Текст книги "Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ)"
Автор книги: Михаил Шелест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Сейчас у него возникла небольшая пауза в делах. Самая главная задача – не пустить на Русь Тёмные силы – находилась в состоянии «стэнд бай», и состояние это не зависело от Санькиного желания. В принципе, к встрече он более-менее подготовился. Надо было бы двинуть войска к Москве, но царь знал, что силы бунтовщиков почти иссякли и многие из них разбрелись по своим землям ещё весной, а крестьяне и мастеровые рядами, колонами, стругами и лодьями растекались по Придонским городкам и станицам. Прибывали они и в новую столицу России город-порт Ростов.
Москва вполне себе жила, ибо обложить осадой такой город было в принципе невозможно. И это даже имея ввиду то, что в её стенах имелось несколько тайных ходов, через которые город снабжался самым необходимым. Да и Новгородские отряды то и дело прорывали осаду, разбивая мятежные отряды и снова отступая либо к Твери, либо возвращаясь в Великий Новгород.
Глава 4
Может быть, и не нужно было ему помогать Москве. Адашев и Старицкий вполне себе нормально справлялись. Ему не хотелось воровать победу у настоящих героев подавления бунта. Да и сильно «злобствовать» Санька не хотел. Приди он к Москве с армией черкесов, пришлось бы сдерживать «горячих джигитов», а это однозначно привело бы к их с мин конфликту. Дети гор своевольны и нетерпеливы. Укротить их не получилось ни у одного правителя Руси. Дикие дивизии так и просуществовали отдельными боевыми единицами вплоть до Великой Отечественной Войны.
Из важных дел, главным было – встретиться с «заволжскими старцами», но это можно сделать не путешествуя, передвигаясь посуху, или по реке, а перепрыгнув сразу в выбранное место, воспользовавшись перемещением эфирного тела в тонком мире. Да и здесь в Ростове дела найдутся. Вразумить Салтанкула, видимо не получится, надо было принимать кардинальные меры, которые могут не вызвать положительных реакций у черкесов. Брат Азы пользовался уважением в войсках Темрюка, и просто убив его или заточив в острог, царь терял значительную часть войска, подготовленного к схватке с нечистью.
Многие из джигитов – если не все – погибнут, но по прикидкам светлого князя, каждая усиленная его защитой сотня, отправит в Ад не менее двух волколаков. Это если сюда не прибудут старцы.
– «Вот с них и начну», – подумал Санька и обратил внимание на трущуюся об него Марту.
– Ты что удумала, негодница? – спросил, хмыкнув, царь. – Так и не прекращаешь попытки соблазнения? Ох ты и коварная, э-э-э, дама, Марта.
Марта улыбнулась и отпрянула от тела «хозяина» словно ударенная током.
– А ты зачем толкаешься? Научился, видите ли, силой толкаться и издеваешься над бедной женщиной.
– Женщиной, значит? – хмыкнул Санька. – А ну, брысь из моей купальни!
Кикиморка исчезла, вода с хлюпаньем и всплеском сомкнулась в том месте, где она только что находилась.
– И воды тёпленькой подбавь. Выплескала всё…
Марта снова появилась в голом виде, но с ведром воды. Девица стала лить в чан, где купался царь, почти горячую воду, но ведро не опустошалось, пока не заполнилась кадушка. После этого деревянное ведро опустело и исчезло вместе с кикиморкой.
– Вот так вот! – нежась в горячей воде, томно произнёс Александр. – Ходют тут всякие. Отдыхать мешают. Банник ты тут?
– Где ж мне быть, как не тут? – прохрипел и откашлялся банный «управитель», но появляться перед хозяином не спешил.
– Хороша банька твоя, Сил Силыч. Держал тепло для меня?
– Держал, батюшка.
– А я к тебе без гостинцев завалился… Ты уж извини меня. Как-то не досуг мне про гостинцы было помнить вчера, но я исправлюсь. На корабле остался гостинец. Привёз я тебе лавровые ветви в подарок. Можно из них венки сплести и на стены повесить.
– Это те листики, что в супы кладут?
– Те самые.
– Только ветками? Ух ты…
– Появился бы ты, Сил Силыч, а то я словно со святым духом говорю.
– Да, я ж, это… Несуразный какой-то… Тебе на меня смотреть не срамотно?
