Текст книги "Сущник"

Автор книги: Михаил Сизов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

В заключение вводной части что ещё хочу сказать. Каким образом кусочек эоса протёк в наш мир и как Маер смог его записать – этого мы не знаем. Также мы не знаем, что такое эос вообще. Между тем мы этим пользуемся.

Профессор снова воспользовался графином и, налив в стакан, картинно, со звоном закрыл его стеклянной затычкой. Затем проговорил, подражая кому-то из древних:

– Да-с, не знаем-с. Кульминация науки – непознаваемое. А с чего всё начиналось?

Наклонившись, старичок достал из-под кафедры деревянную дубину и гулко ударил по столешнице. Довольный оторопью слушателей, продолжил:

– Вот с этого и начиналось. С вещи брутально простой и понятной. И с этого мы примемся изучать историю технологий…

Кафедра исчезла, на её месте из пола вылезли густые кущи джунглей, пахнуло древесной прелью и ещё какой-то гнилью. Профессор в строгом костюмчике и с суковатой палкой в руке среди дикой буйной растительности напомнил Марику пассажира с потерпевшего катастрофу самолёта. В каком старом фильме он это видел? Не вспомнить названия. В голове всё перемешалось – столько информации поглощать зараз он не привык. Вот, значит, какая она, академия.

* * *

На перемене Марик бесцельно бродил по коридорам, затем вышел на улицу, вслед за толпой студентов. Мягко припекало искусственное солнышко. Насколько знал Марик, академия находилась внутри какого-то астероида, чьи координаты конечно же держались в секрете. Наверное, роботы выгрызли внутренность небесного тела, а входной тоннель завалили. В любом случае наружу отсюда не выйти, все входы-выходы охраняются местным кибером. Это замкнутое пространство не то чтобы давило на подростка, – полазивший по узким тоннелям своего ковчега, он легко подобное переносил, но всё равно было неуютно. На улице меж учебными корпусами группками и в одиночку бродили сверстники необычной наружности и в смешных нарядах. Издалека он увидал Риту. Она стояла с двумя девочками, о чём-то говорила и смеялась. Все они были даблами, но Марик вдруг почувствовал, что дабл Риты выделяется среди других. Плавные движения рук, жесты, свет её глаз, притягивающий даже на таком расстоянии, – всё было мило и дорого. На башенке административного здания гулко пробили куранты, студенты заспешили в аудитории, и Рита заметила друга. Взмахнув рукой, она звонко крикнула: «После занятий на лестнице!»

По расписанию следующим предметом следовала «Теория познания». Лектором оказался моложавый сухой мужчина с очками на носу – стиль «ретро» был в академии моден. Очкарик почему-то сразу не понравился Марику.

– Я буду читать вам гносеологию, – как-то небрежно, говоря в нос, представился профессор и начал с места в карьер. – О чём вам рассказывали передо мной? О компьютерах? Хорошо. Запоминайте цифры. В обозримой вселенной содержится не более 10⁹⁰ атомов. Вселенная в той форме, в которой мы её наблюдаем, существует 10¹⁸ секунд. Если все эти атомы превратить в ячейки памяти классического компьютера и запустить его от начала существования мироздания до нынешнего дня, то он успеет сделать не более 10¹²⁵ операций. Высчитывается это по времени одной операции, которая равна времени прохождения электрического сигнала по диаметру атома – 10^-17 секунд. Теперь прикинем, много это или мало – 10¹²⁵ вычислительных операций компьютера. Цифра непредставимо большая. Но этих операций не хватит, чтобы записать с достаточной точностью квантовомеханическую волновую функцию системы, состоящей всего из 1000 субатомных частиц. Я уж не говорю о сложных системах – в геологии, биологии, социальной жизни. То есть даже абсолютный компьютер, размером со всю вселенную, не в силах записать всё, что происходит в малой части вселенной. Он даже приступить к этому не успеет – ячейки памяти сразу забьются. Вопросы есть? Вопросов нет.

