Текст книги "Сущник"
Автор книги: Михаил Сизов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Каюсь, – обрадовался он, – папу и маму обманывал, прятался на техническом ярусе. И Кузю обманывал.
– Осуждал ли кого? – строго вопросил пресвитер.
– Маму осуждал, что она дабл. А ещё я рассуща, сплю во сне.
Пресвитер вздохнул и накрыл голову ребёнка епитрахилью:
– Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия, да простит ти, чадо Марк, вся согрешения твоя…
Пасха наступила как-то буднично. Ещё одна всенощная в череде долгих служб. Крестный ход человеческой змейкой обернулся вокруг храма, Царские врата распахнулись. «Христос воскресе!» – эхом зазвучало отовсюду. Вверху ковчеги, подсвеченные мертвенно-бледным сиянием звёзд, вдруг озарились многоцветьем. Выглядело это торжественно: водрузивые на ничесомже, висели в звёздном пространстве исполинские пасхальные яйца. У каждого была своя раскраска, придуманная лучшими дизайнерами ковчегов.
– Смотри, вон то самое яркое яйцо – это «Вифлеем», – объяснял Марчику папа. – На гербе этого ковчега изображена звезда, поэтому он такой лучезарный. А у того, который чешуёй серебрится, на гербе три рыбы, это «Капернаум». У «Хеврона» на гербе дерево, поэтому он зелёный. А вон светло-коричневый, в рубчиках, как хлебная плетёнка – это «Эммаус». В Евангелии сказано, что последний раз Христос явился ученикам близ города Эммаус, разломил с ними хлеб и вознёсся. И на гербе ковчега два куска хлеба – для вкушения в земной жизни и в небесной.
– А «Иерусалим» какого цвета? – спросил мальчик про единственный город из Священной Истории, название которого запомнил.
– Ковчега с таким именем не существует, потому что у нас есть Кочующий Иерусалим. Сейчас мы в нём и находимся. Если верить пророчествам, то в будущем град святой утвердится где-то в одном месте, в земле обетованной. Но почему-то никто координат её не знает.
Пасхальное богослужение в «Назарете» было немноголюдным, в храм пришло всего несколько десятков человек. Остальные отправились на «Хеврон», самый большой по размерам ковчег, где проходила главная, соборная служба. Мама вернулась оттуда к утру – оживлённая, успевшая разговеться с хевронскими друзьями ботаниками. «Ну, почему я вышла замуж не туда? – шутливо подначивала она мужа. – Ох, какой там ботанический сад!»
* * *
После службы Марчику дали выспаться до полудня. Кибер не стал мытарить его вопросами о виденных снах, лишь напомнил, что сегодня важный день, сретение нового насельника из ковчега «Кана Галилейская». И вот этот момент настал.
– Ритуал древний, отсылающий нас к первым стыковкам в космосе, поэтому всё будет происходить в невесомости, – повторяя в который уже раз, напутствовал Григорий Степанович. Его, как самого почтенного по возрасту в ковчеге, выбрали главой принимающей делегации. – Но тебе делать ничего не надо. Гравитационный луч доставит до середины тоннеля, там встретишь, скажешь формулу приветствия, возьмёшь за руку – и луч притянет обратно. А потом вслед за вами последуют другие гости. И не забывай, вы будете в невесомости. Не толкайтесь, а крепко возьмитесь за руки.
Яйцо «Каны» переливалось оттенками красного, переходящими в тёмно-бордовое. К нему через чёрную пустоту протянулся воздушный туннель. Удаляясь от своего ковчега, Марчик оглянулся: как тот выглядит со стороны? Гигантская голубая капля воды с мерцающим светом внутри. Тоже красиво. Приближение канаянина он прозевал. Когда оторвал глаза от своего ковчега, маленькая фигурка в алом комбинезоне, прежде маячившая в конце тоннеля, была уже перед ним. Гость и вблизи оказался маленького роста, меньше Марчика. Ухватившись за руки, они закружились на месте, гася скорость встречного полёта. На Марчика с интересом смотрели большие серые глаза, сзади развевался в невесомости хвост длинных русых волос.
– Ты что, девочка? – вдруг догадался встречающий.