– Давай-давай! Не кокетничай! Видел я на своём веку всякое! Проявись! – приказал Санька, зная, что Банник, может ещё долго мусолить вопрос о его привлекательности.
Сил Силыч проявился, сидя на самой верхней полке в уголочке.
К слову сказать, банники действительно больше походили на зелёных жаб, чем на людей. Даже водяной, по мнению светлого князя, выглядел привлекательнее. Однако банник во дворце был намного полезней водяного, и поэтому Санька к нему относился почтительно, уважительно и по имени отчеству.
– Как тут обстановка? – спросил царь. – Что в других банях делается? Появились твои сородичи в банях города?
– Так, э-э-э, откуда им появиться-то? Кто их призовёт? Пока их не призовут, никто не появится. А кому звать-то? Никто уже и не помнит про нас. Домовых ещё вспоминают, а банников нет. Это ты вспомнил, потому я и появился. И то, оттого только, что знал тебя ранее. Ещё по твоей деревне, где ты народился. Я и роды принимал у твоей мамаши Лёксы.
Санька обомлел от услышанного. Почему-то ранее о таких вещах они с банником не говорили. Однако вида, что удивлён, Санька не подал.
– А чего ж из той баньки ушёл, где я родился?
– Так, ты с родителями уехал, баня стояла пустой долго. Редко, кто ею пользовался. Приходил один кузнец, жил в вашей землянке, стучал по своей наковаленке, да умер вскоре. Больной оказался, оттого и выгнали его из прошлой деревни. Потом и другие в вашем стойбище слегли да вскорости от мора и помёрли. Нет там больше деревни. Спалили её те, кто лес на Вороне-реке рубит. И капище спалили. Вот я и ушёл к тебе, когда ты позвал. Я ведь у слышал тебя, когда леший тех мест вдруг со мной заговорил. Чудно так… Всех потом я услышал. И родичей своих и тех, кого помогал родить. И сейчас многих слышу и даже поговорить могу. Чудно! Говорят, что ты эту паутину придумал? Молодец! И сила от неё горячая, как солнышко летнее, или как каменка нагретая. Хорошо мне от твоей силы.
– Не знаешь, всем нравится такое тепло?
– Точно знаю, что всем. Даже тем, кто ночью рождён, свет нужен. Разве только пещерникам-холодильникам каким, но те вообще, по-моему, не земного рождения, а сущности преисподней.
– В преисподней же жара.
– Кто сказал? – удивился банник.
– Ну, как? Из земли же льётся расплавленный камень…
– А, вот ты о чём? Так преисподняя и ад, это разные миры. Ты не знал?
Банник удивился.
Наш мир – называется явный, или – Явь. Ад, или «Под», это – исподний мир, а есть и преисподний. Там не жар, а лютый холод и сущности там такие холодные, что перед ними любое тепло меркнет.
– И солнце?
– Солнце? – переспросил банник задумчиво. – Вполне может погибнуть и солнце. Смотря какой холод. Я всего не знаю. Банник я.
– А откуда про преисподнюю знаешь?
Банник оттопырил губы словно обиженный ребёнок и Санька едва не расхохотался.
– Так, кто ж о преисподней не знает? Все знают! Даже ты знаешь.
Санька дёрнул головой. А ведь действительно – знает.
– Понятно. Так, что в городе твориться? По баням то много беседуют. Что слышно интересного.
– Мало банников. За всеми банями не услежу. Призвать бы ещё, – заюлил, уходя от ответа Сил Силыч.
– Призовём. Ты можешь призвать родичей? Я бы тебя над ними старшим назначил. Старшим банником Ростова и ростовской области.
Жабообразное существо зашевелилось и своими выпучившимися от удивления глазами стало ещё больше похоже на болотную рептилию.
– Могу призвать, – дрожащим, заикающимся, похожим на кваканье голосом, сказал Сил Силыч, – если ты прикажешь, хозяин я их рожу.
– Приказываю! Призывай! Что? Родишь⁈ Как это⁈
– Ну, если ты прикажешь, я рожу. Ты вольёшь в меня силу, а я рожу сколько смогу.
– Во, бля! – выругался Александр. – Это что-то новенькое. Значит так вы размножаетесь?
