Текст книги "Сергей Павлович Королев"

Автор книги: Михаил Ребров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

И еще:

«Подводная лодка Шильдера особенно примечательна тем, что на ней впервые в мире была осуществлена попытка применить для вооружения ракетное оружие…»

А ведь это был 1838 год, более века назад. Королев перечитал и подчеркнул привлекшие его внимание строки.

Впрочем, начиналось все с сухопутной ракеты Р-11, «крестным отцом» которой был В. П. Мишин, двигатели для нее сделал А. М. Исаев. Летные испытания Р-11 начались весной 1953 года, в 1955-м она была принята на вооружение. Но еще раньше Королев побывал на Северном флоте, «напросился» на выход в море на подводной лодке. Уже тогда он загорелся идеей сделать морской вариант ракеты. И даже не просто морской, а подводной. Разыскал в Ленинграде Николая Никитича Исанина – главного конструктора подводных лодок (ЦКБ-16) и со свойственным ему упорством атаковал ленинградского ученого. Они поняли друг друга с полуслова. Разговор от идеи перешел к конкретным инженерным вариантам решения проблемы. Королев заявил, что у него есть ракета Р-11ФМ – морской вариант боевой баллистической ракеты, и теперь дело за подводной лодкой, он уверял Исанина, что ракета будет попадать точно в цель, стартуя с корабля, вне зависимости от того, что на море: штиль или шторм, в погруженном положении лодка или на поверхности.

Дело закрутилось. Ленинградский ученый Е. П. Рудяк разработал качающийся стенд для отработки пуска ракет в условиях, имитирующих морскую качку. Инженер А. П. Абрамов, заместитель Королева по ОКБ-1, занялся конструированием стартового комплекса для подлодки. Проект получил шифровое обозначение В-611 («Волна-611»).

Для проведения первых натурных испытаний командование флота выделило торпедную подводную лодку Б-67. Экипаж недоумевал: почему в четвертом отсеке вместо аккумуляторных батарей установлены две шахты. Подробности предстоящих испытаний знал лишь командир лодки капитан 2-го ранга Федор Иванович Козлов.

Но вначале испытания проводились в Капустином Яре, на площадке № 4, где располагался стенд, имитирующий качку в 4–5 баллов. Перед тем как моряки отправились в «сухопутную командировку», Королев пожелал встретиться с экипажем. Подводники были приглашены в ОКБ-1. На встрече присутствовали Королев, Мишин и Воскресенский. Главный конструктор начал с неожиданного вопроса:

– Вы любите свой корабль?

Моряки пожали плечами: мол, что за вопрос? Кто не любит корабль и море – во флоте не служит.

– Я в ином смысле, – поправился Королев. – Есть работа обычная, а есть необычная. Без любви и умения владеть инструментом, скажем так, ее не сделаешь. Вот мы и отправляем вас, чтобы научить владеть новым инструментом.

Потом был подробный инструктаж, пожелания главного конструктора, призывы к внимательности во всем…

В сентябре 1955 года Королев пригнал в Северодвинск спецвагон с небольшим залом для заседаний, кабинетом, другими помещениями для работы и отдыха. В ночь на 15 сентября на лодку погрузили ракеты. Ранним утром 16-го Б-67 вышла в море. Было тихо и пасмурно. Море – спокойное, и это расстраивало Королева, ему нужна была качка.

В надводном положении лодка пришла в заданную точку полигона. Сыграли «боевую тревогу». Королев надел шлемофон и поднялся в боевую рубку. Здесь, стоя рядом с командиром, он отдавал команды стартовикам. Голос главного конструктора был ровным, спокойным, хотя внутри все дрожало. Он старался подавить волнение, незаметно поправил взмокшую рубаху. Повторю: команды по циркуляру звучали с тем спокойствием, которое никак не соответствовало моменту. Королев знал, что люди тоже очень волнуются, что он обязан снять это волнение, тогда и сам успокоится.

Главный конструктор выдержал паузу, смахнул пот со лба и громко произнес:

– Пуск!

