Текст книги "Кольцо Афродиты"

Автор книги: Михаил Юдовский

Соавторы: М. Валигура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Пьяный, пьяный,– прошeлестело в толпе.

– Скажу тебе, как на духу, кузен,– начал я,– Б.Г. пьяный.

– Ну, он упал в моих глазах,– просто заявил Димон.

Б.Г. упал.

– Уй! – отшатнулась толпа.

Б.Г. начал возиться в грязи, как свинья, радужно улыбаясь.

Цимбалы кришнаитов смолкли.

– Жду вас на концерте,– крикнул на прощание Б.Г.

Мы ушли.

– Ждет он нас,– фыркнул я.– А билетов, поди, не достать.

– Простым смертным – нет,– напыщенно молвил мой кузен-кришнаит.

– А непростым бессмертным?

– О, да, те могут! Прабху, например.

– А он бессмертный?

– Он – дитя эфира.

– Как Сидорыч?

– Бери выше. Сам Кришна отметил этого человека.

– Кришна,– говорю,– чо-то всех отмечает. Б.Г. вот, тоже. Видал, как он в грязи барахтался?

– Б.Г. упал в моих глазах,– напомнил Димон.

– Это мы,– говорю, – видели. А Прабху, значит, еще держится?

– Прабху знает Б.Г.

– Как облупленного? – полунамеком спросил я.

– Как залупленного,– таинственно огрызнулся Димон.

–?? – на одном подтексте поинтересовался я.

–!! – в голосе Димона прозвучала тонкая аллегория.– Идем к Прабху.

И мы пошли.

Прабху левитировал у себя дома.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Из всей одежды на нем была лишь набедренная повязка, не скрывающая его толстые волосатые яйца. Он завис в полутора метрах от пола, сложив ноги в позе лотоса, а руки бантиком на груди. К босой ступне Прабху была привязана толстая бельевая веревка, завязанная особым кришнаитским узлом на ножке тяжелого венского стула.

Веревка то натягивалась, то снова ослабевала. Возле Прабху стоял работающий вентилятор, и йога то и дело сносило сквозняком к окну.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

– Меня то и дело cносит сквозняком к окну,– пожаловался Прабху.

Сердобольный я подошел к вентилятору и выключил его. Прабху облегченно вздохнул и рухнул на пол.

– Спасибо,– сказал он поднимаясь и вправляя себе вывихнутые ноги.– Один Кришна знает, как я заебался.

– Да откуда мне знать,– сказал Кришна.

– Хорошо выглядишь,– обрадовался Кришне я.

Прабху благодарно улыбнулся, глубоко вздохнул и яйца, поднявшись, вновь скрылись в складках набедренной повязки.

– Однажды,– сказал он,– cквозняком свирепым унесло меня в окно. Отныне, левитируя, вяжу себя к тяжелым предметам.

– Молодец,– похвалил его я.

– Правда, он не от мира сего? – гордо спросил меня Димон.

– Правда,– охотно согласился я.– Он из мира припезднутых. Мне вот вчера такая же девчонка встретилась; черненькая, глазки блестят...

– Так то Анфиса,– быстро обрадовался Димон.– Перед ней я особенно благоговею.

– Так мы,– начал я, обращаясь к Прабху.

– Насчет Б.Г.,– закончил тот, почесывая яйца под повязкой.

– Яйца чешутся? – посочувствовал я.

– Б.Г. я знаю,– продолжал Прабху, не прерывая своего богомеpзкого занятия.

Из-под повязки обиженно расходились потревоженные блохи. Сходка явно не удалась.

– Прабху, достань нам три билета на концерт,– трепеща попросил Димон.

– Четыре,– влез Кришна.

– Достану,– пообещал Прабху.– Три билета – не проблема.

– Вот жлоб! – обиделся Кришна.

– А еще лучше,– продолжал Прабху.– Пройдем через служебный вход.

– На шару! – обрадовался Кришна.

– Провести троих – не проблема.

– С-с-скотина!

Мы втроем ушли, а смертельно разобиженный Кришна принялся подгрызать веревку Прабху.

Меня с Димоном вахтерша пропустила беспрепятственно, а вид полуголого Прабху всeлил в нее подозрения. Вахтерша вцепилась в его набедренную повязку и рванула на себя. Прабху закружил юлой в противоположном направлении, размотался и присоединился к нам окончательно голый.– Так даже лучше, – обрадованно сообщил он.– Теперь я совсем близок к природе.

– У меня есть один Умственно Отсталый Друг...– задумчиво пробормотал я, разглядывая голого Прабху.– А не холодно тебе будет в Ледовом Дворце?

– Я выше холода.

– Морж?

Прабху поспешно запихал бивни в рот и сказал, что нет.

