Текст книги "Заворг. Назад в СССР (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Ах ты бисово отродье! Кацап ё*аный!

Мужик ударил меня сверху вниз, но меня на том месте уже не было. Я крутанулся и вскочил на корточки, а с корточек, не вставая зарядил ему серию из четырёх прямых ударов в подбородок. Я тренировал удары из «гусиного шага» и полного приседа. Серия попала точно в цель, но Тарас только охнул и выпрямился.

– Что за бл*дство?! – выругался он по-русски. – Почему он на ногах? Ты что, млять, сварила?

– Что всегда варила, то и сейчас сварила. Крутой раствор. Этот не должен был проснуться. Он должен был сдохнуть в течение получаса.

– Нихрена себе! Так Лариса сейчас умирает! – мелькнула у меня мысль.

– По крайней мере, этот. Он двойную дозу выпил. А жинка его в течение суток спать должна… А потом…

– Сука! – выругался Тарас и попытался снова по мне ударить, но я был внизу, и ему снова пришлось нагнуться. И в это время я выпрямился и ударил его головой в подбородок. Тарас снова выпрямился, но снова не упал. Ноги у меня сильные. Я выпрыгиваю, толкаясь двумя ногами, на один метр три сантиметра.

Тук-тук-тук, влетела ему в голову ещё одна серия прямых, и он завалился вперёд, упав на колени.

Глава 9

– Стоит, падла, – снова удивился я и рубанул его правым «уракеном» за ухо.

Вот теперь он, наконец-то, безвольно завалился на бок. Я схватил лежащую на нашей кровати в отключке жену на руки и метнулся из квартиры. Со второго этажа я слетел словно на крыльях и не чувствуя под собой ног. Слетел и, крикнув Серёжу, понёсся в санаторий, который был буквально в «пяти шагах» от «нашего», млять, дома. С губ жены стекала зеленоватая пена. У меня она появилась тоже. Я сплёвывал её на воротник, чтобы не испачкать жену. Из желудка отрыгивалась горечь. И я не нашёл ничего лучшего, как, прохрипев: «Отравили!», рухнуть на пол прямо перед регистратурой.

Не знаю, как мне это удалось, но отключившись, у меня было такое ощущение, что мозг мой полностью «вырубился», но разум существовал. Я всё происходившее вокруг ощущал и слышал. Слышал, как меня везли на скорой, слышал, чувствовал, как промывали желудок, как делали капельницу. И я знал, что мог бы снова «включиться». Мог, но не хотел. И лежал в «отключке» трое суток.

Потом я почувствовал, что мне полегчало. Проснулся мой обычный разум. Тот, что в моём мозгу, да. И этот разум просто раскрыл глаза. Я аж офигел. Снова во мне ещё один «я»?

Прибежали санитары, врач и стали задавать мне вопросы: «Как ты выжил, как ты спасся?», млять… Рассказал всю «правду». Потом пришёл следователь и стал задавать другие вопросы, из которых я узнал, что против меня собираются возбуждать уголовное дело за нанесение тяжких телесных повреждений гражданину, млять, Грицюку.

Пару дней, изображая немощного умирающего, я потерпел издевательства следователя, который отказывался брать у меня заявление о попытке убийства меня путём отравления и насильственных в отношении меня действий, выраженных в стягивании рук лейкопластырем, потом выкрал свою одежду из камеры хранения, добрался до переговорного телефонного пункта и заказал разговор с Дроздовым Юрием Ивановичем, руководителем службы внешней разведки. Сейчас она называлась «нелегальной», ха-ха (как будто есть «легальная») и в структуре КГБ упоминалась, как управление «С». Слово «разведка» имело статус «табу» и произносилось только в узких кругах шёпотом, без шевеления губами.

Нас с Юрием Ивановичем связывала давняя «дружба» с моих юных лет через моего тренера по САМБО Городецкого Георгия Григорьевича. Почему-то Юрий Иванович выделял меня из других ребят-самбистов, ездивших с ним на заставу имени Стрельникова. Когда я пришёл из рейса и зашёл в свой клуб к тренеру, там оказался и Юрий Иванович. Услышав, что я вступил в партию и хочу завязать с морем, он позвал меня к себе на службу. Я сильно удивился, потому что ходил в очках с минусовыми стёклами. Удивился и обещал подумать. Поэтому у меня был его «секретный» номер телефона.