Лектор поправил очки на носу, сурово оглядел притихших студентов и продолжил:

– Значит ли это, что мы не можем постичь наш мир? Не являются ли наши знания иллюзией? В своих рассуждениях оттолкнёмся от следующей аксиомы: частное не может познать целое. Так ли это? Определённо так. Муха, ползающая по ноге слона, никогда не сможет увидеть слона целиком. Даже если она взлетит, слон не вместится в её обзор. Из этого делаем вывод: чтобы познать целое, познающий должен быть больше этого целого. Другими словами, чтобы познать универсум, мы, люди, должны быть больше универсума. Если пользоваться религиозными категориями, то мы должны быть богами. Являемся ли мы богами? Определённо да! И утверждение своё я докажу.

Профессор упёрся костлявыми кулаком в кафедру, наклонился вперёд, словно бодая невидимого врага, и выкинул вперёд другую руку:

– Вот вы, молодой человек в первом ряду. Какой у вас рост?

Полноватый коротышка с копной фиолетовых волос неуверенно встал и пролепетал: «Один метр и…»

– Один метр! Наверное, думаете: во мне всего один метр, а вселенная вон какая огромная. Но именно один метр и делает вас богом. Соотнесём ваш рост с расстоянием до квантового «дна» материи – это примерно 1 к 10^-35 метров. Аналогично и с «потолком» материи – до него более 10²⁷ метров, если принять, что диаметр вселенной равен 10 миллиардам световых лет. То есть 35 порядков вниз и 27 порядков вверх, а мы – в центре. Может ли тварное существо, ограниченное своей детерминированностью в материальном мире, хотя бы теоретически дотянуться до дна вселенной и до её потолка? Это не представимо, 10^-35 – такая цифра вообще не укладывается в сознании. Но мы это сделали. Достигнув эоса, выйдя за пределы материи, мы встали над всем универсумом. Такое по плечу только богу этой вселенной, из чего следует, что мы способны, как минимум, её познать. Это тот не шаткий камень, на который я буду опираться, читая вам курс гносеологии. Вопросы есть? Вопросов нет.

Марк поднял руку:

– Извините, профессор, вы сказали, что мы боги и чего-то достигли. То есть выросли от малого до большего. А Бог – Он же от себя отломил кусочек и так создал вселенную. Богу никуда расти не надо.

Лектор поджал губы:

– Глупый вопрос. Вектор движения роста, вверх или вниз, довольно условен. Материальный мир полон рекуррентных, возвратных процессов – это теплообмен, инверсия геомагнитного поля планеты, смена заряда электрона. Эффект маятника – это обыденное состояние материи. Тут зависит от точки зрения наблюдателя: ему кажется, что он движется вперёд, а на самом деле находится в одной из точек повторяющейся амплитуды. Инверсия есть в математике и в более тонкой области – в мысли человека. Ваши воспоминания – это тоже инверсия. Главное для нас – качественный уровень, явленный в процессе движения, бытия. Например, в истории человечества, которую вы будете изучать, были моменты, которые называют «застойным временем». В действительности же это не застой, а идеальная точка равновесия у качающегося маятника. Но об этом поговорим позже.

– Извините, но вы не ответили, – снова поднял руку Марк. – Если мы боги, то зачем нам расти? Или меняться, как вы сказали. Богу разве нужно меняться, двигаться куда-то?

– Юноша, движение – это бытие. А условно понимаемый Бог и есть бытие. Вы ведь о христианском Боге спрашивали? Насколько знаю, ваши богословы описывают взаимоотношение Его Ипостасей как предвечную любовь, то есть как бытие непрестанного движения одного к другому. Любовь есть движение, как и всё остальное в нашем космосе. Ещё вопросы?

О любви профессор говорил ледяным тоном. У Марика никогда не было врагов, да и откуда им взяться в родном ковчеге? Он даже не знал, что это такое. А тут ощутил в преподавателе острую неприязнь к себе.

Трибунал

После занятий Марк ждал Риту на ведущей к площади монументальной лестнице, в конце которой находились кабинки гэстутилизаторов. Покидать гэстинг абы где, распыляя свои даблы на публике, учащимся не рекомендовалось – таковы уж местные традиции. Прислонившись к высокому каменному парапету, нагретому солнцем, он скользил взглядом по мелькающим лицам студентов. Некоторые спускались по лестнице, прыгая на одной ножке – радовались как дети окончанию учебных мытарств.

