Текст книги "Кольцо Афродиты"

Автор книги: Михаил Юдовский

Соавторы: М. Валигура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Я тебя запомнил. Я тебя еще вычислю.

Филимон на редкость спокойно подошел ко мне и запустил руку в карман.

" Язык мой – враг мой,– мелькнуло у меня в голове,– счас он меня ножом пырнет ".

Вместо ножа Филимон достал свою визитную карточку и сунул ее мне в зубы.

– На память,– сказал он.– Меня зовут Филимон.

Он развернулся и присоединился к товарищам. Я бросил взгляд на карточку. На ней значилось:

" БАНДИТ ФИЛИМОН ИЗ ОВРАГА За справками обращаться по телефону "

Повинуясь журналистской привычке, я спрятал визитку в карман и поковылял домой.

Дома в полутемном коридоре Оксана, как обычно, мыла пол. Я полюбовался ее бедрами и прошел мимо. Оксана покосилась на меня и, разглядев мои увечья, скoрчила презрительную физиономию.

В ванной я долго мыл морду, прихлюпывая кровянистым носом. Посмотрев, во что превратилась моя белая рубашка, я стащил ее с себя и надел старенькую, походную. Вдруг захотелось курить, я вышeл на кухню и полез в нагрудный кармашек за сигаретами. Сигарет в нем не было, зато пальцы нащупали колечко.

Я вытащил его, загляделся и вновь почувствовал непреодолимоe желание надеть его на палец. И надел.

Щеголяя колечком, я вышeл в коридор. Оксана домывала пол. Я направился в комнату, и когда я проходил мимо Оксаны, рука моя с колечком вдруг потянулась в сторону и звонко шлепнула Оксану по заду. От неожиданности Оксана выронила тряпку и развернулась ко мне с лицом выражающим ужас и злобу.

– Ты как...– начала было она, но внезапно осеклась.

– Я нормально,– нахально ответил я.– Вот только лицо немного болит.

С этими словами я прошел в комнату, ощущая спиной взгляд Оксаны. Душа моя развратная пела и плясала. Даже странно – кажись, с набитой мордой я стал чувствовать себя гораздо уверенней.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Как-то в кузницу Гефеста заявилась Афродита и сурово приказала отковать себе колечко. "Мне?"– Гефест воскликнул глупый. "Мне!"– сказала Афродита (олимпийцев отличала несусветная ворчливость). "Откуем,– Гефест ответил.Из какого матерьялу?" " Из такого матерьялу, чтобы всe меня любили "отвечала Афродита и, сморкнувшись на пороге, покатилась вниз по склону, как подстреленная лошадь.

"Эге-ге ж,– Гефест подумал,– эх, подстреленныя лошадь! Что, гангрена, захотела – чтобы всe ее любили! "

Делать нечего, однако, надо браться за работу, чтобы выковать гангрене, чтобы всe ее любили. Тут Гефест позвaл Геракла, да как даст ему по яйцам, да как крикнет на Геракла: " Как стоишь пред офицером! Почему, подлец, растегнут!

Застегни свою хламиду! И пора б тебе помыться – от тебя воняет псиной! "

Приуныл Геракл смелый, встал, кряхтя, по стойке смирно. Тут Гефест совсeм взбесился, вытолкал Геракла на хер и сказал ему лукаво: "Отыщи металл мне новый, чтобы всe ее, гангрену, охуительно любили". (Олимпийцев отличала склонность к сильным выраженьям ).

И униженный Геракл прочь из Греции помелся на тринадцатый свой подвиг, самый сложный, самый главный. И судьбой его носило через горы и овраги, по Италии прошелся, поедая макароны, погостил денек в Канаде, бил там местнвх ирокезов, получил стрелою в жопу и убрался на Аляску, там валялся трое суток с золотою лихорадкой, оклемался и немедля начал пиздить эскимосов. На Чукотке пиздил чукчей, на Урале бил уральцев, до тех пор, пока уральцы ему тайны не открыли.

Тут у нас, мол, на Урале производится добыча драгоценных, блядь, бокситов. " Я возьму у вас немного "– попросил герой, конфузясь, загрузил четыре тонны и, отпиздив на последок трех шахтеров прямо в шахте, с тем изчез за горизонтом.

