Текст книги "Немецкие шванки и народные книги XVI века"

Автор книги: Михаил Тужилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)

Франциск, герцог Миланский, прослышал об одном чудовищном обжоре по имени Сифрон и пригласил его к столу. И когда тот сожрал четырех жареных каплунов, и четырех рябчиков, и сорок крутых яиц, и фунт лежалого сыра, и многое другое, чем потчевали его слуги, – и столько всего, что поверить в такое едва ли возможно, не будь сам герцог сему свидетелем, – и, сожрав все это, собрался восвояси, он обратился к герцогу со следующими словами: „Всемилостивый государь, нижайше прошу у вас прощения за то, что я сегодня был не в ударе и не смог показать всего, на что способен. Мне нынче немного нездоровится, в следующий раз я, надеюсь, не оплошаю“.

44

У одного крестьянина не было ничего, кроме коровы. И вот однажды, пока он оставался дома, побывала его жена на проповеди и услышала, как священник объявил: тому, кто пожертвует корову или еще что-нибудь на богоугодные дела, воздастся сторицей. Вернувшись домой, жена пересказала это мужу и уговорила его пожертвовать единственную корову священнику, чтобы получить за нее сторицей. Муж послушался и свел корову на двор к священнику. Священник запер ее в хлеву, а через некоторое время отправил на выпас, связав ее одной веревкой со своею собственной, чтобы они нашли дорогу к нему в хлев. Однако вышло наоборот, и корова крестьянина привела священникову к мужику на двор. К вечеру священник обнаружил пропажу обеих коров, и ему сообщили, где они находятся. Священник поспешил к крестьянину и потребовал вернуть ему обеих коров. Мужик же ответил: „У меня ваших коров нет. Господь Бог должен был воздать мне сторицей, если то, что вы проповедовали, правда, а дал всего две, так что он остается мне должен девяносто восемь“. Пошли они в суд, однако тяжбу решили в пользу крестьянина.

45

Ехал один духовный отец в чистом поле, и попалась ему навстречу старая нищенка и попросила Христа ради пятак. „Нет, – ответил он, – это слишком много“ – „Тогда дай мне алтын“. – „И этого много“. – „Семишник“. – „Много“. – „Дай мне хоть грош“. – „Много и этого“. – „Тогда дай мне свое отеческое благословение“. И священник осенил ее крестным знамением. „Видать, твое благословение не стоит ни гроша, не то бы ты поскупился и на него“, – сказала старуха и пошла прочь.

46

Один пройдоха прибыл в Рим и остановился на постоялом дворе, принадлежащем немцам, да он и сам был немец. Вечером за столом он спросил: „Хозяюшка, кто бы мне помог попасть завтра на аудиенцию к папе да и поговорить с ним?“ Хозяйка ответила: „Ишь чего захотел! Я в Риме уже тридцать лет, а ни разу не говорила с папой, а ты только прибыл – и уже хочешь попасть на аудиенцию. Да я бы сто гульденов не пожалела тому, кто приведет меня к папе и даст мне с ним поговорить!“ Постоялец сказал: „Смотри, женщина, не отрекись от своих слов“. – „Да уж не отрекусь“, – подтвердила хозяйка. Некоторое время спустя папа присутствовал в соборе на мессе. Протиснулся туда и наш пройдоха. Когда же начался обряд святого причастия, он обратился к дарам и чаше неподобающим местом. Папа заметил его, удивился и подумал, не другого ли тот вероисповедания. Когда месса завершилась, папа призвал пройдоху к себе и спросил, как понимать его поведение. А тот ответил: „Так велела мне себя вести хозяйка постоялого двора, на котором я остановился“. Папа послал за хозяйкой и спросил, почему она учит своих постояльцев вести себя столь богомерзким образом. Хозяйка побожилась, что она ни в чем не виновата и ее оболгали. Когда же она вернулась домой, поговорив с папой, пройдоха напомнил ей о ста гульденах, и пришлось ей платить их.

