Текст книги "Повесть о ледовом комиссаре"

Автор книги: Михаил Водопьянов

Соавторы: Григорий Григорьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

ГДЕ ПРОХОДИТ ОСЬ ЗЕМЛИ…

…Северный полюс – воображаемая географическая точка, в которой проходит также воображаемая ось вращения Земли. На Северном полюсе сходятся все земные меридианы. Куда ни посмотришь с этой точки, взгляд падает на юг. Ученых интересует, однако, не точка полюса, на которой, кстати сказать, очень трудно удержаться. Известно, что в районе Северного полюса, в Центральном полярном бассейне, суши нет, а есть глубокий океан, покрытый почти сплошным льдом, находящемся в постоянном движении – в дрейфе.

– Мы не стремились бы туда, если бы не знали, что в районе полюса надо провести очень серьезные научные исследования, полезные и нужные нашему строительству, – примерно так говорил О. Ю. Шмидт на совещании в Кремле.

Это совещание было созвано в связи с возможной организацией трансполярных перелетов.

Для того, чтобы обсудить, что нужно сделать для максимальной безопасности таких перелетов, в Кремль были приглашены выдающиеся летчики, в том числе Герои Советского Союза М. М. Громов и С. А. Леваневский, и наиболее опытные полярники. Вот тогда-то и представилась возможность О. Ю. Шмидту впервые доложить правительству о давно задуманной экспедиции на Северный полюс.

С указкой в руке начальник Главсевморпути стоял у огромной карты Арктики, повешенной на стену дворцового зала, и рассказывал о том, что продумал в мельчайших деталях.

– Мы хотим конкретно знать погоду в районе полюса – ее колебания, ее сезонность. Хотим знать не только температуру, но, прежде всего, давление воздуха, его изменения. Систематические наблюдения над элементами погоды будут представлять не только теоретический, но и огромный практический интерес. Известно, что движение холодных масс воздуха, заполняющих атмосферу над Полярным бассейном, самым существенным образом влияет на климат Европы и Азии, следовательно – и Советского Союза…

Давно говорится, что «погода делается на севере». Между тем данные о погоде улавливаются только на границе Дальнего Севера, на полярных станциях, и пока ничего неизвестно о том, что делается в центре Арктики.

Будущие наблюдения над морем и льдами обогатят сведения об общей циркуляции льда в Ледовитом океане. Это связано с вопросами плавания по Великой арктической магистрали. Зная условия в центре океана, можно найти законы, управляющие движением льда у берегов. Практическое значение этих исследований для полярного мореплавания нельзя переоценить.

Установление воздушного сообщения между Европой и Америкой по кратчайшему пути, через Центральный полярный бассейн, возможно будет тоже только при наличии опорной станции в районе полюса. Летчики будут иметь тогда не только сведения о состоянии погоды в центре Арктики, но и дополнительную радиостанцию на тот случай, если связь с землей окажется затрудненной. Наконец, летчики, пользуясь радиопеленгацией, смогут определить свой курс по сигналам станции на дрейфующем льду.

– Вот почему мы хотим создать станцию в районе полюса, – продолжал Отто Юльевич. – Я не говорю: «станцию на полюсе», потому что дрейф льда будет все время ее перемещать. В этом нет никакой беды. Напротив, дрейф станции намного обогатит ее научные наблюдения. Она явится одновременно и центром стационарного постоянного исследования и передвижной экспедицией…

Шмидта слушали с особым вниманием. Говорил он убежденно и страстно. Как он мог говорить иначе, когда чувствовал, что близка к осуществлению мечта всех полярных исследователей и, прежде всего, его самого.

Это совещание состоялось 13 февраля 1936 года.

Через несколько дней специальным постановлением Советское правительство поручило Главсевморпути приступить к подготовке экспедиции на полюс.

ЛЮДИ И ТЕХНИКА

Собственно говоря, такая подготовка велась уже давно, еще с 1935 г., но, так сказать, неофициально.

