Текст книги "Плохие люди (СИ)"
Автор книги: Михаил Рагимов
Соавторы: Игорь Николаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Только скажи мне сперва, зачем ты ее убил?
Переодетый с ненавистью уставился на пришельца. Попытался что-то сказать, но сумел лишь глухо простонать. Снова потянулся к топорищу пальцами, скрюченными – ну прям когти стервятника-падалежора…
И только крякнул удивленно, когда тяжелый заступ обрушился на голову. Бертран промазал и окованный железом край лишь отрубил ухо. Но смахнул чисто, будто и не росло ничего. Даже кровь не сразу пошла, словно раздумывала, портить ли собою удивительную гладкость среза. Следующий удар стесал нос и надрубил подбородок.
Налетчик утробно выл, дергался, пытался закрыться непослушными руками. Плевался раскрошенными зубами.
– Да ну еб твою мать, что ж с тобой делать-то, – устало произнес Бертран, прикусил губу, смиряя волнение.
От третьего удара череп лопнул перезревшей тыквой. Плеснуло кроваво-серым. Налетчик изогнулся в последний раз, ткнулся изуродованным лицом в грязь. Задергался. Выходило странно – ниже пояса даже не дернулся, а руки так и пляшут, так и скребут, елозят. Словно закопаться поглубже хотят.
Бертран воткнул окровавленный заступ в землю, оперся на рукоять, глубоко-глубоко вдохнул, до боли в груди. Медленно выдохнул.
– А ведь и правду говорят, что нет в этом ничего сложного. Свиненка колоть и то тяжелее. И жальче. Но ты молодец, умер чинно, не богохульствуя. А кровь… Кровь у всех течет, что у людей, что у курей. И пахнет очень похоже. Говорят, что у микав говно по венам льется, но ты не дотянул. Хоть и очень старался!
Бертран пнул мертвеца в бок. Тот даже не дернулся – отожрался на монастырских харчах, как осенний кабан! Толстый, жирный. В голодный год, глядишь, и староста не побрезговал бы! Отхватил бы кусок румяного бока острым ножиком. И на вертел.
Суи прислушался – тишина. То ли и в вправду, даже вороны разлетелись, насытившись, то ли сквозь реденький полог веток звуки не пробивались в овраг.
– А что меня отдельно радует, – доверительно сказал он мертвецу, скалящему разрубленный рот, – что тебя никто не ищет. Отряд, понимаешь, не заметил потери бойца.
Он стянул с убитого сапоги, с трудом ворочая тяжелое и непослушное тело. Примерил – ожидаемо великоваты, но если набить тряпьем, да подложить пару толстых стелек, окажутся по ноге. И новые, подметки не стертые.
Стягивая почти целые – разве что сзади протерты, да пахнут нехорошо – портки, взялся за пояс. Пояс тоже был весьма хорош! Широкий, чтобы закрывать чуть ли не половину живота, с потускневшим, но все же, золотым шитьем. И с непонятным утолщением сбоку.
Бертран, пыхтя и ругаясь, выдернул пояс, перевернул. На оборотной стороне виднелось несколько затертых швов. Грызнул зубами нитки – мертвец перед смертью обильно потел, перепрели.
– И надо оно тебе было, – с грустью проговорил Суи, глядя на добычу. На грязной ладони лежало четыре серебряных монеты. – Ты же богач был! Что угодно купить мог! А ты…
Суи хихикнул. Засмеялся. Зареготал…
Смех сам собой перешел в рыдания. Как жить дальше? Как? И главное, зачем⁈
Рыдания стали слезами, а слезы высохли, оставив на лице соль.
Соль эта стала простой и звонкой мыслью, блестящей, как новенькая монетка из пояса мертвого убийцы.
Посмотрел на топор, так и лежащий в траве, на деньги, на мертвеца… Снова на деньги. Притопнул ногой в сапоге. Вышло не очень, но обувка-то, новенькая!
Если не класть на весы смерть Корин, то вышла удачная мена. Если не класть…
Бертран коснулся топорища, прокрутил в воздухе. Топор так и плясал в руках, так и хотел кого-нибудь стукнуть острым обушком в висок. Туда, где кости тоненькие-тоненькие, будто первый лед на луже.
Главное, ведь что? Главное, смотреть под ноги и не подпускать никого с заступом! А там, будь что будет!
