Текст книги "Требухашка (СИ)"

Автор книги: Михаил Северный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Требухашка

Глава 1

1.

Что сильнее: страх смерти или страх опозориться? Иногда подсознание даёт ответ на такие темы во снах.

Человеческий организм – это сложнейший механизм, а то, что приходит по ночам, вообще за гранью реальности. Иногда думаешь, что сон отражает твои мысли, переживания, страхи, но потом как шарахнет чем-то эдаким, что только и думаешь: откуда только оно берётся?

Мой заграничный сон – он был такой… ретро-стайл. Я давно забыл, что тогда случилось, детали сгладились из памяти, всё в розовых тонах, но во сне в ту ночь так ярко всё вспомнил, будто вчера было.

Короче. Я опять в детском лагере где-то в Подмосковье. Родители отправили и с удовольствием забыли о моём существовании на всё лето. Ну ладно, нас и тут неплохо кормят.

Вот только проблема в том, что сейчас у меня бешено колотится сердце, ноги ослабли, и в голове мутно, как в грязной чашке. Мы идём всем отрядом купаться на речку. Я, Лёшка, Владик (соседи мои по палате) и другие пацаны и девчонки. Маринка тоже идёт. Я как будто случайно смотрю на неё – рядом с вожатой она шагает, улыбается. Чёрные растрёпанные волосы, милая улыбка, короткие шортики, голые ноги – в том возрасте ещё не думаешь ни о чём эдаком, просто детская влюблённость. Я втюрился так, что до сих пор след на сердце остался. Как говорится, первое ранение самое серьёзное.

Мы спускаемся всей толпой с пригорка. Солнце жарит во всю мощь, небольшой пруд синим зеркалом манит внизу – ещё пара метров, и пришли. Только для меня цвет больше на чёрный похож, сердце сжимается-разжимается, гоняя кровь, и давление стучит в ушах. Дело в том, что плавать я не умею от слова совсем. Можно даже сказать, боюсь. Боюсь глубины до сих пор, а уж тогда… А ещё это здоровенный пруд, похожий на кратер, заполненный водой на все свои пятьдесят метров вниз. Вспомнил и задрожал, прямо во сне. Никто не знает, что я плавать не умею. Лена нас всех выстроила и прямо спросила, кто глубины боится. Лучше оставайтесь в лагере, потому что мы идём в лес, а не в бассейн. И как я мог при всех сказать, что плавать не умею? Никто руки не поднял – все как не брассом, так кролем, а я только камнем на дно. И как признаться, когда Маринка стоит рядом, и я буквально чувствую её дыхание на плече? Конечно, я не сознался, и вот обречённо продумываю отговорки, чтобы не опозориться и не утонуть одновременно.

Животик заболел? Так отправят назад. А скорее всего и весь отряд вместе со мной.

Неохота купаться? Ну так чего шёл тогда? А ну марш раздеваться.

Стесняешься своего белого пуза? Засмеют.

Я лучше костёр буду готовить и вообще по хозяйству? Вряд ли прокатит. Вожатые ведь тоже в воду полезут.

Обречённо смотрю, как все разбредаются по берегу – снимают босоножки, бросают рюкзаки, достают покрывала, расстилают их на земле. Девчонки смеются и почему-то расчёсываются. Пацаны без футболок ходят с важным видом. Вожатые улыбаются и готовят своё местечко для загара в центре. Идиллия, вот только одному человеку не по себе.

Чёртов сон. Понимаю, что сплю, а выйти не могу. Ворочаюсь на койке общаги, обливаюсь потом в душной комнате и одновременно ощущаю свежий ветерок – раздувающий волосы, холодящий тело до дрожи, жар солнца на плечах, как погоны, и ребячий смех. Только для меня он как смех подростков в «Пятнице, 13» – жутковатый.

– Мишаня! – прилетает удар по предплечью, потом меня хватают за руки и тащат вниз. Лёшка и Владик – друганы на одно лето. Зато какие! Самые верные и боевые.

– Ты чего заснул, скоро купаться! Давай вместе с нами устраивайся! Будем втроём, как Неуловимые мстители!

Краем глаза замечаю Марину. Она далеко, почти на противоположном конце берега, с Юлькой устроились на коврике. Можно глазеть, не опасаясь, что заметит. Классное место пацаны нашли. Забыв о страхе, достаю свою простыню и разбираю вещи. Пацаны уже разделись и, оглядываясь на вожатых, вытащили карты.

