Текст книги "Год Ворона (СИ)"

Автор книги: Михаил Рагимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

Стягиваю с покойника штаны и куртку. Их я потом тщательно изучу. Под мелкоскопом. Есть подозрение, что заначек там – как у матерого контрабандиста. Из кармана выпадает хреновинка, похожая на пульт от автосигнализации. Пожимаю плечами и тоже кидаю в рюкзак. Она громко ударяется обо что-то внутри. Да и хрен с ней, не развалится.

Дальше – по методичке. Не нашей, а той, которую когда-то у очередных "волевце-свободовцев" отобрали. Вытаскиваю у покойника шнурки из ботинок, отбросив сами ботинки в кусты – всплывут еще... Приматываю "утяжелители". Для полной гарантии втыкаю финку в живот. Надрез делаю небольшим, сантиметров в двадцать. Противно, конечно, но сейчас жарко. Вдруг в пруду караси водятся, которые могут шнурки перегрызть? Нет, мы пойдем другим путем! Нам не нужен всплывший труп!

Собравшись с силами, поднимаю резко потяжелевшего "Айвена", будто жутко неудобную штангу, и толкаю его подальше от берега. Очень подальше не получается, все-таки покойный тяжелее меня, да еще с грузилами. Но уж как вышло. "Полевой агент" громко плюхается, и, пуская пузыри, уходит на дно. Хорошо уходит, не оставив за собой никаких демаскирующих признаков, а то лезь за ними, вылавливай... Это вам за "утонувшего" Серегу Бондаренко, падлы!

Следом отправляется нож, которым я зарезал "варяжского гостя". Где-то его Ка-Бар все еще валяется. Ладно, поищу.

Бегом возвращаюсь на поляну. Наскоро обследую землю. Есть! Заодно с понтовым ножом подбираю окровавленную футболку и многострадальный ноктовизор, ставший двумя горстями микросхем. Сворачиваю все в ком, добавляю в середину кусок кирпича, обматываю скотчем и туда же, в воду.

К моему окончательному возвращению Беркович относительно приходит в себя. Спеленатый, как младенец, он и ведет себя соответственно. Мычит новорожденным телком и хлопает глазами. Сейчас обгадится и заревет...

Обхлопываю карманы пленного, вытаскиваю мобильник. Долго мучаюсь с тугой крышкой, подумывая об отправке следом за ножами, но всё же преодолеваю сопротивление. Аккумулятор отдельно, телефон отдельно. И – в карман, где уже лежит разобранный мобильник "Айвена".

Наклоняюсь над Жужиком. Тот пытается отстраниться, но уползти со связанными конечностями у него не получается.

– Ну что, слушай сюда, Алан Беркович...

Пленник сжимается в ожидании удара.

– Я тебя сейчас развяжу, и ты пойдешь со мной. Будешь делать, что я говорю, тогда оставлю жить. Ты меня понял, Алан Беркович?

Слышу утвердительное мычание. Жужик так страстно хочет быть правильно понятым, что кивает всем, чем может. Ухмыляюсь и достаю перочинник, чтобы разрезать скотч. Отлеплять долго.

Э, уважаемый, а вот новый обморок нам не нужен! Матерюсь сквозь зубы, разрезаю ленту на ногах Жужика и достаточно сильно щелкаю потерявшего сознание от испуга пленника по носу. Тот дергается, пялится ошалевшими глазами, так и не поверив, что убивать его никто не собирается.

Ставлю Жужика на ноги и указываю направление, где оставил машину.

– Нам туда. Пошел! – и слегка ускоряю пинком. Надеюсь, жестокое обращение с военнопленными не пришут.

Пока мы продвигаемся, укрываясь за деревьями, спящий вроде бы аэродром оживает. Гремит рельсовый набат, а над ангарами взметаются языки пламени. Что же там произошло, уж не нас ли услышали? Да нет, не похоже, скорее всего, пожар. Могла загореться емкость со спиртом на "ликеро-водочном" производстве. При тамошней технике безопасности – дело нехитрое.