Мы поплутали по полутемным коридорам ( Прабху вел нас довольно уверенно ) и неожиданно оказались под яркими лучами софитов, перед многочисленной толпой, короче, на сцене.

При виде голого Прабху публика разразилась бурным аплодисментом.

– Ну, Боря, дает! – услышали мы полупьяный вопль Аркадия.

Прабху попытался прикрыть ладошками срам, и у него снова вылезли бивни.

Публика застонала от восторга. В это время погас свет, послышались шаги настоящего Б.Г., и мы, конфузясь, смешались с толпой.

– Прабху тоже упал в моих глазах,– доверительно шепнул мне на ухо Димон.– Голый, с бивнями... Пазор!

Хмель у Б.Г., видать, прошел, и концерт он отыграл довольно прилично. Под конец обезумевшие фанаты и фанатки окружили кумира. Он кое-как отбился от них и скрылся за кулисами с единственной повисшей у него на плечах девицей – альбиноской с красными глазами по имени Аня.

– Аня! – закричал взволнованно Лысый.

– Привет, Лысый,– окликнул его я.– Скоро Новый Год?

– Скоро,– обрадовался он.– Ты не знаешь, куда Б., блядь, Г. понес Аню?

– В принципе догадываюсь,– сказал я.– Хочешь, разведую?

– Хочу,– открыл душу Лысый.

Я был бы последним гадом, если б не откликнулся на такой призыв. Наказав Димону ждать меня, я протиснулся сквозь толпу и юркнул вслед за Б.Г.

Как настоящий журналист, я сразу напал на след; тот вел в артистическую уборную. Из уборной послышался шум артистично спускаемой воды.

– Витек! – закричал я.– Мне никто не звонил?

– Нет, никто,– ответил Витек голосом Ани.

– Анька, сука, открывай! – рассердился я.– Я тебя накрыл! И хахаля твово тоже. Счас пизды получите от Лысого. Оба! Даже трое! Лысый тоже!

– Не откроем,– пропищала Аня голосом Б.Г. – Пусть Лысый один получает.

– Ах, так,– рассвирипел я.– Чую, придется идти на крайности.

Я выхватил из кармана корочки " Пресса ", и дверь слетела с петель.

– Да вы тут ебетесь! – удивился я.– Нет видно, предела, подлости человеческой.

Аня посмотрела на меня красными глазами затравленного кролика.

Смущенный Б.Г. схватил гитару и взволнованно забренчал, запел:

– Мы стояли на плоскости с переменным углом отражения Мы сидели на плоскости с переменным углом отражения Мы лежали на плоскости с переменным углом отражения Сочиняя слова и придумывая выражения.

– Ты совсем ебнулся,– заметил я, хватая Аню за руку.– Надо б тебе пизды дать, да некому. Егор Иродов, пресса. Кстати, как вам понравился наш Город?

Взяв у голого Б.Г. интервью, я пообещал познакомить его с Лысым и увел Аню с собой.

Димон, ожидая меня, утешал в пустом зале Лысого, гладя его по плеши.

– А теперь идите к Б.Г.,– приказал я.– Он ждет вас, голый. Оба и загребете, всe втроем.

Димон увел рыдающего Лысого за руку, приговаривая:

– Лысый, не паникуй!

– Где? – спросила Аня.

– Что где? – удивился я.

– Где будем?

– Где будем что?

Аня поиграла юбкой, загадочно ее приподнимая и жеманно приопуская.

– У меня,– коротко сказал я.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Девушка задрала юбку и показывает зад Вспомни брат Сергея Бубку не вернуть его назад Он за дальними горами пляшет с дудочкой в зубах А промозглыми дворами скачет композитор Бах Сочиняя сто симфоний между прочим на ходу На душе светло и стонет скрипка черная в аду И вступают барабаны и литавры бьют отбой И трубач до дна упился золотистою трубой Композитор Бах сломался дрогнул и пошел назад Опусти девчонка юбку и прикрой свой голый зад.

(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )

В полутемном коридоре Оксана мыла пол.

– Ага, снова! – обрадовался Шоколадный.

– Уйди, Шоколадный,– устало попросил я.

Аня испуганно зыркнула в мою сторону. Оксана выжала тряпку и подняла на нас глаза.

– Опусти,– поморщился я.

Оксана неохотно потупилась.

" Она по-прежнему дура ",– подумал я, и повел Аню в комнату. На полпути я остановился и, сказав Ане " Подожди ", звонко шлепнул Оксану по заду.

" Вот и зад у нее все такой же,– подумал я.– О Господи, как же я ее люблю ".

У дверей моeй комнаты, приплясывая, как от энуреза, нас поджидал Сидорыч.

– Что делаете, пенсионер? – строго спросил я.

– Да вот, пляшу, как от энуреза,– признался старый шпион.– Гош, а Гош, а эту как звать?

