Текст книги "Разведка продолжает поиск"

Автор книги: Михаил Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Тут к месту сказать еще об одном неписаном законе партизанской борьбы. Он заключается вот в чем. Разведка – глаза и уши отряда. Бойцы этого подразделения пользовались большим уважением и любовью среди партизан, за них всегда вставали горой, не давали в обиду. Так вот, когда мы отходили к берегу и перед нами открылась широкая река, тогда вдруг поняли: придется стать плечом к плечу и дать последний бой. Оно чуть так и не произошло: уже первые цепи гитлеровцев показались метрах в ста – ста двадцати от нас.

Иван Попов, наш командир, отходил последним. Троих раненых он отправил чуть раньше, и, когда мы приблизились к обрыву, они ручным пулеметом из-за реки прикрыли нас. Своевременная помощь. Считанные секунды – и мы у кромки Западной Двины. Снова застрочили наши пулеметы и автоматы. Огонь был плотным, и гитлеровцы прижались к земле. Но положение по-прежнему оставалось безвыходным: не на чем переправиться – на этой стороне ни одной лодки.

В этот момент я оглянулся. Пересекая широкую, поблескивающую под майским солнцем водную гладь, к нам спешили лодки. Они натужно тянули за собой громоздкий плот.

– Ребята, – крикнул разведчикам, – оглянись!

Надежда придала нам силы. Можно представить, как берегли мы последние патроны. Три-четыре пули прицельно посылал каждый по залегшей цепи, чтобы хоть одного фашиста сразила эта коротышка-очередь. Отстреливаясь, все же отползали от куста к кусту. Ни до этого боя, ни позже никто из нас так скрупулезно не экономил патроны…

Видно, неплохо отстреливались, потому что гитлеровцы не рванулись за нами. Да и с левого берега Двины их прижали партизанские пулеметы и минометы. Но враг вскоре оправился и открыл бешеный огонь с правого берега, опрокидывая наши лодки. Поздно, мы уже бежали по затопленному лугу, благо вода всего по пояс.

Партизаны левобережья отвели нас в ближайшую деревню Заговалино, чтобы обсушились, набрались сил. Правда, отдыхать долго не пришлось. Наша бригада получила приказ занять оборону на левом берегу Западной Двины по линии деревень Городище, Островляны, Усвица, Аделино, Коренево, Капустино, Тенюги, Козьи Горбы, Стаи, Шарки, Слобода, Малые Бортники. Протяженность линии обороны составляла пятнадцать километров.

Обстановка на новом месте также оказалась не из простых. Враг стремился прорваться в партизанскую зону через Западную Двину, и левый наш сосед – бригада В. В. Мельникова – непрерывно вела бои.

Основным объектом как разведки, так и стрелковых взводов стала Улла, где размещался большой вражеский гарнизон и аэродром. До нас здесь не было сплошной обороны. Этот участок контролировали местные бригады. Так получилось, что и точных данных об этом гарнизоне не имелось.

Разведка сразу же включилась в работу. Мы изучали подходы к Улле, определяли точки, откуда удобнее вести наблюдение за гарнизоном. Дело осложнялось тем, что сам поселок и аэродром располагались в треугольнике, который образовался при слиянии Уллы с Западной Двиной. На Улле, также широкой и глубокой в устье, предстояло разведать броды, через которые можно было бы проникать в гарнизон для связи с подпольщиками или для нанесения ударов.

Прошло несколько дней, и об этом осином гнезде мы узнали многое. Например, то, что постоянной численности гарнизон не имел. Иногда в нем насчитывалось до полутора тысяч солдат. Это когда прибывали фронтовые части на отдых или переформирование. Порой оставалось около трехсот – только для охраны гарнизонных объектов. Они всегда занимали укрепленные точки: дзоты, бункера, пулеметные и минометные гнезда, ходы сообщения. Их было настроено вокруг Уллы великое множество. Все укрепления делались с запасом, примерно на 5–6 тысяч солдат. Аэродром охранялся специальным батальоном. В его состав входили подразделения по обслуживанию летных частей, а также по охране техники, складов с боеприпасами, горючим и различным оборудованием.