– Давно ждёшь? – лицо Риты тоже светилось радостью, хотя, кажется, по другой причине. «Неужели соскучилась по мне?» – подумал Марчик и сразу отмёл эту мысль. Но сердце глупо забилось.

– Минут десять. Наблюдаю тут за чудиками.

– Знаешь, среди них есть интересные, я с двумя познакомилась, они настоящие уже художники, их картины взяли в Магистраль, в дворец какого-то дожа, – начала рассказывать скороговоркой Ритка и, заметив потемневший взгляд друга, уточнила. – Это девчонки. И они не мумми.

Марик не успел ответить – за спиной раздался знакомый голос:

– А, живород со своей живородкой! Вот так встреча!

На три ступеньки выше стоял Эдик и сверху бесцеремонно их разглядывал. Ситуация была унизительной, хотелось побыстрей это прекратить.

– Иди домой, – примирительно отозвался Марчик и, почувствовав жалкую нелепость сказанного, добавил: – И дома уши помой.

Глаза Эдика сузились, он осклабился:

– Мне-то зачем мыться? Это подружке твоей надо подмываться, а то забрюхатит, раздуется как пузырь, как же будешь суку свою пользовать?

Марик поднялся на две ступеньки вверх и неловко ударил мумми в живот – до лица дотянуться он не смог. Эдик отшатнулся и с разворота ударил его ногой. Удар был не точный, носок ботинка лишь скользнул по щеке, но лицо обожгла острая боль. То, что эта боль фантомная, поскольку у даблов отключаются болезненные ощущения, Марик не успел осознать. Он уже ни о чём не думал – прыгнул в ноги противника, как делал это однажды, лишившись шпаги в одном из детских ролевиков. Эдик потерял равновесие, перекувырнулся через спину Марка и полетел вниз по ступенькам. Теперь он был внизу, а Марк наверху. Мумми встал на ноги, поднял окровавленное лицо. И тут Марчик не поверил своим глазам: уши у Эдика вытянулись и заострились, на их кончиках зачернели кисточки. Лицо продолжало трансформироваться в кошачью морду, сквозь одежду проступила шерсть – и вот уж на ступеньках, поджав передние лапы, сидела огромная рысь, изготовившаяся к прыжку. Марчик инстинктивно отшатнулся в сторону и одним махом вскочил на парапет. Внизу был лютый зверь и… Рита. Она стояла, опустив руки, застыв на одном месте. Марк успел схватиться за бронзовую рукоятку факела, выхватить его из подставки и прыгнуть навстречу оборотню. Время замедлилось, Марк видел перед собой шерстистый череп зверя и успел в полёте поднять руку, чтобы со всей силы хрястнуть по нему увесистым канделябром.

От сшибки потемнело в глазах. Они катились вниз, вцепившись друг в друга. Оборотень был ещё живой, он в агонии рвал клыками голое, безрукое плечо Марика, во все стороны летели ошмётки мяса с осколками костей, а Марик единственной рукой пытался зажать ему пасть. Боли не было – с ума сводил муторный дух факельного масла, палёной шерсти и металлической ржавчины. Так пахла, наверное, липкая кровища, в которой елозили два сплетённых тела. Наконец зверь затих, и дабл Марика тоже перестал жить – подросток вдруг осознал себя в дабл-кресле, в своей комнате.

Спустя десять минут к нему ворвалась Рита:

– Живой?!

– Рита, Ритунь, ты плачешь что ли? Я же был в дабле.

– Ой, глупая я, там было так натурально… Слушай, я тоже оттуда уйду.

– Откуда?

– Из академии. Тебя же отчислят.

– Ну-у… я на оскорбление отвечал.

– Всё равно отчислят. А здорово ты кошку драную факелом поджёг! Как она верещала!

– Драная, конечно, да в ней килограммов сто было, чуть не задавила. А из академии не вздумай уходить, ты же картины рисовать хочешь и, вообще, тебе учиться надо. Да, может, и не отчислят.

