Текст книги "Разведка продолжает поиск"

Автор книги: Михаил Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Мы ничем уже не могли помочь им, не могли противостоять двум бронепоездам: кончались патроны, гранат вовсе не было.

– Отходить к шоссе! – подал команду Сакмаркин.

Разведке приказали проверить шоссейную дорогу Полоцк – Прозороки. Она проходила параллельно железной дороге неподалеку от места нашего прорыва.

3

Шоссе оказалось свободным, даже не видно обычных крестьянских подвод. Это нам и на руку. За дорогой в полукилометре – лес. Совсем хорошо!

Подошла основная колонна, и Сакмаркин подал команду: только вперед. Вот наконец и лес, низкорослый, жиденький; на частых высотках – редкий молодой сосняк. Остановились у небольшой солнечной полянки. Комбриг развернул карту. На ней леска не значилось. Видно, когда она составлялась, его еще не было. Поэтому Сакмаркин распорядился разведать, как далеко тянется этот молодой лес, есть ли впереди населенные пункты, кто располагается в них.

Долго, километров десять, шли лесом. Никаких признаков жилья и людей, даже по дорогам никто не проезжал нынешней весной.

Сакмаркин призадумался, когда доложили ему о результатах поиска.

– Значит, будем отдыхать, приводить себя в порядок. Затем двинемся вперед.

А на месте прорыва через «железку» все еще вспыхивали схватки, оттуда ветер доносил одиночные винтовочные выстрелы, взрывы гранат. Это оставшиеся группы партизан все еще пытались прорваться через железнодорожное полотно.

Как уснешь, если надо перевязывать раненых, напоить-накормить их, а у нас – одни крохи в вещмешках? И разве можно уснуть, когда рядом заплаканные женщины разыскивают своих детей, а дети ищут матерей?

Кое-как докоротали время до полудня, малость пообсохли на солнышке и двинулись дальше. Мы, как всегда, пошли впереди колонны. Для нас опять собрали боеприпасы, в основном трофейные, взятые в Старинке.

Уже лес остался позади, потянулись поля и перелески. И вот тут-то мы увидели, что каждое поле, большое и маленькое, разрезано бороздами на полоски. Мы вышли в западные районы Белоруссии.

Вот и первый хутор показался на нашем пути. В бинокль я заметил добротный дом, недавно покрытый тесом. Рядом такие же надежные постройки, тоже под тесом, только изрядно почерневшим, в пятнистых прозеленях мха. Тут же, рукой подать, большой сад, меж деревьев – ульи. Да, неплохо живет хозяин. И тут мне припомнилось где-то прочитанное: буржуазное польское правительство расселяло вдоль границы вот в таких хуторах осадников, своих верных стражей.

Колонна была уже метрах в семистах от хутора, как оттуда прогремели четыре винтовочных выстрела. К счастью, пули просвистели высоко над колонной.

Разведка быстро двинулась к хутору, полуохватывая его с двух сторон. Там, однако, никого не оказалось – все двери настежь. Только неподалеку на лужайке паслись две лошади. Мы с Поповым вскочили на них и помчались к колонне.

Такое повторялось не раз. Хозяева, издали обстреляв нас, оставляли дом и уходили. Богато жили осадники. В амбарах и погребах – окороки, колбасы, сало, различные соленья, в сараях – свиньи, овцы, коровы и телки. Тут-то мы и основательно подкрепились за все голодные блокадные дни.

Гитлеровцы, стараясь не упустить нас, шли по пятам, а мы-то вовсе и не догадывались об этом.

Присоединившиеся к нам во время прорыва партизаны бригады имени С. М. Короткина и смоленские подразделения замыкали колонну. В их обязанности, естественно, входило и тыловое охранение. Но вот что произошло в небольшой деревеньке, где остановились на кратковременный отдых взвод отряда имени А. В. Суворова нашей бригады и смоленское подразделение. Они занимали последние по направлению движения хаты.

