Текст книги "Негодный объект (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Сокровище хранилось в избушке. Пиво – в двух термосных сумках, более серьёзные напитки – в двух ящиках. Изыски – у каждого в собственной «нычке». Изыски доставались после того, как основной источник иссякал, и доставались обычно с пиететом. Это были разные ХО и «односолодовые» продукты. Изыски я трогать не стал, а вот другие «сокровища» слегка охладил.

Послышался звук мотора. Выйдя из избушки и далее из-за деревьев на тропу, ведущую к причалу, я увидел лодку Ефрема. Войдя в лагуну, он заглушил двигатель, и бат тихо скользил по абсолютно гладкой зеркальной поверхности. Колышущиеся под водой разных оттенков зеленого цвета растения, добавляли в картину колорита.

«Когда-нибудь я это всё же напишу», – вздохнул я. – Хоть как-нибудь. Надо попробовать".

Лодка, шедшая на шестах, тихо прислонилась к деревянному помосту.

– Лови конец, – Иван бросил в мою сторону верёвку, я подхватил её и привязал к дереву. Корму поджали к пирсу другим «концом». Всё по науке. Малое в большом, большое в малом.

– Помогай, – тихо сказал Сашка, приподнимая мешок. Я выдернул его на помост, потом другой, третий.

– Прилично, что это?

– Бычка завалили. Изюбр.

– Понятно. Твоя работа?

– Ефрем из своего СКСа, с одного выстрела снял. В шею. Два раза прыгнуть успел, хорошо протока мелкая, а то бы утонул.

– Браконьеры чёртовы, – усмехнулся я.

– Всё в законе! Панты взяли. – Сашка показал ещё один мешок.

– Понятно. Еда готова, если что.

– Чем порадуешь?

– Солянку сделал. Сборную.

– Хорошо, – почти в унисон сказали Сашка с Михаилом, и выбрались на причал. Сейчас мясо поставим варить.

– Печка горит? – спросил Ефрем

– Да, это... Погасла уже.

– Запалим.

Все стали подниматься по тропинке к избушке. Тропинка не была особо крутой и выходила на поляну. Слева и у склона стоял сарай с коптильней, справа на поляне баня, на дальнем краю на небольшом возвышении – избушка. Возле избушки «летняя кухня» и стол. Красиво и аккуратно.

Сашка и Михаил пошли в дом переодеваться. Ефрем сходил в сарай и принёс ещё одну громадную кастрюлю, налил в неё воды из канистры, и мы с ним поставили кастрюлю на печь. Открыв дверку печи, он замер и почти испуганно посмотрел на меня.

– Она же холодная. Как это?

– Остыла уже, наверное, – сказал я, мысленно посыпая голову пеплом и стучась её об косяк. – Я там уже и новую растопку уложил. На всякий случай.

Ефрем ещё раз глянул на меня. Взгляд его был тяжелый, он щурился и вразнобой моргал глазами. Потом тронул кастрюлю с солянкой и резко отдернул руку. У печки кроме нас никого не было. Ефрем присел у дверки, разжёг дрова и закрыл печь. Вздохнул.

– Потом расскажешь?

– Только тебе, договорились? – Почему-то легко согласился я.

Он качнул головой и оглянулся вокруг. Подя сидел там же на стульчике и смотрел на Ефрема. Взгляд Ефрема остановился на Поде. Нет, всё же на стуле. Потом он посмотрел на стоящий напротив шезлонг и спросил:

– Помогали, да?

Я молча кивнул головой.

– Расскажешь.

Появились Сашка и Михаил, в руках у них были банки с пивом, покрытые изморосью.

– Хрена себе у нас «термосумки». Пиво почти замерзло.

– Так там же лёд лежит, – попытался я, хотя бы на словах, смягчить произведенный мной «охлаждающий эффект»

– Вчера вроде теплее были, – Сашка и Михаил почти одновременно дернули за кольца на банках. Раздался «упоительный» звук «пссык», и оба забулькали, жадно поглощая напиток.

Я тоже достал себе банку «Ледяного». Вышел из избушки, «псыкнул» открывашкой, и припал губами к отверстию. Эффект от в меру холодного пива, льющегося в меня, был не передаваем.