Вечером киберу Старковых поступил гэстинг-запрос от проректора академии. Гость недолго говорил с родителями, затем попросил аудиенции с Марком.

– Кто из вас первым применил физическую силу? – поинтересовался он.

– Сначала ударил я.

Проректор удовлетворённо кивнул и сообщил:

– Дальнейшее ваше присутствие в академии не желательно.

– Но я же не просто так, он оскорбил меня и… мою подругу!

– Вы тоже нанесли оскорбление своему оппоненту, задев честь его клана рысей. Он участвует в одном из секторов Магистрали, где реконструируются мифы народов мира, а факультет наш напрямую сотрудничает с реконструкторами… Да вы не переживайте! – проректор смягчился, оставив официальный тон. – Его мы тоже отчислили.

Марик постарался скрыть свои чувства, с нарочитой деловитостью спросил:

– Решение окончательное?

– Да. Предварительное решение принималось двумя вашими преподавателями. Один воздержался, а другой, который читал вам лекцию по гносеологии, высказался категорически против вашей персоны в стенах академии. Он считает, что человек, опустившийся до уровня быкоголового, уже не поднимется до творца – круо не может стать крео, а посему обучать такого человека в академии креоники не имеет смысла. Это логично, и ректор наш, Орест Евгеньевич, подписал приказ.

* * *

Весть об отчислении, конечно, огорчила родителей. Отец, впрочем, понадеялся, что через знакомых филологов-креоников ему удастся попробовать поставить вопрос о пересмотре дела, но тон его был неуверенный.

– А пока что займись физикой, – предложил он сыну. – Преподавать буду я и, думаю, мои коллеги из «Макрокванта» тоже подключатся. Ещё, если хочешь, почитаю тебе что-нибудь из филологии. Начать можно с древнегреческой литературы.

Рита после уговоров Марика и родителей отчисляться из академии не стала. Встречались они теперь редко – учёба занимала всё время девушки, а Марчик целыми днями слонялся по базе «Макрокванта», устроенной внутри астероида. Пару раз он выходил на поверхность, но там было ещё скучней – совершенная тьма вокруг. Как объяснили друзья отца, место для базы выбрано на самом краю космоса, дальше только искривлённое пространство, за которым неведомо что. Людей на базе было мало, основная работа кипела в дата-центре в эосе, но туда Марчика не пускали – рано ему в эос, прежде надо экзамен на существимость сдать.

Занятия по физике проводились без всякого расписания и плана – кто освободится, тот и читает курс. Из-за этой путаницы дело двигалось туго, и Марчик вскоре потерял интерес к учёбе. Куда занятней было выполнять разные мелкие поручения физиков и слушать их научные диспуты. Как оказалось, не все в «Макрокванте» были уверены, что за стенкой искривлённого пространства находится эос. Возможно, полагали они, там тоже эос, но иной природы. Отец Марчика яростно с ними спорил, и результаты исследований, кажется, были на его стороне – зонды фиксировали на границе макромира те же эффекты, что проявляются на квантовом уровне, в микромире. В частности, физики столкнулись с «эффектом наблюдателя», который вносил ошибки в их расчёты и сбивал с толку.

Миновал месяц, когда отец пригласил Марчика для серьёзного разговора.

– Маркус, я мог бы тебе этого не говорить, но тогда я был бы не честен перед тобой. Помнишь моё обещание, что филологи похлопочут за тебя в академии? Мне не верилось, но они всё же достучались до Высокого Трибунала. Сразу говорю: ты можешь отказаться.

– От чего?

– От свидетельствования перед трибуналом академиков. Проблема в том, что если он тебя не оправдает, то прежние обвинения будут подтверждены самой высокой инстанцией, этим самым трибуналом, и тогда для тебя закроется дорога не только к креоникам, но и в другие академии. Трибунал ведь и состоит из глав академий. В итоге, не получив образования, ты не сможешь присоединиться к сообществам. Если кто тебя и примет, то лишь какие-нибудь маргинальные группки. Ты станешь изгоем.

Немного подумав, Марк ответил:

– Папа, я всё-таки попробую. Считаю себя правым и отступать не стану.