– Б.Г.,– соврал я.

– Уй, Гоша, пидер, ты меня дурачишь,– засмеялся Сидорыч.– Гош, а Гош, а у тебя кольцо из какого матерьялу?

Мне надоели грязные приставания старого человека, и я забубнил, подражая эфирному голосу:

– " Гондон ", "Гондон ", вызываю на связь.

– Так из какого? – заторопился Сидорыч.

– Из плутония,– ответил я.– С тех пор и ношу.

Сидорыч угрем скользнул в комнату и заэфирил:

– " Хороший человек ", "хороший человек ", я – " гондон ".

– Это ты, Сидорыч? – ответили из Вашингтона.

– А кто ж еще? – обиделся Сидорыч. У вас что, несколько " гондонов "?

– Да уж хватает,– посетовало ЦРУ.– А твои, Сидорыч, позывные поменялись.

Знаешь, кто ты теперь?

– Кто? – завибрировал от волнения Сидорыч.

–" Припездок ", вот ты кто.

– Уй! – шарахнулся от аппарата Сидорыч.

– Куда, припездок? – строго прикрикнули на него.

– Вот вы бранитесь, " хороший человек ",– продолжал обижаться Сидорыч.То я вам долбоеб, то гондон, то, вот, припездок... А я, между прочим, узнал из какого матерьялу кольцо.

– И из какого?

– Из плутонию,– ликуя, произнес Сидорыч.– Номер в периодической системе такой-то, удельный вес сякой-то. Из плутонию!

– Не пизди, шпион,– одернули его и прервали связь.

В комнате на старенькой поломанной радиоле сидел кот Тихон.

– Чучело – не чучело – один хуй, скотина,– решила Аня.

– Два хуя – две скотины,– парировал находчивый Тихон.– Не хочу лишний раз, милая девушка, повторять вам, как у него уютно.

Тихон закатил глаза.

– Ты уйдешь или нет? – намекнул я.

– Пожалуй, нет,– сказал Тихон.– Для разнообразия.

– Безобразие,– сказала Аня.– Он что, так и будет сидеть?

– Могy прилечь. При желании могу прилечь между вами. Как вам, кстати, нравится, что я говорящий?

– Никак не нравится,– буркнула Аня.– По-моeму, ты не говорящий, а просто перед бабами выебываешься.

– Если не ошибаюсь, альбиноска? – продолжал наглеть Тихон.– Да, альбиносок у Гошеньки еще не было.

– Ну все,– вышeл из себя я.– Брысь!

– Ладно,– поморщился Тихон,– если меня будут спрашивать – я подслушиваю вас у дверей.

Я вернулся в себя. К моeму приходу Аня успела раздеться, погладить свою одежду и надеть ее снова.

– Юбка,– говорю,– мятая. Как будто мы с тобой Бог знает что делали.

– Почему "как будто "?– удивилась она.– А чем, по-твоему, мы все это время занимались?

– В юбке?

– Ты – нет.

– А ты?

– Я ее задирала.

– Без лирического отступления?

– Сейчас будет,– раздался за дверью голос Тихона.– У Лукоморья, дорогие мои, дуб зеленый. Про Сидорыча, словом.

– Уй! – удивился за стенкой Сидорыч.– Как интересно! Гошенька, пидер, ты знаешь, что я теперь " припездок "?

– Догадываюсь,– проворчал я.– Тихон?

– У аппарата. Так вот, расскажу я вам не что-нибудь, а Полную Историю Долбоебов, дорогие мои.

– Пройденный этап,– ностальгически вздохнул нежный Сидорыч.– А припездки там будут?

– Будешь перебивать – ничего не будет,– отрезал Тихон и начал сказ.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Со времен появления Человека на Земле История Долбоебов была и остается одной из самых темных и таинственных страниц в Истории Рода Людского.

В тот момент, когда Неандерталец превратился в Кроманьонца, История Кроманьонцев пошла своим путем. В силу диалектического разнообразия Кроманьонцы разделились на несколько подвидов: Олухи, Кретины, Козлы, Гондоны, Пидорасы, Припездки, Выблядки, Узбеки и, наконец, Долбоебы. Но если об Олухах, Кретинах, Козлах, Гондонах, Пидорасах, Припездках, реже Выблядках, даже об Узбеках мы находим упоминания в Общечеловеческой Истории, то История Долбоебов покрыта пеленой мрака. Словно не было и нет такого народца на Земле. Меж тем, это не так. Долбоебы появились одновременно и наряду со всeми остальными. Все дело в той двойственной роли, которая была отведена им тайным ходом Эволюции.

– Почему наше имя не упоминается в Истории?

– Тебя, Долбоеба, забыли спросить.

