Текст книги "Школа министров"
Автор книги: Михаил Колесников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Когда поднялся в конференц-зал, там в полном сборе уже были директора заводов и объединений. От них отделился неприступно-величественный Скатерщиков. Не спеша направился к Алтунину, спросил с натянутой улыбкой:
– Как спалось?
Сергей сдвинул брови.
– Тебя видел во сне. Все никак не пойму: к добру снишься или к худу?
– Для кого как. Да и добро и худо мы с тобой понимаем по-разному. Не оставил свою химеру?
– Из моих химер, Петр Федорович, всегда вырастают чайные розы. Для тебя. О себе я мало забочусь. Все о тебе и о тебе.
– У твоих роз слишком острые шипы.
– Стерпишь. Я ведь не с тобой спорить собираюсь. С тобой спор кончился. Для меня в данном случае ваше объединение – всего лишь зернышко.
Губы Скатерщикова скривились.
– Эк тебя вознесло, Сергей Павлович! Отдохнуть бы пора. Приезжай к нам. Сходим в тайгу на медведя.
– Приеду. После того как перейдете на изготовление машин в «северном» исполнении. После этого и на медведя можно.
– Значит, никогда. Жаль...
За длинным полированным столом деловито рассаживались члены коллегии – пятнадцать человек, в руках которых сосредоточена стратегия управления всей отраслью. Сергей всякий раз с любопытством вглядывался в их лица. Заместители министра, начальники отраслевых и функциональных управлений, ведущие экономисты, ученые из научно-технического совета. Совещательный орган при министре-единоначальнике.
Алтунину сегодня придется выступать перед этими весьма компетентными людьми, доказывать свою правду. Нелегко, нелегко. В самом деле, не зарвался ли ты, Алтунин: ученых людей задумал поучить! Не совестно?..
Хотел подойти к Лядову, но тот, безразлично взглянув на него, отвернулся, заговорил со Ступаковым. О чем? Анатолий Андреевич тоже не подозвал Алтунина. Он был хмур и сосредоточен, смотрел исподлобья. Тут крылась какая-то загадка: оба были вроде бы чем-то недовольны. Возможно, их беспокоил предстоящий доклад Алтунина? Так почему не сказать прямо?
Сергей вновь почувствовал неуверенность в себе, по телу прошла зябкость. Неуютно, холодно.
Ну и ладно: пусть будет что будет. Уселся в уголок, подальше от начальства. Задвигал непроизвольно бровями, от нервного напряжения, что ли? А чего нервничает? Чего опасается? Ведь не враги же собственному делу все те, кто отвечает за стратегию отрасли.
Подошел Замков, помощник Лядова. Осведомился:
– К выступлению подготовились?
– Готов.
Окинув взглядом внушительную, осанистую фигуру Замкова, Сергей подумал, что нет в министерстве личности загадочней, чем эта. Кто он, в сущности? А по виду сторонние люди за министра принимают. Всегда задумчивые, чуть навыкате глаза. Улыбнется, будто рублем подарит – вокруг расцветают ответные улыбки. Все же знают: путь к Лядову лежит через Замкова. Из-за расположения к вам Замков может ваши документы представить заместителю министра в первую очередь. Но если вы проявите непочтение к помощнику, то уж наберитесь терпения: можете сколько угодно яриться, понукать его, Замков ваше дело отложит. Потому-то директора заводов и даже генеральные директора объединений заискивают перед ним.
К Сергею Замков относится почти дружески. Знает: заместитель министра благоволит к Алтунину. Земляки. Однажды на важном приеме, выпив рюмку коньяка, Замков подмигнул Сергею и изрек:
– Миром в общем-то правят помощники и заместители. Начальству некогда.
Это, разумеется, была шутка, но как показалось Сергею, она в какой-то степени выражала истинное мнение Замкова. Наверное, в самом деле убежден, что от продвижения бумаг зависит состояние дел в министерстве да и во всей отрасли.