– А ты девочек никогда не видел? – хмыкнула гостья.
– Видел. В мультфильмах. Они всегда в платьях и с бантами.
– Подумаешь, бантики… Мир вашему дому, – произнесла формулу девчонка.
– Наш дом ваш дом, – откликнулся Марчик, и гравилуч повлёк их к «Назарету». В арке переходного отсека уже собралось много народа, впереди стоял Григорий Степанович с пасхальным куличом в руках. В нарядной русской рубахе, с окладистой бородой он был похож на древнего сельского патриарха. Дав отщипнуть от кулича, дед обнял и чмокнул девочку в лоб. Дальше церемониться времени не было – по воздушному тоннелю, в котором включили гравитацию, от «Каны» уже двигался крестный ход, до встречающих доносилось пение: «…смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Колонна людей с покачивающимися хоругвями шествовала между звёзд, и эта картина навсегда впечаталась в память Марка.
* * *
Светлая седмица – приятная пора ходить по гостям. Население ковчегов перемешалось между собой, так что обычай украшать одежду на это время нагрудными значками многих выручал. Марчику нравилось, что незнакомые люди, завидев на его груди герб – колодец с водой, у которого ангел в Назарете сообщил Деве Марии благую весть, – с серьёзной почтительностью кланялись ему, хозяину ковчега. Даже на подряснике епископа Марчик заметил значок – рисунок крепостной стены с зубцами. Владыку Игнатия и так все знали в лицо, но обычай есть обычай.
Выгорецкие появились в доме Марчика только в конце недели, когда закончили обустраивать жильё по соседству. Был накрыт изысканный стол, Елена и Сергей Старковы постарались не сплошать перед новыми соседями. После чинного обеда на столе появилось вино, принесённое гостями, и Сергей предложил детям погулять во дворе.
– Тебя Маргаритой зовут? – мальчишка первым решился завязать разговор с девочкой, которая была теперь не в комбинезоне, а в белом платьице, в туфельках и с бантом в красиво убранных волосах. Бант прикреплялся к русым локонам золотой пряжечкой в форме виноградной кисти.
– А тебя Марчиком? – вопросом на вопрос ответила гостья.
– Я Марк.
– Это взрослое имя, а мы же дети, – рассудила девочка. – Давай ты будешь не Марчик, а Марик, и тогда получится не совсем по-малышковски.
– Ну, давай. А почему у тебя значок ковчега в волосах, а не на платье?
– Это не значок, а просто заколка. Потому что у меня нет ковчега. Из «Каны» меня увезли, а здесь ещё не приняли.
– Значит, ты ничья? Здорово! – восхитился Марчик и вдруг спросил: – А ты знаешь, что твои родители уже даблы?
– Да, они вчера вернулись в «Кану» и теперь в стазисе.
– Мои тоже. И как тебе?
– Что?
– Да ничего… Ты же здесь одна осталась.
– Почему одна? – Рита, взмахнув ресницами, глянула на Марика и потупила взор.
Дети стояли напротив распахнутого настежь окна, за которым слышался смех родителей. Донёсся голос Ритиного папы:
– Предлагаю тост за ваш и наш старейшие Дома! Надеюсь, кристальной чистоты вода «Назарета» удачно разбавит наше вино.
– Неужели в досточтимой «Кане Галилейской» молодые вина столь густы? – поддержав шутливый тон, также нараспев ответила мама Марка.
– О, разбавления требуют не только плотность и крепость вин, но и вкусовой их букет. Брожение в молодой суспензии, Елена Петровна, это довольно капризный процесс, так что наше вино получилось с характером, уж не обессудьте.
Рита дёрнула Марика за руку:
– Пойдём куда-нибудь, а они пусть болтают про нас, что хотят.
– Почему про нас?
– Да пойдём же!
Девочка протянула ладошку, и Марчик, взяв её за руку, повёл показывать мамин сад, насаженный на заднем дворе. Но успел ещё уловить долетевшее из взрослого разговора имя – Григорий Степанович. Наверное, из-за него, единственного «неспящего», и привезли сюда Риту, чтобы она тоже могла у него учиться. Ведь для взрослых расточительно прожигать биожизнь вне стазиса ради какого-то одного ученика. Наверное, Марчику стоило обидеться на это, но никакой жалостинки в себе он не ощутил. Девочка была красивая. Это снимало все вопросы.
