Текст книги "Почувствуйте разницу"

Автор книги: Михаил Мишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Звездная академия

Вы еще ничего не знаете, а мне такое сообщили!

Мне сообщили, что я – академик.

Ну, образовалась такая Академия Сатиры, что ли, и Юмора. И вот я там, значит, академик.

Я скажу, я приободрился. Потому что сбылись мечты.

Всегда хотелось быть именно академиком. Белый халат, ермолка, домработница Дуся, слова типа "голубчик" и "мой юный друг". Такой академический академик, из кино пятидесятых. Сегодня-то академик – это плешивый тип в мятом костюме, который всю жизнь просидел в секретном бункете, изобрел дико секретную гадость, и получил за нее премию – настолько секретную, что сам о ней не знает.

Но неважно какой академик. Все равно звучит. Действительный член. Член-корреспондент. Лучше всего почетный член: чем меньше потенция, тем выше почести. Правда, ходят слухи, что среди академиков тоже есть жулики. Хотелось бы верить, но, может, и врут, установить невозможно.

Невозможно. В стране уже установился такой уровень вранья, что самые честные теперь здесь – это астрологи. У них, по крайней мере, логика. "Луна вошла в неблагоприятную фазу, так что пенсионерам в среду не следует рассчитывать на кефир". Проверить невозможно, оспорить невозможно. Луна, действительно, вошла, и кефира – нет… А что голова трещит – все претензии к Меркурию. Тебя же вчера ясно предупредили: "Меркурий вот-вот упрется в Козерога", а ты опять напился как свинья.

Да, на сегодня астрологические академики – самые надежные. У остальных – хоровая невнятица:

– Правительство надуло!..

– Парламент изоврался!..

– Пресса обнаглела!..

– Президент – проспал!..

Так ли, нет ли… Сердце-то верит. Ну для ума конкретных фактов нет, а какие есть, в уме не помещаются.

Конечно, на этом фоне астрология – точнейшая, приятнейшая наука. К тому же, в отличие от прочих, они изящно излагают. "Россия три года будет лететь над пропастью, но затем Юпитер сместится, и мы приземлимся на мягкое место, и бурно возродим духовность".

Верю! Тем более, прогноз подтверждают иностранцы, что для местных академиков – главное.

– Ваши соображения о ситуации в России, сэр?

– О! Россия – большое будущее, но, конечно, большие ресурсы, но, конечно, сердечные люди, но, конечно, в моей гостинице "пять звезд" очень воруют.

Сэр – лопух. Его поселили в номере с удобствами и сказали, что это все "пять звезд", и он поверил. Уж сколько лет сэры никак не врубятся, что у нас один настоящий отель "пять звезд" – это Кремль. Где, кстати, у постояльцев не воруют. Там, обычно, наоборот…

…А вот астрологи – молодцы. У них четко: Юпитер сместится, Марс уйдет наискосок, и начнется расцвет птицеводства. С яичницей буквально чуть подождать – планеты уже зашевелились… Нет-нет, у них солидно. Шапочка, кисточка, а главное, все время какое-то разнообразие, интересно следить.

"У Близнецов с утра возможны выгодные сделки".

"Рыб и Скорпионов ожидает неприятный секс от двух до пяти". То есть, возможны варианты, что привлекает. Потому что все остальные бубнят одно и то же. Все статьи, передачи и выступления начинаются фразой: "В то трудное время в которое мы живем…" О чем бы ни говорили. О коксовой батарее – "В это трудное время…", о конкурсе скрипачей – "В это сложное время…", о пользе презервативов – "В это мрачное время…"

Можно подумать, у них будет другое время. И другая жизнь.

Заявляю, как академик академикам: не будет!

Ни времени другого, ни места, ни друзей поумнее, ни врагов поблагороднее. И женщин других не будет – более отвечающих нашим высоким запросам: чтоб готовила, получала в валюте и была развратной девственницей… И шуток поостроумнее не дождетесь, и шутников повеселее…

Да, эта звездная академия тоже может врать. Даже наверняка. Это только сами звезды не врут. Но пока их честный свет доползет сюда, мы уже сместимся отсюда… А пока мы с тобой еще тут крутимся в созвездии под названием "Здесь и сейчас". Ну, да, тускловатое; ну, не центр галактики. Но – наше. До нас его не было, после – не будет. Это для нас, академиков, главное. Остальное семечки.

Проникнись – и померцай остальным по-хорошему. Ну, ладно, не всем но лично мне мигни разок.