Говорят, в начале шестидесятых Замков был директором одного из московских заводов, и дела у него шли неплохо. Потом кто-то из друзей или покровителей перетащил его в министерство. Помощник заместителя министра! Звучит, конечно, громко. Но Сергей поражался: неужели ему не скучно подавать все эти папочки? Неужто не тянет обратно на завод?..
Лядов явно недолюбливает Замкова. Почему? Замков уважительный, исполнительный, дипломатичный. Но Лядов смотрит как бы сквозь своего помощника, будто и нет его. Разговаривает с ним строго официально:
– Представьте к четырнадцати тридцати такие-то и такие документы! Запишите: в семнадцать ноль-ноль совещание там-то. Запросите у директора такого-то завода сведения о том-то...
И важный, осанистый Замков чуть ли не каблуками щелкает от усердия. Наблюдая за ним однажды в такой момент, Скатерщиков сказал:
– Этого лба в Сибирь бы. Заводишко бы ему дать, чтоб жирком не обрастал. Он ведь чуть старше нас, а от производства материальных благ в «бумагу» ушел...
Резко и несправедливо, наверное. При чем здесь возраст? Если послушать Петеньку, то все до сорока должны вкалывать на лесоразработках или стальные болванки грузить. Во всяком случае, Сергей понимал, что кому-то же нужно ходить и в помощниках заместителя министра. Замков годился на эту роль, пожалуй, больше других. В нем угадывалась своеобразная вышколенность. Как это у дипломатов называется: толерантность? По-русски – терпимость, что ли, благожелательность... А вот заводишко Замкову Алтунин вряд ли доверил бы: отстал Виктор Михайлович от конкретной производственной жизни – теперь ведь все по-другому, чем было когда-то. Все на хозрасчете. Не справится, опозорится и урон большой принести может...
Сергей не придавал значения тому, как относятся к нему Замков и даже члены коллегии. Но должен быть здесь человек, отношением которого он очень дорожил. Это секретарь парткома министерства Андриасов.
Они познакомились еще в ту пору, когда Сергей руководил объединением и в Москве появлялся наездами. Андриасов словно бы выделял его из массы остальных директоров, неизменно поддерживал на коллегии. А такая поддержка много значила и значит. Андриасов выражал волю партийной организации министерства. Не фигурально, а по существу. Партком был здесь деятельным органом. Все время контролировал работу аппарата по выполнению директив партии и правительства. Очень бдительно контролировал. Уже на памяти Алтунина с отчетами в парткоме перебывали руководители большинства главков. К таким отчетам готовились посерьезнее, чем к докладу на коллегии. Многим приходилось в парткоме туго, а кое-кто после отчета был даже отстранен от должности. За безответственность, за бюрократизм, за узковедомственный подход к делу, за нарушение партийной и государственной дисциплины партком спрашивал строго.
Емкое понятие: партийная высота. Очень емкое. Коммунист всегда должен находиться на партийной высоте, чувствовать некую запретную черту. Сам. Без подсказки. Однако Андриасов умел и подсказать вовремя. Когда высота не потеряна. А уж если и после того скользишь, как говорится, по наклонной плоскости – не прогневайся...
Очутившись в конференц-зале, Алтунин напряженно отыскивал взглядом секретаря парткома. Знает ли Андриасов, о чем Сергей собирался докладывать коллегии? Вряд ли. Ведь Алтунин не зашел предварительно в партком. А надо бы. Надо было посоветоваться.
Почему же, собственно, не зашел? Можно обманывать самого себя: мол, собирался, да неотложные дела не пустили. Все это неправда. Не собирался. Даже избегал встречи с Андриасовым. Потому что после разговора с Лядовым засомневался: сможет ли секретарь парткома так вот, сразу, без подготовки оценить идею зонирования? А вдруг выскажется против? Решительно против. Тогда будет как-то неловко вылезать со всем этим на коллегию. Впрочем, Андриасов, специалист в области теории и практики оптимального планирования и прогнозирования, наверное, разобрался бы.