Что-то неладное почувствовал командир хозвзвода бригады Иван Петрович Михайлов и решил проверить, как охраняются тылы. Подошел к крайней хате. Его никто не остановил: часового не было. Значит, подумал Михайлов, партизаны усилили боевое охранение, вынесенное за деревеньку. Заглянул в хату: восемь партизан лежат вповалку на полу; над столом склонили головы две девушки – не то медсестры, не то пулеметчицы.

Сначала Михайлов хотел разбудить партизан, но жалко стало: все-таки целую ночь были в бою, по-человечески не отдыхали и в предыдущие. Командир хозвзвода присел на широкую лавку у окна, склонил голову на подоконник – его тоже одолевал сон. Но он заставил себя встать, рассеянно взглянул в окно и – отшатнулся: из перелеска показалась густая цепь карателей, не менее полутора сот.

– Подъем! – крикнул Михайлов изо всей силы, но никто даже не шевельнулся. Он еще раз крикнул: – Тревога!

Партизаны спали мертвецким сном. Попробовал растормошить одного, второго, третьего – только мычанье в ответ.

Взглянул в окно – волосы встали дыбом: у самой околицы поднялась вторая цепь, вернее, первая, не замеченная им минуту назад.

– Немцы! Фашисты! – закричал Иван Михайлов и пошагал прямо по спящим партизанам.

Даже и теперь никто не поднялся, лишь переворачивались с боку на бок, что-то бубня спросонок.

Выскочить в дверь уже нельзя было, и Михайлов бросился на кухню, высадил окно, выходящее на огород, и выпрыгнул на грядки. В следующую секунду метнулся к сараю, чтобы уйти. Но судьба тех, кто остался в хате, не давала ему покоя. «Их смогут поднять только выстрелы!» – с запозданием подумал он. Припав к стене постройки, тут же дал по первой шеренге несколько коротких очередей. Оттуда немедля отозвались автоматным и пулеметным огнем. Это было как раз то, что нужно: стрельба подняла не только смоленских партизан, но и своих, расположившихся через несколько хат и тоже, конечно, уснувших. Михайлов бил и бил короткими очередями, пока не замолк автомат. Каратели тоже вели огонь и по этому дому, и вдоль улицы, по другим хатам небольшой деревеньки, приютившей выходивших из блокады партизан.

Затем Иван побежал огородами, так и не выяснив, что же с ними, со смоленскими товарищами, оставшимися в крайней хате.

Между тем партизаны нашего отряда, поднятые стрельбой, выскочили на околицу и сначала разрозненно, а затем дружно открыли огонь по вражеским цепям, уже ворвавшимся в деревеньку. Но фашисты прорвались на противоположный конец деревни и пошли в атаку. Вот тут их почти всех и положили партизанские пули.

Иван Михайлов бросился к крайней хате и застыл в ужасе: у двери лежало восемь мужчин-партизан и две девушки. Видно, поднятые наконец перестрелкой, они устремились к выходу, и тут их скосили автоматные очереди карателей.

Он еще стоял над убитыми, когда откуда-то из огорода торопливо прозвучала очередь «шмайсера». Иван Петрович медленно осел на землю.

Ранение оказалось серьезным: одна пуля прошла возле самого позвоночника, двигаться самостоятельно Михайлов уже не мог. Смоленские партизаны подхватили его и понесли в безопасное место, а затем передали в наш госпиталь.

И снова отряды двинулись вперед. Наконец показалась низкая пойма в густых, уже зазеленевших копнах лозы, затем засинелась река. Ноги будто сами зашагали быстрее, и вскоре мы стояли на берегу широкой, многоводной и быстротечной Дисны. Ее никак не сравнишь с Ушачей, тут уж о броде нельзя было и мечтать. Река почти вошла в берега, хотя с нашей стороны был еще небольшой разлив. Противоположный берег высился над водой, и на нем мы увидели группы партизан. Даже без бинокля я заметил среди них свою сестру Лиду, рядом стоял ее муж Петр Максимов.

Партизаны махали нам руками, шапками, приветствовали поднятым оружием. Несколько партизан уже возились с лодками, спуская их на воду. Это встречал нас 6-й отряд бригады имени С. М. Короткина. Многие не стали дожидаться лодок, бросились в воду и поплыли.