Похоже, так и есть, пожар, плавно переходящий во что-то более аварийное. Когда мы почти добираемся до машины, за спиной гремит несколько взрывов подряд. Ну нихера ж себе! Похоже, что рвутся боеприпасы, и достаточно большого калибра. Пламя на склады перекинулось, а там снаряды были припрятаны? Хотя, помня цель приезда сюда, я ни капельки не удивлен.

В кармане, где скучает "Опель-Астра" – никого и ничего. Осмотревшись из кустов, скидываю штаны, на которых, к Явдохе не ходи, обязательно найдутся капельки крови. Переодеваюсь во второй комплект, командую Берковичу сесть на переднее сиденье и ничего не трогать. Тот трясет головой, и, кое-как открывает связанными руками дверцу. И правильно. У нищих слуг нет ...

Снятые штаны закидываю подальше в кусты. По уму, лучше бы избавиться более надежным способом, но поджигать – значит, привлекать к себе внимание, а тащить с собой, в надежде выкинуть где-нибудь подальше – рискованно, можно наскочить на ментов. А на грязную тряпку мало кто обратит внимание. Особенно, когда рвутся боеприпасы или что там в ангарах жахает.

Не включая огней, завожу машину и тихонько выезжаю на пустынную еще трассу.

Дорога, по которой мы возвращаемся в столицу, мягко говоря, не хайвей. Каждый раз, когда нас встряхивает на очередной колдобине, Беркович жалобно стонет. Не проходит и получаса, как меня это окончательно достает. Нет, "язык" не плещет мозгами на обивку салона, как в "Криминальном чтиве". Все решается проще и не так грязно. Нахожу в бардачке "лист" обожаемого американцами "Тайленола". Парацетамол, он и в Африке парацетамол, но при виде патентованного медикамента глаза Жужика округляются от счастья и обожания. Еще немного, и завиляет хвостом. Тьфу, бля! Надежда и опора демократии! Хотя, какая страна, такой и теракт...

Притормозив, развязываю ему руки и отлепляю скотч со рта. Тут же, протягиваю две таблетки и бутылку минералки. Самовнушение в сочетании с простеньким лекарством работает отлично, и мой попутчик, откинувшись на спинку сиденья, начинает посапывать. Что-то бормочет во сне. Прислушиваюсь к неразборчивым словам. Мало ли, может и ляпнет чего полезного...

Не успеваю вернуться на дорогу, как из-за поворота вылетают, слепя фарами, многочисленные грузовики. С перепугу решаю, что это нас перехватывают, и резко бросаю машину на обочину, чтобы развернуться и попытаться оторваться. Но колонна пролетает мимо, не обратив на нас ни малейшего внимания. Пожарные машины, на трейлерах два минных тральщика и прочая саперная техника, грузовики с солдатами... Идут в сторону Русы. С опозданием доходит, что мы натолкнулись на подразделения МЧС, движущиеся навстречу взрывам.

За последние несколько лет по Украине взорвались три огромных склада боеприпасов, естественно, вызвав столь огромный резонанс среди общества, что власти вынуждены относиться к подобным происшествиям очень серьезно.

Второстепенная дорога выбрана МЧС-никами не случайно. Такая вот неплохо организованная орда на оживленной трассе, да в совокупности со взрывами – отличный повод для паники. Помню, были случаи, когда напуганное телевидением и газетами население сел и городов, соседствующих с крупными военными объектами, чуть ли не поголовно срывалось с места и покидало дома, услышав хлопки неурочных фейерверков...

К огромному нашему везению, в Киеве никаких чрезвычайных мер не принимали, и на гайцовском КПП нет усиления – обычный сонный дежурный. Определитель жучков, включенный еще на старте, весело подмигивает зелеными индикаторами. Стало быть, ни в шмотье, ни в амуниции Айвена и Берковича маячков, которые помогут нас отследить, не имеется. Можно ехать прямо домой.

Пять часов утра. Горизонт начинает сереть...