Жизнь челюскинцев на льдине, полеты первых Героев Советского Союза, их посадки на лед, разворот научно-исследовательских работ, теоретические соображения о характере и движении льдов в центре Арктики, – все это вселяло уверенность, что можно достигнуть полюса на самолетах и организовать там научную станцию для длительной работы на дрейфующей льдине.

Заветной цели – полюса не могли достигнуть смелые и мужественные исследователи на кораблях, воздушном шаре, на собаках, пешком, – а самолет делал дотоле невозможное возможным.

Вот почему Шмидт задумал экспедицию на Северный полюс, именно как воздушную. Намечался не изолированный полет в сторону полюса, полет не ради рекорда, а переброска в центр Арктики зимовщиков и всего необходимого для их жизни и работы в течение длительного времени.

Шмидт всегда подчеркивал, что работа советских полярников «должна отличаться и отличается не только своими масштабами, но и глубокой принципиальностью постановки своих задач – нам должно быть совершенно чуждо рекордсменство, погоня за внешним эффектом. В нашей работе по изучению и освоению Арктики мы стараемся делать не то, что эффектно, а то, что важно и нужно сделать в интересах развития науки и освоения сил природы, в интересах нашей страны».

Советские люди пришли в «Страну Ледяного Безмолвия» как хозяева, осваивать и обживать ее.

Настало время обжить сердце Арктики. Отто Юльевич любил это слово «обживать».

…Еще задолго до памятного совещания в Кремле, начальник Главсевморпути вызвал к себе летчика Водопьянова и неожиданно спросил:

– Слышал, Михаил Васильевич, вы мечтаете о полете на Северный полюс?

– Да!

– Вот потому-то я вас и вызвал, что вы мечтатель, – тепло улыбаясь сказал Отто Юльевич. – Давайте вместе осуществлять нашу общую мечту.

Разгладив свою пушистую бороду, он добавил: «Не возьметесь ли вы продумать проект летной части экспедиции на Северный полюс, но прежде, конечно, надо обследовать трассу. Вам придется полететь на Землю Франца-Иосифа, выбрать базу для экспедиции, чтобы летчики могли там спокойно сесть, заправиться и лететь дальше».

– Надо хорошо обследовать архипелаг, – заметил присутствовавший при беседе, начальник полярной авиации Марк Иванович Шевелев, – и постараться выбрать самый северный остров для посадки машин.

– Одним словом, поближе к полюсу, – добавил Отто Юльевич.

…Пока шел перелет Москва – Земля Франца-Иосифа – Москва, Шмидт подбирал участников будущей экспедиции.

Каждый полярник был готов, конечно, с радостью принять участие в экспедиции на Северный полюс. У начальника Главсевморпути был поэтому огромный выбор кандидатов. Шмидт подошел к этому делу с чрезвычайной осторожностью.

Его очень обрадовала готовность «арктического профессора» В. Ю. Визе лично возглавить научную работу станции на дрейфующей льдине. К сожалению, ухудшение здоровья Владимира Юльевича заставило отказаться от этого плана. Советуясь с Визе и Самойловичем, Шмидт привлек в экспедицию наиболее бывалых «северян».

Среди лучших советских полярников надо было выбрать наиболее опытного на роль начальника научной станции на дрейфующей льдине. Выбор Шмидта остановился на И. Д. Папанине – человеке неистощаемой энергии и жизнерадостности, несколько лет зимовавшего в Арктике и проявившего себя отличным организатором.

Для Шмидта было ясно с самого начала, что радистом станции «Северный полюс» может быть только один человек – Э. Т. Кренкель.

В качестве ведущего научного работника дрейфующей станции был утвержден молодой ученый П. П. Ширшов, которого Шмидт хорошо знал по совместным плаваниям на «Сибирякове» и «Челюскине».

Астрономом и метеорологом был назначен также молодой научный работник Е. К. Федоров, зимовавший вместе с Папаниным на Земле Франца-Иосифа.