– А как ещё? Или ты думал, что мы, как зверушки?
Банник похлопал правой ладонью по левому кулаку.
– Вот оно как? Здорово! Так бери силу из паутины сколько тебе надо, чтобы все бани города были под присмотром.
– Под присмотром? – сказал банник задумчиво. – Тогда и мыленки бы под присмотр взять…
До Саньки вдруг дошло, что банник понял его «подприсмотр» буквально, а не с хозяйственной «точки зрения».
– Согласен! Качай столько силы, сколько посчитаешь нужной. Но смотри не переусердствуй. Как бы плохо не стало.
– Хе-хе! – проскрипел банник. – Мы к жару привыкшие, не сгорим.
– Ну-ну! Смотри, чтобы другого старшего банника выбирать не пришлось. Жар бывает разным.
Банник снова «откопылил» губы.
– Понял, хозяин. Буду осторожен. Тогда я пошёл.
– Ты, Сил Силыч, так и не сказал, что в городе говорят?
Банник с сопением втянул воздух, шмыгнув носом.
– Убить тебя грозятся, – сказал он.
– Братья жены?
– И не только. Есть желающие тебя убить кроме них.
– Скажешь кто?
Банник поёрзал на полке, снова забившись в угол.
– Давай, я тебе потом скажу. Потом, когда ещё банников призову. Боязно мне, – проблеял Сил Силыч.
Санька пожал плечами, а по телу его пробежала странная дрожь и кожа покрылась мелкими пупырышками, словно от мороза.
– Вот и я говорю – преисподняя, – непонятно выразился банник и исчез.
Санька снова пожал плечами и погрузился в горячую воду с головой высунув из кадушки свои стопы с не совсем человеческими пальцами, больше похожими на обезьяньи. Правда большой палец на ногах был всё-таки прижатым. Но зато Санька мог сжимать пальцы ног, так же, как и пальцы на руках, складывая фаланги и пряча когти. И так мог свободно ходить в сапогах. А когда надо, лазить по деревьям, цепляясь когтями. Тогда его ступни выворачивались, как медвежьи лапы. Когти на руках тоже были крепче, чем у обычных людей. Санька вздохнул.
– Вот ведь, сподобил Боже родиться в теле хрен знает кого! – проговорил Санька разглядывая когти на ногах и почёсывая подошву. – Точно, млять, – ни мышонок, ни лягушка, а неведома зверушка. Хорошо хоть волосы на теле обгорели и теперь я не особенно лохматый. А на лицо, так – обычный человек.
* * *
– Ты чем это тут занимаешься? – раздался голос жены.
Царь вздрогнул.
– Фу, напугала! – вырвалось у него. – Моюсь, милая! Залазь ко мне.
– Вот ещё! – фыркнула жена. – Я в чистую воду залезу. Эй, кто там! Подлейте воды горячей в кадушку! Да поскорее!
Появилась Марта, уже одетая в сарафан, но с тем же ведром воды. Наполнив кадушку, Марта исчезла. Аза сбросила рубаху и нырнула в воду.
– Ты бы не командовала так, Аза. Я так себе не позволяю. И они не привыкли к такому обращению.
– Фу! Вот ещё! – фыркнула жена. – Они слуги! А слугами только так и стоит приказы отдавать!
Александр внимательно посмотрел на жену, недоумённо хмыкнул и вылез из воды. Накинув на себя покрывало, он начал обтираться.
– Ты не побудешь со мной? – вызывающим тоном спросила Аза.
Александр снова с удивлением посмотрел на жену. Как не странно, её аура не излучала агрессии. Обтеревшись, и обернув покрывало вокруг тела, как тогу, Александр вышел из бани, не ответив на вопрос жены и оставив её в явном замешательстве.
Ждать Азу пришлось не долго. Она, разъярённая, влетела в кабинет мужа уже через минут двадцать. Видимо, выбрав агрессивную форму общения, она с порога метнула в Александра кусок мыла. Кусок был довольно увесист и имел форму слегка вытянутого брикета с острыми углами, так что меткий бросок таким предметом можно было запросто квалифицировать, как покушение на нанесение тяжкого вреда здоровью главы государства, или террористический акт, ибо предмет летел ему прямо в голову.