31. Правило мертвой руки

Над Чесапикским заливом вставало солнце. Виктор Морган сидел в кресле на балконе второго этажа собственного дома и наблюдал за тем, как на противоположном берегу озера Оджлтон осторожно бредет, охотясь, серая цапля. В свое время озеро было соединено с заливом искусственным каналом и превращено в отличную гавань для частных яхт, особенно чудесную сейчас, в пору раннего утреннего безлюдья. Советник президента чувствовал умиротворение и спокойствие, редкие для человека его темперамента и занятий.

Настоящее его имя было не Виктор, а Витторио. Он вырос в пригороде Балтимора, в итальянской семье Морано.

С легкой руки двух знаменитых италоамериканцев: писателя Марио Пьюзо и режиссера Френсиса Форда Копполы, в общественное сознание въелись два устойчивых мифа. Первый, что все американцы итальянского происхождения – сицилийцы, и второй, что все сицилийцы – члены мафии. На самом деле, это не так. Подавляющее большинство граждан Америки с мелодичными фамилиями, заканчивающимися на "о", не имеют ничего общего с преступными организациями, контролирующими незаконную деятельность в основном в Чикаго и Нью-Йорке, а среди эмигрантов из Италии доминируют апулийцы и калабрийцы.

Родители Морано были простыми добропорядочными американцами. Отец – механик в большом гараже, мать – кассир супермаркета. В жизни их семьи не было ничего примечательного, если, конечно, не считать событий, произошедших во время Второй мировой войны.

Дед, уроженец Калабрии, приехал в Америку в тридцатых годах прошлого столетия, но после десяти лет жизни в США оказался в числе репрессированных итальянцев. В феврале 1942 года Франклин Рузвельт подписал "Чрезвычайный указ 9066", которым санкционировал создание концлагерей для интернирования многих тысяч немецких, итальянских и японских иммигрантов. Альваро Морано переселили на территорию индейской резервации, в наспех сколоченный деревянный барак. Со слов деда Витторио хорошо представлял себе лагерь: бесконечные ряды длинных приземистых строений, двойной забор из колючей проволоки и вышки с часовыми. Там не было ни водопровода, ни кухонь, а в тех, кто пытался вырваться на свободу, охранники стреляли без предупреждения.

Но, как ни странно, покойный дед вспоминал об этих событиях с ностальгией – там он познакомился с бабушкой, и там же, чуть меньше года спустя, в грязном переполненном лазарете, родился отец...

Документ, в котором от имени правительства США приносились извинения за интернирование, вызванное "расовыми предрассудками, военной истерией и ошибками политического руководства", Рональд Рейган подписал только в 1988 году, и эпопея американского ГУЛАГА, так и не дождавшись своего Солженицына, канула в лету. Америка не любит вспоминать эту страницу своей истории. Действительно, трудно объяснить простому налогоплательщику, почему в насквозь демократической стране, где неукоснительно соблюдаются права человека, всенародно избранный президент Рузвельт приказал держать за колючей проволокой сотни тысяч честных американских граждан, единственной виной которых было то, что они оказались выходцами из держав, с которыми США находились в состоянии войны.

Какая карьера могла ожидать в "стране равных возможностей" бедного парня, потомка "без пяти минут коллаборационистов", к тому же не англосакса и католика? Но Витторио был амбициозен и отличался необыкновенным упорством. Закончив колледж с отличием, он взял ссуду у балтиморской калабрийской общины и поступил в престижный университет, чтобы получить специальность юриста.

После выпуска пришлось несколько долгих и мучительных лет работать государственным защитником в одном из судов Нью-Йорка. Но однажды молодого, бедного, но грамотного и, что особо важно, очень напористого адвоката заметил помощник окружного прокурора, недавно выдвинувший свою кандидатуру на выборах в сенат от штата Мериленд.

Будущий сенатор ни разу не пожалел о выборе. Витторио оказался настоящей находкой. Казалось, что он успевает находиться одновременно во всех "горячих" местах и совсем не спит. Поэтому одним из первых распоряжений вновь избранного слуги народа стало назначение Виктора Моргана (так с согласия благодетеля и родителей изменил он свое имя и фамилию) на скромный пост секретаря одного из постоянных комитетов. Правда, с предоставлением хоть и крошечного, но отдельного кабинета в вашингтонском офисе и доступом к секретной документации.