«Ленка сказала: „не сразу в воду“, – объясняет Лёшка. – Нужно нагреться или типа того. Будешь в дурака?»

Отказываюсь без сожаления. В карты играю так же, как плаваю. Никак. И об этом тоже никто не знает. Главное – делать умное скучающее лицо.

Пацаны уже с азартом шлёпают картами, а я с неохотой снимаю футболку и шорты. Плавки у меня, конечно, есть, мама положила, хотя и знает – я купаться вряд ли буду. Втайне надеется, что кто-то меня в лагере научит, раз отец не смог.

Через полчаса я уже в воде. Всё произошло так быстро. Ленка встала, объяснила главные правила поведения на воде и, оставив на берегу вторую вожатую (кажется, её звали Наташа), вместе с самыми отважными первой полезла в воду. Зашла по пояс, ахнула от холода и, резко прыгнув, поплыла, рассекая воду взмахами рук. А потом купаться ринулись все. Кто с визгом залетал, кто тихо входил и осторожно нырял, и только один стоял и делал вид, что камень застрял между пальцами.

«Миша, ты идёшь купаться?» – я поднимаю голову и вижу Маринку. Она ещё не плавает, почему-то подошла ко мне и улыбается, руку тянет.

Через мгновение я в воде. Сейчас главное что? Главное – не зайти на глубину. Нужно фыркать, делать озабоченный вид, нырять, но не от берега, и не ввязываться в шумные игры – а потом тихонько выскочить на сушу, отметившись. Маринка всё равно уже уплыла, и где-то там они перекидываются мячом. Я стою в воде по грудь, но волны от резвящихся ребят иногда накрывают до подбородка. Зависть – чувство нехорошее, но если не можешь присоединиться к общему веселью, остаётся только завидовать. Лишь бы меня не втянули. Лишь бы меня не вт… Я медленно отступаю назад, подальше от визжащих бесноватых, когда вдруг нога не находит дна. Машу руками, удерживая равновесие, и, шагнув другой ногой назад, провалился вниз, но земля вот она – только уровень воды поднялся до подбородка. Мне стало страшно в обеих реальностях: и там, и в кровати. Переживать это ещё раз? Да ну нафиг. Выпустите меня!

Я покачиваюсь, максимально широко расставив руки, и пытался шагнуть вперёд, чтобы выйти на мелководье. Паника «вопила» всеми голосами, и вода не пускала меня вперёд, как будто мягкие мамины руки толкали в грудь. Тут бы дальше не улететь, совсем на дно не пойти. Я слышу только всплеск волн, которые время от времени набегали, грозясь накрыть с головой или утащить на глубину. Смех друзей, крики вожатых звучали отдельным фоном, абсолютно лишним здесь треком. И гул в ушах, как будто я поселился в морской раковине.

Почему, когда люди тонут, этого обычно не видят окружающие? Не знаю, правда это или нет, но я прочитал, что тонущие по-настоящему никогда не кричат, не колотят по воде руками и никак не привлекают внимание. То ли страх блокирует все реакции, то ли вода… но твою же мать, и со мной так было! Можно мне проснуться наконец?

Я вижу Наташу на берегу: она выполняет свои обязанности честно и регулярно проходит взглядом по головам. И на меня глянула пару раз. Вот только не поняла ничего! Не увидела тонущего мальчика.

Я вижу Ленку: она играет с моими пацанами, перекидываются большим резиновым мячом.

Я вижу Марину: она плывёт на матраце и смеётся, забыв обо мне. А ведь был вариант поцеловать её вчера на дискотеке, не воспользовался – умру нецелованным.

Шум. Я осторожно поворачиваюсь всем телом, стою уже на носочках, покачиваясь как пугало на ветру, и вижу здоровенную волну. Она летит на купающихся, которые смеются и ныряют под неё, выныривают и опять смеются, а у меня свело мышцы на ногах, и адски болит плечо. А потом волна накрывает с головой.

2.

Я проснулся весь мокрый, разбрызгивая слюни в стороны, как скаковая лошадь. Сердце колотилось, как взбесившийся молоток, на бетонных стенах отражения кругов из глаз.