47

Александр Македонский прослышал об одном жестоком морском разбойнике, велел изловить его и доставить к себе, а когда это было исполнено, спросил у него, почему тот так ужасно разбойничает. Пират ответил: „Считается, что я разбойничаю, но так считается только потому, что я беден и есть у меня только крошечное суденышко. А ты захватываешь страны, города и крепости, но ты богат и могуч, и считается, что ты царствуешь“. Александр рек: „Впредь ты не будешь считаться разбойником“, – и назначил его ротмистром, и отдал ему в подчинение двести всадников. Вот ведь в чем разница: когда поймают вора на графской земле или в вассальном графу городе, граф вздернет вора и заберет себе его добычу. Выходит, вор не прав, а граф прав. Не лучше ли вернуть украденное тому, у кого оно было похищено? А то ведь что получается: крупные воры вешают мелких воришек. Граф, присваивающий чужое добро, сам вор, он совершает кражу. Кража ведь есть не что иное, как присвоение принадлежащего другому, без его на то согласия.

48

Решил некий господин рассчитаться с лавочником, а тот не смог представить ему счета. „Даю тебе сроку восемь дней, а затем изволь представить мне счет в письменном виде“, – сказал господин. Лавочник так и поступил и начал зачитывать вслух из своего списка: „Сорок гульденов за горчицу…“ – „Довольно, – прервал его должник, – не нужно мне твоего счета, назови общую сумму. Уж если я потратил сорок гульденов на одну горчицу, сколько же у меня ушло на мясо?“ И счет ему не понадобился.

49

Одно дитя осталось без отца и без матери, и господа из ратуши постановили дать сиротке опекуна, чтобы тот позаботился о приумножении наследственного имущества. Ровно год спустя потребовали они от опекуна отчета в делах. Тот же начал умышленно оттягивать время. Наконец назначили господа из ратуши день, в который опекун должен был неукоснительно явиться на совет и назвать им хотя бы исходную и конечную суммы. Прибыв в ратушу и представ перед ними, опекун широко разинул рот, а затем повернулся к попечителям мягким местом. Рот означал исходную сумму, а зад – конечную. Ибо все, чем ему надо было распорядиться, он истратил или проел, спереди вошло, а сзади вышло.

50

Жил-был один богач, сын которого учился в университете. Овдовев, богач женился вторично, а сын возненавидел мачеху, принялся ей всячески досаждать, и она начала жаловаться на него мужу. Студент решил переехать в другой город и перейти на другой факультет, и отец дал ему на это деньги. Обучался он теперь врачеванию и вскоре стал доктором медицины. Когда пришла ему пора возвращаться в родной город, был он уже широко известен и слава о нем была самая добрая. И вышло так, что отец его занемог. Сын пожаловал к нему и принес снадобье, и через несколько дней отец полностью поправился. А чуть спустя заболела и мачеха – да тою же самою хворью, которую только что перенес и превозмог ее муж. Отец кликнул сына-доктора и попросил вылечить больную: ведь врачевать эту немочь он, как доказано, вполне умел. Доктор же ответил: „Отец, я, думается, не смогу ей помочь, потому что снадобье, прописанное тебе, ты принял с легким сердцем, в полной уверенности, что я не дам тебе ничего ненужного или тем паче вредного, доверие ко мне помогло тебе больше, чем само лекарство. А мачеха мне не доверяет. Напротив, ей кажется, что я хочу ей навредить, поэтому и лекарство ей не поможет“. То есть: доверие больного к врачу есть главное условие для выздоровления.

51

У одного господина служила стряпуха, ужасная обжора и лакомка. И вот однажды, в воскресенье, он пригласил доброго друга на обед и велел ей: „Приготовь-ка хороший обед, и первое и второе, – я пригласил друга“. Стряпуха поступила как приказано, но от обеда, приготовленного ею, пахло так вкусно, что она не удержалась и съела его – и первое и второе. Гость пришел в дом, и попал прямо на кухню, и спросил: „А где хозяин?“ Стряпуха ответила: „Разве вы его еще не видели? Он точит нож и собирается отрезать вам оба уха. Восемь дней назад он уже обошелся с одним гостем точно так же“. Услышав такое, гость бросился бежать. А тут на кухню пришел хозяин и спрашивает: „Где обед?“ Стряпуха в ответ: „Ваш гость схватил его – и первое и второе – и бросился бежать. Гляньте на улицу, вон он петляет“. Хозяин схватил кухонный нож и бросился вдогонку за мнимым вором. И закричал ему вслед: „Отдай хоть второе!“ Но гость припустил еще быстрее и откликнулся на бегу: „Не получишь и первого!“ Хозяин имел в виду блюда. Гость же полагал, что речь идет о его ушах. Так они стряпуху на чистую воду и не вывели, что свидетельствует о женской хитрости.

