженного. Признайся, тебе хочется повести его в магазин и приодеть с ног до головы. Так чтобы он не обиделся, конечно, но чтобы все было аккуратненько, «по-хорошему».

– Честно говоря, хочется, – Оля смущенно улыбнулась.

Маша отложила в сторону макияжный инструмент, закурила, села напротив Оли. Девочки проговорили больше часа. Потом Маша неожиданно спохватилась, вспомнила, что в четыре у нее встреча с одним из клиентов Иннокентия Семеновича, и быстро докрасила Олю.

Разговора Маше хватило, чтобы понять, – у ее будущей падчерицы намерения более чем серьезные. Сделай ей Сергей предложение, побежит замуж не задумываясь. «Столько нахлебников Андрей не выдержит», – неожиданно для себя забеспокоилась Маша. Но больше всего ее расстроила Олина мысль, озвученная в разных вариантах несколько раз: «Я ему нужна. Он без меня пропадет». Не должна так женщина рассуждать. Не ее это функция. Так должен думать мужчина, для него это может стать эмоциональным мотивом замуж звать. «Какое-то кривое проявление материнского инстинкта у нашей девушки…»