Пытаюсь понять, что происходит и где я: уже утонул или как? Эта грань между сном и реальностью такая тонкая, но обычно на ней хоть немного, но задерживаешься.

Постепенно доходит, что это всего лишь сон, всего лишь воспоминание из детства. Я не под водой, и только мой пот смачивает кровать. Хорошо, что не кричал – никого не разбудил, парни отдыхают – с утра на работу. Нашариваю мобильник и смотрю время. Полпятого утра, через полчаса у всех запиликают будильники. Можно уже не ложиться.

Постепенно прихожу в себя. Вспоминаю, где нахожусь: тесная комната на четверых в рабочем хостеле. Нас в комнате четверо, на двух двуспальных кроватях. Комнатка тесная, только чтобы переночевать и годится. Зато рядом с каждой койкой розетка и бесплатный wi-fi. Рабочие не должны скучать и спиваться от скуки – дайте им халявных развлечений. А то что кухня одна на три комнаты и душ, совмещенный с туалетом, – это мелочи жизни: грязь сама отвалится.

Надо мной противно посвистывает Витька – инвалид второй группы, неплохой парень и работящий, только очень запуганный. Наверное, его сильно в интернате прессуют, раз подался за тридевять европейских земель батрачить. Я тоже здесь не просто так оказался, но я сильный – справлюсь, а вот инвалиду тяжело. Хорошо, что у него есть я.

Ладно, раз уж всё равно проснулся, нужно время использовать грамотно – иду в душ, пока все спят. Такой чит, которым никто не пользуется.

Бесшумно встаю и оглядываюсь. Витька руку свесил вниз, и она медленно покачивается, слюни пускает в подушку, и лицо такое идиотское у него во сне. Вот смешной. Мой дурачок. Пацаны на соседней кровати тоже в самых изощренно-выкрученных позах отдыхают. Достаю сумку из под кровати, нащупываю гель для душа, зубную пасту, щетку и что-то переодеться. Полотенце сушится на спинке кровати. Дверь придерживаю, чтобы не скрипела, и выскакиваю в коридор. Еще три комнаты, в каждой по четыре рыла – причём иногда вперемешку, есть семейные – это самые противные. Ванная свободна, и с удовольствием ныряю внутрь. Успел. Через пятнадцать минут тут такое начнется, что держись.

Пока моюсь и чищу зубы, прокручиваю в голове план на сегодня. Приезжает куратор – жирный приспособленец, и забирает нас на бусе – везет на склад, где, собственно, мы и работаем. Склад немецкий – кошачьи и собачьи корма, плюс всё с ними связанное. Раз немецкий, то и дисциплина жесткая, почти концлагерь, но мне не страшно, сам порядок люблю. Заработаю денежек, из долговой ямы выберусь, и пока-пока Европа. Сегодня двенадцатичасовой рабочий день – это хорошо, оплата почасовая, чем больше работаешь, тем больше получишь. А если делаешь нормы по сбору посылок, то еще больше. Рабство, конечно, и вечная погоня за морковкой в виде нормы, но «не мы такие, жизнь такая». По-хорошему, сюда бы пару автоматчиков да покосить немцев, всех подряд, но это мечты. Пластмассовый мир победил.

Сквозь шум воды слышу гудок. Черт, это уже служебный Мерс внизу стоит, приехал бусик за рабочими. Зашлепали шаги, захлопали двери, зашипела сковорода на кухне – семейные уже заняли свои две конфорки – началось. В дверь уже осторожно стучат, скоро начнут колотить, и выхожу, чтобы не провоцировать народ. Тем более я свеж, как немецкий одеколон.

– Спасибо, блин. Мне в туалет, срочно! – длинный Генка, держась двумя руками за одно место и подпрыгивая, проскакивает внутрь. Баба из семейных начинает возмущаться, но мне уже все равно, теперь бы что-то пожарить, но здесь уже будут проблемы. Четыре конфорки, один чайник, одна микроволновка и всё на двенадцать человек. Нужно пристроиться к кому-то, чтобы не завтракать сухомяткой.

– Мишаня! – кричат протяжно снизу, толстый поднимается по ступенькам, пыхтя. Он в белой рубашке, которая уже взмокла и начала темнеть. Говорят, что на работе пухлый меняет их каждые три часа, чтобы не вонять. Перед немцами неудобно будет, да и с должности главного прислужника и крысы могут погнать. – Погоди, друг!