Чтобы выбраться из оврага, не копая ступенек, нужно пройти с пол лиги по заросшему топкому руслу. Пробиваться сквозь овражную густоту было трудно. Бертран хотел добычу утащить за раз, но вскоре расстался со всем нажитым добром, кроме топора и денег… А портки и вовсе сразу выбросил – ни к чему столь поганая одежка.
Бертран бесчисленные раз обошел Суру вдоль и поперек, выискивая следы живых. Но разве что несколько куриц, не замеченных грабителями, да перепугано хрюкала откуда-то из-за огородов свинья. И вороны. Очень много ворон! Сперва он пытался их отгонять от тел. Но получалось плохо. Чернокрылые отлетали в сторону, обругивали хриплыми голосами. Снова возвращались, едва только Бертран отходил на несколько шагов.
Вскоре он махнул рукой на бесполезную затею. Всех не отогнать. Пусть уж кормятся, раз им так повезло. Вот был бы арбалет… Или хотя бы хороший лук!
Единственный арбалет в селе погиб вместе с владельцем. Старого Нибора, ветерана всех войн, которые происходили в мире последние лет сорок, разрубили чуть ли не пополам. Под могучий удар попал и арбалет – убийца не пожалел клинка, не увел в сторону!
Мертвецов Бертран насчитал ровно дюжину. Еще кто-то сгорел в домах, еще кого-то смерть настигла в потайных местах, не видных с дороги. В общем, не так уж много
Остальных, налетчики или увели с собой, чтобы продать людоловам – если монастырь изначально тем не заплатил, или разбежались по окрестным лесам. Разбежавшиеся, кто не переломает шеи по оврагам, да не порасшибает головы о толстые ветки, вернутся. Когда страх перестанет колоть в спину ржавыми вилами и поджигать пятки горящим веником.
Как бы то ни было, этим днем в Суре оставался единственный живой. Правитель мертвой деревни!
Радость-то какая! Обхохотаться можно от счастья!
Оказавшись в третий раз у дома старосты, Бертран понял, что его явно направляет сам Пантократор. Огромное строение из мореных бревен не сгорело, как бы не старались поджигатели, обложившие соломой и разворошившие дровницу. Так, слегка обуглилось. Ну и крыша местами провалилась.
Суи обошел по дуге старосту, лежащего у входа в сарай, стараясь не вляпаться в кровь. Той было слишком много, поэтому до сих не засохла. Вилы в отрубленной руке лежали рядом.
Тщательно обыскав дом, Бертран нашел лишь горсть медяков. Оно и понятно, куда ему до хитрого старикашки! Захоронку такого вовек не найти. А то ведь и не одна была.
Зато, сдернув половик у перевернутого стола, он наткнулся на лаз в подвал. Забитый всякими вкусностями, многие из которых парень в жизни и не видел, не говоря уже о пробовании на зуб.
Еле вылез, так брюхо набил! Еще и утащил с собой тяжеленный мешок. На будущее. Мало ли, сам-то староста давным-давно остыл, но у него два сына. Злющие! Лучше на глаза им не попадаться!
Ночь Бертран провел все в том же сарае, закопавшись в сено.
Среди ночи несколько раз просыпался – казалось, что враги подкрались с факелами. Сжечь! Сжечь! Сжечь! Ох и долго тут еще будет пахнуть гарью, не скоро выветрится.
Глава 3
Высоко сижу, далеко гляжу!
Бертран проснулся затемно. Солнце только-только начало вставать над горизонтом, с трудом отвоевывая у тьмы облачное небо. Суи боролся с многочисленными желаниями. Ему хотелось пожрать, спать, бежать подальше отсюда, и облегчиться. Столь обширное разнообразие сковало тело надежнее любых кандалов. Но нужда оказалась сильнее.
Только-только край солнечного диска оторвался от земли – и иголку не просунуть, Бертран понял, что ожидание смерти подобно. И, если он хочет избежать мокрых штанов, придется вставать.
Прожурчал прямо в угол, не выходя из сарая.
