Текст книги "Повесть о ледовом комиссаре"

Автор книги: Михаил Водопьянов

Соавторы: Григорий Григорьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Шмидт и его спутники пошли напрямик, ориентируясь на скалу Рубини-Рок, вершина которой маячила в туманной дали. Вначале шли по ровным ледяным полям, сменяясь по двое, тащили нагруженные нарты. Но очень скоро легкому пути пришел конец. Ровные ледяные поля сменились нагромождениями торосов. Движение сильно замедлилось. Путники с трудом волочили сани по неровным глыбам льда. Нарты задевали за острые углы торосов и часто опрокидывались. Хотя люди были одеты сравнительно легко, пот так обильно стекал с них, что фуфайки промокли. В конце концов нарты не выдержали такой бугристой дороги, и одна из лыж сломалась. Громов предложил было бросить сани с лодкой и налегке двигаться вперед. Шмидт, указывая на темные полыньи впереди, категорически возражал.

Матросу Иванову удалось веревкой скрепить сломанную лыжу.

К 3 часам утра отошли лишь на 5 км и, обернувшись, увидели чернеющий среди необозримой белой пустыни контур корабля. Поднялся ветер с севера, и огромное ледяное поле, на котором находились путники, начало дрейфовать на юго-запад, т. е. в обратном направлении от цели их похода.

Стали появляться разводья. У первого же разводья шириной в полноводную реку приняли решение разделиться на две партии и переправляться по очереди. Иначе поступить было нельзя. Утлый и неустойчивый каяк вмещал только двоих, осаживаясь в воду до самых бортов. Шмидт и географ Иванов поплыли в каяке, а Громов и матрос Иванов пошли в обход, прыгая через узкие разводья, переправляясь через более широкие на небольших ледяных обломках, как на плотах, отталкиваясь палками.

Поднялся колючий ветер и погнал крошечную парусиновую лодку обратно, волны заливали ее.

Потом все четверо встретились и снова стали пробираться через нескончаемые торосы, тянуть нарты с потяжелевшей, намокшей лодкой по ледяным буграм и сугробам, скользя, спотыкаясь и падая.

Идти становилось все труднее и труднее. Ноги вязли в рыхлой снежной крупе. Глаза слипались. Болели плечи, натертые веревкой от саней. Мучительно хотелось пить и, сколько ни грызли кристаллы льда, жажда не унималась.

Так, усталые, измученные, люди шли уже двадцать часов, а берег все не приближался. Дрейф льда сводил на нет все их усилия.

Утром выяснилось, что они находятся почти там же, где были и вечером. Идти вперед не было уже сил. Развернули палатку, ту самую, которую Шмидт брал с собой на Памир, и наскоро закусили застывшими мясными консервами.

Журналист Борис Громов так писал впоследствии об этом привале:

«Хочется хоть полчаса, но отдохнуть. Но неугомонный Отто Юльевич уже торопит:

– Скорее в путь! До земли еще далеко!

Я поражаюсь его исключительной энергии и выносливости. В минуты, когда мы падали от усталости, Шмидт, с присущим ему юмором, умел ловко и незаметно подбодрить, поднять настроение. Только здесь, в исключительных условиях сурового Севера, мы достойно сумели оценить это его прекрасное качество».

И четыре человека снова отправились в тяжелый путь. Медлить нельзя было и минуты. Положение становилось очень опасным. Все крепчавший резкий ветер быстро гнал льды и мог вынести их мимо земли прямо в открытый океан. Тогда спасенья нет!

Единственная надежда – идти вперед, пристать к ближайшему острову Мертвого тюленя. Они были в километре от него.

Громов и Иванов-географ первыми добрались до каменистой отмели острова.

На острове Мертвого тюленя остался Громов, а Иванов отправился за Шмидтом и матросом.

Прошел час, другой, третий… Застывший Громов бродил в одиночестве на диком ветру по пустынному острову, ожидая товарищей. А их все не было и не было. Самые страшные мысли лезли в голову. Шмидт и двое Ивановых остались без оружия, – винтовка у Громова, но зато у него нет ни куска хлеба.