Останавливаюсь и жду, пока он преодолеет последние ступеньки. Пацаны толкаются, обтекают меня, как вода огромный камень посреди речки. Никто не ругается, знают, что кое-кто может и в рыло дать.

– Что? – спрашиваю у куратора. – Как там тебя? Давай быстрее, говори, что надо, мне бы еще перекусить перед концлагерем.

– Не нужно так говорить, – он хлопает меня по плечу, оставляя на свежей футболке потный отпечаток. Ну вот. Стиралка тут тоже не резиновая, если что. – Люди дают тебе работу, платят хорошие деньги. В евро, между прочим, Мишаня.

Молчу, чтобы не нахамить.

– Где инвалид?

– Кто?

Он багровеет и кричит, чтобы «все быстрее просыпались, машина ждать не будет». Директор не любит, когда опаздывают, влепит штраф всем и ему тоже. Всегда так говорит, и люди начинают мельтешить перепуганно, штрафов боятся, не для этого ехали за тридевять немецких земель. Потом он вспоминает про своего собеседника и смотрит бычком, тяжело дыша.

– Недоношенный этот, заика. Тот, которого все ждут постоянно, встал уже?

Конечно, я понимаю, о ком речь, но молчу.

– Сосед твой, который сверху попердывает. А ты нюхаешь.

Быстрый шаг вперед, кулаки сжаты, один удар – и толстый полетит кубарем вниз по лестнице. Он это тоже внезапно осознает и бледнеет, резко и быстро. Хорошо. Успеваю подумать, какие могут быть последствия, и останавливаюсь. Вокруг нас тишина, как в вакууме. Опускаю руку.

– Как там тебя…

– Олег, – почти шепчет толстяк, подбородок дрожит, по шее ползет большая капля пота, собирая грязь немытого тела.

– Олежусик, – говорю нежно, – Витя на месте, куда он денется. Зачем тебе?

– Он собирается долго, ты сам знаешь. Долго ждать будем, мне штраф не нужен, как и тебе. Я за вас отвечаю.

– Я его потороплю, – говорю чуть громче, народ сошел с паузы, и двое вцепились в ручку ванной, спорят, кто первый – у тебя всё?

Он смотрит на меня и молча кивает. На кухне народа, как тараканов у плохой хозяйки, похоже, кто-то сегодня завтракает бутером с маслом и сарделькой. Надзиратель шипит сзади что-то злобное, но я уже не слышу. Нет времени на разборки, подумаю о толстяке вечером.

Витька сидит на моей койке. Руки и плечи у него дрожат, голова опущена, взгляд напуганный – наверное, слышал милый диалог в коридоре.

– Подъем, – говорю, – ты уже умылся?

Он отрицательно качает головой:

– Н-н-н-н нет…

– Сейчас освободится ванная, и заскакивай. Олежусик будет тебя пасти, только и ждет, к чему докопаться. Так что давай в темпе вальса, Витька. А я бутербродов сооружу на завтрак и на обед. Чтобы хорошо вкалывать, нужны силы.

Толстый уже кричит в коридоре, ходит по комнатам, подгоняет всех. Боится, прикрывает свою сраку от наказания иностранцев. Он не любит тех, кто не боится его. Храбрыми трудно командовать, а тут еще и сопротивление на глазах у всех, и он показал свою слабую сторону. Говорят, что этот тип не одного работягу выжил, и даже не двоих. Значит, надо быть готовым к неприятностям, да и Витьку нужно защитить. Он слабый мальчик, и за него толстый возьмется в первую очередь. Ничего, прорвёмся.

Глава 2

1.

Мерседес привозит толпу к огромному и длинному помещению. Таких масштабов многие из нас не видели в своей провинции, а это всего лишь перевалочный склад на котором собираются посылки для отправки в магазины по всей Европе. Своего рода общая база: сюда везут товар связанный с «мяукающими-гавкающими», и здесь же он фасуется и уезжает в разные концы света. А мы всего лишь десяток муравьев из сотни, которая здесь трудится изо дня в день.

Через главные ворота проезжаем без препятствий, а дальше в здании уже строгий пропускной режим – каждый работник получает карточку, отмечается на входе и на выходе, «карщики» забирают ключи от своих машин, мы выбираем сканеры чтобы «пикаться». Когда сканируешь товар – прибор в подтверждение издает смешной звук, поэтому так и прозвали этот процесс. Смена, которая была до нас, одновременно выходит из помещения – спешат на автобус – бардак полный.