И вот тут наступило минутное замешательство. Все были уверены что после команды главного конструктора начнет громыхать, а тут вдруг полная тишина. Такое длилось какой-то миг, ну чуть больше, а потом – загремело, загрохотало. Громче, громче… Потом звук стал стихать… И всё!

– Ушла, – не сдержал волнения Королев. – Ушла! – И взглянул на часы – стрелки показывали 17.32.

Когда вернулись на базу и отмечали событие, Королев спросил капитана 2-го ранга Козлова:

– Вам знакома фамилия Жмелев?

– Шмелев? – перепросил офицер.

– Нет, именно Жмелев, – повторил Королев.

– Нет, Сергей Павлович, не припомню такого. А кто он

– Мичман Жмелев – первый русский офицер-подводник, который командовал подводной лодкой конструкции генерала Александра Андреевича Шильдера. Эта лодка, – Королев поднял палец, – была вооружена ракетами. Так что не мы с вами первые.

В последний свой приезд в Северодвинск Королев сказал морякам:

– Теперь со всеми вопросами, касающимися ракет для подводных лодок, обращаться к Виктору Петровичу Макееву.

Ни командующему флотом, ни командирам кораблей эта фамилия ничего не говорила, ее слышали впервые.

К тому времени проблема подводного старта была решена, и вопросы создания баллистических ракет морского базирования требовалось ставить на солидную основу: организовать специальное КБ и завод, способные самостоятельно разрабатывать новые проекты. Эстафету этих работ Сергей Павлович передал своему ученику В. П. Макееву. Филиал ОКБ-1 вначале базировался в южноуральском Златоусте (СКБ-385), а впоследствии стал самостоятельной фирмой и переехал в город Миасс.

После принятия на вооружение ракеты Р-7 встал вопрос и о ее серийном производстве. Базой стали два завода в Куйбышеве: самолетостроительный № 1 и моторостроительный № 24. Процесс серийного изготовления ракет и одновременная их модернизация требовали оперативного конструкторского сопровождения. Королев добился, чтобы в Куйбышеве был создан филиал № 3 ОКБ-1, а ведущим конструктором назначен Дмитрий Ильич Козлов, его сподвижник, ведущий конструктор «семерки». С годами филиал стал Центральным специализированным конструкторским бюро (ЦСКБ), кроме ракет среднего класса («Восток», «Молния» и «Союз») здесь создавались космические аппараты военного и народнохозяйственного назначения.

Своих преемников Королев напутствовал сдержанно:

– Объяснять ничего не буду, в том, что вы справитесь, не сомневаюсь. Более того, уверен – пойдете дальше. Так и надо. С Богом…

Своих выдвиженцев Сергей Павлович не опекал, не досаждал звонками, не заставлял докладывать обо всем в Подлипки, хотя и отслеживал ход всех разработок. Третьим «отщепенцем» (так шутливо называл их Сергей Павлович) стал Михаил Федорович Решетнев.

– Зайди, – вызвал его по селектору Королев.

Начал без обиняков: – Я говорил с Хрущевым, он обещал нам филиал в Красноярске. Там есть артиллерийский завод. Будешь один во всех лицах, сам себе хозяин. – Он внимательно посмотрел на Решетнева. – Далеко от границы, если что – мы к тебе…

Завод № 1001, под вывеской «Машиностроителный», носил имя К. Е. Ворошилова, а в народе его называли «Тысяча и одна ночь». Предстояло развернуть выпуск Р-7, потом Р-9. В 1965 году Королев передал красноярскому КБ спутники связи «Молния-1».

– Ты справишься, Михаил. Сейчас могу сказать, что мне особенно нравится в тебе: ты «решаешь вопросы», а не «принимаешь решения». Так и продолжай.