На аэродроме базировались главным образом бомбардировщики. Иногда появлялось до эскадрильи истребителей. Имелись здесь и учебные самолеты. Тут обучалась полетам группа витебского летного училища. Правда, сами курсанты размещались в Улле. Кроме немцев в гарнизоне постоянно находилось до пятидесяти полицейских.

Станция Ловша, из которой аэродром и гарнизон обеспечивались всем необходимым по булыжному шоссе, располагалась в восемнадцати километрах. Перед самой Уллой шоссе выходило с правого берега Западной Двины на железобетонный мост, капитально стоявший на двух гранитных быках. Между ними могли проходить речные суда. Мост возводился еще задолго до войны. При отступлении наши части подорвали один пролет моста со стороны поселка, но гитлеровцы его быстро восстановили, по берегам реки поставили по зенитной батарее и крупнокалиберные пулеметы. По правому берегу – от деревни Николаево – большую территорию, примыкавшую к мосту, огородили колючей проволокой в четыре ряда, построили бункера, дзоты, пулеметные гнезда, вырыли окопы и щели. Все это соединялось ходами сообщения. Казарма для личного состава охраны моста была опущена в землю, имела бойницы с круговым сектором обстрела. Рядом в хорошо оборудованных гнездах установили около десятка пулеметов и минометов. Вся территория освещалась сильными прожекторами. И днем, и ночью по мосту ходили патрули. Одним словом, мост охранялся надежно. Более того, зенитные орудия, пулеметы и минометы могли поддержать огнем и сам гарнизон, с какой бы стороны ему ни угрожала опасность.

В двух километрах от Уллы, на шоссе Витебск – Лепель, в деревне Фролковичи, стоял еще один гарнизон. Он круглосуточно охранял деревянный мост через Уллу. Здесь также было построено много различного рода укреплений. Оккупанты установили тут контрольно-пропускной пункт, проверяли документы у шедших и ехавших в поселок. На этот гарнизон часто нападали местные партизаны. Несколько раз им удавалось подрывать мост, но гитлеровцы сгоняли население и восстанавливали его.

Такая обстановка складывалась вокруг гарнизона в Улле. Обо всем этом мы доложили командованию отряда в разведдонесении, к которому приложили необходимые чертежи и схемы.

Разведка установила постоянное наблюдение за гарнизоном. С этой целью наш взвод разместился в деревне Козьи Горбы – в пяти километрах от Уллы.

Тем временем наши стрелковые подразделения начали активно осваивать свою территорию. Прежде всего они запаслись боеприпасами и взрывчаткой у местных партизанских бригад, имевших регулярную связь с Большой землей. Теперь группы, а то и целые взводы ежедневно выходили на задания за Западную Двину, под Лепель, Бешенковичи – во все направления.

Партизаны часто беспокоили противника в самой Улле. Они проникали в поселок, устраивали засады, обстреливали казармы. Даже несколько раз пытались напасть на аэродром, уничтожить железобетонный мост через Западную Двину. Но все эти попытки не достигали в полной мере поставленных целей.

В самой Улле гитлеровцы, зарывшись в землю, сидели тихо. Только изредка, когда прибывали на переформирование крупные воинские части, вели разведку, прощупывали партизанские силы. Но, получив отпор, быстро уходили, и опять наступало затишье. Однако мы не обольщались этим спокойствием и пристально следили за всеми изменениями в гарнизоне, отчетливо понимая, что такое затишье до поры до времени.

Больших успехов партизаны достигали в других местах, где не было таких укреплений. Действовали небольшими маневренными группами. Как правило, им придавали одного-двух разведчиков.

