Текст книги "Немецкие шванки и народные книги XVI века"

Автор книги: Михаил Тужилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

Тут у мужиков и вовсе зашел ум за разум от ярости, схватили они Единорыка и, не зная, как от него избавиться, заперли до утра в темном чулане. И после долгих споров и препирательств порешили его утопить. Зашили Единорыка в мешок и потащили на мост, потому что деревня стояла на реке. И уж совсем было собрались сбросить его с моста в воду, как вдруг один старик возьми да и скажи: «Слушайте, мужики! Так дело не делается. Мы собираемся с утра пораньше совершить убийство, а сами даже к мессе не ходили! Давайте же сперва сходим в церковь да послушаем мессу, а Единорык тут пока пусть в мешке валяется».

А когда они удалились и Единорык понял, что никого из них поблизости не осталось, он принялся кричать: «Не стану учиться! Ни за что не стану учиться!» И, дорогие мои соотечественники, пути удачи воистину неисповедимы, и уж к кому приходит она, к тому приходит не раз и не два. И пойди прахом весь мир или сойди с ума все подряд, удача от такого счастливчика все равно не отвернется, – и если он, например, начнет раскидывать золотые монеты из окна, то дождь золотых прольется на него через крышу. И напротив, если уж кому не везет, то ни Иисус Христос, ни святое крещение ему не помогут, и раздери он на себе все одежды да и обделайся, прошу прощения, вдобавок, – все это будет как мертвому припарки. И случилось так, что, пока добрый Единорык валялся в мешке на мосту, неподалеку проходил пастух со стадом свиней. Свинопас услышал крики Единорыка и немало подивился им, подумав, чему же это он не хочет учиться? И подошел поближе и спросил: «Чему это ты не станешь учиться?» И Единорык ответил: «Да понимаешь, отец захотел сделать из меня золотых дел мастера, а я на него учиться не стану». – «Ах, – вздохнул свинопас, – это же прекрасное ремесло, с каким удовольствием я изучал бы его!» И добрый Единорык отвечал ему: «Тогда, милый, залезай в мешок. Отец воротится и отнесет тебя в мешке золотых дел мастеру вместо меня». Простодушный пастух легко дал себя уговорить, развязал мешок и забрался внутрь. А Единорык выбрался наружу и погнал свиней вниз по реке. А мужики, воротясь из церкви, швырнули бедного пастуха в воду и утопили его.

А вечером Единорык вернулся в деревню и пригнал стадо свиней. Мужики приняли его возвращение за чудо и решили, что свиней этих он нашел на дне. И порешили, что и одному из них надо бы на пробу нырнуть в реку, чтобы выяснить, как там обстоит дело со свиньями. И если он там что-нибудь найдет, пусть вынырнет и помашет руками, – тогда они все прыгнут с моста в воду, и каждому достанется по целому стаду. Но когда мужик прыгнул в реку, он там, понятно, ничего, кроме воды, не нашел и вскорости начал тонуть. Вынырнул он разок и помахал руками, чтобы односельчане его вытащили. А те приняли его просьбу о помощи за условный знак о свиньях, прыгнули все разом с моста в реку, пошли ко дну и лишились жизни все до единого.

Не зря ведь говорится: не рой другому яму, сам в нее и попадешь. Но поразмыслите и над тем, как неисповедим и многотерпелив в своих деяниях наш Господь. Мужики полагали, что, выжив Единорыка из деревни, они тем самым избавятся и от всех забот, и знать не знали, что на этой дорожке суждено им всем расстаться с жизнью. Так устроен наш дурацкий мир и так размышляют дурацкие мудрецы его: стоит, мол, избавиться от того-то или от того-то, и дело будет сделано! И не задумываются они над тем, что Господь Бог замыслил все по-своему и сделает по-задуманному. Так вот, например, одна жена решила, что если она будет не переставая бранить мужа, то он начнет все делать так, как ей нравится, – а вышло-то все прямо наоборот! Но хватит о том. Вот вам лучше маленький стишок, и как раз про то же самое:

Мне никто не платит денег —

Я не льстец и не мошенник.

А подлец и интриган

Лезут ближнему в карман.