– Сказочно, – выдохнул я, – и вторым глотком опустошил банку. – Пиво должно быть холодным, – сказал я, а сам подумал: – «а я должен быть осторожнее...и учиться, учиться и учиться...»

– Сказочно... – Повторил Ефрем, и посмотрел на меня

– Сказочно, – уверенным голосом подтвердил я. – «Думаю, я и тебе найду, чем заняться на закате жизни», – подумал я, глядя на Ефрема, чуть прищурив по привычке левый глаз.

Ефрем в молодости служил в погранвойсках и, как оказалось, знал и боролся с одним из известных мне тренеров по самбо Айкаровым. А мы с Айкаровым пересеклись уже тогда, когда со спортивным самбо я завязал и практиковал более серьёзные вещи, но то, что он делал в партере, мной воспринималось, как боевое искусство, и я приходил к нему учиться. Ефрем тоже уважительно говорил про него. На этой почве мы с Ефремом и сблизились.

Несмотря на то, что Ефрему было за шестьдесят, он делал стойку на руках, держась за борта бата. Он постоянно задирал своего брата Клима, который тоже не был обделен силой и сноровкой, да и борцом, видимо, тоже был неплохим. Порой, по пьяному делу, у них доходило и до применения иных, более значимых аргументов.

Я ещё в том году подумал, что Ефрему, скорее всего наскучила однообразная жизнь на Реке. Сейчас я подумал, что хорошо бы его отсюда выдернуть, пока чего не вышло, раз уж такая возможность наклёвывается.

Пока я ходил за пивом, Подя исчез. Я не удержался и закипятил кастрюлю. Она забулькала, крышка стала подпрыгивать. Ефрем насторожился, осторожно приоткрыл крышку, взяв её за ручку тряпкой, и удивленно выронил. Взглянув на меня, он молча обмыл привезённое ими мясо изюбра от оставшейся шерсти, порезал на удобные куски и положил их в кипящую воду. Потом открыл дверку печки, посмотрел на едва разгоревшиеся дрова, посмотрел на меня. Я улыбался. Закрыв печь, и ничего не сказав, он ушел в избушку.

Сашка принёс из дома «черпачок» и разлил тягучую жидкость по рюмкам.

– Тоже холодная, блин. Чудеса.

Я нарезал сало и солёные огурчики, поставил заранее приготовленную капусточку, перемешанную с луком, предварительно вспрыснутым разбавленным уксусом. Мы успели закусить и налить по второй, как на тропинке показался Слава. Утром он не поехал с охотниками, вероятно не веря в их удачу и сейчас сразу спросил:

– Ну как? Буха-а-аете... Пустые?

– Изюбра завалили, трехлетку – сказал спокойно Сашка, опрокидывая прохладную водку в себя, и зажёвывая огурчиком. Зацепив хороший шматок копчёной грудинки вилкой, он положил его на ломоть хлеба и откусил. Грудинка была нежной, сочной и практически не сопротивлялась ему. Немного пожевав, Сашка глотнул. Слава глотнул тоже.

– С-с-с-сука! Наливай. – Взяв рюмку, он удивился, – холодная. – Выпил и, сделав бутерброд с грудинкой и огурцами из большого куска хлеба, съел его в три укуса.

– Слава, ты где там пропал? – Раздалось со стороны лагуны

– Пойдем, поможете, мы столько же, как и вчера привезли.

Мы поднялись из-за стола, взяли ножи и пошли к причалу. Ефрем тоже, видимо что-то услышав, вышел из избы, и присоединился к нам. Внизу всё повторилось с точностью до мелочей. Только Клим, оказывается, уже распалил небольшой огонь в печке – «дымогенераторе». Процесс копчения начался.

– Как с мухами, – спросил Клим? – Достали?

– Набегался

Ефрем посмотрел на меня, усмехнулся и фыркнул. Да-а-а... Хрен его проведешь. И это увидел. Ни золы в вёдрах, ни углей, ни запаха дымного.