А тут МЖК! И я поставил квартиру впереди службы. Позвонил ему и объяснил про квартиру и жену. Юрий Иванович сказал, чтобы я думал лучше. И вот сейчас пришлось звонить ему.

– Надумал? – спросил он.

– У меня проблемы. Я в Трускавце в больнице. Меня с женой попытались отравить, а теперь хотят посадить за членовредительство того, от кого я с трудом отбился.

– С трудом отбился? – удивился Дроздов. – Хм! С трудом верится!

– Я же говорю, что был отравлен. Еле шевелился, – соврал я. – Опоили зельем каким-то и меня, и мою жену. Что с ней и не знаю. И где сын, тоже не знаю. Дело шьют хохлы белыми нитками.

– Хорошо. На твоё счастье, я как раз во Львове. Сразу выезжаю.

– Охренеть! – только и смог выговорить я, кладя трубку.

* * *

От Львова до Трускавца по автотрассе около девяноста километров. Нормальная, кстати, автотрасса. Дроздов эти километры преодолел за час. Вместе со скорой и ещё одной странной машиной, оказавшейся фургоном марки «Мерседес».

Я тем временем, переодевшись в больничное, вернулся в больницу , откуда меня и забрали «санитары» с серьёзными лицами головорезов. В ту же машину перенесли и мою супругу, лежавшую, как оказалось, с сыном в палате на том же этаже, что и я. Она так перепугалась, что не могла говорить, пока не увидела меня в машине. А когда увидела, расплакалась.

– Это свои, – сказал я. – Теперь всё будет хорошо.

Из Львова нас в тот же день перевезли самолётом в Москву, в какую-то клинику, где хорошенечко промыли разными способами, хе-хе.

Нас по-новому опросили, провели экспертизу того, что я сплёвывал себе на рубашку, исследовали остатки лейкопластыря, приклеившегося к моей руке и допросили «сладкую парочку», которая созналась в ещё трёх подобных преступлениях, закончившихся смертью пяти человек. Сына, эти нелюди собирались продать цыганам. А нас прикопать, естественно. Слишком много денег я взял с собой в дорогу. Хотели что-нибудь присмотреть Ларисе в Москве на обратном пути. ГУМ-ЦУМ, то, сё… А вот оно, как вышло! Вот, оказывается, какие бывают люди, до чужого добра жадные.

Мы пробыли в больнице положенные две недели, у Ларисы не выдержала печень, а потом нас перевезли в какой-то санаторий в пригороде, где мы провели ещё неделю. Только перед самым отъездом санаторий посетил Дроздов. Выглядел он утомлённым.

– Вот я загрузил вас хлопотами, Юрий Иванович, – сокрушённо посетовал я.

– Ха! Хлопотами! Такую организованную преступную группу раскрыл! Через кровь пот и слёзы, но ведь раскрыл! Там ещё эпизоды вылезли. Брат его дал признательные показания, тёща. Политический аспект проявился! Москалей они, видите ли, не любили, а потому – убивали. Деды их бандеровцами были… Были пойманы, отправлены в лагеря. Вышли по Хрущёвской амнистии, но злобу затаили, да-а-а…

– Нихрена себе! – удивился я.

– Не добили мы их в своё время, а тех, кого мы поймали, Хрущёв выпустил на свободу. Ну, да ладно. Я к тебе с предложением.

Я, было, открыл рот, но он поднял ладонь.

– Послушай сначала, что старшие говорят.

– Извините, – осёкся я.

– У тебя же английский на уровне? – спросил он. – Не подзабыл? Но, даже если и подзабыл, мы тебе его быстро восстановим. Ум у тебя ещё молодой легко усваиваемый. Это после тридцати информация уже с трудом вкладывается в мозг, а пока... Можно учиться, учиться и учиться. Кхм! Так вот. Хочу, чтобы ты помог мне и нашему делу. Родине помог. Дело простое. По чужим документам засветиться в… определённом месте. Просто приехать и провести там каникулы. Подробности раскрыть не могу. По понятным причинам, да. Но это и всё. Приехал, вошёл в определённый круг молодых людей и уехал. На всё про всё – неделя потраченного тобой времени. Сможешь что-нибудь прикупить себе и это «что-то» останется у тебя по возвращении в Союз.