В знак того, что не зря тут клокотала моя академическая мысль.

Полигон

Пристали: почему ты ни слова о Чечне? Остальные уже доложились, некоторые уже по два раза. Тебя что, такая трагедия не потрясает?!

Не потрясает. Потрясение есть острое изумление. Нету изумления. Комедия бы изумила. А трагедия… Что значит – таких не было? Ты-то почем знаешь? Тут же степень трагизма традиционно измеряется числом покойников. А число неизвестно, потому что засекречено. Что значит, от кого? От тех, кто еще не покойник, чтоб не суетился раньше очереди… Хотя просочилось: по закрытым данным живых в стране пока еще больше. То есть, успех операции налицо. Уж такова наша традиция: успех – неизбежен. Рухнул дом – успех снаряда. Устоял – успех кирпича.

Вообще, Чечня – это когда сбрендивший врач пытается лечить психа, возомнившего себя психиатром. При этом окружающие удивлены результатами лечения и обижаются на вранье персонала. До хрипоты: "Нам же врут же! Это как же! Это нам же!.." И действительно: за всю родную историю тут никогда не врал никто и вдруг…

Нет, если что и потрясает, так не факт вранья, а качество. Истинно марочное вранье: без малейшей примеси логики – даже лживой. На фоне этой пенистой враки очень убедительно звучит словосочетание "права человека".

– Какие права?! Какого человека? Где этот человек?

– Вон он!

– Где?

– Да вон лежит, босой!

– Это не тот! Этого уже опознали, сейчас будут запаивать… А тот где? Тут комиссия по его правам приехала…

– Вон он! Вон вскочил, побежал! Жмуриком прикидывался! Не видишь? Глянь через прицел! Эх, ушел, гад, в подвал юркнул!..

Вот из-за таких юркающих комиссия не может определиться – то ли прав человека вовсе нет, то ли они есть, но их попрали. А которых права попрали, не участвуя в дискуссии сидят в подвале, ждут, когда их закидают гранатами.

Как – во имя чего?! Да целый же комплекс! Во-первых, ихние права, во-вторых, вообще законность, особенно чтоб нефть не сосал кому не положено… Такой узел – головная боль. А тут еще в коридоре эта мамаша убивается, мешает решать вопросы… Мы вместе с ней, конечно, скорбим… Всеми комитетами… Надо с максимальной теплотой… В смысле, чтоб в собесе на нее потише орать… А ей тоже поскромней надо быть, она у нас не одна – это он у нее один был… А на его танке не было тогда той брони, ты пойми! Потому что постоянно же нападки на армию! Но тут мы уже поправили – уже лично отдан строжайший приказ: броню чтоб со всех сторон немедленно-моментально! И об исполнении чтоб сейчас же!..

Яволь, ваше благородие. Броню за три дня – теперь, а не за три месяца – до того! Браво. Прямо-таки слепящий стратегический гений! Но я бы дальше пошел. Я, ваше благородие, так полагаю: не на орехи играем! На карте целостность и, как ее, легитимность! И не вонять, как разные вонючки, а проявить ответственность – упредить развал федерации! Для чего по всем субъектам этой проклятой федерации нанести точечные атомные удары! Хирургические. С целью пресечь формирования и расщепляющиеся наркотики, после чего восстановить детсады на облученных территориях!..

…Одна комиссия, вторая комиссия… То им фактов мало, то им факты не те… Уже говорил, повторяю специально для комиссионеров: факты в наших пенатах значения не имеют. Здесь факты всегда врут, а вот ощущения никогда. А ощущение одно: из всех вариантов власть безошибочно выбирает наихудший. Как бы это народу с властью договориться – чего б они не решили, народ четко исполняет – но на сто восемьдесят градусов. Уж давно бы ворвались в коммунизм, или в рай, что даже проще…

Милый дом. Отчий край. Вечерний звон.

Полигон бракованных вариантов. Чего ж ты хочешь добиться от нас, Господи? Узнать сколько еще продержится тут венец творения?

На пределе уже, Господи. Темная пустота уже свищет в пробоинах наших душ. Видно, забыл Ты навесить на нас дополнительную броню. Так поторопись, если Ты все-таки есть. И если хочешь сберечь любимых чад – хотя бы часть! – для новых богоугодных свершений…

И тут – как в скверном триллере – звонок: "Включи телевизор, Листьева убили!.."

Влад Листьев теперь.

Теперь – без Влада.