* * *
Класс для занятий Григорий Степанович подготовил на веранде своего флигеля. Вынес оттуда всё лишнее, поставил посередине двуместную парту, сколоченную по собственному проекту. Когда Марик пришёл на первый урок, Рита уже сидела за партой – в своём красном комбинезончике. Едва он уселся рядом, как в класс явился дед. На его плече был попугай, который сразу же вспорхнул и устроился на подвешенном к потолку обруче, мигая осоловелыми глазами.
– Деда, а птица зачем?
– Будет нам научные справки давать и картинки показывать. Это кибер-вещун. Точнее, уста кибера или что там, клюв… Неприятно же, когда ЭВМ из ниоткуда вещает. Хотел я этого Аргуса ещё и в клетку посадить, да пожалел.
– Пр-ремного благодар-рен, – проскрипел попугай, покачиваясь на обруче.
– Ты не придуривайся, говорили нормальным голосом, – приструнил пернатого старый космолетчик.
– Есть, кэп!
Марик сразу повеселел. Уроки обещали быть забавными.
– Ну, с чего начнём? – запустив пятерню в бороду, почесал подбородок Степаныч. – По плану, который мне тут расписали, я должен рассказать вам о Земле. И это резонно, потому что мне, старику, о нашей родной планете известно больше всех.
– Деда, – перебил Марчик, – давай о космических экспедициях, что мне рассказывал. Рита же не слышала.
– Во-первых, Старков, здесь в классе я тебе не деда, а… кто, Аргуша?
Кибер всё с тем же попугайским акцентом ответствовал:
– Гр-ригор-рий Степанович, кэп.
– Именно. Так что же, про освоение космоса, значит? Ладно… Да будет вам известно, что человечество всегда смотрело вверх. Самая древняя карта, созданная людьми, изображает звёздное небо, а не землю. Эту карту нашли благодаря четырём подросткам почти вашего возраста. Дело было в 1940 году во Франции. Ударом молнии повалило дерево, на месте корней открылся вход в пещеру, и дети туда забрались. Потом они рассказали взрослым об увиденных на стенах рисунках, и так совпало, что в той сельской местности скрывался от нацистов один священник, известный также как специалист по истории первобытного общества. В огромной пещере он провёл несколько месяцев, исследуя наскальные изображения. И обнаружил нарисованную на каменной стене карту ночного неба с созвездием Плеяды и другими звёздами, в том числе с самыми яркими – Вегой, Денебом и Альтаиром. Эту карту составили люди, когда ещё не было письменности, примерно в 165-м веке до нашей эры или даже раньше, во времена позднего палеолита. Не прошло и двух десятилетий после открытия карты, как с Земли взлетел космический корабль… Вот скажи, Аргуша, кем по национальности был первый космонавт?
– Элементар-рно, – проскрипел попугай и стал декламировать уже нормальным голосом. – «Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство. Он русский. По профессии, вероятнее всего, лётчик. У него отвага умная, лишённая дешёвого безрассудства. Представляю его открытое русское лицо, глаза сокола». Так в 1934 году, перед своей смертью написал в дневнике родоначальник космонавтики Константин Циолковский. В том же году в России родился Юрий Гагарин, первый космонавт в истории человечества.
– Всё верно, только не он был первым, – Степаныч подмигнул ученикам, – ты ошибся, кибер.
– Позор-рное пер-редёр-ргиванье! – встопорщился попугай. – Вопр-рос был о пр-ринадлежности к опр-ределённому нар-роду, и бар-рбосы тут ни пр-ри-чём!
– А ты думаешь, у Лайки, которую запустили в космос первой, не имелось своей собачьей национальности? – учитель вроде бы отвечал попугаю, но смотрел на детей, и водянистые старческие глаза словно окаменели, стали жёсткими. – Да, Лайка была беспородной дворнягой. Но все дворняжки принадлежат к одной нации – особой такой, произошедшей из бродячего образа жизни. И кто мы сейчас, как не дворняжки, разбредшиеся по космосу? Так вот, чтобы совсем не превратиться в шелудивых псов, мы начнём занятия всё-таки с истории нашей родины, а не с космических полётов. Вот как сейчас помню…
* * *
После занятий Марик провожал соученицу домой.
