Текст книги "Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ)"
Автор книги: Михаил Шелест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Александр Грозный. Исчадия Ада.
Глава 1
Царь Александр возвращался в город-порт Ростов немного расстроенным. Обстановка в Керчи его не порадовала. Керчь жила, но была обложена войсками сыновей хана Давлет Гирея: Мехмедом и Адилем. Русские войска не смогли возвести хоть какие-то укрепления вокруг всего города и не смогли закрепиться на перешейке полуострова. По сути, войска, пока Александр отсутствовал, занимались грабежами ближайших окрестностей и так разозлили крымчан, что сначала против русских возмутились простые крестьяне, а потом подошли и регулярные войска Гиреев.
Античная крепость Митридат, которую царь приказал разобрать на камни, продолжала стоять в «первозданно разрушенном виде». Русские только и смогли, что установить баррикады между домов, но то, ради чего была взята Керчь, а именно – обеспечение действия торгового пути, не «работало». Дорога на косу, соединявшую Керченский полуостров с материком, была перекрыта крымчаками.
По сути, можно было оставлять Керчь и, скорее всего, так и случится, так как крымчаки уже устанавливали на возвышенностях орудийные батареи и изредка постреливали по городу, до понтонной переправы не доставая.
С другой стороны, Александр и не предполагал, что ему удастся удержать Керчь без полномасштабной войны с Давлет Гиреем, который, кстати сказать, выжил, чему сильно поспособствовал сам Александр, воспользовавшись своим даром ментального путешествия в пространстве и возможностью наполнять людей своей живительной силой.
Если кто-то спросил бы, зачем он это сделал, Александр с уверенностью бы ответил, что лучше иметь врага, которого ты уже знаешь, чем двух, которых ты не знаешь. А Давлет Гирея Санька выучил, как себя самого, и понял, отчего у него к России такая ненависть. Ведь Давлет «кушать не мог», как ненавидел русских царей.
Давлет считал, что он, как приемник Великой Орды, по праву должен владеть всей землёй от восточного моря до западного. И то, что сам он сейчас подчиняется османскому султану Сулейману – своему двоюродному, кстати сказать, брату – и является его ставленником, его не смущало. Наоборот! Давлет считал, что и у него есть право стать султаном Восточной Византийской Империи, когда-то покорённой его предком Чингизом.
Давлет был не просто возмущён, тем, что русский князь захватил Казань и Астрахань, посадив в них своих наместников, но и тем, что тот не выполняет установку орды – не ставить стен. Сначала русские объясняли установку стен в городах набегами ногаев и других «диких» степных племён, формально подчинявшихся Крымскому хану. Потом совсем перестали давать объяснения и стали, как доносили ему, строить каменные стены. В Москве, например, каменная стена, возведённая из «жидкого камня», позволила выстоять городу в осаде войск мятежных бояр, да ещё и под ударами пушек, – больше года.
Давлета бесило и то, что его попытка взять только что построенную крепость в городе Тула, закончилась полным разгромом. Он сам был ранен разрывом снаряда, прилетевшим со стены крепости и взорвавшимся над его шатром. На такое расстояние «нормальные» пушки стрелять были не способны, однако русские пушки стреляли.
Как Давлет Гирей выжил, сказать ему никто не мог. У него самого было ощущение, что он всё же умер, но потом как-то возродился. Самое противное, что он помнил, как лежал без памяти, а у него в голове поселился некто, наполнявший его тело живительной силой. И самое неприятное, для Давлета, что этим «некто», по всем ощущениям, был царь Александр. Это, конечно же, был бред и Давлет понимал, что этого не может быть, но помнил и то, что про нового русского царя рассказывали всякие сказочные небылицы.
Особенно Давлета поразили истории, рассказанные теми, кто присутствовал в Тамани, когда царь Александр, говорил о наступающих на мир тёмных силах. И ещё бекташи, которых Александр пытался уговорить встать на его сторону, рассказали много чего интересного. И о том, что говорил царь, и то, что видели, или почувствовали сами.
