Текст книги "Богатых убивают чаще"

Автор книги: Михаил Рогожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Да нет. Он вообще ни о ком не спрашивал. – Да?

– Мне такие беседы ни к чему.

– Ну, может, ты и прав, – согласился Суров. Сняв его руку с плеча и глядя на него в упор, напомнил: – Про документы «Европейского альянса», лежащие в твоем сейфе, ты ведь тоже не обмолвился, не так ли?

– Какие документы? – чересчур театрально удивился Волохов.

– Тебе лучше знать – какие.

– У тебя неверная информация. Я чужие документы в сейфе не держу.

– А зря! Они бы очень пригодились, – с легкой усмешкой выразил сожаление Суров. – Ладно, чего не было, того, стало быть, и нет! Пошли помянем Артема, чтобы хоть его там проблемы не мучали.

* * *

Уже вычерчивая схему на листе ватмана, Волохов отчетливо понял, что весь его разговор с Покатовым был записан подслушивающими устройствами ФСОСИ. Это означало, что Суров был полностью проинформирован своим другом генералом Вольных. Имея на руках эту запись, он мог либо начать шантажировать, либо просто передать ее заинтересованным лицам. И то, и другое грозило серьезными последствиями. Первым делом следовало избавиться от материалов, связанных с попыткой «Европейского альянса» получить контроль над «Сибирсо». Для этого собственно Волохов и вызвал Стенькина.

В конференц – зал вошел официант в сером фраке.

– Хозяин, там какой – то странный мужик к вам.

– Веди сюда.

– Слушаюсь.

Официант вышел и скоро вернулся, сопровождая Стенькина.

– Привет, Тимур!

Стенькин развернулся на голос. Заметил Волохова, сидевшего под часами.

– О, привет! А я думал, у вас тут конференция!

– Как видишь, провожу ее в полном одиночестве. Снимай шапку, раздевайся, садись… Что выпьешь?

– Сначала закушу, – не растерялся Стенькин. Скинув дубленку, бросил ее официанту, протянул шапку, протер запотевшие очки, повесил через плечо сумку, с которой пришел. – От такого холода аппетит разыгрывается. Хорошо бы чего – нибудь горячего и водки.

– Максим, распорядись, – кивнул Волохов официанту.

Тот, смерив посетителя презрительным взглядом, молча удалился.

– Ну, что тут у тебя? – Стенькин, потерев руки, уставился на расчерченный лист ватмана. – Работаешь?

– Размышляю… Облом у меня получился.

– Кинули? Это сейчас запросто. Мне вон один американец из бывших наших поручил снять офис в центре, задаток дал и исчез. Теперь брожу по пустому этажу и не знаю, что делать. Скоро проплачивать нужно, а с чего?

– Брось его к черту.

– Ха, легко сказать. А объявится клиент – у меня ни офиса, ни денег? За такое из собственной квартиры вышибут.

– Что ж собираешься делать?

– Ищу, кому отдать в субаренду. Посмотри поэтажный план, отличная планировка, – он полез в сумку и достал полиэтиленовую папку с бумагами.

– А объявится клиент? – Волохов отодвинул от себя план офиса.

– Тогда пусть между собой разбираются.

Как ни мерзко было на душе у Банщика, он не смог не расхохотаться, представив несчастного Стенькина в шапке с опущенными ушами, сидящим на пустом ящике и представляющимся хозяином апартаментов.

– Мне тоже сначала было смешно. Хорошо хоть ремонт не начал делать, – без обиды согласился Стенькин. И с ходу предложил: – Может, предложишь кому – нибудь? Дом на Малой Бронной. Высокий первый этаж, бывшая коммуналка. Восемь комнат, потолки четыре метра… Посмотри!

– Представляю, что это за бомжатник, – не переставая смеяться, оценил Волохов и сунул папку назад в набитую всякой дрянью сумку Стенькина.

Официант Максим, вкатив тележку с закусками, немало удивился, застав хозяина в таком прекрасном настроении. В последние дни он был мрачнее тучи. Субтильный Стенькин, развалившись на широком стуле, закурил, смачно высморкался и махнул мятым платком:

– Мечи на стол!

– Солянку будете? – спросил Максим Волохова.

– Ха, с утра соляночка оттягивает – лучше не придумаешь.

– Пожалуй, поем, – кивнул Волохов.

На столе заседаний возникла накрахмаленная вишневая скатерть, а уже на ней закуски: икра черная в серебряной лоханке, бок осетра, салат из крабов, жульен из грибов, соленые огурчики, зелень и запотевший графин с водкой.