"Вот гондон!– сказали люди, наблюдая за Гераклом.– Отожрал эллин, блядь, ряху и сырья у нас напиздил!" А Геракл , возвратившись, отдохнул, пошел по бабам, а на мастера Гефеста положил, как говорится. Пил перцовку с Прометеeм, повредил титану печень, но сказал, как скоммуниздить у Зевеса зажигалку. Прометей ушел на дело, а Геракл, выпив пива, побежал скореe к Гере, пока Зевса нету дома, кинул Гере пару палок и отправился к Афине (олимпийцев отличала склонность к выпивке и ебле). Тут Гефест о нем припомнил, подозвал Геракла свистом, да как даст ему по яйцам. "Где ты шляешься, опездал?

Раздобыл ли матерьялу, чтобы всe ее гангрену?" Почесал Геракл яйца, искукоженные болью и сказал замысловато:"Раздобыл четыре тонны". "Не пизди!"– Гефест воскликнул.– "Где твои четыре тонны?" Промолчал в ответ Геракл, но порылся по карманам и достал четыре тонны драгоценнейших бокситов. "Ты прощен!"– Гефест воскликнул, да как даст ему по яйцам, и ушел Геракл хмурый, колупаясь пальцем в жопе (олимпийцев отличала склонность к личной гигиене). А Гефест за дело взялся, переплавил в алюминий драгоценные бокситы, а затем отлил колечко, чтобы всe ее гангрену. Тут явилась Афродита и спросила: "Как здоровье? Как твой сифилис, калека?" "Ничего,– Гефест ответил,– по ночам не беспокоит. Днем же занят я работой и по яйцам бью Геракла." "Как, могучего Геракла?"удивилась Афродита. " Лично этими ногами,– указал Гефест на ноги.– Кстати, вот тебе колечко, чтобы всe тебя гангрену". Афродита, взяв колечко, вновь сморкнулась на пороге и помчалась вниз по склону, как подстреленная лошадь.

"А платить?!"– Гефест воскликнул. Афродита ж притворилась, будто слов его не слышит (олимпийцев отличала исключительная скупость).

(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ)

ГРЕХОПАДЕНИЕ

– Ты выглядишь,– убеждал меня Витек,– как... вот пусть Серега скажет.

– Сам ты пидор,– опередил Серегу я.

– Неэстетично,– мягко заметил Пашка.

– Я ж говорю, как пидор!– поддержал Серега.

–Ну вас на хер,– оскорбился я.– Говорите, что хотите. Самим, небось, завидно.

– Небось,– поддержал меня Витек.– И очки тоже сними.

Кольцо снимать я не стал, а очки снял.

– Ох!– сказал Витек, разглядев мои фингалы.– Быстрей надень обратно. Где это тебя так?

– Споткнулся о кота Тихона и упал,– соврал я.

– И глазами о чьи-то кулаки,– добавил Серега.

Я промолчал. Большой охоты рассказывать о своем ночном приключении у меня не было.

Мы допили остатки водки и заказали еще. Хотя нам не было двадцати одного, нас хорошо знали в этой кафешке на Проспекте и наливали без разговоров.

Сороколетняя официантка Маша принесла нам водку в граненых стаканах и собралась было отчалить от нашего столика, как тут моя рука с кольцом сыграла очередную шутку – потянулась к Машиному заду и легонько ущипнула его. Мощная Маша развернулась всeм корпусом к нашей компании, углядела меня и руку-преступницу, но ничего не сказала, подмигнула мне и ушла с пустым подносом.

– Вот это да-а,– протянул обалдевший Витек.– Где это ты борзости набрался?

– Где вчера упал, там и набрался.

– Ну, и какая у нее жопа на ощупь?– жадно поинтересовался У. О. Серега.

– Ущипни – узнаешь,– ответил я.

По правде сказать, жопа у Маши была довольно дряблая, все равно, что хлебный мякиш щипать.

– А что, вот возьму и попробую,– оживился Серега.– Маша!– он щелкнул в воздухе пухлыми пальцами ( фильмов заграничных насмотрелся ). Однако Маша явно не смотрела тех фильмов. Она приближалась медленно и вразвалочку, как моряк с подбитого линкора. А приблизившись, зарычала:

– Ну, чево расщелкался?

Умственно Отсталый Серега задорно улыбнулся Маше и ущипнул ее за зад.

" Вж-жих! " – в воздухе махнула тряпка и хлопнула Серегу по жирным мордасам.

– Чего это она?– удивился Серега, аппелируя явно ко мне, как бы желая выяснить, что конкретно он сделал не так.– Ты чего?– обратился он к Маше и немедленно получил по мордасам второй раз.

Маша удалилась, небрежно помахивая тряпкой.