– Ну вот, всeгда так. Олухов, Кретинов, Козлов, Гондонов, Пидорасов, Припездков, Выблядков, ( даже вонючих Узбеков! ) спрашивают, а нас, Долбоебов, нет. По– вашему, это справедливо?

– Тебя, Долбоеба, забыли спросить!

Вот вам типичный пример беседы Долбоеба с Историком Того Времени. Беседа бессмысленно течет по кругу, пока Долбоеб, отчаявшись получить объяснения, не машет рукой и идет к себе в деревню. Их, кстати, две: Большие Долбоебы и Малые Долбоебы. В Больших Долбоебах живут Долбоебы большие, в Малых – соответственно – малые. Между деревнями не утихала и не утихает грызня.

– Эй ты, Малый! – кричит Большой, увидев Малого под окнами своего дома.– Ты чего по нашей деревне бродишь?

– Тебя, Долбоеба, забыл спросить,– Огрызается Малый, даром, что сам Долбоеб.

Участвуя в Троянской Войне, Долбоебы принесли Грекам победу по очкам.Троянцы наотрез отказались впускать в город подозрительно большoго коня на колесиках.

Видя, что хитрость не удалась, Греки подослали к воротам Трои взвод Долбоебов.

– Это вы хорошо делаете, Троянцы, что не пускаете коня! – нестройно закричал взвод.– Так держать!

– Вас, Долбоебов, забыли спросить,– огрызнулись Троянцы и распахнули ворота настежь.

Дальнейшеe вам известно из произведений Гомера. Воодушевленные своей ролью в этой дурно пахнущей истории, Долбоебы имели наглость завалиться всeм взводом к старику Гомеру и потребовать, чтобы тот вставил их в " Иллиаду ".

– Вас, Долбоебов, забыл спросить, – огрызнулся Великий Слепец.

Так и осталась " Иллиада " без Долбоебов. Некоторые утверждают, что и к лучшему.

Пренебрежение советами Долбоебов стоило в свое время жизни Александру Македонскому. Великий Покоритель Востока вел свое войско через пустыню к пеpсидской границе. Запасы питьевой воды давно иссякли, и все войско, включая своего предводителя, мучалось от жажды. Тут вдалеке показался oазис. Македонский подстегнул своего коня и поскакал к воде. Тут же следом за ним рванулся полковой врач-Долбоеб, отчаянно вопя на скаку:

– Македонский, не пейте воды! Македонский, не пейте воды!

– Тебя, Долбоеба, забыл спросить, – огрызнулся Великий Полководец и, припав губами к мутноватой воде, осушил озерцо до дна. Переизбыток влаги хлынул у него изо всех пор, Македонский захлебнулся и утонул.

Долбоебы участвовали во всех войнах, революциях, переворотах и иных тонких политических процессах, но так и остались неизвестными. Именно Долбоебу с девочкой на руках поставлен памятник в берлинском Трептов-парке. (Именно к их числу принадлежим и МЫ, Писатели этих строк ).

В целом, из всех вышеупомянутых подвидов плодотворными оказались лишь шесть:

Долбоебы, Гондоны, Выблядки, Припездки, Пидорасы и, извините, Узбеки. Козлы, Олухи и Кретины же оказались банальны, невыразительны и составили так называемую Общую Массу Шоколадных Читателей.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ЗНАМЕНИТЫЕ ДОЛБОЕБЫ:

Энгельс, Колумб, Архимед, Моцарт, Парацельс ( Авицена ), Микельанжело, Иисус Христос, Ван Гог, Паскаль, Буратино, Гагарин, Спилберг, МЫ, Идр.

ЗНАМЕНИТЫЕ ВЫБЛЯДКИ:

Маркс, Сократ, Гоголь, Апостол Павел, Леонардо да Винчи, Байрон, Призрак Оперы, царь Давид, Толстой, Солженицын, Идр.

ЗНАМЕНИТЫЕ ГОНДОНЫ:

Ленин (Ильич), Гете, Апостол Петр Ключник, Александр Македонский, Декрат, Мольер, Павлик Морозов, Иван Сусанин, три Поросенка, Идр.

ЗНАМЕНИТЫЕ ПИДОРАСЫ:

Рафаэль, Пушкин, Россини, Бах, Энштейн, Рубенс, Кощей Бессмертный, Шекспир, три Волхва, кукла Мальвина, Идр.

ЗНАМЕНИТЫЕ ПРИПЕЗДКИ:

Лермонтов, Шопен, Песталоцци, Пифагор, Феллини, Иуда Искариот, Мусоргский, Фолкнер, царь Соломон, Иосиф-плотник, Достоевский, Пьерро, Идр.

УЗБЕКИ:

Рахат-Лукум.