– Твори добро, мы тут проездом, – повторил Бертран любимую шутку Танци и горько хмыкнул, глядя, как лужа подхватывает мелкий травяной мусор и утаскивает в щели под горбылями стены. – И никто нам не судья, ибо все мертвы, и всем плевать. А кому не плевать, того в овраге хорьки доедают…
Оставаться в Суре еще на день он не собирался. Хватит! По уму нужно было уходить вчера. Но пока то, пока это – солнце начало садиться. Лишний же раз ночевать в весеннем лесу – такое себе занятие. Шибко в Пантократора верить надо, чтобы добровольно себя обрекать на подобное занятие, рядом с деревней, полной валяющихся трупов. А вдруг медведи, а вдруг покойники встанут, да мало ли что может случиться⁈
Он похоронил двоих. Гарсуа в плату за нож. И Корин.
Ее Бертран похоронил за домом, у куста вереска. Выкопал яму, завернул в белое полотно – нашлось в одном из сундуков запасливого старосты, осторожно забросал землей, стараясь, чтобы на лицо не падали крупные комья…
Потом долго оббивал получившийся холм куском доски – чтобы не размыло хотя бы ближайшими дождями.
На пастуха сил уже не осталось, поэтому, просто стащил его за ноги в ближайшую канаву, забросал землей, завалил ветками. Люди вернутся – найдут. А так, всяко преграда падальщикам всей мастей. Не каждая ворона предпочтет пробираться сквозь переплетение веток и листьев, когда еды и так с избытком. Для лесной же мохнатой мелочи не жалко. Они тоже человек, только шкура меховая… И много не съедят.
Облив стену, Бертран вытащил из сарая мешок с продуктами, подивившись весу – а вчера тащил, даже не кряхтел. Сегодня же хотелось уполовинить. Поставил под сарай, в можжевельник – пусть постоит в теньке. Тут и вони меньше, и сквозь колючки никакая падла не пролезет.
Вчера, перед тем как уснуть, Суи долго мучался размышлениями. По уму, пока есть возможность, нужно было вычищать Суру от всех ценностей, что под руку подвернутся. С другой стороны – выглядело бы сие не по-людски. Одно дело, дом старосты обшарить – так он за жизнь наворовал, своего не забрать, хоть по кирпичику унеси. С третьей стороны… Пока еще вернутся хозяева, раскрадут ведь! А так, соберет, закопает глубоко-глубоко, потом отдаст. Когда-нибудь. «Ответственное хоронение», как в городах говорят! Или не отдаст – тут как повезет.
Проснувшись со свежей головой, Бертран решил, что, разумеется, он за добрые дела. Но если их делают ему. А потому, пошли все нахер. И все, на что он согласен, так это спуститься во вчерашний овраг, и забрать кольчугу.
Суи решил про себя, что оставит броню на крыльце Ситу. В оплату брошенной на реке веревки. Или не оставит. Видно будет!
* * *
Покойник шевелился. Выгибался, дрожал, полз к Бертрану. И монотонно верещал. Суи, с превеликим трудом смирив желание сбежать подальше и поскорее, подошел ближе, сжимая потными ладонями топорище, обтянутое мелко-шершавой кожей неизвестного гада.
Не смущаясь шевелению под лапами, на мертвеце сидел огромный ворон, задумчиво долбил клювом глазницу.
– Ах ты блядь, ебанная нахуй пернатая хуйня! Нахуй иди! Нахуй! – во весь голос рявкнул парень старинное заклятие против нечисти.
Покойник на миг замер. Потом задергался вовсе уж жутко, но как-то бесцельно, точно хотел не Бертрана сожрать, а всего лишь разбежаться в разные стороны. Подергавшись, замер. Суи только и заметил мелькнувший хвост, мокрый от крови и мяса…
– Твари… – только и выдохнул Суи, чувствуя, как дрожат колени. – Вот чтоб вас заворот кишок настиг! Суки мохнатые! До смерти перепугали…
Кроме вездесущих хорьков, возле мертвеца побывали все, кому не лень. И лисы, и вороны. И даже паук-крестовик успел заплести ловчую сеть меж неподвижных ног, поймав с полдесятка мух.
Бертран постоял над огрызком человека, прикидывая, с чего начать.