5

История о дворянине, не желавшем выдать свою дочь ни за кого, ежели тому не удастся выкосить за день полоску длиннее, чем ручей, который может пустить красавица

У одного дворянина, жившего неподалеку от Коверка, была на редкость красивая дочь, и руки ее конечно же домогались многие, но она не хотела выходить ни за кого, пока он не докажет ей свою силу, выкосив за день полоску луга длиннее, чем ручей, который она может выпустить из себя за раз. Ибо место, откуда она пускала ручеек, было у нее узкое и пружинистое – и ручей мог растечься на добрую милю, а то и дальше, как это и бывает порой в наши дни с иными девственницами, вышененазванное место у которых столь труднодостижимо, что туда, казалось бы, и щеточку для бровей не просунешь, тогда как на самом деле, взглянув туда же при свете дня, убеждаешься, что здесь спокойно пройдут рядышком две-три головы далеко не новорожденных деток. Я говорю, понятно, не об истинных девственницах, а только о мнимых. И вот приходил к ней посвататься иной юноша или же молодой мужчина во цвете сил, и косил по лугу целый день. А вечером появлялась на лугу в сопровождении отца красавица – и пускала струю не в пример длиннее, чем выкошенная полоса. Поэтому она ни за кого и не выходила.

Но тут объявился один искатель самых диковинных приключений, знавший толк и в приручении девственниц, и отправился он к ней и к ее отцу и сказал, что готов попытать счастья. Его отвели на луг, расположенный по дороге в Бамберг. Добрый малый пришел туда не с пустыми руками: он прихватил с собою бутылку вина, хороший кус жаркого, пирог и каравай хлеба. Приступив к работе, он первым делом выкосил четырехугольную площадку, пометил каждый угол опознавательным знаком, а именно бутылкой, жарким, караваем и пирогом, а сам разделся догола и остался в чем мать родила. А в обеденное время пришла погулять на лугу красотка, руки которой он добивался, увидала обнаженного косца, со всеми его причиндалами, начавшими при ее появлении резко увеличиваться, – и обмерла от удивления. Поглядела на него, поглядела, да и спросила: «Эй, приятель, что это у тебя за штука такая? Или, может, зверюшка?» – «Нет, милая барышня, – ответил косец, – это не зверюшка, это мой указательный палец». – «Какой странный указательный палец! – воскликнула девица. – Я такого еще никогда не видела. А на что же он, интересно, указывает?» Косец повернулся лицом к углу, где стояла бутылка, и произнес: «Он указывает, где можно найти бутылку вина». Барышня кинулась в указанном направлении и действительно нашла там бутылку. Отведав вина, она признала: «Экий славный пальчик!» А косец в это время повернулся в другую сторону, и красавица спросила у него: «Милый друг мой, а на что он указывает сейчас?» – «А сейчас он указывает, где можно найти пирог». И она поспешила в тот угол, нашла пирог и принялась смеяться. И точно таким же образом обстояло дело и в третьем углу, и в четвертом. «Вот уж палец так палец, помилуй меня, Господи, – сказала барышня и, обратясь к косцу, продолжила: – И все ж таки это зверюшка, а не палец. Вот ведь у нее, я вижу, есть рот. А любопытно, что такая зверюшка ест?» – «Милая барышня, – мгновенно ответил шельмец, – она не ест ничего, кроме сахара с вашего живота!» И предложил ей лечь на траву, и насыпал ей на живот горсть сахарного песку, и принялся елозить по сладкой поверхности «указательным пальцем», девица же полагала, что происходит кормление пальца. А «палец» собирал сахар все ниже и ниже и наконец очутился там, куда и стремился. Барышня вскрикнула: «Ай, а там-то что ему нужно?» – «Милая барышня, – отвечал наглец, – туда сахарку немного завалилось, вот он его и достает». – «Раз так, – сказала красавица, – пускай наестся вволю. У моего отца целый фургон сахару, я ему его весь скормлю». Наевшись досыта и до отвалу, «палец» и сам добрый молодец вылезли наружу. Косец оделся и вроде бы решил опять приняться за косьбу, а барышня пошла домой. Но ближе к ночи воротилась вместе с отцом на луг, чтобы посмотреть, много ли выкошено, и отец нашел, что выкошено немного. «Ну-ка, дочка, – сказал он, – это тебе раз плюнуть, принимайся-ка за дело!» Дочь и принялась, да только невзначай набрызгала себе на туфли. Добрый молодец, заметив это, расхохотался и сказал дворянину: «Вот, сударь, извольте отдать за меня вашу дочку». Тот рассердился, но отступиться от данного им слова не мог.

