Текст книги "Сергей Павлович Королев"

Автор книги: Михаил Ребров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

«ВОСТОКИ» И «ВОСХОДЫ»

Шаги по дороге неизвестности. – Отвага исканий. – Старт откладывается. – «Трое в одной лодке». – Человек за бортом звездолета

Королев приехал на прием в честь полета Гагарина раньше времени, указанного в приглашении. Он вообще не любил опаздывать, а на этот раз еще и Нина Ивановна, жена его, уговорила: «Сережа, походим по Кремлю, посмотрим. Зачем приезжать впритык». Машина остановилась на набережной, и они потихоньку пошли вдоль кремлевской стены, с пристальным вниманием глядя на все, что происходило вокруг.

Дул ветер с реки, было прохладно. А вокруг творился праздник, бурной воронкой он закручивался в центре Москвы, которая продолжала ликовать по поводу встречи первопроходца космоса. Ближе к «парадному подъезду» поток редел, случайных людей в нем не было, шли чопорные чиновники, известные артисты, большезвездные генералы и «кавалергарды» на пенсии, кто один, кто с верными подругами. Встречались знакомые, давние и не очень. Обменивались рукопожатиями, что-то друг другу рассказывали на «птичьем» языке, понятном лишь тем, кто привык к жесткому режиму секретности. На этот раз все звучало в превосходной степени, все было замечательно.

Прошел Устинов без семьи и свиты. С ним уважительно здоровались: не потому, что очень любили, а потому. Что от него многое и многие зависят. «Такой вот тест на совместимость народа и власти», – подумал Королев. А еще он подумал, сколько же на этом торжестве будет вовсе не достойных события людей и сколько истинных тружеников, чьими руками, смекалкой и талантом, чьим самоотверженным трудом созданы ракета, корабль, сложнейший измерительный комплекс, мощнейшее производство, так никогда и не побывают на званых торжествах в Кремле. А сколько рядом с ним людей, пусть не сверхособой, но ухватистой силы! И этой силы оказалось достаточно, чтобы взять за сердце всю планету.

Королеву вдруг захотелось повернуться и незаметно исчезнуть из гудящего пространства фойе, сверкающего мрамором, люстрами, зеркалами. Нина Ивановна уловила эту перемену в его настроении: «Сереженька, прошу тебя, выкинь из головы все мрачное, сегодня большой праздник, твой праздник». Он посмотрел на жену добрым, усталым взглядом: «Все хорошо, Ниночка, все хорошо». Ему действительно было хорошо: к нему подходили, пожимали руку, поздравляли, говорили массу возвышенных слов. Что греха таить – приятно было слышать такое. Но перемешивалось это чувство с другим, он даже не мог понять, что его терзает, что нагоняет грусть. Мысли путались, перескакивая с одного на другое. «Некоторые даже душу, быть может, готовы дьяволу заложить, лишь бы взглянуть – хоть одним глазком, хоть на секундочку, – как выглядят они со стороны. Другим это безразлично, они и не думают об этом. Неужели только сутулость и выпирающий живот доступны окружающим? А блеск глаз? Огромный внутренний мир? Остроумные шутки? Независимость?!» Королев не любил себя в минуты самоедства и сомнений. Он взял жену за руку:

– Я твердо решил, Нина, что в следующий раз мы пошлем человека в космос на сутки. Я не вижу оснований для нерешительности.

– Когда ты планируешь такой полет, Сережа, и кто полетит? – спросила жена, чтобы отвлечь его от мыслей, которые – она это знала – испортят ему настроение, повлекут бессонную ночь.

– Полагаю, что где-то в конце лета. А полетит дублер Гагарина Герман Титов, я знакомил тебя с ним. Славный парень. Впрочем, все они мне нравятся. Карпов сумел отобрать добротную команду.

– Молоденькие такие. Есть совсем мальчишки.