Отец тяжело вздохнул:

– Тебе решать. Да, лучше бы я тебе не говорил, но каждый имеет право на выбор. Даже родной сын.

Мама, в отличие от отца, высказалась категорически против «судилища». Но переубедить сына ей не удалось.

– Запретить тебе я не могу, – сдалась, наконец, она, – но исполни просьбу – посоветуйся сначала со своим законоучителем. Если он благословит…

– Хорошо, мам, я встречусь с владыкой.

Не откладывая, Марк отправил запрос на гэстинг в «Мегиддон». Епископ Игнатий был занят, и приём назначил на следующий день, на время после утренней молитвы.

Архиерейский ковчег внутри ничем не отличался от других, если не считать огромного монастырского комплекса, построенного под куполом дендрария. Рассказывали, что крепостные стены Свято-Троицкой лавры сложены из настоящего камня, вывезенного с Земли. Из того же камня была построена и надвратная церковь, напротив которой стоял гэсткреатор. Воплотившись в дабле, Марк, как водится, прочитал краткую молитву, перекрестился на надвратную икону и под высокой аркой прошёл на монастырскую территорию. Глазам предстало небо из куполов-крестов. Выше всех пузырилось навершие московского Храма Христа Спасителя, за которым торчали два острых зуба Кёльнского собора. Казалось, что сюда, за крепкие русские стены перенесены все церкви мира.

В будке при вратах сидел послушник (не кибер и не дабл, а живой человек!), он и подсказал, что Его Преосвященство по субботам, то есть сегодня, принимает посетителей в Троицком соборе. Ладанно-душистую внутренность этого храма освещали только свечи, в дымчатой глубине одесную от иконостаса трое монахов протяжно читали акафист перед ракой с мощами преподобного Сергия. Марк ещё раз перекрестился, но к мощам прикладываться передумал – всё-таки он в дабле.

Епископ был в обыденной рясе и какой-то весь необычно домашний. Пригласил в трапезную чаю попить.

– Ну, с чем пожаловал? – наконец спросил он. И, выслушав краткое повествование студиозуса о своих подвигах, осенил крестным знамением: – Божие благословение да будет с тобой. Если решил идти на трибунал, иди.

– Владыко, стыдно сказать… боюсь.

– А чего бояться? Там пытать не будут. Пришёл да ушёл.

– Боюсь, что суд проиграю.

– С давних времён известен такой олимпийский закон: главное не победа, а участие. Но бывает, что само участие уже является победой. Есть одна интересная история, которую сохранил для нас брат Иоанн Мосх. Это духовный писатель, который родился в шестом веке в Дамаске и монашествовал близ Иерусалима. В ту пору Израиль был православным, равно как и весь Ближний Восток, и Африка, и Европа. И вот Иоанн отправился путешествовать по святой православной земле, записывая всё, что видит и слышит. Прибыв на Синай, он остановился в Илиотской лавре и там услышал рассказ одного аввы… как же его… там ещё про чёрного арапа.

Архиерей пошевелил пальцами в воздухе, и на помощь пришёл кибер, мягким баритоном дал справку:

– Звали его авва Феодосий Молчальник. Однажды молчальник вдруг разговорился и поведал:

«Прежде чем удалиться в пустыню, в состоянии духовного восторга я видел юношу, лицо которого сияло светлее солнца. Взяв меня за руку, он сказал:

«Пойдём, тебе предстоит состязание».

И привёл меня в театр, обширности которого я не могу описать. Весь театр был заполнен зрителями. Одна часть их была в белых одеждах, другие были черны, как эфиопы. Юноша привёл меня на середину театра. Здесь я увидел эфиопа необыкновенного роста: голова касалась облаков. Он был безобразен и имел вызывающий вид.

«Вот с ним тебе предстоит борьба», – говорит мне юноша. При виде исполина я пришёл в ужас и задрожал… «Кто же из людей, имея одну человеческую силу, может бороться с ним?!» – воскликнул я.

«А ты всё-таки бодро выходи против него: Я буду при состязании… Сам буду судьёй и вручу тебе победный венец».