В конце 60-х годов западнее Второй площадки, с которой запускали Гагарина, километрах в пяти от нее, в «запретном квадрате» возвышался причудливый монумент в виде огромной колонны в окружении ажурных ферм, теперь уже исчезнувший из памяти многих, но достойный оставить в ней след, потому что это сооружение – своеобразный символ целеустремленности и таланта многих людей. Я говорю «монумент», хотя это была конструкция, лишь временно поставленная здесь, чтобы потом покинуть свое место навсегда. В этой казахстанской пустыне, открытой ветрам и солнцу, и сама колонна, и фермы, и огромное здание монтажно-испытательного корпуса, и разбросанные вокруг низенькие служебные постройки вырисовывались на фоне ночного звездного неба фантастическим силуэтом. Трудно было поверить, что все это со временем исчезнет. Но оно исчезло. Увы, навсегда…

…Триумф проекта «Аполлон» и высадка американцев на поверхность Луны в 1969 году не были восприняты как сверхсенсация. К этому шло. Обо всех этапах долгого поиска, успехах и огорчениях, рискованных испытаниях и опасных неполадках сообщалось подробно, без утайки и тенденциозности. И все-таки, когда эфир донес до Земли человеческий голос с другого небесного тела, планета отреагировала на это бурно и восторженно. Ну а что же мы, те, кто начал дерзновенный штурм космоса, запустил первые спутники, потряс мир полетом Гагарина, первым «дотянулся» до загадочной и манящей Селены своими лунными ракетами? Как могло случиться, что в одночасье вдруг стали вторыми?

До какого-то момента, а точнее – рубежа, нам казалось, что лидерство в космосе мы сохраним навсегда. У «них» обязательно что-то сорвется, – успокаивали себя, скептически относились к «их» прогнозам.

После запуска Спутника № 1 и полета Гагарина на «Востоке» Америка находилась в шоке. От президента потребовали «космического реванша» и военные, и сенаторы. 25 мая 1961 года президент Джон Кеннеди обратился с посланием к Конгрессу, в котором сформулировал национальную задачу: американец должен первым ступить на Луну, срок – до конца десятилетия. Срочно была выработана программа престижа, на ее выполнение выделялась фантастическая сумма – 25 миллиардов долларов. Программа получила название «Аполлон», ракету-носитель «Сатурн-5» делал Вернер фон Браун и его немецкая команда. Космический аппарат для доставки человека на Луну поручили создать фирме «Грумман».

Летные испытания «Аполлона» начались в 1966 году, первый пилотируемый полет вокруг Земли был совершен в 1967-м. У «Аполлона» не было солнечных батарей, в качестве бортовых источников питания использовались топливные элементы, действие которых основывалось на управляемой химической реакции взаимодействия кислорода и водорода. 27 декабря стартовал «Аполлон-8», который облетел Луну и вернулся на Землю. Всего было выполнено пять облетов, из которых один – по схеме «урезанной посадки»: посадочный модуль снизился до высоты 15 километров, а затем вернулся на селеноцентрическую орбиту. Потом последовали шесть посадок на поверхность Луны. Программа исследований предусматривала доставку астронавтами лунного грунта, эксперименты по передвижению на поверхности Луны. И хотя было очевидно, что автоматические аппараты способны сделать то же самое, но с меньшим риском и меньшими затратами, погоня за престижностью заставляла игнорировать соображения логики.

Национальную задачу – первыми высадить своего соотечественника на Луну и вернуть на Землю – Соединенные Штаты решили. И, надо признать, успешно. Но Королев не дожил до этого триумфа науки и техники.

Не станем гадать: а что было бы, если бы Королев не ушел из жизни так рано. История не терпит сослагательных наклонений. Но и подзуживающее – мол, Королев проиграл Вернеру фон Брауну – весьма субъективно. Имя конструктора «оружия возмездия», которое так напугало Англию и на которое руководство третьего рейха возлагало большие надежды, не связывали с лунными амбициями Америки до упомянутого выше послания Конгрессу президента Кеннеди. Замыслы Королева родились много раньше.