– Говорят, ты спишь во сне, не умеешь сущить? – между прочим полюбопытствовала Рита.
– А ты что ли умеешь?
– Меня год назад научили. Это очень просто! Целыми днями смотришь на свою руку и повторяешь: «Ты спишь, ты спишь». А когда во сне увидишь руку, то сразу сверху тебе голос говорит: «Ты спишь». И сразу всё понятно, и начинаешь по снам путешествовать. Но одной руки мало, надо ещё много якорей запомнить – небо, дорога, дверь…
– Да знаю я, тоже зубрил, но ничего не получается. Зато я умею дабла отличить от настоящего человека.
– Врёшь!
– А вот и нет. Вообще-то это секрет, никому не проболтайся.
– Точно врёшь!
– Не вру. Дед говорит, что у меня тонкая психика. Поэтому я живое вижу. Поэтому и сплю глубоко – голове надо много отдыха.
– Опять придумываешь, оправдашкин-заливашкин
– А ты куда во сне путешествуешь? Интересно, наверное?
– Когда я понимаю, что сплю, то начинаю представлять разные деревья, цветы, леса с полянами. И там гуляю. Мама говорит, что из меня получится креадизайнер. А ты кем хочешь стать?
– Наверное, космонавтом.
– Космонавтов уже не существует!
– Если есть космические корабли, то будут и космонавты. Ты точно не проболтаешься?
– Да уж ладно. Могила.
– Ух ты! Тебя за такие словечки не ругают? В общем, слушай. У нас на ковчеге есть спрятанные космолёты, они стоят в тайном ангаре. Я уже выбрал, на каком полечу. Вот проберусь в ангар и отправлюсь, куда захочу. В эос, например. Только надо выпрямитель пространства достать.
– В эос на космолётах не летают. И одному тебе полететь не разрешат.
– А я уже путешествовал один, без никого. Хочешь, базу мою покажу?
* * *
После обеда Марик поджидал Риту в условленном месте, у колодца. Появилась она в том же комбинезончике, с рюкзачком за спиной.
– Там что? – кивнул мальчик на рюкзак.
– Мама бутербродов положила.
– Ты маме рассказала?! Эх, женщины…
– Я про базу ничего не говорила, – обиделась Рита. – Просто ты мне ковчег показываешь.
– А-а… ладно.
Устроенная Мариком база Рите не понравилась – тесно, сумрачно.
– Надо бы сюда ещё один светильник притащить.
– Зачем? Это же пещера, в ней должно быть темно и страшно.
– Пещера какая-то не настоящая. А вот у меня в «Кане» был настоящий домик, я в нём играла.
Марик хотел парировать, мол, и катись обратно, но сдержался. Предложил:
– Хочешь, я тебе что-нибудь подарю?
– А что у тебя есть?
– Ну, настоящих, важных вещей только две. Арбалет дарить не буду, он не для девчонок. А вот это могу…
Мальчик достал из коробки металлический стержень.
– Бластер?! Как в фильмах? – с восхищённым ужасом прошептала Ритка.
– Не, это униключ.
– А где ты взял, своровал?
– Здешний робот принёс. Знаешь, как здесь желания исполняются? Надо сначала на пол плюнуть, и, когда робот появится, сказать: «А принеси-ка мне, братец». Надо братцами их называть.
Рита скептически осмотрела подарок:
– А зачем этот ключ?
– Он всё умеет – резать, открывать, отвинчивать. С ним можно до пустоты добраться. Пошли покажу…
Марчик встал, закинул за спину арбалет. Когда они выбрались из «пещеры», девочка спросила:
– А зачем тебе оружие?
– Тебя охранять.
– От кого?
– А ты про диких роботов ничего не слышала?
– Не-ет, – Рита с опаской оглянулась вокруг, затем фыркнула. – Опять ты врёшь! И про пустоту тоже. Пойду я лучше домой.
– Не вру, сама увидишь, – мальчик взял спутницу за руку. – Только ты не сбегай от меня, а то заблудишься.
