Текст книги "Никарагуа. Hora cero"

Автор книги: Михаил Колесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

В группе Евгений Колтун вёл себя «тихо». «Тройкой» обсудили все спорные вопросы: о питании, о дежурстве, о работе по субботам. Но Рябов их решения проигнорировал.

23 февраля женщины дома под руководством Татьяны Фёдоровны неожиданно устроили мужчинам «приём». Много пили и… даже пели. Сергей неожиданно исполнил «а капелла» свою любимую со студенческих лет песню Окуджавы «Последний троллейбус», чем привёл присутствовавших «в стопор».

В пятницу после посещения посольства Кольцов с Орловым заехали на машине Петухова к нему в гости. Выпили по коктейлю и чашечке кофе, взяли у него фотографии и кое–какую литературу АПН.

В Гондурасе начались военные манёвры «Pino Negro» («Чёрная сосна») с участием военных США. В Никарагуа оппозиция требует президентских выборов в 1984 году. Бои продолжаются на северной границе и на Атлантическом побережье, сообщают о 73 убитых «контрас». В Никарагуа упал с моста грузовик, вёзший студентов Леона на уборку хлопка, погибло 4 человека. Архиепископ Манагуа Обандо–и–Браво вылетел в Рим с целью отговорить папу от посещения Никарагуа.

«La Prensa» отметила 50‑ю годовщину прихода Гитлера к власти в Германии и сообщила, что в Афганистане освобождены из плена 12 советских «советника» и выданы изуродованные трупы 4‑х.

Март. Папа Римский и Карл Маркс

В посольстве прошло очередное партсобрание, на котором Чукавин критиковал «общественные организации» за бездеятельность. Кольцов заметил, что Виктор Петрович пользовался информацией по ГКЭС, которую он получил от него. Вообще он уже понимал, что существовало определённое соперничество между «миссиями» посольства, представлявшими различные союзные ведомства, которое обострилось со сменой руководства в Москве.

В Манагуа на площади «19 июля» состоялся траурный митинг, посвящённый ребятам из университетского батальона «30–62», погибшим в бою против «контрас» на севере страны. На митинге выступил Байардо Арсе, говоривший жёстко, но неопределённо. Много эмоций, мало мыслей! Но 16 гробов, накрытых знамёнами Сандинистского Фронта, говорили сами за себя…

Итак, наконец, 4 марта в Манагуа прилетел папа римский Иоанн Павел II. (бывший польский кардинал Войтыла)

За всей церемонией обитатели дома «Болонья» наблюдали по телевизору.

В аэропорту папу встречали все руководители Сандинистского Фронта – 9 «командантес», а также архиепископ Манагуа Мигель Обандо–и–Браво. Даниэль Ортега и Иоанн Павел II обменялись короткими приветственными речами. Затем папа отбыл на вертолёте в Леон. Здесь на открытом поле перед зданием медицинского факультета университета он выступил с речью о необходимости религиозного воспитания молодёжи. Присутствовавший народ принимал его с энтузиазмом. После этого папа посетил Кафедральный собор и вернулся в Манагуа. В Президентском дворце прошла официальная встреча папы с руководством страны.

На площади «19 июля» народ ждал папу с 12-ти часов. Собралось несколько десятков тысяч людей. Наконец, прибывший на своём стеклянном и бронированном «папамобиле» Иоанн Павел II, после исполнения (по радиотрансляции) религиозных гимнов, начал свою проповедь… с призыва к защите священников и единства церкви. Это можно было понять в контексте происходивших событий в стране. Католическая церковь в Никарагуа заняла откровенно антисандинистскую позицию. Лишь отдельные священники, – Карденаль (министр культуры), Д’Эското (министр иностранных дел) и другие, – были на стороне революционного правительства. За это никарагуанский архиепископ требовал отлучения их от церкви. Папа явно выразил свою позицию на стороне иерархов церкви. Его призыв к новому «крестовому походу» против «врагов» церкви прозвучал достаточно понятно.

С крыши дома «Болонья» было хорошо видно и слышно, что происходило на площади Революции.

Народ быстро понял, что папа призывал к «примирению» с «контрас» и поддерживал оппозицию. Тогда народ зашумел. Из толпы стали раздаваться возгласы: «Мы хотим мира!», «Власть народу!», «Родина или смерть!». Наконец гимн Сандинистского Фронта, подхваченный многотысячной толпой, заглушил радиотрансляцию последних слов папы. Разгневанный «непониманием» папа вынужден был срочно покинуть трибуну в плотном кольце полутора десятков церковных иерархов в белых сутанах. Это было сделать нелегко и папе буквально пришлось прорываться к своему «папамобилю». Руководители Фронта остались на трибуне. Трудно себе представить, что они чувствовали, так как многие из них были глубоко верующими католиками. Папа, по сути, предал их анафеме.

Однако в аэропорту папа был препровождён со всеми государственными почестями. Он вылетел в Коста – Рику, затем посетит Панаму.