В начале июня 1936 года в кабинете начальника Главсевморпути собрались бывшие полярники, летчики и четверка будущих зимовщиков. Водопьянов, только что вернувшийся с Земли Франца-Иосифа, делал здесь доклад о результатах полета. Он предложил последнюю остановку воздушных кораблей перед прыжком на полюс делать на куполе ледника острова Рудольфа, который имеет во все стороны небольшой склон. Это даст возможность подняться с любой нагрузкой. Но подойти с моря к этому острову из-за его обрывистых берегов будет трудно даже ледоколу.

– Вы не обратили внимания, – спросил Отто Юльевич, – какой лед севернее архипелага и есть ли там льдины, на которые можно посадить самолет?

– Мне удалось подняться до 83-го градуса северной широты, – ответил летчик. – И чем дальше к северу, тем массивней лед. Я уверен, что на Северном полюсе мы найдем льдину для посадки больших самолетов.

Отто Юльевич одобрительно кивнул головой.

– Продовольствие для научной станции и горючее для машин мы должны доставить на остров Рудольфа во что бы то ни стало и как можно скорей.

– Вам, Иван Дмитриевич, предстоит большая и трудная работа, – обратился Шмидт к Папанину. – Мы дадим в ваше распоряжение ледокол «Русанов». Вам придется пробиться через торосистый лед, подойти к обрывистому берегу и выгрузить все необходимое. Вы оставите на острове Рудольфа несколько человек, которые смогут потом принять самолеты экспедиции.

– Есть! – коротко, по-военному, ответил Папанин.

– Вам, Марк Иванович и Михаил Васильевич, – продолжал Шмидт, – придется сейчас же заняться самолетами. Поезжайте на заводы и договаривайтесь о всех деталях…

И на этом же совещании было решено, что четырехмоторные самолеты, конечно соответствующим образом оборудованные, являются наиболее подходящими для полета на Северный полюс. Тогда же было намечено, кого из летчиков и механиков следует привлечь в экспедицию.

Значительную группу составили участники челюскинской эпопеи, опыт которых близко подходил к условиям будущей работы на полюсе. Начальником летного отряда и командиром флагманской машины был назначен М. В. Водопьянов. Командиром одного из самолетов – В. С. Молоков, герой спасения челюскинцев, всегда невозмутимый и спокойный. Вторым пилотом на флагманском корабле летел старейший полярный летчик М. С. Бабушкин, а радистом тоже челюскинец С. И. Иванов. Командование двумя другими тяжелыми самолетами было поручено крупному знатоку полетов над льдами А. Д. Алексееву и дальневосточному летчику И. П. Мазуруку. На двухмоторном самолете-разведчике летел молодой талантливый пилот – ученик Алексеева П. Г. Головин. В экспедицию флагштурманом был привлечен выдающийся мастер аэронавигации майор И. Т. Спирин. М. И. Шевелев стал заместителем начальника экспедиции.

…Были подобраны все участники экспедиции на Северный полюс, кроме одного. Отто Юльевич так рассказывал об этом:

– Все шло хорошо, только один человек еще не вполне был уверен в том, что он примет участие в самой экспедиции. Этим человеком был я. Правда, подготовка была поручена мне и под моим руководством осуществлялась. Но термин «руководство» довольно широкий. Поэтому я вновь, не без волнения, поставил перед руководителями партии и правительства вопрос о том, кто именно должен на месте возглавить экспедицию. По этому поводу произошла некоторая дискуссия. Члены Политбюро несколько колебались – разрешить ли мне полет? Товарищ Ворошилов быстро отвел юридическую сторону вопроса, указав, что при современной технике связи руководить можно и из Москвы. В своем ответе я ссылался не только на естественную мечту полярника быть непосредственным участником и руководителем этого важнейшего этапа нашей работы в Арктике. Я говорил также о том, что руководство подобной экспедицией требует слаженности людей, опыта и определенного личного доверия всего персонала к руководителю, которое, как мне кажется, товарищи по отношению ко мне питают.

Я заверял, что мы проведем эту операцию не только с большой настойчивостью, но и с полнейшей осмотрительностью, категорически исключая элементы случайности, ненужного риска и спортсменского ухарства. Получив это заверение, руководители партии и правительства согласились на мое личное участие в экспедиции.

Подготовка к экспедиции шла «без шума». Даже в печати о ней ничего не сообщалось.