23 июня 1960 года вышло секретное постановление ЦК и Совмина, которым предписывалось ОКБ-1 к 1962 году выдать эскизный проект «Изделия № 11А52» для решения следующих военных задач: наблюдение за Землей с целью получения разведывательной информации, создание глобальной связи, сбор метеорологических данных в интересах войск, вывод на орбиту тяжелых платформ, одновременный запуск нескольких спутников системы противоракетной обороны. Последней строкой в этом документе значилось: исследования и освоение человеком Луны. Речь шла о новой мощной ракете Н-1.

Когда рождался эскизный проект, были созданы четыре подкомиссии, которым отводилась роль своеобразных экспертов. Возглавляли подкомиссии главные конструкторы Н. А. Пилюгин, В. И. Кузнецов, В. П. Бармин и от Министерства обороны начальник 3-го управления ГУРВО генерал А. С. Калашников. Проектом предусматривалось, что стартовая масса носителя составит 2200 тонн, полезного груза, который он сможет доставить в космос, – 75 тонн. Военных эти 75 тонн вполне устраивали, поскольку больших по массе аппаратов у них просто не было. Но Калашников и подобранная им бригада «головастых ребят» просчитали и лунный вариант. И вот тут выяснилось, что при такой полезной нагрузке не удастся решить все проблемы, связанные с пилотируемым полетом на Луну. По их прикидкам получалось, что грузоподъемность должна составить 150–170 тонн. Для того времени это была фантастически сложная задача.

Калашников, который в свое время работал военпредом в ОКБ Королева, а затем руководил военными ракетчиками-испытателями в Капустином Яре и на Байконуре, был в добрых отношениях с Королевым, потому и решился высказать свои сомнения в сугубо конфиденциальной форме. Королев слушал внимательно, кое-что уточнял, переспрашивал, а в конце согласился: «Пожалуй, так, Алексей Сергеевич. Кто станет оспаривать, что в нашем деле чем больше, тем лучше, хотя и не всегда».

24 сентября вышло еще одно постановление, определяющее сроки летных испытаний Н-1. Они должны были начаться в 1965 году. На Совете главных конструкторов, где собрались все подкомиссии и высказались все сопредседатели, Королев предпринял легкий нажим:

– Мы выслушали интересные суждения, и весьма полезные. Но наш главный теоретик (он не назвал Келдыша, но все поняли, в чью сторону кивок) считает, что 75 тонн достаточно. И аргументирует это. Есть предложение одобрить эскизный проект.

Единственное «против» прозвучало из уст генерала Калашникова. Эскизный проект был одобрен.

Калашников не испытывал ни обиды, ни уязвленного самолюбия. Была тревога: чем дальше продвинется программа в своей реализации, тем труднее будет исправлять допущенные ошибки. Но как доказать свою правоту? Огорченный, пришел в начальнику ГУРВО генералу А. И. Семенову. «Я не склонен считать, что Королев ошибается, – успокоил тот. – Сергей Павлович все просчитал, это его стиль. К тому же мы не знаем весовых характеристик корабля. Подождем». Калашников все же настоял на шифровке послу в США Добрынину с одной фразой: «Каков полезный груз у „Сатурна-5“?». Семенов согласился: «Попробую убедить начальника Генерального штаба подписать такую шифровку. Сегодня же позвоню ему».

Между тем работа над проектом шла полным ходом. Королев поставил себе задачу – не позднее чем через 12 месяцев выдать всю рабочую документацию в производство.

Ответ из Вашингтона задерживался. Он пришел, когда были потеряны все надежды, и содержал всего два слова: «Более 150». Калашников показал шифровку Королеву. Прочитав текст и подпись, главный конструктор все понял. «Подвел нас Мстислав Всеволодович Келдыш», – это все, что он сказал тогда.

Калашников уехал. Оставшись один, Королев долго смотрел в окно на темные очертания деревьев под россыпью холодных осенних звезд. Он и сам сомневался в достаточности массы. И эти сомнения в последнее время посещали его все чаще. «Исправим, – сказал себе, ударив кулаками по столу. – Исправим и полетим!» Он пригласил Крюкова, своего зама. Проговорили долго: считали, чертили. Секретарша приносила горячий чай, но он остывал в так и не тронутых стаканах. Перезвон курантов напомнил о времени…

– Хватит, Сергей Сергеевич, – вздохнул Королев. – Хорошо поработали.