В начале июня группа Павла Гаврилова вышла на задание, чтобы подорвать эшелон на железной дороге Полоцк – Витебск. Подрывников повел наш разведчик Кирилл Гусаков, молодой, бедовый парень, в любую минуту готовый хоть в огонь, хоть в воду. С ним любили ходить на задания и подрывники, и стрелковые подразделения. Группа благополучно переправилась через Западную Двину, обошла многочисленные гарнизоны, расположенные в деревнях вдоль железной дороги, и приблизилась к полотну возле станции Глушанино. Подрывники пропустили две пары патрулей, выбежали на насыпь и поставили мину натяжного действия. Не успели как следует замаскировать ее, а охрана возвращается. Пришлось быстро уходить с полотна. Но свежий балласт предательски выдавал мину. Патруль остановился, вскоре сюда подошла и вторая пара. Однако, обнаружив мину, солдаты растерялись, не знали, что делать. Долго о чем-то говорили, не отходя от заминированного места, и Павел, видя, что эшелон подорвать не удастся, решил дернуть за шнур – уничтожить хотя бы патрулей. Так и сделал. Поднялся огненный столб – и гитлеровцев как не бывало. А в это время со стороны Полоцка показался поезд. Машинист, увидев впереди взрыв, принял меры к экстренному торможению. Но состав, груженный тяжелой техникой, остановить не так-то просто, и паровоз ввалился в воронку от мины. С лязгом, треском и скрипом вагоны напирали друг на друга. Медлить было нельзя, и подрывники открыли огонь по вагонам с живой силой. Послышались крики и стоны. Через полдесятка минут партизаны рванулись прочь от насыпи и к утру возвратились в отряд.

Через день на задание в сторону Ветрино отправился полный взвод Василия Орлова. Хорошо вооруженный, он подошел к деревне Колпинка и остановился на отдых. И надо же было такому случиться, что здесь партизаны встретились с группой гитлеровцев, направлявшейся на засаду. Вспыхнула короткая, но яростная схватка. Командир взвода и наши разведчики Алексей Денисов и Иван Киреев в упор расстреливали фашистов. Затем отошли, не потеряв ни одного человека.

Такие операции проводились почти ежедневно и сильно беспокоили оккупантов.

24 июня 1943 года подрывная группа в составе Павла Гаврилова, Владимира Сидорова, Сергея Багрецова, Степана Козлова, Татьяны Гавриловой с проводником-разведчиком Кириллом Гусаковым отправилась на диверсию к железной дороге Полоцк – Витебск. К полотну подошли благополучно и между Глушанино и Оболью заминировали пути. На мине подорвался паровоз, под откос свалилось 6 вагонов с военной техникой и вооружением.

У всех отрядов нашей бригады кроме железной дороги был еще один важный объект – шоссе Ловша – Улла. Этот 18-километровый отрезок подвергался систематическим ударам партизан. Сюда выходили целыми взводами и даже отрядами. Минировали небольшие мосты и само полотно, делали засады, обстреливали и жгли автомашины. Не помогло и то, что оккупанты заставили местное население вырубить лес по обе стороны шоссе на 150–200 метров.

Уже позже, когда я находился в «треугольнике», на этой дороге провел крупную операцию Михаил Егорович Смольников со своим взводом. Выйдя с боем к шоссе, партизаны штурмом овладели им, разгромили колонну автомашин и уничтожили при этом большое количество живой силы и техники врага. И проводник-разведчик Кирилл Гусаков тоже отличился в этой операции.

Сложнее приходилось бригаде В. В. Мельникова и трем нашим отрядам, которые занимали оборону по левобережью Западной Двины. Здесь гитлеровцы почти ежедневно вели разведку партизанской обороны, пытаясь вклиниться в зону. Особенно яростными были такие набеги из Полоцка.

Помнится, в конце июня гитлеровцы бросили большие силы на бригаду В. В. Мельникова, но форсировать реку под партизанским огнем не смогли. Мы в тот день только что возвратились с задания – подрывали рельсы на дороге Полоцк – Молодечно. Только сели есть, как отряд подняли по тревоге. Пришлось и нам выступать вместе со всеми. В штабе объяснили: надо помочь бригаде В. В. Мельникова в Туровле. Это в 15 километрах от Ратьково, где располагался наш отряд. Нужно было торопиться, поэтому тотчас же снарядили подводы, и первая группа, в том числе и разведка, понеслась вперед. Остальные подразделения двинулись пешью форсированным маршем через Осиновку, Рукшеницы, Глубочку и Антуново.