52

Жил некогда в городе Сиракузы могущественный господин по имени Дионисий, и был он тираном и довел до полного разорения множество народу, в том числе и философа Диогена, который отваживался говорить тирану чистую правду. И вот однажды мыл Диоген в ручье какую-то жалкую травку, собираясь ею позавтракать и спастись тем самым от голодной смерти, и застал его за этим занятием слуга Дионисия и сказал: „Если бы ты вел себя так, как угодно моему господину, тебе не пришлось бы питаться какою-то жалкой травкой, ты бы вкушал блюда куда более лакомые“. Диоген ответствовал: „Если ешь жалкую травку, приобретаешь право не прислуживать Дионисию и не льстить ему“. И это сущая правда: ибо при княжеских дворах приходится постоянно угождать и льстить князю, чтобы тебя накормили и напоили, и, будь ты хоть трижды прав, признавать во всем княжескую правоту. Похвалит кого-нибудь князь – изволь поддакнуть, побранит – согласись и тут; а все льстецы, подпевалы и лизоблюды суть людишки самые ничтожные и мерзкие, да и неудачливые вдобавок: они носят воду на двух плечах без коромысла, точат чужие ножницы, сидят на двух стульях, скачут в двух седлах сразу, служат двум господам и не любы ни одному из них, не говоря уж о третьем.

53

Один горожанин нанял сыну учителя, чтобы тот обучил его изящным искусствам, доброй морали и благородному поведению. Год или два спустя он осведомился об успехах сына. Учитель сказал, что успехи отличные. И отец спросил: „А в карты он играет?“ Учитель говорит: играет. „Что ж, это не вредно, – сказал отец, – это ему в жизни пригодится. А по бабам он ходит?“ Учитель говорит: ходит. Отец в ответ: „Оно и неплохо, пусть погрешит, а потом, глядишь, из него выйдет что-нибудь путное. А лгать ему случается?“ Учитель говорит: „Да от него ни единого слова правды еще никто не слышал“. – „Вот это плохо, – сказал отец, – теперь я вижу, что на него нечего надеяться, потому как ложь – это такой порок, который с годами только усиливается, тогда как другие слабеют и постепенно сходят на нет. Поэтому ложь особенно позорная штука“. И впрямь: для человека нет ничего большего, нежели вера; если теряешь ее, то теряешь и самого себя. Есть и пословица: кто лжет, тот и тащит. И еще: распутство, ложь и воровство одно имеют естество. Хотя кое-кто в этом сомневается, потому что вовсе не обязательно совершать все мыслимые злодейства сразу, чтобы прослыть злодеем, вполне довольно и одного.

54

Жил-был один женатый рыцарь, и супруге его страшно хотелось узнать, о чем говорят мужчины в своей компании. Муж не открывал ей этого и говаривал ей не раз: „Вы, бабы, не умеете держать язык за зубами“. Супруга возражала: „Мы умеем хранить тайну, да получше, чем вы, мужчины“. Рыцарь решил однажды испытать ее и пожаловался, что у него болит живот. Жена ответила: „Сходи в нужник, тебе полегчает“. Рыцарь пошел в нужник, а воротясь, сказал жене: „Супруга моя, мне надо поведать тебе ужасную тайну. Но только при том условии, что ты сумеешь ее сберечь“. Жена поклялась, что сумеет. Рыцарь поведал, что у него из желудка выпорхнула черная ворона, потому-то ему и было перед тем так больно. Жена сказала: „Радуйся, сударь мой, что теперь тебе полегчало“. И в тот же день отправилась к соседке и, взяв с той страшную клятву, поведала, что у мужа ее из живота выпорхнули две черные вороны. Соседка же принялась рассказывать об этом всем подряд, только ворон в ее рассказе было уже три. И вскоре новость облетела весь город, а число ворон достигло пятидесяти. Да и как не поделиться с другим доверенной тебе тайной, если и он от тебя ничего скрыть не может. Так, по крайней мере, оправдывают свое поведение все болтуны и сплетники.