– Вот ты даже не представляешь, как ты мне дорог…
Все же, солнце не прошло и пару ладоней*[местная мера времени. Отталкивается от временного промежутка, за которое солнце поднимется/опустится на ширину ладони, вытянутой вперед руки] по небу, как Суи стал обладателем отличного трофея. В крови и ржавчине? Так в реку сунул, по берегу песчаному потаскал… Главное, не забыть высушить. А то вместо огромной ценности, получишь кусок ржавчины. Как потом торговцу доказать, что сие денег стоит, а не дубинкой промеж глаз?
Скатав кольчугу в мешок, Бертран присел над босыми ногами мертвеца. Паук, плюнув на свою работу и добычу, сбежал от греха – а то ведь раздавят и не заметят.
Суи черканул ножом Гарсуа по поджилкам переодетого наемника. Понятно, что поздно уже – мог бы, еще ночью встал. Но вдруг в первую ночь не свыкся еще с новым своим положением, не привык… Да просто не нашел обидчика в деревне, провонявшей кровью и страхом!
– Так всем спокойнее будет, – пояснил Бертран, вытерев клинок о сухую траву. Трава ломалась, прилипала к ножу крохотными невесомыми кусочками. – И тебе, и мне. Еще бы усы опалить, но ты, все же человек, хоть и редкостная тварь. Да и усов у тебя нет.
Тратить силы на мертвеца, забрасывая его ветками, Бертран не стал. Нужен больно! Не заслужил!
Выбравшись из оврага, Суи как, это давно вошло в привычку, посидел у спуска, послушал. Но в Суре по прежнему было тихо.
– Это же как вы все далеко убежали… Надеюсь, что убежали!
* * *
Сполоснув добычу в быстрых водах и протерев самые ржавые места крупным песком, Бертран повесил кольчугу на ветку, на солнце. Сам лег рядом, сложил замерзшие руки под голову, уставился на облака, проплывающие над головой, словно льдины в течении реки…
Облака, подгоняемые безжалостным ветром складывались в разнообразнейшие фигуры. Кони, люди, птицы, драконы… Каждый миг очертания менялись, рождая все новые и новые виды.
– Надо было мне идти в предсказатели! – грустно проговорил Бертран, чувствуя, как по щекам ползут горячие слезы. – Все бы знал заранее! Все! И заранее бы повесился нахрен! На приличном дереве! Без пчел!
Засаднила спина, вроде бы отошедшая от укусов. Суи задумчиво почесал раны, вытер лицо, снова уставился на облака. Те начали складываться в грандиозный замок с десятками причудливых башен. Вдруг от неожиданного порыва свернулись во что-то непонятное, в котором угадывалось что-то вроде бы живое, но все равно, жуткое. Того и гляди пожрет само Солнце! Неведомое живое вдруг стало конным отрядом, мчащимся на пехотный строй. Облачные копья удлинялись, небесные всадники нагоняли… Раз, и развеяло все. Одни лишь обрывки.
Со стороны деревни пронесся рев. Бертран подскочил, тут же запрыгал, поджав правую ногу. Тут же напоролся на острый камень еще и левой, повалился, нелепо растопырившись.
Пока лежал, пытаясь унять боль в пропоротой ступне, рев раздался еще несколько раз. Звучало каждый раз чуть иначе. Будто какая-то огромная тварь, спустившись из облаков на землю, прочищала хоботы, готовясь сожрать этот мир.
Суи намотал портянки, сунул ноги в сапоги. Перекатился, притопнул.
– Вот даже поблагодарить иногда хочется, – глядя на сохнущую кольчугу, произнес он, – правда, недолго. А ты повиси пока, на солнышке-то. А я сейчас схожу, гляну. Очень уж любопытно, что там за зверь такой рычит, многоголосый.
К самому тракту, что тянулся широкой пыльной полосой в полулиге от Суры, Бертран благоразумно не сунулся. Не первый год на свете, не первый раз мимо проходит войско.
За солдатами, которые идут сражаться, лучше наблюдать со стороны. Вот когда они назад идут, с полными мешками добра, вот тогда – самое то! Солдат после хорошей драки испытывает лютую жажду к пиву, женщинам и всем прочим плотским радостям. Разумеется, не тот, что остался лежать на окровавленной земле. Тот все больше пытается кишки в распоротое брюхо собрать.
Впрочем, рассудил Бертран, солдат после поражения тоже полезен. Главное, подойти с правильной стороны, пока спит. Даже у распоследнего дезертира что-то полезное найдется. В самом плохом случае, им можно накормить свиней.