Лишь к ночи отчаявшийся Громов увидел на соседнем острове Скотт-Кельти за полкилометра от него людей. Это были его пропавшие друзья. Сигнал – три выстрела, был ими услышан, и вскоре за Громовым пришла лодка.

«Как нам удалось добраться до берега – это просто чудо, – рассказывал Шмидт. Льдами нас унесло далеко в сторону, и с большим трудом, прыгая с льдины на льдину, мы успели зацепиться за последний мыс островка. Еще минут десять – и мы попали бы в открытый океан. Теперь-то спасены окончательно!»

Решили не идти дальше. Пролив Де-Брюйне, отделяющий Скотт-Кельти от острова Гукера, покрыт тонким молодым ледком. Идти по нему нельзя, а на дырявом брезентовом каяке не поплывешь: к тому же начинался снежный буран. Разбили палатку. Согрелись глотком чистого спирта.

Двадцать восемь часов беспрерывных ужасных скитаний по ледяной пустыне сломили людей, и они заснули мертвым сном. Лишь Шмидту не удалось почему-то заснуть. Как видно, только что пережитое большое нервное напряжение отгоняло желанный сон. И вдруг сквозь дрему он отчетливо услышал знакомые протяжные гудки «Седова». Что это, галлюцинация? Нет, через несколько минут опять заунывно завыл гудок. Шмидт разбудил товарищей.

Еще одно «чудо» – из тумана показались мачты, трубы, знакомые очертания крутых бортов парохода. Гулкие выстрелы заставили «Седова» остановиться. Вот уже спущенная на воду шлюпка пляшет по волнам.

Капитан первым пожал руки Шмидту и его спутникам, обнял их и пробурчал в свои пышные усы:

– Поздравляю, вы были на пороге смерти!

После ухода группы Шмидта, за ней довольно долго следили с корабля в бинокль. Все недоумевали, почему они так медленно двигаются. Когда последний раз вахтенный матрос заметил далеко на льду только две человеческие фигурки, вместо четырех, недоумение сменилось тревогой.

^{Побережье острова Гукера.}

Тем временем, пока отважная четверка пробивалась к берегу, льды потихоньку тронулись. Ожила безмолвная долина, огромные заснеженные поля, разрываясь с глухим треском, двинулись к океану. Появились широкие полосы чистой воды. «Седов» получил возможность двигаться к острову Гукера.

Отто Юльевич с удовлетворением записал в дневник:

«Очень тепло встретила меня команда, которая часто оказывает мне знаки внимания. Она ценит, кроме ровного товарищеского отношения и политических бесед, наличие мужества и предприимчивости, которые они мне приписывают».

…К утру корабль встал на якорь в бухте Тихой.

Шмидт с радостью убедился, что все строительные работы закончены. Очень полезным оказался уход корабля. Рабочие перестали тратить время на переезд утром, в обед и вечером на судно и с судна. Все жили там, где работали, и работали с перерывом только на сон.

Выяснилось, что оставленная на острове Гукера радиостанция из-за неисправности могла только слушать, но не передавать. В условленные часы зимовщики слушали все, что им говорилось по радиотелефону, но отвечать не могли.

^{Маршрут экспедиции на «Седове» в 1929 году.}

КУРС НА ЮГ

Собираясь на торжественное открытие новой полярной станции, седовцы спускались по шторм-трапу прямо на молодой, но уже крепкий лед и шли по нему спокойно на берег. Начиналась зима.

«Время трудное, – констатировал хозяин тетради в клеенчатой обложке. – Ночью опять прижимали к берегу льды, была тревога. Надо уходить поскорее и… с трезвой командой. Решаем сократить торжество и во времени, и, так сказать, в градусах… У дома короткий митинг. Говорили: я, Самойлович, Визе, Воронин, доктор Белкин от ячейки, Кренкель и Илляшевич от зимовщиков. Речи краткие, но значительные и радостные.

Над домом взвивается красный флаг, тот самый, что поднесли нам в Архангельске. Приглашаем зимовщиков в последний раз выпить с нами чаю, подавая пример строго обходиться без алкоголя. Сердечно проходит прощание…»

На мачтах «Седова» колышутся прощальные флаги.