Рита вырываться не стала, и, взявшись за руки, они прошли до бегущей дорожки. Там девочка осторожно освободила ладонь от мальчишеской хватки. Щёки её покраснели, но держалась она независимо, чуток даже воинственно.
У внешней обшивки Марик снял панель и в открывшийся мрак бросил стрелу. Она целиком исчезла.
– Хочешь, попробую её достать? – парнишка протянул руку к ничто.
– Ой, Марчик! Не надо! – Рита всерьёз испугалась.
Рука мальчишки по локоть погрузилась во тьму. Взглянув на обмершую девочку, Марк вытащил руку обратно, целой и невредимой.
– Тут такой секрет. Если предмет не с концами в пустоту летит, а с чем-то соединён, то его вернуть можно. А если кинуть целиком – то всё, проваливается в никуда. Я проводил опыты, бросал туда всякое и пробовал крючком обратно вытянуть. Шаришь-шаришь, а там ничего.
Рита смотрела на Марка заворожённо – сразил её вовсе не рискованный фокус с рукой, а настоящий научный опыт, проведённый мальчиком. Наконец произнесла:
– Ну и дурак тогда.
– Почему дурак? – Марик даже не обиделся, чего на девчоночьи глупости-то обижаться. Рита быстро нашла, чем ответить:
– Нам Григорий Степанович что рассказывал? Сначала в космос отправили не человека, а собачку. Вот и тебе надо было сунуть в пустоту курицу или кролика, а потом самому лезть.
– И вправду, – мальчишка удивился и сразу зауважал свою соученицу. – Только лицензия нужна, чтобы кролика достать.
– Какая лицензия?
– А вот такая! Девчонкам лицензий не дают, они только для охотников.
Когда шли домой, Марик вдруг почувствовал, что присутствие девочки делает его уверенным и как бы отдельным от ковчега, да и от всего остального окружающего мира. Словно он овладел самопричинным началом существующего… Разобраться в этих новых ощущениях не дал голос Риты:
– Марик, а Григорий Степанович твой друг?
– Дед? Нет… он же дед.
– А кто твой друг?
– Ну, Кузя друг.
– Кто это?
– Кузя? Да кибер наш.
– Какой же он друг! Это не человек.
– Ну и что? Он играет со мной, он добрый и смешной.
Девочка закусила губку, повторила упрямо:
– Робот не человек.
– Кузя не робот, а кибер. Он думает и говорит как мы, по-человечески.
Спорить с этим было трудно. Наконец Рита нашлась:
– Твой Кузя в Бога не верит.
– А вот и верит!
– Нет, не верит.
Размолвка почти не омрачила их первого путешествия. Проводив Риту до калитки, Марчик вприпрыжку побежал домой.
* * *
– Кузя, ты в Бога веришь? И вообще… Бог есть?
– Маркус, я боюсь, что ответ будет тебе непонятен.
– Отвечай же!
– Бог есть и Бога нет. И да, в настоящий момент я верю в Бога.
– Почему?
– Потому что вера – единственно возможное отношение к тому, что вы называете Богом. Он абсолютно не детерминирован, ведь Его воля, согласно вашему катехизису, стоит над всем. В материальном мире Бог непостижим, поэтому материально мы можем воспринимать Его сущность только как неопределённость. Ближайший аналог этому – квантовая неопределённость, запутанность и суперпозиция состояний, которые не могут быть реализованы одновременно, что, собственно, используется в моём способе вычислений. Я же квантовый компьютер. Другими словами, для восприятия того, что находится в состоянии существования-несуществования, требуется допущение его существования или не существования. А допущение и есть вера.
– Спасибо, Кузя. Я и вправду ничего не понял: то ли есть, то ли нет. Ты что выбрал-то? Есть Он?
– Я не выбирал. Бог есть и Бога нет – из этого невозможно сделать окончательный выбор. Я лишь сделал допущение, что Он есть, в нашем с тобой разговоре.
Марчик решил, что Кузя – сектант. А может он такой же глупый, как и робот-игрушка, с которой было не интересно играть?
* * *
– Сектант? Где ты слышал это слово? – епископ Игнатий в упор посмотрел на Марика. Его дабл-тело, полупрозрачное, как в старинной стереосвязи, слегка колыхалось в центре класса. Обычные даблы, целиком копирующие человека, Преосвященнейший не позволял себе использовать, тем более в общении с детьми на уроках Закона Божьего.