Закончив с рыбой. Поднялись к бараку. Мужики, переодевшись и умывшись расселись за стол. Я разлил солянку по тарелкам, приправив её зелёными и черными нарезанными оливками. В каждую миску положил дольку лимона. Налили – выпили, закусили, налили – выпили. Процесс, как говориться, пошел. Все удивлялись холодной водке. Кто-то высказал предположение, что я использовал жидкий азот, кто-то сказал, что это углекислотный огнетушитель. Я молчал. Тайну не раскрывал.

Ефрем уже давно растопил баньку. И первая партия пошла париться. Через полчаса вторая. Выйдя из парилки глотнуть воздуха и присев рядом с молчаливым Ефремом на то бревно, за которым я сегодня нашёл зажигалку, я сказал:

– Хорошо то как, Господи. Ещё повоюем! – И, повернувшись к Ефрему тихо переспросил. – Повоюем?

– А надо?

– Да похоже, что надо, Вождь.

– Значит – повоюем, – тихо сказал он.

 

Глава четвёртая. День третий. Ефрем.

На следующий день я всё рассказал Ефрему. Всё, от начала и до конца. Не стал рассказывать только государственные секреты, ну и других нюансов моего прошлого, лишь слегка раскрыв свою биографию.

Казалось всё, что касается Поди, его не сильно удивило. О его существовании он знал наверняка и верил в него безусловно. Шаманы общались с Подей по-настоящему, и рассказывали многое то, что пересказал ему я. Дед Ефрема рассказывал ему о древних, вечно живущих прародителях и Богах их создавших.

– Я и сам его несколько раз видел. Однажды, когда меня подстерегала «амба» я испугался и попросил Подю помочь. Подя появился между мной и «амбой», погрозил ему пальцем, посмотрел на меня и исчез. Ещё раза два видел, когда зверя не насмерть убивал. Видел, как Подя стоял возле него.

– Это он силу забирал.

– Ну да. Ты же знаешь, у нас есть особый обряд, когда мы убиваем зверя. Мы просим Подю отдать нам его. Хотя некоторые уже и не просят, – совсем тихо сказал он. – Так что же ты предлагаешь?

– Не решил, пока. Если ты не против мне помочь, я позову тебя.

– Я не против. Я уже старый, по нашим меркам – шестьдесят семь. Чего там жить то осталось? Может чем пригожусь. Вдруг, действительно, получится этих нелюдей... – он пытался подобрать слово, но так и не подобрал.

– Надо постараться. Что-то мне подсказывает, что не так уж они всесильны. Это хранители, в принципе не могут и не могли им сопротивляться. А мы... Да и сопротивление, какое-то им уже имеется, а то бы они давно тут всё перепахали. Помеха – уже есть. Значит, мы уже не одни в этой войне.

– А меня в качестве кого ты видишь?

– Первого помощника и советчика, если не против. Да и как представителя народа, охраняемого Юнеско. Забросим тебя в тыл к врагам. Думать будем. Посоветоваться надо кое с кем. Командир жив пока, слава Богу. Вот к нему и поеду. Причём, сразу отсюда и поеду, – мысль забилась, как хариус на крючке, и я её подсёк.

– Подя, а отсюда метнуться в Москву можно? – Спросил я.

– Легко, – сказал Подя.

Он стоял возле нас, также, как и вчера сидящих на бревне у стены бани. Ефрем его не видел и после моего вопроса завертел головой. Солнце только взошло. Было рано, около пяти часов.

– Можешь проявиться для него?

– Почему бы и нет? – Сказал Подя, и Ефрем вздрогнул, так как Подя стоял прямо перед ним, примерно в двух метрах.

– Здрав будь, Ефрем, – поздоровался Подя.

– Здравствуй, Подя, – ответил буднично Ефрем. – Рад видеть тебя

– Вот и ладненько, всех со свиданьицем, как говориться, – заключил я и спросил Подю:

– А ты случаем, чай не пьёшь?

– Так чего ж не попить? Чай, чай не водка, не отравишься, – с каламбурил Подя. – Только я лучше вас своим чаем угощу, лесным. Хорошо?

– Отлично! Пошли за стол.