Мой противник также выступил на середину, и мы начали борьбу. Быстро явился дивный Судья и вручил мне венец. И вот – всё множество эфиопов с воплем вдруг исчезло. Другая часть людей, облечённых в белые одежды, воссылала хвалу Тому, Кто помог и доставил мне славную победу». Конец цитаты.

– Вот так и было, – кивнул епископ, – спасибо, Нестор.

«Ну и владыка! У него кибер как мой Кузя, с именем», – удивился Марчик.

– Ясно теперь? – благодушно вопросил архиерей.

– Кажется, я что-то прослушал. Этот авва только вышел на арену, и тут же его наградили. А за что?

– За то, что не испугался, вверив себя в руки Божии. Рассказ этот пророческий – о последних временах, в которые мы сейчас живём. Ведь просто вера в Бога – уже подвиг для нас. Такие времена… Тебя, кстати, и назвали в честь апостола последних времён, апостола слабых. Евангелие от Марка ведь самое короткое из всего Четвероевангелия, события в нём изложены конспективно, без подробностей – для чтения ленивцами.

Владыка встал из-за стола, перекрестил Марка:

– Бог тебе в помощь.

* * *

На коллегию прибыли не все академики, но кворум собрался – десять особ, облачённых в мантии. Пышных сидел с краю, главным он здесь не был. Председательствующий представил Марку адвоката, флегматичного вида академика средних лет, и открыл заседание Высокого Трибунала. Говорил только он и задал всего два вопроса.

– Насколько мы знаем с ваших же слов, – начал судья, – вы ударили сокурсника, потому что он нанёс оскорбление вам и вашей подруге. В чём заключалось оскорбление вам?

– Обозвал живородом.

– Расхожее ругательство. Этого явно недостаточно, чтобы оправдать ответ насилием. Какое оскорбление он нанёс не вам, а второму лицу? Повторите дословно.

– Я не буду это повторять.

– Тогда ваши слова в защиту будут бездоказательны.

Марчик молчал. Его адвокат точил алмазной пилочкой ногти, время от времени поднося кончики пальцев к глазам. Позёрство, ведь даблам маникюр не нужен. Председательствующий торжественно возгласил:

– Именем Высокого Трибунала объявляю, что с вас, Марк Сергеевич Старков, сняты все обвинения. Заседание Трибунала закрыто.

Никто не встал из-за стола, чего-то ожидая. Академик Пышных поднял голову и полюбопытствовал:

– Скажите, молодой человек, когда вы взяли факел в руку… У вас вообще факел-то с каким литературным героем ассоциируется?

– С Промете-ем, – недоумённо протянул Марк, всё ещё не веря, что его восстановили в академии.

– Очень хорошо! Очень. А историю Прометея знаете? Чем он закончил?

– Знаю. Его Зевс простил и от цепей освободил.

– Прекрасно! – Орест Евгеньевич не понятно чему радовался. – Это вы про греческого Прометея. А что было с его реальным прототипом, с Абрскилом?

– С кем?

– Абрскилом. Ага, не знаете. Для этого и нужно академическое образование, чтобы знать. Жду вас на занятиях.

За время их странного диалога некоторые академики вышли из-за стола и, отойдя к окну, стали что-то обсуждать своё. Видно, трибунал был не единственным пунктом их повестки. Марик тоже встал и зашагал к дверям – выходить из дабла, обнуляя тело прямо в зале совещаний Верховной учёной коллегии, было бы неприлично.

Дома ждали отец и мама. Сергей Николаевич подытожил:

– Молодец, что не стал повторять вслух гадости о девушке. Вот здесь тебя и проверили на «быкоголовость», как они её понимают. А с Прометеем ты прокололся. Нельзя говорить, что знаешь миф, не ведая при этом его происхождения. Миф о Прометее, как и многие древнегреческие сказания, вывезен аргонавтами из Абхазии, куда они заглядывали в поисках золотого руна. В первоначальном, абхазском варианте боги не простили бунт против себя, и Абрскила-Прометея заключили в гору, завалив камнем вход в пещеру. Считалось, что там он будет находиться до скончания времён.

– Жуть! – вздрогнул Марчик. – Уж лучше в кандалах на скале и чтобы орлы клевали.