…Готовились очень тщательно. В это дело были вовлечены сотни людей на фабриках и заводах, в научных институтах и лабораториях.

Для зимовщиков были сконструированы особо прочные и легкие по весу научные приборы, очень удобная и теплая палатка, состоявшая из четырех слоев: первый слой – брезент, два следующих слоя – гагачий пух и, наконец, четвертый слой тоже брезент.

Шмидт вникал во все мелочи подготовки к экспедиции. Часто можно было видеть его поднимающимся по узкой лестнице на третий этаж здания ГУМа на Красной площади, где в маленькой комнате помещался папанинский «штаб», похожий на вещевой склад во время ревизии. Он рассматривал здесь кастрюли и хронометры, белье и брикеты пищевых концентратов.

Опыт, приобретенный в ледовых походах, давал Шмидту возможность не раз лично убедиться в том, как важно иметь на Дальнем Севере удобную и теплую одежду. По его совету были изготовлены для зимовщиков костюмы, состоявшие из пушистых меховых чулок, пыжиковых рубах и штанов, мехом внутрь, малицы, шапки-ушанки из росомахи, мех которой сохраняет тепло при любых условиях.

Шмидт помнил «спартанский» паек участников Памирской экспедиции, как они страдали от недостатка разнообразия в питании и, учитывая, что четверке отважных на дрейфующей льдине придется вести очень тяжелую жизнь, особенно настаивал на том, чтобы у них был хороший по вкусовым качествам, калорийности и разнообразию рацион. Он помог Папанину связаться с Московским институтом инженеров общественного питания, который разработал рецепты и приготовил широкий ассортимент концентратов сухих супов, каш, киселей, мясных и яичных порошков, витаминизированных конфет, особо питательных сухарей. Все это было существенным дополнением к обычным продуктам – икре и маслу, сыру и какао, консервам и ветчине.

…20 февраля 1937 года. Начальник Главсевморпути отправился на… Северный полюс. Эту поездку он совершил ни на самолете, ни на ледоколе, а на своем служебном автомобиле. И ехать пришлось каких-нибудь полчаса. «Северный полюс» находился на заснеженной поляне, чуть в стороне от Калужского шоссе. Здесь был установлен домик-палатка, на черном брезенте которого большими белыми буквами было написано: «СССР. Дрейфующая экспедиция Главсевморпути 1937 года». Рядом скрипел ветряк и поднимались радиомачты.

Папанин, Ширшов, Федоров, Кренкель жили здесь уже несколько дней. Стоял трескучий мороз, и они встретили начальника будущей экспедиции, облаченные во все свое полярное обмундирование.

Отто Юльевич интересовался всеми подробностями «генеральной репетиции» жизни на льдине.

– А вы раздеваетесь, залезая на ночь в спальный мешок? – спросил он.

– Нет, холодно! – ответил кто-то из четверки будущих жителей полюса.

– Так дело не пойдет, – сказал Шмидт. – Надо обязательно раздеваться до белья. Правда, на морозе это не очень приятно, но поверьте мне, так гораздо лучше спится в мешке… А как вы будете мыться, – продолжал Отто Юльевич. – Это вопрос серьезный!

Посоветовались и выяснилось, что на регулярные ванны на Северном полюсе рассчитывать не приходится. Подогревание воды связано с расходом горючего, которого на льдине будет не так уж много. Решили, что зимовщики будут обтираться смесью спирта и воды.

Папанин продемонстрировал Отто Юльевичу свое кулинарное искусство. Обед был приготовлен на примусе из концентратов. Шмидт похвалил его:

– Пожалуй, Иван Дмитриевич, в меню ни одного ресторана таких блюд не сыщешь. Да им и невыгодно так готовить. Очень уж сытно. Поешь один раз в сутки, больше о еде и думать не будешь…

ТЕРПЕНИЕ И ЕЩЕ РАЗ ТЕРПЕНИЕ

…Отлет экспедиции откладывался со дня на день. Снег, дождь, облака, спускавшиеся до самой земли, не позволяли взять старт.