Мгновенно на пути полёта «метательного снаряда» возникла Марта, которая приняла его удар на себя. Мыло стукнулось о броню кикиморки и упало на пол. Вслед за мылом к сидевшему за столом царю метнулась сама «террористка», но тоже попала в крепкие объятия охранницы.
– Отпусти! Отпусти, сука! – кричала, безуспешно пытаясь вырваться, Аза.
Александр сидел, уставившись взглядом в стол. Откровенно говоря, он не знал, что ему делать в этой ситуации. Начинать разборки? Или, что ещё хуже, – скандал? Бр-р-р… Ему и в прошлой жизни хватило «тёрок» с женой. Уйти и оставить дурную бабу здесь, «качать права» и издеваться над его помощниками⁈ Это не выход. Закрыть в чулане и слышать её тревожащие челядь вопли?
– Ну надо же⁈ Как не вовремя! – хмыкнув, произнёс Александр. – Разверни её сюда.
Марта как-то незаметно перетекла, оказавшись за спиной Азы. Та вскрикнула и «обмерла», повиснув у кикиморки на руках. Однако Санька видел, что жена находится в полном сознании.
– Ты что наделала, дура? – спросил царь ровным голосом, хотя в груди его всё клокотало. – Ты же всё разрушила. Ведь с этого самого мгновения того, что меж нами было – нет. Всё рассыпалось, как песчаный замок. Зачем ты это сделала?
– Меж нами ничего и не было! – выкрикнула Аза.
Санька вздохнул, понимая, что она права.
– Послушай меня внимательно, мать моего сына… Послушай внимательно. И открой глаза, не дури.
Аза покрутила головой.
– Страшно? – Александр криво усмехнулся. – Не бойся, я не убью тебя. И даже не трону пальцем. Отныне ты станешь жить на женской половине. Сына я заберу к себе. Обслуживать тебя станут твои соотечественницы, охранять – братья. Если они захотят, конечно. Марта прикажи Домануку, Булгайруку, Салтанкулу и Мамстрюку прийти сюда. Отпусти её и усади в кресло, но не давай подняться. Станет орать, завяжешь ей рот. Попытается встать с кресла привяжи её к ножкам и… Ты поняла?
– Да, господин. Я послала за Темрюками. Они уже не спят и приводят себя в порядок.
– Кинжалы у них не забирайте, но стерегитесь.
– Мы всегда стережёмся.
Санька сидел за столом и морщился от чувств, кипящих у него в груди. Да, он не был идеалом, или каким-то особенно продвинутым в укрощении страстей человеком. Медитации помогали ему сконцентрироваться, но не делали его бесчувственным. Он остро переживал предательство и несправедливость. Практически случайно обретя силу света, Санька не стал бездушным «солнцем». Он был в человеческом плане обычным, если не считать некоторые чисто «технические» способности, существом. Существом, подверженным всем человеческим слабостям.
В кабинет вошли братья жены. И с любопытством заозирались. В этом помещении дворца они ещё никогда не были. А помещение сильно отличалось от остальных. В нём стоял мягкий кожаный диван, четыре низких мягких и удобных даже по внешнему виду, кресла, резной письменный стол, каких ещё ни где джигиты не видели. За спиной царя во всю высоту и ширину стены стояли книжные полки. Они не знали, но за полками имелся тайный проход в соседнюю комнату, в которой тоже хранились древние свитки и книги.
– Зачем звал, государь? – спросил старший сын князя Темрюка Доманук. – Как твоё здоровье?
– Здоровье моё хорошее, слава Богу, а вот настроение плохое.
– Что-то случилось, государь? – явно нервничая, спросил Доманук.
– Сначала хотел спросить вас, джигиты, как вы поступаете с жёнами, которые пытаются вас поколотить?
Джигиты нахмурились и выпрямили спины ещё круче, выпятив переднюю часть тела «колесом».
– Почему спрашиваешь? – осторожно поинтересовался Доманук.
– Ответь на вопрос! – приказал царь, сурово глядя на черкесов.
Доманук насупился, пожевал ус и неохотно ответил.
– Мужчины нашего племени бьют таких жён плётками.
– Сильно бьют?
– Сильно, государь, почти всегда до смерти, – Доманук нахмурился. – Но почему ты спрашиваешь?