Так простой мужик породнился с дворянином. Правда, сейчас знать настолько захудала и обнищала, что портняжки и мясники становятся дворянами один за другим. Причем мясникам даже проще: у них есть уже и лошади и собаки, а портняжкам еще приходится этою тварью обзаводиться.

Какой искатель приключений

Боится стиснутых коленей?

Река в июле льдом застынет,

Коль он шутя их не раздвинет.

6

История про купца и про сороку ^[35]

Жил в Лейпциге богатый купец, и была у него красавица жена. И завела она интрижку с одним студентом. Стоило купцу куда-нибудь отправиться по делам, – а ведь купцы часто разъезжают по делам, и поездки их длительны и небезопасны, – как она посылала за своим возлюбленным и наказывала ему тотчас же к ней явиться. И была у этого купца сорока, причем необычайно болтливая. И только она оставалась со своим хозяином наедине, как немедленно принималась докладывать ему, чем занималась госпожа в его отсутствие и какие пакости вытворяла. И так она разбалтывала все купцу после каждой его поездки. Поэтому и молодой женушке жилось отнюдь не сладко, шли у нее с мужем вечные скандалы и ссоры, и мечтала она только о том, как бы эту проклятущую сороку умертвить. И вот однажды уехал купец в очередной раз по своим делам, а жена его послала за возлюбленным и предалась с ним их всегдашнему занятию. А сорока возьми да и скажи: «Сударыня, как только ваш муж вернется, я ему обо всем подробнейше доложу». Женщину подобная угроза крайне встревожила, и надумали они вдвоем со служанкой вот что: притащили в комнату бочку с водой и накидали туда камней. И принялась служанка молотить кулаками по бочке, а хозяйка начала разбрызгивать воду и швыряться мелкими камнями и песком. И устроили они таким образом самый настоящий град.

Когда через несколько дней купец воротился домой, сорока сразу же выложила ему все насчет хозяйки и ее возлюбленного. Купец ей, как всегда, поверил и принялся стыдить жену, да и поколотил ее тоже. «Как ты можешь верить этой бессовестной птице, – закричала красавица. – Это все враки, бесстыдные враки. Скажи-ка ты, болтунья несчастная, что это был за день, когда я, видите ли, изменяла мужу?» Сорока ответила: «Сама знаешь. В ту ненастную ночь, когда ударил град». – «Ну вот, муженек, послушай, как она врет! Никакого ненастья тут в твое отсутствие не было и града тоже не было. Если не веришь, спроси у соседей!» Купец расспросил соседей, и все подтвердили ему, что никакого ненастья не было. Купец пришел в бешенство и, воротясь домой, свернул своей верной сороке шею. Так, полагал он, надлежало покарать ее за ложь. А на самом деле перехитрила его не сорока, а супруга, которая с этих пор получила возможность предаваться своим забавам совершенно беспрепятственно.