– Ну… у взрослых слышал, – замялся Марик. Не говорить же, что папа в шутку так маму называет. И вообще, напрасно он спросил об этом. Получается, что настучал на Кузю.
– Кибер не может быть еретиком, – пояснил владыка. – Хотя это любопытно… квантовый релятивизм. Возможно, это почва для будущих ересей. Пока же наши ереси, если проводить аналогии с компьютером, недалеко ушли от старых цифровых ЭВМ, которые оперировали только двумя значениями – 0 и 1. Как бы тебе объяснить… Как только возникло христианство, так сразу появились и ереси, и они были дуалистичными, то есть искали истину в двух крайностях: одни упирали на божественную сущность богочеловека Христа, другие – на Его человеческую природу. По сути, самые страшные ереси, которые в христианстве и в исламе приводили к истреблению людей, строились на дуализме духа и плоти, при этом дух возвышался, а материя предавалась проклятию. В классе пятом или шестом мы поговорим об этом на примере ереси эосфоритов и так называемого Третьего Завета – Евангелия от Святого Духа. А пока что оттолкнёмся от азов. В Библии, в первой её главе сказано: «И рече Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию… И сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их». То есть внутри нас есть образ Божий. Поэтому мы способны познавать Бога и чувствовать Его присутствие. А внутри компьютерной машины такого образа нет. Поэтому ваш кибер и не может видеть Бога, для него это квантовое облако неопределённости…
Речи епископа казались столь же мудрёными, как и Кузины слова о Боге. Марк вспомнил недовольство деда, узнавшего, что вторым постоянным преподавателем в его начальной школе станет владыка Игнатий: «Маститого богослова нам только не хватало! Пригласили бы простого попика или дьякона, толку было бы больше!» Наверное, дед просто ревновал.
– Владыко, – почтительно осведомился Марик, – а как такое может быть, что Бог есть и Его нет?
– Я же объяснил тебе! – епископ возвысил голос и, подавив раздражение, попытался растолковать свою мысль помягче: – Есть обычный дуализм, где всё делится на два полюса, и есть квантовый релятивизм, в котором допускается, что один полюс может быть двумя полюсами и наоборот. Так мыслят квантовые машины. Лишённые сущести, они воспринимают Сущее не предметно, только в форме допущений. А мы – не машины. Хотя такое и с нами бывает, когда мы забываем в себе образ Божий. В чём заключается этот образ? В свободе и благодати. Богу не нужны биороботы, внутри себя человек должен быть свободным и способным выбирать. Потому что без свободы нет любви, а Господь ждёт от нас как раз любви, ибо мы дети Его. Если мы не любим Сущего, ощущая Его внутри себя, то постепенно становимся рассущами, которые могут раствориться во внешнем окружении и забыть своё неповторимое «я».
– Владыко, – руку подняла Рита, – значит, рассуща не может полюбить?
– Как же он полюбит другое «я», если не осознаёт своего?
Рита украдкой скосила глаза на Марка. Тот сидел рядом со скучающим видом – всё-таки занятия с дедом поинтересней Закона Божьего.
В песочнице
В начале июня Григорий Степанович объявил:
– Ну что, Маркуша и Маргоша, хоть и проучились вы всего ничего, а календарные каникулы вам положены.
– Ур-ра, каникулы! – гаркнул попугай, переступая лапками на качающемся кольце.
– Ты, Аргуша, тоже можешь отдыхать, – милостиво разрешил дед и подмигнул детям. – А чтобы вы, ребятки, не болтались по ковчегу, вам будет открыта песочница.
«Песочницей» дед называл детскую игровую комнату. Ролевые креаигры там были простенькие, с неглубоким погружением в виртуал, но и к ним детей допускали только с семи лет, чтобы не навредить становлению их сущести.
Первое, что выбрали Марик с Ритой, – приключения на необитаемом острове. По условиям игры начинать её нужно было нагишом – словно бы их после кораблекрушения выбросило на берег без ничего.
– Ты почему так смотришь? – застеснялась девочка.