По словам дервишей, Александр был настолько просвещённым, что светлее его ауры, было только солнце. И это тоже злило Давлета.
Он, хоть и не умер от ран, но болел тяжко. Раны в груди были глубокими, но, к удивлению лекарей, не загноились и зажили довольно быстро. Однако дышалось Давлету тяжело, он постоянно кашлял и не мог долго находиться в седле. Когда хан смог вникать в дела, оказалось, что пролив, закрывавший русским выход в открытое море, а значит и путь к Босфору, был открыт, а он ничего сделать не может. Все его корабли были потоплены или захвачены (что ещё хуже), торговые суда, идущие из Истамбула, перенаправляются на Тамань или в новую русскую крепость Ростов. Полуостров оказался в фактической осаде. Самое страшное, что и военные корабли султана Сулеймана даже не пытались блокаду прорвать.
Крымскому хану оставалось идти через пустынные безводные солончаковые степи на русский Ростов пешими отрядами. Но там ведь был не только Ростов. Русские поставили крепость Таганрог, Танаис и восстановили Азов. Разведчики докладывали, что и выше по течению реки Дон установлены городки, где проживают служилые люди, полностью вооружённые и готовые прийти на помощь своим городам. Давлет Гирей не знал, что делать и решил остановился на попытках выдавить русских из Керчи, отдав руководство военными действиями сыновьям.
Единственное, что, как казалось Давлету, он сделал правильно, это сразу, как очнулся, отправил гонцов к Польскому королю и к Литовскому князю. Он просил их помочь справиться с русским царём. Однако прошло уже шесть месяцев, а ни его посланников, ни каких иных посольств в Бахчисарай не пришло.
Глава 2
Зато жизнь города Ростова царя Александра порадовала. Город-порт разросся, особенно его береговая инфраструктура. Помимо причалов были возведены крытые склады для зерна, изделий из пеньки, пиломатериалов, площадки для леса-кругляка. Все эти, и не только, товары отправлялись на экспорт.Завозили морем в основном товары из Испании: оливковое масло, вина, фрукты, кожу и, прежде всего, шерсть-сырец, а также металлы. Картофель, не смотря на запрос Ростовских купцов, испанцы пока не привозили, хотя в Испании он уже был. Это Александр знал точно.
Парусник царя поднялся по правому судоходному рукаву Днепра и Александр увидел свой дворец, собранный из пяти деревянных срубов. Центральный сруб поднимался выше четырёх угловых на один уровень.
Он не был дома больше трёх месяцев и, к собственному удивлению, чувствовал, что соскучился по жене, которую он, в принципе взял в жёны не по любви, а по расчёту. Александру были нужны войска Темрюка Илдаровича для войны с крымским ханом и османами. Сын, с которым у него была налажена постоянная ментальная связь, Александра немного «пугал». В свои шесть месяцев он уже с удовольствием ползал на четвереньках и был вполне разумен. Санька боялся, что и в новорожденного сына могла вселиться какая-нибудь заблудшая душа взрослого «попаданца», с уже сформировавшимся характером и привычками, с которыми придётся просто смириться.
Пугало то, что ментальная связь с сыном не позволяла Александру погружаться в него, как в других людей. По каким-то причинам внутренний мир сына был для отца закрыт. Как с некоторых пор стали закрыты ментальные матрицы его европейских «партнёров».
Аза услышала радостные крики за окнами и, выглянув в окно, увидела на реке знакомый корабельный силуэт и необычные паруса шхуны, корабля, собираемого в это время только на русских верфях. Громыхнул залп корабельного салюта. Ему повторил пушечный залп крепости. Затрубили горны, забили барабаны, зазвонил колокольный перезвон.
– Ну вот, твой папка приехал! – сказала Аза с тревогой в голосе.
Сын посмотрел на мать, и подполз к её ногам.
– Не смогу я тебя поднять, малыш, – сказала с виноватой улыбкой Аза.