Выбрав дерево повыше, да ветвистее, Суи подпрыгнул, ухватился, подтянулся, прошуршав новыми сапогами по коре. Дальше пошло проще. Перебирай руками да ногами, только за сухое и тонкое не хватайся. Но вяз был крепок, сохнуть предательски и не начинал. И вскоре Бертран оказался саженях*[мера длины, примерно два метра] в десяти над землею. А и повыше! В глотке, в общем, пересыхало, если вниз глянуть.
Зато тракт на Таилис – как на ладони! И по нему тянулась нескончаемая людская змея. Хотя не людская – солдатская!
Пестрая разноцветь одежд, бородатые лица, блеск оружия, громкий смех и песни. Очень неприличные, но веселые песни. Словно полдюжины ярмарок снялись с места, сплелись в одну, да пошли себе. Разве что ярмарочнки не носят пики и длинные мечи на крепких плечах.
Будь Бертрану не семнадцать, а чуть меньше – так бы и побежал к войску. Возьмите с собой, возьмите! Я тоже хочу! Пять-шесть мерков в год пикинеру, а если доспехом трофейным обзавестись, то и все десять! Ну, говорят, что вроде столько платят. По крайней мере, обещают. А война? Да когда там она будет! А половина денег вот она, в ладони лежит!
Но теперь Суи, будучи умудренным сложностями жизни человеком, лишь мрачно плюнул, проследив, как плевок, чудом не разбившись, повис на сучке у него под ногами. И пощупал тяжелые монетки за пазухой. Серебро грело ободранные пальцы.
– Мне и тут хорошо! – фыркнул он тихонько. Услышат еще, решат, что затеял негодяйское злодейство. Пустят по следу егерей, злющих как голодные гиены. Только и останется, что нырять в очередной овражек, которых тут много – так и режут земную твердь, так и рубят! Интересно, как их землю видят птицы? Или им некогда – изо всех сил месят крыльями воздух, чтобы не упасть?
Ветер разошелся, заметался из стороны в сторону. Звуки пропали. И теперь, казалось, солдаты идут в полнейшей тишине – только рты разевают, будто рыбы в реке, видные сквозь прозрачную воду.
Бертран потряс головой, прогоняя наваждение. Вернулся ветер, возвращая настоящесть окружающему миру. Солдаты все шли и шли.
Наконец пехота кончилась. Потянулись тяжелые возы, заваленные мешками и вьюками. На нескольких лежало сено, прикрытое полотнищем. Обозники лениво переговаривались. Слова смешивались в неразборчивый шум – этакая мышиная возня под полом. Вроде все понятно, а не разобрать. Но главное, в общем, и так ясно. Войско идет мимо, в Суру заглядывать не собирается. И пусть себе идет. Мало ли мест, где нужны кого-нибудь убить. В Суре-то, им уже неинтересно.
Кончился и обоз. Бертран подумал было слезть – вряд ли что интересное еще мелькнет. Да и к чему время зря терять? Пока тракт свободен, надо собирать пожитки, да идти в город. Вскоре даже самые далекие отголоски песен перестали долетать.
Но только Суи взялся за ствол, как по тракту затопотало множество копыт.
– Посидим, посмотрим! – сказал он сам себе.
Мимо пронеслись всадники. Много! Бертран их даже сосчитать не сумел – пальцы кончились, а ведь даже на ногах поджимал, боясь запутаться. Легкие мохнатые лошадки, похожие на пони. И всадники. Злые как хорьки – глазищами так и сверкают. И смеются как голодные гиены! Таким попадешься, живьем съедят, только подметки выплюнут. И то не обязательно.
Пронеслись, оставив завесу пыли…
Бертран посидел еще немного, для верности. Прохромало двое отстающих, тревожно оглядывающихся. И все.
Настало время и ему идти по тракту. Разумеется, в другую сторону. И, конечно же, с мешком. Кто же без мешка по тракту ходит, сами понимаете!
Глава 4
Никто никуда не идет
Пока Бертран сидел на дереве, наблюдая за идущей (и скачущей) куда-то армией, в Суре тоже кое-что происходило.
Суи вышел к деревне со стороны огородов, поэтому сперва ничего нового не заметил. По-прежнему стояла тишина, перемежаемая лишь ленивым хлопаньем крыльев обожравшихся ворон. Те все никак не могли доесть мертвых. Или это новые слетались со всей округе, прослышав о бесплатном и щедром угощении?