Каждый день начальник экспедиции вызывал на совещания командиров самолетов. Синоптики докладывали о погоде на маршруте, Отто Юльевич внимательно просматривал синоптическую карту, и со вздохом говорил:

– Товарищи командиры, завтра опять нельзя лететь.

И все скучные разъезжались по домам.

Положение осложнялось тем, что весна в 1937 году наступила неожиданно рано, аэродромы размокли и тяжелые четырехмоторные корабли не могли уже подняться на лыжах. Их сменили на колеса с тем, чтобы по дороге на полюс, там, где будет больше снега, вновь «обуть» самолеты лыжами.

21 марта облака плыли очень высоко в небе. Временами они закрывали солнце, но горизонт был прозрачен. Все предвещало хорошую погоду на следующий день.

Ровно в шесть в кабинете Шмидта синоптик докладывал, разложив свои карты.

– Циклон прошел между Вологдой и Архангельском. Если бы вы стартовали сегодня, вам пришлось бы пересечь главный фронт циклона.

Отто Юльевич кивнул головой:

– А что завтра?

– Завтра тоже пройдет циклон, но более слабый, к тому же он движется очень медленно и пересечет ваш маршрут не раньше, чем в полдень. Чтобы избежать встречи с циклоном, я советую вылетать как можно раньше. Облачность по всей трассе полная, с редкими разрывами. Видимость предполагается от четырех до десяти километров. Вот и все, что я могу сказать.

– Хорошо, спасибо! – поблагодарил Отто Юльевич и спросил командиров, находят ли они возможным вылететь завтра.

Он внимательно выслушал их.

– Вам виднее, – сказал Шмидт в заключение. – Я человек не авиационный. Вы говорите, что можно лететь, – значит завтра вылетаем. В пять утра все мы встретимся на аэродроме. Теперь идите отдыхать.

22 марта в 12 часов 30 минут полет на полюс начался.

Первая остановка по маршруту была в Холмогорах, на родине Ломоносова.

Здесь опять погода стала испытывать долготерпение полярников.

Отто Юльевич вылез из машины и внимательно осмотрел большое заснеженное поле. Никаких признаков приближавшейся весны он не обнаружил и спросил летчиков:

– А как вы думаете, мы легко оторвемся на лыжах?

– Конечно. Посмотрите, снег, как скатерть, ровный…

Крепко спали все в эту ночь. А на утро – сюрприз, с крыш течет, идет дождь. Никогда еще, кажется, люди не встречали наступления весны с такой враждебностью, как участники экспедиции на полюс. А она кралась за ними по пятам.

Уже сменены колеса на лыжи. Получен весь груз, отправленный из Москвы в Архангельск по железной дороге, и рассортирован по самолетам, а лететь все нельзя и нельзя.

Каждое утро начальник экспедиции с «пристрастием» допрашивал синоптика экспедиции Дзердзеевского:

– Какая погода по маршруту? А завтра?

Как скажет «маг и волшебник» Дзердзеевский, так и будет. Но он долго не мог сообщить ничего утешительного.

– Лететь не рекомендую, – отвечал обычно синоптик на вопрос о погоде.

Только на одиннадцатый день Дзердзеевский сообщил радостную весть – вылет возможен.

…Под самолетами простирался густой сосновый лес, потом его сменила лесотундра, а дальше пошла голая бескрайняя тундра, покрытая белым саваном, редко где увидишь черные пятна или обрывистые берега какой-нибудь речушки, непокрытые снегом, или стада оленей, которые пасутся здесь круглый год.

В Нарьян-Маре благополучно сели на реку. Мороз 8 градусов. Самолеты мягко покатились по ровному твердому снегу.

– Поздравляю вас, товарищи, – сказал Шмидт летчикам, – наконец-то мы вырвались из объятий весны.

– Да, – ответили в один голос командиры машин, – теперь нам можно не беспокоиться о взлете.

За товарищеским ужином, устроенным местными властями, все много шутили и даже пели песни. Все были уверены, что весна осталась по ту сторону полярного круга.