Все-таки какая это радость встретить своих родных! Мы обнялись, расцеловались и с сестрой, и с шурином. Но вот минула первая радостная минута, и Лида беспокойно стала оглядываться, напряженно всматриваться в плывущих в лодках партизан.

– Нины нету. Погибла наша сестра, – выдохнул я с болью. – Еще в самом начале, одиннадцатого апреля.

Были слезы и на глазах Петра, и на моих, а Лида плакала навзрыд. Но что поделаешь: война безжалостно отнимала у нас самое дорогое – родных, близких, друзей.

В новом районе

1

Сразу же после переправы Н. А. Сакмаркин созвал командный состав отрядов. Мы, командиры взводов и политруки, ждали возвращения Фидусова. Всем нам не терпелось узнать, что же дальше. Наконец дождались. Макар Филимонович развернул карту, обвел кружком деревню Николаево, раскинувшуюся на левом берегу Дисны, и сказал, что здесь отныне будет базироваться отряд. Задача нашего взвода – вести разведку города Дисна, расположенного при впадении реки в Западную Двину. Отряд обязан сдерживать противника, если он попытается двинуться в партизанскую зону, расположенную по левобережью.

Партизанской зоны, как мы вскоре убедились, здесь пока не было. 6-й отряд бригады С. М. Короткина прибыл в эти места недавно, а действовавшие здесь небольшие группы народных мстителей были малочисленны и, естественно, не могли противостоять гитлеровским оккупантам.

Вскоре отправились в путь. Разведка и на этот раз повела отряд. По-прежнему действовал суровый приказ: в дома не заходить, ничего самостоятельно не брать. Однако лошадьми мы все-таки воспользовались. Ведь без них не могли обойтись ни в разведке, ни в хозвзводе. Своих же мы оставили или растеряли во время прорыва. Но хозяев не обижали. Знали, что без тягловой силы единоличникам-хуторянам как без рук. Выполнив задание, лошадей возвращали.

Николаево оказалось большой деревней, и даже не верилось, что в этих местах среди частой россыпи одиночных хуторов может встретиться такой крупный населенный пункт. Дома здесь были добротные, как и надворные постройки. И неудивительно: левобережье Дисны покрыто сплошными лесами, которые время от времени как бы нехотя расступались перед обширными полянами. Были здесь и сенокосные угодья: в пойме реки, у речушек, стремившихся к Дисне. В самом Николаево на видном месте величественно высился костел.

Население сначала с опаской вглядывалось в нашу колонну. Первыми осмелели ребятишки, затем старики и старухи начали выходить на улицу, посмотреть на необычное «войско».

Отряд подошел к дому солтыса (старосты), к которому сопровождали нас подростки. Староста сначала держался настороженно, затем, поняв, кто мы такие, распределил партизан по домам.

Разведка разместилась в добротном доме и на сеновале в сарае, расположенном на огороде.

В тот же день мы познакомились с хозяевами. Они оказались сердечными людьми, делились с нами всем необходимым. И мы их, естественно, не обижали: в свободное от нарядов время помогали по хозяйству. Ведь наступала горячая пора посевной.

Удивились мы только одному. У хозяев были сын и дочь, примерно нашего, комсомольского возраста. Они, как и старики, почти каждый день ходили в костел. Для нас это явилось более чем странным.

Значит, нам, политработникам, коммунистам и комсомольцам, предстоит тут непочатый край работы. Вскоре мы и начали ее.

2

Из Денисово – деревни, где расположился бригадный госпиталь, передали печальную весть: скончался от раны Иван Була, наш разведчик.

– Возьми несколько человек, – сказал мне Иван Попов, – и похорони со всеми почестями.

С полным отделением я поехал в Денисово.

Иван Була уже лежал в гробу, сделанном местными жителями. По-детски юное лицо его исказила гримаса нечеловеческой боли.

Гроб поставили на телегу, и траурная процессия двинулась к кладбищу. Жители деревни также провожали в последний путь нашего разведчика. Собралось, пожалуй, человек двести.

У могилы выстроились партизаны. Свежий майский ветерок развевал их давно не стриженные волосы. Но каждый аккуратно побрит, в отстиранной от болотной грязи одежде.