За три месяца «малыш» потяжелел на пять килограмм и покрупнел на двадцать сантиметров. Поднять-то мать его, не смотря на хрупкость конституции тела, наверное бы смогла, но удержать на руках почти метрового «младенца» было бы весьма проблематично. А на ноги ставить сына Аза не решалась. Вроде, как рано ещё. На улицу «малыша» относила одна из воительниц, по двое охранявших её и сына круглосуточно. Кикиморка была нежитью сильной даже на вид и справлялась с переноской сына-богатыря относительно легко.
Аза поначалу ревновала мужа к воительницам, но, когда тот объяснил жене, что это не женщины, а «обычная» русская болотная нежить, о которой он ей рассказывал и, что уж с нежитью он «никогда и ни за что», Аза успокоилась. А когда узнала, что кикиморки у её мужа служат по «контракту», согласно которому навредить ему, или его семье не могут физически, стала доверять им в полной мере. Особенно, когда увидела, как они владеют оружием.
– Здесь подождём, – сказала Аза. – Не годится нам бежать сломя голову.
Она перешла к другим окнам, выходившим на центральный вход во дворец и главные ворота городской крепости, от которых прямиком ко дворцу вела прямая, как стрела, улица. Царь со свитой появился не скоро. Аза уже устала жать и прилегла на диван. Её, коротким словом: «едут», к окну позвала охранница.
Царь ехал на гнедом жеребце в игравших на закатном солнце доспехах. Барабаны били: «Тра-та-та, тра-та-та. Вышла кошка за кота. За Кота Котовича. За Сидора Петровича». Так учил своих барабанщиков барабанить царь. Так они и барабанили.
Аза не удержалась и помахала мужу платком. Александр ответил ей поднятием руки. Он хорошо видел её и своими обычными глазами, и своим внутренним зрением через ноосферу, дававшим любое приближение и любой ракурс.
– Подними сына, – попросила Аза охранницу, – но держи крепко.
Кикиморка подняла царского первенца, и тот тоже увидел отца. Санька абсолютно точно понял, что сын разглядел его, не смотря на далёкое расстояние и довольно плотную толпу людей, сквозь которую пришлось двигаться царской кавалькаде. Александр попробовал посмотреть на себя зрением сына, и у него снова ничего не получилось.
При встрече Аза не кинулась Александру на шею, а Александр лишь поклонился, поприветствовав жену подобающими словами. Почему-то и он, и она чувствовали странную неловкость. Словно встретились в первый раз. На выручку пришёл Даниил Фёдорович Адашев, исполняющий функцию царского дворецкого, младший брат которого Алексей, остался управлять вместе с Владимиром Старицким Москвой. Сейчас они уже больше года находились в осаде мятежных бояр, противников земского уклада.
– Да обнимитесь вы уже! Что вы стоите, как не родные! – он подошёл ближе и придвинул своими огромными ручищами Александра и Азу друг к другу почти нос к носу, так, что тоненькая Аза упёрлась в Александра своими грудями третьего размера, а он, пытаясь отодвинуть свою грудь, уткнулся в жену вдруг воспрянувшим «телом».
Аза вспыхнула. Царь побледнел.
– Ты чего, Фёдорыч? Мы сами разберёмся, – дёрнулся он от жены, как от раскалённой печи.
– Вижу я, как вы сами разберётесь, – хохотнул младший Адашев, которому шёл всего тридцатый год и который мог себе позволить коснуться царя по причине их дружеской близости.
– Смотри, государь, какого богатыря нажили! – воскликнул Адашев, поняв, что его попытка сблизить отвыкших друг от друга супругов провалилась.
Царь осмотрелся и, увидев кикиморку, держащую на руках сына Ивана, шагнул к ней и протянул к сыну руки. Сын потянулся к отцу, наклоняя тело вперёд, и кикиморка по инерции была вынуждена несколько раз шагнуть вперёд. Александру даже показалось, что сын это сделал намеренно, как бы управляя воительницей.
Царь шагнул им навстречу, выхватил сына из рук няньки и подняв перед собой с удивлением и восхищением всмотрелся в голое тело сына.
– А почему голый? – спросил царь, обращаясь к жене.