Улыбка на его лице стала шире. Словно мальчишка, предвкушающий очередную проказу, он бодро потер руки. Потом повернулся к Крюкову:

– О «Черном драконе» слышали? Есть такая легенда у китайцев.

Крюков отрицательно покачал головой:

– А что это такое?

– Да так, пустяки, – уклонился Королев.

Ракета Н-1 представлялась эдаким космическим колоссом: высота 105 метров, диаметр у основания 17 метров. Носитель «Восток», который вывел на орбиту Гагарина, казался малюткой – всего-то 38 метров. Н-1 имела три ступени с последовательным размещением ракетных блоков. Между ступенями – переходные отсеки-фермы, по которым четко просматривались границы каждого блока и число ступеней. Внешне, по общей компоновке, ракета напоминала детскую игрушку – гирлянду шариков. Шесть баков имели форму сфер диаметром от 12,8 до 4,9 метра. Такое решение не было случайным – у сферической емкости минимальная площадь поверхности по отношению к объему, минимальная толщина оболочки при нагружении внутренним давлением, минимум теплопритоков, теплоизоляции.

Американская разведка икала подступы к «русскому лунному проекту», и кое-что ей удалось раздобыть. Об этом свидетельствует тот факт, что Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) США вдруг начало пересматривать первоначальные сроки своей программы. Высадку человека на Луну перенесли на 69-й год вместо ранее намечавшегося 1970-го. Сдвигался и срок облета Луны – 1966 год. В Королеве американцы видели серьезного конкурента, это признавал и глава проекта «Сатурн-5» Вернер фон Браун.

Ракета Королева состояла из трех основных блоков – «А», «Б». В и головной части, включающей еще два блока «Г» и «Д». Далее располагались лунный орбитальный корабль и посадочная капсула. Сборку отсеков планировалось проводить не на заводе, а в специальном монтажно-испытательном корпусе, возводимом на Байконуре. Там же предполагалось сваривать огромные сферические топливные баки. Перенос этих технологических процессов на космодром был вынужденной мерой: размеры баков получалисьстоль велики, что исключали перевозку по железной дороге.

Королев изыскивал возможность «поднять» полезную массу. Его сотрудники (С. С. Крюков, С. С. Лавров, Р. Ф. Апазов, О. Д. Жеребина, Г. С. Ветров, С. С. Розанов и другие) просчитали ряд вариантов. Получалось, что можно увеличить грузоподъемность Н-1 до 90 тонн. Для этого необходимо было установить на первой ступени по контуру 24 двигателя с тягой по 150 тонн. Дальнейшие расчеты показали, что и этих 90 тонн не хватит, нужно минимум 95. Число двигателей увеличили до 30. Теперь вроде бы все «сходилось», но более придирчивый анализ огорчил: не хватает совсем чуть-чуть энергетики. Тупик? Королев настаивал на продолжении поиска. Выход был найден: высоту первичной орбиты снизили с 300 до 200 километров, а заправка переохлажденным кислородом и керосином позволяла взять на борт больше топлива. В итоге получалось, что Н-1 сможет доставить на поверхность Луны полезный груз массой 6–7 тонн.

27 июля 1963 года вышло третье постановление: военные задачи для тяжелого носителя отходили на второй план, вопросы финансирования работ звучали весьма неопределенно, однако сроки оставались прежними. Королев торопил смежников.

Уже в самом начале реализации проекта встала проблема двигателей. В ОКБ-456, где главным конструктором был академик Валентин Петрович Глушко, сделали 150-тонник для ракеты В. Н. Челомея УР-500 («Протон») на азотном тетраксиде. Королеву был предложен двигатель с тягой 600 тонн на тех же компонентах. Сергей Павлович категорически возражал, считая, что для Н-1 необходим двигатель на жидком кислороде. Он понимал, что в случае аварии полторы тысячи тонн «азотной смеси» очень опасны и грозят страшной катастрофой. При взрыве разлив агрессивной жидкости и мощная «газовая атака» могли погубить и людей, и природу. Многих людей!