– Так это «определённое место» за границей Союза? – удивился я. – Я же не обучен вашему ремеслу.

– Ты легко адаптируешься в любой обстановке и там не нужны профессионалы. Их всё равно видно. А такого простака, как ты, в шпионаже заподозрить трудно.

– А их изобилие, про которое пишут, не сведёт меня с ума?

Дроздов улыбнулся.

– Ты не падок до, хе-хе, излишеств и относишься к «их» вещам без трепета и вожделения. Что у тебя не было джинсов или пластинок импортных. И ты их продал, когда семье нужны были деньги. У тебя крепкая психика. Ты подходишь под эту роль. Мы тебя проверяли, не беспокойся. Работая на судне в сложных психологических условиях, ты проявил себя очень достойно и правильно. Много раз избегал конфликтов, сплотил вокруг себя молодёжь. Добился уважения и авторитета. Такое не каждому удаётся. Ты нашёл подход к людям из разных социальных и национальных групп. Такие способности дорогого стоят. Подумай пять минут. Это разовое задание. Но оно очень важное.

Я подумал немного и на «разовое» задание согласился.

– Отлично. Тогда, вернётесь во Владивосток, отдохнёшь немного, а в августе к тебе придут из военкомата и отправят на военную переподготовку. Ты, кстати, почему на воинский учёт по новому месту прописки не встал?

– Э-э-э… Не до того было. Я же тогда в октябре на три дня приезжал…

– А сейчас, сколько времени прошло?

Дроздов погрозил мне пальцем.

– Но, это и к лучшему. Военкомат тебя найдёт и в наказание отправит на переподготовку. Зато старлеем станешь.

– Старшим лейтенантом?! – удивился я. – За что?

– Так, переподготовка же. По итогам повышается воинское звание.

– Хм! Не плохо. Как я понял, дадут и командировочные? На каком основании? Я же не в штате.

– Пока, как привлечённому специалисту. У нас есть и штатные сотрудники, работающие по своей другой специальности, но привлекаемые для «разовых» заданий и поручений. Они проходят специальное обучение. Захочешь, поговорим обстоятельнее. После возвращения. Хе-хе… Вдруг тебе понравится.

* * *

Лето мы провели отлично. По рекомендации Дроздова я устроился на курсы вождения автомобиля и уже через месяц имел водительское удостоверение и доверенность от тестя управлять «нашей» автомашиной ГАЗ-24 «Волга». После проведенного мной с ним разговора «по душам». Тесть ещё во время женитьбы обмолвился о том, чтобы я получал права. Но потом эта тема как-то замялась и ушла в небытие. Машиной во время отсутствия тестя пользовался какой-то его «хороший» друг.

А тут, после нашего с Ларисой и сыном возвращения из санатория «Трускавец», я настропалил тёщу, и она накинулась на приехавшего отдохнуть от северов тестя с претензией, что машиной, купленной на семейные деньги, пользуется не семья, а хрен знает кто. Тесть, после недельного окучивания его мозгов, взмолился и упросил меня сдать на права. А я возьми и сдай. Причём, мы даже немного с тестем поездили на его «чемодане».

Водил я, ни разу за рулём раньше не сидевши, уверенно и это удивило не только тестя, но и меня, но виду я е подал, а объяснил тем, что ездил на «Жигулях» Димки Куликова и на «Волге» Галасеева Мишки. После получения прав мы с тестем ещё немного покатались и он выдвинул ещё одно неразрешимое, на его взгляд, условие – гараж. Гараж имелся у того друга и за него и приходилось «платить натурой». Однако тесть не знал моей второй натуры, проявившейся во-первых после посещения меня какого-то второго «я», пришедшего явно из будущего и вовремя вернувшегося восвояси, а во-вторых после того, как меня и жену чуть было не убили. Я как-то стал целеустремлённее, что-ли. Слишком долго я лежал и думал, что со мной приключилось на РМБ «Пятидесятилетие СССР» и как с этим жить дальше?