Стенькин сунулся было наливать, но остановился, вспомнив, что это полагается делать официанту. Тот с нарочитой медлительностью фаянсовым половником налил из супницы в розовые тарелки солянку, снял салфетку с хлебницы и только после этого наполнил рюмки. От этих приготовлений в потухших глазах Волохова лучиком проскользнул возрождающийся интерес к жизни.

– Черт с ними! Надо жить! – сказал он, поднимая рюмку.

– И жить, и пить, и любить, – поддержал Стенькин.

Они выпили и с жадностью набросились на еду. Официант, видя, что в его услугах больше не нуждаются, незаметно покинул конференц – зал.

– Если бы я был богатым, то был бы очень толстым, ленивым и печальным, – с полным ртом констатировал Стенькин.

– Когда человек становится по – настоящему богатым, первое, о чем он начинает думать, так это о своем здоровье. Врачи предписывают ему кучу диет, и он им следует без всякого удовольствия.

– Слава богу, мне такое не грозит.

– Не рассчитываешь разбогатеть?

– Тут бы последнее не потерять. Ума не приложу, что мне с этим офисом делать?

– Наливай, разберемся.

– Только на тебя надежда, – Стенькин наполнил рюмки. – Как услышал твой голос по телефону, в душе колокольчики затренькали. Подумал – вот оно спасение…

– За это и выпьем! – предложил Волохов.

– Неужто поможешь?

– Пей. Разговор впереди.

После этого разговор на некоторое время затих, уступив звукам чревоугодия и легкому хрустальному звону рюмок. Когда на столе остались лишь пустые тарелки и водка на дне графина, Стенькин потянулся, закурил, кивнул в сторону расчерченного листа ватмана.

– Так что за бизнес? Нужна моя помощь?

– В какой – то мере. Я готов оплачивать твой офис до появления американца. Делай там что хочешь, меня нe интересует. Понял?

– Ясное дело. Не дурак! Что требуется от меня? Волохов указал на ватман:

– Там выведена разгадка убийства Артема Давыдову…

– Да ты что?! – возбудился Стенькин. – Кто ж его убил?

– Какая разница, кто убил! Из этой схемы ясно, кому он мешал и кто его заказал.

– Как же ты это узнал?

– Вычислил. Три дня прикидывал, обдумывал, сопоставлял.

– И кто же?

– А вот это знать не рекомендую. Обладая такой информацией, долго не проживешь.

– Тьфу, тьфу, тьфу… и не рассказывай. Даже смотреть на эту схему не хочу.

– Смотри, не смотри – все равно ничего не поймешь. Не твоего ума дело. А просьба к тебе следующая. У меня в сейфе лежат кое – какие бумаги. Разумеется, секретные. Я попал в рискованную ситуацию, и эти документы являются гарантией того, что меня не тронут. В крайнем случае, вдруг со мной что – нибудь случится, подкинешь их в газеты.

– Все так серьезно? – заволновался Стенькин. Волохов молча кивнул.

– Спасибо, Гена, за доверие.

– Схему тоже спрячешь. И не дай бог кто – нибудь прознает об этом. Убьют, не раздумывая. Соображаешь?

– Для тебя готов. Не дурак же. С офисом не подведи.

– Завтра мой управляющий займется этим. Встань возле дверей, чтобы никто не вошел.

Стенькин сорвался к дверям. Приоткрыв их, выглянул, затем плотно закрыл и довольно прошептал:

– Никого.

Выждав несколько минут, Волохов встал на стул. Оказавшись на уровне висящих часов, отвел их от стены в сторону. За часами скрывалась дверца сейфа. Набрал код, открыл сейф, достал оттуда тонкую кожаную папку с медными уголками. Захлопнул дверцу, вернул часы на место и спрыгнул со стула. Затем сложил вчетверо лист ватмана, спрятал его в ту же папку и протянул Стенькину.

– Прячь. И береги пуще собственной жизни.

Папка исчезла в недрах кожаной сумки. Стенькин, проверив замки, повертел ее, желая убедиться, что нигде нет прорех и дыр.

– Надега. Только дай знать, и «Московские новости» моментально напечатают. Без всякой утечки информации.

– Надеюсь, – кивнул Волохов и устало опустился на стул. После того, как папка перекочевала к Стенькину, тело налилось тяжестью, словно он проделал долгий тяжелый путь. В душе возникла апатия. Вялым жестом налил себе водку, выпил, не закусывая, безразлично взглянул на Стенькина.