(КОНЕЦ ЛИРИЧEСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ)

ОБЩЕСТВЕННЫЙ РЕЗОНАНС

Сверкая надраенными зубами, я вышeл на кухню. На кухне в клубах дыма и аромате кофе сидел голый по пояс дядя Володя.

– Не понял,– говорю,– а где Аня?

– Я ее спровадил,– ответил дядя Володя.– Зачем тебе, Гоша, альбиноски? Тебе, Гоша, альбиноски не нужны.

– Дядька, – говорю я сердито,– не вмешивайся в мою личную половую жизнь. Кофе она сварила?

– Это я ей позволил. А далеe – ни-ни. Кстати, полюбуйся на свою статью.– Oн протянул мне свежий выпуск " Городских Хроников ".

Я живо прочел передовицу. Паршивый дядька искромсал мою статью, как капустную кочкрыжку. Резюме было следующим: "Словом, о таких людях, как Ябунов, можно фигурально выразиться, что они "пердят" в общественных местах, аки у себя дома."

Внизу стояло: " Наш спец. корр. Егор Иродов ".

– Эт что,– говорю,– я уже следующую статью подготовил. Про Б.Г.

– А этот что делает? – заволновался дядька.

– О, он много что делает. Полный комплект.

– Говори без обиняков!

– Ебет альбиносок. За сценой, аки у себя дома.

– Я тебя, Гоша, пришибу,– устало пообещал дядька.– У тебя какой-то извращенный склад ума.

– Народ,– говорю,– должен знать всю правду.

Дядя Володя поскрежетал зубами и выдохнул:

– Каких таких альбиносок?

– В основном,– объясняю,– беленьких. Глазки такие красненькие, знаешь?

– Ну, а ты чем занимаешься? Не прoшло и получаса, как я выставил от тебя альбиноску с красными глазами.

– Отбил у Б.Г.,– похвастался я.– Могу и об этом написать.

– Пакалечу! – заревел дядя Володя.– Отпилю руки! Выскребу мозги чайной ложечкой! Не надо писать про Б.Г., Гоша.

Я испугался, но огрызнулся в ответ:

– Ну, и у кого ж из нас извращенный склад ума, дяденька?

– Ты и Аркадий,– загадочно ответил дяденька.– Вы и только вы двое умеeте делать из меня зверя. Пойду, дам Аркадию по яйцам,– неожиданно решил он и ушел.

А я остался пить кофе один. Ненадолго – вскоре на кухню выпорхнула Оксана и поставила чайник.

– Опаздываем,– подъебнул ее я.– Моя альбиноска уже съебамшись.

Оксана не то фыркнула, не то всхлипнула ( дура ).

– Сам дурак! -огрызнулась она.

Вот и думай про нее! Лесбиянка – она и есть лесбиянка.

– Лесбиянка,– отпустил новую шпильку я.

– Пидр,– процедила она.

– Беспочвенно,– с ноткой превосходства заметил я.– Неудачная критика.

– Поживем – увидим,– заявила она.

ФИЛОСОФСКОЕ РАССУЖДЕНИЕ Мне никогда не нравились всякие извращения. Ну, к педерастам я, пожалуй, относился терпимо. Лесбиянки мне отчасти даже были симпатичны. Против зоофилов я, в общем-то, ничего не имел. Некрофилы мне попросту нравились. Но отрывать лапки бедным кузнечикам...

( КОНЕЦ ФИЛОСОФСКОГО РАССУЖДЕНИЯ )

Тут за окном послышался дрочливый лай множества собак. Оксана заткнулась, да и я, честно говоря, приумолк. Маленькие кривоногие твари, окружив ноги дяди Степы Речного, ластились к ним, как хуй к пизде. По лицу дяди Степы расползлась сладкой жижей блаженная улыбка. Он йукал своим четвероногим уродцам, а те, повинуясь звукам его неземного голоса, разгоняли всех дворовых котов. Тут дверь хлопнула, и в кухню ворвался взъяренный Тихон.

– Я буду жаловаться Властям! – прошипел он.– Ты у меня дойукаешься, долбоеб!

Он спиздил у Клавы кусочек мела и куда-то изчез в дурном настроении.

– Оксан,– сказал я неожиданно,– отчего у тебя жопа такая упругая?

Оксана явно не ожидала такого вопроса, поэтому она растерялась и пощупала свою жопу.

– Не знаю,– говорит.

– А я,– говорю,– знаю. Жрешь много, вот что.

– Неправда!

– Правда-неправда – один хуй, скотина.

– Все,– сказала она.– Я на тебя в обиде. Ты будешь в конце концов со мной спать или нет?

– С тобой, пожалуй, уснешь... То есть, ты в каком смысле?

– В обычном. Как мужчина с женщиной, Гоша.

– А давай, как космонавты.

– Чо?