– Так… Не терпит никакую одёжу, – сварливо пожаловалась она. – Срывает с себя рубаху. Сначала задирал её, чтобы ползалось лучше, а потом совсем перестал позволять его одевать. Так руками размашется, что и боязно становится. Ручки у Иванушки тяжёлые. Так кулачком прикладывается, что головушка потом весь день гудит.
– Мамку бьёт? – возмутился царь.
– Да нет, Данила Фёдорович под руку нашему сыну попался.
Аза улыбнувшись посмотрела на Даниила Адашева, тот покраснел и, «кхмыкнув», сказал:
– Меня твой сын приложил однажды, государь, когда я попытался на него рубаху надеть. Прямо в глаз попал…
Адашев, видимо, хотел завершить фразу цветастым эпитетом, характеризующим младо-наследника, но сдержался. Александр снова попытался пробиться сквозь ауру сына, но и эта попытка не увенчалась успехом. Санька вздохнул.
– Ну, как ты, сын?
Сын улыбнулся. Глаза его смотрели по-младенчески, то есть без особого выражения ума или самостоятельности. Себя в таком возрасте Санька помнил с уже вполне себе сформировавшимся разумом. Он вспомнил, как сопротивлялся притязаниям молочного брата-медведя за мамкино молоко, и вспомнил чёткие картинки из той жизни, сохранившиеся в его памяти. Он уже в шесть месяцев не только ползал на четвереньках, но и лупил своего соседа по «общежитию» и вполне разумно тренировал свои мышцы, используя им самим выдуманные комплексы упражнений.
– Папа, – сказал Иван Александрович и челюсть у Адашева самопроизвольно отвалилась.
– Матерь Божья, – выдохнул он. – Кому сказать – никто не поверит.
Царь посмотрел на дворецкого.
– А ты кому-то рассказываешь, что твориться в моей семье, Данила Фёдорович? Смотри, прознаю, заточу в каземат. Ты же знаешь, я редко кого жизни лишаю, а вот свободы – это запросто.
– Что ты, государь! Нем, как могила! Мы и загородочку для дитяти во дворе сладили, чтобы он на травке играл, и никто на него глаз бы недобрый не положил. Такое дитя в диковинку, челядь бы работы оставила и сбежалась бы смотреть, как твой сын упражняется.
– «Значит, всё-таки упражняется», – подумал Александр.
– Как упражняется? – спросил государь.
– Да, как и ты нас, государь учил… Кувыркается, на руках ходит, по-пластунски ползает на животе и на спине, на руках отжимается.
– «Хорошо хоть не на кулаках», – подумал Санька.
– И даже на кулаках, – вздохнул дворецкий.
– «Вот, блять!», – мысленно выругался царь. – «Надо, действительно, глухим забором территорию огородить».
– Я ему и перекладинки сколотил, как у нас в Коломенском были. Чтобы на руках висеть, подтягиваться и руками ходить.
– И как, ходит, подтягивается?
– Очень любит, государь, подтягиваться и на руках по земле ходит… Любо-дорого посмотреть. Как скоморох на ярмарке.
Александр посмотрел на жёнушку. Та стояла, грустно потупив глаза в пол и обречённо опустив руки вдоль тела.
– Ладно, Данила Фёдорович, оставь нас. И вы, охранницы за дверь уйдите.
Все чужие вышли.
– Что, Азушка, тяжкую ношу приняла, за меня замуж выйдя? Не ожидала такого подарка?
Александр показал сына, сидящего у него на руках.
– Не ожидала, муженёк. Не ожидала.
Аза вскинула глаза на мужа. Губы на её лице превратились в узкую линию, как, впрочем, и глаза.
– Ты понимаешь, что он, – она ткнула в сына пальцем, – не человек. Салтан-Кул хотел его убить, когда сын его «приголубил» кулаком в глаз. Да не один раз, а, как ты меня учил: «троечкой». Левой, правой, левой.