Но по дороге, что делила Суру пополам, кто-то проезжал. В первый миг, увидав следы копыт в пыли, Бертран чуть было не кинулся бежать, сломя голову. Даже успел нырнуть в ближайший куст, словно заправский барсук при виде охотника, боясь ощутить тяжесть в портках и стрелу в спине.
Однако никто не стрелял, не кричал азартно, не требовал быстрее нести факелы, копья и заступы, дабы поскорее добраться до внезапной двуногой добычи.
Пересидев первый страх, Бертран выбрался наружу, на всякий случай, с другой стороны зарослей. Подошел к дороге на четвереньках, словно император зверей – тигуар. Проезжало трое. Один на здоровенном коне – копыта что тарелки, двое – на обычных лошадках. Оглядываясь и вжимая голову в плечи, Суи потрусил по следам.
Всадники проехали по селу до дома старосты, который стоял посреди деревни. Затем один, тот, что ехал на коняге, спешился. Бертран приставил ногу к отпечатку подошвы – сапог явно только из мастерской, стереться не успел даже чуточку! Такого бы разуть, эх! И размер-то, куда больше подходит, чем снятые в овраге…
Спешившись, «новый сапог» приколотил к стене дома и нескольким столбам куски пергамента. И уехал, не забыв нацедить лужу прямо посреди деревенской площади.
Бертран старательно изучил оставленное послание – а что еще могли значить те куски? Вязь литир разобрать не сумел – вся его грамотность кончалась на умении нарисовать палочкой на земле свое имя. По крайней мере, мудрый Танци утверждал, что этот, старательно заученный след пьяной в жопу змеи – как раз его имя и есть.
Про Бертрана на пергаментах наверное ничего не было – по крайней мере, он не сумел разглядеть ничего похожего. Зато художник тщательно – Суи представилась на миг худая физиономия, вся в поту и прыщах, с вываленным от чрезмерного старания языком – нарисовал много всяких штук. И топор с плахой, и виселица с пустой (пока!) петлей, и дом, охваченный пламенем. Последнее удалось лучше всего – явно рисовалось с натуры. Бертран прямо таки возненавидел прыщавого рисовальщика.
– Чтоб ты глазом на кисточку упал! – пожелал Суи вслух.
Содрав один из пергаментов, Бертран сунул за пазуху, пожалев, что не удалось выдернуть пальцами мелкий гвоздик с большой расплющенной шляпкой – не пожалели ведь такую ценность! Портить же нож, он не решился. Объявление Суи задумал сохранить. Будет в городе, покажет какому знающему человеку, глядишь, сумеет прочитать, да растолковать что к чему. Вряд ли что-то неважное – на неважном топоры не вырисовывают, роняя слюни с языка.
Придя в ставший уже родным сарай, Бертран начал собираться. Сперва расстелил простынь, которую утащил – почему «утащил»? Сберег ведь от неминуемого огня! – из дома Небелей, что жили напротив давным-давно заброшенного борделя. Судя по тонкости материала, Небели сами ее из того самого борделя спасли, а потому, угрызений совести Суи не испытал ни малейших. К тому же, все Небели лежали у себя во дворе, ровненько сложенные у забора. А стало быть, все вещи их стали ничейными.
На простынь, в который раз поразившись ее тонкости, начал выкладывать заготовленные припасы. Вяленое мясо, сыр, крупа с мукой, мешочек соли, три пары шоссов – все тем же Небелям когда-то принадлежащих, запасные штаны, сверточек с тремя иголками и парой мотков ниток, два ножа, в дополнение к тому, что висел на поясе, сложенная и замотанная в промасленную холстину кольчуга (обойдется дорогой сосед, обойдется!) и много другого, не менее ценного и полезного имущества. Деньги, разумеется, он лишний раз не доставал. Лежат себе, и пусть лежат, душу греют.
– А я ведь богат! – хмыкнул Бертран, оценив разложенное. И начал запихивать все в добротный круглый мешок с двумя толстыми лямками из многократно сложенной и простеганной парусины и веревочными утяжками на боках. Тут бы, конечно, пригодился отцовский мешок, на раме из тонких, хитрым образом вымоченных и высушенных, ореховых прутьев. Он и на спине лежал куда ловчее, и сбросить его можно было двумя легкими движениями пальцев. Но ни отца, ни мешка в доме не нашлось. Очевидно, оба прятались где-то по лесам.