– Что? Сердце?! – забеспокоился тот.

– Хуже… Пустота. Какое – то нехорошее предчувствие. Слишком запутались отношения. Нехорошо это.

– Да брось! Ерунда! Сейчас у всех так. Утешения Стенькина казались еще тошнотворней собственных мыслей. Волохов махнул рукой.

– Иди.

Стенькин нырнул в дубленку, натянул шапку с болтавшимися ушами и повесил сумку на плечо.

– Так не забудь про офис.

– Иди.

Закрыв за собой дверь конференц – зала, Стенькин столкнулся с официантом, жестом предложившим следовать за ним. Они вошли в кастелянскую комнату, где на стеллажах лежали чистые скатерти и салфетки. Стенькин, порывшись в сумке, достал пистолет и положил его на стол

– Заряжен? – спросил официант.

– Полная обойма. Начнешь ровно через час. Давай сверим время. Ровно в три я устрою легкое ДТП. Смотри, не начни раньше, иначе смажешь мое алиби.

– Не бзди, – проворчал тот. – Где деньги?

Стенькин, достав из сумки пухлую пачку долларов, перехваченную резинкой, бросил на стол, вслед за ней появился загранпаспорт с вложенным в него билетом «Аэрофлота».

– Рейс в Прагу в восемнадцать десять. Не опоздай. В противном случае, никаких гарантий.

Официант принялся пересчитывать деньги.

– Максим… – пристыдил его Стенькин, – у нас не обсчитывают.

– Ладно, – нехотя согласился тот.

Они вышли из комнаты, стараясь не шуметь, молча прошли по вестибюлю, пожали друг другу руки, и Стенькин вышел на улицу.

* * *

Дождавшись, когда часы в конференц – зале пробьют три раза, Максим взял пистолет, набросил на него белую крахмальную салфетку и открыл дверь. Волохов сидел с закрытыми глазами, пребывая в глубокой задумчивости. Он то ли не услышал шаги официанта, то ли не отреагировал.

Не теряя времени, Максим подошел к столу с остатками трапезы. Волохов не шелохнулся.

– Банщик, ты спишь? – тихо спросил официант.

Волохов приоткрыл глаза, и тут прозвучал выстрел. Пуля попала ему прямо в переносицу. Голова глухо ударилась о стенку. По матово – белой стене заструились алые ручейки. Максим накрыл салфеткой его лицо и направился к выходу.

В дверях возникла фигура управляющего. Он прибежал на звук выстрела.

– Что с шефом? – спросил упавшим голосом, стремясь заглянуть за спину Максима.

– Застрелился, – приближаясь, усмехнулся тот.

– Как?!

– А так, – Максим вскинул руку с пистолетом и выстрелил почти в упор.

Управляющий рухнул как подкошенный. Переступив через труп, Максим направился в кухню, где, лежа на кушетке в ожидании заказов, дремал повар. Официант не стал входить, а начал стрельбу с порога. Повар, подскочив, хотел укрыться за плитой, но вскоре растянулся на сверкающем чистотой кафельном полу. Последняя пуля угодила в голову, разом положив конец бурной агонии.

Максим вернулся в конференц – зал. Носком ботинка ударил несколько раз бездыханное тело управляющего. Убедившись, что перед ним труп, пошел переодеваться, чтобы через несколько минут как ни в чем не бывало покинуть бизнес – клуб навсегда.

Глава 28

Приливы отчаяния сменялись у Евгения короткими периодами успокоения. Он вдруг начинал верить, что случившееся не так трагично, и пытался уловить какую – нибудь призрачную надежду на спасение. Воспаленное воображение рисовало красочные картины его освобождения. Главная роль в них отводилась непременно Кире. Навязчивая идея преследовала его и во сне, и наяву. Придавала силы, заставляла жить. Первое время Евгений редко покидал свою комнату – камеру. Целыми днями сидел перед телевизором и жадно просматривал все политические и новостные передачи. Особенно его потрясло сообщение об освобождении Петелина – двойника. На экране возникла фотография Евгения, сделанная на кладбище. Закадровый голос напомнил, что Евгений Архипович Петелин после убийства Артема Давыдова был избран председателем правления «Крон – банка», но стал сначала жертвой теракта, а потом и вооруженного похищения. «В настоящий момент, – бодро заверил диктор, – господин Петелин освобожден благодаря усилиям службы безопасности банка и проходит реабилитационный курс в частной клинике».