Сейчас Алтунин очень жалел, что не зашел в партком накануне коллегии...
Андриасов появился перед самым началом заседания. Как-то внезапно: не было в зале – и вот он возле Сергея – рослый, плечистый, под стать самому Алтунину. Кто-то утверждал, что они даже лицом походят друг на друга. Но это не так. У Алтунина лицо не утратило густой сибирской смуглоты. Да и фигурой он помассивнее, поувалистее. Андриасова в сравнении с Сергеем можно назвать изящным, хотя секретарь парткома лет на пять старше.
Разницу в годах выдают прежде всего глаза Андриасова. Взгляд их несколько... устало-мудрый, что ли. И это заметно старит секретаря парткома. По глазам ему можно дать и пятьдесят и даже все шестьдесят.
– Сергей Павлович, рад вас видеть! – сердечным топом произнес Андриасов. – Слышал, хотите выступать на коллегии?
– Сперва хотел. Теперь расхотелось. А выступать надо, Василий Константинович.
Андриасов улыбнулся, но выражение глаз при этом не изменилось. В них как бы сами по себе продолжали жить какие-то иные мысли, далекие от Алтунина. Так по крайней мере казалось Сергею. Но он ошибся.
– Наслышан от Анатолия Андреевича о вашей идее зонирования, и вот проворачиваю сии жернова у себя в мозгах, – сказал секретарь парткома.
Сергею сделалось неловко: разбитый личным горем Ступаков нашел время наведаться в партком, рассказал о замыслах Алтунина – а сам Алтунин не удосужился. Однако в голосе секретаря парткома не звучало упрека. Слышалось совсем другое: увлеченность зонированием.
– Идея ваша интересная, – сказал он одобрительно.
– Какая же она моя... – начал было Сергей, но Андриасов прервал его.
– Знаю. Она подсказана решениями партсъезда, но вы все-таки не прибедняйтесь. Богу – богово, кесарю – кесарево.
– А если коллегия все же не примет моего предложения?
– Может и не принять. Вы хотели бы, чтоб так вот, сразу и приняли?
– Разумеется.
Оба рассмеялись, понимая, насколько завышены претензии Алтунина: серьезные дела с налету не делаются.
– Предвижу резкие возражения, – признался Алтунин.
– Ну, не без того, – согласился Андриасов. – Странно было бы, если бы обошлось без возражений.
– Почему странно?
– Не возражают только в тех случаях, когда никакой проблемы не существует. А если она существует, непременно возражают. И это очень хорошо: обязывает основательнее продумать все, а значит, избавляет нас иногда от серьезных промашек.
Андриасов словно бы все более воодушевлялся. И его состояние передалось Сергею, он почувствовал себя увереннее. Секретарь парткома – надежный союзник.
А тот уже давал практические советы:
– Если возражающие будут упирать на якобы недостаточную развитость Восточной Сибири по сравнению с Западной, бейте с плеча. Как ни бурно развивается индустрия Западной Сибири, а первенство по темпам роста промышленного производства во всей Российской Федерации принадлежит все же Восточно-сибирскому экономическому району! Тут вам и Красноярский край, и Читинская, Иркутская области, и такие автономные республики, как Тувинская, Бурятская...
Сергей совсем повеселел. Он был бесконечно благодарен Андриасову. Его ободряющее слово требовалось именно сейчас. Чтоб вернулась к Сергею уверенность в себе и в нужности задуманного. Теперь Алтунин не сомневался: если даже случится так, что его предложение не пройдет, решение будет неокончательным. Вот тогда-то он и пойдет в партком.
Очевидно, правильно, что первым туда пошел Анатолий Андреевич, а не Алтунин. Помощи нужно просить, когда она действительно необходима, а не заранее – «на всякий случай». Сперва сам, сам постарайся все обосновать, все аргументировать...