Зато утром!.. В столице Заполярья в первых числах апреля оттепель – редкостное явление. Однако она появилась и здесь. Шел дождь. На третий день снег стал рыхлым. Самолеты огромной тяжестью в 23 тонны давили на лед. Под каждой машиной появились лужи. Пришлось перетаскивать их на другое место.

Сорок два участника экспедиции ходили мрачные. Один только Шмидт не унывал.

– Тише едешь, дальше будешь, – шутил он, – как видно эта старая поговорка, имеет в виду самый современный вид транспорта – самолеты…

От природного аэродрома на Печоре, на которой опустились оранжевые воздушные корабли, до Нарьян-Мара – большого по северным масштабам города – 2,5 километра ездили на легких санях, запряженных резвыми оленями.

Полное смешение эпох и понятий о скорости передвижения – быстроногие олени и «тихолетающие» самолеты.

Каюры, которые доставляли каждый день участников экспедиции из Нарьян-Мара на аэродром, смеялись над ними:

– Лучше наших олешек возьмите. Скорее довезут до полюса, и при всякой погоде!

…Путь от Москвы до Нарьян-Мара показал прекрасное качество машин и самоотверженную работу всех участников экспедиции. Отто Юльевич был доволен и стартом, и полетами, и посадками. Он, как всегда, был сдержан в своих высказываниях, но по всему было заметно, что он твердо верит в успех.

Однако от внимательного взгляда начальника экспедиции не ускользнули отдельные мелкие недочеты, которые могли бы отрицательно отразиться на дальнейшем ходе экспедиции.

О. Ю. Шмидт во всей своей деятельности неизменно придерживался партийных методов руководства. Он был не просто начальник, а начальник-коммунист. И перед ответственным полетом на остров Рудольфа, по его настоянию, было созвано партийное собрание экспедиции.

– …Мы не знаем, какие сюрпризы готовит нам природа, – говорил Шмидт на этом собрании. – Природа могущественна и может преподнести всякие неожиданности. Нужно быть готовым ко всему. Особенно важно сохранить спокойствие, уверенность, твердость духа.

– Колебания в настроениях возможны даже в нашем, несомненно, мужественном коллективе. При неожиданном осложнении у одних может появиться лишь досада на препятствия, у других – растерянность, у третьих – потеря веры в успех. Этого не случится, если коммунисты будут впереди, если коммунисты сами не дрогнут. …Трудность заключается в том, что один из кораблей может отстать, совершить вынужденную посадку, или, наконец, экспедиция просто разобьется на самостоятельные группы. И вот тогда-то роль коммунистов возрастет во много раз.

На каждом корабле экспедиции есть несколько коммунистов. Они должны быть готовы к тому, что могут оказаться на известный, возможно и длительный, период времени самостоятельной партийной организацией. Поэтому было бы целесообразно избрать на каждом корабле парторга, который будет партийным руководителем корабля. Он обязан досконально знать своих людей, следить за их настроением, поднимать их дух, вовремя предупреждать психологические срывы. Это можно сделать по-разному. Иногда выручает шутка, иной раз – беседа, инициативный поступок… Мы делаем наше дело не для личной славы. Поведение каждого из нас – не его личное дело. Мы должны дать такой образец поведения, которым Родина, пославшая нас, будет гордиться…

После речи Шмидта были выбраны парторги. Участники собрания разошлись, почувствовав еще острее, после слов своего руководителя, ту ответственность, которую взяли на себя.

…Летной погоды все не было и не было.

Тянулись дни томительного ожидания. Их скрашивали гостеприимные жители Нарьян-Мара. Ежедневно участники экспедиции получали приглашение в клуб на спектакль, на просмотр картины. Ненцы устраивали вечера самодеятельности, пели песни, показывали свои танцы.

И все же каждый лишний день пребывания в Нарьян-Маре казался вечностью. Дзердзеевскому боялись задавать вопросы о погоде, такой безнадежностью веяло от его прогнозов. Но синоптик все-таки «сжалился» и 12 апреля разрешил вылет.