– Я слышал, что вы учите плёткой своих жён сразу, как только женитесь. Ещё до того, как она на вас подняла руку. Так это?
– Так, государь, но почему…
Александр остановил ладонью вопрос джигита.
– Хорошо, Доманук. Теперь я понял свою ошибку. Мне надо было сразу учить свою жену, а сейчас уже поздно.
– Твоя жена подняла на тебя руку? – возмутился Доманук.
– Не важно, Доманук. Это наши с ней дела. Я сам разберусь. Теперь ответь ещё на один вопрос. Что делает ваш правитель и твой отец князь Темрюк, с теми воинами, кто не выполняет его приказ, и кладёт при нём свою руку на рукоять кинжала, угрожая ему.
Доманук опустил голову. Так же стояли с опущенными головами и остальные братья. Лысая голова Салтанкула пылала алым пламенем. Казалось, что она дымилась.
– Такого воина мой отец казнил бы на месте, – сказал Доманук, не поднимая головы.
– Отлично! Вы мои воины, Доманук. Ваш род дал мне клятву крови, но некоторые из вас видимо не до конца это поняли. Я имею ввиду твоего брата Сантанкула. Он взбунтовался, нарушил мой приказ, угрожал мне убийством, и я был вынужден применить к нему силу.
– Ты применил колдовство! – прохрипел Сантанкул,не поднимая головы.
– И что?
– Это не честно!
Царь встал и поднимая перед собой руки, развернув их ладонями вверх, спросил:
– Господи, да что же это за день такой сегодня! Я думал, что ты, Салтанкул, находясь здесь, образумишься и поймёшь свою глупость, а ты оказывается, настаиваешь на ней. Ты считаешь, что я должен к тебе… Тьфу, блять! – вдруг выматерился Санька. – Да пошёл ты, на хуй! Хватайте его и рубите ему голову. Я приказываю! Я сказал!
Братья медленно подняли от пола взоры и все четыре пары напряжённо прищуренных глаз уставились на него.
Глава 5
– Это они замыслили тебя убить, – прошептал вдруг у него в голове голос Сил Силыча.
Государь удивлённо вскинул левую бровь.
– «Вот ты, конь!» – мысленно ответил Санька баннику, почему-то обозвав его вьючным животным.
– Даже и не думайте! – предупредил Александр, продолжая внимательно смотреть на братьев. – Предлагаю разойтись мирно.
– Этот ты не думай, что тебя спасут твои железные бабы, – произнёс Салтанкул, обхватывая дрожащими пальцами рукоять кинжала.
– «Он у них лидер», – мелькнуло у Саньки в голове. – Давненько не махал я шашкой!'
Салтанкул мгновенно вынул кинжал из ножен, выбросил руку в направлении царя и метнулся вперёд, держа кинжал остриём от себя и направляя его прямо в грудь царю. Трое других братьев шагнули к Марте, но та продолжала стоять возле кресла Азы, словно ничего не происходит. Александр тоже спокойно смотрел на «горячего» джигита, летевшего в его сторону словно стрела. В самый последний момент Санька сделал отшаг в сторону своей правой ногой, а носком левой ноги встретил и остановил левую ногу Салтанкула, которая находилась в полёте и ещё не коснулась пола. Удар пришёлся в голень, нога нападающего скользнула по вощёному полу, тело джигита, не смотря на препятствие, продолжило движение и наклонилось вперёд, а голова вошла в соприкосновение с углом дубового стола. Или, вернее сказать, острый угол дубового стола вошёл в дырявую голову сына князя Темрюка.
Звук соприкосновения твёрдого с твёрдым не понравился никому. Братья, приостановив движение к воительнице, обернулись на звук, и, увидев последствия эпической картины «Битва Геракла с Минотавром», содрогнулись. Минотавром, естественно, был Салтанкул, только что пытавшийся, забодать царя Александра, но встретивший достойного противника в виде стола. Стол выстоял, голова джигита лопнула, как арбуз и с таким же неприятным звуком.
– Мама, дорогая! – вскрикнула Аза и закрыла лицо руками.
– «Ай-яй-яй, какое горе, какое горе», – подумал Санька, пытаясь удержать мимические мышцы лица от брезгливой гримасы, но не удержал. – «А стол-то придётся выбрасывать».