Основу своего состояния, уже подбирающегося к заветному миллиарду, Виктор заложил во время штурма Багдада. Тогда он входил в состав сенатской комиссии, которая работала с обращениями американских граждан, касающихся военных действий в Ираке. Его жизнь изменилась в то самый день, когда на стол легла тонкая папка с официальными и неофициальными письмами ученых-историков, которые призывали американское правительство обеспечить охрану музеев Багдада.

К письмам, для демонстрации того, что проблема очень важна, были приложены длинные перечни раритетов. Алебастровая Урукская ваза, созданная пять тысяч лет назад. Статуэтка "Белая дама", считающаяся древнейшим скульптурным изображением, возраст которой насчитывает примерно пять с половиной тысяч лет. Коллекция золотых украшений из гробниц ассирийских цариц в Нимруде. Глиняные таблички с самым древним в истории эпосом о Гильгамеше. Странные медные цилиндры, датированные третьим тысячелетием до нашей эры, в которых ученые лишь недавно признали аналог химических батарей. Виктор Морган и понятия не имел, что культура отсталой арабской страны намного старше распиаренного Древнего Египта...

Решающим оказалось послание музейных работников, ученых и коллекционеров, призывающее Пентагон "сделать все возможное для сохранения этого мирового достояния", к которому прилагались подробные схемы расположения экспонатов в музейных залах и полные каталоги запасников...

Это был шанс, который предоставляется лишь раз в жизни. Морган превратил в наличные свои небольшие сбережения, заложил дом, одолжился у всех, кого можно было. А затем уговорил шефа, чтобы тот отпустил его в Ирак с группой сенатских наблюдателей. Там Виктор быстро нашел общий язык с полковником американской армии по имени Мэтью, очень любившим деньги. За день до штурма Багдада Виктор взял у военного "в аренду" взвод солдат и десяток грузовиков.

Найти в городе нужного человека, который бы взбудоражил оголодавших людей и направил громить музеи, оказалось совсем нетрудно. Озверевшая толпа врывалась в здания, круша все на своем пути. Вслед за толпой шли солдаты из "группы Моргана"...

В дни штурма Иракской столицы, как бы эффектно все это ни выглядело в репортажах CNN, на самом деле царила полная неразбериха. У Моргана оказалось много конкурентов, но у них не было его организованности и точных списков – где и как искать самое ценное.

Вакханалия планомерного грабежа музеев, древних мечетей, запасников и малоизвестных хранилищ длилась несколько недель. Сказочное везение и умение быстро импровизировать на ходу позволили Виктору "спасти" немало ценнейших экспонатов. Все эти древние редкости были бесценны исключительно для ученых, мыслящих абстрактными категориями наподобие мировой культуры, достояния нации и так далее. А вот с точки зрения приземленных материалистов у всех этих сокровищ была вполне осязаемая стоимость. Имелись и клиенты, готовые заплатить, не торгуясь и не афишируя приобретения.

По завершению "цивилизаторской операции" оставалось лишь арендовать через друзей полковника Мэтью транспортный самолет и посадить его на авиабазе национальной гвардии штата Мериленд. Это не составило проблем для человека с пачкой долларов в одной руке и удостоверением члена сенатской комиссии в другой.

Через два года большая часть вывезенных ценностей осела в частных коллекциях, превратившись в числа на банковских счетах Моргана и разнообразные ценные бумаги. Полковник, получив свою долю, бодро зашагал по карьерной лестнице, став со временем бригадным генералом и командующим оперативной группой в Персидском заливе. А Виктор Морган, уже не государственный служащий, а преуспевающий адвокат, переселился в собственный пентхаус в центре Балтимора, купил загородное поместье и стал владельцем острова на Кайманах.