А теперь мне хочется спросить у каждого из вас: верите ли вы во все, что говорят вам жены? И сам же отвечу: верить им не надо, потому что женщины умеют притворно смеяться и плакать и любая хитрость им по плечу; они строят из себя святую простоту, а сами злей и изобретательней иного беса. А стоит появиться в доме слуге или же служанке, которые будут верны своему господину и станут служить ему и печься о его чести и благе, идя при этом против воли хозяйки дома, тут-то их и начнут так или этак выживать и подсиживать, чтобы творить свои пакости и подлости беспрепятственно. Правда, порой случается и так, что на место прогнанного слуги заступает другой, еще более настырный, и глазастый, и болтливей любой сороки. И тогда уж правда начинает колоть глаза во всю мочь. И поэтому главе каждого дома, будь он хозяином или же хозяйкой, надобно, нанимая прислугу, проверить и испытать ее на верность, чтобы впредь уже не поддаваться искушению прогнать и рассчитать неугодного человека в ответ на какой-либо оговор или же прямую клевету. А услышав слова правды, не стоит впадать в ярость и сворачивать доносчику шею, как обошелся купец со своей сорокой. Ведь если бы не поверил он словам жены, да и соседям тоже (потому что и соседи могут стать лжесвидетелями, хотя эти-то как раз ими не были, но ведь всегда сыщутся люди, готовые за деньги оговорить кого угодно), он бы и сороке шею не свернул. Да и впадать в такой гнев в любом случае не надо – а если уж разгневаешься, то ничего в этом состоянии не предпринимай: жди, пока гнев уляжется и осядет, и только потом начинай действовать по своему разумению о справедливости.

7

История про мельника и его жену и про то, как они друг дружке исповедовались

В Базеле жил богатый мельник, у которого была очень красивая жена. Он, однако же, предпочитал любви пьянство, и ночью от него поэтому не было ни соку, ни проку. И пришлось мельничихе самой подыскивать себе утешителя, да, как вы скоро поймете, далеко не одного.

И вот однажды, во дни великого поста, когда каждый, как это заведено у католиков, стремится выказать собственную – подлинную или мнимую – благочестивость, и даже те женщины, на которых, как говорится, пробу ставить некуда, и развратники и выжиги, каких поискать, не совершившие за целый год ни одного мало-мальски доброго дела, хотят причаститься крови и плоти Христовой и полагают себя вполне этого достойными – пусть назавтра все пойдет своим чередом и улучшения человеческой породы будет ровно столько же, как если бы не на крестном ходе они побывали, а провели ночь со свиньями; вот в такие-то дни мельник с женой решили исправиться, да только то отпущение, которое они получили, пришлось мне не по вкусу. Мельник сказал жене: «Милая моя, пора нам становиться людьми благочестивыми. Давай для начала исповедуемся друг дружке в былых грехах, отпустим их один другому и будем впредь жить честно». Жене такая придумка понравилась, потому что ей хотелось выведать все, что было у мельника на уме.

Мельник уселся, жена встала перед ним на колени и начала свой рассказ: «Милый муж мой, я признаюсь тебе во всех своих прегрешениях и надеюсь, ты не станешь мстить мне за то, что тебе доведется услышать. Ибо ночами я только тебя и жажду, – а ты? Как ведешь себя ты? Если бы ноги твои были таковы, как кое-что иное, ты прослыл бы хромым калекой, а то и вовсе безногим. И если бы прыть твоих ног уподобилась прыти и желаниям твоих чресл, ты вообще бы не сделал ни шагу. И поэтому я признаюсь тебе, хотя мне и очень стыдно: я уносила из дома деньги – и медяки, и серебро, и даже, случалось, золото – и отдавала нашему доброму священнику. Потому что он меня долго и сладостно утешал. И школьный учитель тоже. И еще трое твоих батраков – чтобы не назвать тех, имени которых упоминать я не смею. Вот в этом-то я и хочу перед тобой покаяться». И, выдохнув напоследок: «Любимый мой», – женщина закончила исповедь и кротко застыла в ожидании мужнего суда. Услышав подобный рассказ, мельник поскреб затылок и ответил: «А знаешь, если бы мне про тебя такое рассказал кто-нибудь другой, я бы побожился, что он лжет и что ты так поступать не можешь». Мельничиха возразила ему: «Но это сущая правда, и отсюда, дорогой муженек, давай и начинать». Мельник сперва было осерчал, но потом взял себя в руки, подумав: «Я же сам в этом виноват. И если я ее побью, то навлеку на себя Божью кару». А вслух вымолвил: «Ладно, отпускаю тебе твои грехи, но и ты на меня, – когда я поведаю тебе о своих, не гневайся». И с тем женщина получила полное отпущение грехов.