С неба надают тяжелые хлопья снега.

Вечером 30 августа, в непроглядной белой мгле, «Седов», дав три долгих гудка, тронулся в обратный путь. Поднялась пурга.

Корабль вышел в Британский канал, заполненный старым и тяжелым льдом. «Седов» еле продвигался вперед, сотрясаясь всем корпусом, и в конце концов принужден был остановиться. Ледяные поля все сильнее и сильнее сжимали маленький ледокольный пароход. И пока еще была возможность отступать, капитан решил вернуться в бухту Тихую.

На знакомой стоянке был брошен якорь. Кое-кто отправился на берег, чтобы еще раз проститься с отважной семеркой зимовщиков. В это время много часов подряд заседал «штаб» экспедиции, ища выхода из, казалось, безвыходного положения. Путь на юг через Британский канал был наглухо заперт льдами. Что же делать? Оставаться на зимовку в бухте Тихой? Ждать перемены ветра, который выгонит льды из канала? Но льды с каждым часом смерзались все прочнее и прочнее, и скоро непроницаемой броней они закроют море.

Отто Юльевич предложил необычное решение – идти на юг через север! Это может показаться парадоксальным, но таков был дерзкий план – обогнуть остров Гукера с севера, повернуть на восток, а затем уже на юг.

Этот кружной путь оказался хоть и тяжелым, но все-таки проходимым и к тому же давал возможность изучить еще новые места.

Частые вынужденные остановки – передышки в борьбе со льдами – использовались для научной работы.

Но вскоре переменили курс на юг.

Пришлось отказаться от плана посещения острова Уединения. Правда, это и не входило в задание экспедиции. Хоть корабль и шел по чистой воде, но ветер достигал силы в 6–7 баллов. Барометр падал. Израненный во льдах «Седов» не мог дальше бороться с могущими возникнуть в пути трудностями.

На широте 79 градусов «Седов» повернул на восток для исследования большого района океана, где не плавало еще никогда ни одно судно.

Основной же причиной изменения курса, как это указывал Шмидт, было то, что «износился ледокол. Выбираясь из льдов, потеряли одну лопасть винта. Заклепки железного корпуса расшатались, пропуская воду… А 4 сентября утром вдруг тревога, зовут на аврал – течь. Сквозь заклепочные отверстия бьет вода, крен до 8 градусов увеличивается. Начинает работать брандспойт, но вода не спадает, а медленна поднимается. В двух отсеках трюма в носовой части… в машинном отделении обнаружены пробоины. Места течи старались заделать цементом, но на морозе он плохо схватывается. Забивают досками. Судно в таком виде, по словам капитана и штурманов, не может входить в лед и не может перенести серьезного шторма»…

6 сентября Шмидт заносит в свой дневник:

«Поворачиваем на SSW к мысу Желания. Команда сразу повеселела».

На этом обрываются записи в тетради с черной клеенчатой обложкой.

«Седов» плыл к Архангельску.

11 сентября он поравнялся с плавучим маяком у входа в Северную Двину.

Так кончился первый большой советский арктический поход.

Так произошла первая встреча с Арктикой человека, так много сделавшего потом для раскрытия ее тайн.

К БЕРЕГАМ НЕВЕДОМОЙ ЗЕМЛИ

В Архангельске было необычно жарко. Высокое солнце нещадно пекло. Над Северной Двиной стояло легкое марево. Корабли у Красной пристани, казалось, дрожали в струях теплого воздуха.

Спасаясь от зноя, архангелогородцы закрыли ставни окон, опустили занавески – благо день был выходной и можно было посидеть дома.

На безлюдных улицах копошились в пыли ребятишки и куры. Собаки лежали в тени у заборов и, высунув языки, тяжело дышали. Им было лень лаять на редких прохожих.

И вдруг город ожил. Визг, топот, многоголосый собачий лай… Распахнулись окна, а вслед за этим изумленные горожане выскочили на улицу, провожая глазами невиданную процессию.