Американская Фемида проявила к неожиданному богатству бывшего скромного правительственного клерка поразительную слепоту, особенно после того, как "Белая дама" пополнила тайный музей одного из самых влиятельных конгрессменов. Ни ФБР, ни налоговая служба более не задавали ненужных вопросов относительно происхождения капиталов Моргана. Теперь можно было всерьез подумать о политической карьере.

И снова Моргану повезло. Во время последних выборов у республиканской партии обнаружился небольшой перерасход бюджета предвыборной кампании – им понадобилось относительно немного, каких-то сто миллионов долларов, но деньги нужны были "еще вчера". Бывший благодетель-сенатор обратился за помощью к своему протеже, Виктор Моган, в отличие от других, не выдвинув условий и без малейших колебаний, перевел нужную сумму буквально за один день.

"Плаксивый ковбой" оказался человеком на удивление благодарным. Во время благодарственной аудиенции со "спасителем выборов" Морган сумел произвести на президента нужное впечатление, и вскоре занял кабинет советника по национальной безопасности. Табличка над его новой дверью была билетом в одну из центральных лож мирового политического театра.

Еще в Ираке Виктор Морган почувствовал настоящий запах войны – запах пороха, крови и огромных денег. Теперь же его взглядам открывались невиданные горизонты, а стены Белого дома источали пленительный аромат огромной Власти... На пути к которой лежала потерянная и позабытая всеми бомба, а также несколько тысяч никчемных жизней.

Планшет, лежащий у левой руки советника, беззвучно замигал экраном. Входящий звонок, строго конфиденциальный. Морган поморщился при мысли о том, что высокие технологии есть проклятие нынешней поры. Как хорошо было во времена телеграфа и телефонных аппаратов с коммутаторами... Тем не менее, вызов требовал ответа, тем более, что звонил директор ЦРУ через интернет-канал закрытой связи. Морган подключил наушник и ткнул в соответствующую иконку.

– В Русе пожар, Опоссум и Беркович исчезли, – директор был предельно краток и предельно откровенен, на самой грани допустимого, несмотря на сложную многоступенчатую защиту разговора.

– Это... нехорошо.

– К сожалению, это не все плохие новости.

– Говори.

– Киевский координатор занервничал.

– И что?

– Он ... – директор замялся. – Он испугался.

Советник пошевелил губами, беззвучно проговаривая грязное ругательство на родном итальянском. Морган уже примерно представлял, что последует дальше.

– "Киевлянин" боится и требует гарантий. Он ... – директор снова сделал паузу, ему явно было не по себе от такого прокола. – Он шантажирует... нас.

Морган услышал и оценил заминку, сделанную собеседником перед этим "нас". Директор или по-настоящему занервничал, или намекал, что в случае чего готов выйти из игры.

– Чего он хочет? – уточнил Морган.

– Разговора. С тобой.

– Его координаты, – отрывисто бросил советник. Теперь было уже не до хождений вокруг да около и выяснения того, чего может требовать мелкий участник заговора, а чего не может.

– Посылаю.

Обменявшись еще несколькими полуритуальными фразами, советник и директор закончили разговор.

Морган отправил вызов быстро, будто опасался, что каждая секунда промедления лишает его доли решимости. Аскинс ответил почти сразу, он явно ждал звонка. И с ходу взял быка за рога.

– Виктор Морган?

Резидент не спрашивал, а скорее уточнял.

– Да.

– Насколько я понимаю, началась плановая зачистка?

Морган оскалился в злобной гримасе. Начало беседы наводило на неприятные мысли относительно покладистости и договороспособности оппонента.

– Чед, успокойся, ты превратно толкуешь происходящее, – в отличие от Аскинса, советник старательно изобразил понимающую доброжелательность, радуясь, что отключена видеосвязь. В этот момент выражение лица Моргана совершенно не соответствовало медоточивому голосу.

– Я все толкую правильно, – Аскинс определенно не собирался идти на мировую или, по крайней мере, снижать градус накала. – Вы начали сужать круг посвященных до абсолютного минимума, но я в любом случае за его чертой не окажусь!