– Да… Но есть и очень зрелые люди, с хорошим багажом знаний. Беляев, например, или Комаров…

– Сережа, а ты можешь представить, что думает и ощущает человек, отправляясь в космос?

Королев хмыкнул:

– Наверное, могу. Только в самых общих чертах… У каждого свое восприятие.

На следующий день в кабинете Главного собрались практически все, кто разрабатывал «Восток» и готовил корабль к первому старту. Сергей Павлович начал с того, что считал самым важным:

– Мы можем констатировать, что первый пилотируемый космический летательный аппарат и его системы отвечают своему назначению и в полете функционировали удовлетворительно, обеспечив выполнение космонавтом программы полета. Детали? Их много. О них, полагаю, лучше вести речь с каждой группой специалистов отдельно, в рабочем порядке…

Совещание прошло динамично, без помпезности, без восклицаний по поводу недавнего успеха.

– Прошу всех не расслабляться, впереди у нас не менее ответственная работа, – подвел итог Королев.

Во второй половине мая ему удалось вырваться в отпуск. Собственно, на этом настояли врачи: напряженность подготовки и проведения первого космического рейса, волнения, стрессы – после всего это требовался отдых, спокойный, размеренный, с отказом от всяких рабочих дел. Королев и Нина Ивановна отправились в Сочи, в санаторий так называемого 4-го главного управления, элитный, для лиц «особого ранга».

Неподалеку располагался санаторий «Россия», а вблизи него несколько уютных особняков. Там отдыхали космонавты. В один из отпускных дней Королев пожелал встретиться с ними в «нерабочей обстановке».

С лукавой улыбкой приветствовал Королев подопечных Карпова. С легкой руки Сергея Павлович за полковником Карповым надолго закрепилось прозвище «дядька Черномор».

Все красавцы удалые,

Великаны молодые,

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор.

Королев тепло поздоровался с каждым из гостей. Потом долго и непринужденно беседовал. Все, о чем говорил главный конструктор, спокойный и уверенный тон, четкая постановка задач, оперативность в решении практических вопросов производили на ребят огромное впечатление. Им казалось, что с этим человеком все по плечу и непреодолимых преград не существует.

Сергей Павлович с интересом расспрашивал будущих космонавтов о занятиях, тренировках, нередко вспоминал что-нибудь из собственной практики и давал советы, связанные с особенностями их теперешней профессии. Какой бы темы ни касался Главный, в его суждениях постоянно ощущался лейтмотив: «То, что зависит от нас, конструкторов, в смысле техники, мы делаем, и делаем надежно, с перспективой. Теперь очередь за вами. А успех принесет лишь труд, умноженный на старания и выдержку. Каждый из вас побывает в космосе, у каждого будет своя программа, более сложная, чем у предшественников».

Королев был в прекрасном настроении, и мысли его уносились в будущее. Он снова говорил о стыковке космических кораблей на орбите, о создании громадных станций в окрестностях Земли, о тех необъятных горизонтах, которые открываются перед наукой в связи с рождением практической космонавтики.

Прощаясь, Сергей Павлович сказал:

– Хочу дать вам, молодежь, несколько советов. Это не назидание, а пожелание человека, который кое-что познал в этой жизни. Постарайтесь, пожалуйста, уберечься от крена в сторону только летного дела. Неверно было бы отрывать то, что делается на земле, от того, что должно быть затем продолжено в полете. Только познав творческие страдания и муки исследований, проводимых в лаборатории, космонавт окажется готовым к тому, чтобы продолжить работу в космосе. Космические симфонии будут хорошо исполняться только слаженным оркестром. Смешон и жалок окажется тот, кто вздумает удивить мир, действуя в нашем деле в одиночку. У такого чудака ничего не выйдет.

Ребята согласно кивали.

– И еще одно, это уж следствие из сказанного. – Королев говорил неторопливо, придавая весомость каждому слову. – Относится оно пока только к одному человеку, – Сергей Павлович с напускной строгостью посмотрел на Гагарина и улыбнулся. – Так вот, не зазнаваться!