Сразу после разговора с тестем, во время которого он «упросил» меня пойти сдать на права, у меня состоялся разговор с начальником моей Ларисы – Кимом Георгием Николаевичем. Разговор на предмет именно того, как жить дальше.

Лёжа в больнице и санатории мне вдруг пришло понимание, что я сейчас совсем не такой, каким был раньше: начиная от присутствия чужой памяти и знаний, и до того, что эти знания – знания о не наступившем будущем. Мне удалось выстроить мои знания о будущем в хронологическом порядке. Прямо от, хе-хе, «сотворения мира», хе-хе, то есть со дня моего рождения. И «пришлые» события оказалось, что разнились с теми, что были в моей памяти. Хоть и немного, однако. Оказалось, что в новой памяти имелось множество вариантов развития тех, или иных событий, как прошлого, так и будущего. Множество! Большое множество! Был там и вариант с моим «заворгством», и с МЖК, и со службой в КГБ, и даже работой и жизнью за границей. В том же Лондоне, например, да.

А ещё оказалось, что я владею почти всеми европейскими языками и китайским с японским. Владею – от слова «ВЛАДЕЮ». Когда мы с Дроздовым поговорили на английском с целью определения моего «остаточного», как сказал Дроздов, уровня, то он удивлённо вздёрнул брови и сказал, что меня учить, – только портить.

– Делать в рейсе было нечего, вот мы с Наботовым и практиковались, на вахте. Он хорошо владеет и с американцами в САК[1]е на плавбазе «Сулак» работал.

– Хорошо он тебя натаскал, но у тебя не американский английский, а Лондонский. Он сильно отличается от американского. Штатовцы смеются над произношением британцев. У тебя по легенде должен быть австралийский акцент, но спишем на твоё стремление говорить, как англичане.

– В чём их отличие? – спросил я, зная ответ.

– Э-э-э… Во многом. Например, австралийцы по-своему произносят многие звуки английского языка, например: звук «ай» звучит похоже на «ой», звук «э» произносится больше как «е», в закрытых слогах, буквосочетание «ер» на концах слов произносится как «ах», а буква «р» в таких случаях вообще не слышится. В лексике австралийского английского много уникальных слов и выражений, не свойственных британскому варианту. Например, в Австралии драку называют «dust-up», а ножку стула– «tootsie».

– А вы мне дайте методичку, я потренируюсь.

Методичку выдали, когда нас везли в аэропорт.

Вообще, обхождение с нами так понравилось Ларисе, что она в самолёте выпытала от меня «правду», о том, кто этот седовласый человек, и вообще «кто эти люди, что о нас так заботятся»?

Пришлось сказать, что это фронтовой друг моего тренера, «какой-то генерал». Который просил звонить, если со мной что-нибудь случится.

– Хороший дядька! Хорошие у твоего тренера друзья. Он к тебе, прямо, по-отечески относится.

– Так мы с ним лет с двенадцати знакомы. Это уже… Не фига себе! Тринадцать лет! Каждый год в марте встречаемся. Он сюда на границу ездит. К острову Даманский. И мы с ним и с тренером ездили.

Так вот…

Разговор с проректором по административно-хозяйственной работе получился интересным. Изложу его полностью.

– Я, Георгий Николаевич, с предложением к вам, – сообщил я после приветствия.

Жора Ким, как его называл мой дядька Саша, работавший какое-то время в лаборатории электротехники в Дальрыбвтузе, был корейцем, а значит – склонной к предпринимательству личностью. Это мне навеяло ветром новых знаний о будущем, где он проявит себя с максимальной выгодой для него – любимого.

– А предложение моё выражается вот в чём… Я же вступил в партию на плавбазе, был комсоргом и сейчас меня выдвинули на должность заместителя секретаря комсомольской организации ВБТРФ по организационной работе.

– Хм! Поздравляю! И?