По Главному проспекту, от вокзала к пристани, мчались собачьи упряжки. Рослые ездовые псы чуть ли не со скоростью рысаков на ипподроме тянули по неровной мостовой нарты… Полозья саней скрипели по булыжнику, высекая искры.

За упряжками, вздымая тучи пыли, бежали мальчишки. Собаки едва ли не со всего города, заливисто лая, прыгали вокруг. Самые смелые из них отваживались бросаться на пришельцев, но каюры ловко отгоняли их ударами длинного хорея, и они неистово визжали от боли и обиды.

Собачьи упряжки промчались по пристани и замерли, как вкопанные, у причала, где грузился ледокольный пароход «Седов».

Увидев корабль, собаки задрали кверху головы и громко завыли, они радостно помахивали обрубками хвостов, словно приветствуя свой новый плавучий дом. Эти собаки-путешественники уже плавали на корабле и знали, что их будут здесь хорошо кормить и не будут заставлять работать.

Проводник рапортовал Шмидту о прибытии. Отто Юльевич с любопытством рассматривал пушистых, остроносых, с торчащими кверху ушами, с бесцветными, как у слепых, глазами колымских лаек. На несколько минут приостановилась погрузка. Вокруг только что прибывших участников экспедиции собрались не спавшие всю ночь матросы, кочегары, научные работники, грузчики. Подошел будущий начальник Северной Земли Георгий Алексеевич Ушаков. Он являлся хозяином собак. Сам их встретил в Вологде и сопровождал до Архангельска.

Собак, наконец, разместили по заранее поставленным деревянным клетушкам на палубе. Снова загрохотали подъемные краны, заскрипели лебедки, закричали грузчики. Погрузка продолжалась. Но разговор о собаках не прекратился.

Говорил Ушаков. Уж кто-кто, а он то знал, какие незаменимые помощники полярников собаки.

– Они у меня дисциплинированные!

– Тоже дисциплинированные! – засмеялся Шмидт, – а на палубе чуть драку не затеяли.

– Собакам подраться необходимо. Обычно, когда свору впервые собирают вместе, псы сначала знакомятся, обнюхивают друг друга и лишь изредка злобно рычат. Но очень скоро начинаются жестокие, кровавые драки. Таким путем собаки выясняют самый важный для них вопрос – кто самый сильный? В отчаянных стычках они выбирают себе вожака. Вожак – самый надежный помощник человека, можно сказать его заместитель по собачьей команде.

А какие это верные друзья! – продолжал увлекшийся Ушаков. – Наша северная лайка может пожертвовать собой, спасая жизнь своему хозяину.

– В Арктике была поговорка: «чем больше я знаю людей, тем больше люблю собак», – засмеялся Отто Юльевич. – Так что ли, Георгий Алексеевич?

КОРАБЛЬ УХОДИТ В ПЛАВАНИЕ

…15 июля 1930 года в последний раз штурман «Седова» скомандовал:

– Вира, – помалу…

Паровые лебедки прекратили работу. Сразу наступила непривычная тишина.

Вместительные трюмы корабля были задраены брезентами. Огромные бревна для мачты радиостанции, которая должна вырасти на Северной Земле, разобранные дома и сараи для зимовки укреплены и привязаны на случай шторма. Все готово для дальнего, тяжелого похода.

На этот раз перед экспедицией на «Седове» стояли значительно более сложные задачи, чем в предыдущем году. Снова нужно было достичь берегов Земли Франца-Иосифа, сменить доставленных туда в 1929 году зимовщиков и расширить станцию. Затем корабль должен был отправиться дальше к таинственной неисследованной Северной Земле и открыть там научную станцию.

О новой экспедиции в Арктику широко сообщали газеты. Вот почему на проводы ветерана ледового флота «Седова» собралось множество народа. Жители древнего северного города вообще любят море и моряков, а особенно полярных. Недаром Архангельск зовут «воротами в Арктику».

Какой-то старичок, возбужденно жестикулируя, рассказывал, что он хорошо помнит, как отправлялся в путь «Святой Фока». Корабль Георгия Яковлевича Седова, по его мнению, отчалил именно от того места, где сейчас дымит ледокольный пароход. Об этом как-то сразу узнали в толпе. Старичок наверняка ошибался, но почему-то всем хотелось ему верить.