– Дурак, – с сожалением и брезгливостью произнёс царь и обратил взор на трёх оставшихся в живых братьев. – Кто-то ещё хочет попробовать комиссарское тело остриём кинжала?
Братья опустили взоры в пол, тела их обмякли.
– Нет желающих? – прорычал Санька. – Отлично. Одной паршивой овцой стало меньше! Про вашу сестру и вас, решаю так. Она и вы переходите жить в наш старый дом. Вы живёте с ней и охраняете её. Ни вы сами, ни она со двора не выходите. Прислугу вам пришлют. Её подберут из ваших соплеменников. Мой сын останется у меня. Всё! Вопросы есть? Нет? Хорошо! Тогда у меня есть вопрос. Вы поняли, что вы все конкретно обосрались, джигиты?
– Прости нас, государь, – проговорил Доманук, не отрывая взор от пола. – Мы не могли поднять руку на брата.
– Простить⁈ Да вы совсем охренели⁈ Только что один из вас пытался меня убить. И вы думаете, что я поверю в вашу покорность? Я сказал всё, что хотел сказать. От управления войском вы отстраняетесь. Все черкесы поступают в распоряжение князя Вишневецкого.
– Ты нас лишаешь свободы⁈ – вскрикнул самый младший Темрюкович, сверкая глазами.
– Не лишаю свободы, а ограничиваю ваше перемещение. Вы свободны в пределах усадьбы, но из неё вам пока выходить не желательно.
– Пока, это как долго? – спросил Булгайрук.
– Пока я не сочту нужным вас отпустить, – мрачно ответил царь. – И не испытывайте моё терпение своими дерзкими вопросами, джигиты. Забирайте всё, что осталось от вашего брата, уводите сестру и ступайте.
– Нам надо захоронить тело, – злобно прошипел Доманук.
– Хороните, – Санька пожал плечами. – Кто вам претит?
– Где?
– Да хоть во дворе усадьбы. Там много места.
Трое джигитов шагнули к лежащему у письменного стола телу. Александр отступил за стол. На губах Булгарука мелькнула презрительная ухмылка. И Санька не выдержал. «Возвышенные» отношения его утомили.
– Ты, ушлёпок, что ухмыляешься⁈ – шагнул он навстречу братьям. – Вас, похоже, точно, лучше всех тут и кончить! Меньше забот останется! А перед отцом вашим я потом как-нибудь оправдаюсь, а нет, смету его к ебене фене с Кавказа!
Булгарук оскалился.
– Кончить, говоришь. Так попробуй! – он положил руку на рукоять кинжала.
– Блять, как вы уже меня заепали! – буквально простонал Санька. – Толку от вас на грош, а проблем выше крыш. Марта, забери их от греха. Иначе я за себя не ручаюсь. И эту дуру тоже.
Александр, снова огорчённо вздохнул, взял себя в руки, вернулся за стол и сел в своё деревянное, вращающееся кресло на колёсиках.
В кабинет быстро, не громко звеня доспехами, так как не делали лишних движений, вошли воительницы и, подойдя к джигитам, взяли их на «милицейский захват», как учил их Санька, заломили руки за спины, накинули на запястье наручники. Джигиты попытались было схватиться за кинжалы, но воительницы молча ткнули им железными пальцами под рёбра, и те, кривясь от болевого шока, дали себя скрутить и «окольцевать».
Марта лично вставила кляп в рот Азы, опутала ей руки незнамо откуда появившейся верёвкой, накинула на её голову холщовый мешок и вывела из царского кабинета. Такие же мешки были надеты и на головы джигитам. Рты им не затыкали, но они и не голосили. Все вышли вон.
Царь поставил локти на стол, положил голову на ладони, уперев их в щёки, и закрыл глаза.
– «Ну и на хрена это всё мне?» – подумал он.
– Надо было всё-таки кого-то отхерачить, – с тоской в голосе произнёс Санька. – Может быть Адашева? Сам ведь идёт.
Адашев тут же постучал в дверь царского кабинета.
– Заходи, Даниил Фёдорович! – пригласил Александр.
Адашев вошёл.
– Ты бы хоть дьяка посадил на входе, или рынду поставил, государь. Не страшишься без охраны сидеть?
– Фёдорыч, не мели воздух! Говори зачем пришёл?