55

Читано нами у древних поэтов о царе по имени Мидас и о том, как выросли у него ослиные уши, а чтобы скрыть их, носил он на голове, не снимая, гигантский колпак. И был у него верный слуга, ему одному раскрыл царь свою тайну, наистрожайше запретив болтать об этом, потому что ослиные уши представляют собой для царственной особы неслыханный позор. Слугу же так и разбирало желание поделиться с кем-нибудь доверенным ему секретом. Восемь дней он терпел, а на девятый не стало удержу: пошел он в лес, вырыл в земле яму, лег на живот, сунул голову в яму и дважды прокричал туда: „У царя, моего господина, ослиные уши!“ Затем забросал яму землей и пошел домой, избавившись от назойливого желания. А из ямы вырос тростник, и пришли туда конюхи и пастухи и вырезали из тростника дудки – и вдруг оказалось, что дудки эти поют все на один лад и повторяют вечно одно и то же: „У царя Мидаса ослиные уши!“ И это – вновь о тех, кто не может утаить дурную новость даже от самого себя. Но и о тех, сходных натурой с женщинами, кто, если что узнает, непременно должен с кем-нибудь поделиться, а когда поделится, ему легчает, хранить же что-нибудь в глубине собственной души такой человек не умеет. Вино, выдержанное в глубине бочки, куда лучше того, которое переплеснуло через край. Такие люди подобны бочкам с молодым вином – в этих бочках непременно проделывают отверстие, если же о том позабудут, вино может вышибить дно. Так и этим людям кажется, что, если они не поделятся тайной, у них вышибет дух.

56

Некий купец завел одноглазую любовницу, да так привязался к ней, что и шагу не мог без нее ступить. Его родные всеми правдами и неправдами заставили его переехать в другой город, лишь бы разлучить его с нею и от нее избавить. Три или четыре года спустя он вернулся на родину, повстречал на улице былую подругу и сказал ей: „Ну и дела! Пока я был в отъезде, ты осталась без глаза!“ – „Нет, милый Ганс, – ответила кривая, – не я осталась без глаза, а у тебя открылись глаза“. Ибо он до поры и не замечал ее недостатка, в таком ослеплении пребывал. Францискус Петрарка рек: каждый влюбленный слеп, ибо не видит он того, что ему надо было бы видеть.

57

У одного плотника была молодая, красивая и благочестивая жена, и влюбился в нее богатый вдовец; вознамерился он склонить ее к прелюбодеянию, и решил не жалеть на это никаких денег, и нанял старую сводню, наобещав ей кучу золота в случае удачи, и выдал вперед гульден. Старуха пошла к жене плотника, выдумала, что доводится ей родной теткой, и воззвала к ее благоразумию. Вот, дескать, плотник беден и жена его бедна, а завелся тут один богатый человек, которому она приглянулась и полюбилась, – и накупит он ей платьев и всего, чего она ни пожелает. Молодая женщина ответила: „Я приму только те дары, которые не уронят моей чести“. Сводня воскликнула: „А теперь ты мне еще милее, раз ты такая праведная!“ Уговорилась обо всем с богачом и пошла однажды вечером на прогулку с Плотниковой женой, и оказались они как бы невзначай у ворот дома, где жил вдовец. Тут ворота возьми да и распахнись, сводня подтолкнула красавицу в глубь дома, а там ждали, да и стол уж накрыт, сели ужинать, и поняла жена плотника, что ее сторговали. Начала она гадать, как бы выйти из этого положения с честью, наклонилась к старухе и шепнула: „Милая тетушка, со мной сегодня не все в порядке по женской части, но торжественно обещаю тебе, что вернусь сюда с тобою не позднее, чем в воскресенье“. Такое обещание пришлось по вкусу и богачу и сводне. А жена плотника решила проучить старуху, и привела к себе домой трех благочестивых женщин, и вооружила их добрыми прутьями, и спрятала в спальне. Когда старая сводня явилась и позвала жену плотника якобы в церковь, та ответила: „Зайди-ка, тетушка, в спальню да помоги мне одеться“. И заманила ее в спальню, а там уж благочестивые женщины схватили ее, раздели догола и исхлестали прутьями до крови. Когда же наконец решили, что с нее довольно, раскрыли дверь и дали ей убежать, и старая сводня помчалась нагишом, а за ней погнались четыре женщины с прутьями. На долю жены плотника выпало больше похвал, чем было бы ей пользы от подарков богача. Вот что такое благочестивая женщина.