– Греки тоже так подумали и облагородили абхазскую легенду. Не вынесла душа поэта дремучести седых времён. Да-а… Вот что, наши занятия по физике мы, конечно, закончим, раз уж тебя берут в академию. А древними греками я с тобой позанимаюсь, чтобы назубок знал.

Той же ночью Марику приснился сон. Будто тысячи лет бродит он во мраке по каменным лабиринтам пещеры, натыкается на стены, а выхода не находит. И вдруг он понимает, что спит и всё это происходит во сне. Понимание возникло одновременно с ощущением, что кто-то ещё, кроме него, находится в пещере. Его не видно в темноте, и он молчит. Но он есть. От этого существа исходит такая неизбывная тоска, что сердце остановилось… Марк проснулся, судорожно глотая воздух. Ужас потихоньку отпустил его, и накатила тёплая волна радости: он во сне отчётливо сознавал, что спит, вот она – существимость! Но тут же вспомнил, что стало причиной этой существимости, и под сердцем вновь засвербело холодком.

Точка на горизонте

Время утекало как песок сквозь пальцы на пляжном берегу их острова детства, острова Марго. Они иногда возвращались туда. Рита скреатила на берегу дом с открытой верандой, использовав в его оформлении свою курсовую работу по дизайну. На веранде им нравилось пить чай, бездумно любуясь океанским простором. Затем, словно очнувшись, бежали наперегонки к живому океану, бросались в высокий прибой, плавали до изнеможения и валялись на пляже, зарывшись в тёплый песок. Марик помнил, каким хрупким подростком она была – помнил её худенькую спину с пунктиром выпирающих позвонков, острые плечики. Теперь же в ней появились округлость и уверенная грация будущей женщины.

Они словно заново узнавали друг друга. Марк смаковал Риткино имя, пробуя его звучание на разные лады. Когда в академии ему на лекции читали про римскую осадную технику, то называл подругу по-латински – Гита. Когда же на занятиях дошли до изобретения немцами типографских станков, переиначил на Грету, Гритту и Гретхен. А когда докатились до развития технологий в Америке, перешёл на Мэгги и Марджи. Но больше всего милых звучаний было в родном языке: Ританя, Ритуля, Ритуня, Ритуся, Туся, Ритуша, Маргуша, Мара, Маруся…

Сколько оттенков одного лишь эпитета, которым древние греки наградили богиню Афродиту – «маргаритос», то есть жемчужная! Ещё с уроков отца по греческой мифологии Марик знал, что Афродита была покровительницей мореходов и на многих островах Средиземного моря имелись её святилища, куда моряки приносили жертвенные жемчуга и морские раковины. Однажды, ныряя близ их острова, он увидел на песчаном дне огромную перламутровую раковину, которая своей закрученной формой напомнила о виденных в космосе спиральных галактиках. Удивительно! Среди водорослей и мельтешащих ярких рыбок – космическая спираль! Воздуха уже не хватало, но Марик рванулся вниз, схватил находку и поднял на поверхность, где на волнах качалась доска его мотосёрфа. Вернувшись на берег, он опустился на одно колено и положил к ногам дремавшей Риты «морскую галактику».

– Слух преклони, о богиня! Хорошо приносить сообразные жертвы вечным богам, на Олимпе живущим! – произнёс торжественно юноша. – Вот что, однако: прими от меня этот кубок прекрасный и, охраняя меня, проводи под защитой бессмертных!

Девушка ответила сонно:

– Это ты из Гомера наизусть шпаришь?

Марк вскочил на ноги и начал грозно декламировать:

– Бились вокруг Калидона они, истребляя друг друга.

От златотронной на них Артемиды пришло это горе:

гневом горела она, что Иней от плодового сада

Жертвы ей не дал…

В общем с вами, олимпийскими девчонками, без жертвоприношений никак, со свету сживёте!

Рита взяла тяжеленую раковину, приложила к уху – шумит. Благосклонно кивнула:

– Рядом ты можешь присесть. А в благодарность я тоже твой слух услажу… или усладю, в общем, каким-нибудь гимном.