– Это полностью исключено, – весело ответил Гагарин.

Совет главных конструкторов проходил в присутствии тех шестерых космонавтов, которые входили в группу непосредственной подготовки на корабле «Восток-1». Разговор сразу же принял деловой характер.

– Предлагаю принять такой порядок, – начал Сергей Павлович. – Я напомню о результатах, о ближайших задачах. Затем внесу свой проект второго полета человека в космос. В этом порядке, как мы здесь сидим по кругу, каждый выскажет свое отношение к проекту. В заключение «подобьем бабки». Согласны?

Возражений не было. Главный конструктор дал характеристику пройденным этапам, не обходя молчанием неприятные ситуации, которые имели место при отработке техники, заметил, что прошедшая многократные испытания техника надежно обеспечивает все, что связано с осуществлением полетов подобного рода. Он подчеркнул, причем сделал это дважды, что не случайно употребил слова «полеты подобного рода», а не только аналогичные, ибо наземные исследования и эксперименты подтверждают, что можно увеличивать продолжительность пребывания человека в космосе. Причем – без особого риска.

Его слушали внимательно, не перебивали вопросами. Это подбадривало Королева, и он усиливал свою позицию:

– Мы с вами не случайно взялись за это нелегкое дело. В наше время участие в освоении космического пространства и реальный вклад во всеобщий прогресс науки и техники, пожалуй, наиболее точно отражают уровень потенциальных возможностей государства, участвующего в решении новых, сложных задач. Значит, летать надо дольше.

Аргументы Королева были убедительны. Все соглашались, что длительность пилотируемых полетов должна увеличиваться. Но насколько? На один-два витка? Может быть, даже на пять? Где тот оптимальный вариант после одного витка Гагарина?

Королев решительно и твердо заявил:

– Летать теперь надо сутки. Именно сутки, и не меньше.

Наступила пауза. Такого многие не ожидали. Началось обсуждение. Нашлись оппоненты, которые старались привести побольше доводов, чтобы поставить под сомнение целесообразность головокружительного темпа, предложенного Королевым. Сергей Павлович поднялся и неторопливо зашагал вдоль стола, больше обычного сутулясь и наклоняя голову. Он расслабился всего лишь на мгновение, и сразу же по его осанке и походке стало заметно, что он уже немолод и не очень здоров. Но через несколько секунд Королев овладел собой, в глазах вспыхнули задорные искорки.

– Постараюсь воспользоваться вашими предупреждениями и присоединюсь к ним, но лишь в том смысле, что в нашем деле необходима чрезвычайная осторожность. Конечно же, нужна строгая последовательность и обоснованность каждого нового шага. Но разве мы с вами мало отдаем этому сил и времени?.. Мы бы не двинулись вперед, если бы не решились на смелые шаги в неизвестное…

И снова – пауза. Лишь один человек сразу поддержал его. Это был дублер Гагарина Титов. Когда ему предоставили слово, он сказал:

– Я понимаю, для чего нужен суточный полет, но еще больше я понимаю и верю, что такой полет можно выполнить уже теперь. Чтобы не возникало подозрений относительно искренности моих слов, хочу сразу же сказать, что лично готов делами подтвердить свою убежденность и отправиться в такой полет. Если к 108 минутам сразу, а не маленькими частями, прибавить все, чего недостает до суток, то появится отличная возможность узнать, правильно ли мы теперь строим свою работу. Хотел бы заметить тем, кто предлагает остановиться на пяти-шестивитковом полете: на первом витке вторых суток возможности посадки корабля станут куда более благоприятными, нежели на пяти-шести витках первых суток. Я за суточный полет.