На мягком подтаявшем снегу, к которому прилипали лыжи, максимальная скорость при взлете была не больше 60–65 километров в час. Этого оказалось недостаточно для того, чтобы тяжело нагруженные машины смогли оторваться от земли. Шесть раз флагманский самолет пробегал посадочную площадку, но так и не мог подняться в воздух.

Решили облегчить машины и сделать еще одну, непредусмотренную планом, остановку. Был объявлен приказ начальника экспедиции:

«Слить по четырнадцать бочек бензина. Оставить в баках по 4700 литров и лететь на Маточкин Шар».

Шмидт напомнил механикам:

– Только, пожалуйста, сливать бензин по-честному. А то ведь известно, что у каждого из вас есть неучтенный запас горючего «на всякий случай».

В полчаса все было закончено. Каждый из кораблей стал легче на несколько тонн.

Самолеты поднялись в воздух, взяв курс на Новую Землю.

Маточкин Шар – место редкой красоты. Все, кто прилетели сюда впервые, несмотря на усталость, любовались суровым, но живописным ландшафтом и вслух выражали свой восторг.

– Вот теперь и вы начинаете понимать, за что любят Арктику! – говорил, улыбаясь, Отто Юльевич.

У Маточкина Шара есть свои особые качества. Он отличается «стоками» (местными ветрами). Бывает, что кругом небольшой ветер, а в проливе свирепствует шторм. Самые худшие предположения участников экспедиции здесь сбылись. На другой день после их прилета поднялась пурга, продолжавшаяся трое суток.

Приказом начальника экспедиции на время пурги было введено «осадное положение». У самолетов установили усиленное дежурство. Люди менялись каждые два часа, продвигаясь чуть ли не ползком, держась за протянутый для безопасности трос. Всем, кроме дежурных, было запрещено покидать помещение станции.

Шмидт в очередь со всеми ходил дежурить у самолетов, которые сплошь занесло снегом. Над ними выросли огромные сугробы. Два дня напряженного труда понадобилось потом, чтобы откопать воздушные корабли.

Наконец, погода на Маточкином Шаре установилась; на небе – ни облака. Тихо и солнечно. Но, как на зло, остров Рудольфа закрыт туманом. Когда же на Земле Франца-Иосифа погода улучшилась, на Новой Земле поднялся восьмибальный ветер.

^{О. Ю. Шмидт угощает любимца зимовщиков острова Рудольфа.}

В Арктике нужно дорожить каждой минутой летной погоды. И хоть нет уверенности, что удастся скоро вылететь, все равно надо готовить машины.

…Через час все машины поднялись в воздух.

Незримыми нитями они связаны между собой.

Каждые четверть часа флагманский корабль заботливо запрашивает по радио:

– Все ли в порядке, Молоков? Мазурук? Как идут дела, Алексеев?

В ответ командиры сообщают:

– Все в порядке… Благодарим…

Под самолетами разошлись облака и в просветах блеснуло Баренцево море, покрытое крупными льдинами.

Затем внизу появились острова архипелага. Еще час полета и показался ледяной купол острова Рудольфа.

С воздуха отлично была видна площадка с посадочным знаком, мачта радиостанции и «колбаса» ветроуказателя.

Зимовщики радостно встретили участников экспедиции.

– А мы боялись, что вы, не заглядывая к нам, махнете на полюс, – шутили они.

ПЕРЕД РЕШАЮЩИМ ПРЫЖКОМ

Девятьсот километров воздушного пути только пять-шесть часов полета.

И как долго пришлось ждать, прежде чем можно было сделать решающий прыжок на полюс!

Шмидт ни на минуту не отступал от своего слова, данного в Кремле, – не рисковать!

В ожидании летной погоды участники экспедиции по-разному коротали время. Играли в домино, преферанс, устраивали лыжные прогулки, охотились на белых медведей и часто по вечерам слушали беседы-лекции Отто Юльевича по истории искусства, по западной литературе и многим другим вопросам.

…Пурга бушевала и бушевала, казалось, не будет конца слепящему снежному смерчу. Правда, иногда на короткое время стихал вой ветра и небо прояснялось. Тогда летчики бросались к Дзердзеевскому.