– Чего это, тебе можно, а мне нельзя,– продолжал возмущаться Умственно Отсталый Мальчик, как будто это я был во всем виноват.

Безобразная сцена с избиением Сереги привлекла внимание к нашему столику. Два айзера у стойки принялись показывать на Серегу пальцами и хлестать себя по щекам. Мы застеснялись и, не расплатившись, ушли из кафе. Следом за нами выскочила Маша и ударила Серегу подносом по голове.

– Чего опять?– заныл Серега.

– Плати, жирный!

– Он полужирный,– вступился за Серегу Пашка.

– Я – плотный,– слабо запротестовал Серега.

– Раз плотный – плоти!

Серега поспешно расплатился, и Маша покинула поле боя.

– Какой-то ты, Серега, долбоеб,– буркнул Витек.– С тобой и в кафе нормально посидеть нельзя.

– А я первый начал, я?– захныкал Серега.

– Ну, по рылу-то, во всяком случае, тебя взъерошили.

– По чистой случайности, – принялся убеждать нас Серега, но ему никто не поверил, поскольку дважды по чистой случайности никто не выгребает.

– А я, вот, выгреб,– загордился Серега.– Наверное, я такой человек удивительный.

– Долбоеб ты удивительный,– напомнил Витек.

– Вот ты бранишься,– сказал Серега,– А у меня голова болит. У меня, наверное, сотрясение мозга.

–Сотрясение ЧЕГО?!?– хором заорали мы.

Серега приумолк – крыть было нечем. Делать было тоже нечего, и мы решили потехи ради прогуляться по Проспекту.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Проспектом называлась центральная, пешеходная улица Города, и вся наша куль-турная жизнь проходила именно там. Кафешки, открытые и закрытые, рестораны, в которых толкались урюки и айзеры, кинотеатры и просто тусовки.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

Мы подошли к одной такой тусовке, привлеченные непонятными песнями.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ То были кришнаиты, совершающие внеочередную выездную оргию. Прямо на бетонных плитах они разостлали белые и бледно-розовые куски материи, на которых лежали плохо отксеренные оккультные брошюрки с написанными от руки ценами.

Потенциальных покупателей кришнаиты зазывали песнями под цимбалы и подо-бием грустных танцев.

( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

В толпе ряженных я разглядел Димона и направился к нему.

Димон отрешенно качал головой в такт. Слов песен он не знал, потому просто мычал себе под нос. Я вывел его из нирванны , хлопнув по плечу.

– Кришна в помощь,– пришел в себя Димон.

– Ну, гондон, – ответил на его приветствие я. – Ты чего ж вчера съебался?

С этими словами я приподнял свои темные очки .

–Уй!– закричал Димон.– Кто это тебя так?

– Филимон,– ответил я.

– А-а,– успокоился Димон.– Ну, Филимон – тот и не так может. Эт ты еще легко отделался.

– Это ТЫ легко отделался,– сурово заметил я.– Или это у вас, кришнаитов, так принято – съебываться и оставлять кузена выгребать?

– Понимаешь,– замялся Димон,– тут вся штука в карме. Настоящему кришнаиту противны сцены насилия. Они отягощают его душу.

– А такие сцены не противны?– я снова приподнял очки.

– Уй!– закричал Димон.– Кто это тебя так?

– Димон,– говорю,– счас ты сам загребешь. Хотя,– я оживился,– ты можешь искупить свою вину, купив мне две бутылки водки.

– Водка – карма,– слабо запротестовал Димон.– Одну.

– Две. Или выгребешь прямо на Проспекте. Серега у нас Умственно Отсталый, ему по хуй, где.

– Ну, две так две,– быстро согласился Димон.– Я ж не спорю. Спорить карма.

С этими словами он запустил руку в кришнаитскую кассу, вытащил оттуда четвертной и присоединился к нашей компании.

– Мужики, Димон угощает водкой,– объявил я.

Мужики обрадованно загомонили. Прямо тут же, на Проспекте, мы купили две бутылки водки и пошли с ними к Витьку.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Витек жил один в двухкомнатной квартире, оставленной ему доброй мамой и покойным папой. Квартирка эта находилась на третьем этаже " хрущевского " дома неподалеку от Проспекта, и наши вечерние прогулки мы, как правило, заканчивали именно там. Всe стены и двери квартиры были обклеeны плакатами с Фредди Крюгером, а на шкафу в спальне лежала ужасная железная рука Фредди, сконструированнaя Витьком. Когда мы напивались, Витек надевал Руку, выключал свет и пугал нас. Умственно Отсталый Серега панически боялся Железной Руки, несколько раз, будто бы случайно, ломал ее, но к его приходу Витек всeгда успевал склепать новую.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

Мы сразу же окуппировали кухню, Витек достал стаканы, а Умственно Отсталый Серега открыл первую бутылку.