58

Гостил один сведущий в изящных искусствах и знаменитый человек в одном городе, а другой – в другом, довольно далеко от первого. И был он тоже известный мастер, и захотелось ему повстречаться с собратом и соперником, поглядеть, что он за человек да что за мастер, – и пустился он в путешествие и застал первого художника в монастыре за работой: тот писал масляными красками ангелов, поющих осанну. Пришелец приветствовал художника и заговорил с ним, о самом же себе не поведал ничего. Художник прервал работу и пошел подкрепиться, а второй художник, воспользовавшись его отсутствием, забрался на леса и пририсовал муху, усадив ее на чело архангелу Гавриилу, после чего отправился восвояси. Откушав, создатель фрески вернулся в монастырь и решил продолжить работу – и вдруг он заметил муху и махнул рукой, прогоняя ее. Муха, однако же, не стронулась с места, и понял он, что муху нарисовал его недавний собеседник, и послал людей отыскать его, но им это не удалось.

Один мудрый и славящийся красноречием человек отправился к бургомистру ходатаем по делу некоего бедняка. А оделся по такому случаю в очень скромное платье, и служитель, увидев его из окна, доложил бургомистру: „Там кто-то очень бедно одетый“. И бургомистр сказал: „Объяви ему, что я занят и не могу его сейчас принять“. Ходатай вернулся домой, переоделся в богатое платье и во всем великолепии направился к бургомистру и постучался вновь. Служитель увидел его из окна и поспешил к своему господину с докладом: „Господин мой, там кто-то в бархате и в шелках“. Бургомистр говорит: „Беги открой!“ Представ перед бургомистром, мудрец прежде, чем поздороваться, поцеловал плечи и рукава собственного кафтана. Бургомистр изумился столь безумному поведению известного человека, да и своего личного знакомца, и спросил его: „Чего это ради вы целуете собственный кафтан?“ – „А того ради, что лишь благодаря ему я смог попасть к вам, за это я его и целую, я ведь приходил прежде в скромном платье, но меня не впустили“. Получив такой урок, бургомистр перестал встречать людей по одежке.

60

Один человек, а был он изрядным пройдохой, провинился перед своим господином. Тот послал за ним и сказал: „Ты достоин тяжкого наказания, но я прощу тебя и даже щедро награжу, если ты сможешь выполнить три мои условия. Во-первых, изволь прибыть ко мне в назначенный срок наполовину верхом и наполовину пешком. Во-вторых, приведи с собою своего злейшего врага. А в-третьих – своего лучшего друга“. Пройдоха изрядно поломал голову над тем, как ему выполнить задание, и незадолго до назначенного дня явился домой с мешком, в который сложил телячью голову, ноги и шкуру, чем навел жену на мысль, будто в мешке находятся останки убитого им человека. И на глазах у нее закопал все это под крыльцом и строго-настрого запретил ей рассказывать кому-нибудь об увиденном, добавив, что доверяет ей, как самому себе. В уговоренный день он отправился к господину, взяв с собой лошадь, жену и пса. Прибыв на господский двор, он взял лошадь под уздцы и ступил правой ногой в стремя, а левой зашагал по земле – то есть явился полуверхом, полупешком. „Ну, первое условие ты выполнил, – сказал хозяин, – а как с остальными?“ Пройдоха подошел к жене, закатил ей оплеуху и закричал: „Как ты смеешь, бесстыжая, смотреть на моего господина так нагло! Смотри на него почтительно!“ Опозоренная женщина чуть не сошла с ума от злости и заорала на него в ответ: „Ах ты, подлый убийца! Ты осмелился ударить меня на глазах у господина!“ И продолжила: „Он убил человека и схоронил его под крыльцом“. Живо побежали куда сказано, выкопали мешок, развязали его и убедились, что там не человек, а теленок. Господин сказал: „Тебе еще повезло, что она не знает о тебе чего-нибудь и в самом деле дурного. Ну, это было второе условие. А как насчет третьего?“ Пройдоха достал меч и ударил им плашмя своего пса. Тот завыл и заскулил, но стоило хозяину свистнуть, подбежал к нему и принялся вилять хвостом, и недавняя боль была забыта. Так он выполнил и третье условие.