– Неужели он лежит в той же палате?! – воскликнул Евгений и сорвался на глухие рыдания. Представить, как Кира ухаживает за его двойником, как он чувствует тепло ее рук, внимательное сочувствие ее удивительных глаз, как наслаждается искрен – ними интонациями ее голоса, было страшнее любых пыток. Впервые Евгений почувствовал в душе обжигающую ненависть к Дану, Смеяну и всем, причастным к случившимся с ним несчастьям. Захотелось свернуть шею каждому из них. Никогда ранее не подверженный приступам жестокости, Евгений готов был крушить все на своем пути. Он с остервенением бросал в дверь пустые бутылки из – под виски, пока отлетевшим осколком не поранил себе лицо. Вид собственной крови немного успокоил. Приняв душ и обработав рану, постарался забыться новой дозой спиртного. Однако мысли о Кире, ласкающей двойника, душили, вызывая спазмы в горле. Одиночество становилось невыносимым, и Евгений, наскоро приведя себя в порядок, отправился в бар, чтобы хоть с кем – нибудь переброситься словом.

У стойки сидел пожилой мужчина с волевым крупным лицом, мясистым носом и совершенно лысым блестящим черепом. Одет он был, как и Евгений, в такую же желто – коричневую клетчатую фланелевую рубашку, но брюки были не велюровые, а из крупного черного вельвета. Перед ним стояло блюдо с устрицами, которых он машинально глотал, то и дело прикладываясь к огромному фужеру с шампанским.

Евгений подошел в надежде увидеть бармена. Но за стойкой никого не было.

– Самообслуживание, – проурчал мужчина. Подобного выбора напитков Евгению еще не приходилось видеть. Кроме всевозможных бутылок, существовал буфет, электроплита, микроволновка, а также холодильная установка, забитая деликатесами.

– Чего там, присоединяйся, – кивнул на блюдо с устрицами мужчина.

– Благодарю вас, но я это не ем, – соврал Евгений, понятия не имевший о вкусе устриц.

– Зря. Они очень хорошо влияют на потенцию, – проговорил мужчина и выдавил лимон на очередного моллюска.

– Зато выпью с удовольствием!

Евгений привычно взялся за «Red Label», решив закусывать фисташками.

– Освоился в нашем раю? – прозвучал естественный вопрос.

– Пока тяжко… – признался Евгений.

– Ты – Евгений Петелин, а я – Николай Рябушкин. За это и выпьем, – предложил мужчина.

– Рад знакомству, – оживился Евгений.

– Мне все равно. Я тут сторожил. Многих повидал. И как видишь, пережил. Догадываешься почему?

– Нет.

– И никто не догадывается. История, между прочим, поучительная. Сегодня у меня праздник. День рождения жены… Моей любимой Танечки. Предлагаю выпить за ее сорок два.

– Она жива? – наполнив стакан и бросив в него лед, машинально спросил Евгений.

– Еще как жива! – печально вздохнул Рябушкин.

– Кто она?

– Кто? – Николай впервые посмотрел на Петелина. – Она… сука, падла, дрянь последняя… Выпьем.

Евгений сделал несколько глотков. Ему было наплевать на поучительную историю нового знакомого. Он согласился бы выслушивать любой пьяный бред, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Фисташки жалобно хрустели на его зубах, виски смягчали взгляд, скользивший по слабо подсвеченным бутылкам. Зеленые матовые шары – светильники оставляли на широкой стойке красного дерева круглые световые пятна. Дизайн бара навевал образ корабля, за высокими бортами которого во все стороны расстилалось бескрайнее холодное море. Евгению даже показалось, что началась легкая качка. В ушах отчетливо возник глухой звук, рождаемый ударами волн о деревянный корпус их каравеллы.

– Тебе неинтересно? – обидевшись, спросил Ря – бушкин. Он, оказывается, уже несколько минут посвящал новичка в свою тайну.

Евгений, тряхнув головой, провел большим пальцем левой руки по губам. С растерянной улыбкой произнес:

– Меня тоже когда – то бросила жена.

– Да, но она тебя не «заказывала»! – возмутился Рябушкин.

– Вы – серьезно? Неужели такое возможно? – не поверил Евгений.

– Как видишь, – проглотив очередную устрицу, вздохнул новый знакомый.