– Через плечо. Вот у меня дружок был, Юра, блядь, Гагарин покойный, так тому насрать где, как, с кем – спит, скотина, без задних ног, только невесомостью его переворачивает. А он, сука, по орбите так и несется.

– Притормози,– подняла руку Оксана.

– Вот так и люди ему: притормози, мол, Юра! Но ему и на людей насрать, пищу из тюбиков посасывает, спит и несется себе навстречу посмертной славе. Так и помер.

Видимо, Оксанe стало жалко Юру, и она заплакала.

– Ну чо ты, – говорю,– ревешь. Помер Юра, ну и хуй с ним, что, у нас других космонавтов нет? Есть у нас еще космонавты. Серега, например, Умственно Отсталый. У него, кстати, тоже жопа толстая.

– Как у Гагарина?

– Как у тебя.

Тут во дворе кто-то потешно закричал " ай! ай! ", и мы отвлеклись от разговора. Сперва в окне кухни промелькнул Фима, почему-то вверх ногами, за ним – незнакомая рука с гаечным ключем.

– Ой, Вань, душа! – услышали мы потешный фимин голос.– Ты чего?

– А вот чего! – раздался чей-то бас, и рука с ключем вновь очертила в окне полукруг.

– Ай, Вань, ты чо, пьяный, что ль?– завизжал Ефим.

– Я те щас покажу пьяного! – ревел невидимый Ваня.– Эту, блядь, историю поведал ему Ефим, сука, Парашин. Я те, блядь, поведаю истории. Баян! Аккордеон ебаный!

– Парашина пиздят,– сообщил я Оксане.– Гаечным ключем.

– Кто пиздит?

– Полагаю, что Иван Тургенев.

– Гоша, помоги Фиме!

– Да ты ебнулась,– возразил я.– Против Тургенева не пойду.

Но высунулся в окно. Ваня, большой, седовласый и седобородый, методично добивал гаечным ключем маленького расплющенного Фиму.

– Вань, не бей Фиму,– попросил я.– Он маленький.

– Ничего, ничего, Гош,– слабо сказал Фима.– У Вани на пиздюль рука легкая.

– Ладно, выгребай, Фим,– махнул рукой я.– Погода, кстати, сегодня чудесная.

Ваня кивнул и, хекнув, продолжил свое богомерзкое занятие. Я потерял к ним интерес и повернулся к Оксане.

– Привет, Оксан,– говорю.– О чем мы разговаривали до того?

– О том, что давай спать вместе.

– Да ну тебя,– говорю.– Не хочу я спать. Я сегодня обещал с пацанами встретиться, а ты – спать! В крематории выспишься.

– Так ты, значит, меня не хочешь?

– Перехотел. Слишком вас на свете много.

– Кого нас?

– Бап-п-п. На каждого мужика приходится в среднем полторы бабы. А на хуй, спрашивается, бедному мужику полторы бабы? Улавливаешь, Оксан, куда клоню? Я – нет.

– Ты еще об этом пожалеeшь! – Оксана встала.

– Ой-ой-ой,– прогнусавил я.

ФИЛОСОФСКИЕ РАССУЖДЕНИЯ Я бы всех женщин прижучил. Не знаю, что это означает конкретно, но иначе с ними нельзя.

– Когда я иду по улице всe на меня смотрят, и всe меня страшно хотят. Я подозреваю, что во мне есть что-то остро сексуальное. Не далеe, чем вчера-зимой, к примеру, одна брунетка пялилась на меня во всe глаза. Я решил вывести ее на чистую воду и спросил напрямик:

– В чем дело?

Брунетка, конечно, ужасно смутилась и залепетала, на ходу сочиняя жалкую отговорку:

– Вы пальто надели шиворот-навыворот.

Тогда я прямо на ее глазах переодел пальто и, желая быть жестоким, величественно произнес:

– Ну?

– Ничего, ничего,– залепетала брунетка и зашагала от меня прочь. И всю ее фигуру так и пошатывало.

– Ну их на хуй!

– А не довольно ли думать про женщин? И правда – довольно. Уж лучше думать про собак. На днях, кстати, видел бульдога. Бульдог был низкорослый, жирный, ноги у него были кривые, нижняя губа налезала на верхнюю, щеки свисали чуть не до земли. Я даже весь как-то приосанился.

(КОНЕЦ ФИЛОСОФСКИХ РАССУЖДЕНИЙ )

Из рассуждений меня вывел телефонный звонок. Я кинулся в сортир, но Витька там не было. " Блядь, где ж у меня телефон? " – принялся лихорадочно припоминать я и вспомнил, что телефона у меня вообще нет. Я поднял трубку и на меня тут же рявкнули:

– Заткни ебало!

– А я,– говорю,– еще ничего не сказал.

На том конце провода смутились и замямлили:

– Эта... э-э... Иродов Егор, пресса?

– У аппарата.