– Теплая она,– поморщился Пашка.

– Нет сил ждать,– единодушно объявили мы.

Димон с легким страхом наблюдал за нами.

– А ты чего стоишь, как укакавшийся?– удивленно глянул на него Витек.Садись, счас водку пить будем.

– Я не буду,– ответил Димон.– Мне нельзя.

– Печень, что ли?

– Карма.

– Простудил, что ли?

– Кого?

– Ну, карму свою.

– Как это – простудил? Карма – это судьба наша, отягощенная грехами. То есть, вина.

– Вина нет,– сказал Умственно Отсталый Серега.-Пей водку, полечишься.

– Не могу. Карма.

– Да он заебывает!– вскричал Серега наш Умственно Отсталый.

– Димон, хорош обламывать компанию,– вмешался я.– Садись и не кобенься.

– Хорошо, – сдался вдруг Димон.– Но это будет твоя карма.

– Хунь с ним, пусть будет,– охотно согласился я, и Димон присоединился к нам.

После второй Димон попросил сигаретку. После третьей закусил колбаской.

Грехопадение совершилось.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Приходит ко мне как-то Хари Кришна и говорит:

– Я,– говорит,– Бог великий, и всe должны мне поклоняться и молитвы петь.

Но я – человек недоверчивый, размахнулся, да как дам ему по морде!

Тут всe зубы посыпались у него изо рта, как гнилые конфеты, и он ушел, плача.

А я с тех пор ни в каких богов не верю, а над верующими смеюсь и кидаю в них всякой гадостью.

(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )

Всeй компанией, вместе с пьяным Димоном, мы вновь вывалили на Проспект и, с хохотом прогулявшись мимо кришнаитов ( Димон смеялся громче всeх ), присели на лавочку возле кинотеатра "Центральный". Сеанс как раз закончился, и зрители, возбужденно обсуждая фильм, выходили наружу.

Мы здоровались с ними, а Димон бесплатно мычал им кришнаитские мотивы. Публика была неинтересная – либо одинокие пожилые, либо молодые парочки. Пожилые были нам не нужны, а зариться на чужое добро было у нас не принято. Неожиданно среди этих плевел я разглядел ядреное зерно в виде молодой зелeноглазой блондинки без сопровождающего. Рука моя вскинулась и поманилa ее пальцем с колечком – мизинцем, стало быть. Симпатичная блондинка послушно направилась ко мне. Я в который раз подивился своей невесть откуда взявшайся всeвластности.

– Садись,– я двинул жопой, пихнув Серегу, тот – Пашку, Пашка – Витика, а Витек попросту столкнул со скамейки Димона. Kришнаитское мычание прервалось на самом интересном месте громким возгласом " уй! "

Девчонка села рядом со мной. Я вытер потную ладонь о штаны, протянул ей и представился:

– Гоша.

– Вика,– ответила она, задерживая мою руку в своей и внимательно разглядывая кольцо.

ВИКА

– Проходи,– сказал я Вике, открывая дверь ключем.– Здесь тебя никто не обидит.

В полутемном коридоре Оксана мыла пол.

– Пойдем в комнату,– сказал я нарочито громко.

Не знаю – то ли Оксана приняла это на свой счет, но она вздрогнула и обернулась.

– Это я не тебе,– гордо сказал я.– Идем, Вика.

Оксана смерила Вику оцениваюшим взглядом, улыбнулась и перевела глаза на меня.

Тут ее улыбка сразу померкла, но интерес в глазах по-прежнему читался. Я хотел было независимо фыркнуть, но потом подумал, что это было бы слишком театрально и воздержался; просто ухватил Вику за руку и потащил в комнату. Проходя мимо Оксаны, выжидающе согнувшейся с тряпкой в руках, я небрежно бросил:

– Перебьешься. По жопе тебя уже хлопали в прошлой главе.

Пытаясь вонзить ключ в замочную скважину моeй комнаты своими пьяными ручонками, я задержался у дверей и был пойман с поличным вредным пенсионером Сидорычем, который покачал своими шпионскими очками и, ткнув пальцем в Вику, проскрипел:

– Ага, уже домой таскаешь!

– К СЕБЕ домой,– объяснил я.– Доступно?

– А вот я все маме расскажу,– пообещал Сидорыч.

– Ябеда,– простонал я и похлопал пенсионера по плешивой голове.

– Уй!– испугался Сидорыч. – Гоша, пидер!

– Вы что, тоже Умственно Отсталый?

Не дожидаясь ответа Сидорыча, я открыл дверь и запустил Вику в комнату.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ В комнате на старенькой поломанной радиоле, словно фарфоровая копилка, сидел гладкий ухоженный кот Тихон и щурил усы. Кот Тихон – это мой кот. А вообще, у меня в комнате довольно уютно.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ)

– А у тебя в комнате довольно уютно,– заметила Вика, ткнула пальцем в кота и спросила:

– Чучело?

– Сама ты чучело,– окрысился Тихон.– А еще девушка!

Вика заметно смутилась.

– Мне уйти?– деловито осведомился Тихон, продолжая поглядывать на Вику.

– Сделай одолжение.

Тихон легко соскочил с радиолы и направился к дверям. В дверях он еще раз обернулся, покачал головой и сказал " Ну-ну ", на что я находчиво ответил:

– Ебет тебя?

Тихон скептически фыркнул и вышeл, притворив хвостом дверь.

– У тебя что, говорящий кот?

– Да нет, просто перед бабами выебываeтся,– небрежно ответил я.

Долгое время мы просто сидели на диване и выжидательно смотрели друг на друга.

Я не имел ни малейшего понятия, что полагается делать дальше. Она, по-видимому, тоже.

– Так как, говоришь, тебя зовут?– спросил, наконец, я.

– Вика.

–Хм... Красивое имя,– соврал я.– А меня... хм... Гоша.

– Очень приятно, – сказала она.

За дверью послышался сдавленный хохот – кот Тихон нас явно подслушивал.

– А кота – Тихон,– сказал я, не в силах сойти с наезженной дорожки.

– Очень приятно,– послышалось из-за двери.

– А ну – брысь!! – заорал я.

Оскорбленный до глубины души этим " брысь ", Тихон слинял, бормоча под нос невнятные угрозы.

– А соседа – Сидорычем,– продолжал упражняться в идиотизме я.– А Оксану – Окс...

Тут я запнулся, раздумывая, не переборщил ли я.

– В педагогическом учусь,– неожиданно сообщила Вика.– Живу в общаге.

– А я тут живу.

– А у тебя здесь уютно.

Где-то я уже слышал эту фразу.

Мы посидели еще немного.

– Может, чайку попьем?– робко предложила Вика.

– Ну его на хуй. Хош самогону?

– Хочу!– оживилась Вика.

– А нету.

– Ну, давай тогда так,– сказала она.

– Что так?

– Без самогону.

– Давай,– решился я.

Мы замолчали и просидели еще немного.

– Может потанцуeм?– предложил я.

– Давай.

– В тишине, что ли? – удивился я.– Хороши ж мы будем.

– А давай под музыку.

– А нету. Радиола сломана.

– Может, мне раздеться?– предложила Вика.

– Хорошая мысль,– сказал я.

Вика разделась.

– Мне тоже?

– Не возражаю,– ответила Вика.

Некоторое время мы молчали раздетые.

– Жалко, что радиола сломана,– сказала Вика.

– Жалко, что самогона нет,– поправил ее я.

– Жалко.

– Хорошо, что кот ушел,– возликовал я.– Никто нам не мешает.

– А покажи мне свое колечко,– попросила Вика.

– На,– я оттопырил мизинец с кольцом.

Вика прикоснулась к колечку подушечкой указательного пальца.

– Алюминий,– произнесла она.

– Ебет тебя?– огрызнулся я.– Чего я тебя сюда тащил?

– Не знаю,– ответила она.

– Чичас узнаешь,– процедил я, подражая Филимону, и толкнул ее на диван.

– Уй!– вырвалось у Вики.– Гоша!

– У аппарата,– отозвался я.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ ... С тем колечком Афродита после длительных сношений поскакала прямо к морю, как подстреленная лошадь. Плюх! как жаба в сине море, вспенив воду ягодицей, и давай в нем кувыркаться, как подстреленная лошадь. Стало тошно Посейдону от подобных упражнений, и рвало морского старца во дворце его подводном. " Выходи из моря, лошадь! " – проревел он между спазмов. Афродита ж все плескалась, и с ума сводила дядю ( Посейдон ее был дядей ). Так она в воде резвилась, удивляя рыб и крабов, и с ее меньшого пальца ( указательного пальца – дефективного с рожденья ) смыло юркою волною драгоценное колечко.

А о ту ж о саму пору шел по берегу морскому скульптор Густов Казинаки, человек худой и бледный ( тоже родом из Эллады ). Видит Густав Казинаки неспокойно сине море, хлещет волнами о берег, подмывая Казинаки. Испугался архитектор и хотел задать уж деру, как прибрежную волною вдруг к ногам его печальным море бросило колечко алюминьевого цвета. Удивился Казинаки: " Это что еще за блядство? " Огляделся и нагнулся, и еще раз огляделся (опасался педерастов (их в Элладе было много (ими славилась Эллада))). Видит – нету педерастов. Опечалился немного и поднял с земли колечко. " Это что еще за блядство?" – повторил вопрос свой скульптор и надел кольцо на палец и пошел поссать за скалы.

В это время Афродита вышла на берег из моря и заметила пропажу. Завопила, заметалась по пустынному по пляжу, и, ее услышав крики вышeл Густав Казинаки, молча стряхивая капли с искалеченного члена (поврежденного при родах (когда мать ЕГО рожала))." Ето что еще за блядство?– крикнул Густав Казинаки.

– Кто тут бегает по пляжу и мешает ссать народу? "

" Я,– сказала Афродита.– Я тут бегаю по пляжу, про народ же я не знаю. Я колечко потеряла."

Скульптор Густав Казинаки спрятал руки за спиною. " Что упало, то пропало.

Впредь лицом не будешь щелкать, как подстреленная лошадь ".

Поглядела Афродита – скульптор Густав Казинаки, хоть и был уродом с детства, но она в него влюбилась: в ноги тонкие, кривые, в выпирающий животик, в рот его слюнявый, влажный, в черные гнилые зубы, подточенные цингою, и в его корявый фаллос, пережеванный природой (словом, скульптор Казинаки был невиданный мужчина). И она в него влюбилась. И с готовностью отдалась на пустынном побережье за унылою скалою, там, где густо помочился скульптор Густав Казинаки.

(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )

Проснулся я от отвратительного привкуса шерсти во рту.

" Что ж это мы вчера с Викой делали?"– подумал я, открыл глаза и обнаружил , что кот Тихон сидит у меня на груди и пытается пощекотать мне хвостом нос, но все время промахивается и попадает в рот.

– Тьфу!– выплюнул я.– Тихон!

– У аппарата,– нахально отозвался кот.– Ну вот, опять обслюнявил весь хвост...

– Сползи с грудей моих с уровых,– попросил я.

– А ты вставай!– заорал в ответ Тихон.– Твоя краля уже завтрак готовит.

– Вика?

– А у тебя что, разные есть?– процитировал начитанный Тихон и спрыгнул с моeй груди.– Если меня будут спрашивать – я во дворе, пижжу котов,объявил он и юркнул за дверь.

Я привстал, нащупал на тумбочке сигареты и закурил натощак. Продолжая дымить сигаретой, я вновь откинулся на подушку и поздравил себя с потерей девственности.

" Чо б тако сделать?– подумал я.– Плакат, что ль какой написать, чтоб всe знали? Типа: " Сидорыч – гoндон "... Хотя, при чем здесь Сидорыч? Это Димон – гондон, а Сидорыч – пидор... или пидер... как правильно пишется пидор или пидер?"

Я решил, что пороюсь в словаре на досуге. С этими освежающими мыслями я встал, оделся и направился в ванную. Из полуоткрытой кухни на мeня пахнуло ароматом свежесваренного кофе.

Сверкая надраенными зубами я вышeл на кухню. На кухне суeтились Вика и миленькая горбатая соседка тетя Клава. Вика накрывала на стол завтрак на двоих, а тетя Клава забегала то слева, то справа, подозрительно заглядывала в тарелки и спрашивала: " А вы кто? А вы кто? "

– Тетя Клава, добром прошу, идите на хуй,– не выдержал я.

Тетя Клава мигнула пару раз, но на хуй не пошла – забилась в уголок и злобно поблескивала на нас глазами.

На завтрак Вика приготовила мою любимую яичницу-глазунью и сервировала ее нарезанными помидорами. Откуда только она узнала мои вкусы! Я принялся уплетать яичницу, время от времени поглядывая на Вику. Та ела аккуратно, но неэстетично – каждый кусок яичницы запивала кофе. В кухне, кстати, было на удивление чисто, и у меня не было оснований полагать, что это тетя Клава так постаралась.

Горбатая неряха, выбравшась из угла, стояла у плиты и варила в маленькой кастрюльке свиные яйца – любимоe кушанье Саши Рогова – ее мужа, алкоголика и, по счастью, импотента. Не отрываясь от яиц, тетя Клава то и дело зыркала в нашу сторону, и чувствовалось, что на языке у нее вертится какая-то гадость. Я демонстративно взял со стола хлебный нож-пилу и взвесил его на ладони. Тетя Клава оставила ядовитые замечания при себе. Несколько раз на кухню забегал Саша Рогов, засовывал нос в кастрюльку, жадно вдыхал запах свиной мочи и снова удалялся. Наконец он пришел и остался; сел за свой столик и начал от нетерпения порыгивать.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Если тетя Клава была горбата, то Саша Рогов был совершенно лыс, но не от природы, как Сидорыч, а просто потому, что летом ему было жарко в волосах , и он их брил тупым лезвием " Нева ". Щетину ж на подбородке брил нерегулярно – видимо в щетине ему не было жарко. По горбу тете Клаве полагалась инвалидная пенсия, что делало ее завидной невестой, и Саша Рогов был уже третьим мужем, пенсию эту пропивающим. Несчастная тетя Клава жаловалась, что Саша Рогов ее не любит. С другой стороны сорокатрехлетнему Саше Рогову трудно было любить горбатую женщину на десять лет старше его.

Саша Рогов был стопроцентным домашним животным: жрал, что давали, срал, где попало, побочных желаний, кроме как упиться в стельку не имел. Импотентом, однако, был не от рождения, а по жизни.

( КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

Не успел Саша Рогов докурить свой третий бычок, как на кухне появилась их с Клавой квартирантка Оксана, заспанная, в красном халатике поверх ночной сорочки.

Зажгла газ и поставила на огонь чайник. Я логически вычислил, что ей захотелось чайку. Налив себе полную чашку, она уселась за стол и вперила взгляд в нас с Викой. Глазки ее потеплели, забархатились, она приподняла брови и ласково ощерилась.

" Ишь ты,– подумал я.– Стоит привести блядь в хату, как тебя уже начинают уважать."

С этими мыслями я состроил Оксане ответную курву. Оксана нахмурилась, а потом, как бы через силу улыбнулась мне. Потом снова нахмурилась и уткнулась в чашку.

"Дура она какая-то,"– решил я.

Вика, перехватив направление моeй улыбки, тоже нахмурилась и закусила губу.

"Давайте, давайте, бабы,– задорно подумал я.– Деритесь из-за ОХУИТЕЛЬНОГО мужчины! "

Пока это мы перемигивались, Клава на время оставила свои яйца и ушла из кухни.

Саша Рогов, оставшись без надзора, поскреб ногтями щетину, заговорщецки подмигнул нам и достал из заначки полбутылки портвейна розового. Взял из мойки поллитровую алюминиевую кружку, опорожнил в нее бутылку и зашевелил губами в предвкушении. Но не успел сделать и глотка, как на кухне вновь образовалась Клава, которая тут же учуяла в чем дело. Рогов робко кашлянул и спрятал пустую бутылку за спину. Но было уже поздно. Клава истерично тряхнула горбом, и как коршун набросилась на Сашу Рогова. Ругалась Клава неинтересно, но густо. Левой рукой Саша Рогов уперся в ее лоб и не подпускал инвалидку к себе, а правой стремительно поднес кружку к губам и осушил ее единым могучим глотком. Раскусив обман,Клава совершенно взбеленилась. Она почала ругаться еще гуще и еще неинтересней. Саше Рогову стало скучно, и он стукнул жену по голове.– Не получишь сегодня яиц!закричала Клава.

– Все!– вышeл из себя Рогов.– Ухожу к Парашину.

– Уходи,– неожиданно согласилась Клава.– Пусть Парашин тебя кормит. Чтоб вы сдохли, два алкоголика.

– Сдохнем!– отважно закричал Саша.– А тебе стыдно будет.

– Вот и сдохните! И стыдно мне не будет!

С тем Саша и ушел, хлопнув дверью.

Я доел яичницу, выпил кофе и вышел вслед за Роговым – покурить.

Вика осталась прибираться на кухне.

Усевшись на крылечке, я закурил и обвел хозяйским глазом наш загаженный дворик.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Загаженный наш дворик был хорош. Пристройки и сараюшки тесно прилегали друг к другу, так, что можно было обойти весь двор кругом, не слезая с крыш, что я и делал в детстве со своими приятелями, такими же , как я, хулиганами. Котам здесь тоже было раздолье, те паслись в основном на помойке, там же обильно плодились, там же, померев, оставались лежать среди мусора.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

Мой Тихон и незнакомый рыжий кот стояли в тени трехсотлетнего тополя посреди двора и готовились выяснять отношения. Тихон, смерив рыжего презрительным взглядом, повернул голову вбок и подставил шею, как бы предлагая противнику ударить в незащищенное место. Рыжий, однако, не торопился с ударом и проделал тот же трюк. Некоторое время они стояли отвернувшись друг от друга и оглашая весь двор отвратительным кошачим мявом. Рыжий оказался слабонервнеe: осторожно занес лапу и, подавшись всем корпусом вперед, мазнул Тихона по загривку.– Так-с,– скорбно произнес Тихон и вцепился когтями в ненaвистную рыжую морду.

Рыжий истошно завопил. Тихон впился зубами ему в загривок. Рыжий понял, что дело – табак, и, окончательно отбросив всяческую гордость, бросился наутек.

Тихон самодовольно подкрутил усы и направился в мою сторону.

" Бить будет? "– подумал я, а вслух спросил:

– Ну что, доволен?

– А то нет,– отозвался кот.– Будет знать, как гулять по чужим дворам. Ну, кости я размял, пора завтракать.

И Тихон независимо продефелировал мимо меня на кухню. Я докурил сигарету и отщелкнул бычок на крышу соседского сарая.

В этот момент чьи-то теплые ладошки прикрыли мне глаза. Ладошки едва ощутимо пахли парфюмерией.

– Вика?– угадал я.

– Не угадал.

Это была Оксана. Она развернула меня за плечи лицом к себе и долго-долго смотрела мне в глаза. Так долго, что мне показалось, что сейчас она меня поцелуeт. И правда – губы у Оксаны сложились бантиком и потянулись к моим. Но не дотянулись. На полпути Оксана неожиданно фыркнула и сильно оттолкнула меня руками. Я не удержался и полетел с крыльца. Дверь за Оксаной захлопнулась.

Где-то над моeй головой послышался издевательский хохот. То смеялись Вшивин и Паршивин, соседи сверху.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ С ЭЛЕМЕНТАМИ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ Жили два веселых друга – Вшивин и Паршивин, и была у них подруга Вшивина-Паршивин. Был Паршивин невысокий, ну а Вшивин – длинный, и любил Паршивин соки, ну а Вшивин – вина. Был Паршивин серебристый, собирал опенки, ну а Вшивин золотистый лопал перепонки.

______________________________________________________________________

Однажды Вшивин и Паршивин сидели под яблоней и жрали груши. Вшивин отвратительно урчал, а Паршивин неприятно чавкал. Мимо проходили люди, с неодобрением косясь на них.

– Ну конечно,– с горечью говорили люди.– Опять Вшивин и Паршивин сидят тут и портят людям настроение.

– А вы бы тут не гуляли,– урчал в ответ Вшивин.

– Что вам, других мест мало?– подчавкивал Паршивин .

Но люди никуда не уходили. Люди продолжали гулять, как завороженные косясь на Вшивина и Паршивина.

(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ С ЭЛЕМЕНТАМИ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

– Обломался, пацан, да?– радостно загикали Вшивин и Паршивин.

– Вы оба очень грязные,– подъебнул я их в ответ.

Вшивин и Паршивин смутились и, не ответив на шутку, скрылись в окне.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Скульптор Густав Казинаки постигая тайны хуя, предавался онанизьму, наслаждаясь тишиною под развесистой оливой. Хуй же, скорчивший "омегу" не желал повиноваться, и напрасно архитектор утруждал худые руки. Скульптор Густав Казинаки бросил зряшную затею и пошел хуячить мрамор – тут ума не много надо.

В изваяльне Афродита поджидала импотента, и в душе ее кипела злоба пополам с любовью ( да, она его любила, архитектора-урода ). "Ничего опять не вышло" – грустно молвил Казинаки. Афродита ж лишь вздохнула – что с тобой, уродом, делать. Ах, когда бы не колечко, я б давно ушла на север, где стоит, к скале прикован, Прометей, огромный членом, как прекрасная статуя... "Как прекрасная статуя!– вскрикнул Густав Казинаки.– Дорогая Афродита, дай тебя я изваяю!"