Опять заголосят: "трагедия"! Опять – "будут брошены все силы". Опять один в печати потребует, другой с трибуны провизжит… Тот персонально заверит… Этот возьмет под личный контроль…

Включи свой телевизор, Господи.

V Мой Бродвей

Про переводы

Переводить я начал, потому что захотелось.

Я вообще люблю заниматься как бы не своим делом. "Как бы" – потому что точно не известно – может, именно дело, которое считаешь своим – не твое.

В переводе мне интересны и задача, и процесс. Снять одежду чужого языка с безъязыкого смысла и одеть его в платье родной речи – чтобы не топорщилось, и не сидело как с чужого плеча.

Дилетанту нужен глаз профи. Чтоб оценил честно, но не топтал самолюбия. Мне повезло – у меня был Леша Михалев. Кто читает книги, знает Михалева по литературным переводам – ну, скажем, Стейнбека и Джеймса Джонса. Остальные знают по голосу – Леша был одним из лучших синхронистов страны, он озвучил несметное число кинокартин для видео. При этом его коньком были комедии – тут он не знал себе равных. Рука с трудом пишет "знал", "был" – недавно и неожиданно Леша ушел от нас, не отметив своего пятидесятилетия…

…Я дилетант осторожный – берусь только за то, с чем, думаю, смогу справиться. Но, как принято вздыхать, судить читателю.

Вздыхаю. Вещественные доказательства – предъявлены.

Гарсон Кэйнин Новорожденная

Комедия в трех действиях

Американец Гарсон Кэйнин написал кучу пьес и киносценариев. Однако ни одна из них не имела столь долгого и шумного успеха как «Новорожденная» («Born yesterday»). За нее Кэйнина наградили престижной премией памяти С. Говарда, а наиболее отважные критики даже назвали эту комедию американским «Пигмалионом». По пьесе был снят фильм (1950), где роль Билли исполнила Джуди Холидэй, получившая за нее «Оскара», а недавно (1993) в Голливуде создана еще одна киноверсия «Новорожденной» с Мелани Гриффит в главной роли. Как ни странно, коллизии этой американской комедии, премьера которой состоялась в Нью-Йоркском театре «Лицеум» в 1946 году, вызывают кое-какие ассоциации с чертами нынешней российской дейстительности. Хотя, чего тут странного…

Действующие лица:

Билли Доун– 30 лет, бывшая танцовщица варьете. На редкость хороша собой и на редкость невежественна.

Гарри Брок– 40 лет, миллионер, похожий на миллионера: крепкий, крупный, пышущий энергией. Здоров как бык – это сказано о нем.

Пол Веролл– 30–35 лет, журналист. Симпатичен, несколько насторожен. Склонен воспринимать окружающий мир чересчур серьезно. Впрочем, обладает достаточной самоиронией, чтобы сознавать это. Носит очки.

Эдвард Диври– 55–60 лет, адвокат. В молодости подавал большие надежды. Надежды – в прошлом, а в настоящем – единственный клиент, Гарри Брок. И единственное пристрастие – шотландский виски.

Норвал Хэджес– 55–60 лет, сенатор. Путем долгой тренировки выработал на лице выражение государственной озабоченности.

Энни Хэджес– без возраста, супруга сенатора. Весьма уязвлена сознанием того, что одна до конца понимает степень государственной озабоченности супруга.

Эдди Брок– 30–35 лет, кузен Гарри. То ли ординарец, то ли адъютант, то ли денщик своего кузена. Скорее, и то, и другое, и третье.

Администратор гостиницы, горничные, коридорные, парикмахер, маникюрша, чистильщик обуви, официант.

Действие первое

Все действие происходит в лучшей гостинице Вашингтона, в двухэтажном люксе, который представляет собой дикий гибрид избытка роскоши и недостатка вкуса.

В центре – широкая винтовая лестница, ведущая на круглую балконную площадку, где стоит громадная круглая оттоманка. За оттоманкой – двери двух спален. Внизу слева – богато украшенный камин, возле которого на железной подставке лежит несколько поленьев. По обе стороны камина стоят два пуфика. На каминной доске – старинная ваза. Над камином – большое зеркало в массивной бронзовой оправе. Над зеркалом и по бокам от него бронзовые бра. Сразу за камином дверь, ведущая в подсобные помещения. При необходимости она может оставаться открытой. Правее двери, "лицом" к зрителю – большая шведская горка в стиле "модерн". В глубине сцены, несколько правее центра – входная дверь, открывающаяся внутрь. Слева и справа от нее стулья с высокими спинками. Справа от винтовой лестницы пол образует возвышение в виде платформы высотой около тридцати пяти сантиметров и шириной полтора метра. Она тянется через правую часть сцены и, изгибаясь внутрь помещения оканчивается двумя ступеньками.