Появился наконец и министр – представительный мужчина лет шестидесяти пяти. Черный костюм, черный галстук, ослепительно-белая рубашка. Лицо сухое, резко очерченное, гладко выбритое.
Заговорил негромко. Голос был немного скрипуч. В зале сразу же наступила тишина.
Сергей напряженно вслушивался. О чем он говорит? О формальных и неформальных структурах.
Неформальная структура может служить экспериментальной базой для проверки вариаций формальных структур. Имеющийся опыт свидетельствует: чем сложнее задачи, стоящие перед управлением, тем труднее выбрать жесткую структуру. Поспешные, непродуманные реорганизации могут принести большой вред. Существующая структура имеет уже то преимущество, что она существует, функционирует. А всякая новая структура вначале обладает преимуществом лишь гипотетическим. Когда нововведение слишком трудно установить, это – верное доказательство того, что в нем нет необходимости...
Все недоуменно переглядывались: ведь речь как будто должна идти о перестройке всей системы управления, а министр, похоже, предостерегает от решительных шагов в этом направлений. Дескать, намотайте на ус, товарищи реформаторы: любая перестройка болезненна и требует больших затрат! На перестройки в системе управления можно идти только при серьезной необходимости, глубоких научных обоснованиях, когда эффективность очевидна.
Сергей опять с тоской подумал, что, может быть, не следует вылезать со своей концепцией. Не пройдет! Министр словно бы знал, что собирается предложить Алтунин, и предупреждал его.
Сергея всегда остро интересовало: как думают министры, люди крупного масштаба? Непостижимость мысли всегда завораживает.
И вот теперь министр говорил вроде бы диаметрально противоположное тому, ради чего они собрались.
Мол, лучше всего, если бы при перестройке не затрагивались ни министерства, ни ведомства, а формировались бы некие территориальные, межотраслевые органы. Опыт свидетельствует: как недооценка работы по своевременному совершенствованию структуры управления, так и переоценка ее не способствует улучшению управления.
Наверное, не один Алтунин находился в растерянности. По залу прошел шумок. Однако под строгим взглядом министра все снова мгновенно затихли. Его побаивались. Побаивались не только негромкого, спокойного голоса, а даже и взгляда.
– Все это я говорю не ради пустой игры в слова! – объявил министр. – Комиссия под председательством товарища Лядова рассмотрела все предложения по генеральной схеме. Я ознакомился с ними. Некоторые товарищи предлагают создавать объединения там, где это не диктуется ни техническими, ни экономическими соображениями. Сегодня им придется попотеть. Требую системного, доказательного подхода к обсуждаемому вопросу.
Поставив таким образом всех на лезвие бритвы, министр передал слово Лядову, а сам откинулся на спинку кресла и замер в такой позе. Его будто бы и не существовало больше в этом зале.
– Как видите, товарищи, – сказал Лядов со своей привычной располагающей улыбкой, – совершенствованием управления нужно тоже управлять, чем и будет сейчас заниматься наша комиссия. Товарищ Алтунин, начнем с вас. Первая буква алфавита – первое слово...
От неожиданности Сергей вздрогнул. Почувствовал, как натягивается кожа на скулах.
– Можно докладывать сидя, – разрешил Лядов, когда он поднялся. Но сидя Алтунин докладывать не умел и продолжал стоять, возвышаясь над столом во весь свой внушительный рост. Так он чувствовал себя уверенней.
Лядов, согнав улыбку с губ, счел нужным напомнить:
– Работа над генеральной схемой управления вчерне закончена. Мы укладываемся в сроки. К новому году все будет завершено. После утверждения схемы в Совете Министров сразу приступим к перестройке. Картину, которая в общем-то сложилась, искажают некоторые флуктуации. Но не говорить о них нельзя... Сергей Павлович, в своей докладной вы слабо аргументировали необходимость зонирования машиностроения. Как мы поняли из ваших доводов, необходимость зонирования вызвана тем, что основная масса дополнительных затрат, связанных с общесоюзной специализацией машиностроения Восточной зоны, вызвана повышенной загрузкой транспорта, определенным замедлением оборачиваемости оборотных средств, недостаточно полным учетом условий эксплуатации машин в восточных районах. Так?