Всегда такой спокойный, невозмутимый начальник экспедиции был явно взволнован торжественными проводами. Овации долго не давали Шмидту начать говорить.

Обращаясь к жителям края, из которого уходили все русские исследователи Крайнего Севера, Отто Юльевич вспомнил поморов, сотни лет назад отправлявшихся из этих мест завоевывать ледяные пустыни.

Толпа одобрительно загудела…

– Якорь чист! – крикнул с носа боцман.

С медленно удаляющегося берега доносятся прощальные возгласы:

– «Седову» счастливого плавания, – скандирует группа молодежи.

В парадной морской форме Воронин стоит на капитанском мостике и машет фуражкой с золотым шитьем. Рядом с ним с непокрытой головой начальник экспедиции и его заместители В. Ю. Визе и Р. Л. Самойлович.

«Седов» разворачивает свой форштевень к выходу в Белое море.

Все суда салютуют ему тремя гудками.

Телеграфируя в Москву об отправлении экспедиции, О. Ю. Шмидт отметил, что ее проводы превратились в «грандиозную демонстрацию связи науки и труда… Чувствовалось, что научная полярная экспедиция близка, понятна своими основными задачами всему пролетариату».

В «ПРОКЛЯТОМ МОРЕ»

Не успел «Седов» пройти мимо рабочих окраин Архангельска, мимо лесозаводов, где, как и на пристани, звучали духовые оркестры, алели флаги и люди махали платками и кепками, как Воронин, поглаживая свои пышные усы, озабоченно заметил:

– Завтра должно маленько качнуть. В воздухе пахнет штормом.

Шмидт, знавший наизусть стишки из старенькой записной книжки капитана, самым серьезным образом процитировал:

 
При низком барометре,
Стрелки паденье —
Требует море
Вниманье и бденье…
 

Капитан рассмеялся.

«Качнуло» очень скоро и с большой силой, лишь только судно оказалось в открытом море.

Небо стало свинцовым, как и морская вода. Налетели шквалистые порывы нордового ветра. Перед носом «Седова» начали вырастать высокие пенистые водяные горы. Корабль с тяжелым стоном то вставал на дыбы, то зарывался носом в воду, валился с боку на бок. Волны перекатывались через палубу.

Опустела кают-компания. Морская болезнь подкашивала одного за другим членов экспедиции. Они попрятались по каютам.

Воронин в желтом непромокаемом плаще, подставив открытое лицо непогоде, бессменно стоял на капитанском мостике. А рядом с ним почти всегда можно было видеть высокого человека с мокрой от морских брызг бородой. Шмидт не боялся качки, и во время семи-восьмибального шторма он мог читать и писать, что не всегда удавалось и бывалым морякам.

Отто Юльевич никогда не терял времени зря. Большую часть багажа, который он брал с собой в арктические экспедиции, составляли книги. В этот поход Шмидт взял, кроме литературы об Арктике, сочинения В. И. Ленина, так как поставил своей задачей еще более углубленно изучить вопросы материалистической диалектики и книги по математике. Он не переставал заниматься математикой в своих полярных экспедициях. Во время плавания на «Седове» им была написана важная работа по алгебре. «Новое доказательство теоремы А. А. Кулакова в теории групп».

Баренцево море встретило седовцев еще менее гостеприимно, чем Белое.

Корабль, скрипя такелажем и снастями, как мячик, взлетал и опускался на волнах…

Баренцево море словно оправдывало свою кличку, данную ему много веков назад викингами. Замечательные норвежские мореходы на своих ладьях, снабженных веслами и парусами, любовно называемыми ими «конями пенящихся волн», часто заходили в эти неспокойные воды. Древние открыватели новых земель прозвали Баренцево море, внушавшее им суеверный ужас, «Проклятым морем». Плавать в туманном и бурном Баренцевом море викинги решались только на кораблях особой прочности. И все же тысячи жертв и целые флотилии кораблей покоятся на дне «Проклятого моря», добрая половина которого покрыта плавучими льдами.