– Да⁈ – Санька удивлённо и растеряно улыбнулся, а потом нахмурился. – Да как он смел⁈ Он, что, совсем берега попутал⁈
– Он приплыл на корабле и заявился во дворец злой, как чёрт. А мы «гуляли» с… с ним, – Аза снова ткнула пальцем в сына. – Он увидел, как… он занимается на земле, сидя и отрабатывая удары ногами и руками. Салтан-Кул и подскочил к нему, замахнувшись и пытаясь пнуть его ногой.
Она на время замолкла.
– Знаешь, что он сделал? – снова палец в сына.
– Что? – улыбнулся Санька.
– Он подбил его ногу и пока Салтан-Кул падал зарядил ему кулаками, хорошенько подбив оба глаза.
– И? – улыбка на лице царя расширилась.
– Брат вскочил и схватился за кинжал. Твоя воительница появилась рядом мгновенно и одним ударом ладони в грудь, отбросила Салтан-Кула к забору.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Санька. – Вот это молодец, сынок! Весь в папу! Богатырь!
– Папа, – сказал малыш, прижавшись лицом к бороде отца.
Глава 3
– Я его не чувствую, – сказала Аза. – Других людей чувствую и даже могу их глазами смотреть, а его нет. Даже тебя чувствую…
– Не бойся! Не думаю, что это опасно для нас, – покрутил головой Санька. – Что тебе? Растёт и растёт сын. Я тоже быстро рос. В три года я уже отцу помогал корабли строить.
– Вот-вот… С тебя всё и началось. И меня испортил, и сына мне дал нечеловеческого. Как это «не бойся»? Он ведь не нормальный!
– Вот те раз! – хмыкнул царь. – Не «ненормальный», а необычный. Необычный человек, это разве плохо? Ты ведь тоже необычная. Я тоже необычный.
– Так из-за тебя я и стала необычной! А мне это надо⁈ Я не хочу знать, что думает обо мне мой отец или братья. Или другие люди. Наша челядь, например.
– Так ты не заглядывай им в душу, – усмехнулся муж.
– Не могу, – вздохнув, сказала Аза. – Любопытно.
– Вот… Значит – сама виновата. Любопытство не порок, но большое свинство… Привыкни к своему дару, используй его по назначению. А назначение твоё, знаешь какое?
– Какое? – нахмурилась Аза.
– Простое. Вырастить нашего сына и не мешать править мне. Я ведь правитель Руси, Аза. А твоё хмурое настроение может расстроить меня, а я могу расстроить других людей, незаслуженно их обидев. А они потом, могут незаслуженно обидеть тебя, меня и нашего сына. Даже не сразу, а через много-много лет. Некоторые обиды не забываются и не прощаются. Особенно царские обиды. Ты не обычная женщина. Ты – жена царя и мать будущего, дай Бог, наследника престола. Если ты этого ещё не поняла, понимай это скорее, Аза.
Александр был спокоен и благодушен, он мысленно поглаживал Азу по голове, и она чувствовала его прикосновения и тянулась к ним. В ней постепенно разгорался огонёк любви к мужу. Санька тоже почувствовал её и дал команду Марте забрать у него сына. В дверях появилась кикиморка, молча подошла и взяв малыша из отцовских рук, вышла.
– Иди ко мне, моя жена, – позвал Александр и протянул к ней руки.
Аза нырнула в его медвежьи объятия и всё вокруг для них закружилось-завертелось и «помчалось кувырком».
Через полчаса они снова стали единым целым организмом, называемым муж и жена.
– Ты научилась получать нужную тебе информацию по запросу к Марте?
– Не получается, пока, Сашуля. Марта сообщает, что плохо меня понимает, а мне стыдно, что я неправильно спрашиваю.
– Зря стесняешься. Ты же знаешь, кто такая Марта? Марта – это нежить. Марта раньше была сгустком тени, сейчас – это сгусток света, сформированный в нужный мне образ и выполняющий поставленные мной задачи. Это нежить, Аза. Как и многие другие, окружающие нас нечеловеческие сущности. Просто раньше они были тёмные и ими управлял кто-то другой, скорее всего Аид, а сейчас они светлые и управляю ими я. И это я ставлю им задачи. Так получилось, что я это умею делать, Аза. Может быть, и раньше кому-нибудь удавалось призывать нежить и давать ей задания, но, видимо, задания были совсем другие. Простейшие, я бы сказал, задания: сожрать кого-нибудь, защекотать до смерти, в болото увести-заманить, утопить в реке.