– Именно так.
– Что вы имеете в виду, когда говорите о недостаточно полном учете условий эксплуатации машин в восточных районах? – Тон был почти враждебный, и Сергей догадался, почему: работа над генеральной схемой почти закончена, хоть сегодня отсылай в Совет Министров, а тут появляется Алтунин со своими предложениями, в общем-то имеющими косвенное отношение к совершенствованию структуры управления, и хочешь не хочешь – приходится его выслушивать, тратить драгоценное время. Флуктуация, искажающая стройную картину...
Почувствовав, что Лядов зол, Сергей оживился. И другие почувствовали злость Лядова. Скатерщиков вон улыбается во весь рот, почесывает свою лентообразную лысину. Опять Алтунин стоит один под ледяным ветром.
– Что я имею в виду? – переспросил Сергей, постепенно наливаясь яростной силой и уже не видя перед собой ни одного лица, кроме лица Лядова. – Я имею в виду наиболее рациональную отраслевую структуру машиностроения в Сибири и на Дальнем Востоке. Ради того и собрались, как понимаю: ради рациональной структуры. В восточных районах – уникальные минерально-сырьевые, лесные, водные ресурсы. Вот и нужно отдавать предпочтение выпуску таких машин там, на востоке, которые позволят взять эти богатства. Без потерь. Мы часто забываем, что машиностроение носит обслуживающий характер. Потому и нужно совершенствовать номенклатурную специализацию машиностроения районов Сибири и Дальнего Востока.
– У вас все? – Лядов даже не глядел в сторону Алтунина.
– Нет, не все. Когда я говорю о плохом учете условий эксплуатации машин, то имею в виду и вот что: условия эксплуатации на Востоке особые, жесткие – болота, мерзлота, низкие температуры воздуха, – а в конструкциях наших машин мы этого не учитываем. Должно существовать хотя бы одно производственное объединение, которое будет изготовлять машины, вполне приспособленные к тамошним условиям. Решать проблему освоения природных богатств, сосредоточенных на территории Сибирской равнины, с помощью существующей техники неэффективно! Разве я предлагаю что-нибудь, идущее вразрез с нашей стратегией? – Он оглянулся по сторонам, ища поддержки, но на него никто не смотрел. Все сидели, опустив головы. Слишком высокую ноту взял Алтунин!
– Продолжайте, – сухо сказал Лядов.
– На Востоке находится большая часть прогнозных запасов углей. По расчетам Сибирского энергетического института, уже в ближайшем будущем Сибирь сможет взять на себя поставку Западной зоне примерно семидесяти пяти процентов недостающего здесь минерального топлива. И цветная металлургия в перспективе должна развиваться преимущественно за счет новостроек восточных районов.
– На все нужны деньги, деньги! – воскликнул Лядов в крайнем раздражении. Упорство Алтунина вывело-таки его из себя.
– Деньги? Специалисты подсчитали: от зонирования машиностроения в восточных районах за десять лет можно достигнуть не менее пятидесяти трех миллиардов рублей экономии! Вот вам и деньги. Производственное объединение «Самородок» могло бы стать основой...
– Абсурд! – выкрикнул Скатерщиков, по-видимому, забыв, где находится. – Мы работаем на общесоюзную зону сбыта, на экспорт!
Министр сурово повел бровью.
– Продолжайте, товарищ Алтунин, – произнес он усталым голосом и переглянулся с Андриасовым.
Секретарь парткома наклонился к его уху и что-то сказал. Министр едва приметно кивнул головой и устремил внимательный взгляд на Алтунина.
Сергей смешался. Потерял нить выступления.