…Ветер стал чуть стихать, и волны поубавились в росте, когда на горизонте в дымке тумана показалась коричневая гряда гор Новой Земли.

^{У Новой Земли.}

Профессора Самойловича по праву называли «почетным новоземельцем». Он не раз бывал здесь и хорошо знал этот огромный, растянувшийся на длину в тысячу километров, дикий и суровый остров, разделенный проливом Маточкин Шар на две части.

Глядя в бинокль на так хорошо знакомые ему очертания Новой Земли, «арктический профессор» оживленно рассказывал окружившим его журналистам, научным работникам и свободным от вахты морякам об этом северном отрезке суши.

– Новая Земля была открыта русскими «землепроходцами», очевидно, в XV веке, а может быть и раньше. Они ездили сюда промышлять зверя. В одном историческом документе, датированном 1584 годом, говорится, что «холмогорцы ездят на Новую Землю ежегодно».

– Первым же исследователем, положившим на карту часть Новой Земли, был отважный голландский мореплаватель Виллем Баренц, чье имя по праву носит «Проклятое море».

– После Баренца Новую Землю не раз посещали русские и иностранные путешественники. В начале XVII столетия началось научное изучение Новой Земли. Много гидрографических материалов собрали экспедиции Российской Академии наук.

В советские годы шесть экспедиций были направлены для всестороннего обследования двойного острова. Всеми руководил Самойлович.

– В последний раз я был на Новой Земле три года назад, – рассказывал Самойлович, – тогда на островах-двойниках проживало всего лишь двести семейств промысловиков – русских и самоедов, или, как их теперь зовут, ненцев – коренных обитателей этих островов.

«Седов», встреченный тысячами летевших бреющим полетом над водой черных белогрудых кайр, осторожно подходил к Белушьей губе.

ЗЕМЛЯ ОХОТНИКОВ И РЫБОЛОВОВ

«Столица» Новой Земли Белушья губа – становище зверобоев с населением около 90 человек. Десяток деревянных домиков с маленькими оконцами и низкими дверцами раскинулся на крутом берегу, заваленном ржавыми консервными банками и костями тюленей.

Две шлюпки, спущенные с «Седова», подпрыгивая на волнах, поплыли к берегу. Первым сошел на землю Самойлович. Естественно, что он взял на себя роль проводника.

Тощие собаки многоголосым хором приветствовали гостей с корабля. Их обступили маленькие ненцы в пушистой меховой одежде.

Самойлович с его круглыми очками в роговой оправе и обвислыми, как у Тараса Бульбы, усами вызвал особый интерес. Профессора узнали.

– Самоловиц, Самоловиц! Опять к нам Самоловиц!

Рудольф Лазаревич провел гостей в совсем европейский дом председателя Новоземельского исполкома Ильи Константиновича Вылки.

Об этом ненце, замечательном представителе маленького народа отважных и умелых охотников и рыбаков, многое было известно Шмидту и его спутникам.

Они знали, что Илья Вылка – художник-самородок. В 1911 году юный ненец провел целую зиму в Москве, обучаясь в школе живописи и ваяния. Он хотел дальше продолжать художественное образование, но по настоянию отца – старого охотника – вернулся на остров.

– Илья Константинович, – попросил Шмидт, – покажите свои картины!

– Никак нету, – неохотно ответил Вылка, – как придут пароходы с Большой Земли, так все картины просят, вот я все и роздал. Сейчас не рисую, дела много…

Вылка был также немногословен, как и все его земляки. Однако «губернатор» Новой Земли стал разговорчивым, когда речь зашла об оленях.

В былые времена по всей Новой Земле бродили огромные стада диких оленей. Четверть века назад каждый здешний промышленник убивал ежегодно 500–600 оленей. В результате варварского истребления олени почти совсем исчезли. Опустели огромные ягельные пастбища Новой Земли.

Чтобы обеспечить новоземельцев свежим мясом, несколько лет назад сюда перебросили небольшие стада оленей с острова Колгуева и Канина Носа. Олени-пришельцы прекрасно акклиматизировались на новом месте. Стада их возросли в несколько раз. А вот коров большинство местных жителей никогда не видело. Когда они пришли в гости на корабль, то больше всего удивлялись обыкновенным «буренушкам» – живому мясному запасу.