Подъезжая к Пискунам, услышали сильную перестрелку, разрывы снарядов и мин в направлении Пукановки и Туровли. Послали связных. Они вскоре возвратились и доложили, что на рассвете большие силы гитлеровцев сбили партизанские секреты и засады в Бецком, Заозерье, Межно и вышли к речке Туровлянке. С ходу заняв Пукановку и Туровлю, противник сейчас ведет ожесточенный бой с бригадой В. В. Мельникова, которая пытается выбить его из этих деревень.

Посовещавшись с местными командирами, приняли решение: нашей группе взять вправо к Западной Двине, незаметно переправиться через Туровлянку и внезапно нанести гитлеровцам удар во фланг. Так и сделали. Группа партизан под командованием Василия Орлова взяла правее Пукановки и Туровли – ближе к деревне Городище, у самой Двины переправилась через не широкую, но глубокую озерную Туровлянку и ударила с фланга по Туровле. На некоторое время наше неожиданное наступление парализовало противника. Мы воспользовались замешательством, усилили огонь и ползком стали приближаться к деревне.

Василий Орлов показал здесь пример мужества и отваги. Он с ручным пулеметом, стреляя на ходу, упорно продвигался вперед, хотя враг открыл бешеный огонь. Силы были явно не равны, и нам пришлось залечь.

В это время бригада В. В. Мельникова ударила с фронта, и с новой силой разгорелся бой. Вскоре к нам на помощь пришли остальные партизаны, и мы образовали линию обороны с левого фланга противника. Руководил здесь начальник штаба отряда Иван Парфенович Щукин.

Весь день продолжался бой за Пукановку и Туровлю. Только к вечеру он стал ослабевать, а с наступлением темноты и вовсе утих. Враг спешно укреплял занятые позиции, строил новые. Партизаны также улучшали свою оборону и вели разведку. На рассвете предстоял новый ожесточенный бой.

Григорий Харапонович Гусаков, заместитель командира разведки нашего отряда, с Кириллом Гусаковым, Никифором Адаменко и Тамербеком Аминовым, взяв с собой пулеметчика Павла Тарбеева, повели разведку к Полоцку – в тыл прорвавшимся гитлеровцам. Вскоре в той стороне вспыхнула яростная перестрелка, отчетливо послышался тупой перестук пулемета, который когда-то сам Павел Тарбеев снял с подбитого танка. Потом глухо разорвались гранаты. И вдруг все затихло.

Такие схватки возникали и в других местах. Создавалось впечатление, что противник взят в кольцо. Видимо, поэтому он заметно нервничал: беспрерывно пускал ракеты, вел бесприцельный пулеметный огонь.

Прошла ночь, напряженная и душная. На рассвете на нашем участке появилась группа партизан из бригады В. В. Мельникова и стала занимать оборону справа от нас. Слышу:

– Константинов, иди сюда, здесь ставь пулемет!

Мне сразу вспомнился давний друг, секретарь Погорелицкого сельского Совета Григорий Ефремович Константинов, с которым вместе начинали борьбу с оккупантами в июне 1941 года. После того как расстались, я о нем ничего не знал. Где он сейчас, хороший веселый парень и музыкант? Где его жена, учительница Мария Станиславовна? Перед самой войной они только сыграли свадьбу, и пришлось расстаться… И вот сейчас кто-то назвал фамилию – Константинов. Не Григорий ли это? Вот бы здорово!

За собой я услышал тяжелое дыхание бегущего человека. Обернулся и увидел партизана с пулеметом. Запыхавшись, он упал недалеко от меня и стал прилаживать пулемет. Что-то знакомое показалось мне в этом парне. Лежим молчком, смотрим в сторону противника. Пулеметчик сосредоточен, готов немедленно открыть огонь. Я тоже лежу с автоматом, палец на крючке…

Вдруг впереди нас закипел бой. Кто прошел войну на фронте или в тылу оккупантов, участвовал в боях с большими силами гитлеровцев, вооруженных до зубов автоматическим оружием, тот помнит и никогда не забудет адский смерч вражеского огня. Такая же картина предстала и сейчас. Партизаны, вооруженные также автоматами и пулеметами, открыли встречный огонь. Трудно стало различить отдельные выстрелы. Слышался такой гул, будто ураган несся по лесу.