– У меня, собственно, все, – сказал он. И заторопился: – Восточной зоны как таковой пока нет, но она должна быть. Это неизбежно. Убежден, уже сейчас необходимо приступить к основным мероприятиям по ее созданию. И еще: нужно думать о тенденциях. А тенденции – комплексное развитие производительных сил, комплексная территориальная организация производства на основе природных богатств, создание промышленных узлов в районе сырья. И тут мы вынуждены будем рано или поздно включиться в создание крупных межотраслевых территориально-производственных комплексов, межотраслевых объединений.
– Совершенно верно, – сказал министр.
Сергей сел, чувствуя, как горит лицо от возбуждения. Откуда-то издалека доходил голос Лядова:
– Проблема требует дополнительного изучения, технико-экономических обоснований...
Когда вышел на улицу, вздохнул полной грудью. Вот и все: не победитель, не побежденный. Повис в воздухе. Надолго ли?..
Он неторопливо брел по незнакомой улице, сохранившей старую архитектуру, и удивлялся каждому узорному карнизу, каждой колонне. Какое изящество! Сколько вкуса, художественного такта!
Москва все-таки прекрасна... И жизнь прекрасна.
4
Генеральная схема перестройки целой отрасли машиностроения была утверждена в декабре. А уже в феврале главк перешел на хозрасчет и официально стал называться всесоюзным промышленным объединением. Но он еще должен был обрести это новое свое лицо. По привычке его продолжали именовать главком.
Сергей въедливо рассматривал проекты цен на новые изделия. Тут существовала своя большая политика. Во-первых, заводы должны быть заинтересованы в выпуске новой продукции. А во-вторых, надо оградить заказчиков от того, чтоб тот же Скатерщиков или кто-то другой из директоров брал с них лишек, используя повышенный спрос на те или иные машины.
Получив экономическую власть, Алтунин твердой рукой проводил эту линию. Держал в узде экономические и нормативные лаборатории, вычислительные центры. Централизовал обработку оперативной технической информации и статистической отчетности.
Он опять «заболел» централизацией. Ему хотелось поспеть всюду. И поспевал, постепенно обретая значительность в глазах директоров предприятий.
А Ступаков словно бы ушел в тень. Не мешал, покорно подписывал бумаги. На его глазах воспитанник набирал силу, и Анатолий Андреевич тихо радовался.
Похваливал Алтунина и Лядов:
– Правильно ведете дело. Но помните об экономической ответственности, не зарывайтесь. Не всем нравится ваша централизация.
– Надо полагать.
Лядов шутливо грозил пальцем.
– Всегда помните слова министра о формальных и неформальных структурах. Он ведь говорил о них с дальним прицелом: испробуйте на неформальных, а потом уже переходите к жестким, формальным. Вашей деятельности, Сергей Павлович, сколько помню, всегда был присущ этакий экстремизм. На заводе сходило, но сейчас вам вверена судьба целой подотрасли... Тут за все спросится по самому суровому счету. Финансовому. А еще строже – по партийному.
– Все понял, Геннадий Александрович. Хотя экстремизма за собой, признаться, не замечал. А если что-то похожее и случалось, то ведь не от злых намерений. Старался на пользу дела.
– Там, где, по вашему мнению, должна быть польза, возможно, кроется самый большой вред. Почему вы полагаетесь только на свое мнение?
– Раньше полагался. Теперь нет. Опираюсь на научно-исследовательские институты.
– И чего они вам наколдовали?
– Объединение «Самородок» пора переводить на изготовление хладостойких машин. Пора создавать и другое объединение – «Тайга».
Лядов зажал рукой подбородок, резко крутанул его.
– Опять за свое!
– Мы изучали спрос. Надо. Надо!
– Спрос не главный показатель для перевода целого производственного объединения на новую технологию, – сказал Лядов сердито. – Сегодня есть спрос, завтра его не будет: рынок с течением времени насыщается. Если хотите знать мое мнение: я категорически против. На мою поддержку можете не рассчитывать.