А мельник встал перед ней на колени и в свой черед произнес: «Эх, милая моя женушка, и я попрошу тебя не мстить мне за то, что тебе доведется услышать. Я не утаю от тебя ни одного из моих прегрешений». И жена ответила: «Говори же! да смотри ничего не скрывай!» И мельник продолжил: «Узнай же, любимая жена моя, что я не даю женщинам прохода, ни молодым, ни старым, – и даже сегодня, пока ты ходила к мессе, спознался с нашей служанкой, о чем сейчас искренне сожалею. А со служанкой соседа я занимаюсь такими делами постоянно – на мельнице, на мешках с мукой, – и только всякий раз мне боязно, что ты можешь внезапно прийти и нас застукать». И на этом он завершил свою исповедь. Мельничиха, в отличие от мужа, не сумела совладать с собой, она посмотрела на мужа с нескрываемой злобой, а затем сбила его наземь хорошим ударом и стала топтать ногами. Он же взмолился к ней: «Прекрати, дорогая женушка, кара, наложенная тобою, чересчур сурова!» А мельничиха выдрала у него обеими руками по пучку волос и завопила: «Вот тебе твои шалости, старый козел, вот тебе твои шалости!» И мельник воззвал к ней вновь: «Ты же сама занималась тем же самым, почему ж ты не хочешь простить меня, почему ты мне мстишь?» Но мельничиха рассвирепела еще сильней: «Мне-то пришлось заниматься такими делами по твоей милости! Потому что ты был пьян день и ночь и обращался со мною как с деревянной колодой! И как возместишь ты мне все, чего я от тебя недополучила? Я все время была согласна и готова, а ты меня сам даже ни разу не попросил! Поэтому я назначаю тебе в знак покаяния носить шутовской колпак!» И действительно, заказала шутовской колпак и заставила мужа носить его. Ну, не всегда, но время от времени.

Эта история, когда я ее впервые услышал, изрядно меня позабавила, и я подумал: «Раз так, то я-то уж поберегусь исповедоваться перед собственной женой, а то как бы не пришлось мне носить шутовской колпак. А поскольку я частенько бываю пьян и болтаю во хмелю много лишнего, то дурацкий колпак может превратиться в здоровенную дурацкую корону, и придется мне эту корону носить на голове не снимая. Но покуда точно то, что я рожден девятнадцатого декабря, точно и то, что ночью я кое на что горазд». Поберегитесь, однако же, добрые мужья. Тот из вас, кому придет в голову исповедоваться перед собственной женой, пусть вспомнит для начала нижеследующий стишок:

Говори не все, что знаешь,

Иначе дурака сваляешь.

Тебя за честность не похвалят,

А шутовской колпак напялят!

НОЧНОЙ ДОЗОР

Ночным дозором называется сия занятная книжица, содержащая немало историй и стихотворений, призванных служить к вящей пользе находящимся в ночном дозоре офицерам и унтер-офицерам, а также и прочим господам, одолеваемым в ночную пору дремотой или же печальными мыслями, множество шванков для которой собрал и сочинил

БЕРНГАРД ГЕРЦОГ

в Магдебурге у печатника Иоганна Франка

1

О вдовушке и о том, как она поведала студенту о своих чувствах ^[36]

Одного пригожего, однако же весьма скромного и простодушного, да вдобавок еще не женатого молодого человека родом из Рейнской земли, послали родители учиться в Австрию, в город Вену. С особым же тщанием следовало ему слушать одного тамошнего доктора и профессора очень почтенного возраста и руководствоваться его советами во всех своих делах. И хотя юноша был замечательно хорош собою, изводил он молодую красоту, как, впрочем, и надлежало бы поступать всем студентам, за книгой, а вовсе не за каким-нибудь веселым времяпрепровождением. Короче говоря, он предался наукам с таким пылом, что на приятное знакомство с красотками не оставалось у него ни времени, ни желания. Но проживала там же, поблизости, молодая, красивая и статная вдовушка, потерявшая мужа за несколько месяцев до того, но охоты к супружеским занятиям и забавам от этого ничуть не утратившая. К студенту же она воспылала особой любовью, да и без похоти дело не обошлось; она буквально не давала ему проходу и всячески намекала на то, что не прочь с ним спознаться. А скромник наш и простак никак не мог сообразить что к чему.