Новички сначала теряются и держатся куратора-организатора, типа нашего толстяка, а Витька, он до сих пор привыкнуть не может, приходится тянуть его за собой, когда мы попадаем в одну смену.

Проталкиваюсь сквозь толпу к витрине за которой мечется охранник – бедолага-иностранец не может разобраться с толпой русскоговорящих подростков – все чего-то хотят, все наглые и крикливые, а он по-нашему ни бум-бум, хоть бы попробовал выучить что-ли.

Хватаю Витьку за локоть и подтягиваю к себе, как чемодан. Другой рукой роюсь в сканерах на столе, которые обычно охранник сам выдает под роспись.

«Куда без очереди!», – кричит кто-то. Показываю кулак и одновременно улыбаюсь охраннику, который заметил мои поползновения. Подтягиваю бланк и нахожу свою фамилию, ручку ношу в кармане, быстро вписываю номер сканера и время – охранник успокаивается. Чтобы заработать денег тормозить нельзя, а здесь так точно. Шум и гам! Пока все эти будут разбираться я займу нормальную машинку и полечу делать нормы, только друг задерживает.

– Распишись! – кричу Витьке и даю ручку. – Давай быстрее, прошу тебя!

– Х-Хорошо, – заикаясь произносит он и красный от стыда и неудобства ищет свою фамилию на бланках.

– Быстрее, болван! – кричит деваха в красных шортах и подпрыгивает от нетерпения.

– Не-не-не-не-не, – что-то пытается сказать Витька и чем больше нервничает, тем больше заикается.

– Что, – говорю, – забыл как крестик ставить?

Он мотает башкой и опять не-некает.

– Найти фамилию не можешь?

Угадал. Спрашивать его фамилию бесполезно, будет еще полчаса заикаться, а толпа за спиной начинает закипать. Бланки вырывают из пальцев. Охранник нервничает и багровеет.

– Да погоди! – кричу я и тяну бумаги назад. – Олег! Олег!

Толстяк проталкивается ко мне и смотрит на Витьку:

– Ты какого хрена задерживаешь смену! Быстро вернул бумаги!

– Фамилию его скажи! – говорю, – я забыл.

– Худрук, – четко отвечает куратор.

Всё-таки насчет работы он молодец. Знает все и обо всех, хотя тут текучка ужасная. Десять приехало, пять уехало и так каждый день.

– Точно?

– Д-д-д-д, да.

Бумага пролистывается еще раз и находится «Hudruk Viktor»

– Ставь подпись и погнали! Мне еще машинку искать!

– Михаил! – обращается толстый и хватает меня за руку на развороте. Витька уже отдал бумагу охраннику и толпа клином пошла в другую сторону, вторая смены вышла и стало чуть просторнее. Плохой знак, с этим благородством хороший транспорт я уже потерял.

– Чего?

Витька уже у двери, приложил карточку к сканеру, показал пакет охраннику и скользнул внутрь.

– Помнишь я про кота говорил, который консервы жрет?

– Помню, – отвечаю. – Чего тебе надо? Быстрее давай, мне нормы делать.

Толстый багровеет и «выпускает пар ушами».

– Будешь кататься в том районе, посмотри, если что. Директор обещал премию тому, кто кота поймает.

– Добро, – говорю я и достаю карточку. Прикладываю к сканеру, он на мгновение зависает и пищит, а потом светится зеленым. Вход засчитан.

– И еще! – кричит толстый, когда я уже ногой на территории. – Следи чтобы придурошный под колеса случайно не попал!

Я захлопываю дверь и слышу окончание.

«Всякое бывает!»

Ну и урод же.

* * *

Про кота этого уже неделю слухи ходят. Лично я его не видел, но пару раз разорванная упаковка «Вискас» или открытая консерва валялась на пути. Может, это наши и жрут. Пацаны вечно голодные, по двенадцать часов работать тяжело и одного обеда мало, а некоторые без денег сидят вот и «хомячат» то, что собакам предназначено. Весь склад «обтыкан» супер чувствительными камерами, как ёж иголками, но именно в том углу есть мертвая зона и об этом все знают, кроме тех, кто за камеры отвечает. Не знаю недоглядели или для себя лазейку сделали, но там где складируются кошачьи и собачьи консервы, плюс сухой корм – камеры видят плохо.