– До меня докатились слухи, что в конце этого года примут закон об индивидуальной трудовой деятельности, которым не только будет разрешено создание частными лицами предприятий, производящих продукцию и оказывающих услуги, но и способствование и поддержка таких предприятий государственными структурами. А институт – государственная структура, которая может помочь мне, – будущему предпринимателю. Спросите: «чем»? Предлагаю часть курсантской столовой сдать мне в аренду под видеосалон. Готов делиться частью прибыли.

– Хм! И какая прибыль ожидается от твоего предприятия? – очень серьёзно спросил Ким.

– Она легко считается. Пятьдесят посадочных мест даст пятьдесят рублей дохода. То есть в день рублей двести. Десять процентов налог, плата за аренду… То, се…

– Мне и этой информации достаточно. Расходы я представляю. Я согласен. Но это когда будет? Откуда ты вообще знаешь, что такой закон выйдет. Говорят об этом, да, но…

– Закон выйдет в ноябре, а вступит он в силу в мае восемьдесят шестого. И к этому времени надо подготовиться, Георгий Николаевич. Можно ведь не только видеосалон открыть. А ещё кое-что. Например, разводить марикультуру. Или, например, базу отдыха на берегу моря поставить. У вас же найдутся связи, чтобы отвести под такой бизнес землю. Это я для вас идеи озвучиваю. Там, думаю, вы и без меня справитесь.

– Хм! Интересный ты парень, Миша.

–

[1] САК – советско-американская компания.

Глава 10

Крупное корейское лицо Георгия Николаевича выражало глубокую задумчивость и безмерное удивление, а поэтому детскую растерянность.

– Но… Предлагаю, – продолжил я. – Уже сейчас в той половине, что отойдёт мне в аренду, начать ремонт. В таком виде, в каком оно сейчас я просто не возьму. В общем-то, я мог бы остановиться и на нашей общаге, арендовав помещение ленинской комнаты, но хотелось бы чтобы это было именно кафе, где можно было бы вкусно поесть. Я и сам могу неплохо готовить, но больше, всё-таки, люблю вкусно поесть. Найдём классных специалистов-поваров и будем там обедать.

– Хм! Вкусную еду и я уважаю. Про ремонт подумаю. Полагаю, можно будет устроить. И это ты ловко удумал. Не ожидал, не ожидал… Удивил ты меня, Михал Васильевич. Удивил. Если ты окажешься прав, с меня ящик коньяка. Но за информацию спасибо. Прозондирую я на эту тему почву в Москве. У тебя там, что ли, источники?

Я кивнул.

– На каком уровне?

Я показал на плечи, имея ввиду погоны и показал в сторону центра города, имея в виду улицу «Двадцать пятого Октября», где стояло здание управления КГБ по Приморскому краю.

Ким приподнял брови и чуть расширил свои узкие глаза. Я кивнул.

– На приличном, – заверил я.

– Хм! Подождём – увидим. У меня такой информации нет.

– И ещё, Георгий Николаевич. Не разрешили бы вы мне машину ставить в гараже, что в корпусе лаборатории гидравлики. Он же всё равно пустует. Ректор там машину не ставит. Мне на время. Тестю показать, что есть безопасное место, где хранить машину.

– Кхм! Гараж не пустует. Там автозапчасти разные. Тоже для «Волги», кстати. По сегодняшним ценам – тысячи на полторы. И, запомни, Михаил Васильевич, что нет ничего постояннее, чем временное.

– Сделаем опись-протокол, сдал-принял, отпечатки пальцев. А на счёт временного-постоянного… Я сигнализацию на машину поставлю, хрен кто дотронется. Буду под окнами ставить.

– Ха! – улыбнулся во весь рот Ким. – Сигнализация? Интересно, что за зверь такой?

– Никто не подойдёт, никто не откроет и никто не заведёт. Электронная блокировка зажигания.

– Тогда разобьют, Миша. Нельзя машину бросать на улице. У нас не Сан-Франциско, где, рассказывают, оставляют машину с ключами.

– Не верьте вражеской пропаганде, Георгий Николаевич.

Ким снова удивлённо расширил глаза.

– В Сан-Франциско в день угоняется сто автомобилей.

– Откуда информация?