61

В сказке читаем о том, как волки держали совет, решая, что предпринять против собак, и говорили при этом следующее: „Нас, волков, по сравнению с собаками слишком мало, поэтому победить их можно только хитростью“. И призвали к себе собак, имевших окрас, схожий с волчьим, и сказали им: мы с вами одного племени, это видно по нашему окрасу, и поэтому нам надо объединиться и истребить всех собак другого цвета, а друг с дружкою заключить вечный союз. И собаки ответили: „Мы согласны“. Когда же все остальные собаки были перебиты, волки обрушились и на своих недавних союзников и загрызли их всех. Отсюда и правило: поймав убийцу или вора, наобещать ему с три короба, чтобы он выдал сообщников, а когда те схвачены и казнены, казнить и его. Один дурак выдает остальных, и про одного такого дурака мы еще побеседуем.

62

Один город враждовал с рыцарями, воинство которых взяло его в осаду. И жил в городе дурак, и было у него двое братьев, и пошли они втроем за городскую стену по дрова, а тут как раз подоспели рыцари. Два умных брата успели спрятаться, а дурак попал в плен, и повели его в рыцарский лагерь. Да не тут-то было! Дурак сказал рыцарям: „Меня-то вы схватили, а братьев моих – нет. Вон один лежит там, под деревом, думает, что его никто не видит!“ Рыцари воротились, схватили брата и доставили его туда же, куда и первого, а дурак им и говорит: „А третьего-то братца вы прошляпили. Залез вон на то дерево и в ус не дует!“ Схватили они и третьего. И пришлось братьям продавать все отцовское наследство, чтобы получить свободу, поскольку дурак их выдал. Доведись мне писать проповеди, уж помяну я этот пример и растолкую его хорошенько, да и предыдущий тоже.

63

Случилось в одном городе убийство, и никак не могли определить, кто убийца. Но вот увидел убийцу пес убитого и набросился на него, словно вздумал сожрать, а было это не то в церкви, не то на улице, где вам угодно. Только обратили люди внимание на этого человека, раз уж пес к нему прицепился, поглядели на него хорошенько и схватили – и признался он в своем злодеянии и получил по заслугам. Не зря же и Господь Бог велит людям быть друг другу верными, по крайней мере друзьям, как пес верен своему господину.

64

У одного богача было три дочери. Он выдал их замуж, дал за каждой приданое, все, что положено, себе же оставил только самое необходимое – на хлеб, да на воду, да на поддержание дома, в котором обитал вдвоем со стряпухой, женщиной весьма благочестивой, – только показалось дочерям, что и этого ему много и вообще чересчур уж он зажился на свете. И одолели они с мужьями его просьбами отдать им и оставшееся имущество, а они за это станут заботиться о нем до конца его дней, предоставят ему отдельную комнату в доме у каждой, из еды он будет неизменно получать лучший кусок, а из питья – только самое сладкое. И отец поддался на их уговоры и передал им все имущество, и первый год они держали слово. А на второй год, когда ему начало больше нравиться жить у одной из дочерей, чем у двух других, она сказала ему: „Отец, долго ли ты собираешься сидеть у меня на шее? Ступай к сестрам, они ведь получили ровно столько же, сколько я“. Добрый отец понял, что был обманут, и решил посоветоваться с умным человеком. А тот дал ему ветхий мешок, набитый песком и камнями, и научил, как себя вести. Обманутый отец пришел с этим мешком к одной из дочерей и попросил ее дать ему в долг меру и три свечи, ему, мол, надо кое-что посчитать и измерить. И просидел в одиночестве чуть ли не до утра и позвякивал да постукивал камушками, как будто считал деньги. А утром положил в меру медный грош и отдал дочери. „Слушай, отец, – сказала она, – а ведь всю ночь было слышно, как ты считал гульдены, этого звука я ни с чем не спутаю“. И отец ответил: „Да, приберег я в мешке немного денег про запас и откажу их в завещании той из вас, которая будет обо мне лучше других заботиться“. Узнав об этом, каждая из дочерей захотела заполучить отца к себе, аж перессорились промеж собою, и жилось ему с тех пор лучше некуда. А когда пришел ему срок умереть, решили сестры, что стесняться больше нечего, и кинулись к мешку, и нашли в нем песок и камни, а вдобавок еще скалку, на которой были написаны по-английски следующие слова: „Да узнает целый мир, что скалкой следует поколотить того глупца, который все свое добро раздает детям, а сам терпит нужду и лишения“. Взглянули они друг на друга и устыдились. Намотай это себе на ус!