– Да, ты мне это уже рассказывал…
– Вот… Теперь и ты можешь это делать. Только тебе надо научится. А мне удалось их объединить, передавая им свой свет. Не всех ещё… Объединение продолжается. Нежить связывается с нежитью и передаёт по цепочке свет. Оказалось, что осветить легче, чем потушить свет. Получается такая, э-э-э, «электрическая сеть», связанных друг с другом цепочек. И теперь я могу… И ты тоже, Аза… Мы можем давать задание нежити, находящейся за многие-многие дневные переходы от нас. Любые задания, Аза. Пойти, например, и подслушать-подсмотреть, что делают и о чём говорят в Москве бояре. Или, например, ногаи за Урал-камнем. И не только подслушать-подсмотреть, но и сделать определённые выводы о том, вредные для нас разговоры они ведут, или нет. Не всё ещё получается так, как я хотел бы, но уже кое-что получается. Пока больше Марта с кикиморками фильтрует информационные потоки, но постепенно алгоритм фильтров используют всё больше и больше корреспондентов.
– Ты говоришь непонятные мне слова, но я, почему-то, как всегда, хорошо тебя понимаю, – удивилась Аза. – Слова берут образы из памяти предков.
– Мы же договорились называть её «ноосфера».
– Ну, хорошо. Я научилась заглядывать в память предков. В ноосферу. У меня получилось найти ответы о своем роде по линии матери. Теперь я знаю, как она попала в Персию.
– Отлично! Интересно! Расскажешь? – спросил Санька сонным голосом.
– Она была дочерью посланника из какой-то страны, находящейся к югу от Персии. Там были горы и реки с чистой водой. Как у нас на Кавказе.
– Индия, что ли? – спросил муж.
– Не знаю, – дёрнула плечом Аза. – Бабушка не получила образование, как я. Она и писать не умела. Но жила в богатом дворце.
– Интересно, – сказал, зевая и погружаясь в сон, Александр.
– А ещё я научилась видеть, сколько в наших хранилищах находится продуктов и сколько их тратится. Там у Марты такие решёточки, а в окошках цифры и я их понимаю. Очень удобно.
Александр резко проснулся.
– Какие циферки? – спросил он. – Там же арабскими цифрами таблицы заполнены. Ты, что, их понимаешь?
– Понимаю. Очень даже хорошо понимаю.
– Ну и сколько там сейчас, допустим, риса?
– Э-э-э, – Аза закатила вверх глаза. – Пять тысяч триста двадцать пять тонн.
– Погоди-погоди… А сколько это будет в кадках? Ты же в кадках привыкла считать.
– Я никак не привыкла считать, Алекс. Но так там есть и в кадках. У Марты всё есть. Двадцать три тысячи двести двадцать кадок. Но главное не это. Главное то, что казённый приказ знает, сколько освободилось места и сколько нужно завезти продуктов дополнительно.
– Ну! И что тебя удивило? – спросил царь, удивляясь, что его жена заинтересовалась складским учётом.
– А то, что я вдруг поняла, что это всё придумал ты сам. Сам перестроил своих кикимор, домовых и другую нежить так, чтобы они считали приход-расход продуктов. Ну, домовому, допустим, положено всё учитывать и вести хозяйство, но ведь не каждый домовой согласится. А тут и кикиморы… Только я не поняла. У тебя в каждом приказе сидит своя нежить-распорядитель, которая контролирует поставки продуктов?
– И не только продуктов, любимая. Старший дьяк, – обязательно нежить. Он получает необходимую информацию о потребностях прямо из сети, рассылает приказы о поставках и контролирует их исполнение. А вот поставщики – это не нежить, Аза, а настоящие твари, которые постоянно срывают планы поставок. Но скоро я и до них доберусь. В Усть-Луге уже заготовками и поставками леса заведует леший, у которого в работниках десяток оборотней у который в подчинении по десятку лесорубов. А по-другому, Аза, не получается. Не рвётся наш человек работать, если его не бить. Прямо беда.