Учитывая, что здесь собралось местное население, прощальную речь над могилой начал так:

– Товарищи! Большинство из вас впервые хоронят партизана. К сожалению, в траурном карауле нам, партизанам, пришлось стоять уже не у одного десятка могил. Война есть война. Мы только что с боями вырвались из блокады в Ушачском районе. Только одна наша бригада потеряла сто пять убитыми, сорок два человека пропало без вести, восемьдесят восемь ранено. Был тяжело ранен и Иван Була, которого мы сегодня хороним. Всего шестнадцать лет он прожил на свете, но был смелым, находчивым, храбро бил врага.

Сказал и о том, что весь наш народ взял в руки оружие. Партизаны бьют гитлеровцев и днем и ночью. Нигде враг не знает покоя, даже в сильно укрепленных гарнизонах. Народный гнев и ненависть не знают границ, для них не существует никаких крепостей. В конце призвал юношей и девушек встать в партизанские ряды на место тех, кто отдал свои жизни за свободу края.

Когда опускали гроб, партизаны дали трехкратный залп.

И осталась на ухоженном кладбище возле Денисово у свежей могилы красная пирамида-тумбочка с бронзовой звездой из снарядной гильзы и надписью: «Юный разведчик Иван Була. 1928–1944».

Видно, запали в людскую память слова, сказанные на кладбище: десятки юношей и девушек из этой и соседних деревень шли к партизанским командирам и просили зачислить их в отряд. Брали только тех, у кого было оружие. Остальные становились связными или оставались в резерве.

Жизнь наша снова пошла своим чередом: наблюдали за вражеским гарнизоном в районном центре Дисна. От Николаево до него всего лишь 7 километров. Вели наблюдение обычно с высокого взлобка, заросшего мелким соснячком. Городок с переброшенным через реку мостом лежал перед нами как на ладони в каком-то полукилометре. Даже невооруженным глазом было видно, что происходит на его улицах и околице.

А творилось необычное, такого нам еще не приходилось наблюдать. Постоянно прибывали войска. Здесь их накоротке обучали, переформировывали и отправляли по шоссе в сторону Полоцка. Он находился в 35–40 километрах от Дисны. А по сводкам Совинформбюро мы знали, что в 15–20 километрах от Полоцка проходила линия фронта. Значит, здесь, в Дисне, формировались вражеские подразделения и отправлялись на фронт. Прибывала сюда и техника: колонны грузовиков, бронемашины, танки, орудия. Все данные мы сообщали в штаб отряда, оттуда передавали их в бригаду, а затем – за линию фронта.

Ходили в разведку двумя группами по три-четыре человека в каждой. Одна шла по берегу Дисны, вторая – по улучшенной дороге, пролегавшей через лес из Николаево к районному центру. Группы встречались здесь, на взлобке, обменивались разведданными, добытыми по пути, и начинали наблюдение.

Когда в Дисну стали прибывать танки, мы решили устроить переполох в этом тихом, на первый взгляд, городке, переполненном вражескими войсками и техникой. Взяли с собой два пулемета, два ПТР и залегли, поджидая удобный момент для стрельбы из противотанковых ружей. Как только заметили два танка, повернувшихся к нам бортами, выстрелили из ПТР. Тут же застрочили «дегтяри» и автоматы по палаточному городку, расположенному поближе к нам. Один из танков задымился, второй развернулся, отыскивая нарушителей спокойствия. Через минуту громыхнул снаряд неподалеку от места, где залегли мы. Но к этому времени разведчики выпустили уже почти по диску и быстро скатились по склону взлобка.

Долго рвались снаряды на нашем НП, пули обскубывали сосняк, а мы углублялись в лес, уходя на Николаево.

Плохо, что недоставало боеприпасов. Правда, мы знали, что командование бригады связалось с Большой землей и теперь неподалеку строится партизанский аэродром. Но когда все это будет! А боеприпасы нужны сегодня, сейчас. Можно представить, как мы себя чувствовали, когда каждый день видели перед собой противника и не могли открыть огонь – оставались считанные патроны.