Наш участок пока в дело не вступал. Молчат гитлеровцы, молчим и мы, ждем своей очереди. Повернул голову направо, в сторону пулеметчика, смотрю на него, а он недоуменно уставился на меня. Так это же Григорий Константинов, мой друг! Он тоже узнал меня, что-то кричит. Но шум выстрелов глушит нас обоих, и мы не слышим один одного. По жестам и мимике я понимаю, что Григорий несказанно рад нашей встрече. Но – подниматься нельзя. В любую минуту здесь может начаться то, что вот уже полчаса происходит на Туровлянке.

Ко мне подполз командир взвода Василий Иванович Орлов. Весь в пыли, грязный. Бессонная ночь и предыдущий день, прошедшие в боях, изрядно вымотали его. Но не подает виду, старается быть бодрым, веселым, даже нас подбадривает. Теперь у Василия Ивановича уже нет пулемета. А вчера был. Знаю, отдал его Владимиру Иванову, пулеметчику своего же взвода. Сейчас Василий Иванович с автоматом. Здоровье у него неважное, постоянно мучает язва желудка, но держится, не обращает внимания на болезнь. Во взводе находится его младший брат Алексей. Тот высокого роста, здоровый парень и тоже смелый. Оба из деревни Мишневичи, первыми ушли в партизаны, а Василий Иванович – всей семьей. Хорошим он оказался командиром – спокойным, рассудительным, а главное – храбрым.

Огненный смерч на Туровлянке стал ослабевать. Уже можно различить и винтовочные выстрелы, и пулеметные очереди.

– Теперь подходит наш черед! – крикнул Орлов и пополз вдоль линии обороны.

Лежим, ждем. Григорий посматривает на меня, я – на него. Улыбаемся друг другу, но разговаривать мешает расстояние. Вдоль залегшей цепи ползет связной из бригады В. В. Мельникова, передает приказ: всем продвигаться вперед, на деревню Шостово, чтобы отрезать гитлеровцам путь отступления. Они все же не выдержали партизанского натиска и в беспорядке побежали в сторону Полоцка.

И соседи-партизаны, и взвод Орлова как были вместе, так и рванулись по лесу наперехват. По пути Григорий рассказал мне вот о чем. Когда в Ужлятино пришли оккупанты, ему оставаться там нельзя было. Он – советский работник, коммунист. С женой выехали на ее родину в Ветринский район, затем вместе ушли в партизанский отряд. И он, и Мария Станиславовна – политруки.

– Она тут со своими, с разведчиками. Но где она? – беспокоился Константинов.

Я немало удивился тому, что скромная, симпатичная, молодая женщина возглавила разведку. Значит, заслужила.

Впереди нас вдруг послышалась стрельба и крики. Григорий мгновенно преобразился. Бросился вперед, в самую гущу схватки. Пулемет политрука бил коротко, отрывисто. Вот он приостановился, заменил диск. И снова в самое пекло, где и должен быть политрук. Таким и запомнился мне – с пулеметом в руках, устремленным вперед!

Почти до Заозерья преследовали партизаны отступавшего врага.

С победой возвращалась в свой отряд группа наших партизан, которой командовали начальник штаба Иван Парфенович Щукин и командир взвода Василий Иванович Орлов. На повозке везли раненого брата Орлова – Алексея – и других партизан. В этот раз нам повезло: потери невелики, так как основные бои вела бригада В. В. Мельникова. У них они были значительны.