– Но министра, кажется, заинтересовало мое предложение? И Анатолий Андреевич считает, что я прав. Даже настаивает форсировать дело с объединениями. Можем ли мы с вашего позволения обратиться прямо к министру?
Геннадий Александрович прошелся по своему кабинету, не глядя на Сергея, остановился у стола, уперся в него руками и ответил с деланным безразличием:
– Обращайтесь к кому хотите. Можете обратиться прямо в Совет Министров.
По вceй видимости, он был глубоко уязвлен. Сергей счел за благо ретироваться. Непонятно, почему он упорно против? Что за этим кроется? Можно бы переложить изготовление землеройных машин в «северном» исполнении на другие заводы. Но другие-то заводы специализированы в ином направлении, они никогда не изготовляли оборудования для рудников. Потребуется коренная перестройка... Можно создать новое предприятие. Да ведь и в этом случае какие нужны затраты!.. Нет, только «Самородок» в силах быстро и экономно справиться с задачей.
Предостережения Лядова не то чтобы охладили пыл Сергея, однако заставили задуматься. О материальной ответственности он, разумеется, помнил и раньше. Но теперь обложился новыми документами и часами сидел за столом, изучая их. При централизованном управлении производством Скатерщиков не может отказаться от выполнения распоряжений Алтунина, только Алтунин обязан при этом обеспечить экономические интересы объединения «Самородок»: компенсацию возможных потерь, премии коллективу... Обеспечить. Финансами!.. Ну, а если все же действия Алтунина окажутся неоправданными с производственной или экономической точки зрения? Если следствием этих действий будет ухудшение работы предприятия, срыв плана? Если Скатерщиков, приступив к перестройке без души, загубит все?.. Может загубить. Он объявил чуть ли не открытую войну начинаниям Алтунина. Петенька все может. Где-то в глубине души у него продолжает жить тот, молодой Скатерщиков, способный на непозволительные курбеты.
Бог ты мой, как все сложно даже в самом, казалось бы, простом и полезном для всех деле! Сергей начинал завидовать людям, живущим маленькими интересами: рыбная ловля, охота, устройство дачи и любование красотами природы. Или из вечера в вечер – игра в бильярд. Как, должно быть, безмятежно у них на душе! Работа для них – лишь скучная обязанность, а истинное наслаждение – в праздности, на пажитях и в дубравах. Либо в клубе.
Завидовал он недолго: неистребимые управленческие страсти опять захлестывали его. Алтунин привычно и радостно опять вступал в них, чтобы крутить гигантский маховик производства, чуть ли не надрываясь душевно и физически.
Он жил и мог жить только в этой «галактике», обогревая ее теплом своей души, своей страстностью. Общественное положение значения не имело: был простым кузнецом, заместителем начальника цеха, главным инженером и – выше, выше – все равно горел теми же страстями, вкладывая в дело всего себя, весь свой азарт, всю яростную силу.
Волшебным жезлом в руках Алтунина был сейчас резервно-страховой фонд. Любому заводу при возникновении временных финансовых затруднений можно оказать эффективную помощь: выдать возвратную ссуду, возместить убытки, оплатить счета, если завод-поставщик оказался вдруг неплатежеспособным, погасить кредиты...
И все-таки Лядов заронил в душу Алтунина сомнение: если своими реформами он нанесет подотрасли материальный ущерб, возмещать его придется не только из средств резервно-страхового фонда, а и за счет фонда материального стимулирования аппарата всесоюзного промобъединения. Таким образом, Алтунин как бы потянет на дно всех, кто работает рядом с ним, кто поверил в него, сменив равнодушно-снисходительное отношение к нему на почтительное. Ведь они теперь тоже материально заинтересованы в результатах работы подведомственных предприятий. Фонд материального поощрения сотрудников аппарата создается из отчислений от заводских прибылей.