А теперь кот там повадился товар портить и на полу гадить. Откуда он взялся я не знаю, но видели его многие, да поймать не могут. Он обычно на верхних стеллажах зависает, а туда никто не лазит, только погрузчики палетты ставят. И птицы иногда залетают через открытые ворота. Высота этажа четыре по-нашему, не меньше.

Моя работа состоит в сборе посылок. Получаешь на сканер список нужных товаров, берешь пустую коробку и катаешься по складу собирая товары. Потом, когда коробка готова, везешь ее на упаковку и получаешь новое задание. Смысл всей работы – за смену сделать как можно больше коробок – желательно норму. Если не собираешь норму – это не страшно, просто через неделю тебя или уволят или переведут на другой процесс. Если делаешь норму то получаешь увеличенную на 10% зарплату за день. Если работаешь выше нормы, то денег еще больше. Конечно все стараются как минимум сделать минималку, а как максимум накидать сверху. Конечно же тут все продумано так, что ты будешь бегать все восемь – двенадцать часов с мокрой спиной, чтобы заработать нужно впахивать без обеда, на лучшей машинке и с рабочим сканером плюс нужны кураторы в знакомых, которые дадут заказы полегче. Все как всегда. Блат решает.

Так как склад огромный и широкий то ездим по нему на «машинках», такие передвижные средства с вилами, на которые ставится ящик с огромным аккумулятором, который нужно заряжать и двумя педалями газ и тормоз. На складе и дорожная разметка есть, и пешеходные переходы, знаки – все сделано, чтобы никто не задавил никого, хотя пеших тут мало. Все на машинках ездят.

В тот день мне случайно удалось захватить нормальную машинку, хоть я и зашел не в первых рядах из-за Витьки. Кто-то забыл аппарат между рядами или специально так поставил, а попробуй спрятать от медведя мёд. Повезло, но больше так не буду Витьке помогать – из-за своей доброты сам и страдаю.

Вон друг стоит в районе офисов, уже на машинке, собирает мусор из урн (он убирает на складе) и над ним навис Олег, издалека видно тело в белой рубашке. Что-то кричит и размахивает руками. Витька как всегда голову опустил и покорно слушает. Одной рукой включаю сканер и пока он загружается еду в ту сторону.

Толстый вдруг хватает пустую баночку из-под пепси. Кривясь от отвращения давит в руке и ухмыляется. Я чуть поддаю газу и жму на гудок. Все оглядываются, запрещено гудеть без особой на то причины, но мне всё равно. Толстый опускает руку и прячет банку за спиной, а я, проезжая мимо двумя пальцами показываю на толстого и себе на глаза. Это означает «Я слежу за тобой!» Олежусик злобно провожает меня взглядом, разворачивается и шагает по направлению к офису.

2.

Сегодня двенадцатичасовая смена и тянутся такие смены ну очень долго. Каждые два часа перекур по двадцать минут и за это время нужно успеть доехать до курилки, покурить, сходить в туалет и вернуться назад. Обед длится полчаса, а за это время нужно ещё и покушать успеть. Если возьмешься за работу поздно, то норму не сделаешь и на штраф нарвёшься. А нормы в двенадцатичасовую смену выше чем в стандартную восьмичасовую.

Одни огорчения, короче. К шести часам вечера я вымотался как собака, для которых все эти корма, ошейники, костюмчики, шампуни собирал. Поубивал бы этих четвероногих вместе с их хозяевами, никогда не думал, что на них столько денег нужно.

А запах этих вонючих кормов из меня не выветрится еще год. Тут мойся – не мойся воняет этим специфическим запахом даже от еды.

Норму я в принципе на сегодня уже выполнил и ещё целый час до конца смены, можно еще поездить, дополнительную выработку сделать, только если честно, нафиг оно мне уже нужно. Спина так болит, будто мешки разгружал, спать хочется – глаза закрываются, и быстро кататься уже не могу – соображалка отрубилась, как бы не въехать в кого, ещё и европейской тюремной баланды попробую.