Непосредственно пред платформой, "лицом" к зрителю стоит книжный шкаф, полки его пусты. За шкафом – невидимая для зрителя полка для шляп. Рядом со шкафом – большие старинные напольные часы.

Вся правая стена номера – это огромное обзорное окно террасы, на которую с платформы можно пройти через створчатые двери. Окно богато драпировано бархатом и шелком. Вдали за окном можно видеть здание Капитолия. Справа от книжного шкафа стоит огибаемый платформой полукруглый диван. Перед диваном – круглый столик. Ближе к зрителю еще один большой диван, справа от него – тумбочка, а перед ним – журнальный столик.

Слева, напротив камина – круглый резной столик, возле которого кресло и два стула, на столике – массивный под старину телефонный аппарат.

Занавес поднимается.

Администратор гостиницы и руководимые им горничные заканчивают уборку номера. Старинные часы начинают бить девять часов. Администратор смотрит на свои часы. По взмаху его руки горничные исчезают. Администратор направляется к входной двери. При девятом ударе распахивает ее. В дверях возникают Гарри Брок, Билли, Эдди и двое коридорных, нагруженные немыслимым количеством чемоданов, баулов и саквояжей. На Броке пальто из верблюжей шерсти и шляпа. На Билли – норковая шубка, в руках она держит вторую шубку, коробку конфет и пачку иллюстрированных журналов. У Эдди в руках ящик с бутылками и средних размеров мешок.

А д м и н и с т р а т о р. Добро пожаловать, господа! Мистер Брок! Миссис Брок!.. Рад приветствовать вас в нашем отеле. Прошу вас!

Все проходят в номер.

Наш лучший номер… Для самых почетных гостей… Абсолютный покой, уникальный комфорт! (Демонстрирует, словно экскурсовод.) Камин… Книжный шкаф… Часы… Настоящий ампир. Здесь все подлинное, все дышит историей… Обратите внимание, сэр, легендарный диван… На нем скончался внук президента Джексона. Очень удобный…

Б и л л и. А спать-то где?

А д м и н и с т р а т о р. Спальные комнаты наверху, мадам. (Появившейся горничной.) Проводите.

Билли, сопровождаемая горничной, поднимается по лестнице. Коридорные с вещами следуют за ними.

А здесь – терраса. Прекрасная панорама. Капитолий, сэр…

На Брока номер явно производит впечатление, но он силится не показать этого. Билли, горничная и коридорные скрываются в спальне.

Б р о к. Ладно, сойдет. (Проходит к дивану, отдает Эдди пальто и шляпу.)

Г о л о с Б и л л и (вопль восторга). Гарри! Тут такая койка – целый ипподром!

А д м и н и с т р а т о р. Кажется, миссис Брок довольна спальными комнатами.

Б р о к. Никакая она тебе не миссис Брок.

А д м и н и с т р а т о р (поперхнувшись). Понимаю, сэр.

Б р о к. А понимаешь, так нечего болтать. (Садится на диван, сбрасывает с ног туфли.) На свете только одна миссис Брок – моя мать. Да и та померла.

А д м и н и с т р а т о р (скорбно). Понимаю, сэр.

Б р о к (Эдди, который расставляет бутылки из ящика на горке). Эдди, разберись с ним.

Эдди развязывает мешок, вытаскивает из него толстую пачку денег. Смотрит на Брока, как бы устанавливая, сколько нужно дать, отсчитывает несколько бумажек, сует администратору.

А д м и н и с т р а т о р (Эдди). Благодарю. (Броку.) То есть, благодарю вас, сэр. Огромное спасибо.

Тут же возникают горничные и коридорные, тоже получают чаевые, уходят.

Б р о к. Ладно, теперь так. Ты всей обслуге скажи, чтоб все было по высшему классу. Скажи, насчет чаевых у меня не заржавеет, но чтоб без дела тут никто не болтался. А если мне чего надо, так чтоб все по– быстрому. Я ждать не люблю, ты понял?

А д м и н и с т р а т о р. Мистер Брок, уверяю вас, все будет так, как вы хотите.

Б р о к. Ну ладно, дуй.

А д м и н и с т р а т о р. Еще раз огромное спасибо, сэр. (Низко кланяясь, уходит.)

Б р о к (кричит). Билли!