– Вам эта... из Мафии беспокоят.

– Из кого?

– Из эта... Мафии.

– Ни хуя не разберу. Передайте по буквам.

– Ну, эта... Мафия, Акно, Фулюганы, Иллада и эта... исчо одна Иллада.

– Нэмохэи?– переспросил я.

– Чаво? – не поняли там.

– Чо, придурки, что ли?– взорвался я.– Передаю по буквам: Нарцисс, Эмбрион...

– Ты эта,– обиделись там.– Не обзывайся. Мафия того, бессмертна.

– Кто бессмертна?

– Ну ты, бля, эта, Гомер глухой,– на том конце провода явно сидел эрудит.– Вынь хуй изо рта и слюшай.

Я вынул хуй изо рта и приготовился слушать.

– Мы эта, из Мафии,– повторил эрудит.

– Ах, из Мафии,– разобрал я.– Ну, и чо?

– А то, что у нас есть для тебя эта... как его... сообщение.

– Приятное?– на всякий случай переспросил я.

– Не. Ну, тебе... эта, так-скать, яйцы дороги?

– Чьи?

– Бля, твои!

– Ну.

– Ты это, завязывай цепляться к бабам.

– Ой,– сказал я.

– Не, не, не то,– поправился эрудит.– Ты вот что: заткни ебало! Вот.

– Что вы от меня хотите, товарищ?

– Заткни ебало! – очень четко произнес " демосфен ".

Я послушно заткнул.

– Эй,– забеспокоились там.– Ты слюшаешь?

– Угу,– промычал я.

– Блин, вынь хуй изо рта!

Я вынул.

– Эта... из Мафии беспокоют, вот. Ну, мы тебя предупредили. Короче, повторится – пеняй на себя. И Парашина тож убьем, суку.

С этими словами мой невидимый собеседник бросил трубку.

"Так,– подумал я.– Однако. А при чем тут эта... Мафия? Чем это мы с Фимой им не угодили?" Историю эту мне рассказал никто иной, как Ефим Паврашин "...

Неужели из-за статьи? Вот и друг его ключем отпиздил... А при чем тут Ябунов, который пердит аки?"

Для одной моeй головы вопросов было слишком много, и я решил при случае посоветаваться с дядькой.

Я вспомнил, что на Проспекте меня ждут пацаны и отправился на встречу. На стене в подъезде виднелась свежая надпись, выполненная мелом:

"Речной – опездал". Я узнал почерк Тихона.

НОВЫЙ ГОД ЛЫСОГО

У меня зазвонил телефон. Я снял трубку и сказал:

– Егор Иродов, пресса. Заткнул ебало и слушаю.

– Эт Лысый звонит! – радостно объяснили в трубку.

– У меня нет телефона! – слабо запротестовал я.

– У меня есть. Эт Лысый звонит.

– Из Мафии?

– Чо?

– Через плечо. Из Мафии?

– Дурак ты, Гош. Эт Лысый звонит.

– Как дела, Лысый!

– Да вот, Новый Год собираемся встречать. Ты обещал прийти.

– Ну, приду,– неопределенно ответил я и повесил трубку.

Я посмотрел в окно; асфальт уже не просто плавился, а стекал черными реками в канализационные решетки. Запросто – без описания природы.

– ОНИ с Лысым ебнулись! – сказал я вслух.– От жары, наверное.

В это время в дверь позвонили. На пороге стоял дядя Степа Pечной.

– Вы из Мафии? – спросил я.

– Да уж не из Симфирополя,– бранчливо ответил старый осел и достал из-за спины руку, которой он держал за жабры кота Тихона. Тихон выглядел пристыженным, но непобежденным и пищал:

– Ой, опомнитесь, дяденька Речной! А то я про вас и не то напишу.

– Сволочь,– с чувством сказал Речной.– Всe cтены поисписывал, домашний паразит. А ну, повтори, гадость, что ты написал!

– Речной – опездал,– с удовольствием повторил Тихон.– Я и Властям то же скажу. И в газету!

Речной бросил Тихона к моим ногам.

– Следить надо, молодой человек, за домашней тварью. Я – бывший боксер.

С этой угрозой он и удалился, громко шлепая тапочками по лестнице.

– Ну что, Тихон,– говорю,– доигрался?

– Еще нет,– ответил он, возвращая себе всeгдашнюю самоуверенность.

– Ладно,– говорю,– с тобой позже поговорим. Я на Новый Год спешу.

Тихон свиснул и покрутил лапой у виска.

Я убрал его с дороги и вышeл во двор.

Когда я вошел к Лысому, сзади из полуоткрытой двери дохнуло морозцем, и порывом ветра внесло несколько снежинок, тут же растаявших в тепле квартиры.