Однажды мы возвратились из поиска ранее обычного. Только прилегли отдохнуть, как вскочил в хату Попов.

– Нужна подвода. Срочно! – На его лице я прочел: произошло что-то сверхважное, в крайнем случае не ординарное.

Через час он возвратился. На повозке – ящики с автоматными и винтовочными патронами (у нас имелось две винтовки с оптическим прицелом). Иван Митрофанович привез также тол, бикфордов шнур и два ящика гранат. Были тут свежие газеты и пачки листовок. Доброй вестью также порадовал: тяжело раненные партизаны отправлены самолетами на Большую землю. Эвакуированы в советский тыл и наши близкие боевые товарищи: Василий Орлов, Иван Михайлов, Николай Старовойтов, Михаил Михайлов. Можно представить, как засветились совсем недавно хмурые лица партизан-разведчиков! Друзья-товарищи в безопасности, боеприпасы есть. Ничто теперь не связывало наши действия. Даже гражданское население, пришедшее вместе с нами, к этому времени расселилось по хуторам и деревенькам, принялось за обычные крестьянские дела. Помогало местным жителям засевать поля, садить картофель, трудилось в огородах на грядках.

Довольные командиры отделений стали делить боеприпасы, а Попов отозвал меня в сторонку и сказал, что уходит в дальнюю разведку – под Германовичи. Командование бригады получило сведения, что каратели начали концентрировать свои силы у нас в глубоком тылу. Нужно было перепроверить, так ли все на самом деле.

Вернулся он через сутки. Действительно, в тылу начали группироваться гитлеровские подразделения, укреплялись и сами гарнизоны. Но, по всеобщему мнению, очередное наступление скорее всего начнется из Дисны. К тому времени, по сведениям подпольщиков и связных, вражеский гарнизон насчитывал здесь до 1000 солдат, на его вооружении бронемашины, артиллерия и минометы. Поэтому командование бригады решило построить дополнительную оборону поближе к гарнизону и тем самым блокировать его. Наш отряд теперь вырыл траншеи и окопы перед Шарагами, всего в четырех километрах от районного центра, оседлал перекресток дорог Волково – Дисна и Николаево – Дисна. Соседом справа у нас был отряд имени В. И. Чапаева, у деревни Фролово занимал оборону отряд имени А. В. Суворова, возле Бушерово – отряд имени С. М. Кирова. Короче говоря, если гитлеровцы начнут наступление из Дисны, мы могли стать сплошным заслоном.

Однако они почему-то медлили. Может, намеревались ударить все-таки с тыла, со стороны Германовичей? Попов снова повел дальнюю разведку. На этот раз ему не удалось дойти до Германовичей: в окрестных деревнях Осцевичи, Кухаренки, Шишки, Рунды, Медведево и других уже стояли хорошо укрепленные гарнизоны. Такая же концентрация вражеских сил наблюдалась в деревнях Белый Двор, Красовщина, Старый Погост. Разведка других отрядов доносила то же самое: в нашем тылу накапливаются подразделения карателей. Их цель, естественно, одна: блокировать, а затем разгромить нашу (имени В. И. Ленина), 4-ю Белорусскую, имени С. М. Короткина, 16-ю Смоленскую бригады и отдельные группы партизан, вышедших из Ушачского района.

3

31 мая на рассвете пошли в разведку под Дисну. Свою группу я повел по дороге. Со второй вдоль реки отправился Григорий Гусаков. Пока дошли до места, где высокая, вырывавшаяся на прогалину насыпь круто поворачивала в лес, хорошо развиднело. Утренняя прохлада бодрила. На душе было радостно оттого, что приятно давили на плечи лямки набитого боеприпасами вещевого мешка и что весело щебетали птицы. В луговой траве бойко желтели лютики, царственно красовалась медуница. Слева под деревьями голубели россыпи перелесок. Загляденье!

И только шагнули за поворот, как всю эту душевную радость и веселое буйство майской природы будто туча заслонила. Мы, как вкопанные, замерли на месте. Впереди на правой обочине дороги, прижавшись к лесу, стояла бронемашина. Своей окраской она сливалась с приземистым зеленым подлеском, и только желтые маскировочные разводы выдавали ее на сплошном изумрудном фоне.