– И хрен с вами, – оскалился Бертран, затянув веревку на горловине мешка. Затем привязал сверху туго свернутое одеяло, повесил сбоку медный, начищенный до блеска котелок. И попробовал поднять. Получилось не очень хорошо – Суи оторвал мешок на пару ладоней от земли и тут же уронил.
– Похоже, кто-то собрался слишком много есть…
Бертран начал выбрасывать лишнее, швыряя за спину не глядя. Мешок с крупой от удара рассыпался, устлав своеобразным ковром угол сарая. Из норы высунулась крыса, принюхалась крохотным носом, зашевелила усатой мордой, розовый узловатый хвост застучал по полу, как у дракона… И тут же получила по голове, отлетела в сторону. Но крыса нисколько не обиделась. Головокружение пройдет, тошнота кончится, а кольца колбасы хватит надолго! Если, конечно, понадежнее его припрятать, чтобы ни одна сволочь из многочисленной дружной и нежно любимой семьи не нашла. Ухватив колбасу, крыса, радостно урча, утащила в темноту.
– И снова попробуем!
Облегченный мешок выглядел жалко и нелепо, напоминая почему-то, раздавленную каблуком жабу. Пришлось утягивать тесемки. Бертран накинул лямки на плечи, встал, хватаясь за стену.
– Ну так, в общем, терпимо. Приноровлюсь!
Бертран сумел пройти на дрожащих и подкашивающися ногах не больше четверти лиги – только-только последние дома Суры скрылись за холмами.
Уронив мешок в траву, Суи упал рядом, чувствуя, как разламывается спина и темнеет в глазах. Пришлось выкидывать очередную часть нужного, но безумно тяжелого добра. Бертран вытер слезы жадности, закинул жалобно хлопнувший пустотой мешок за спину и пошел по дороге. Отгоняя мысли о грядущей ночевке в лесу – солнце уже давным-давно начало сползать с неба, не удержавшись в облачной выси…
* * *
Снилась Корин. Ее лицо, волосы, тепло… Они танцевали под «ленточным деревом», и никакая сила в мире не могла помешать влюбленным. Хоть какие вилы той силе дай в руки! Бертран смотрел в сияющие глаза девушки, смеялся, тянулся с поцелуем…
– Берти, любимый мой!
Вторая часть сознания выла от боли и ненависти, понимая, что это – мимолетный сон, настолько похожий на правду, что хоть умирай, не просыпаясь…
Суи тянул до последнего, не желая возвращаться из чудесного, доброго, теплого сна к мрачному, холодному и сырому лесу бодрствования. Пришлось! Кто-то шел по тропе, болтая без остановки. Бертран прислушался.
Шли два человека. Явно городские – только житель города умудряется сломать каждую сухую ветку, что встретится по дороге, а на каждую живую – попытается напороться глазом, щекой или еще чем-то не сильно нужным. И взахлеб хвастаться всякой ерундой, типа девичьих поглаженных мяуров – будет тоже, только тот, кто живет средь каменных стен и не знает, что мяура просто так не погладишь! Да и у редкой девицы тот приживется, сочтя ее достойной сожительства. Глупости, одним словом!
Голоса приблизились.
Бертран присел к самой земле, разглядывая говорливых путешественников. Экие ужасы, расхаживают по местным лесам! Рваные, грязные, вонючие, на ногах невообразимое месиво из обрывков тряпок, невыделанных кож, перетянутых веревками и лыком. Суи не удержался, погладил свой новый сапог по голенищу – сразу видно, невезучие идут! Не попадался им на пути добротно снаряженный труп. Лиц под слоем грязи не разобрать, но голоса звонкие, парни молодые. Постарше Бертрана, но не намного. У одного в руках обожженный кол – еще кривее найти не сумел? У второго – несуразный нож с длинной, на три ладони рукоятью, могучим перекрестьем. Нечто подобное Суи видел, когда в Суру заезжала компания наемников. У одного из них, одноглазого бородача, такой висел на поясе. Целый, не обломанный чуть ли не у самой рукояти – от клинка пара ладоней осталась. Только капусту таким и рубить.