Сергей Павлович не скрывал своего удовлетворения от заявления того, кто пусть неофициально, но планировал занять пилотское кресло на «Востоке-2». Королев никого не упрекал за излишнюю осторожность, не хвалил Титова, не вербовал сторонников. Он преподнес обсуждение на Совете главных как общую заинтересованность в продуманных и решительных действиях. В заключение попросил старательно взвесить все, о чем здесь говорилось. Он явно был доволен обсуждением – ведь никто так и не смог убедительно опровергнуть его соображений.

«Космическая гонка» продолжалась. В мае 1961 года астронавт США Ален Шеппард в небольшой космической капсуле совершил суборбитальный полет по баллистической траектории. В июле такой эксперимент повторил Вирджил Гриссом. Оба полета, естественно, не были засчитаны как космические.

В августе того же года на Байконуре готовили старт «Востока-2». Программа полета Германа Титова включала проведение медико-биологических экспериментов, наблюдения за работой бортового оборудования, фотографирование Земли. Космонавт должен был поесть, попить и поспать в невесомости, при этом в Центре управления полетом велся оперативный анализ данных о его самочувствии.

Титов первым испытал «космическую болезнь» – аналог морской болезни, – вызываемую невесомостью. В то время еще не было нужных методов предполетной медицинской подготовки. Можно сказать, что Космонавт-2 уже пилотировал корабль: в заданный момент времени он включил ручное управление и совершил определенные манипуляции. «Я чувствовал себя летчиком», – заявил Титов после полета. Космонавт-2 сделал все хорошо, отлетал сутки и совершил нормальную посадку.

Американские полеты в это время были менее интересными, первый пилотируемый космический корабль США, который совершил три витка вокруг Земли, был запущен лишь 20 февраля 1962 года. Пилотировал его астронавт Джон Гленн.

Королев понимал, что программа полета следующего «Востока» должна быть сложнее, нести в себе определенную перспективу. Это, естественно, требовало новых конструктивных решений, новых испытаний, но начальство, как всегда, торопило. Главного вызывали в ЦК и ВПК, часто звонил ему Устинов, вопрос звучал примерно так: «Сергей Павлович, когда и что вы намерены предпринять, чтобы не дать американцам возможности догнать и перегнать нас?»

На Совет главных конструкторов Королев вышел с предложением осуществить парный полет двух «Востоков». В августе 1962 года такой полет состоялся: сначала стартовал «Восток-3» с космонавтом Андрияном Николаевым. Спустя сутки подготовили и пустили «Восток-4» с Павлом Поповичем. Американцы и впрямь были удивлены: оба пуска проведены с одного стартового комплекса, а это требовало выполнения большого количества достаточно трудоемких операций, восстановления технической готовности стартового сооружения, замены одноразового оборудования, проведения комплексных проверок систем и агрегатов пускового устройства.

Детали того полета долгое время хранились в моих записных книжках. По существовавшим тогда правилам, чтобы не нарушать режим секретности, все записывалось иносказательно, намеками, с пропуском многого того, что должна была хранить память: «Август-62»; «двойка»; «Восток»; Королев, Кириллов, Воскресенский, Чекунов; уточнить, кто еще? Что потом?..» Увы, многое уточнить и перепроверить не удалось. Ушли из жизни почти все, кто находился в пусковом бункере 2-й площадки Байконура в тот самый день и час. Других не удалось разыскать. И все-таки посчастливилось узнать всю правду от одного из причастных – доктора технических наук, заслуженного летчика-испытателя, кавалера Золотой Звезды Героя Марка Лазаревича Галлая.

Итак, август 1962 года. На Байконуре готовили запуск двух «Востоков». В бункере было прохладно. Там, наверху, солнце уже успело раскалить бетонные плиты. Хотелось тени, а где ее найдешь в открытой горячим ветрам степи? Королев достал платок, вытер влажную шею и тяжело опустился на стул. Он сидел большой, сутулый – этакий медведь в черном костюме – и улыбался прежней, такой знакомой улыбкой, за которой скрывалась глубокая задумчивость. «Стреляющий» полковник Анатолий Кириллов уже привык к этой странной улыбке главного конструктора. Она – как форма жизни. Порой казалось, что взята напрокат, для защиты от тех же житейских неприятностей, которых не ждешь и не хочешь, а избавиться от них не можешь.