– Разумеется, ты слишком ценен для нас и слишком важен для совместных планов, – согласился Морган. – Но, как я уже сказал, ты ошибаешься. Мы сами озабочены исчезновением означенных персон.

Теперь советник решил перехватить инициативу, резко перейдя на требовательный, командный тон:

– И, черт побери, не забывай, что ты говоришь по сети, пусть и закрытой! Чед, меньше имен и фактов! Для будущего директора ЦРУ такая беспечность непростительна...

Пока язык Виктора говорил правильные, нужные вещи, смешивая приказы и обещания, мозг лихорадочно осмысливал услышанное. Пожар в Русе и исчезновение Берковича были предусмотрены и ожидаемы, на то был и послан туда Опоссум. Но вот пропажа самого Опоссума никоим образом не укладывалась в план. Возможно, что-то пошло не так, например, не успел сбежать от пожара... Но нельзя исключать и того, что опытный агент почувствовал, угадал шестым чувством масштабы и ставки операции. После чего вполне разумно решил, что со временем очередь зачистки дойдет и до него, так что пора выйти из игры. Сделал необходимую работу, а после исчез, ушел на дно, надеясь, что никто его не найдет.

Почему не сбежал сразу? Чтобы не ломать продуманную схему действий и не вынуждать организаторов все перекраивать на ходу. В таком деле, чем меньше о тебе думают, тем лучше, а для агента, решившего нелегально уйти на покой и замести за собой все следы – важен каждый день

Вполне логично. Неприятно, однако, пока терпимо. Но теперь надо как-то успокоить запаниковавшего Аскинса, который, в общем, сделал правильные выводы. Успокоить. И как можно быстрее нейтрализовать. Морган не служил в армии, но в своих иракских приключениях убедился на практике – если человек пошел вразнос и сорвался, то он, как плохо склеенная ваза, уже не станет прежним и может окончательно расколоться в любой момент.

Но, как оказалось, у Аскинса было свое понимание того, как следует обеспечить его душевное спокойствие.

– Виктор, ты слышал про "правило мертвой руки"? – неожиданно мягко, почти задушевно вопросил киевский резидент.

Мгновение советник пытался понять, о чем говорит далекий оппонент, а затем почувствовал, как холодок скользнул вдоль позвоночника.

– Чед, надеюсь, ты не сделал того, что я думаю ... – Морган выдержал паузу, подталкивая Аскинса к конкретике.

– Именно! – теперь в голосе резидента слышалось откровенное злорадство. – Я знаю кухню, если помнишь, я сам побыл заместителем директора ЦРУ! Вы начали убирать всех, кто знает об это траханном бомбардировщике и заряде, и скоро доберетесь и до меня!

– Придержи язык, болтун! – уже не сдерживаясь, рявкнул Морган.

– И поэтому я застраховался, – продолжил Аскинс, не обратив внимания на окрик советника. – Фонограмма с признанием Сербина, пакет документов и мои пояснения спрятаны в укромном месте. Человек, что ее хранит, никак со мной не связан, вам его не найти. И если я вдруг куда-то исчезну, то не пройдет и суток, как все это появится на ЮТубе...

Морган сжал планшет с такой силой, что едва не переломил аппарат. Стекло экрана едва слышно хрустнуло, но создание сумрачного гения Стива Джобса с буддийской стойкостью выдержало испытание.

– Поэтому повторю – сужайте круг, как хотите, но я останусь среди неприкасаемых! – закончил Аскинс.

Морган несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь вернуть самоконтроль.

– Чед, я понимаю твое состояние, но ты ошибаешься, – произнес он, наконец. – Давай возьмем тайм-аут, чтобы ты успокоился, а после все обсудим, лучше лично.

– Я совершенно спокоен, – ядовито ответил резидент. – Особенно теперь, когда ты в курсе моей страховки.

– Ты совершаешь большую ошибку, – Морган решил, что тень угрозы будет не лишней. Вряд ли Аскинс одумается, но вдруг... – Ты угрожаешь тем, кто тебя и так ценит, вместо того, чтобы сотрудничать.