В «треугольнике»

1

Мы уже прижились в новых местах: разведали подступы к аэродрому, в некоторых гарнизонах, как говорится, потревожили противника. И вдруг нас вызвал к себе Фидусов. Всегда немногословный, Макар Филимонович сразу же объявил приказ: группе партизан (я – командир) выйти в треугольник железных дорог Полоцк – Витебск – Невель. Разведчик не спрашивает почему, однако все было так неожиданно, что мы задали этот вопрос. Командир отряда пояснил: попутно совершая боевые операции, следует уточнить расположение вражеских гарнизонов, возводят ли гитлеровцы в своем тылу глубоко эшелонированные линии оборонительных укреплений, а если – да, то где и что именно. В первую очередь нам предстояло узнать, как живут наши люди, партизанские семьи. Для них мы несли свежие газеты, листовки, воззвания подпольных партийных органов, взятые у местных бригад. От командования мы получили общие указания, а следовательно, действия наши зависели от той обстановки, которая сложилась в «треугольнике» после ухода оттуда партизан.

Существует мнение, что партизаны действовали так, как им заблагорассудится. Позже, когда служил в другом виде войск, где все расписано и определено строжайшими инструкциями, я часто вспоминал то время, когда мы, вовсе не военные, а в силу обстоятельств взявшие в руки оружие, делали то же самое, но только другими приемами и методами, что и люди, так сказать, военной косточки. Действовали не по конкретному приказу, не сообразуя каждый свой шаг с пунктами, параграфами и многочисленными наставлениями. Нам приходилось на ходу «писать» свои инструкции – соображать, как поступить в том или другом случае.

Инструкций и наставлений для народных мстителей не было. Попадавший в руки «Спутник партизана» не давал нам ничего нового. Пусть простят меня за такую откровенность составители этого справочника, пригодного разве для бойца, только что ставшего в строй или готовившегося стать в партизанскую шеренгу.

Мы зачастую лезли напролом в таких ситуациях, в каких разведка регулярных частей действовала бы более осмотрительно. Нам просто не хватало времени, и наши действия были иногда опрометчивыми с точки зрения кадровых военных, но практически не проигрышными. Именно эта кажущаяся опрометчивость приносила порой успех партизанским разведчикам.

Оглядываясь на то, давнее, часто задумываюсь: почему я и мои товарищи остались живы, почему в самых напряженных, точнее скажу, гибельных обстоятельствах мы оказывались живыми и невредимыми? В самом деле, и разведчики регулярных частей Красной Армии, и фашистские отлично знали свои и противника инструкции-предписания. А мы-то не знали законов-инструкций ни советской, ни немецкой разведок. Правда, о своей кое-что узнали из рассказов окруженцев. Вот и поступали партизанские разведчики так, как в том или ином конкретном случае подсказывала им собственная интуиция. Поэтому враг не мог предусмотреть «абсурдных» действий партизанской разведки, не мог в тот или иной момент по заранее выработанному шаблону упредить наши действия.

Кроме того, сами условия действий регулярных подразделений противостоящих сторон коренным образом отличались от наших, партизанских. Нам помогали люди – каждый советский человек помогал. Их судьба, их жизнь зависели от наших жизней, как наша от их – «гражданских». Притом, как говорится, не в теоретическом, полуотвлеченном плане, а в конкретном, сегодняшнем. Вот почему, мне думается, мы, хотя порой и шли без оглядки на верную смерть, уцелели. Выжили даже там, где уцелеть теоретически нельзя было, и врагу причинили большой урон.

Этим самым, еще раз подчеркиваю, не хочу бросить упрека военным инструкциям и их составителям. Всенародное партизанское движение родило новые взаимоотношения между населением и теми, кто взял в руки оружие, чтобы защищать стариков, женщин, детей. Наставляла нас сама жизнь – то, что видели своими глазами, что перекипело в душе, что каждый пропустил через сердце.

Вот поэтому наш Макар Филимонович Фидусов потратил на «инструктаж» всего несколько минут…

Не знаю почему, но перед самым отправлением число разведчиков в группе уменьшилось. Оставили только четверых: меня, Капитона Григорьева, Алексея Денисова и Ивана Киреева. Зато вместе с нами послали полвзвода «стрелков» во главе с Владимиром Павловым – опытным кадровым командиром, участником финской кампании, вообще бывалым партизаном.