…Вылка с гордостью рассказал, что зимой он объехал все становища Новой Земли, отчитываясь перед своими избирателями. В пургу, в бураны, жестокие морозы председатель Новоземельского исполкома прошел на собаках более 2000 километров.

– Много оленей видал, когда ехал, – закончил он свой рассказ, – не счесть их.

Илья Вылка повел гостей осматривать становище.

Зашли на склад фактории, где лежали белоснежные, пушистые шкурки песцов, они в изобилии водятся на Новой Земле.

Новоземельские промышленники добывают немало гренландских тюленей и белух – огромных морских зверей из породы дельфинов. Они дают ценный технический жир, а их мясо идет на корм собакам. На складе фактории стояло 40 огромных бочек шеленги – тюленьего сала.

– Зимой дули сильные ветры, – словно оправдываясь сказал Вылка. – Льды были слишком рыхлые, и охотникам трудно было добраться до тюленя. Артель мало взяла зверя…

Новая жизнь пришла на Новую Землю.

Во всех стойбищах работали поселковые советы.

В Новоземельской столице открылась школа-интернат, расположенная в просторном деревянном доме – самом большом здании Белушьей губы. На стенах классов – картины, географические карты. На полках расставлены художественные изделия из моржовых клыков, искусно выточенные руками школьников.

Прощаясь с Вылкой, начальник экспедиции на «Седове» – О. Ю. Шмидт попросил его откомандировать двух опытных охотников для зимовки на Земле Франца-Иосифа.

Блестящие черные глаза Ильи Вылки помрачнели:

– Промышленников у нас и так мало – тихо сказал он, – но, коль нужно, возьми.

– Очень нужно, Илья Константинович, – ответил Шмидт, пожимая ему руку.

^{О. Ю. Шмидт беседует с ненцами на Новой Земле.}

Одного молодого охотника – ненца Тимофея Хатанзейского долго уговаривать не пришлось. Узнав, что его снабдят оружием, боеприпасами и продовольствием, он быстро согласился «пытать счастье» на неведомой земле, и сразу стал собираться в дальний путь. Другого промышленника решили завербовать в становище Малые Кармакулы.

– Завтра в последний раз взглянем на Новую Землю, и скорее дальше, на север, – задумчиво произнес О. Ю. Шмидт.

– Время не ждет, впереди еще много работы.

На рассвете, в густом, как сметана, белесом тумане «Седов» осторожно подошел к кармакульскому становищу, одному из самых старых на Новой Земле.

Здесь в «провинции» все было как и в «столице». Те же домики, построенные из плавника – леса, щедро выбрасываемого морем. Стенная газета. Фельдшерский пункт. Тощие собаки. Горы белых песцовых шкурок на складе.

Староста местной артели зверобоев Федор Кузнецов решил поехать охотиться на далекий остров…

«ЛЕБЕДИ» НА ГОРИЗОНТЕ

Не успели исчезнуть из виду извилистые контуры угрюмой Новой Земли, как снова заштормило.

За 76-й параллелью заметно похолодало. С севера наползала плотная туманная завеса.

Люди, измученные беспрерывной качкой, с надеждой вглядывались в туманную даль, – не покажется ли лед – избавитель от качки.

Но, прошли уже 77-ю параллель, а льда все не было.

– Скоро лед будет, – уверенно заявил профессор Визе, – холод и туманы – верные предвестники льдов.

– Завтра, не позже, достигнем кромки, – согласился с ним Воронин.

И в самом деле, к вечеру навстречу «Седову» попался первый айсберг. Горделиво покачиваясь, изумрудная ледяная гора прошла с левого борта корабля. Она высилась над водой до верхушки мачты ледокола.

Вскоре вдали показались мелкие льды причудливой формы. Они походили на диковинных белых птиц, присевших на воду и готовых вновь улететь. Недаром Виллем Баренц, увидев впервые льды, записал в своем дневнике:

«На горизонте показались бесчисленные стаи плавающих лебедей».