Поняла бабенка, что задача перед ней непростая, и принялась голову ломать над тем, как бы его все-таки соблазнить, и сил на такие размышления и приуготовления не жалела. И прознала она наконец, что честному и благонравному молодцу надлежит руководствоваться советами старого учителя, и тут же отправилась к профессору и заявила ему, что, мол, студент ей проходу не дает, пристает к ней и так и этак, чтобы ее, несчастную вдовицу, соблазнить и лишить доброго имени. И изложила старику нижайшую просьбу окоротить парня и заставить его вести себя прилично, потому что ежели такое будет продолжаться и впредь, придется ей обратиться за помощью и защитой к родне. Добрый и богобоязненный старый господин дружески попросил ее с выполнением этой угрозы повременить; он-де преподаст юноше хороший урок и, вне всякого сомнения, отучит его соблазнять честных женщин. Бабенка убралась восвояси в полной уверенности, что дело ее выгорело.

Когда же добропорядочный и прилежный юноша, ни о чем таком, разумеется, не подозревавший и не помышлявший, пришел из университета домой, после наполненного единственно учеными штудиями напряженного дня, старый профессор призвал его к себе, изложил со всеми подробностями то, что услышал от вдовушки, и без обиняков заявил, что, буде молодой человек не покончит раз и навсегда с подобными непотребствами, придется ему, профессору, сообщить об этом его родителям. Бедный студент начисто все отрицал и клялся, что он ни в чем таком не повинен. Профессор не поверил ему, но, прочитав хорошую проповедь, отпустил до поры до времени с миром.

Когда вдовушка сообразила, что проделка ее не принесла ей желаемого результата, она вновь отправилась к профессору, расписала ему все еще жалобней, сказав, в частности, что студент тискает ее где ни попадя и сил на сопротивление у нее уже почти не остается, и попросила старца с еще большею настоятельностью усовестить своего подопечного, потому что иначе ей уж непременно придется обратиться за помощью к родственникам, чего ей, однако, делать крайне не хочется. Раскрыла она кошелек, достала оттуда двойной дукат и дала его господину профессору с просьбой вручить монету юноше – с тем, чтобы тот пришел наконец в себя и оставил ее в покое, а если и это не поможет делу, тогда, мол, придется ей, пожалуй, обратиться за помощью не только к родственникам, но и к судье, а заодно и к университетскому ректору.

Добрый и богобоязненный старый господин был обеспокоен ее жалобами еще сильнее, чем в первый раз. Он послал за студентом, решив показать ему где раки зимуют. А юноша вновь принялся настаивать на своей невиновности и попросил устроить ему с клеветницей встречу. Профессору такая просьба показалась разумной, и он послал за веселою вдовушкой, а та, принарядившись и нарумянившись, поспешила к воспитателю, будучи на этот раз совершенно уверена, что все пойдет как по писаному.

Профессор повторил ее слова о непотребном поведении студента, рассказал и о категорическом отрицании тем своей вины и заявил, что хочет выслушать их обоих вместе и сразу. Бабенка подумала: «Мне бы этого студентика только заполучить, а там уж я на него управу быстро найду». Однако же заговорила, чуть не плача, о том, как трудно ей сдерживать его натиск, о том, как он, пройдоха, ни на минуту не оставляет ее в покое и подбивает заняться с ним всякими пакостями, и терпеть подобное впредь она не намерена, и придется ей обратиться за помощью и заступничеством к родственникам, чего она до сих пор не сделала единственно потому, что не хотела давать пищу слухам. К тому же ей ясно, что родичи, прослышав о подобных делах, не остановятся и перед человекоубийством, – и хотя бы из простой благодарности за спасенную жизнь студенту следовало бы избавить ее от дальнейших посягательств и поползновений. А он, мерзавец, и в ус не дуя, явился прошлой ночью, часиков этак в десять, к ее дому, взобрался сперва на здоровенную кучу щебня, лежащую у ворот, а оттуда – и на дерево, растущее прямо у нее под окном, и скользнул в окно, открытое по случаю теплой погоды, да и давай принуждать ее уступить его намерениям. Когда же она кликнула соседей на выручку (что столь же вероятно, как если бы завопила «караул» мышь, угодившая в корзину с сыром), юноша тем же способом, что и пришел, покинул помещение и благополучно скрылся. И вот этого-то она уже никак не хочет и не может терпеть и вынуждена сообщить о насилии старшим в семье, а те уж как-нибудь ее в беде не оставят. Добрый молодец отпирался как умел и, пожалуй, только сейчас понял, в какой переплет поневоле угодил. А старый книгочей, ничего не сообразив, отпустил их обоих, хотя и прочитал перед этим юноше нешуточную мораль.