«О чем он сейчас думает?» – поймал себя на мысли Кириллов. Он понимал, что нельзя отвлекаться на что-то иное, кроме отслеживания циклограммы. Но это навязчивое: «О чем думает Главный?» не оставляло его.

Кириллов прильнул к окулярам перископа, сжав рукоятки поворота до боли в пальцах. Это снимало напряжение и отгоняло посторонние мысли.

Когда до выдачи команд на пуск ракеты оставались считанные минуты, Королев дал знак своему заместителю Леониду Воскресенскому. Тот занял место у второго перископа.

– Готовность одна минута! – Кириллов произносит слова четко и отрывисто… – Пуск! – почти кричит «стреляющий».

Оператор Борис Чекунов нажал кнопку. Теперь все должно идти по циклограмме: отход кабель-мачты, включение водяных инжекторов системы охлаждения, зажигание, выход двигателей на предварительный режим, затем – на промежуточный…

Королев снова достал платок и провел им по лбу. Цепким взглядом он следил за Кирилловым и Воскресенским.

Кириллов не отрывался от окуляров, пальцы не отпускали рукоятку. «Нервы что-то разгулялись», – успел подумать, когда сознание обожгла другая мысль: «Что с кабель-мачтой?» Эта «пуповина», связывающая ракету с наземными источниками питания, пока та висит на железных опорах стартового стола, не отошла в положенный момент. Мозг работал с лихорадочной быстротой: «Сейчас сработает зажигание, появятся клубы дыма и отблески пламени от вышедших на предварительный режим двигателей, а кабель-мачта будто приросла. Вот сволота!.. Нужно что-то делать, еще есть возможность остановить процесс, есть еще целых 8 секунд! Нет, уже 7… 6… 5…»

Кириллов с трудом держал себя в руках и продолжал мысленно проигрывать ситуацию: «Если остановить пуск – значит, сливать топливо, снимать ракету со стартовой позиции, отправлять в МИК, разбирать, искать причину. Дел – на много недель. А каково тому, кто сидит в корабле, ждет старта и ничего не подозревает!.. Но если мачта не отойдет, она пропашет по борту ракеты. Останутся ли шансы на нормальный полет?..»

– Не отошла кабель-мачта, – прохрипел «стреляющий».

Это прозвучало жутко и грозно. Его самого бросило в дрожь, когда он произнес эти слова. Кириллов оглянулся и увидел лицо Королева – в его глазах светилась мольба. Съежившись, он продолжал сидеть, а быстротечные секунды казались вечностью.

Главного ужалила мысль: «В корабле человек. Почему Кириллов медлит? Надо давать отбой!»

Если бы можно было в тот момент записать все мысли Главного, то на прочтение их впоследующем ушло бы немало времени. Но порой мысль так стремительна, что отслеживанию не подлежит. Иногда ее сравнивают с молнией. Натяжка в этом. Большая натяжка. Мысль много быстрее, она неуловима.

«Почему Кириллов медлит? Отбой! Надо немедленно давать отбой, сброс всей схемы!» – определил для себя Королев.

Однако отбоя «стреляющий» не дал. Не растерянность – осознанность руководила им, осознанность, опирающаяся на знания и интуицию. Они подсказывали: заработают двигатели на полную, пойдут вибрации, и эта дрожь оттолкнет мачту. Она должна отойти. Должна! Иначе не может быть. Кириллов бросил взгляд на Королева. Тот стоял молча. Бледный сосредоточенный. Понимал: говорить что-либо под руку «стреляющему» в такой момент не следует. Воцарилась томительная пауза. Перед Королевым разверзалась бездна, все несчастья и горести мира свирепым потоком обрушились на его голову. «Все, время упущено!» – больно кольнуло сердце.