– Читал статью в Газете «Вашингтон Пост». Правда, трехлетней давности газета. У штурмана «завалялась». А он у американцев почитать взял, да и «забыл отдать». Там приводилась статистика по городам США. Статистика двухлетней давности. Но не думаю, что за прошедшие пять лет они победили банды, занимающиеся угонами.

– Ловко ты аргументировал. Хорошо пойдёшь по партийной линии. Но про машину, я прав. Нельзя оставлять «Волгу» на улице, с сигнализацией или без. Но наличие такой, ха-ха, функции в машине не помешает. Решу я вопрос с гаражом, если мы, иногда будем использовать тебя для поездок. Подойдут такие условия?

– Если не каждый день и не через день, то – да, – смело глядя в глаза Киму, ответил я. – Мне эта машина не особенно им нужна. В конце концов я могу брать её, по необходимости из того гаража, где она сейчас стоит.

– А где она стоит?

– На Магнитогорской. Там у друга тестя гараж. Они же не Кирова живут.

– Магнитогорская и Кирова тоже не рядом, да-а-а. Вот и я пока машину не беру. Ставить не куда. Ладно! Обещаю тебе не докучать. Раз в месяц, может, два раза. Свозить меня по делам, будет достаточно. Это чтобы ректору объяснить.

– Согласен, – кивнул я головой. – В конце концов, у меня доверенность с правом передоверия. Когда буду отсутствовать, станете пользоваться. Если буду.

– Чем сейчас станешь заниматься?

– Пока повожу тестя, освоюсь с городом. Он уедет, поездим на Шамору. Август всё-таки наступает, а погоды ещё не было. Покупаться хочется. Вымотали бесконечные промывания организма…

– Да-а-а… Отдохнули вы… Полечились водичкой… Чем же отравились?

– Так и не определили, – скривился я, пожимая плечами.

– Это вас твои знакомые перевезли в Москву? – совсем прищурив глаза, спросил Ким.

Я кивнул.

– Иметь таких знакомых – дорогого стоит. Родственники, что ли?

– Почти, – ни на йоту не уклонился от правды я.– Фронтовой друг дедушки. Генерал полковник.

Глаза Кима раскрылись.

– Оттуда сведения?

Я кивнул.

– Дедушка там же служил?

– Кем дедушка на войне был, он не рассказывает. А после войны – главным уполномоченным по заготовкам в Приморском крае.

Глаза Кима часто заморгали. Когда волновался, он моргал.

– Потом его посадили на шестнадцать лет, но выпустили через два года. Тут он во Владивостоке в тюрьме сидел. Друзья вытянули. Ложный донос был. Это я из отцовской сестры, тётки моей узнал. Ни бабушка, ни дед о том не говорят. Но с тех пор, как вышел, дед пьёт. Такие дела…

– Суровые были времена, – покивал головой Ким. – Значит порешали?

– Порешали.

* * *

С тестем было ездить трудно. Он с утра начинал колесить по городу, объезжая знакомых. Как я понимал, тестя отправляли на «большую землю» за снабжением и он занимался им в своё отпускное время, решая поставленные руководством задачи, но и не забывая про семью. Он «сращивал» чужие темы, и удовлетворял чужие потребности, перевозя товар с места на место, выпрашивая, таким образом, нужное для себя. Он был «решалой». Хорошим «решалой». В лучшем смысле этого слова «решалой».

Он приезжал в организацию, имеющую то, что ему надо, узнавал, что нужно им, и ехал в другую организацию. Дело в том, что организации, порой, получали совсем не то, что им требовалось для решения их задач. Раздрай между министерствами и кумовство, мешали плановому снабжению. Порой на складах какого-нибудь «Дальзавода» лежали, например, запчасти для автомашин, или самолётов. А на складах пивзавода – подшипники огромных размеров, на этом заводе совершенно ненужные. Такое имущество считалось «неликвидным», а где-то в этих деталях сильно нуждались. Вот эти ресурсы тесть и перераспределял.

Мне приходилось ждать его часами в машине, но я не унывал и не скучал. Я медитировал, разбираясь в себе. Пытаясь разобраться с тем, что свалилось на мою голову, хе-хе. В мою голову. А свалилось много чего интересного, кроме знания будущего. Например, у меня наконец-то получилось перенаправить внутреннюю энергию в место удара. А раньше, фиг с маслом! Как я не настраивался при исполнении комплексов тайцзицюань, не получалось почувствовать перетекания «цы». Даже простой циркуляции.