– У тебя и вправду письки нет, – не подумав, ляпнул Марчик.
– Вот дурак! – Рита прикрылась рукой.
Первым делом следовало найти одежду. Рита сплела из травы что-то вроде передничка, а Марк обвязался пальмовыми листьями.
– Завтра я на охоте шкуры добуду, – пообещал семилетний Робинзон.
– А я пока название для острова придумаю, надо же его как-то назвать, – предложила Пятница.
– Я уже придумал. В мультфильмах рыцари называют новые земли именами своих принцесс, поэтому пусть будет остров Риты.
– Ну… так уж и быть, – согласилась девочка. – Только лучше остров Марго. А можно и короче – остров Мэг, как в мультфильме.
Две недели они играли запоем: носились по острову как угорелые, охотились на зверей, обследовали лагуны, строили жилище. Потом интерес поугас.
– Игра в поддавки у нас, – сидя вечером у костра, пожаловался Робинзон своей Пятнице. – Помнишь, как мы хижину из листьев строили?
– Конечно! Всё рассыпалось.
– Потому что ни топора, ни ножа не было. А тут раз – и разбитый корабль на берегу нашёлся, с инструментом. Подсунули нам.
– Малышковская игра, – согласилась Рита и потянулась к котелку, чтобы деревянной ложкой, выструганной Марчиком, помешать варево.
– И вообще… Заметила, какие стенки между пузырями толстые?
– Какими пузырями?
– Ну, я их так называю. Комната же небольшая, поэтому мы находимся в пузыре. Внутри него скреачены все вещи, а то, что за его стенками, – это нарисованное. Переходим через стенку – и всё, что было в старом пузыре, становится нарисованным, а то что было нарисовано впереди, креатится в новом пузыре.
– Это я знаю. Только мы не в пузыре, а внутри кубика с разрисованными стенками.
– Пусть кубики. Так вот, когда мы проходим сквозь стенку из одного кубика в другой, то это заметно. А должно быть не заметно, – Марик для значительности сделал паузу и закончил словечком деда. – Криворукие виртуал делали. Думали, малышня не заметит.
– Да уж, – поддакнула Рита и опасливо поинтересовалась. – А ты что видишь, когда сквозь эту стенку проходишь?
– Чувствую холодок такой. И в воздухе дымка, будто воздух от холода запотел.
– Так видишь или чувствуешь?
– А ты только видишь?
– Врушки это! – не выдержала Рита. – Сказки перед сном. Кузя, домой!
Рита подняла руку, и на пару секунд наступила тьма, после чего дети оказались в зале с голыми стенами. Зала была круглая, диаметром примерно в триста метров.
– А я думал, ты тоже видишь, – с сожалением сказал Марик.
– Никто этого не видит, а ты сочиняешь, чтобы похвастаться. Давай признавайся!
– Ладно, – Марик встал с пола и подал руку Рите, – завтра я тебе покажу одну вещь.
Утром, вернувшись в игровую, дети отправились в поход – на гористую оконечность острова. Там они поднялись на мысок, который с трёх сторон обрывался вниз, в зелёную гладь океана. Шум набегавших волн едва доносился снизу.
– Марчик, стой! – испугалась Рита. А Марк продолжал идти к обрыву.
– Стой!!
Марк шагнул в пропасть и… продолжал идти, но уже навстречу Рите.
– Здесь сломанная стенка пузыря, – сообщил он. – Я же говорю, криворукие виртуал делали. За этой стенкой ничего не креатится, она только назад отбрасывает. На самом деле все стенки нас отбрасывают, разворачивают назад, чтобы вернуть в пройденное пространство, в котором уже скреачены новые предметы. Мы этого просто не замечаем. А тут ничего не креатится.
Рита долго отказывалась шагнуть в «сломанную стенку», Марик её уговаривал, бросал камни в невидимую оболочку, показывая, как они отскакивают. Наконец Рита шагнула туда и не заметила, в какой миг её развернуло назад – она шла, но уже в противоположном направлении.
– Этот тупик я на второй день нашёл, когда птичьи яйца собирал. Помнишь, у меня ещё лука не было и я не мог охотиться, – поделился Марик. Рита обиделась:
– А я тебе все секреты рассказываю…
– Извини. Я подумал, тебе станет не интересно на острове, если это покажу. А мы так здорово играли!