Звонок в дверь.

Б и л л и (появляясь на балконе). Чего тебе?

Б р о к. Неплохо, а? (Встает, обводит взглядом номер.)

Б и л л и (обходя круглую оттоманку, без восторга). Нормально.

Эдди идет открывать.

Б р о к (уязвленно). "Нормально"!.. Да ты знаешь, сколько я за этот номер плачу?

Б и л л и. Да знаю, знаю. Сто раз говорил уже. (Томно покачивая бедрами, скрывается в спальне.)

Брок снова садится на диван, распускает галстук. Эдди открывает дверь. Входит Диври, он слегка навеселе.

Д и в р и. Приветствую тебя, мой юный друг.

Э д д и. Привет.

Д и в р и (бросив шляпу и портель на стул возле двери, проходит в комнату). Столица счастлива лицезреть вас, господа.

Б р о к. Ты что, уже под газом?

Д и в р и. Не "уже", а все еще.

Б р о к. Ну-ну! А время идет, и дело – ни с места.

Д и в р и (дурашливо). Не надо нервы, белый господин. Старый охотник стрелять наверняка.

Б р о к. Ты толком говори – там хоть что-то сдвинулось или нет?

Д и в р и. Все будет как надо. Хотя это обойдется немного дороже, чем мы думали.

Б р о к. Дороже? Это насколько же?

Д и в р и. Да ерунда. Ты, главное, не нервничай.

Б р о к. Спасибо за совет! "Не нервничай!" Все твои советы дерьма не стоят!

Д и в р и (подумав). Я бы не сказал. Мы можем пустить это по статье "Накладные расходы". (Как бы диктуя.) Пункт первый: взятка. Восемьдесят тысяч долларов.

Б р о к (возмущенно). Восемьдесят?!

Звонит телефон. Эдди направляется к аппарату.

Д и в р и. А что особенного?

Б р о к. Это называется "немного дороже"?

Д и в р и. Но меньше чем на пятьдесят мы и не рассчитывали.

Э д д и (в трубку). Говорите.

Б р о к. Больно легко ты моими деньгами швыряешься!

Э д д и. Да… А кто его просит? Минуту. (Диври.) Тебя. Какой-то Веролл.

Д и в р и. А, очень хорошо. (Берет трубку.)

Эдди, взяв пальто и шляпу Брока и свой саквояж, выходит через служебную дверь.

Алло, это ты, Пол? Привет. Спасибо, прекрасно. А как ты? Все борешься за идеалы?.. (Смеется ответу.) Да-да, конечно. Чем раньше, тем лучше… Давай. Мы тебя ждем. (Кладет трубку.)

Б р о к. Это кто звонил?

Д и в р и. Пол Веролл. Я тебе про него говорил.

Б р о к. А я не помню!

Д и в р и. Он журналист. Пишет статьи в "Нью Рипаблик". Хочет сейчас прийти и взять у тебя интервью.

Б р о к. Не буду я болтать ни с какими писаками. Я сейчас буду бриться.

Д и в р и. А я думаю, тебе надо с ним побеседовать.

Б р о к. Это что, очень важно?

Д и в р и. Это очень нужно.

Б р о к. На черта?

Д и в р и. Этот парень – один из немногих, кто способен кое-что разнюхать. Лучше иметь его на своей стороне.

Б р о к (зовет). Эдди!

Д и в р и. А как Билли? Где она?

Б р о к. Нормально. Наверху.

Входит Эдди.

Позвони, пусть пришлют парикмахера.

Э д д и. Сейчас. (Идет к телефону.)

Д и в р и. Послушай, Гарри…

Б р о к. Чего еще?

Э д д и (в трубку). Парикмахерскую.

Д и в р и. Пускай Билли оденется элегантно, но поскромнее, чем обычно. Сенатор сюда приедет не один, а с женой. Ты ей скажи.

Б р о к. Сам пойди и скажи. Не беременный – по ступенькам подняться.

Э д д и (в трубку). Это от Гарри Брока говорят. Нам парикмахер нужен… Да, прямо сейчас. И маникюрша…

Б р о к. И чистильщик!

Э д д и. И еще чистильщик… Да. И поживей там. (Вешает трубку.) Сейчас будут.

Д и в р и (закурив). Эдди, ты будешь спасать мою жизнь или нет?

Э д д и. Тебе как – с водой или с соком?

Д и в р и. Мне абсолютно чистый.

Э д д и. Чистый так чистый.