Алтунин гнал эти мысли прочь. Они казались ему проявлением трусости. Он стыдился собственного малодушия. Нужно обеспечить стопроцентный успех...
Во всесоюзном промышленном объединении имелся также централизованный фонд технического прогресса. Был централизованный фонд социально-культурных мероприятий и жилищного строительства. И Алтунин – конечно, с ведома Ступакова – распоряжался миллионами рублей, получил возможность маневрировать резервами, перебрасывая их в нужный момент на уязвимые фланги, на слабые участки фронта, на укрепление тыла. Он мог экономически воздействовать на ход производственного процесса и каждый день убеждался в том, что обеспечить успешную деятельность своей подотрасли можно лишь на основе широкого осуществления хозрасчетных отношений. Приводя в действие материальные и моральные стимулы. Добиваясь высокой рентабельности и полной самоокупаемости системы всесоюзного промышленного объединения. Это и есть его система. Она должна окупать сама себя. На каждого ложится бремя ответственности, бремя новых забот, зато работать интереснее: большой простор для проявления инициативы, личных способностей.
Но если даже система в целом окупит себя, будет ли самоокупаемым объединение Скатерщикова при переводе на новый режим работы? Окупит ли себя объединение «Тайга», которого пока нет? Существовала некая «закавыка» во всех этих финансовых делах. Она пока еще не обнаруживала себя в полную силу, но Алтунин догадывался: скоро обнаружит.
Фонды всесоюзного промобъединения могли расти лишь при одном условии: если заводы успешно выполняют план. А если какая-то часть заводов его не выполняет?.. Не потому, что там плохо работают, а по иным причинам.
Когда начнется реконструкция в объединении «Самородок», вполне может случиться, что его заводы в течение каких-то месяцев, а то и года план выпуска основной продукции выполнять не смогут. Тут бы и посадить «Самородок» целиком на фондовое обеспечение, то есть дать ему жить за счет других предприятий подотрасли.
К сожалению, такого права и Алтунин и Ступаков лишены. Нельзя содержать неограниченно долго целое объединение за счет других объединений. А почему, собственно, нельзя? Такого вопроса никто не задавал: нельзя, значит, нельзя – при любых обстоятельствах предприятие обязано выполнять план!
И объективно получалось, что маневрировать фондами и резервами в полную меру Ступакову и Алтунину не дано.
Не любил Сергей лезть на глаза начальству. Тем более незачем лезть к министру, если все идет пока успешно, все считают, что ты искусно регулируешь экономические процессы в рамках подотрасли. Ступаков намекнул даже, что-де теперь, когда главк в надежных руках, он, старый человек, мог бы и уйти на покой или взять себе работенку полегче. Сказал как-то в глубокой задумчивости, впадая в непривычную мягкость:
– Я доволен вами. Вам быть после меня. И чем скорее, тем лучше. Не для вас – для подотрасли, для министерства.
Заметив протестующий жест Сергея, добавил с усмешкой:
– Старый самовар отработал свое. Подымил, почадил.
– Без вас, Анатолий Андреевич, я пока что – нуль. Очень прошу потерпеть еще несколько лет. Ну что я без вашего авторитета? Меня признают потому, что вы рядом. Раз Ступаков над Алтуниным – значит, все в порядке: не наколбасит.
Эти слова Сергея, должно быть, понравились Ступакову. Он совсем размягчился и сказал доверительно:
– Все-таки будьте готовы сменить меня. Замыслил я тут одну штуковину. Все может быть. Но уже сейчас хочу дать вам добрый совет: не берите себе в заместители своего приятеля Скатерщикова.
Он помолчал, словно подыскивая убедительные аргументы, потом продолжил:
– Вы знаете мое отношение к нему: я всегда его поддерживал и выдвигал. Но Петр Федорович, по моему крепкому убеждению, будет тормозить ваши полезные начинания: он не понимает идею зонирования, а потому и не воспринимает ее. К сожалению, и Геннадий Александрович ей противится.