Глушко настаивал на своем и не хотел уступать. В ОКБ-1 возражали. Назревал конфликт между двумя главными конструкторами. Примирить их пытались на заседании специальной комиссии под председательством М. В. Келдыша. Не получилось. Однако комиссия недвусмысленно высказалась за кислород. Глушко обиделся, вспылил и отказался участвовать в проекте. Состояние неопределенности затягивалось, а время торопило. Валентин Петрович ждал, что Королев придет к нему с мировой, но тут, как говорится, нашла коса на камень. «Меня угрозами не возьмешь, – жаловался Сергей Павлович Тюлину и Келдышу. – Я делаю ракету не для себя, а для страны, для ее престижа, для интересов обороны и не позволю никому меня шантажировать: мол, обстоятельства его заставят. Нет! И еще раз нет!» Глушко гнул свое: «Что он сделает без меня! Главное – двигатель. Привяжи его к палке, и та полетит».

Оставаясь наедине со своими мыслями, Королев часто возвращался к этой проблеме. В тяжелые годы «шарашек» вместе с Глушко они работали за колючей проволокой, хлебнули – не дай бог никому, а вот теперь… Он уважал Глушко, когда-то они были на «ты», называли друг друга по имени, откровенно обсуждали дерзновенные замыслы. Глушко был грамотным инженером и толковым конструктором, мыслил смело и широко, поставленной цели добивался с завидным упорством. Глушко окружал себя «способными ребятами», внимал им, обладавшим идеями. Хорошие идеи он умел оценить, поддержать и развить. А потом они становились его собственными.

Развязка наступила неожиданно. Королев обратился к конструктору самолетных двигателей академику Н. Д. Кузнецову. Николай Дмитриевич взялся сделать 150-тонник. Не без сомнений. Он понимал, что придется «переболеть всеми болезнями», связанными с новым профилем работы, и это, естественно, скажется на сроках. Но работа пошла, и двигатель получился.

Королев доводил новую гигантскую ракету с той тщательностью, которая свойственна человеку, глубоко сознающему, сколь трудную задачу он взялся решать. На Совете главных конструкторов он докладывал обо всех шагах своего ОКБ и полученных результатах. Н-1 уже начала «обрастать металлом», а Глушко продолжал нападать на проект, ставил под сомнение разработки Кузнецова и не упускал случая лишний раз подчеркнуть, что его двигатель мощнее и надежнее. На каком-то этапе так оно и было, но главный конструктор Кузнецов смог добиться «полной кондиции» своего двигателя.

Преодолев один барьер, Королев натолкнулся на другой. Принятая технология изготовления отдельных блоков ракеты на заводе, проведение там контрольной сборки, а затем отправка этих частей на Байконур для окончательной сварки больших конструкций неожиданно обрела ярых противников. Создание специального сварочного производства вдалеке от основного завода-изготовителя вызывало сомнение у руководства ВПК. Королев соглашался: вариант не лучший, но вынужденный. «А вы представляете, сколько это потребует средств? – давили на него. – Возможно ли это вообще в наших условиях? Кто возьмет на себя ответственность, если?..» И так далее. Королев злился: «Я все представляю. А представляете ли вы, что автомобильных или водных путей в район космодрома нет и не будет». – «А если дирижабль?» Сейчас трудно установить, кому первому пришла в голову эта мысль, но прорабатывалась она весьма тщательно. Расчеты показали, что грузоподъемность такого воздушного корабля должна быть не менее 250 тонн. Ничего подобного в арсенале дирижаблестроителей не было, а строительство надувного гиганта в сжатые сроки представлялось нереальным. Просчитали иной вариант – сдвоенный дирижабль типа «Катамаран». Но и от этой затеи пришлось отказаться: дорого, долго, непредсказуемо. В конечном итоге вернулись к строительству огромного МИКа на Байконуре.