Можно тупо кататься по складу, но надсмотрщики заметят, что пустой езжу и «пса» пришлют: толстого или эту рыжую истеричку, не помню как её звать. Лучше на время пропасть с радаров, а под конец рабочего дня уже не сильно следят. Поэтому я и свернул туда, где камеры не смотрят: сектор элитных консерв и кормов.

Находится он в левой стороне склада по правую руку, в углу, напротив места для курения, самые темные ряды. Почему именно самые дорогие товары не в зоне покрытия камеры это только охране известно, но факт есть факт. Здесь консервы для собак с натуральным мясом без примесей хранятся, такие у нас люди не едят, а у немцев псы жрут.

Замедляю ход и потихоньку курсирую вдоль рядов, оглядываясь на девчонок. Много тут наших, в том числе и женского пола – можно было бы и замутить с одной, но неохота подхватить чего. Жил тут с нами паренёк, когда еще Витька не подселился. Нашел сайт с местными проститутками и начал выбирать, да названивать. Они только его акцент услышат и трубку бросают. «Руссо? Нет.Найн.Крейзи рашн». Чем-то наши не угодили, может не платят или скорее сил у славян побольше чем у малахольных европейцев, заказывающих интим-услуги. А проституткам тоже работать не сильно хочется, пару минут и сто евро забрала. С нашими так не прокатит.

Короче дозвонился он до одной и выехал на целую ночь. Не понравилось. Говорит «наши лучше». Мало того что страшная, так еще и в постели ни рыба, ни мясо. Лежит и морду кривит. Удовольствия не получил, так и одно место вдобавок как-то неожиданно натер. А потом одно место у него покраснело. А потом еще сильнее покраснело и капать из него начало и болеть. Уехал он домой лечиться, недовольный европейским сервисом. Здесь к врачам обращаться и не пробовал: мало того, что очередь на полгода, так еще и три зарплаты только за консультацию заберут, если без местной страховки. Кстати, давно он не писал как дела и назад не вернулся – наверное, всё плохо.

Задумавшись, я чуть мимо Витьки не проскочил. Он почему-то без машинки ходил между стеллажами, хватаясь за голову и по сторонам оглядываясь. Опять влип наверное, обманул кто-то или обидел. Я сразу же вправо свернул и к нему подкатил. Его транспорт стоял метрах в ста: нагруженный мусором, рваными коробками, обрывками бумаги, файлами, мятыми консервными банками от энергетиков и кофе. У парня обычно все аккуратно сложено, он за собой следить не умеет, но вот по работе не подкопаешься, а тут как подменили.

– В чем дело, брат? – с аппарата я не схожу, на случай если смотрят по камерам, должен быть минимально рабочий вид. Витька с надеждой смотрит на меня, подходит ближе и мой груз рассматривает.

– Р-р-р-работаешь?

– Ага, – говорю, – быстрее можешь соображать? Мне стоять нельзя на месте. Тебе кстати тоже.

– У м-м-м-м-еня т-т-т-т-т—те-те-телефон украли, – говорит он чуть не плача. – Что д-делать, а? К-к-к-как же мультики?

Это проблема. Здесь без телефона как без рук. Особенно на выходных: заляжешь на целый день в кроватку с пивом, сериалы смотришь или книжки читаешь. Я ему как раз вчера все мультики Пиксар закачал на телефон – он так любит Смешариков, пусть просвещается, теперь вообще кукушкой поедет без развлечений.

Схожу с машинки и обнимаю чуть не плачущего пацана. Мимо проезжает один из кладовщиков и удивленно пялится на наш броманс. По барабану, разберусь потом.

– Успокойся Витька. Где ты его потерял?

Он смотрит на меня зареванными глазами и рычит.

– Я не терял, у меня украли.

– Здесь? – осматриваюсь, пытаюсь понять, как здесь можно посеять смартфон. – Из кармана выпал?

– Я поехал воды напиться из аппарата. Знаешь, такая вкусная, ди-ди-ди-ди

– Я понял. Давай быстрее.

Быстрее не получилось. Он когда нервничает, то начинает еще больше заикаться и чем больше нервничает, тем сильнее заикается. Короче, еле я из него правду выудил. Поехал воды напиться на кухне. Это не запрещается. Пейте сколько хотите, а то от обезвоживания загнетесь. Добрался без проблем и тачку на обочине оставил. Так тоже можно. Главное чтобы не мешала другим работать. Оставил и пить пошел. А телефон в машинке лежал. Такой смешной с чехлом, по которому котик карабкается, смешная фигурка резиновая. Племянница ему такой чехол подарила. Вернулся, а телефона уже нет на месте. Всё. Самсунг нашел другого хозяина. Телефон на который он откладывал три месяца, сделал ноги. Я его кстати и помогал выбирать и с продавцом общался на ломаном английском.