Его задумчивое молчание длилось довольно долго. Лезть с расспросами было нетактично. Евгению, заинтригованному его признанием, оставалось терпеливо ждать, когда из уст несчастного польется поток наболевших воспоминаний. И он не ошибся. Наполнив фужер до краев новой порцией шампанского, Рябушкин с каким – то особым остервенением осушил его, громко икнул и, не глядя на собеседника, с драматическим надрывом поведал:

– У нас была разница пятнадцать лет, но я ее совершенно не ощущал. Любил и старался удовлетворять все ее желания. И в постели, и в ювелирных магазинах. Я всегда умел делать деньги. Одним из первых организовал кооператив по продаже на Запад редких металлов. Еще полстраны ездило на «японцах» с правым рулем, а я уже тогда купил себе «Крайслер». И был у меня партнер – шустрый малый из евреев. Главный инженер завода. С ним мы и наладили вывоз. Взятки приходилось давать налево и направо. Размеры, конечно, не такие, как сейчас. Зато и риск был больше. Тогда еще государство боялись. Сутками не вылезал из офиса. Миллионное состояние сколотили месяца за три. Но пока я крутился, мой партнер снюхался с Танькой, и решили они меня вывести из игры. Уговорила меня любимая женушка на всякий случай написать завещание на ее имя, а после этого обратилась к бандитам… Да не повезло ей, нарвалась на Дана. Взорвали они в моем «Крайслере» не пойми кого, а меня сюда упрятали. Здесь тогда еще нижние этажи только строили… Танечка, гнида подколодная, вышла замуж за моего партнера. Он превратился в крупнейшего бизнесмена. Думали, что на моих костях счастье себе нароют. Не тут – то было. В один прекрасный день появился Дан и передал им видеокассету с моим обращением. Долго отказывались платить. Но сломались…

– И не пытаются вас отсюда вызволить?

– Зачем? Чтобы второй раз убить? Платят как миленькие. И с каждым годом все больше. Я мечтаю лишь об одном – чтобы Дан их окончательно разорил и пустил голыми по миру.

– Но ведь тогда вас убьют? – удивился Евгений.

– Да. Но ради того, чтобы увидеть их обоих втоптанными в грязь, и умереть не жалко. Только он, падла, все богатеет… Моя школа!

– Тогда почему бы ему вас не выкупить? Сделать паспорт на новое имя и отправить куда – нибудь в Мексику.

– Пытались. Танечка передала покаянное письмо. Только не хочу. Мы начали вместе и пропадем вместе… Дан отсюда живым никого не выпустит.

Последние слова вызвали у Евгения нервную дрожь. Неужели и он, подобно лысому Рябушкину, будет годами сидеть здесь, заглатывая устриц, и размышлять о смерти, как о способе свести счеты со своим двойником? Обреченность «райского сторожила» оказалась куда красноречивей самодовольства Дана. Чтобы отогнать от себя мрачные мысли, спросил:

– Вы любили свою жену?

– И сейчас люблю. Когда женился на ней, не сомневался, что она сука и блядь. Но разве этим женщины отличаются одна от другой? Чем женщина подлее и стервозней, тем лучше она в постели. А постель – это единственный критерий, по которому нужно выбирать жену. Моя в постели одна могла заменить целый бордель. Я при ней забыл, что такое шлюхи. В спальню входил с дрожью в яйцах… Эх, сколько лет за эту любовь расплачиваюсь!

– Не за любовь, а за предательство, – уточнил Евгений, пораженный рассказом Рябушкина.

Тот посмотрел на него с сожалением, как на человека, ничего не понимающего в жизни. Хотел возразить, но вместо этого проинформировал:

– Пойду отолью.

Вопрос предательства занозой засел в душе Евгения после разрыва с женой. Как только Мила умчалась в Милан к своему импресарио, он мучительно переживал совершенное ею предательство. Но когда она вернулась, выяснилось, что не она, а Евгений предал ее девичьи мечты, их совместные планы достижения счастливой жизни, которыми они бредили до свадьбы. Именно он не смог создать ей такую жизнь, какой она была достойна. И только поэтому Мила просто вынуждена была довериться болтливому итальяшке, согласившемуся дать ей то, чего она так и не получила от Евгения.

«Вспомни, что ты обещал! – кричала она, растирая косметику по мокрому от слез лицу. – Обещал, что будем жить красиво, богато, независимо! Этим ты казался мне талантливей, умней своих друзей. А на поверку, что мы имели? Одно предательство по отношению к моей вере в тебя. Какую убогую жизнь мы вели? Чем ты отличался от миллионов серых людишек, живущих от зарплаты до пенсии? Если бы ты не чувствовал себя предателем, то выбросил бы этого макаронника за дверь. Так нет! Сразу смекнул, что не сможешь тягаться с ним. Что, воспротивившись моему уходу, будешь обязан создать мне те самые условия, на которые я рассчитывала в Италии! Поэтому и согласился на развод, предатель!»