– И здесь так. Твои оборотни-строители, только что не плётками и палками, а простыми пинками подгоняют работников. Так матерятся, так матерятся…
– Оборотни, что с них взять. Они совсем светлыми, почему-то, не становятся, а потому сквернословят без зазрения совести. Так, что… Как-то так…
Они помолчали. Санька снова задремал. За окнами сгустилась ночь. Началась осень и за окнами перестали петь соловьи, лягушки и другие ночные певуны. Где-то далеко и высоко курлыкали гуси, перелетающие из северных земель в южные, крякали перелётные утки. У Александра вдруг прошёл сон.
У него вдруг испортилось настроение. Он уже столько лет находится здесь, и даже управляет долгое время страной, но ничего толком, по сути, не добился. Если бы не его кикиморки и другая нежить, ни хрена бы у него не получилось, ибо… Ибо, ибо… Человеческий, мать его фактор. Люди не хотят, ни, мать его, работать, ни, мать его, умирать на войне. За просто так не хотят. За деньги может быть… Но не за деньги, а за ДЕНЬГИ. Чем больше Санька старался развивать сельское хозяйство, помогая крестьянам посевным материалом, или мелиорацией, с помощью той же нежити, земель, тем меньше народ напрягался. Как только у семьи образовывалось достаточное количество корма, семья переставала хотеть сделать его больше, чтобы продать горожанину.
Земщина помогла организовать некоторые районы, со сложным землепользованием. Там общины поняли свою силу и работали на совесть. А где поля родили исправно, особенно с теми фосфатными удобрениями, что производили промыслы Коломны, там и земщина приживалась плохо. А уж о капиталистических отношениях или о строительстве заводов и фабрик вообще речи не шло. Фраза: «А зачем?» Саньку убивала. Ему хотелось снова нырнуть в обличие Ракшая, бросить царское место на «съедение волкам» и уехать к Строгановым. Много, что ли ему надо? Лес, речка…
Туда и нечисть, скорее всего, не доберётся. Хотя… Доберутся другие. Те, кто придёт вслед за нечистью на освобождённые от русского люда территории. Придут обязательно. Поздно ли, рано ли, но придут по проторенным тропам и торговым путям. Как и Строгановы, кстати. По старым засечкам на деревьях они сначала Вычегду нашли, потом Обское устье, потом до Енисея дошли, а по нему и в озеро Байкал вышли. О том ещё от них сообщения не было, но Санька знал, где сейчас строгановские «первопроходцы», шедшие чужими тропами по зарубкам на деревьях, оставленных сто, а может и двести лет назад.
Александр давно бы покинул царский стол, но чувство ответственности и данные им обещания и гарантии останавливали его от вздорного и опрометчивого поступка. Сейчас постепенно налаживалась государственная система, в узлах которой нашли себе место сущности, выпавшие из повседневной жизни общества. А ведь когда-то и нежить была в это общество интегрирована. Все эти: домовые, лешие, водяные, русалки. Это сейчас их почти забыли и только что пугают ими детей, а раньше ведь по-другому было. И вот Саньке удалось их вновь ввести в человеческое общество, и они очень даже неплохо вписались в него.
Кикиморки занимались мелиорацией, лешии – лесами, Водяные – реками. Дьяки из оборотней, начинали не только исполнять царские поручения, но и уже, поняв алгоритм, проявлять разумную инициативу. Правда пока только направляя царю дельные предложения, которые Александр, чаще всего, одобрял. Санька даже думал ненароком, а не отдать ли ему власть какому-нибудь оборотню. Но вспомнил, что клановая вражда у волколаков прекратилась только под его, Санькиным контролем.
* * *
Александр проснулся рано. Он вчера легко заснул и хорошо выспался, не смотря на отсутствие корабельной качки, под которую он привык засыпать в многомесячном морском путешествии. Аза «укатала» его на супружеском ложе похлеще морских волн. Вчера он так и не добрался до бани, о которой мечтал, въезжая в крепость, но баня как-то сразу, лишь только он заключил в свои объятия жену, вылетела у него из головы.