Мы подошли к столу. Я вскипятил в чайнике воду. Подя достал из-за пазухи какие-то листики, травку и уложил их в большой чайник – заварник. Я налил туда кипяток. Мы посидели молча. Прислушались к просыпающемуся лесу. Стали посвистывать птицы. Раннее солнце просвечивало сквозь кроны, освещая край поляны, стволы и листья ближнего к ней ряда деревьев.

Я разлил по кружкам Подин чай. Поднёс свою кружку к лицу и вдохнул сначала носом, а потом и приоткрыв губы. Вдох был медленным и долгим... Вкусно. Терпко, сладко, пряно. Я вдохнул – выдохнул ещё раз и сделал первый глоток. Хорошо.

– И сказал Бог, что это хорошо, – процитировал я.

– Сказочно, – сказал Ефрем

– И увидел Бог, что это хорошо, – поправил меня Подя.

Я посмотрел на него и улыбнулся.

– Так что там ты говорил про Москву? – Спросил я.

 

* * *

Я стоял на перекрёстке улиц Кропоткина и Кооперативной в Мытищах. Фонари, и так достаточно редкие, светили через один. Ночь.

– «Двадцать три нуль-нуль», – всплыла и утонула глупая фраза.

Мысли крутились вокруг вопросов: как встретит, что сказать, а вдруг нет дома. Лихорадило, хотя на улице было тепло.

– «Нет дома, вернусь. Делов то», – подумал я.

Завидя знакомый высокий коричневый забор, затрясся сильнее.

– "Да что ты как «профурсетка» на первом «свидании»? – Одёрнул я себя и сделал несколько резких вдохов и выдохов.

Подойдя к воротам, я позвонил. Загорелся прожектор. Луч света осветил меня целиком.

– Кто Вы? – Послышалось из динамика домофона.

– У меня для вас посылка от Бориса Ивановича

– Какого Бориса Ивановича?

– Из Владивостока.

– А... Заходите, заходите

Замок двери щёлкнул, я толкнул её внутрь, вошёл. Дверь сама закрылась с таким же щелчком. Дорожка, посыпанная гравием, осветилась круглыми фонарями, стоящими на невысоких, не выше пояса столбиках. Дорожка вела к крыльцу двухэтажного дома. Подойдя к невысокому крыльцу, я увидел, что дверь приоткрыта и за ней в темноте стоит высокий мужчина, средних лет, спортивного телосложения. Толкнув дверь от себя, он сказал:

– Проходите.

Я зашел и прикрыл за собой дверь. Только тогда в прихожей загорелся свет.

– Разденетесь? – Спросил охранник.

– Да. Куртку сниму. А в пакете рыба, свежий хариус.

Он заглянул в пакет и пощупав его с просил:

– Дальневосточный?

– Приморский

– Колющее, режущее, огнестрел? – Буднично спросил он, одновременно проводя сжатым в правой руке прибором по моему телу.

– Пустой.

– Проходите, вас ожидают.

Открыв дверь из прихожей в зал, я увидел Иваныча, сидевшего в большом кресле.

– Проходи, Чижик. Здравствуй! Каким это ветром тебя к нам занесло? – Чуть треснувшим голосом, произнёс он.

– Вы не поверите, Юрий Иванович, юго-восточным, – со вздохом сказал я, и добавил:

– Здравствуйте.

– Присаживайся и рассказывай.

– Я тут хариусов Вам привез. Вчера выловленных в Бикине.

– Как это, вчера, ну ка покажи. – Он заглянул в пакет. Не боясь испачкаться, достал крупного хариуса, осмотрел его, расправил спинной плавник, обнюхал и согласился, – действительно свежий. Как у тебя это получилось? С верховьев воздухом?

– Всё расскажу, Юрий Иванович, – я рассмеялся, но получилось не очень весело. – На рыбалке был, «чудо-юдо» встретил.

Я обвёл помещение глазами, как бы разглядывая и остановил взгляд на Иваныче. Он прикрыл на секунду глаза.

– Чай, кофе?