– Так говорила богиня. Он радостно ей покорился, – хмыкнул Марик и упал животом на песок. Рита возвела горе свои нежносерые, прохладноглубокие очи:

– Кузя, мой раб кибермудрый, Марсу божественному ну-ка подай славословье…

– Не-е, так не честно, – пробормотал Марик и прижался щекой к тёплому песку. А Рита стала читать загорающиеся в воздухе строчки:

– Ты вечного Олимпа

твердыня и оплот,

метатель копий смертных,

отец победы светлой,

защитник правоты.

Путь огненный свершая

в седмице звёзд горящих,

где бурные конИ

На третьем своде неба,

Нам в трепетную радость,

Твой шар кровавый мчат…¹

Марк лежал и слушал голос Риты, приятно накатывающий вместе с прохладным пенистым прибоем, что лизал его сухие пятки. Закрыл глаза: плывущий красный шар и рядом какие-то тени. Эти самые «конИ»?

Закончив декламацию, Рита сказала серьёзно:

– А ведь ты мне давно ничего не дарил. Первый и последний подарок был – универсальная отвёртка.

– Ключ. Тот инструмент назывался униключ, – поправил Марик. – И почему не дарил? А на дни рождения?

– Это не считается. Ты хоть и Марс, а знаешь, что твоё имя означает? Кувалда.

– Не кувалда, – снова поправил Марик, – по-латински «маркус» означает «молоток».

– Ты не молоток, а настоящая кувалда!

– Извини, не подумал.

– Сколько раз тебе говорить: никогда передо мной не извиняйся!

– Хорошо, – Марик перевернулся на спину и попробовал сменить тему. – Смотри, там что-то плывёт.

Рита села и всмотрелась в горизонт:

– Там просто чёрная неподвижная точка. Откуда ты знаешь, что плывёт?

– Сколько раз тебе говорить: я могу отличить живое от неживого, поэтому и зрение у меня особенное. Смотри: оно неподвижно, но всё равно движется… А сейчас остановилось. Интересно, почему?

– Так уж я и поверила, мухлёжник, – Рита бросила в друга горсть песка. Марк рассмеялся:

– Хочешь, проверим?

Стащив в воду мотосёрфы, они помчались к горизонту. Чёрная точка оказалась белоснежной шхуной. Она действительно стояла на месте, а вдоль фальшборта двигался бородач с пёстрой банданой на голове и что-то забрасывал на верёвке, покрикивая: «Марк… Марк…»

– Это не тебя куклы ищут? – подплыв к Марику, весело спросила Ритка. – Твои друзья?

Марк только махнул рукой: поворачивай обратно. Но Рита, заглушив двигатель сёрфборда, по инерции подплыла ближе и услышала отчётливей: «Mark eight-foot… mark seven-foot… Here all fucking shoal! Come back, captain».

Рита догнала Марка уже у берега, когда тот затаскивал доску на песок.

– Горе-мореходы на мель заехали, глубину меряют, – сообщила она. – Слушай, Марк, а глубину реальности ты мерить можешь?

Марчик удивился её серьёзному тону.

– Это как?

– Ну, чтобы измерять: это больше реальное, а это меньше реальное.

– А что измерять? В креазоне есть только предметное и нарисованное, без вариантов. Ну, можно различать ещё саму креазону и обычный реальный мир, но там тоже однозначно – или это первичный мир, или вторичный, созданный с помощью креатора. Здесь полутонов не бывает.

Рита о чём-то думала. Затем справилась:

– А ты картины писать или просто рисовать не пробовал?

– Не-а, куда мне до тебя.

– А вообще, чего ты хочешь?

– То есть?

– Ну, от жизни чего хочешь?

– Хочу в эос попасть.

– Понимаю. С существимостью проблемы продолжаются? – Рита сочувственно глянула на Марка.

– Ты не поняла. В эос я хочу пробраться прямо в теле, с обратной стороны. Я же тебе рассказывал про «Макроквант». Они там на месте топчутся, а я, может, что-нибудь придумаю. Пойду другим путём – не буду упираться в формулы, тасуя их так и сяк, а рассмотрю проблему в целом. Первым делом здесь надо понять, почему наука в тупик зашла. Думаю, история технологий мне что-то и подскажет.