– Плевать, – лаконично ответил резидент и отключился.

Завершив разговор, советник положил телефон на столик и глубоко задумался. Минут через пять он взял планшет, осторожно и медленно, словно аппарат обжигал пальцы. В голове у Моргана эхом отдавались его собственные слова, сказанные совсем недавно Джамалю, и ответ террориста.

Поэтому я должен иметь аварийный контакт на крайний случай ... Причем в обе стороны. Не исключено, что вы захотите в срочном порядке поставить меня в известность о чем-то крайне важном и неотложном.

И кто бы мог подумать, что связь действительно понадобится, причем так скоро?..

Стиснув зубы, Морган, решительно отгоняя призрак сомнений, открыл электронную почту и набросал текст короткого сообщения. Палец Виктора завис над иконкой, советник закрыл глаза и, пробормотав короткую молитву на родном языке, коснулся экрана. Дождавшись уведомления, что послание благополучно ушло адресату, Морган положил планшет и потер гудящие виски. Теперь оставалось только ждать. И надеяться, что он не ошибся в Джамале.

Налив себе стаканчик виски, советник мимолетно подумал о несчастном идиоте – Берковиче, благодаря которому заварилась вся эта каша. Но о мертвых – либо ничего, либо в некрологе ...

32. Смерть шпиона

До квартиры добрались без приключений. По уму, тащить гражданина Берковича в нашу берлогу не стоило. Но отпустить его – то же самое, что выйти на Крещатик с плакатом "Вот он я! Хватайте!" А убивать парня просто так, по принципу "шоб не було!", рука не поднялась.

Окна квартиры не светятся, но Мила не спит. Не успеваем выбраться из лифта, как начинают щелкать многочисленные замки. Дверь открывается. Девчонка стоит на пороге все в том же лолитском прикиде малолетней давалки. С кухни на площадку тянет многообещающими запахами. Если бы не стонущий под боком Беркович и не общая задолбанность организма, отвыкшего от суточных, считай, марш-бросков, можно было подумать, что никуда я и не уезжал. Так, выходил во двор пива бутылочку всадить.

– Ой, а это кто? – спрашивает Мила, запустив нас в прихожую.

– Трофей, – хмуро отвечаю я. – Вырван из клыков кровожадных акул империализма. Американец, если что. Зовут Алан, поживет пока у нас. Под домашним арестом.

– Американец? – переспрашивает девчонка, в глазах которой загорается непонятный мне огонек. – Тощенький какой!

Проталкиваю Алана вперед, закрываю дверь.

– Он, кстати, ранен немножко...

Мила снова ойкает и бросается за аптечкой. Точнее, за малым медицинским набором, который мы собрали попутно с обновками.

Разуваюсь сам, стягиваю обувь с Жужика. Шпион, не мигая, пялится в зеркало, висящее в коридоре и под моими толчками задирает ноги. Сначала правую, затем левую. Разув, заталкиваю героя в свою комнату, сажаю на диван.

– Без глупостей, это специальный апартамент, здесь все под контролем!

Жужик в полном ступоре и неожиданностей особых не жду. Но мало ли, вдруг его переклинит, и пленный рыцарь плаща и кинжала решит вдруг вынести стекло табуретом и поорать в окно, призывая на помощь Капитана Америку и прочих бэтменов и пидерменов?

Мила прибегает с аптечкой и бестолково кружит по комнате. С трудом отогнав ее к входу, стаскиваю с Жужика рубашку и начинаю обрабатывать наспех перевязанную рану. Беркович тощ, как жертва голодомора, словно и не из страны победившего фаст-фуда приехал. Или у него глисты просто?

Не обращая внимания на вопли Алана, отрываю успевший уже присохнуть бинт, заливаю перекисью. Беркович, услышав шипение, округляет в испуге глаза, но ничего страшного не происходит. Для страховки плескаю хлоргексидином. По уму лучше бы, конечно, зашить, но необходимого инвентаря нет, поэтому обойдемся и так. Вот если бы проникающее, с огнестрельным переломом, то да, потребовалось бы нечто большее, чем подручные средства. А так пуля прошла по касательной. Следом обильно смазываю левомеколем. Кое-как пристраиваю тампон и с помощью Милы сооружаю повязку.