На следующий день после визита папы римского в Манагуа, вечером в «Болонью» приехал чилиец Луис Салазар вместе с уругвайкой Сильвией и Хуаном Гаэтано и забрал Кольцовых к итальянцам, которые жили за городом, по дороге на «Крусеро». Там уже был эквадорец Пако Фьерро. Расположились во дворе дома, вокруг деревянного стола под ветвями большого старого дерева. На железной решётке, положенной на камни, в которых тлел костёр, жарили мясо «по–чилийски», которое приправлялось итальянскими специями и никарагуанской «зеленью». Всё это запивалось ромом со льдом. Вокруг была звёздная ночь и тишина. Все были возбуждены вчерашними событиями на площади Революции, где они присутствовали. Спорили жарко. Все считали себя «марксистами», но к религии, а значит к папе римскому, относились по–разному. Все были единодушны в том, что папа выступил провокационно, фактически поддержав оппозицию церкви и «контрас» как равноправные политические силы. Но мнения расходились в том, каковы будут последствия этого события. Всё–таки в католической Латинской Америке влияние Рима значительно. И с этим вынуждены считаться политические и государственные руководители. Кольцов рассказал, как решили этот вопрос большевики после Октябрьской революции, и напомнил, как умно «нейтрализовал» католическую церковь Фидель Кастро на Кубе.

Домой Кольцовых отвёз Пако. Ночью у Сергея вновь болело сердце.

В понедельник Кольцов присутствовал в университете на лекции о Карле Марксе доктора Александра Серрано, молодого (лет 35-ти) посла во Франции. Оказалось, что он – автор той рукописи «Философия и кризис», которую Сергей рецензировал по просьбе Хуана Гаэтано. Лекция произвела приятное впечатление, хотя она была прочитана в «еврокоммунистическом» духе и опиралась на идеи «праксиса» и «одного Маркса». Вечером Серрано выступил по телевиденью.

В Никарагуа началась 100-дневная кампания, посвящённая столетию со дня смерти Карла Маркса. Команданте Виктор Тирадо объявил, что Сандинистский Фронт будет опираться на марксизм–ленинизм, как на теоретическую основу построения нового общества. Даже священники–министры заявили, что они – тоже «марксисты». В преддверии 100-летия со дня смерти Карла Маркса газета «Nuevo Diario» начала печатать статьи о марксизме.

«Международный женский день» начался с утреннего визита в «Болонью» Ивана Петухова и Хуана Гаэтано. Каждая женщина дома получила по две корзины цветов. Вечером Петухов приехал с супругой. Затем подъехали Луис, Хуан и Альфонсо (знакомый кубинец из «Планетария»). Женщины развернулись, стол был накрыт богато. Сидели долго. Говорили много, в основном о визите папы. Однако не всем обитателям дома это было интересно. Так что вскоре с гостями остались только Кольцов и Орлов. Гости разъехались поздно.

На другой день Кольцов заехал в CNES, по просьбе Эрвина, который хотел обсудить с ним проект «преобразования» идеологической комиссии. Неожиданно туда нагрянул Чукавин к доктору Арагону (сменившему доктора Флореса) по поводу стипендии ЮНЕСКО. Он рассказал Сергею, что теперь Рябов «переводит стрелки» с Колтуна на Векслера. Так что, похоже, «Великий комбинатор» проиграл в этой партии.

Вечером Кольцов присутствовал в никарагуанском Союзе журналистов, где Петухов проводил «Круглый стол» в связи со 2‑й годовщиной XXVI съезда КПСС. Выступали Орлов, Хуан Гаэтано, Густаво Тальма, Мигель Мурильо (из экономической школы). В заключение выступил советский посол. Сергей находился рядом с ним, на случай «консультации», и отвечал на вопросы. Присутствовали журналисты «Радио Сандино», телевидения, корреспонденты всех газет. Всё прошло хорошо, включая «коктейль». Посол остался доволен. После этого вся кампания, без посла, отправилась к Петухову, где долго говорили (и пили) об университетском руководстве и о визите папы.

Иоанн Павел II продолжает своё турне по Центральной Америке. Сальвадорская радиостанция сообщила о раскрытом в стране «заговоре» с целью убийства папы римского во время его визита в страну. В Гондурасе он говорил о правах женщин. В Гватемале – о чём говорил, пока не известно. В Гондурасе сообщили о расстреле захваченных партизан. Сандинистский Фронт выступил в печати с разъяснением по поводу визита папы в Никарагуа. Общий тон – разочарование. Радио сообщило, что погиб команданте Санчес, который утонул, пытаясь спасти детей.

«La Prensa» пишет о боях в Кабуле и о нападении на советское посольство и районы, где живут советские специалисты.

Между тем в Манагуа стали исчезать из продажи мясо, молочные продукты и лекарства.

Среда оказалась для Кольцова сумасшедшим днём. Утром он заехал в посольство, чтобы забрать фотоматериалы по Карлу Марксу для выставки. Но наскочил на посла, который пригласил его к себе в кабинет для беседы о подготовке лекции о Карле Марксе. Лекция нужна была срочно. Поэтому ему был придан в помощь секретарь посольства Ермак, который забрал его к себе домой «на обед», где они быстро выполнили задание. Потом он отвёз Сергея в университет.

Ночью Сергей почувствовал боли в районе почек. Так как это было впервые, он не придал этому значения.

Утром Кольцов отправился в университет. Оттуда его вызвали в посольство на заседание «партактива» в связи с празднованием столетия со дня смерти К. