Текст книги "Последняя тайна Консорциума. Том 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Винников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Через какое-то время Катя стала клевать носом, появилась Эмма и увела её в каюту спать. Скорее всего, опять под капельницами. Еле успели отдать кошке расческу – всё-таки подарок. Когда дверь закрылась, Юми тяжело грохнулась на стул и выдохнула:

– Сделай мне кофе. Покрепче. Срочно.

Пока Виктор болтал с кошкой, Юми стояла у неё за спиной, осторожно расчесывала волосы, и время от времени то мрачнела, то бледнела. А Катя рассказывала всё спокойно, как само собой разумеющееся. Виктор сделал сразу три кружки "нектара богов" – знал, что появится Иоланта. Действительно, вышла – все еще в своём спортивном костюме и явно не выспавшаяся. Приземлилась рядом с Юми, оперлась руками на стол и охнула. Виктор пододвинул ей кружку.

– Выспалась?

– Пыталась. Лежать не могу. Вроде уже получше, но все равно в любом положении что-нибудь да болит.

Она схватила кружку.

– Ты давай готовься, – напомнил Виктор. – Тебя следующую с Катей знакомить будем. И займитесь её гардеробом, а то у девушки даже трусов нормальных нету.

– Она по всем размерам – между мной и Юми. Но придумаем что-нибудь.

– Ладно, – сказал Виктор и отпил из кружки. – Теперь слушайте, что удалось узнать.

Девушки синхронно отпили кофе и приготовились слушать. Даже Юми, хотя она по идее слышала весь разговор.

– Итак, – начал Виктор. – Кошечка наша с того института. Существовала, на ту дату, в единственном экземпляре. Жила прямо там, вела всякие чайные церемонии и изредка встречала гостей на респепшене. Остальное время читала книжки, смотрела фильмы, в игры компьютерные играла.

– А её там не… кхм? – начала Иоланта.

– Так, – Виктор поставил кружку на стол. – Давайте договоримся. Мы здесь люди взрослые. А я вообще следователя изображать пытаюсь. Так что мы не угадываем, кто и что имеет в виду, никаких покашливаний и закатывания глаз. Говорим как есть. Возражения?

– Я в том смысле, – замялась Иоланта. – В эту кошечку бешеные деньги вложены. Она сто процентов хороша в постели. Иначе зачем изобретали?

– Всякие фетишисты-ботаники могут изобретать просто из любви к искусству, – фыркнула Юми. – Она же мечта просто. Еще в горничную нарядить, и будет целая армия толстосумов, готовых отдать кучу денег за такое чудо. Даже если это не очень законно.

Виктор отпил кофе, обвел взглядом девушек и продолжил:

– Давайте эту тему закроем. Да, у неё были любовники. Несколько.

– Да я слышала, – проворчала Юми.

– Но ей это не нравилось, – продолжал Виктор. – И тогда она выбрала самого статусного из тех, кто хорошо с ней обращался, и поссорила его с остальными.

– Умничка, – улыбнулась Иоланта. – Замечательная, умная кошечка…

– Это к истории, где зам начальника лаборатории из-за неё с кем-то подрался? – спросила Юми. – Я слушала, но не уловила, что это из-за кошки.

– А она об этом явно и не говорила, – подмигнул Виктор. – Но я уверен – её работа.

– Я немножко другого опасалась, – сказала Юми, глядя в кружку. – Сколько ей лет, по-вашему?

– Где-то за двадцать, явно, – ответила Иоланта.

– Студентки третьего курса не стареют никогда, – улыбнулся Виктор и отпил кофе.

– А сколько было, когда до неё дорвались эти фетишисты от науки?

– Ну, тут есть… странность, – вздохнул Виктор. – Я понял о чем ты. Но наша кошечка… не помнит себя в детстве. Вообще. Она всегда была такая, какая сейчас.

– Ну она что-то говорила про то, что болела и лежала в постели, – вспомнила Юми.

– Это и есть её самые старые воспоминания.

– То есть я невнимательно слушала?

– То есть ты стояла с офигевшими глазами и думала о своём, – Виктор отхлебнул кофе. – А что делала наша кошечка, когда лежала прикованной к постели? Смотрела фильмы. Читала книги, когда научилась читать. Играла в компьютерные игры. Причем ей подсовывали в основном "визуальные новеллы" со всяким неоднозначным моральным выбором. И постоянно люди к ней приходили, разговаривали…

Иоланта догадалась первой.

– То есть, – сказала она. – Кошку создали сразу во взрослом теле?

– Получается что так, – кивнул Виктор. – И потом, пока она лежала, под капельницами и аппаратами, скорее всего, ей формировали личность. Учили. Воспитывали.

– Как-то странно это, – задумалась Юми. – Если какой-то генной инженерией сделали "человека с кошачьими ушками и хвостом", то, по идее, на этом различия заканчиваются. А развиваться она будет так же, как люди. В инкубаторе, естественно, но эта технология уже давно известна, их еще до колонизации изобрели. А делать сразу взрослое тело бесполезно – человеческий мозг все равно должен развиваться. Детей воспитывают, учат всему, и это занимает кучу времени. Не думаю, что можно это сильно ускорить.

– И ты хочешь спросить, зачем они сами создали себе сложности? – кивнул Виктор.

– Мне тоже интересно, – добавила Иоланта.

– А я пока не готов ответить, – вздохнул Виктор и отпил кофе. – Мысль есть, и я её думаю. Но доказать ничего не могу, поэтому молчу.

– Профдеформация? – фыркнула Юми.

– Вроде того. Как разберусь – вы все узнаете.

***

Было у Вольфрама одно воспоминание. Знаковое. Он до сих пор не решил, как относиться к этому дню. С одной стороны, он сильно усложнил себе жизнь. С другой – возможно, это был его первый взрослый поступок. Для разменявшего не первую сотню лет – как-то поздновато. В любом случае, он ненавидел вспоминать этот день.

В городе стояла золотая осень. Ветер нес по улице яркие листья всех оттенков, от желтого до огненно-красного, сквозь редкие облака светило солнце, и было почти по-летнему тепло. Только прохладный ветер ближе к вечеру напоминал, что зима уже неизбежна. Но город, казалось, был рад любому времени года. Просторный, с широкими аллеями и домами не выше пяти этажей, он строился колонистами с нуля, по хорошему плану, в чистом поле. В те трудные, легендарные годы, когда люди только прибыли в новый мир, они верили, что на новом месте можно сразу сделать как надо – и города, и промышленность, и общество.

В тот день Вольфрама вызвали на заседание Комиссии. Специально уточнили, что одного. Это было странно. Обычно отдел – все кто не в командировках – приходил толпой. Те, кто не докладывал, просто сидели на местах для зрителей. Но сейчас был особый случай, и Вольфрам, увы, знал почему. Он посадил машину перед пирамидой Центральной Библиотеки и пошел пешком по осенним аллеям, в обход главного корпуса, к небольшой ротонде – круглому зданию с куполом, спрятанному в дальнем конце библиотечного парка. Сюда уже всех подряд не пускали. Охраны не было видно, но Вольфрам прекрасно знал, где она, кто там и сколько их.

"Что-то сегодня многолюдно", – подумал он.

Членов Комиссии и орду их помощников он в расчет не брал.

На массивных двустворчатых дверях висела табличка – "Заседание Комиссии по рекламациям, закрытый процесс". И всё, никого на входе. Обычно этого и не требовалось – посторонние здесь не ходят. И знают, что значит табличка. Так что первый пост охраны был за дверями. Двое в балаклавах, в бронежилетах и с дробовиками. И клерки с подносами, тоже двое. Оба сразу устремились к Вольфраму. Он, не замедляя шаг, прошел между ними, на ходу выхватил из-под плаща два пистолета и грохнул на подносы. Кто-то, кажется, даже "поблагодарил за сотрудничество", но Вольфрам не слушал. И не останавливаясь, вошел в главный зал ротонды.

Светлый полированный камень, много света, скамьи по кругу в несколько ярусов, и высокая трибуна, за которой сидит Комиссия. Смотреть приходилось снизу вверх, на трехметровую высоту. Докладчику не полагалось даже стула или конторки – стой посередине и чувствуй себя лицом подчиненным. Конечно, процедура не всегда была такой – прошлые поколения не так сильно любили церемонии.

Вольфрам остановился, убрал руки в карманы плаща и не удостоил Комиссию даже взглядом.

– Вижу, ты не в духе, – укоризненно сказал председатель.

– Экономлю время, – спокойно ответил Вольфрам.

– И, тем не менее, будь добр, доложись по форме. Не вся Комиссия в курсе дела.

– Ладно, – Вольфрам вынул руку из кармана и потер переносицу. – Докладываю. Группа "Отдела рекламаций", в составе одного корабля и трех специалистов, успешно пресекла запуск масштабных клинических испытаний медицинского препарата для "автоэволюции человека", или, если придерживаться корректной терминологии – для направленных мутаций, индуцированных внешней средой. Технология была изучена и признана опасной для человечества, в связи с чем были приняты меры. Опытное производство и лабораторная база – уничтожены, существующие наработки захвачены и переданы на изучение нашим ученым.

– Были переданы?

– Фактически – будут в ближайшее время.

– Но технология "опасна для человечества"? – продолжил председатель.

"Как будто ты сам не знаешь ответ", – мрачно подумал Вольфрам. Он чуял крючок, но пока не решил, что будет с ним делать.

– Исследование этически спорное, – наконец сказал он. – Поэтому лучше изучить чужие результаты, чем заниматься этим самим. Это стандартная методика в таких случаях.

– А если выяснится, что наши ученые уже занимались подобным? – спросил председатель.

– Значит, мы знаем, с чем имеем дело, – улыбнулся Вольфрам. – И решение прикрыть запрещенные исследования было правильным.

– Со словом "прикрыть" ты несколько перестарался, – проворчал председатель. – Горящий бронетранспортер замять будет очень сложно.

Члены комиссии заёрзали, стали напряженно переглядываться. Но молча – боялись что Вольфрам услышит. На самом деле ему было наплевать.

– Была угроза жизни и здоровью специалистов, – ответил он. – Впрочем, как и обычно. Ничего экстраординарного. Так что предлагаю… сразу перейти к сути обвинений.

И впервые поднял глаза к трибуне. Кое-кто в Комиссии ахнул и заёрзал, а председатель шумно откинулся на спинку стула. Потом взял себя в руки и снова наклонился вперед. Ему приходилось нависать над трибуной, чтобы хорошо видеть собеседника сверху вниз – Вольфрам нарочно подошел на пару шагов ближе, чем требовалось. Мелкая пакость, но не смог удержаться.

– Ну что ж, раз ты настаиваешь, – наконец ответил председатель. – Технология, пресечением которой ты занимался, первоначально была разработана у нас. Предсказана теоретически и в лабораторных условиях, испытана на препаратах тканей. Уже тогда её сочли "опасной для человечества", и все исследования прекратили. Хотя часть механизмов и теоретических выкладок сейчас входят в углубленную программу изучения биотехнологии.

– Это мне известно, – спокойно ответил Вольфрам.

– Тогда тебе должно быть известно, что результаты исследований были украдены. Скопированы, вывезены на другую планету, в другую юрисдикцию, не столь строгую к… определенным направлениям в науке.

– Я допускаю такую вероятность.

Вольфрам был спокоен как линейный крейсер. Комиссию это нервировало. А председатель и вовсе специально накручивал себя. С каждой фразой говорил все громче, и уже почти начал стучать кулаком по трибуне.

– Тогда ты "допускаешь", что кражу совершило доверенное лицо, пользующееся особыми привилегиями? Сотрудник Отдела рекламаций с четвертым уровнем допуска?! При твоем полном… попустительстве!

"А вот и атака", – грустно подумал Вольфрам. – "Как-то… вяло. Даже время тратить не хочется".

– Это формальное обвинение? – спросил он и обвел взглядом Комиссию.

Председатель решил сделать вид, что не слышал вопроса.

– Твой сотрудник дезертирует, сбегает с краденой технологией на другую планету, легализуется там, и самостоятельно продолжает запрещенные исследования. Достаточно… успешно.

– В таком случае вопрос решен, – развел руками Вольфрам. – Исследования прекращены, лаборатория уничтожена, с сотрудником я лично проведу разъяснительную работу. Таким образом, вмешательство Комиссии по рекламациям более не требуется.

Он сделал вид, что собирается развернуться и уйти.

– А ну стой! – рыкнул председатель.

– То есть, обвинение все-таки будет? – улыбнулся Вольфрам.

Председатель скрипнул зубами так, что во всей ротонде было слышно. Набрал побольше воздуха и рявкнул:

– Перестань играть словами!

– Давно уже перестал, – спокойно ответил Вольфрам. – И требую того же. Всего лишь.

– Вы должны были… ликвидировать начальника лаборатории. Дезертира, перебежчика, злостного нарушителя закона, – наконец сказал председатель. – Но вместо этого, привозите его живым. Её.

– Материалы исследований – в голове их создателя. Мы не успевали скачать данные с серверов – спецназ появился очень некстати. С бронетехникой. Такое… иногда случается в нашей работе.

– Ты спас дезертира, которого должен был ликвидировать.

– Я спас знания в её голове. Задача стояла – задача выполнена, – Вольфрам пожал плечами. – Ситуация на месте иногда требует принимать решения. Для того мне и дан пятый уровень допуска.

Председатель молчал. Комиссия нервно переглядывалась.

– Что же до "дезертира"… – продолжал Вольфрам. – До… Маргариты. Я полностью отвечаю за действия своих сотрудников и их морально-психологическое состояние. Проведу разъяснительную работу, и…

– Да ты слушаешь меня или нет? – взорвался председатель.

– Больше, чем вы – меня, – вздохнул Вольфрам. – Но продолжайте.

– Тебе не кажется, что спецназ как-то уж очень вовремя появился. В донесениях разведки фигурирует некий "анонимный телефонный звонок".

– Пусть фигурирует дальше. Он же анонимный.

– А Комиссия пришла к выводу, что ты специально всё подстроил!

– Это обвинение? – Вольфрам пристально посмотрел на председателя. – Ну наконец-то! Я жду.

Комиссия нервно зашепталась. Вольфрам мог бы разобрать, кто и что говорит, но не стал утруждаться. Он смотрел на председателя. А председатель потел. И думал.

– Ты преднамеренно, – наконец начал он. – …исказил информацию, ввел в заблуждение Комиссию и Отдел рекламаций, с целью спасти жизнь дезертира, приговоренного к ликвидации.

– Я вас понял, – ответил Вольфрам и медленно потер переносицу. – Давайте по порядку. Почему "дезертира"?

– Потому что…

– А вот теперь уже вы сидите и слушайте, – слегка повысил голос Вольфрам.

Комиссия охнула, председатель отшатнулся назад.

– "Дезертира", – спокойно продолжил Вольфрам. – Так откуда дезертировала Маргарита? Она давала военную присягу?

Он обвел взглядом Комиссию. Ответа не было.

– Позвольте, я отвечу за вас, – продолжил Вольфрам. – Потому что никого из вас тогда еще на свете не было. Никакой присяги никто не давал. Разумеется. Что у нас дальше? Ах да – "предательство".

Он указал пальцем в потолок. Комиссия молчала в полном составе. Председатель нервно теребил ворот рубашки.

– "Предательство", – повторил Вольфрам. – Ни у кого нет вопросов? Например, где паспорт Маргариты? И где мой, кстати говоря? С точки зрения законов Консорциума мы даже не граждане Консорциума. У нас у всех вообще никаких документов нет. Только служебное удостоверение с красивыми голограммами, для показа тем, кто не в теме.

– Вы пользуетесь особыми правами, – ответил человек по правую руку от председателя. – Живете на всем готовом. И явно не бедствуете.

– А если я захочу уйти в отставку? – хищно улыбнулся Вольфрам. – В связи с утратой доверия к… ладно, повод не так важен. Куда я пойду? С точки зрения закона меня не существует.

– Некоторые… ведомства, – опомнился председатель. – …не утруждают себя бумажной работой. Все отношения, в том числе служебные, в них строятся на мотивации и доверии. Маргарита это доверие предала. И ты, похоже, туда же, Вольфрам-4?

– Доверие работает в обе стороны, – вздохнул Вольфрам и убрал руки в карманы. – Я делаю всю работу "в поле" за вас. Анализирую каждый случай и принимаю сложные, подчас неоднозначные решения за вас. И, как выясняется, несу ответственность за вас. И вот что я получаю… Вопрос – кто из нас кого предал?

– Мы тебя создали! Вырастили, воспитали!

– И каждый день твердили, что я разумное существо и личность со свободой воли. А теперь выясняется, что без вашего разрешения шаг в любую сторону – расстрел?

– Мы не обвиняем лично тебя…

– Обвиняя любого из нас, – перебил Вольфрам. – Любого. Вы обвиняете лично меня.

Комиссия дружно вздрогнула. Вольфрам потер переносицу, убрал руки в карманы, и продолжил:

– Когда все начиналось, еще при ваших дедах и прадедах, мы верили, что так надо. Что есть технологии, опасные для человечества, и нужно их остановить. Потому что мы посмотрели им в лицо и ужаснулись. Потому что поняли, что последствия могут зайти слишком далеко. Я до сих пор каждое утро смотрю в зеркало и вижу лучшее доказательство этому. Тогда мы верили. И не боялись действовать. А теперь?

Он поднял глаза и медленно обвел взглядом Комиссию. Все молчали. Председатель боялся ляпнуть что-то еще, заместитель ёрзал на месте и боялся снова встревать.

– А теперь, – ответил сам себе Вольфрам. – Вы превратились в бюрократов. Есть процедура, вы её соблюдаете, потому что так было всегда. А я работаю в поле вместо вас. Ладно, я лучше подхожу для этого. Принимаю решения вместо вас. Что ж, делегирование полномочий, пусть будет так. Но теперь, похоже, я еще и верю вместо вас? Верю во всё, что мы делаем и зачем.

Он развернулся и пошел прочь, мимо охраны, из ротонды, на улицу, на воздух. Опомнился уже возле машины. Проверил пистолеты – оба на месте. Повезло, не забыл. Сел в машину, откинулся на сиденье и закрыл глаза.

– Ну как прошло? – спросил приятный женский голос.

Маргарита все это время ждала в машине, на пассажирском сидении. И делала вид, что спокойна. Вольфрам еле убедил её не идти вместе с ним на заседание Комиссии.

– Свобода – это осознанная необходимость, – ответил он, не открывая глаз.

– Решился на бунт, бессмысленный и беспощадный?

– Скорее пригрозил.

– И что теперь будет?

– С тебя снимут все обвинения.

– Да я о тебе беспокоюсь! – подвысила голос девушка.

– Мне они ничего не сделают. Не того полёта птицы. А ты должна запомнить кое-что.

– И что же?

– Не жди благодарности, – Вольфрам открыл глаза и посмотрел на неё. – И тем более никогда не пытайся… выслужиться. Не важно в чьих глазах. Все хорошее они присвоят себе, а все проблемы останутся твоими.

– И тем не менее, ты с ними, – вздохнула Маргарита.

Вольфрам завел двигатель.

– Иногда мне кажется, что это не я с ними, а они со мной. Пока их это устраивает. Так что не будем о грустном. Поехали отсюда?

Глава 13

У Юми тоже появилась новая обязанность на корабле. С тех пор, как Иоланта наловила пуль бронежилетом, она была вся в синяках. Двигалась осторожно и медленно, а самую сильную боль причиняли попытки хоть немного наклониться, неважно в какую сторону. И теперь Юми водила её в душ и помогала мыться. А потом аккуратно перематывала грудь эластичным бинтом – в лифчик Иоланта все еще влезать отказывалась.

– Это потому, что у тебя не белье, а прецизионное изделие, – ворчала Юми, разматывая бинт. – Ты так упаковываешься, что твое… богатство не колышется даже. Миллиметр влево, миллиметр вправо – и все, или туго, или натирает.

– Или прямо на синяки ложится, – прошипела Иоланта. – Больно, блин.

– Терпи!

Юми наконец размотала Иоланту и шлепком пониже спины отправила её в душ. Сама тоже быстро стянула футболку, шорты вместе с трусиками и полезла следом. Мельком глянула на приборы за маленьким иллюминатором в стене – воды маловато, видимо кто-то недавно помылся, да и на дезактивации поиздержались. Придется экономить.

Душевая была меньше, чем у неё дома на Хабе-3. Но там кабинка больше – туалет и умывальник задвигаются в стену. А санузел на корабле – целая комната, в ней унитаз, умывальник, стиральная машина, и в дальнем конце душевая кабина. Еще и рассчитанная на невесомость – тогда из неё делают сауну, а потом растираются мокрыми полотенцами. Короче, под душем тесно. Врезаться локтем в стену, как Виктор – проще простого. Вдвоем не поместиться, а тем более втроем – огромный бюст Иоланты – это практически плюс один человек. Пришлось мыться с открытой дверцей – немыслимое по космическим меркам дело, там даже блокировка стоит. Юми заклинила концевой выключатель двери отверткой – иначе вода не пойдет. И стала тереть Иоланте спину. Стоять приходилось практически в дверях, и как ни старайся – брызги летят. Хотя Иоланта и включила воду тоненькой струйкой, Юми вскоре тоже была вся мокрая, а на полу санузла собиралась лужа.

– Брызги летят? – спросила Иоланта.

– Все равно следом мыться пойду, – фыркнула Юми, орудуя мочалкой.

– А на полу лужа.

– Тряпками соберем, кинем в стиралку, и на отжим. Всё обратно отфильтруется.

– Ну, тебе виднее…

– Голову намыливай, не трать зря воду!

Синяки выглядели ужасно. Юми боялась даже представить такие у себя, даже без учета огромной и явно очень чувствительной груди. Иоланта морщилась, когда всё это мочалкой тёрла.

– Жуть какая, – не сдержалась Юми. – Может мазать чем-то? Спроси Эмму.

– Да есть у меня мазь. Но кончается уже. Площадь большая, – вымученно улыбнулась Иоланта. – Да и хорошо все заживает, два дня же всего прошло. Так, я всё!

Она выключила воду, вышла из душевой и чуть не поскользнулась на мокром полу. Девушки аккуратно протиснулись мимо друг друга, меняясь местами. Юми мельком глянула на приборы.

– Мало осталось? – спросила Иоланта.

– У меня волосы короткие, хватит, – ответила Юми.

Наклонилась и стала вытаскивать отвертку из концевика двери – ей-то помощь не требовалась, можно и душевую закрыть как положено.

– Ого, – вдруг сказала Иоланта. – Кто эт тебя так отшлепал? От души прямо, вся попа красная.

– Виктор, кто ж еще.

– Рукой или… кхм, животом?

– И так, и так, – рассмеялась Юми.

Вручила Иоланте отвертку и задвинула дверцу душевой.

– Ну вы с ним два сапога пара, – улыбнулась Иоланта.

Приходилось немного повышать голос, чтобы разговаривать сквозь дверцу. А вода шумела не сильно – Юми отчаянно экономила.

– В плане? – удивилась Юми.

– Ну, я ж не первый день на корабле. Видела, один раз, как он в душ идет после вахты. Без рубашки…

– Таааак….

– Я случайно. Ну и вот, у него вся спина когтями располосована.

– Неправда, у меня короткие ногти!

– Но пользуешься ты ими от души, – рассмеялась Иоланта. – Территорию метишь?

– Да не то чтобы…

– Ты с этим аккуратнее. Как по-твоему, что думает девушка, когда видит парня с расцарапанной спиной?

– И что же?

Вода отключилась, Юми распахнула дверцу душевой и высунулась наружу.

– Что это, должно быть, очень, очень хороший парень, – подмигнула Иоланта и запустила в Юми полотенцем.

– Ну ты скажешь!

– Скажу, что всякие "завидные женихи", типа Шульца, за мной на дно пещеры не полезли бы. А этот – рискнул.

– Ты все еще вспоминаешь своего босса? – спросила Юми, не спеша заворачиваясь в полотенце. – Прилетишь к нему, расскажешь, что "кошка" существует. Может даже познакомишь их как-нибудь. Слушай, а вдруг он её на работу возьмет, тебе в помощь? Ну, когда откинется, конечно.

– Да вот, – задумчиво ответила Иоланта. – Начинаю думать, что не так уж он мне и нужен. Устала быть диковинкой на полочке.

– Ты в нехилый переплет из-за этого влезла.

– И теперь кажется, что зря, – Иоланта протянула Юми эластичный бинт. – Наматывай аккуратно, да пойдем.

– Слушай, а давай так оставим? Мы на малой тяге идем, 0,3G всего. А инерция – это красиво.

– Мотай, но не туго, – Иоланта подняла руки, чтобы Юми было удобнее. – И вот еще что.

– Что?

– Насчет нашей кошечки. Я только что сказала, что не хочу быть диковинкой на полочке. А Катю может ждать то же самое, только хуже. Ну куда она пойдет, когда все закончится? Так что я за неё очень переживаю.

– Это надо мужиков озадачить, – фыркнула Юми. – Лучше Виктора, он что-нибудь придумает. А мы с тобой пока кошечку приоденем. Придумала уже что-нибудь?

– Тряпки из аварийного набора – это именно что… тряпки. Но есть пара идей. У тебя швейный набор найдется?

***

Кате снился кошмар. Она снова стояла в дверях института и встречала загадочного "господина Во" – высокого лысого человека в плаще и с чемоданом в руках. Потом на ресепшене никого не оказалось, и она кинулась к телефону – не может же быть, чтобы такого человека с такими важными бумагами никто не вышел встречать! Но по телефону ей сказали только одну фразу:

– Всё плохо. Прячься!

Катя спряталась за стойку, и через щелочку увидела, как два охранника пытаются… убить важного гостя, но у них ничего не выходит. Ей никогда в жизни не было так страшно. Потом прибежала еще охрана, началась стрельба, и в окна полезли шестилапые роботы с пушками. Охрана закончилась, а господин Во и его обворожительная спутница с пулеметом ушли. Остался один робот. Он стоял практически в дверях и вообще не двигался. Обычно Катя хорошо слышала как люди дышат, шуршат одеждой, брякают содержимым карманов или переминаются с ноги на ногу – кошачьи ушки было сложно обмануть. Но робот воспринимался как мебель. Она его видела только глазами. И совершенно не могла понять, видит ли он её. Однако сидеть дальше на полу за стойкой ресепшена было невыносимо страшно. И Катя решилась на побег. Одна из дверей открыта, робот в ту сторону видит плохо. И ствол у него смотрит в сторону улицы. Шанс есть. Катя долго примеривалась, искала нормальный упор ногами – хорошо что стойка к полу прикручена. Уперлась как следует…. и каааак прыгнула! Она могла допрыгнуть до второго этажа. Но сейчас прыжок был горизонтальный, вдоль пола, "рыбкой". Пролетела сколько могла, несколько метров проскользила по гладкому полу, въехала в дверь… А там дальше ковер! Об этом Катя забыла. Разгон резко закончился, и пришлось еще пару метров ползти на четвереньках, сбивая коленки и путаясь в длинной юбке. Но всё получилось – она была уже не в холле, а в коридоре. Робот загудел сервоприводами, но, похоже, не двинулся с места – Катя это слышала и так, не было нужды высовываться. Она осторожно огляделась, встала, машинально отряхнула платье и побежала по коридору. Бегала она очень быстро.

Несколько раз она наталкивалась на тела убитых, и не все они были в форме охраны. Попадались роботы, приходилось как-то их обходить. К счастью оказалось, что все двери с электронными пропусками разблокированы. Кате было очень много куда нельзя. Но теперь, получается, можно. Она наугад выбрала дверь – оказался какой-то склад с длинными стеллажами. Окон не было, освещения – тоже, и даже кошачьи глаза не различали подробности. Длинные полки с какими-то банками. Катя заползла под стеллаж, забилась за большой ящик и стала ждать.

Пару раз она слышала крики и выстрелы где-то за стенами. А потом дверь открылась, и в комнату, тихо жужжа сервоприводами и топая пластмассовыми набойками на лапах, зашел робот. Встал посреди помещения и некоторое время стоял жужжал. Видимо, крутил головой. И пушкой. Катя в своём укрытии боялась пошевелиться – ей казалось, что робот уже прицеливается в неё. Но он вдруг поступил неожиданно – протопал к двери, встал на дыбы и, вытянув переднюю ногу, нажал выключатель и зажег в комнате свет. Потом ушел к ближайшему стеллажу и стал делать странные вещи. Поднялся на лапах до предела вверх, замер. Потом присел чуть ниже. И так три или четыре положения. Потом боком, по-крабьи, сместился немного вдоль стеллажа, и снова повторил свои странные приседания.

"Он же фотографирует!" – вдруг подумала Катя.

Действительно, было очень похоже. Робот не спеша, целеустремленно и тщательно фотографировал все, что на стеллаже. Но Катя спряталась под этим же стеллажом, только в другом конце! Рано или поздно робот дойдет до неё, заглянет в самый низ и увидит там девушку с кошачьими ушками и хвостом. Надо было убираться оттуда. Но это могло получиться только если робот совсем тупой и кроме своей задачи ничего вокруг не видит. А еще Кате очень, очень хотелось посмотреть, что все-таки стоит на полках. Своё кошачье любопытство она иногда ненавидела. Когда робот отвлекся на очередную фотосессию, Катя бесшумно, как кошка, вскользнула из-под стеллажа, проскочила за соседний и оббежала робота, прячась за ящиками. Осталось дождаться, пока железяка пройдет дальше – и можно будет выскочить из склада и найти место получше. На всякий случай Катя решила взглянуть на робота, сквозь стеллаж, через щели между банками и коробками. Пока искала просвет, встретилась взглядом с содержимым одной из банок… напугалась, в ужасе отпрыгнула назад, врезалась в стеллаж напротив, уронила оттуда еще несколько банок. Раздался оглушительный звон битого стекла, запахло незнакомой химией… Катя в панике, ничего перед собой не видя, вылетела в коридор, свернула за угол, оттуда – в первую попавшуюся дверь. И врезалась в человека. Вцепилась ему в пальто, ткнулась лицом в грудь, и лишь потом поняла, кто это.

Это оказался "господин Во". Он стоял посреди комнаты с пистолетом в руке. Рядом стояли на коленях три человека в лабораторных халатах. В углу неподвижно замер робот. Господин Во, казалось, вообще не обратил внимания на Катю. Повернулся к людям в халатах и спросил:

– Итак, кто готов сказать мне код от сейфа в кабинете номер пятнадцать? Это всё, что от вас требуется.

– Тебе не остановить прогресс! – прошипел один из ученых.

– Я и не пытаюсь. Мне просто нужен код от сейфа.

Ученый вместо ответа плюнул на пол перед собой. Господин Во наконец вспомнил про Катю. Одной рукой отцепил её от себя, поймал за подбородок и заставил посмотреть вверх – он был намного выше ростом.

– С тобой еще что делать? Эх… – он повернулся в сторону двери. – Кто-нибудь, заберите… кошку.

Кате почудилась брезгливость в его голосе. И бежать было некуда. Но тут появилась та самая блондинка с пулеметом. Решительным шагом вошла в комнату, схватила Катю за плечи и прижала к себе.

– Я заберу. Что это с ней?

– Похоже… – господин Во на секунду зажмурился. – Да, есть запись. Залезла в склад, где десятый номер снимки для отчета делал.

– Да, снимки, – женщина тоже на секунду зажмурилась. – Так себе. А кошке было туда нельзя, во избежание.

Она провела рукой по Катиному платью напротив кармана, где лежал электронный пропуск. Но доставать и смотреть не стала.

– Да, уровень допуска у неё минимальный.

– Пойдем отсюда, – сказал господин Во.

– А эти?..

– Идейные. Без толку.

Все вышли из комнаты, внутри остались только трое ученых. И робот. Катя отчетливо услышала шаги механических лап и три быстрых выстрела.

***

Она проснулась с криком. Выскользнула из-под одеяла, распахнула дверь каюты и оказалась в кухонной зоне. А там за столом сидел Виктор и пил свой невероятно пахучий кофе. Медленно поднял глаза и сказал:

– Доброе утро… доброе послеобеда, если точнее. Что-нибудь будешь?

– Да. Можно… воды? – пробормотала Катя.

Теперь она еще и чувствовала себя глупо. Повезло, что не раздетая выскочила – спала в подаренной рубашке. Виктор налил стакан воды, поставил на стол. Свой сильно пахнущий кофе допил залпом и отодвинул кружку подальше. Честно говоря, меньше пахнуть не стало. Наверное, Виктор так показывал заботу. Он вообще возился с ней как с маленькой. Наверное. Катя себя маленькой не помнила совсем.