65

Один богач послал сына в Париж, чтобы тот выучился там на доктора медицины. Сын уехал, а отец умер и оставил ему огромное наследство. Брат отца написал молодому наследнику письмо и отправил с нарочным в Париж. Сын вскрыл конверт, поглядел на подпись, увидел, что подпись дядина, и спросил у гонца: „А что с моим отцом?“ – „Прочтите письмо, – ответил гонец, – и вы все узнаете“. Сын начал читать письмо, узнал, что отец его опочил, и очень расстроился, но, читая дальше, выяснил, что отец своей последней волей вверил его попечительству свою бессмертную душу и все свое огромное состояние, и последнее – без каких бы то ни было условий, отчего юноша опять повеселел и сказал: „Быть моему отцу в кучах небесных“. Хотел-то он сказать „в кущах небесных“, да оговорился от радости и волнения. Так он помянул родного отца, так распорядился его бессмертной душой, – а что куч на небесах не бывает, сие всем ведомо. Поэтому никогда не вверяйте душу своим близким, но сами заботьтесь о ее спасении.

66

Францискус Петрарка повествует о том, как некий отец с сыном наделали столько долгов, что их решили казнить, посадив в котел с маслом и разведя под котлом огонь. Оказались они в котле, привязанные спиной друг к дружке, да оба голые, – мудрено ли, что сын сперва замерз, начал стучать зубами и возроптал на холод. Но тут разожгли костер, и котел стал понемногу нагреваться, и масло в нем – тоже, и сын возроптал уже на жару. Отец же был куда терпеливее и, осерчав на сына, увещал его следующим образом: „Ах ты, сукин сын, ни жары, ни холода не выносишь“. Францискус Петрарка замечает по этому поводу, что то было достойное слово достойного человека, умеющего переносить и жару и холод, – и лучше всего было бы его немедленно простить и помиловать.

67

Ехал мельник на мельницу, навьючив на мула четыре мешка с зерном. Повстречался ему монах и говорит: „Жаль мула, слишком много ты на него навалил“. – „Вовсе нет, ваша милость, – ответил мельник, – он запросто утащит сверх того всю кротость и все долготерпение вашей милости да и всего монашества“.

Некий монах остался в одной деревне без подаяния, никто даже не покормил его. Тогда монах забрался в церковь и ударил в колокол, огласив деревню заупокойным звоном. Звонарь прибежал в церковь и спросил у монаха, кто умер. „Любовь к ближнему умерла в здешних местах, – ответил монах, – никто не подал мне Христа ради, поэтому я и трезвоню в колокол“. В ответ на это звонарь принялся бить в самый большой из церковных колоколов. „А это что значит? – спросил монах. – Еще кто-нибудь умер?“ – „Кротость и долготерпение, которые ты должен бы иметь, – ответил звонарь, – также мертвы, поэтому я и трезвоню в колокол“.