Дождавшись конца медицинских процедур, боец вырубается в сидячем положении. Аккуратно, чтобы не разбудить, укладываю. Парень немного возится и начинает сопеть. Повоевал я, блин! Похоже, еще одно дите на мою многострадальную голову...

Захожу в ванную, наскоро плескаю холодной воды в лицо. Спать бы завалиться, но нужно ковать железо, не отходя от кассы.

– Мила!

– Да? – тут же суется в дверь девчонка. На языке у нее явно крутится не одна тысяча вопросов. Нет ни времени, ни желания заниматься пересказом ночных событий.

– Кофе свари. Мне тут еще кой-чего сделать надо.

Девчонка кидается на кухню. Беру рюкзак и оккупирую комнату Милы. Устраиваюсь так, чтобы просматривался диван, на котором дрыхнет Беркович, стелю коврик и высыпаю трофеи.

Начинаю, как водится, с оружия. Мой малыш-ПСМ, уютно расположившись в кармане, греет душу по-прежнему, но огневая мощь никогда не бывает лишней. Пистолет, из которого этот Айвен едва не порешил Жужика, оказывается неожиданно редкой штучкой. Это не Вальтер "Полицай Пистоле Криминаль" с которым щеголяет в кино Джеймс Бонд, и не вульгарный китайский ТТ, какой предпочитают киллеры средней руки, переросшие арматуру и обрезки труб. Передо мной лежит настоящая легенда советских спецслужб. "Пистолет бесшумный" или ПБ, многими считается просто "Макаровым с глушаком", но это совсем не так. От знаменитого ПМа здесь только магазин и ударно-спусковой механизм, все остальное конструктор Дерягин делал "с нуля", создавая надежное оружие для армейской разведки и КГБ. Просто так, на том же Сенном подобную машинку не купишь. Эксклюзив, можно сказать... Айвен, оказывается, не только профи, но и эстет. Был.

Я бы, конечно, предпочел "Смит-Вессон М59" c глушителем. Они стоят на вооружении ВВС США, не столь надежны, как наши, но работают тише и ощутимо компактнее. Однако дареному журавлю в клюв не смотрят и синицей по лапам не бьют. Немаловажно и то, что ПБ принимает стандартный пистолетный патрон 9Х18, не требуя какой-то экзотики.

Беру в руки ПБ, отщелкиваю магазин, передергиваю затвор. Выстрелить наймит капитализма успел всего раз, так что в магазине семь патронов. В карманах еще две полных коробки. Стало быть, отцовский наградной ПСМ переводится из "основного" в "резервный" ...

Загоняю доснаряженный магазин. Взводить не стоит – перестрелка в течение ближайших часов нам светит сугубо теоретически.

Свинчиваю глушитель и прячу новую игрушку в рюкзак. Теперь можно переходить от приятного к полезному. Начинаю с мобильных телефонов – скромной "Нокии" покойничка и расфуфыренного "Айфона", найденного и отобранного у дрыхнущего подранка. Храпит, сученыш, аж уши заворачиваются.

Покопаться бы в сим-картах, там определенно есть куча ценных номеров – вряд ли ребята утруждали себя запоминанием пары сотен контактов. Но вставлять симки и включать телефон – опасное и глупое занятие. У оператора мобильной связи сразу же появится информация о том, где и когда активизирован номер. Соответственно, для безопасной и вдумчивой работы потребуется специальный считыватель. Который еще нужно купить.

Осмотр прочих трофеев окончательно убеждает, что я обезвредил крупного хищника. Из внутренних карманов и швов появляется куча барахла, одно лишь перечисление которого вполне тянет на добротный шпионский роман. Откладываю всё, что может пригодиться в дальнейшем, а прочее, вместе с остатками одежды, заматываю в узел и упаковываю в пакет, чтобы при первой же возможности утопить или закопать понадежнее.