Ну и дела! На рассвете – и уже тут? Выходит, наступление? Из бронемашины ударил пулемет. Пули пронеслись над головами. Мы упали на землю, открыли огонь. Но тут из-за броневика затрещали автоматы и пулеметы. Значит, машина прикрывала большую группу карателей. Худшее, о чем подумалось в первое мгновение, подтвердилось. Это, скорее всего, разведка перед началом наступления.

Под огнем мы отползли на противоположную сторону дороги, нырнули в кювет и начали отстреливаться. Но что могли сделать наши автоматы бронированной машине? К тому же у Володи Иванова, знал я, не было ни одного диска с бронебойными пулями. Сюда бы ПТР, но ружье в отряде.

Вдруг замечаю, как правее нас бросилась через дорогу группа гитлеровцев, да так неожиданно это произошло, что не успел нажать на спусковой крючок.

– Иванов, пулемет на бровку, смотри за правым флангом!

Володя подполз поближе, установил «дегтярь», припал к пулемету. Ждать пришлось недолго. Из противоположного кювета через насыпь снова бросились вражеские солдаты. В тот же миг длинно зарокотал пулемет. Двое или трое свалились на полотне, остальные все же проскочили в кювет. Затем перебегать дорогу стали по одному, по двое, некоторые ящерицами скользили по насыпи. Их нелегко взять даже опытному Иванову: пулеметные очереди из бронемашины буквально стригли траву на обочине. Слышно было, как она подошла поближе, правда, не на такое расстояние, чтобы можно забросать ее гранатами.

Через полдесятка минут стало ясно: наше положение более чем скверное. Скопившиеся на этой стороне дороги гитлеровцы вот-вот бросятся в атаку, а нам нельзя будет отойти. За спиной – без единого кустика прогалина.

Ко мне подполз Попов:

– Михаил, не пора ли дать тягу?

– Да, иначе…

Я не договорил. Огонь с правого фланга, из того самого кювета, где залегли мы, заставил сунуть лицо в траву.

По одному по-пластунски переползали на опушку леса. Сначала прикрывали друг друга, а затем один Володя Иванов отбивался из кювета, остальные вели огонь из-за толстых деревьев опушки. Теперь гитлеровцы были перед нами как на ладони, и уже наши очереди прижимали их в кювет.

Наконец-то и Володя потащил свой «дегтярь», оставляя после себя широкую полосу в густой траве. Мы открыли такой огонь, что враги отстреливались только потому, чтобы поднять больше шуму. Очереди их были вовсе неприцельны: то шуршали вверху, осыпая на нас ветки, то стригли траву на лужайке. Зато сильно мешал броневик. Он уже подполз к тому месту, где только что лежали мы, и стал поливать опушку свинцом. Пули срывали кору и, рикошетируя, страшно взвывали или глухо шлепали, впиваясь в толстые деревья.

Да-а, броневик – орешек не по нашим зубам, и Попов подал команду:

– Отходи!

Сделав небольшой круг, выбежали к тому месту, где оставили коновода, вскочили на лошадей и галопом помчались в отряд.

Командира нашли уже в траншее. Ранее нас в отряд прискакала группа Григория Гусакова. Помкомвзвода, услышав, что на дороге завязалась перестрелка, тут же с разведчиками вернулся в Шараги, доложил Макару Филимоновичу свои предположения. Боевое охранение тоже донесло о схватке. Поэтому весь отряд уже занял оборону. Бойцы при полном боевом сидели в траншеях и окопах на околице деревни.

Перед нашей обороной простиралась большая поляна, за ней начинался старый лес. Безусловно, для партизан позиция не из лучших, зато мы наглухо перекрывали основную дорогу, ведущую из гарнизона. Рядом в траншее были вырыты два окопа для расчетов самого грозного оружия – ПТР.

Разведчики с ходу заняли позиции вместе со всеми, а я и Попов уединились с Фидусовым.

– Вот и кончились наши каникулы, – задумчиво проговорил командир, когда мы подробно доложили о стычке. – Одно хорошо, успели получить боеприпасы.