А там, в теле ракеты, в ее системах и узлах, в сложнейшем сплетении всевозможных устройств, которые последовательно вступают в работу, происходило то, что приводит к пуску носителя.

Сработал главный клапан. Тяга двигателей стала нарастать. Усилились и вибрации.

– Отошла! – не слыша собственного голоса, прокричал «стреляющий». – Отошла!..

…Поднявшись наверх, Королев обвел усталым взглядом мертвый пейзаж. Посреди ржавой бесплодной степи слегка дымилось стартовое сооружение. Прозрачный купол неба, словно колпаком, накрывал раскинутые в стороны фермы, кабель-мачту и огромный котлован. Некоторое время главный конструктор, не скрывая радости, разглядывал это поразительное сооружение. Потом поднял голову вверх, но в блеклом небе не было ничего, кроме тающего следа инверсии и солнца, обрамленного размытым ореолом. Королев в сомнении покачал головой:

– Не понимаю, почему это произошло…

Он стоял один. Хмурый, злой. Никто не решался подойти к нему и сказать, что все идет нормально, что телеметрия поступает регулярно, что «боковушки» отделились… Королев медленно крутил тяжелой головой и терзался тревожащим его «почему». Ответ пока не приходил.

Перед тем как сесть в машину, он обернулся и с горькой усмешкой произнес:

– Космонавтам надо сказать всю правду! – В его голосе звучала решительность.

– Надо ли? – с сомнением ответил Воскресенский. – А если ударятся в панику, сочтя, что повторение такого возможно, а то и неизбежно?

– Надо, – повторил Королев. – Пусть знают, что мы тоже рискуем.

Подошел Кириллов:

– Разрешите доложить, Сергей Павлович…

– Не надо, – прервал Королев. – Вы уже все доложили делом. – И добавил: – Спасибо, Анатолий Семенович. Спасибо!

Главный повернулся к Воскресенскому:

– Смотри, Леонид, – железной выдержки человек. Побольше бы нам таких…

В его устах такая характеристика стоила многого.

Это «железной выдержки человек» Королев повторит на приеме в Кремле в честь полета космических кораблей «Восток-3» и «Восток-4». Но тогда только очень немногие поймут, что вкладывал в них главный конструктор.

Что дальше? Наверху уже привыкли, что каждый год знаменуется «новой выдающейся победой в космосе страны победившего социализма». Королеву же хотелось, чтобы каждый старт был новым звеном в цепи последовательных технических и научных достижений, чтобы отдача от тех огромных затрат, которые несло государство, включившись в «космическую гонку», была конкретной и весомой.

Мужчины-летчики, пройдя определенную подготовку, работали на орбите двое и трое суток. Обследование пилотов после таких полетов показало, что наращивать продолжительность космических рейсов можно. А как поведет себя в космосе женский организм? Конечно же, с позиций космической медицины это интересно. Если заглядывать далеко вперед, то можно сказать, что женщина не только имеет право на место в космическом корабле, но и получит его. Когда Циолковский мечтал об «эфирных поселениях», он не полагал, что обитать в них будут представители лишь одного пола. Только вот тогда, в 1961 и 1962 годах, идея послать в космос женщину была явно не ко времени. Единичный эксперимент ничего не давал науке, тем более что полет мог быть только непродолжительным. Но ведь если бы все удалось, то снова можно было бы заявить: впервые в мире.

Не знаю, так ли рассуждал Королев или были у него иные соображения, но подготовка к такому полету велась весьма активно. Как-то при встрече с Карповым главный конструктор заметил: «Надо подумать о создании девичьего отряда из пяти-шести человек и начать готовить их к полету. Надеюсь, вы понимаете, сколь это важно для медицинской науки… и вообще». Карпов согласился, хотя слова «девичий отряд» и «космос» представлялись ему, военному врачу, в ту пору несовместимыми. Да и согласие его было скорее армейской привычкой воспринимать даже сдержанные пожелания начальства как приказ, который следует выполнять. Он прекрасно понимал, что космическая медицина еще столь молода, что не вправе делать какие-либо обобщения и выводы, а тем более – давать гарантии на успех торопливых экспериментов.