Больше всего времени потратили на разработку маршрута. Предлагались разные варианты. Сошлись, однако, на прежнем: переходить железнодорожную магистраль возле самой Ловши, в том месте, где пересекали ее, выходя из «треугольника». По опыту знали, что гитлеровцы не ожидают нас там, где мы раньше прорывались через «железку». Наш прорыв не должен занять много времени, а, следовательно, охрана, растерявшись в первые минуты и предполагая, что прежнее огромное формирование следует в обратном направлении, не откроет огня. Так на самом деле и случилось: гитлеровцы подняли стрельбу, когда мы уже вошли в лес. Но их пулеметные очереди не причинили нам никакого вреда.

Путь наш лежал на прежнее место сбора – в лес под Бочканы. Кроме всего прочего, следовало собрать те группы, которые по разным причинам не смогли вовремя прийти к месту сбора. Около тридцати партизан, состоявших в бригаде имени В. И. Ленина, встретили в обветшалых шалашах. Командовал ими Иван Ефремов, очень боевой, смелый товарищ. Можно себе представить, как обрадовалась группа нашему появлению. Она не могла проводить операции: не было боеприпасов, да и численность небольшая, а вокруг густая сеть вражеских гарнизонов. Правда, и моя группа по количеству бойцов примерно такая же, но у каждого вещмешок под завязочку набит патронами, гранатами, толом. В Ушачском районе партизаны уже не бедствовали: боеприпасы доставляли самолеты с Большой земли.

Откровенно говоря, и мы, встретив группу Ефремова, почувствовали себя увереннее: она-то знала, что творится в окрестностях. Нет, здесь гитлеровцы не строили глубоко эшелонированных линий обороны, однако сильно укрепили гарнизоны прибывшими из восточных областей полицейскими – теми, по которым давно плакали виселицы. В прошлом ярые кулаки и уголовники, эти уроженцы Смоленской и Орловской (как они называли) губерний поголовно грабили население и расстреливали буквально каждого подозреваемого.

Узнали мы от своих ребят и о том, что гитлеровцы, ограбив местное население, собрав металлолом (наши и свои подбитые машины, танки и орудия), принялись за лес, которым было богато прибрежье Оболи. Верховье реки мелководное, а ниже Мальковщины в нее впадает много речушек, и она становится широкой, полноводной. Поэтому в Мальковщине гитлеровцы соорудили плотину. Партизан, кроме мелких групп, в этом «треугольнике» не было, серьезно помешать затее оккупантов никто не мог, и фашисты приступили к уничтожению лесов. Они сгоняли малых и старых на лесосеки, устанавливали каждому жесткие нормы, под дулами винтовок и автоматов заставляли рубить деревья, трелевать бревна к реке, а затем молью гнать по Оболи. В Мальковщине, возле плотины, лес скапливали, потом открывали шлюзы, пропускали его через створ и гнали дальше, к железнодорожной станции Оболь. Здесь бревна вытаскивали из реки, грузили на платформы и отправляли в Германию.

– Очень много леса вывозят, – сокрушался Ефремов. – Вот бы плотину грохнуть…

2

Разведчики отправились к Мальковщине. Да, прав Ефремов: по реке плыли и плыли огромные бревна, скапливаясь на широком, полноводном плесе у плотины. Никогда – ни до того времени, ни позже – я не видел такого необъятного бревенчатого помоста. А сколько их, этих великанов-деревьев, погруженных на платформы, теперь везли на запад, сколько плыло по реке, сколько в эту минуту грохнулось на землю, чтобы быть разделанными на бревна! Сердце сжалось от боли.

Только одно решение можно было принять – взорвать плотину. Да, нас не так уж много, чтобы снять охрану у шлюзов и одновременно ликвидировать вражеский гарнизон в Мальковщине. Но и большее можно сделать, когда в груди клокочет ненависть к оккупантам, жажда свободы!

Почти досконально разведав обстановку в «треугольнике», мы снова пришли под Мальковщину, чтобы все уточнить и наметить конкретный план операции. Что шлюзы взлетят на воздух, никто уже не сомневался. Значит, после подрыва плотины можно со спокойной совестью отправляться в бригаду.