Вскоре на опушку по лесной дороге выполз броневик, за ним осторожно двигалась фашистская цепь. Партизаны выждали, пока они вышли на голое место, и открыли шквальный огонь. Цепь бросилась наземь, уцелевшие тут же начали отползать. В это время ударили ПТР. Тимофей Гусаков, отличный бронебойщик, видно, неплохо угодил по машине. Она попятилась, задним ходом вошла в лес, огрызаясь пулеметным огнем. Правда, неприцельным, хотя наша оборона располагалась на открытом месте. Вскоре пулемет замолк, и броневик больше не появлялся на опушке.

Лишившись прикрытия, не пошли в атаку и гитлеровцы. Они залегли за деревьями и лишь изредка давали знать о себе короткими очередями. Фидусов, видимо, хотел дать команду выбить их оттуда, но вдалеке на дороге показались крытые машины. Наши пулеметы повели огонь, ударили винтовки. Машины остановились, из них сыпанули солдаты и скрылись в лесу. Значит, подкрепление.

Командир наш, как всегда, предусмотрителен. Может, опытный враг хитрит: здесь создаст видимость наступления, а часть своих сил бросит на фланги или к нам в тыл? Такое случалось не раз. Поэтому Макар Филимонович подозвал Попова и приказал:

– Снаряжай разведку. Одну группу – вдоль берега, вторую – левее дороги, по лесу.

Вдоль Дисны пошел со своими ребятами Григорий Гусаков. Он только что вернулся оттуда, ему лучше других известна прежняя обстановка. Левее дороги на лошадях отправились в поиск двое разведчиков с Яковом Елецким. Остальные сидели в обороне.

Долго скучать без дела не пришлось. Гитлеровцы, постепенно накопившись на опушке, вдруг устремились на передний край. Мы были начеку и такой открыли огонь, что они тут же откатились в лес. И все же каратели не успокоились, начали перестрелку. Она, однако, не отличалась особой интенсивностью: похоже, что враг ожидал нового подкрепления.

Так оно и оказалось на самом деле. Возвратившаяся первой группа Григория Гусакова доложила: со стороны реки неприятеля нет, зато с НП разведчики видели, что по дороге в нашу сторону двигались автомашины и большая колонна пехоты. Через некоторое время это же подтвердил и Яков Елецкий. Обрадовал он тем, что и левее дороги в лесу противник не обнаружен. На душе поспокойнело: враг не предпринял обходных маневров, следовательно, предстояло сражаться только по фронту. Но Макар Филимонович все же послал связного в штаб бригады: противник выступил из Дисны большими силами в сторону партизанской зоны – по дороге на Шараги – Николаево.

Фашисты и сейчас почему-то медленно накапливались на опушке, затем предприняли вялую атаку и отошли, стали окапываться вдоль кромки леса, изредка ведя огонь из пулеметов и минометов.

Вдруг из лесу выскочили три легких танка и устремились на нашу оборону. За ними бросилась и вражеская пехота. В ту же минуту в шквале пулеметно-автоматного огня прозвучали выстрелы ПТР. Танки сразу умерили пыл, попятились. Залегла, а затем начала отползать и пехота. Но до вечера враг не оставлял нас в покое: то обстреливал из орудий, то засыпал минами. Мы стойко держались, ожидая повторной атаки, но так и не дождались. Гитлеровцы прекратили огонь и отошли.

Темнело, когда снялись и мы, чтобы занять выгодные высотки на второй линии обороны.

4

Мы отошли за деревни Шараги, Николаево, Бушерово, Сыльманово, снова засели в траншею. В ту же ночь партизанская разведка встретилась с вражеской на левом берегу Дисны. Схватка была короткой: немцы скрылись в лесу, а мы отошли к своим. Нетрудно было сделать вывод – противник, потерпев неудачу на большаке, теперь искал слабые места на флангах.

Утром 1 июня гитлеровцы двинулись на линию нашей новой обороны. До 12 часов бригада сдерживала вражеский напор. Затем закипел бой слева от нас, на участке 4-й Белорусской бригады. Противнику удалось прорвать оборону и занять деревни Бондарцы, Мирончики, Копыльщину, Фролово, Жизово. Таким образом, наша бригада оказалась под угрозой полного окружения.