– Так… Это… Увидел, кого вывели от тебя и вынесли, вот и пришёл. Скажешь, что произошло, государь?
Санька поднял голову от ладоней и хмуро посмотрел на Адашева.
– Меня убить пытались, но Салтанкул оступился и голову о мой стол разбил. Видишь?
Царь показал на угол стола, испачканный кровью джигита и изрядную лужу крови на вощёном полу.
– Ты убил⁈ – воскликнул дворецкий.
– Если бы, – вздохнул царь. – Убил бы, не было бы так муторно. Поэтому и убить кого-нибудь хочется. Пошли, порубимся на саблях?
– Насмерть⁈ – делано ужаснулся Адашев.
– Сдурел, что ли? – удручённо проговорил царь. – Так… Слегонца погоняешь меня… Настроение хреновое.
– Пошли, коли хочется, – хмыкнул, пожав плечами, дворецкий.
– Только не на саблях, а на палках. Не хочется амуницию надевать, а вдарить кому-нибудь уже хочется.
– Хочется, так вдарь. Где твои деревяшки?
«Деревяшки» лежали тут же в кабинете в шкафу вместе со специальными перчатками-крагами, закрывавшими руку до самого локтя и хорошо защищавшими от удара тупым предметом, защитными масками и другой царской амуницией, боевым и тренировочным оружием.
Царь и его дворецкий взяли тренировочную амуницию, вышли из кабинета, спустились по лестнице в посольский зал, расположенный на втором уровне центрального сруба, возвышающегося над четырьмя одноэтажными «гранями-переходами» дворца, а оттого освещаемый через окна с четырёх сторон.
По форме, как уже говорилось раньше, дворец имел четырёхгранную форму, в углах которой возвышались двухуровневые башни, озаглавленные шатровыми куполами. В центре имелась ещё одна башня, возвышавшаяся над угловыми башнями на один уровень. Между угловыми башнями имелся одноэтажный переход с узкими, словно бойницы окнами. Крыша «переходов» была плоской и служила «балконом», ограниченным крепостными зубцами.
В общем, дворец сильно походил на рыцарский замок и был построен из камня, а не из дерева. Строительным материалом послужил донской известняк, вырубленный в нижнем течении его основного русла и притоков.
Санька, пока шёл по переходам и лестницам, раздражённо думал, что получается, он строил этот дворец зря. И, в принципе, всё, что он строит – всё зря. Ничего не останется после него. Вернее, останется стоять это каменное сооружение, если его, конечно не разрушат. А его точно разрушат. Вспомнят ему всех кикиморок, лешиев, оборотней. Ибо слух о нежити, которой пугает Санька окружающих, интерпретируется. Народ присматривается и видит признаки нежити в рядом работающих с ними «люда»: мастеровых, каменщиков, плотников, охранников и охранниц.
Бывало кому камнем ногу придавит, или бревном заденет, у кого топор соскользнёт и… А раны-то нет. Или заживает слишком быстро. Да и сам царь на царя-то и не больно похож. Кто из простого народа того царя раньше видел? Да, почитай, что и ни кто. А ежели доведётся, то потом рассказывать и внуки станут, что дед когда-то царя видел. А теперь…
Царь с простыми стрельцами чуть ли ни ручкается, а с пушкарями или минёрами, даже совет ведёт. Бояр вокруг почитай, что и нету. Все в Москве остались. В воеводах дети боярские один другого худороднее или татарва чухонская и приокская. Тоже в драных халатах ходила. Теперь, правда, и те, и те приоделись, да приосанились, но на царя глядючи, тоже не особенно церемонились при царском дворе.
Ежели по делу, какому надобность возникала к царю попасть, то вход во дворец был открыт любому. Однако, не прямиком народ к царю шёл, а через дьяка, коему дело своё сказывал, но многие того дьяка проходили и к царю попадали. Особенно, ежели о промысле, каком радели, или о рудной добыче.
Многих людишек царь к Строгановым отправил руды искать и многие те людишки руды нашли и к царю за наградой шли. Некоторые просили дозволить рудный промысел, только неспокойно за Урал камнем было, чтобы городки ставить, а воев, чтобы оборонять добытные места, недоставало.