Будучи обвинен столь облыжно, добрый студент почувствовал настоятельную необходимость во всем как следует разобраться. Он направился к дому вдовы, нашел там все так, как она и описала, отчего только укрепился в подозрении, что над ним изрядно подшутили. На следующую ночь он залез на дерево, растущее под окном у вдовы, и забрался в спальню. Дерево при этом изрядно скрипнуло, но не сломалось. Вдовушка, однако же, не кликнула на выручку ни соседей, ни родственников, не пожаловалась ни судье, ни старому профессору, да и вообще жалоб от нее было больше не слыхать.

2

О том, как папа римский наложил покаяние на ландскнехта и что из этого вышло ^[37]

Один вояка отправился в Рим и пошел на исповедь к римскому папе. Он поведал владыке о своих грехах, каковых накопилось немало, и попросил отпущения и покаяния с тем, чтобы не попасть за эти грехи в ад. Папа повелел ему в течение двух лет не пить вина, не есть мяса, не спать на перине и не прикасаться к женщинам. А через два года ему следовало явиться в Рим снова. Ландскнехт поклялся папе впредь так и поступать и начал соблюдать обет, чрезвычайно для него нелегкий. Пошел он странствовать по свету, и странствовал долго, и истратил все свои деньги, да и одежда на нем обтрепалась и прохудилась.

И оказался он однажды неподалеку от женского монастыря. Монастырь стоял у дороги, окруженный чудесным садом, и в саду росло красивое грушевое дерево. Добрый молодец, сильно изголодавшись, забрался на дерево и начал есть груши. И вышло так, что как раз в эту пору прогуливалась в саду, по своему обыкновению, настоятельница тихой женской обители. Она конечно же увидела вора и потребовала у него ответа на вопрос, по какому праву или с чьего разрешения он взобрался на дерево. Добрый молодец объяснил свое поведение единственно муками голода. Надеты же были на нем дырявые штаны – и картина, открывшаяся снизу, показалась аббатисе в равной мере внушительной и заманчивой. «Грех этаким пренебречь», – подумала монахиня и пригласила вора в келью, а там выставила перед ним на стол вино и мясо. Он же наотрез отказался от угощения, поведав, что действует согласно повелению и запрету самого папы римского. Настоятельница возразила ему, заметив, что из любого положения можно найти выход, и выставила на стол рябчиков и мальвазию. При этом она уверила ландскнехта, что рябчиков нельзя назвать мясом, а мальвазию – вином. Когда же настала ночь, монахиня предложила доброму молодцу разделить с нею ложе. Но и от этого он отказался, поведав, что спать на перине ему также запрещено. Аббатиса возразила, сказав, что перина набита пером (это видно уже из ее названия), а ее девический матрац – легчайшим пухом, и воин согласился с ее доводами. И тут захотела радушная хозяйка со своим гостем совокупиться. Но и это запретил ему папа римский, ответил ей вояка. Нельзя ему прикасаться к женщинам. К женщинам нельзя, согласилась настоятельница, а к монахиням можно, потому что монахини не женщины, а сестры Господа Бога нашего. И провел ландскнехт в женском монастыре на правах, коли можно так выразиться, отца настоятеля как раз два года. Вел он себя там, вне всякого сомнения, хорошо и делал то, чего от него требовали, потому что иначе бы его в монастыре столько не продержали.