Б р о к. А насчет Билли ты не волнуйся. Если она чего и умеет, так это одеваться. Знаешь, во сколько мне влетают ее тряпки?

Д и в р и. Тряпки – это детали. Меня другое больше беспокоит.

Б р о к. Что?

Д и в р и. Чего ради ты ее сюда с собой притащил?

Б р о к. Так ведь неизвестно, сколько я здесь проторчу. (Засучивает рукава сорочки.) А что тут такого?

Д и в р и. А то, что в этом городе ничего не скроешь. Могут пойти сплетни.

Б р о к. Я любому сплетнику язык выдерну.

Д и в р и. Давай. И прямиком из этого люкса попадешь в другой, где тебя давно ждут не дождутся.

Эдди приносит выпивку Диври и себе.

Б р о к. Да вообще – о чем речь?

Д и в р и. Ты отлично понимаешь, о чем речь. (Эдди.) Спасибо, дорогой.

Эдди направляется к служебной двери, пьет на ходу, выходит.

Я тебе так скажу, Гарри. Ты, в принципе, мог бы стать одним из тех, кто управляет этой страной. Даже больше – одним из тех, кто управляет теми, кто ей управляет. Для этого нужна энергия. Ее у тебя полно. Для этого нужны деньги. Их у тебя куча. Но к несчастью для этого еще требуются здравый смысл и даже некоторый интеллект.

Долгая пауза. Диври спокойно потягивает из бокала.

Брок неожиданно сникает.

И сто тысяч в год ты мне платишь именно за это.

Возвращается Эдди с бутылками минеральной воды, рассставляет их на горке.

Б р о к. Ну, чего ты так раскипятился?

Д и в р и. И не думал. Просто пытаюсь разъяснить тебе свою роль.

Б р о к. Но орать-то незачем.

Д и в р и. Полностью согласен.

Б р о к (вставая). Прямо можно подумать, я черт те что сделал.

Д и в р и (деловито). Сейчас придет Веролл. Ты с ним подружелюбнее. И поделикатнее. Не корчи из себя… В общем, как с девицей, которую хочешь охмурить.

Б р о к (озадаченно). Погоди-ка…

Звонок в дверь. Эдди идет открывать.

Д и в р и. Я вас с ним оставлю вдвоем, так будет лучше. А я пока с Билли поболтаю. (Жестом отослав Эдди, сам открывает входную дверь.) Привет, Пол!

П о л (входя). Добрый вечер. (Рукопожатие.)

Д и в р и. Проходи, проходи. Знакомьтесь. Гарри Брок. Пол Веролл.

П о л (слегка кланяясь). Очень приятно, сэр.

Б р о к (обмениваясь с Полом рукопожатием). Привет, привет. (С любопытством разглядывая гостя.) Ты извини, я без пиджака. Собрался бриться.

Д и в р и. Господа, надеюсь, вы меня извините. (Поднимается по лестнице.)

Б р о к. Извиним, извиним. (Полу). Садись. Что будешь пить? (Пол присаживается у журнального столика.)

П о л. Пожалуй, виски, если у вас найдется…

Б р о к (хмыкнув). "Если найдется"! Это у меня-то! (Кричит.) Эдди! (Полу.) Ты еще не понял, куда попал.

Эдди входит из служебной двери.

Ты где болтаешься?

Э д д и. Да я здесь…

Б р о к. Так вот здесь и пасись! Налей человеку виски! (Полу.) Тебе как, с содой?

П о л. С водой.

Э д д и. С водой, так с водой. (Броку.) А тебе, небось, имбирного?

Б р о к. Точно. (Полу.) Всегда угадывает, чего мне охота. Он у меня столько лет работает – даже и не помню. К тому ж он мой двоюродный брат. В общем, знает меня лучше, чем я сам. (Эдди.) Верно я говорю?

Э д д и (разливая выпивку, польщенно). Что верно, то верно.

П о л. Так, может быть, мне тогда лучше взять интервью у Эдди?

Б р о к (изумлен самой идеей). А тебе палец в рот не клади. Молодец. (Поставив ногу на стул, наклоняется к Полу.) Ну, и в каком же виде ты меня выставишь? Обсахаришь или с дерьмом смешаешь?

П о л. Да что вы…

Б р о к. Нет, я должен понимать твою линию. Тогда ясно будет, как с тобой говорить.

П о л. А никакой линии. Факты. Ничего кроме фактов.

Б р о к. Понятно. Значит, с дерьмом. (Хохочет, уверенный в своем неотразимом обаянии.)