Вслед за мелкими льдинами появились и крупные ледяные поля. Они были сильно изъедены соленой морской водой, раздроблены прибоем. Не уменьшая хода, «Седов», держа курс на север, врезался в самую гущу пока еще разрозненного льда.

Все участники экспедиции радостно приветствовали лед, точно «Седов» входил в родную стихию – уж очень тяжек был переход по открытому морю с его штормами и волнами, заливавшими палубу.

Непрерывно шли наблюдения за температурой и соленостью воды. За борт бросали бутылки из толстого стекла, с цементом на донышке, чтобы они плавали не лежа, а стоя. Только плавая в вертикальном положении бутылка передвигается не под действием ветра, а под влиянием течений. Внутри бутылок были вложены почтовые открытки с надписью:

«Эта бутылка брошена Второй советской арктической экспедицией на 77° северной широты, 48° восточной долготы с целью изучения морских течений. К нашедшему просьба сообщить в Ленинград, Фонтанка 34, Всесоюзному арктическому институту, указав место и время находки».

Кто и где найдет это стеклянное письмо и осторожно отобьет горлышко бутылки? Может быть, его вытащат рыбаки у берегов Норвегии, а, быть может, прибой вынесет его на песчаную отмель где-нибудь в Южной Америке. Конечно, большая часть бутылок бесследно исчезнет, разобьется о скалистые берега или будет раздавлена льдами. Но все же какая-то часть их попадет в руки человека и сыграет свою роль в деле изучения течений Мирового океана.

Лед становился все плотнее, увеличивалась его толщина. Скоро «Седов» очутился среди огромных ледяных полей, испещренных редкими разводьями. Это был полутораметровый годовалый лед, образовавшийся в Баренцевом море прошлой зимой.

Под тяжестью корабля льдины трескались и медленно оседали. Лед дробился в куски, образуя полыньи. «Седов» отступал для разбега и вновь бросался на льдины, с трудом продвигаясь вперед.

«Седов» боролся со льдами, а жизнь на корабле шла своим чередом. В красном уголке состоялось партсобрание. Объявление о нем висело на дверях кают-компании:

«Товарищи партийные! В красном уголке проработка решений XVI партсъезда. Докладчик – Шмидт».

Он особо остановился на одном из пунктов резолюции по докладу товарища Куйбышева:

«…Обеспечение развития народного хозяйства выдвигает необходимость придать такие темпы геологоразведочному делу, которые должны значительно опередить темпы развития промышленности с целью заблаговременной подготовки минерального сырья».

– Наша экспедиция, снаряженная правительством, – говорил Отто Юльевич, – как раз свидетельствует о реализации этого пункта. В этом году мы забрасываем на Северную Землю людей не только для ее обследования, но и для выявления в ее недрах полезных ископаемых…

Будни экспедиционной жизни в тяжелых льдах, к великой радости охотников, а их на «Седове» хоть отбавляй, оживлялись встречами с белыми медведями. Как только кто заметит движущееся темно-желтое пятно на искрящемся ледяном ковре, – охотники с винтовками наготове выстраиваются вдоль борта.

Отто Юльевич, учтя опыт прошлогоднего плавания, внес в охотничий азарт седовцев некоторую организованность, разбил весь состав экспедиции на группы по четыре человека. Они стреляли строго по очереди.

…Корабль продолжал форсировать тяжелый полярный лед.

22 июля дежурный радист срочно вызвал начальника экспедиции в радиорубку. Ему удалось установить связь с Землей Франца-Иосифа.

Отто Юльевич по радиотелефону расспрашивал о здоровье зимовщиков, о состоянии льдов, о месте лучшего подхода к берегу.

В голосах зимовщиков чувствовалось волнение, нетерпение – ведь наступали последние часы перед встречей после годовой разлуки.

ЖИЗНЬ НА ЗИМОВКЕ

В штилевую погоду «Седов», расцвеченный флагами, вошел в бухту Тихую.

Вот за поворотом показался мыс Седова со зданием самой северной в мире радиостанции. Отчетливо виден был алый флаг и семь маленьких фигурок, размахивающих руками.