– Кофе, наверное

– Не угадал, коньяк, – поймал он меня, на забытую мной его старую шутку. И крикнул:

– Витя, принеси нам из «ящичка» крепенького, да оливочек. Черненьких с косточкой, – вопросительно посмотрел на меня, утвердительно мотнув головой, продолжил. – Там греческие стоят в большой жестяной банке не в рассоле, а в масле. Открой пожалуйста.

Парень молча сервировал небольшой низкий стол. Наполнил коричневым напитком рюмки. Мы сидели напротив друг друга. Я на угловом диване. Юрий Иванович в кресле. Наклонившись к столу и взяв рюмку, он посмотрел на меня.

– Спасибо тебе, что приехал. Значит помнишь и веришь. Спасибо, Чижик. За встречу! Прозт! – И пригубил свою рюмку.

– За встречу, – ответил я и выпил.

Я рассказал ему всё. Ему, то уж, точно – всё. Он много раз переспрашивал меня, уточнял детали, особенно о том, что было заблокировано в моей памяти. Особенно поразила его, и это было естественно, моя способность видеть закладки.

– Очень интересно. А здесь рядом что-нибудь есть?

Я усмехнулся. – Из шпионских, – только ваши. В доме пять закладок и во дворе – три. С деньгами три. В остальных – документы. По посёлку – или древние клады глубоко, в старых колодцах, или современные «нычки» обычных граждан.

Иваныч крякнул. Взглянул напряженно на меня.

– Убить меня сейчас невозможно, – предостерёг на всякий случай я. – Тело моё убить нельзя. Оно, в любом случае, регенерируется. Могу умереть только своей смертью. А когда это будет, одному богу известно.

– Всё-таки не бессмертен...И то хорошо, – усмехнулся он.

– Нет. Органы восстановить могу, наполнив их жизненной силой, а когда уйти, прописано не мной. Подя сказал, что утрата бессмертия произошла после того, как «новые» люди стали смешиваться с потомками нелюдей. До этого Айны были практически бессмертны. И все мы – помесь живых с неживыми. Нежить не может получать силу этого мира. Подпитывается только из внешнего. А сила жизни складывается из их единения.

Так как «Эти» существуют только за счёт внешней силы, они не нуждаются ни в деревьях, ни в животных, как источниках силы. Для них это просто – ресурсы.

– Ты можешь помочь только себе? – прервав меня, спросил Иваныч.

– Вопрос понял с полуслова. Извиняюсь, за самоуправство, но я уже «подкачал» Ваши органы жизненной силой. Надеюсь, они постепенно регенерируются. Но увеличит ли это продолжительность жизни, не знаю.

– Спасибо и на этом, Миша. А то, что-то в последнее время тяжело ходить стало. – Он с трудом приподнялся из кресла. – Ты смотри ка, действительно полегчало.

– Мне надо бы вернуться к реке, пока народ не проснулся. Как говориться, «доложил по команде, и пусть начальство думает». А я пойду рыбу ловить.

– Боюсь, Миша, что в этот раз придется думать не мне. Я, конечно, тоже помогу, чем смогу. Тебя надо подкрепить. Но планировать и проводить операцию – тебе. Ты у нас сейчас – супермен, – он посмотрел на мою слегка сутулую, с приличным пузом фигуру и покачал головой.

– И где ты форму растерял?

– Да после нашей командировки я забросил всё в дальний ящик. Ещё до 35 лет подёргался немного, а потом: то «вихрь», то «антитеррор». Сутки спишь, трое не спишь. В РУБОПе в девяностых кувыркались не по-детски. Так и оброс салом. Сбой программы.

– Ну да, ну да, – и он прошелся по залу. – Ты смотри ка, полегчало, – повторил он. – Поживём, значит, Миша. Ты, заходи через недельку. Сегодня воскресенье, вот в следующее воскресенье и заходи. Я обмозгую. Подготовлю аналитические материалы. У нас будет, что обсудить. И ты подумаешь. У тебя тоже, есть, что полистать.

Иваныч знал моё «хобби», заключавшееся в сборе и обработке информации, добываемой мной из публикаций в открытых источниках. Я собирал всё интересное и хранил в компьютере в виде, созданной мной же, базы данных.