С тех пор он и не мог понять – кто же кого предал. Из туалета Рябушкин вернулся не один. Рядом с ним пружинистой спортивной походкой шел молодой низколобый парень лет тридцати. С широченными плечами, обтянутыми черным вязаным свитером с глубоким вырезом. В черных волосах на груди блестел крупный золотой крест.

– Посмотри на этого придурка, – кричал Рябушкин, подталкивая спутника к Евгению. – Он нам хочет объяснить, что такое предательство! Нам?! Профессорам в этом вопросе?! Спроси его, спроси!

Низколобый смотрел неприветливо. От его взгляда хотелось увернуться, как от брошенного в тебя камня.

Опасаясь столкновения, Евгений протянул руку:

– Петелин. Будем знакомы.

– Нахичивань. Ваня. Что за спор?

– Никакого, – заверил Евгений. – Николай про жену рассказывал.

– Он всем рассказывает. Какие проблемы?

– Спроси его, Вань, спроси! – настаивал Рябушкин, которому шампанское, видимо, ударило в голову. – Он же, наверное, понятия не имеет, кто такой Ваня – Нахичивань!

– Обо мне всей России известно, – нехотя согласился Нахичивань. – Пять сберкасс, три банка на моем счету. Понял?

– Так это вас приговорили к высшей мере? – вспомнил Евгений о споре в газетах вокруг этого бандита.

Вопрос явно доставил удовольствие низколобому налетчику. Он довольно хмыкнул:

– А говоришь – не слышал.

– И кого – то расстреляли вместо вас? – не смог сдержать ужаса Евгений.

– Приговор приведен в исполнение. Так что правосудие восторжествовало. Еще вопросы есть?

– Нет.

– Это хорошо, что не любопытный. Давай выпьем. А с лысым не спорь.

Рябушкин, нырнув за стойку, достал стакан для Вани и пожаловался:

– Он считает, что меня предала жена.

– Уже не считаю, – печально признался Евгений. Предложение низколобого его несколько успокоило. Он еще не знал, что конфликты между обитателями подземелья не допускались. Каждый клиент имел свою цену, и десятки камер слежения контролировали ситуацию, чтобы в любой момент охрана могла воспрепятствовать драке или членовредительству. Зато оскорблять друг друга можно было, не стесняясь в выражениях.

– Предательство – единственная правда между людьми, – строго произнес Нахичивань. Налив полстакана виски, разом выпил, поморщившись. – С самого рождения все предают друг друга. На этом основаны бизнес, торговля и любое государство. А как иначе? Человек, если он не полный идиот, делает то, что ему выгодно. Но раз выгодно мне, то невыгодно тебе. Потому что всем выгодно быть не может. Единственное, что сделали умные люди, так это заменили слово «предать» на два других – «подставить» и «кинуть». Вот и живем – кого кидаем, кого подставляем, а кто – то кидает и подставляет нас. И какие проблемы? Лысого жена не предала. Она его «заказала». Любил он ее. А Танька сначала заказывала манто, потом брюлики, потом тачки, потом виллу в Каннах, ну и в конце концов – господина Рябушкина. Чувствуешь разницу?

– Чувствую. Давай выпьем! – у Евгения от тирады Нахичивани улучшилось настроение. Приятно было находиться в компании людей, которых «кинули» так же, как и его. Из объяснений налетчика он понял основное – здесь даже у самых низколобых вырабатывается философский взгляд на жизнь. У попавших сюда очень скоро пропадало желание жаловаться и пенять на судьбу. Каждый из них, находясь на воле, понимал, что рано или поздно все закончится контрольным выстрелом в голову, поэтому временная отсрочка, купленная за деньги с самых секретных счетов, – возможность впервые в жизни окончательно расслабиться.

Так следовало поступать и Евгению. Только в отличие от остальных обитателей «рая для богатых», он в реальной жизни не смог насладиться ни роскошью, ни женщинами, ни богатством. Зато при скромности его прошлых запросов жизнь под землей с виски, устрицами и женщинами, пахнущими «Шанель», действительно можно было воспринять как компенсацию за неудачно выбранную судьбу.

Допив бутылку, Евгений почувствовал, что тоже становится философом. И только мысли о Кире не давали ему покоя.