– Нельзя лететь – говорил синоптик. – Нельзя! Через три-четыре часа погода испортится. Со стороны Гренландии идет мощный циклон, несущий осадки…

И, увы, он всегда оказывался прав.

Шмидт охлаждал пыл летчиков:

– Терпение, товарищи командиры, терпение! Дождемся такой устойчивой погоды, при которой можно выпустить Головина в глубокую разведку. А если погода по маршруту окажется хорошая, дадим старт большим кораблям…

– Отто Юльевич, – неожиданно раздался спокойный, чуть глуховатый голос Спирина. – Разрешите с радистом Ивановым полететь и сесть за восемьдесят-сто километров от зимовки и там проверить радиомаяк.

– Очень хорошо, – ответил Шмидт, – маяк проверить нужно. На каком самолете полетите?

– На У-2,– ответил Спирин.

– А кто из летчиков идет с вами?

– Я поведу самолет сам.

Спирин пришел из военной авиации, и Отто Юльевич не знал, что флаг-штурман одновременно является летчиком.

Воспользовавшись прояснением погоды, Спирин решил лететь.

В трехместный самолет, кроме летчика и радиста, еще сел будущий житель северного полюса – астроном Е. Федоров.

Полет был рассчитан на три часа. На всякий случай взяли с собой пять плиток шоколада и полкило сухарей. Хотели прихватить палатку, но оказалось, что ее некуда погрузить.

– Да и не нужна она нам! Что, мы отдыхать там собираемся? – махнул рукой Спирин.

…Участники экспедиции спокойно сидели в жарко натопленной комнате. Но вот прошло три часа, потом еще час и всеми начала овладевать тревога за товарищей.

– Что-то они долго не возвращаются, – перелистывая книгу, сказал Шмидт.

– Да. Наши радисты слушают, но ни звука. Погода портится, – ответил Шевелев.

Отто Юльевич с тревогой спросил:

– Что же могло с ними случиться?

– Вероятно, они заморозили мотор и не могут его запустить.

– Тогда почему нет связи? Признаться, это меня немного пугает… Вдруг они сели неудачно, поломали машину и радио?

– Нет, Отто Юльевич. Спирин – прекрасный летчик. А на У-2 всюду можно сесть. Связь, наверное, отсутствует из-за непрохождения волн. Будем надеяться, что они скоро прилетят.

Отто Юльевич, подумав немного, отдал распоряжение:

– Пусть механики на всякий случай подготовят один из больших кораблей.

Через два часа поднялась пурга. Ночью она усилилась. Начальник экспедиции собрал командиров кораблей. Совместно был разработан план поисков пропавшего самолета. Решено было послать на собаках двух опытных полярников – механика радиостанции Сторожко и авиатехника Латыгина. Они не раз совершали большие переходы, даже в условиях полярной ночи.

Прошли сутки.

Шмидт ни на минуту не прилег.

Пурга не прекращалась. Послать на розыски самолет нельзя. Все очень тяжело переживали неизвестность. Наверняка что-нибудь случилось с товарищами. Экспедиция может сорваться.

И еще одна мучительная ночь. Шмидт не уходит из радиорубки.

– Какое отвратительное состояние, – сказал он, крайне утомленный волнениями и двумя бессонными ночами, – где-то недалеко находятся товарищи, нуждающиеся, может быть, в срочной помощи, а у нас связаны руки и ноги.

– Тише! – прервал его Бабушкин. – Мне показалось, что я слышу звуки мотора.

– А по-моему гудят провода – возразил Молоков. – Услышишь мотор в такую погоду!

Неожиданно за дверью раздались возбужденные голоса:

– Летит! Летит!

Шмидт, на ходу одевая куртку, бросился к выходу.

Далеко в небе, сквозь пелену падающего мокрого снега, просвечивались контуры самолета.

Спирин, Иванов и Федоров вернулись из ледяного плена. Не успели они выйти из машины, как начались приветствия, поздравления, объятия. Полярники народ закаленный, не сентиментальный, но здесь в ледяной пустыне, далеко от родных и близких, возникла особенно крепкая и нежная дружба между членами экспедиции.