– Договорились. Пошёл я. У нас уже семь часов.

Я встал. Вышел из-за стола. Иваныч довольно уверенно, подошёл ко мне, посмотрел мне в глаза, приобнял и сказал:

– Я в тебе не ошибся, Миша. И это греет душу.

– И я в Вас не ошибся, Юрий Иванович.

– Наглец, – усмехнулся он. – Но, всё правильно. «Сначала мы их учим, потом – они нас».

Процитировал он кого-то.

– Всё жду, как ты будешь исчезать.

– Да легко.

Я очутился возле сидящего на бревне Ефрема.

 

Глава Пятая.

Два оставшихся дня на Бикине я не рыбачил. Оставался на хозяйстве и думал. Я сделал прыжок, принес свой ноутбук и ковырял, имеющуюся на нем информацию. В основном я занимался переводом необработанных мной статей из англоязычных сми. Переводы шли легко. Осмысление текста в моем новом состоянии происходило мгновенно. Сначала я просто читал, а потом понял, что без аналитики никуда не деться, и начал печатать, печатать и печатать, внося информацию в разработанную мной когда-то давно «базу».

По утрам я делал зарядку, что в последние лет двадцать пять делал крайне редко. Через каждый час работы, я заставлял себя двигаться. Зарядка включала пять форм цигуна и короткую связку тайцзицюань из двадцати четырёх форм. В перерывах я дышал и отягощал тело изометрическими нагрузками. Связки и суставы требовали восстановления. По прибытии в город я твердо решил пристроить своё тело в руки жестокого тренера, и почему-то меня склоняло к секции шотокан карате. «Пойдем к истокам», – сказал я себе.

В процессе работы с иностранными публикациями я понял, что мне всё равно на каком языке изложен текст. Случайно затесавшаяся в общей массе файлов статья на немецком, была понята мной так же легко, как и английские. "Всё человеческое мне понятно, – откликнулся мозг, и добавил – «и не чуждо». После встречи с Подей, мозг работал особо четко. "Дефрагментация? – Подумал я, усмехнувшись. – «Или что-то ещё он там подкрутил?»

Я понимал, что сейчас, та информация, которую я читал, не просто падала в мозг и исчезала в его бездне, а ложилась четко на свое место. В случае мысленного обращения к какому-либо объекту или теме обдумывания, мозг предлагал необходимую подборку информации на эту тему, с вычленением необходимых связей.

Когда я проверил, что ощущения не обманывают, и убедился, что мозг работает, как логическая машина, я перестал вводить тексты в компьютер, а стал просто читать. Чтение сводилось к пролистыванию. Критерием моей избирательности в подборе публикаций, являлся единственный признак – «значимое событие». Поэтому там было про всякое.

Среди прочего, я наткнулся на ряд докладов с нескольких конференций на которых докладчики, не опасаясь огласки, предлагали сократить население планеты в несколько раз и организовать его контроль способами «чипизации». Это были события 2010 года.

В 2015 году Ассоциация католических врачей Кении обвинила Мировую организацию Здравоохранения в стерилизации миллионов девочек и женщин под прикрытием программы вакцинации против столбняка. И прочее, и прочее. Я вспомнил фильм «Пятый элемент», где главная героиня, листая энциклопедию, погружалась в жуткую историю нашего мира и у неё съезжала крыша.

Когда об этом не думаешь, то этого вроде, как бы и нет. А как задумаешься... Но мне сейчас думать рано. Я перерабатывал информацию и понимал, что открытых источников мне уже недостаточно. И пора переходить к плану "б".

Подя иногда появлялся, когда я позволял себе отключиться от мыслей о «спасении мира». Мы с ним пили чай. Я научился подбирать ингредиенты лесной флоры для напитка, и мы делились друг с другом вкусовыми ощущениями. Однажды Подя принёс в деревянной плошке первый таёжный мёд.

– Дикий? – Спросил я.

– Ну, а какой же, – засмеялся Подя. – Пчёлки дикие, и мёд дикий.

– А как ты? Это...