А тут я и комплекс стал немного по-другому исполнять, с коротким импульсом и напряжением в конце формы, а не размеренно и плавно. Вот тогда-то я и почувствовал выброс «цы». Да такой, что газетка, которую я вывешивал на верёвке, предназначенной для сушки белья, лопнула не от моего прикосновения, а от потока, э-э-э, воздуха. Это я так тогда подумал. Но когда добился повторения эффекта и второй, и третий, и пятый разы, то понял, что воздух тут и не при чём совсем. Потому что, э-э-э, импульс импульсом, а газетка-то практически и не шевелилась. Просто лопалась и всё. Я офигел тогда, а сейчас в перерывах между вождением думал, размышляя, отчего это произошло?

Над энергией «цы» я «колдовал» лет пять, как впервые попал в секцию Александра Городецкого, тогда практикующего что-то типа ушу, но называл он сие искусство – каратэ. Тогда всё называлось каратэ. Потом, после запрета оного, Александр, опасаясь репрессий, стал давать «чистый тайцзицюань», без расшифровки для чего нужны эти перемещения и движения, придавая им лечебный смысл, объясняя циклическими потоками жизненной энергии.

– Количество перешло в качество? – думал я. – Вот так вдруг? Навряд ли! Скорее всего, это умение пришло в меня с чем-то ещё, привнесённым тем, другим «я», но с чем? Больше ничего в себе я разглядеть, или почувствовать не мог. Но оно точно было. Я же пришёл в себя после смертельной дозы какой-то дряни, название которой следователь произносил, но я даже запоминать не стал.

Пришёл в себя, когда прийти в себя не должен был, и потом полностью контролировал своё бессознательное состояние, слыша и чувствуя, что вокруг происходит, да-а-а... И что это? И как это? Что это было и как это можно объяснить? Сверх-способности? Тогда чем я думал? Чем контролировал тело, когда мой мозг был парализован заразой, которой меня опоили? Своих мыслей на эту тему не было, только чужая память подсказывала, что внутри человека имеется ещё какая-то энергетическая матрица, в которой и собирается всё: и память, и разум, и душа.

Память – памятью, её я изучил основательно и она мне не очень понравилась А вот «достучаться» до своей матрицы путём медитаций, чтобы понять, что это такое и «с чем её едят», у меня не получалось. В конце концов, погружения в «дзэн» стали приводить меня ко сну, но, как говорится, на здоровье. Полезный сон ещё никому не навредил. И это умение мне понравилось. В «дзэне» мне спалось очень хорошо.

Наконец-то тесть уехал и солнечные деньки участились. Постельное бельё, промокавшее от тумана до состояния «выжимай», перестало раздражать, прилипая к телу и тем будить. Мы стали ездить всей семьёй на Шамору. Когда они работали – без тёщи с Ларисой, а когда они отдыхали, выезжали все вместе. Вместе было веселее. Тесть тёщу и детей на море не вывозил. Считалось, что и возле дома тоже море, что же лучше? Но Шамора понравилась и теще, и Эле с Тимуром, и моей Ларисе с сыном. Песок, всё-таки, лучше, хоть и круглых, но камешков.

Хотя на Кирова стоял дядьки Саши лодочный гараж, и можно было на лодке заплыть подальше и не хлебать канализацию, всплывающую из подводной трубы метрах в пятидесяти от берега, ха-ха… Плюс (или минус) химчистка, сливающая свои стоки в море прямо перед домом. Море большое. Всё стерпит… В это время не стеснялись выводить нечистоты в море и, что это неправильно, я вдруг осознал отчётливо. А раньше принимал, как должное.

В середине августа рано утром за мной пришли. Постучали, Лариса открыла, и охнула.

– Шелест Михаил Васильевич, здесь проживает? – раздалось от двери.

Я выглянул из-за трёхстворчатого шифоньера, разделяющего нашу комнату на спальню и кухню. Выглянул и увидел офицера с погонами капитана и солдата с автоматом.