Между тем летом 1962 года в США в комиссии по вопросам науки и астронавтики выступили две женщины – Джейн Харт и Джерри Кобб. Они были готовы пройти испытания по программе НАСА и призывали президента Соединенных Штатов и конгресс послать их в облет Земли на космическом корабле. Вскоре вышла книга «Женщина в космосе», на обложке которой красовалась леди в скафандре. Но это была не более чем реклама.

Однако толчок был дан. Королеву не хотелось, чтобы кто-то опередил его в замыслах и планах. Что касается сомнений медицинского толка, то он успокаивал себя тем, что и в авиации, и в парашютизме женщины преуспели и порой «мужиков затыкают за пояс».

Отбор был проведен, кандидаток было более 800, оставили лишь пятерых, «самых-самых». Были среди них инженеры, чемпионки и рекордсменки мира по самолетному и парашютному спорту. По прибытии в Звездный городок молодых «особ» строжайше предупредили: «Ни с кем о том, где и чем занимаетесь, ни слова. Отлучки только по специальному разрешению полковника Г. Г. Масленникова (он был начальником штаба в/ч 26266, Центра подготовки. – М. Р.)».

…Первая встреча с Сергеем Павловичем Королевым в Подлипках была волнующей и пробуждала большие надежды как у главного конструктора, так и у тех, кто вошел в «девичий отряд». Девчонки держались скромно, но светились счастливыми улыбками. Ведь проходили они отбор не по принуждению, а по огромному желанию побывать там, где уже побывал Гагарин.

Главный конструктор внимательно рассматривал молодых и симпатичных девчат. Они ему понравились сразу. Все. Спроси его тогда, кому бы он отдал предпочтение, он не смог бы ответить. А закончил разговор неожиданно строго: «Работа вам предстоит большая, сложная, напряженная. Но очень интересная. Однако решайте сразу: или будем замуж выходить и детей заводить, или будем серьезно готовиться к полетам. Их будет много. Кого-то и на Луну отправим. Решайте…»

Расписание занятий и тренировок «секретных девочек» было жестким: с утра и до пяти – занимались теорией, потом физкультура и тренажеры. А еще – вестибулярные испытания, полеты на невесомость, тренировки в барокамере, термокамере, на центрифуге, прыжки с парашютом в полном снаряжении – на сушу и на море… Всего не перечислишь. Порой даже ребята из отряда космонавтов, прошедшие армейскую школу, удивлялись, как это такие молодые девчонки могут переносить столь большие нагрузки.

Королев регулярно звонил Карпову и справлялся о ходе подготовки. Со временем менялось его отношение к девушкам: кому-то симпатизировал больше, кому-то меньше. На утверждение Государственной комиссии было представлено такое решение: номер один – Валентина Терешкова, дублеры – Ирина Соловьева и Жанна Еркина. Что стало решающим критерием при равных показателях? И здесь сыграл свою роль политический фактор, обговаривали кандидатуру на Старой площади, в ЦК. Там и намекнули, что Никита Сергеевич Хрущев будет очень доволен, если первой полетит в космос спортсменка и комсомолка пролетарского происхождения, да еще из волжского города. Королев узнал об этом «раскладе» еще в Москве, до отлета на Байконур. Для себя он решил, что лучший вариант – Татьяна Кузнецова. В один из вечеров он пригласил ее в ОКБ и сказал: «Не расстраивайся, Танюша, твой космос от тебя не уйдет. Обещаю тебе это, я кое-что придумал».