– Не-не. Я им твоих конфет, они мне мёд. Им тоже кушать надо.

– Так конфеты у нас ещё есть. А мёда нет. Может организуем бартерный обмен?

– Организовывай. Сам сказал, сам и делай.

– Понятно.

Я нашёл «взором» пчёлку и пообщался с ней. Достал пакет с сахаром, высыпал его в большую миску, долил туда воды и размешал. Миску поставил на стол. Рядом поставил ещё одну такую же по размеру миску, только пустую.

– Пчелки, это сущности, работающие на человека. В них заложено носить мёд не сколько нужно им, или их потомству, а пока есть возможность. Даже если его уже некуда складывать, – сказал Подя.

Услышав это я скорректировал, поставленную мной пчёлам задачу. «Как поставишь задачу, так её и выполнят, или хуже». Пчёлки со своей задачей справились.

– Я правильно понимаю, что это они из своих сот носят?

– Так и есть.

Я ещё раз скорректировал задачу пчёлам, чтобы они распечатывали соты и носили уже созревший мёд.

После бани сегодня пили чай с мёдом. Завтра в обратный путь.

– «Хорошо, что я не на своей машине в этот раз. Сразу из Лучегорска и прыгну», – подумал я.

С Ефремом мы расстались под мостом.

– Ты зови, если какие мысли появятся. А я на тебя выйду скоро. Ты пока прокачай возможность включения тебя в ваши общественные структуры. Может какие мероприятия намечаются за кордоном. Я спонсирую. Скажи там вашему общественному лидеру, что нашёл богатенького дуралея, готового вложиться в ваши проекты. Твои объекты – Гринпис, ЮНЕСКО.

– Понятно, Василич. Приезжай.

 

Глава Шестая.

Во Владивостоке я начал свою очередную двойную жизнь. Сразу по приезду я встретился со своим бывшим коллегой по РУБОПУ Сан Санычем, у которого, как раз сворачивала деятельность фирма, где он работал наёмным региональным менеджером, выполняя ещё и функции «безопасника».

Получив его согласие возглавить аналитическую контору, я обрисовал ему пока только «верхние» цели и задачи. По моей задумке работники фирмы, собирая, анализируя и компилируя информацию, должны были готовить аналитические обзоры. Вроде, как для нашей фондовской газеты. Эта идея была не новая. Просто раньше не было средств на содержание нормального штата сотрудников. Сейчас, виртуально, деньги есть, но их надо было ещё добыть. Но больше всего меня интересовали документы.

Я «прыгнул» в Сингапур и вскрыл все закладки. Малайскую решил пока оставить. Она располагалась под, мной высаженным, кустом смородины, который за это время во влажном тёплом климате, превратился в дерево. Закладка сейчас была полностью опутана корнями и без их повреждения вскрыть её не представлялось возможным. Дерево находилось на территории нефтяного терминала и выглядело ухоженным. Я хорошо разглядел его «взором», но придумать ничего не смог. Это был мой первый блин и он, как и положено, был «комом». Хотя... Если бы закладку забрали сразу...

Зато сингапурские закладки меня порадовали. Изготовлены они были качественно, на века. В них, как уже говорилось, были документы и деньги. Документы мне требовались для реализации плана "б", а именно подхода к носителям необходимой мне информации. Одним из документов, лежавших в тайниках был паспорт «Того лица», на которое я открывал фирмы и счета. Это был «Грейт Бритовский» паспорт, срок действия которого истек пятнадцать лет назад. Гривасто-клыкастый сиял своей синей с золотом обложкой и был красив, но бесполезен, и даже опасен. Все остальные документы были тоже недействительными.

– «Было бы странно получить что-то другое», – подумал я. – Надо идти в банк".

Я помнил, что в банке оставлял не только подпись, но и отпечатки всех пальцев рук. Постукивая по левой ладони прозрачным герметичным пакетом с чековой книжной и ключом от банковской ячейки американского «Сити банка», я вздохнул: «Хуже не будет», – и взял такси.

– Сити банк. Энг Мо Кио, восьмая Авеню, – сказал я водителю.