После полудня вся разведка пошла на связь с соседними бригадами. Как выяснилось, деревни Черепы, Синицы, Никитенки, а по шоссе Германовичи – Старый Погост также Белый Двор, Красовщина, Зеленки были уже заняты гитлеровцами. Теперь стало ясно, что наша бригада полностью окружена и прижата к непроходимому болоту Багна-Мох.

И все же теплилась надежда. Каратели только что заняли населенные пункты и, безусловно, как следует не укрепились. Значит, надо прорываться именно в эту ночь, завтра будет поздно.

Разведка, изматывая лошадей, прибыла под вечер в штаб отряда. Все были на месте: и Фидусов, и Щукин, и Семенов, и Галузо. Вместе с Поповым они тут же поехали к комбригу. А мы, наконец отпустив на волю взмыленных коней, завалились на траву возле штаба. Устали до смерти. Да и, откровенно говоря, настроение было неважным. Сказывалось напряжение последних недель: только что вели блокадные бои, понесли огромные потери при переправе через Ушачу, затем во время прорыва через железную дорогу, а тут предстоит выход из окружения.

К нам то и дело подходили партизаны, дотошно интересовались, как и что там впереди. Чтобы успокоить бойцов, я отвечал, что, дескать, ничего страшного нет, малость попали в окружение. Но мы-то действуем во вражеском тылу, значит, постоянно находимся в окружении. Теперь вот мы оказались в более плотном, но все же разведка нашла лазейку.

Многие не первый год в партизанах, привыкли к окружениям, частым блокадам. Их настроение передавалось новичкам. Поэтому на лицах бойцов не заметил растерянности.

Сам я был уверен, что в таких обстоятельствах главное – не пасть духом, сознавать, что всегда найдется выход из кажущегося безвыходного положения. Нет, это не красивые слова. В основе их – само наше партизанское житье-бытье. Не говорю громко – жизнь! Просто ежедневное житье-бытье. Мы – в тылу, значит, вокруг враг, а сегодня он – рядом.

Вот и сейчас разведчики с нетерпением ждали возвращения уехавших к Сакмаркину. Видимо, нам будет приказано идти в штурмовой группе, чтобы протаранить еще не устоявшуюся оборону врага. Пойдем первыми – под первые пули, под первые очереди, под первую ярость врага. В бою об этом не думаешь, а вот сейчас, когда, расслабившись, лежишь на щуплой лесной траве, раздумываешь о том, что такое идти на штурм.

Наконец возвратился Иван Попов. Казалось, разведчики уснули непробудным сном. Но тут будто по команде все сразу вскочили. И у всех в глазах один и тот же немой вопрос. Иван Митрофанович сразу же ответил на него:

– Прорываемся к большаку Германовичи – Старый Погост, а затем через насыпь – в лес. Там наше спасение.

Через полчаса уже шагали в штурмовой группе, в которую вошли разведчики всех отрядов и лучшие пулеметчики. Снова вещмешки наполнены патронами и гранатами, а пулеметчики тащат диски, набитые патронами с бронебойно-зажигательными пулями. Первым за группой прорыва шел отряд Константинова, затем – наш, за ним – два других.

Торопились, так как за короткую июньскую ночь надо было преодолеть километров около пятидесяти и выйти на шоссе Германовичи – Старый Погост. Каждый знал, что от темпа продвижения зависит его жизнь, жизнь всей бригады, поэтому шли торопливо-спорым шагом.

Нам удалось, не вступая в затяжной бой, а только ведя перестрелку, дойти до шоссе. Вздохнули полной грудью, когда взошли на насыпь: все опасное позади! Но только шагнули за противоположную обочину, как погрузились в болото, сначала по колено, затем по пояс. Рванулись вперед, а там вообще засасывает: ни человеку, ни тем более лошади не пройти. Мы растерялись, попятились назад, на насыпь. Стало ясно, что спасения на противоположной стороне шоссе нет.