И вот в назначенный срок явился он в Рим и потребовал отпущения грехов, так как епитимья была уже позади. Папа призвал его на исповедь и первым делом спросил, пил ли он вино. Нет, ответил ландскнехт, потому что все это время он провел в монастыре, а там употребляют только мальвазию. Спросил папа, ел ли он мясо. Нет, ответил ландскнехт, только рябчиков и другую птицу, а ведь это не мясо. А не спал ли он на перине? Нет, потому что перину набивают пером, а он спал на матраце, набитом легчайшим пухом. Все эти грехи отпустил ему папа и спросил под конец, не спал ли кающийся грешник с женщинами. С женщинами не спал, ответил солдат, только с одной аббатисой и множеством монахинь. Папа римский впал, услышав такое, в великий гнев и наложил на греховодника вместо отпущения грехов полную анафему, потому что монахини суть сестры Господа Бога нашего. «Раз так, – ответил ландскнехт, – то я прихожусь Господу нашему свояком, и мы уж с ним сами по-родственному разберемся, а отпущения вашего мне не надо». И возвратился в обитель к поджидавшим его монахиням.

ОТВРАТИ ПЕЧАЛЬ

Сия книга состоит из пятисот пятидесяти благородных, благопристойных, веселых и разоблачительных рассказов и притч старых и новых писателей, среди коих и фацетии прославленного ученого поэта Генриха Бебеля, увенчанного венком, а также некоторые новые правдивые истории из жизни всех сословий, к каждой из коих присовокуплена для ясности особая мораль. Нигде прежде не выходила в свет. Записана и составлена

ГАНСОМ ВИЛЬГЕЛЬМОМ КИРХГОФОМ

<1563–1603>

1

Про то, как прогнали старосту

Истинно и доподлинно говорю вам, частично и на основании собственного опыта, что, встретив лицо, облеченное властью, мужики наши снимают перед ним шапку и не просто так, а главным образом по трем причинам. Во-первых, они боятся того, что служитель, которому они выкажут неуважение, обойдясь без подобающего приветствия, их за это как следует прищучит. Во-вторых, им стыдно того, что их могут счесть нерасторопными и неуклюжими. В-третьих же, и это самое главное, они надеются на то, что снятие шапки в знак почтения принесет им со стороны человека, которому столь явно польстили, несомненную выгоду, так что поведение их откровенно своекорыстно. Ах ты Господи, если бы только всем это было бы настолько же ясно, как мне самому! Поэтому вникните хорошенечко в нашу историю! В некоем глухом местечке один добрый и справедливый человек был на протяжении многих лет сельским старостой, а затем его неизвестно почему сместили и прогнали. Вскорости после вынужденной отставки довелось ему отправиться пешком к реке – довольно широкой и вдобавок к тому вышедшей из берегов чуть ли не около самого моста. Пока бывший староста, озираясь по сторонам, раздумывал, как бы ему перебраться на другой берег, попался ему на глаза мужик, косивший траву. Мужик не слышал еще о его смещении и обратился к бывшему старосте так: «Господин староста, ежели вам угодно попасть на другой берег, так я вас от всей души перенесу на своем горбу». Старосте подобное предложение пришлось кстати, и, согласившись, он сел на мужика верхом. А когда они очутились уже посередине реки, решил он своего перевозчика приободрить и вымолвил: «Милый мой! Ты мне оказываешь великую услугу! И ежели случится так, – а так оно, несомненно, и случится, – что меня снова сделают старостой, я уж постараюсь тебя как следует отблагодарить». Мужик спросил: «А что, вы больше не староста?» – «Нет». – «Тогда какого же черта я тебя, подлеца, на себе тащу! А ну пошел к такой-то матери!» И с этими словами скинул старосту в воду да и пошел прочь. А добрый человек был одет тяжело и богато – и поэтому чуть не утонул и добрался до берега лишь с великим трудом. Вот потому-то и говорят: мужику мил тот поп, что не стращает с амвона, тот староста, что не велит работать, тот сборщик, что не собирает налога, да тот солдат, что никого не грабит. А если не соблюдаешь подобных правил, то, значит, ведешь себя крайне неосмотрительно и должности своей скоро лишишься – а уж тогда мужики и продавать тебе не захотят ничего, что прежде приносили и норовили отдать даром.