Синяя вывеска банка появилась примерно через пятнадцать минут спокойной езды. Расплатившись с «небольшим довеском» с водителем, я вышел из машины и мысленно оглядел себя. На мне были шорты и легкая рубашка бежевого цвета, на ремне через плечо небольшая сумка – «барсетка», очки хамелеоны, на правой руке дорогие, но неброские часы. На ногах сандалии на босу ногу. "Пойдёт, – подумал я, заходя в банк.

В холе было много людей, которые, в основном, стояли к банкоматам. Клерки за стойкой с приветливыми лицами ждали клиентов. Подойдя к одной их девушек, я подал ей чековую книжку и сказал, что хотел бы видеть управляющего.

Глянув мельком на чековую книжку, девушка набрала на клавиатуре указанное в ней имя, посмотрела на монитор, дрогнула бровями, и подняла трубку внутреннего телефона.

– Мистер Ли, у меня мистер Джон Рэдклиф, он хочет видеть вас. – И после паузы сказала:

– Подождите секундочку, мистер Рэдклиф, мистер Ли сейчас подойдет.

Прошло меньше минуты, когда двери лифта раскрылись и появился улыбающийся китаец в черном костюме, белой рубашке и в галстуке. Подойдя ко мне, он ещё больше растянул рот в улыбке и спросил: – Добрый день, мистер Рэдклиф. Не соизволите подняться ко мне в кабинет?

– Не люблю лифты...

– Здесь есть небольшое удобное помещение, если вас устроит. – Он слегка поклонился.

– Я хотел бы ознакомиться с содержимым моего почтового ящика и заглянуть в свою банковскую ячейку.

– Тогда пройдёмте сразу в хранилище, но прежде позвольте, небольшую формальность. Он подал сотруднице знак, и она выложила на стойку планшет. Я понял и приложил к нему свою правую ладонь. Глядя на свой монитор, девушка кивнула.

– Огромное спасибо, мистер Рэдклиф. Пройдёмте за мной.

Ли двинулся к лифту из которого он минуту назад вышел. Широкие створки распахнулись, мы вошли в кабину. Управляющий банка вставил ключ в замок на пульте управления, немного переступил ногами, прикрыв свои действия телом, и набрал кодовую комбинацию кнопок. Лифт плавно отправился вниз. Когда двери лифта разъехались, мы вышли и, пройдя кодовую дверь, вошли в хранилище личных вещей клиентов банка. Когда я достал свой ключ из сумки, управляющий указав на мою ячейку, спросил:

– Вы справитесь сами или вам помочь, мистер?

– Полагаю, справлюсь.

– Тогда я пока доставлю Вашу почту, – и вышел из комнаты.

Я открыл ячейку. Проверив стандартные контрольные признаки целостности трёх больших, под формат А-4, пакетов, я вскрыл каждый. Хотя я сам клал пакеты в ячейку, я не знал, что в них лежит. В первом находились документы, связанные с недвижимостью в Лондоне: сертификаты на право собственности, договоры с коммунальными службами и фирмами на её обслуживание. Оплаченные счета. Во втором: Акции и учредительные документы нескольких компаний. В третьем – банковские документы: договоры на открытие счетов, выписки. Все документы датированы 1991-92 годами. "Старьё, – мысленно оценил я документы. По ним не легализируешься. Мне становилось всё грустнее.

В дверь постучали и через десять секунд она приоткрылась.

– Разрешите, мистер, Рэдклиф?

– Да, пожалуйста.

Дверь открылась, и двое крепких китайцев внесли металлический ящик, высотой сантиметров восемьдесят, на котором было написано «почта», и поставили его передо мной. Когда они вышли, управляющий открыл его и снова удалился из комнаты, но предварительно вручив мне конверт. В конверте оказалась кредитная карта Сити банка на моё имя.

Ящик почти полностью был забит запечатанными пакетами различных почтовых компаний. Они были разных размеров и разных объемов. На всех конвертах стаял код, который, по договору с банком означал: «хранить до востребования или вечно». Вся остальная почта, приходившая на имя Джона Рэдклифа, в случае её «не получения», через месяц отсылалась на согласованный в договоре адрес.