Полет женщины не был для Королева самоцелью. Он решил, что параллельно можно провести и полет космонавта длительностью пять суток, поскольку врачи полагали, что именно такая продолжительность пребывания человека в космосе позволит прогнозировать приспособляемость организма к более длительным рейсам. Программа полета «Востока-5» была рассчитана на пять суток, выполнить ее поручалось Валерию Быковскому.

Госкомиссия прибыла на космодром заблаговременно, заслушала доклад Королева, главных конструкторов бортовых систем, стартовиков, представителей поисково-спасательной службы. 12 июня (речь идет о 1963 годе) в расчетное время Быковский занял место в корабле. Начались предстартовые проверки, подготовка ракеты-носителя. Стартовая команда докладывала о ходе работ, завершении операций, как вдруг поступил сигнал «Службы Солнца» о зарегистрированной повышенной активности светила. Специалисты порекомендовали отложить старт на сутки. Все смотрят на Королева – главное слово за ним. Сергей Павлович озадачился, но очень быстро принял решение старт перенести на 13-е. И тут же прозвучала команда: «Отбой, космонавта спустить на землю, всем действовать по этому варианту». Валерию Быковскому помогли вылезти из корабля, проводили до лифта, кабина медленно поползла вниз…

«Не было бы психологического срыва, – подумал про себя Королев. – Космонавт уже настроился на полет…»

13 июня история с солнечной активностью повторилась, и снова Быковский проделал путь от монтажно-испытательного корпуса, где космонавта облачают в скафандр, до корабля – и обратно. Королев нервничал: «Могу себе представить внутреннее состояние человека, которого дважды снимают с ракеты. Есть ли точный прогноз на завтра, или снова повторится эта канитель?»

Долгие двадцать четыре часа ожидания. На этот раз с солнечной активностью «справились», Быковский в третий раз поднялся на вершину ракеты и занял место в корабле, но «невезение» на этом не кончилось. Когда ракета была уже заправлена, появились замечания по работе одной из систем аппаратуры управления – блока гироприборов. Вступило в силу «железное правило»: если появился «боб», найти его, понять, в чем причина, исправить, исключить возможность повторения.

Госкомиссия собралась на очередное срочное заседание. Королев сидел мрачный. Он хорошо представлял, чем кончится обсуждение. Блок аппаратуры снимут, заменят на новый, проведут автономные испытания, установят на место, а затем проведут и генеральные испытания всей ракеты. А это требует времени, и немалого. Запустить можно в любое время, сложность в другом: программа полета четко расписана по часам и минутам, определен и район посадки. Приземление космонавта должно произойти в определенном районе и в светлое время суток. Сдвиг старта ломает всю эту цепочку.

Нервное напряжение нарастало, хотя каждый из членов Госкомиссии старался свои чувства скрыть, не показать свое волнение другим. Кто-то осторожно предложил: «Не лучше ли еще на сутки отложить пуск?» И вот тут не выдержал Королев. Взвесив все «за» и «против», посоветовавшись на ходу с М. В. Келдышем, он настоял на том, чтобы продолжать работу и не откладывать пуск. В его выступлении не было горячности, свои доводы он аргументировал со свойственной ему настойчивостью, суждения строил логично, не боялся брать ответственность на себя. 14 июня в 15.00 московского времени «Восток-5» начал путь к орбите.

16 июня главный конструктор проводил в космос первую женщину-космонавта. «Ястреб» и «Чайка» (позывные командиров кораблей «Восток-5» и «Восток-6») установили связь между бортами, их доклады с орбиты внушали оптимизм. И все-таки временами Королеву становилось не по себе: «Сможет ли Терешкова стать матерью? Не нарушит ли полет в космос веками и тысячелетиями формировавшийся организм женщины? А вдруг…» От этих мыслей он становился замкнутым, гнал их от себя. Но они возвращались снова и снова. Профессор В. И. Яздовский успокаивал: «Сергей Павлович, не терзайтесь. Медицина уже во многом разобралась. Уверяю вас: мы еще будем гулять на свадьбе Валентины, а вы станете крестным отцом младенца».