П о л. Ну, зачем вы так… (Эдди, который принес выпивку.) Спасибо.

Б р о к. Да ты не тушуйся, все нормально. Пиши, что хочешь. Вообще-то я с тобой беседую, только потому что Диври попросил. (Эдди приносит сигары, сигареты, спички.) А что делать? Платить человеку сто кусков в год за его советы, а потом его не слушать? Я ж буду полный идиот, верно?

Э д д и (меланхолично). Что верно, то верно.

Б р о к (орет на него). А ты рот закрой!.. (Полу.) Диври хочет, чтоб тут про меня в газетах побольше писали. (Достает из шкатулки сигару.)

П о л. Он прав. У нас, в Вашингтоне, освещение в прессе имеет большое значение.

Б р о к. Ох, боже ты мой! "У нас в Вашингтоне"!.. Да мне без разницы. Я везде разберусь. Возьми-ка лучше сигару.

П о л (взяв сигару, разглядывает). Благодарю. Угощу кого-нибудь из конгрессменов. (Прячет сигару в карман.)

Б р о к. Кубинские. Пять долларов штука.

П о л. О! Тогда лучше кого-нибудь из сенаторов.

Б р о к (соображая что-то). Ну да, сенаторы. Вы же их тут все считаете самыми важными птицами.

П о л. А вы не считаете?

Б р о к. Я-то? Я тебе скажу. Для меня сенатор – это чудак, который за все про все имеет двести зеленых в неделю. И не больше. Ты меня понял? (Пол усмехается, вынимает блокнот, что-то записывает. Брок, закуривает.) Ты чего там строчишь?

П о л. Записал вашу шутку.

Б р о к. Понравилось?

П о л. Высший класс.

Б р о к. А может, мне, и правда, заделаться комиком и выступать в этих радиошоу?

П о л. Вполне.

Б р о к. Спорим, я бы их там всех уделал.

П о л. И спорить нечего.

Эдди с бутылкой минеральной воды поднимается в спальню Брока. Брок сидит, развалясь на диване. Видно, что Пол ему нравится, и собой он тоже доволен.

Б р о к. Ну, друг, давай, чего же ты хочешь узнать?

П о л (внезапно). Сколько у вас денег?

Б р о к (ошарашенно). Что-о?

П о л (поднявшись с места). Сколько у вас денег?

Б р о к. Не знаю, не считал. Я ж не бухгалтер.

П о л. Значит, не знаете.

Б р о к. Точно – не знаю.

П о л. Миллионов сто?

Б р о к. Ей-богу не знаю.

П о л. Может, десять?

Б р о к. Может и десять.

П о л. Но уж миллион-то есть?

Б р о к. Пожалуй, побольше.

П о л. Насколько?

Б р о к (отрубая). Намного.

П о л. Ну ладно, пусть будет так.

Б р о к. Да сколько ни есть, я все своим горбом заработал. Даром мне никто ничего не давал.

П о л. Ну ясно, обычный честный заработок.

Б р о к (вставая). Так. Значит, все-таки решил взять меня в работу, да?

П о л. Я? Да что вы.

Б р о к. Ну-ну, давай. Мне даже нравится.

П о л. Вы не так поняли…

Б р о к. Давай-давай. Врежь по мне как следует. Думаешь, ты первый? Да я уже со счета сбился.

П о л. Да почему вы решили…

Б р о к. Давай, говорю! Можешь меня под орех разделать. Распиши, какой я жуткий мерзавец и мошенник. Очень меня обяжешь.

П о л. Послушайте…

Б р о к. Только учти, чем страшней напишешь, тем меня больше бояться будут. Так что навредить ты мне не можешь. Мне от тебя либо польза, либо ни хрена. Ты вот лучше еще выпей. (Жестом показывая Эдди, чтобы тот налил Полу.)

П о л. Спасибо, мне, пожалуй хватит.

Эдди ставит бокал на место.

Б р о к (Эдди). Делай, что я тебе говорю! Забыл, кто деньги платит? (Провожая взглядом Эдди, который с бокалом торопливо направляется к горке.) Дома-то он меня по утрам сам бреет. У нас там настоящее парикмахерское кресло стоит. (Эдди.) Верно я говорю?

Э д д и. Что верно, то верно.

Б р о к (возвращаясь к дивану). Ну, так что дальше? Ты ж вроде как берешь у меня интервью.

П о л (после паузы). Откуда вы родом?