Оттого и шли разговоры про царя необычного и про свиту, да помощников его странных. Два года царь ни сам не отдыхал, ни другим не давал, строя крепости города-порта Ростов, Таганрога, возводя на разветвлённых руслах устья плотины, ставя мастерские, распахивая поля, разбивая сады и огороды. Два года он не позволял в Азе зародиться новой жизни. Не позволял, пока не почувствовал, что она наполнилась светом и стала почти такой же, как и он.
Александр думал, что этого достаточно и позволил зародиться сыну. Зародиться и появиться на свет новой жизни. Он подумал, что сын сблизит его и Азу, и ошибся. Ошибся, как и в той своей старой жизни. Аза,родив сына-наследника, решила, что она держит «мягкотелого» мужа за… Короче, как слона – за хобот. И Санька это сегодня понял. Его удивило даже не то, что Аза резко изменила своё к нему отношение, а то, что она смогла обмануть его, глядевшего ей «прямо в душу», и прикрыть свою тёмную сторону светлым «покрывалом».
Когда сегодня Аза кинула в него куском мыла, в ней действительно не было никакой агрессии. Она была к нему нейтральна, так как была полна тьмой. И она, да, хотела его смерти. Она рассчитывала своим неожиданным оскорблением, вызвать его агрессию, или создать повод, для вмешательства её братьев. И Александр это сумел почувствовать.
Оказалось, его свет не вытеснил тьму из Азы, а лишь прикрыл её. А сам Санька не был для Азы источником силы. Свет не оставался в ней, а уходил куда-то. Её сила была в тьме. И Санька понял, почему он не увидел тень в душе Азы сразу. Амулет, что висел на её шее, не защищал её от тёмных сил, как говорила она, а наоборот – защищал её от жара света, превращая лёд в камень и питая её своей силой.
Лишь на мгновение солнечный полог приоткрылся, но Светлый Князь успел увидеть бездну, в которую когда-то уже падал, и успел почувствовать дохнувший на него холод.
Но если его жена сущность тьмы, то кто тогда его сын?
Александра, пока он шёл в «переговорный зал», колотило не по-детски. И это был не выброс послестрессового адреналина. Это был обычный страх. Он вдруг представил себе, что может получиться из слияния его сущности с сущностью Азы и содрогнулся, увидев «НЕЧТО»…
Ещё не успев толком надеть защитный шлем с сетчатым «забралом», Александр развернулся и бросился на Адашева, благоразумно нацепившего защиту заранее. Адашев встретил царский выпад сверху, отбив деревянный меч и нанеся удар по правой ноге соперника, сделавшей «подскок». Но Санька, как подскочил на правую ногу, так и оттолкнулся ею же, отпрыгнув назад. Он не стал встречать меч соперника, пролетевший мимо его ноги, а, использовав инерцию своего меча, продолжил его круговое движение и ударил Адашева по правой руке.
– Туше! – крикнул, резко выдохнув, он и отшагнул назад.
Второй тур они сходились осторожно, как два кота, готовых вот-вот броситься навстречу друг другу. Палки постукивали кончиками или делали обводные финты, уходя от соприкосновения и пытаясь найти брешь в обороне.
Александр чувствовал тяжесть меча и с удовольствием ощущал, как эта тяжесть передаётся его телу, а тело, сопротивляясь напрягает мышцы, выстраивая из них систему. И Санька уже в который раз понимал, что система живёт своей «жизнью». Он мог бы сейчас взять в левую руку второй меч, и он тоже жил бы своей жизнью. И это не ощущалось Санькой, словно кто-то вместо него машет мечами. Совсем нет. Это делал он сам, получая от работы ума и тела искреннее наслаждение. И он взял в левую руку второй меч. Адашев же только тяжело вздохнул.
– Марта, – позвал царь.
Марта вошла тихо отворив двери и начала крадучись, словно одетая в доспехи кошка, приближаться к дерущимся.
– Присоединяйся к Даниле Фёдоровичу.
– Присоединилась, – коротко сказала она, и кинулась в битву со стороны Санькиной левой руки.
Они дрались долго. Адашев выдохся и Александр вызвал сразу трёх воительниц, словно стоявших за дверьми в коридоре. С их появлением темп боя ускорился. Когда Александру противостоял Адашев, они с Мартой темп сдерживали, чтобы ненароком не ранить дворецкого случайным отскоком меча.