– Входи скореe, холоду напустишь,– засуeтился Лысый, прикрывая за мной дверь.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Единственная комната, в которой обитал Лысый, была загромождена гирляндами, гостями, праздничным столом с яствами и напитками и небольшой пластмассовой елочкой в углу. Вместо традиционных игрушек и серпантина на елочке висели туго набитые аппетитные косяки. Вокруг стола сидели: Оксана, Анфиса, альбиноска Аня, какой-то незнакомый пацан подлого вида (наверное, Айвенго) и Котовский. Лошадь Котовского стояла в углу, жадно поглядывая на косяки.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

– Петр Петрович, приглядывайте за лошадью! – заволновался Лысый, так как лошадь уже потянулась, трепеща ноздрями к елочке.

– Не учи меня, Лысый,– одернул племянника Котовский.

Он подошел к лошади и прошептал ей что-то на ухо. Лошадь фыркнула и с интересом покосилась на Лысого.

– Гош, иди к нам! – замахала мне рукой Оксана.

"Вот еще, блядь",– подумал я. Но подошел.

– А ты Лысого откуда знаешь?– полюбопытствовал я.

– Анфиса знает,– загадочно ответила Оксана.

– Ах, Анфиса! – сказал я и протянул той руку для поцелуя.

Анфиса поцеловала мою руку и встала из-за стола, чтобы поклониться до земли.

– Сиди-сиди,– успокоил ее я.– А то размозжишь голову о стол.

Анфиса поцеловала мою руку еще раз, перекрестилась и села.

– Давно хочу тебя спросить,– начал я.– Вот ты целуeшь мне руку. Почему?

– Есть в тебе, дорогой Гоша, что-то не от мира сего.

– Сама ты припезднутая,– обиделся я.

– Вот и кольцо у тебя необычное.

– Чо в нем необычного?

– Сие мне неведомо. Только оно меня к тебе так и тянет. Уж, думаю, не архангел ли ты, батюшка.

– Не,– соврал я.– Какой я в пязду архангел, матушка. И кольцо у меня обычное.

Правда, говорят, что платиновое.

– Ну да?– оживился мерзавчик Айвенго.– И ты его так запросто носишь?

– Без, – объясняю,– напряжения.

– Дашь показать?

– Не,– говорю,– ну тебя на хуй, Айвенго. Уж больно ты человек мерзкий.

Айвенго надулся. Тут вмешалась лошадь Котовского:

– Петр Петрович, ну так мы будем пить или нет?

Мы так и покатились со смеху. Ну до чего остроумное животное!

А Котовский – не будь дурак – говорит:

– У Лысого спроси. У него Новый Год Тут часы пробили двенадцать, за окном сразу стемнело, а в дверь вломился дедушка Мороз.

– А ну, водки! – скомандовал он.– Я хуячил много миль из Лапландии далекой, пока вас, долбоебов, нашел,– перешел он на прозу.

Налили и деду. Мороз выпил стакан залпом, скукожился и начал отплясывать хоровод.

– Безумный дед,– заметила лошадь, показывая большие, желтые от никотина зубы.

Мы так и покатились со смеху. Это ж надо, какой остроумной может быть лошадь.

Котовский стоял красный от приятного смущения Его окружили и награждали дружескими тычками, подзатыльниками и поплешинами.

– Ну, ты даешь, Котович! – нестройно орали гости.– Да за такую лошадь и тысячи рублей нe жалко !

– Поверите ли,– принялся уверять нас Петр Петрович,– мне за нее ясчык водки предлагали. Не отдал!

– Анацефал! – сказала лошадь.

Мы так и покатились со смеху. Ну, все остроумней и остроумней!

– Эй,– подал голос дедушка Мороз,– вы будете слушать или нет, ослы?

Оказывается, он уже битых полчаса рассказывал в стихах, как добирался из Лапландии на перекладных.

– А теперь, урки, тишина! – заорал дедушка Мороз.– Всe мы ждем, когда зажжется елочка. Так, блядь, или нет?

– Ну...– согласились мы.

– Для этого нам понадобятся две вещи,– дедушка Мороз снял варежки и начал загибать пальцы.– Бензин и спички. Бензин у меня с собой. Лысый, у тебя спички есть?

– Откуда у него?– вставила лошадь. Мы так и покатились со смеху. Очевидно остроумию этой лошади нет предела.

Спички у Лысого, однако, нашлись. Вопреки всeм правилам он закричал: " А ну-ка елочка зажгись! ", сорвал с елки косяк и закурил. Мы всe тоже кинулись, пока не поздно, к елочке и разобрали косяки.

– Et pour moi?– спросила лошадь.

Мы так и покатились со смеху; ни хуя, конечно, не понятно, но очень смешно.

Тут елочка зажглась, мы от нее прикурили и стали попыхивать косяками во всe стороны.