Но вдруг мы встретились тут с отрядом нашей бригады, которым командовал Николай Григорьевич Константинов. Когда поинтересовались у него, с какой целью прибыли сюда, он ответил кратко:

– Погонять и поколошматить фашистов. Пусть знают, что здесь не будет им спокойной жизни. Мы – живы!

У Николая Григорьевича был и личный счет к гитлеровцам: в июне 1942 года в деревне Барсучино они расстреляли его мать-старушку и сестру Нину Григорьевну, мою довоенную учительницу.

Были свои счеты с врагом и у меня. Прошло только три месяца, как расстреляли отца. Ничего не знал я о матери и младших братьях – Володе и Вите. Где они, что с ними? Живы ли, а может, и их уже больше не увижу? Сейчас ведь заступиться некому: партизаны ушли, и гитлеровцы свободно и безнаказанно разъезжали по деревням, грабили и убивали.

Решил встретиться со своими людьми и более подробно узнать о противнике: где и какие силы расположил, какие укрепления построил. К тому же, думалось, во время сбора разведданных попутно узнаю что-нибудь о своих родных.

Обходя деревни, занятые гитлеровцами, я с небольшой группой партизан подошел к родному Заполью. Осторожно постучал в окно к тетке Елене. Она спала чутко, а возможно, и не спала вовсе, потому что окно быстро открылось. Елена Григорьевна Косьянова выглянула и тут же спросила шепотом:

– Кто здесь?

Я шагнул из-за стены. От неожиданности тетка отшатнулась; глядела на меня и своим глазам не верила:

– Ты живой, Николаевич? – спросила. – Нам же трубили полицаи, что всех партизан побили на Двине. И твоя мать плакала по тебе. Ей кто-то сказал: убили Мишку в Ловже, когда переходили железную дорогу.

– А где мама? – с болью и тревогой вырвалось у меня.

– Не знаю, Николаевич, где они. Приезжали сюда полицаи из Трудов и козьянские, все спрашивали про Федотовых. Но никто у нас не знает. Да и я не знаю. Давно уже у меня не были они…

Еще тяжелее стало на душе. Встретить бы их, рассказать, что мы с Ниной живы. Да и многие живы из тех, кого заживо похоронили гитлеровцы. И мы продолжаем бить их… Но если этой ночью не увижу родных, то, может, и не придется встретиться: времени на разведку отпущено мало – всего одни сутки.

Тетка Елена предупредила: в Глушицу не ходить. Там уже давно стояли гитлеровцы и по высотам рыли окопы. Согнали жителей ближайших деревень, держат их в сарае, они и работают на строительстве укреплений.

Интересно, зачем эти укрепления? От кого защищаться: партизаны ушли, теперь не угрожают оккупантам. Нет, тут что-то не то. Не от партизан, видимо, они намерены держать оборону. Надо завтра же взглянуть на их окопы и траншеи, уточнить, куда повернуты брустверами. Это очень важно. По всей вероятности, здесь строят укрепления фронтового значения – глубоко эшелонированную оборону от Невеля до Городка. Судя по рассказам тетки Елены, оно так и есть. А такие данные пригодятся.

От Заполья краем леса мы направились в Суровни. Возле урочища Рынок перешли через Чернавку, взобрались на гору и оказались в деревне. Тут жила Ефросинья Захаровна Максимова. Павла, ее сына, перед войной призвали в Красную Армию, и теперь он где-то на фронте. Дочь Вера с мужем находились в бригаде имени С. М. Короткина. А Ефросинья Захаровна, тихая, умная женщина, жила здесь, в Суровнях, не показываясь особенно на глаза гитлеровцам. Настоящая патриотка, она всей душой ненавидела оккупантов и их прислужников и часто помогала партизанам. Мы неоднократно пользовались сведениями, полученными от нее, где и какие силы врага располагались, какое имели вооружение. Если Ефросинья Захаровна передавала данные о противнике, их перепроверять уже не требовалось, они были точны.