Хорошо, что у Александра имелась привычка и возможность принимать душ на корабле. Низкая температура воды на принятие водных процедур не влияла, поэтому, фильтруя даже забортную морскую воду, Александр всегда по утрам после физических упражнений, мылся с превеликим удовольствием. Но всё-таки он вчера мечтал о бане, а мечты должны сбываться, иначе это не мечты. И поэтому, позанимавшись во дворе гимнастикой, он пошёл мыться в баньку, ещё тёплую с ночи и пахнущую банными вениками и другими травами, висящими на стенах. Именно по этому запаху он и скучал.
Обратив внимание, что в бане имеется достаточный запас твёрдого хорошо пахнущего мыла, Александр оценил запах нескольких кусков, одобрительно хмыкнул и покивал головой. Значит, мыловаренные промыслы на Дону заработали. Мочалки и полотенца тоже выглядели стандартными, как качественный товар, масляные лампы с дутыми тонкими стёклами, сужающимися в верху, почти не давали копоти. Стены бани сияли белизной. Баня топилась «по-белому».
По такой бане Санька скучал несмотря на то, что мог бы легко переместиться сюда, но не все знали о его способностях перемещаться в пространстве используя «переворот» в ноосферу. Вернее, не многие люди знали о его волшебных способностях. Забравшись в наполненную с вечера кадушку с остывшей водой, Санька разнежился в ней и подумал, что хорошо бы создать, где-нибудь в тайге, в далеке от людских глаз, тайное убежище с домиком, банькой и небольшим озерцом.
У него даже было уже подобрано несколько мест, где бы он хотел жить. Всё-таки его прошлая жизнь лесничим и охотоведом, нравилась Александру больше, чем жизнь царя.
– Ты только прикажи, – сказала Марта, появившаяся перед ним совсем обнажённая. – Если не можешь выбрать место, то мы можем построить несколько домиков. Пусть будут. Я, на всякий случай, научила тамошних жителей охранять эти места и приказала навести там порядок.
– Жителей? – удивился Санька. – Ты имеешь ввиду леших, кикимор и водяных?
– Кого же ещё? – удивилась Марта и легко перекинула своё тело к нему в кадку.
Вода, перелившись, выплеснулась на пол.
– Ах ты чаровница, – улыбнувшись, хмыкнул царь. – Не можешь без этого?
– Могу, государь, но хуже себя чувствую. Нужна, как ты говоришь, подзарядка. У меня же нет способности брать силу из солнца.
Санька удивлялся, как он оказался прав в понимании энергетической сущности нежити и пока не нашёл способа подзарядки извне, созданной им системы сетевой коммуникации. Чтобы она работала на нормальных скоростях, требовалось его постоянное участие в накачке системы силой. А для этого ему приходилось «коммуницировать» с Мартой. И даже не сексуальным образом, а простым физическим контактом. При соединении их физических тел энергия из Саньки в Марту, а значит и в сеть, уходила значительно быстрее.
Вот и сейчас, Марта, прижавшись к его телу, буквально мгновенно высосала из него большую часть силы, которая тут же растеклась по сети, наполняя собой все элементы коммуникации. В течении дня, Александр тоже был вынужден, думая о свете и беря от него силу, передавать её в сеть. Только так работала система.
Для Саньки это не было утомительно, потому что он привык постоянно находиться в состоянии молитвы. Благодаря делению его ментально-духовной матрицы на несколько частей, он мог себе позволить загружать свою сущность несколькими задачами. Такая жизнь уже давно вошла в привычку и Санька иногда ощущал себя квантовым компьютером.
Передав силу в сеть, Александр в который уже раз подумал, что надо бы перенастроить одну из его ментальных сущностей по параметрам настройки Марты, но, как всегда, мысленно махнул рукой, подумав: «зачем переделывать то, что и так неплохо работает». Санька не был идеалом человека. Иногда и на него нападала лень, и он «плыл по пути наименьшего сопротивления».