Б р о к. Я из Плэйнфилда. Нью-Джерси. Работать начал с двенадцати лет. А знаешь, как я начинал? Разносчиком газет.

Эдди приносит бокал, ставит на столик перед Полом.

А чтоб получить это место, пришлось заплатить одному мальчишке – пинком под зад.

П о л (делая записи). И с тех пор вот так и работаете?

Б р о к (не заметив насмешки). Ну да, с тех пор. А хочешь, расскажу, как я начал подниматься в своем бизнесе? Я ведь двадцать пять лет только одним делом занимаюсь.

П о л. Это я знаю, ваш бизнесс – металл.

Б р о к. Нет, не металл! А металлолом. Утиль, ясно?

П о л. Ясно.

Б р о к. И ты там давай не приукрашивай. Я – утильщик, и я этого слова не стыжусь, понятно?

П о л. Понятно.

Б р о к. Вообще, мой тебе совет: не пытайся выпачкать трубочиста, ты понял?

П о л. Вы сказали, что начали с продажи газет?

Б р о к. Как сказал, так и есть. Развозил газеты на маленькой такой тележке. А когда возвращался домой, по дороге собирал в нее всякие железки. Да я не один, все ребята собирали. Только они-то эти железки себе оставляли, а я нет. Я их утильщику продавал, и получал семь, а то восемь долларов в неделю, ты понял? А с газет-то я имел всего три. Ну я сразу и усек – где настоящий бизнес. Так что скоро у меня за неделю набиралось уже пятнацать-двадцать зеленых. И тут парень, которому я все это сдавал, предложил быть у него помощником – еще за десять долларов. Редкий был раззява! Да еще и глухой. Так ни разу и не догадался, что я ему его собственный утиль со склада подсовываю!

П о л. Каким же это образом?

Б р о к (вспоминая с удовольствием). Да очень просто! Ночью подкатываю тележку к складу, пролезаю под забором, вытаскиваю, гружу на тележку и отваливаю. А утром везу это к нему и снова продаю!

П о л. И это в двенадцать лет!

Б р о к. Ты что, это позже. Это в двенадцать с половиной.

П о л. И вскоре у вас был уже собственный склад!

Б р о к. Точно, сперва один, потом другой. Ну и пошло…

П о л. Во время последней войны ваш бизнес процветал. Железного лома хватало, верно?

Б р о к. Да уж глупо было бы жаловаться.

П о л. Но теперь, как я понимаю, вас беспокоят некоторые симптомы эскалации негативных тенденций?

Б р о к (насупившись). Ты нормально говори.

Звонок в дверь. Эдди идет открывать.

П о л. Есть ли у вас уверенность, что ваш бизнес и впредь будет идти успешно?

Б р о к. А мы поможем ему идти успешно.

П о л (быстро). Мы? Кто это – мы?

Б р о к (после секундного замешательства). Мы – это я… Кто ж еще?

П о л. Ну да, правда, кто же еще…

Эдди открывает дверь. Входят парикмахер, маникюрша и чистильщик обуви.

П а р и к м а х е р. Добрый вечер, сэр. Вы давали заказ?

Б р о к. Давал, давал. (Снимает сорочку, остается в шелковой майке.)

П о л. Я, пожалуй, пойду.

Парикмахер и миникюрша начинают раскладывать свои инструменты.

Б р о к. Сиди. Сиди, говорю. Ты мне симпатичен, ей-богу. Будешь правильно себя вести, останешься доволен. Ты меня понял?

Эдди уносит сорочку Брока наверх. Парикмахер приступает к работе – надевает на волосы Брока сетку.

П о л. Думаю, что да.

Б р о к (парикмахеру). Один раз, аккуратно. И без болтовни. (Маникюрше.) Только слегка отполировать и все. У меня маникюр каждый день. (Садится в кресло.)

М а н и к ю р ш а. Хорошо, сэр.

Чистильщик со щеткой в руке собирается было приступить к работе, но с недоумением обнаруживает, что на ногах Брока нет туфель.

Б р о к (с нетерпеливым движением). Поищи, они где-то тут…

Чистильщик обнаруживает туфли на полу возле дивана, и устроившись на нижней ступеньке лестницы, приступает к работе.

(Полу.) Ну, давай, поехали дальше. Они мешать не будут.

П о л. Хотелось бы узнать, какова цель вашего приезда в Вашингтон?

Б р о к (добродушно). А не твое собачье дело.

П о л. Очень даже мое.

Б р о к. Это почему?

П о л. Потому что вы очень заметная фигура, мистер Брок.