– Офигеть. Ну ты лошара, без обид.

Видно, что парень еле от рыданий сдерживается, а тут еще я жару поддаю. Но что с ним сделаешь, не накричишь – не научится.

– Ты точно, блин, инвалид. Только умственный. А чего здесь ищешь?

– М-м-м-м-м-м

– Может?

Он кивает головой

– Зде-е-е-е-е-сс-с.

– Здесь?

Кивок головой.

– Да ты успокойся и нормально говори. Я тебе не враг.

Опять кивок.

– Поп-о-по-ппо

– Не здесь ты его потерял, не «попкай» и успокойся. Сейчас попробуем.

Я выудил свою пищалку и Витькин номер набрал. На складе мобильная связь плохо работает, совсем забыл, глушат падлы чтобы не отвлекались работники на общение.

– Нет сигнала. Нужно в угол отъехать, там ловит мобилу, знаю место. Короче, Витос, вставай на машину и дуй за мной.

3.

Вот дурачок. Влип так влип. Теперь будет с ума от скуки сходить и в свой интернат не позвонит отчитаться о том, что жив. Им там все равно, насколько я знаю, но все-таки. Без телефона здесь тяжело.

Приезжаю первый и выскакиваю на ходу пока машинка останавливается. Витька только появляется вдалеке, а я уже пытаюсь набрать номер. Одна полоска – еле тянет. Пытаюсь набрать ещё раз – даже вызов не идёт. Витька уже остановился и смотрит на меня с надеждой. Извини, но телефон я тебе не куплю и евриков не одолжу – сам еще за разбитую машину не рассчитался. Сидел бы я тут.

– Так. Полезу наверх. Стой около наших самоходок и следи чтобы у меня ничего не украли. Я на всякий случай телефон заберу, а то на тебя понадейся.

Витька неразборчиво мычит, пытается что-то сказать и кивает усердно, но нет времени слушать. Я лезу наверх.

Такое запрещено всеми законами этого «складского» бизнеса, но тут камеры не ловят. Можно рискнуть. Дело в том, что мобила наверху очень хорошо ловит, проверено парнями в ночные смены воскресенья (в это время на работе нет начальников, а «псы спят») Жалко, что сейчас не та самая ночь. Быстро оглядываюсь по сторонам и лезу вверх. Аккуратно встаю на полки, на мешки, чтобы не разорвать и карабкаюсь выше. Все сделано надежно, здесь ведь тяжелые палетты стоят в пять этажей и ничего. Главное не ухватиться случайно за пустой поддон, который может поехать вниз вместе со мной. Ну и чтобы из-под ног никого не выскочило, типа крысы.

– Ш-ш-ш-ш – надрывается внизу друган.

– Не шипи, Витька, – кричу и вижу, что все три полоски на месте. Одной рукой держусь за деревянную перемычку, а другой за телефон. Пальцем набираю номер и слушаю. Включается оператор и железным голосом сообщает: «Абонент временно недоступен.»

Черт! Достали сим-карту скорее всего. Можно попрощаться с мобилой. Поворачиваюсь, чтобы сообщить плохую новость Витьке и чертыхаюсь еще раз.

А вот теперь картина Репина, та самая которую никто не видел, но все знают. «Приплыли», называется. По длинному коридору, который я вижу как на ладони, едет целая процессия. Вижу белую рубашку толстяка, он второй в колонне. За ним рыжая надзирательница, та еще бешеная сучка. Они едут медленно, поэтому за ними выстроилось штук пять машинок работяг. Бедолаги ни обогнать не могут – нельзя выезжать на встречку и пешеходный, ни сворачивать не сворачивают. Самый первый важно едет господин гребаный директор. Морда надменная и на меня смотрит, поздно прятаться заметили уже. Или нет? Быстро спускаюсь вниз, переворачивая мелкие коробки и спрыгиваю на пол за секунду перед тем, как директор выезжает из-за поворота. Спасибо всем арийским богам за таких медленных немцев.