69

У одного богача был слуга, находившийся у него в услужении много лет. Однажды, за трапезой, речь зашла о справедливости, и слуга сказал: „Хорошо все-таки, что истина и справедливость пребывают на земле по-прежнему и высоко несут свое знамя“. Хозяин возразил: „Не так все это. Ложь и предательство правят миром, а вовсе не честность“. Слуга пустился с ним в спор, и тогда хозяин решил побиться с ним об заклад, причем поставил сто гульденов, тогда как слуга поставил в ответ оба своих глаза. „Но кто же нас рассудит?“ – спросил слуга. „Выберем трех судей: купца из города, аббата из лесного монастыря и рыцаря из замка на горе, – и за кого будут двое судей, тот и выиграл; если двое из них скажут, что истина и справедливость пребывают на земле по-прежнему, то сто гульденов твои; если же я получу два голоса за то, что ложь и предательство правят миром, тебе придется лишиться обоих глаз“. Купец произнес приговор: „Я полагаю, что миром правит ложь. Если б я не обвешивал да не обсчитывал при купле-продаже, плохи были б мои дела. Точно так же поступают и все остальные, поэтому, я считаю, ложь правит миром“. Хозяин сказал: „Первый голос – мой“, – и спорщики направились к аббату и изложили ему свое дело. Аббат сказал им: „Если бы справедливость торжествовала над несправедливостью, я никогда бы не стал аббатом. Мне пришлось выклянчивать и покупать голоса моих выборщиков, ложь и несправедливость правят миром“. – „Два голоса мои“, – сказал хозяин, и они пошли к рыцарю и объяснили ему суть своего спора. „Не разбойничай я да не полагайся на собственную дерзость, – ответил рыцарь, – быть бы мне сейчас человеком хоть и благородным, но совершенно нищим. Вот послушайте-ка одну недавнюю историю“.

70

„Мои слуги и челядинцы поймали в лесу двух купцов, нашли у них три гульдена и, понятно, эти гульдены отняли. Купцы пришли ко мне в замок и пожаловались, что мои люди их ограбили. Я, мол, должен возместить им убытки. Я спросил их, хорошо ли они были одеты в час ограбления. Они говорят – да, хорошо. „Значит, – ответил я им, – вас ограбили не мои люди, потому что мои одними гульденами не ограничились бы, они непременно раздели бы вас догола“. Поэтому вот мой приговор: ложь высоко несет свое знамя“. Спорщики удалились из замка и пошли темной лесной тропой. Хозяин сказал: „Вот видишь, я получил все три голоса“. И он привязал слугу к дереву и выколол ему оба глаза, после чего отвязал, вручил слепцу посох и отпустил на все четыре стороны. Несчастный в своей великой печали не знал, куда податься, и решил: „А заночую-ка я прямо тут в лесу, под деревом“. А ночью под тем же деревом собрались злые духи, и каждый из них похвалялся перед остальными своими бесчинствами. Один сказал: „Я подстроил все так, что хозяин выколол верному слуге оба глаза“. Другой ответил: „Хвастун ты несчастный, под этим деревом растет волшебная трава, и если слепой приложит ее к пустым глазницам, то у него появятся новые глаза“. И с тем они сгинули. Слепец встал на колени и взмолился Господу, чтобы тот помог ему отыскать волшебную траву, и принялся искать ее, и, вырвав из земли травинку, прикладывал ее к глазницам, но ничего не происходило, пока наконец не вырвал он ту единственную, что была нужна, – приложил ее к глазницам и прозрел. Он восславил Господа и сообразил нарвать волшебной травы про запас. А неподалеку оттуда жил один могущественный барон, дочь которого была слепой от рождения, и барон возвестил по свету, что если кто-нибудь сумеет исцелить ее, то будет вознагражден женитьбой и соответствующим приданым. Слуга вылечил ее, и женился на ней, и богатое приданое получил. Когда его бывший хозяин прослышал о том, что он прозрел, преуспел и разбогател, он отправился к нему в гости, попросил прощения за содеянное зло и попросил поведать, как же оно все так вышло, что и зренье к нему вернулось, и богатство пришло. Бывший слуга рассказал все, как было, и показал дерево, под которым нашел волшебную траву. Решил нарвать травы и хозяин, но тут спустилась ночь, и пришлось ему лечь спать под деревом. А злые духи собрались тут и на этот раз. И один из бесов сказал: „Недавно мы тут друг перед дружкой хвастались, а под деревом сидел слепец – и все подслушал, и прозрел, – так что надо бы поглядеть, нет ли кого под деревом и сейчас“. И нашел человека и выколол ему оба глаза. Так было явлено, что поражения, которые терпит порою истина, носят преходящий характер, а знамя справедливости по-прежнему высоко».