– Здесь, – сказал я. – Это я.

– Предъявите ваш военный билет и паспорт.

Я предъявил.

– Вы прописаны здесь в Первореченском районе. Почему не встали на учёт?.

– Э-э-э… Не успел. Мне сказали, что комендант должна была на учёт поставить.

– А в военном билете, кто штампы ставить должен о снятии и постановке? Собирайтесь. Вы призваны на военные сборы. Берите мыльно-рыльные принадлежности и что-нибудь перекусить. Форму вам выдадут в крайвоенкомате. Пятнадцать минут, чтобы оправиться и собраться.

– У нас мужской туалет этажом ниже, прошу полчаса.

– Не сбежите? – спросил капитан и ответил, постукивая паспортом и зелёненьким «военником», – Не сбежите.

– Лариса, собери: полотенце, трусы, носки. На какой хоть срок? – спросил я офицера.

– Стандартные две недели.

– Хрена себе, – подумал я. – А говорили – неделя.

Меня и других бывших «партизан», действительно, привезли на территорию краевого военкомата что расположен в районе остановки автобуса «Фабрика заря». Там построили.

– Художники среди вас имеются?

– Так точно, – выкрикнул я.

– Выйти из строя!

Я прикоснулся к впереди стоявшему и он выпустил меня. Я доложился.

– В распоряжение коменданта. Старшина забирай.

Меня забрали, доставили в первый отдел и передали в другие руки. Короче, примерно через два часа я находился на борту танкера в качестве пассажира. После загрузки девяносто вторым бензином, в четырнадцать двадцать, танкер отвязался от причала и вышел в море. На вторые сутки танкер, пройдя проливом Лаперуза, прибыл в район промысла сельди иваси и передал меня на транспорт-рефрижератор «Охотское море», одновременно заправив его дизельным топливом.

После дозаправки транспорт «Охотское море» взял курс на австралийский порт Сидней, где я сошел на берег, как представитель компании поставщика рыбопродукции. В ближайшем к нефтепорту «Макдональдсе» меня встретил связной с которым мы перекусили, сели в вызванное такси и приехав в аэропорт, зарегистрировались, сдали наши вещи, взятые с собой «дядей Томом» в багаж, погрузились в самолёт и через сутки, сделав пересадку в Дубаи, мы оказались в Лондоне.

Там мы с моим попутчиком, оказавшим мне огромную моральную и фактическую поддержу своим присутствием и взявшим на себя все формальности перемещения через три границы с заполнением всевозможных выездных и въездных документов. А я, как мне «рекомендовалось» перенимал его манеру поведения и вникал в процедурные нюансы заграничного пребывания. Мне легко удавалось обезьянничание. Я копировал не только походку и выражение лица моего сопровождающего, но и речь. Он мне много рассказал про Лондон и про родственников, которые там проживают. Это было вполне уместным даже в самолёте. Ведь я летел в Лондон впервые в жизни не только своей, но и играемого мной, э-э-э, «персонажа». Летел вместе с другом семьи «дядей Томом из Лондона», жившего в Сити. Поэтому в аэропорту мы взяли такси, которое довезло меня до обитания моего родственника «дяди Брюса» в Саутхоле, где меня встретили «родственники» и где «дядюшки» важно поздоровались за руку, а «дядя Том» поехал дальше.

Вместе с Брюсом меня встретил мой «кузин» Алан, парень лет двадцати. Кстати, и мне по австралийскому паспорту тоже было всего двадцать один год и носил я имя Джона Смита, семья которого, а именно сестра «дяди Брюса», около пяти лет назад уехала из Лондона в Австралию. Отсюда у меня и Лондонский английский, ха-ха, не успевший «испортиться» под влиянием внешних факторов.

– Всё удачно совпало? Или было тщательно продуманно, – всё время думал я, после того, как получил вместе со списком «австралийских» слов, свою «легенду», описанную мною же в дневнике, который «я» вёл с десяти лет. Очень удобная форма передачи информации «по наследству» это «ежедневная запись событий», встреч с подробным описанием тех, с кем встречался.

– Процедура подтверждения гражданства и получения британского паспорта займёт примерно две недели, – сказал дядя Брюс.