Пропустив бродяг и отложив подальше мешок – а то кто знает, как все обернется – Суи вышагнул у них за спиной. Рассек загудевший воздух топором, положил на плечо.
– Всем стоять, никому не убегать!
Ходоки аж подпрыгнули, перевернувшись в прыжке. Приземлились, напряглись, готовые, то ли сбежать, то ли кинуться. Скорее первое – только страх может заставить «оружие» дрожать столь крупной дрожью. Жаль, кольчугу не надел – а то кинутся. Перепуганные крысы опаснее горного медведя!
– Откуда? Куда? Зачем? И по какому, спрашивается, праву, ходите мимо честной деревни, не заплатив подорожную⁈
Бродяги начали переглядываться, судя по блеску в глазах, пытались выдумать сказку подостовернее. Тот, что с колом, задергал кадыком, опустил глаза:
– Мы мирные люди, господин хороший! Зла никакого никому не делаем! Идем себе, никого не трогаем! А сейчас вообще никуда не идем!
– А потом лошади пропадают. И подсвечники! – хмыкнул Бертран, покачав топор на плече. Оружие так и просило, так и визжало в уши: «Ударь! Ударь!».
Второй, тот, который с огрызком ноже-сабли молчал, смотрел настороженно. Глаза бегали, словно выбирая удобный миг. Кинуться, ударить! Хотя бы зубами в шею, если ублюдок в руках подведет. Ох, не будет добра от такого знакомства! Бертран почувствовал горечь во рту – шли бы себе и шли. Надо было седой писькой размахивать? Она-то, ведь, даже и не седая!
– Ладно! – Бертран поднял левую руку, помахал пустой ладонью. Медленно опустил топор с плеча, оперся им о землю.
Бродяги недоумевающе смотрели на него.
– Шутка не вышла! – улыбнулся Суи. – Приношу самые низкие извинения.
– Глубокие, – поморщился кольеносец. Сообразив, что никто их сейчас рубить не будет, тоже опустил кол, упер обугленным острием в тропу.
Напарник же, перехватил свой недомеч, насупился, сделавшись таким серьезным, будто говна объелся.
– Глубокие, – с готовностью поправился Бертран. Снова помахал пустой ладонью. – Предлагаю друг на друга не кидаться! Мы просто друг друга не так поняли.
– Бля! – прохрипел мечник. – Ты со спины выскакиваешь, орешь как стражник! И потом такой «нихуя, все четко, рамсы попутал»! Хуйня, друган! Так дела четкие пацаны не делают! На правеж попасть можно! Пером в бок, ты чо!
Бертран понял примерно половину из прозвучавших слов. Впрочем, и так было ясно, что драки никто не хочет. Да и с чего бы ей начинаться?
Суи улыбнулся:
– Вы жрать хотите? Угощаю!
* * *
Глотая, не жуя, бродяги делились историей своих злоключений. Того, который размахивал колом, звали Руфер. Родом он был из небольшого северного городка под никогда неслыханным названием Штанд. Был обучен грамоте, работал писцом у богатого купца. Потом, в одном из торговых путешествий, караван, в котором ехали Руфер с хозяином, ограбили какие-то мерзкие наемники.
– Вы п-п-представляете! – от волнения тот немного заикался, продолжая, впрочем, уничтожать запасы Бертрана, словно лесной пожар. – Едем мы, я на телеге с-с-сплю! Тут раз, ст-т-тррела из арбалета! В з-а-атылок! И через глаз высунулась! И наемники на дорогу кккак полезли! Полсотни! И старший у них! Высокий, зддддоровый! Борода черная! Его все Резаком называли…
– Знаю Резака! – веско закивал второй. Его звали Хунтей, но откуда он был родом, не сказал. – Серьезный дядя! Мы с ним на дело ходили! Ну точно – зверь!
– И втторой! Без ушей и нос об-б-брезанный! И гиена с ними! Две! И сокол ловчий!
– Тигуара на поводке не было? – осторожно уточнил Бертран.
– Ннет, н-н-не было! – замотал головой Руфер. – Но нам и так хватило!
– Трусы! – сплюнул Хунтей и снова ухватился за кусок окорока. – Надо было драться! До конца!