Из стадии «экзотических замыслов» проект перешел к решению конкретных инженерных задач. И если поначалу возможность пилотируемой экспедиции на Луну воспринималась кое-кем весьма скептически, то по мере загрузки производств она уже не вызывала сомнений. Вопрос ставился иначе: как скоро?

А скоро не получалось. Причина чисто «национальная»: не было достаточного финансирования, средства к тому же распылялись, ибо все отечественные фирмы сообразили, что на космосе можно хорошо зарабатывать. И М. К. Янгель, и В. Н. Челомей предлагали свои проекты лунной экспедиции. Особыми пробивными качествами отличался Челомей: взяв к себе в замы сына Хрущева, он выбил деньги на строительство своего центра в подмосковном Реутове, устраивал для большого начальства эффектные показы техники. Совет главных конструкторов стал постепенно распадаться, а его члены переходили на сторону Челомея. Челомей добился даже того, чтобы именно его фирме поручили все разработки для осуществления облета Луны.

Королеву ничего не оставалось, как устроить в Подлипках выставку для чиновников из ЦК КПСС с демонстрацией готовых лунных аппаратов и прежде всего практически готовой системы Л-1 для облета Луны на базе нового корабля «Союз». В ОКБ-1 приехал Л. И. Брежнев, теперь ему предстояло стать «отцом космонавтики». Действие возымело результат: королёвский проект вновь получил одобрение. Казалось бы, теперь «лунная машина» закрутится быстрее. Увы!

Проект Челомея существовал. Гонцы из Реутова устремились во все смежные организации, чтобы заручиться поддержкой. Главным козырем была ракета «Протон» с массой полезной нагрузки 20 тонн, что при определенных условиях давало надежду послать в облет Луны одного космонавта.

Королев, привыкший к капризам фортуны, спокойно выжидал, продолжая форсировать работы по Н-1 и лунным кораблям. И тут его подстерег еще один удар: Пилюгин, мотивируя тем, что не бросил Королева, когда все сбежали к Челомею, попросил, чтобы ему поручили сделать систему управления для Л-1. В Подлипках нашлись противники этой идеи, поскольку переход на новую систему грозил потерей полутора-двух лет. Б. В. Раушенбах доказывал Королеву, что система управления уже практически готова, сделана она на базе командно-измерительных приборов В. И. Кузнецова, более легких и вполне надежных. Если согласиться с Пилюгиным, то придется заново уточнять все массовые и энергетические характеристики.

Феоктистов, ведущий по Л-1, понимал проблемы своего главного конструктора, но, работая с пилюгинцами, настаивал на том, чтобы технические характеристики, в том числе масса и энергопотребление, были не хуже, чем у кузнецовских приборов. Создавалась странная ситуация, в которой не было ясности, какой же вариант принял Королев – Раушенбаха или Феоктистова. Конфликт обострялся, и уже трое – Пилюгин, Кузнецов и Королев оказывались втянутыми в него. Королев даже вынужден был отстранить Феоктистова, заявив: «Вы можете согласовывать все что угодно, а массовые характеристики и энергопотребление я обговорю сам».

Сергей Павлович умел быть самокритичным. Происходящее вокруг проекта он называл не иначе как «местническо-феодальная раздробленность». Из-за нее то, что было сделано американцами на «Аполлоне-8» – облет Луны и возвращение на Землю, – мы не смогли сделать на год раньше.