– Никогда передо мной не извиняйся.
– Почему?
– Потому.
После похода на мысок интерес к игре и вправду пропал. По сценарию Робинзон с Пятницей должны были построить лодку, доплыть до соседнего острова, возглавить племя папуасов, сразиться с пиратами, захватив корабль с пленёнными моряками-путешественниками, затем отправиться к Острову Сокровищ. Но строить лодку уже не хотелось. Дети перетащили часть нажитого добра на мыс и провели там весь следующий день. Сидели, свесив ноги в пропасть, смотрели в океанскую даль и о чём-то говорили. О чём – на следующий день Марик не смог вспомнить. Просто так говорили. Или играли в пристенок, бросая камешки в тупик креареальности.
– Марик, ты мухлюешь. Как у тебя это получается? – раздосадовалась девочка, когда биток соперника, отскочив от невидимой стенки, в очередной раз стукнулся о её камешек на земле.
– Мухлю-юешь… нахваталась всяких слов у деда. Я выигрываю, потому что вижу, куда бросать.
– Что ты видишь?
– Стенку вижу! А ты её не видишь.
– Опять врёшь, – вздохнула девочка. Верить в чудесные способности Марка не хотелось. В русой головке взрослеющей девочки мысль была ясная как Божий день: рассущник никогда не сможет полюбить – так владыка Игнатий сказал, а рассущесть Марчика происходит из-за всех этих странностей. Лучше бы их не было.
* * *
Летние каникулы пролетели быстро. Ещё быстрее миновала первая учебная четверть, и дети снова целыми днями пропадали в «песочнице» – путешествовали, сражались, разгадывали головоломки в лабиринтах брошенных инопланетных городов. Выбор в игротеке был огромный, и порой встречались странные ролевики. Три дня подряд Марик с Ритой выслеживали «одичавшего астронавта» в недрах космолёта, перевозившего переселенцев на какую-то планету земного типа. В результате катастрофы вся команда, кроме него, погибла, из строя вышел пищевой блок, и астронавт питался живыми переселенцами, спавшими в анабиозных ячейках. Было омерзительно – это опустившееся двуногое лишало жизни других людей ради продления своего крысиного существования. Неужели такое возможно?
Однажды Марика пронзило незнакомое чувство щемящей, всепоглощающей тоски. Они гонялись друг за дружкой в облаках на авиетках с водородными двигателями. Спереди у авиеток имелись раструбы, засасывающие водяные капли, так что за собой в облачном тумане они оставляли тоннели чистого воздуха. Марик завис недвижимо в лабиринте этих воздушных коридоров: в какую сторону полетела Ритка? Тоннели прямо на глазах затягивались туманом, и Марик вдруг понял, что потерял подругу. Потерял навсегда. Её больше не будет. Стало холодно и пусто внутри, и это было непереносимо.
Иногда, впрочем, Марк сам искал одиночества, возвращаясь к своим «машинкам».
– И что интересного ты в них нашёл? – спрашивала Рита, стараясь не обидеть ровесника. К тому времени они уже закончили четыре класса, обоим было по одиннадцать лет.
– Машинки сами едут. В них нет электронного управления – просто завёл пружину, и едут. Удивительно, да? Эти машины настоящие, чистая механика. А потом их начали портить, соединив с электроникой и мозгом человека. И всё закончилось тем, что появились даблы.
– Даблы? Из машинок?
– А вот покажу их прародителя… Кузя, подай сюда мою вчерашнюю машинку.
В воздухе появилась голограмма монструозного харвестера на гусеницах с механической клешнёй на крыше.
– Вот это и есть прародитель даблов. Вчера я на нём полдня лес заготавливал в джунглях Бразилии, валяясь в шезлонге в курортном местечке Европы. Дистанционное управление, ремонт машины тоже дистанционный, с помощью роботов. Так всё и начиналось – с удалённого вождения машинами в тропиках и в заполярье. Затем дистанционными сделали заводы, так что инженеры и рабочие трудились там, не выходя из своих квартир. А потом и в гости друг к другу стали ходить, сидя дома. Кузя…