Могли… Схема полета лунного комплекса в изложении доктора технических наук С. С. Крюкова выглядит так:

«Сначала сработают блоки А, Б и В, и лунный комплекс выйдет на орбиту спутника Земли. Разгонный блок Г выведет его на траекторию Земля – Луна. Блок Д скорректирует полет, реализует торможение и переход корабля на орбиту искусственного спутника Луны. Время перелета с орбиты земной на орбиту лунную составит 3,5 суток. Тот же блок Д осуществит перевод с круговой орбиты на эллиптическую, после чего один из членов экипажа перейдет в лунный корабль, а другой останется в лунном орбитальном корабле. Корабли разделятся, и первый из них уйдет вместе с блоком Д к поверхности Луны, а второй – орбитальный – продолжит вращение по орбите, ожидая момента возвращения лунного корабля и стыковки с ним. Двигатели блока Д произведут разворот и торможение лунного корабля, а ракетный блок Е позволит провести маневры у Луны, выбор площадки, посадку на ее поверхность, старт с Луны и стыковку с орбитальным кораблем. Время пребывания космонавта на Луне – от 6 до 24 часов, время нахождения на лунной орбите – до суток… Вся экспедиция займет 11–12 суток».

3 августа 1964 года ЦК КПСС принял постановление № 655–268, в котором говорилось об облете Луны и высадке космонавта на ее поверхность. В нем перечислялось, какие задачи возлагаются на министерства – обороны, общего машиностроения, радиопромышленности, авиационной промышленности, морского флота, на КГБ и другие ведомства. Для осуществления проекта были задействованы 500 предприятий. В Центре подготовки космонавтов появился тренажер, имитирующий условия передвижения по Луне, где сила тяжести в шесть раз меньше земной. В Институте авиационной и космической медицины, относящемуся к ВВС, на центрифуге отрабатывались навыки ручного управления космическим кораблем при вхождении в атмосферу Земли после завершения лунного рейса. Но все это вовсе не означало, что интриги вокруг королёвского проекта утихли.

У противников Королева оставался последний шанс: убедить ЦК в несостоятельности замыслов ОКБ-1. Глушко попробовал заручиться подписями всех главных конструкторов под письмом в высшую инстанцию с обвинениями Королева во всех смертных грехах. Слухи о готовящейся атаке дошли до Королева. «Предательство!» – обожгло сознание. От этой мысли его пробрал озноб, а потом он почувствовал уже настоящий гнев, который больно сжал горло. «Дурак ты, Сергей! – пробовал сорвать злость на себе. – Глупец доверчивый, слепец!» Свистящий выдох вырвался из груди, и он почувствовал, как сердце больно кольнуло. Таблетка валидола не помогла. В сознании всплыл 1937 год. Тогда по анонимному, а быть может, и гласному, но скрытому от него навету, он получил десять лет лагерей. И вот снова под него копают. И кто? Друзья-соратники. Нет, он не боялся повторения прошлого, его авторитет высок, а дела столь значимы, что их не очернишь. Боевые ракеты, космические, первый в мире искусственный спутник Земли, старты к Луне, триумфальный полет Гагарина… Терзало другое: неужто все они, с кем прошел через многие испытания, за его спиной, тайком, пойдут на сделку?

Королев молча размышлял о чудовищной игре, затеянной против него, мерял тяжелыми шагами кабинет, не зная, что предпринять. Потом резко снял трубку «кремлевки» и набрал номер Бармина:

– Это Королев. Володя, как ты мог? Забыл, кто тебя вытащил?

– Что вы, Сергей Павлович! Кто вам сказал?

– Твоя подпись!..

Он бросил трубку.

Тревога за судьбу Н-1 не оставляла Королева. Он подготовил обстоятельную записку в ЦК, в которой напомнил о честолюбивых планах США по созданию мощного носителя «Сатурн» и корабля «Аполлон» для высадки американских космонавтов на Луну, убеждал, что при поддержке его проекта Советский Союз может опередить Америку. Записка была передана на отправку, но что-то удержало Королева. Он распорядился вернуть документ и размашисто написал на нем: «В дело главного конструктора», что означало – в архив.

В августе 1965-го Королев подготовил ряд предложений по ускоренной реализации проекта Н-1 и обоснование того, что ОКБ-52 «не сможет осуществить круговой облет Луны, а лишь пролет мимо нее». Но и это послание главного конструктора не вышло за пределы ОКБ-1. Остановил Королева успешный запуск челомеевской ракеты – первый в ходе начавшихся летных испытаний.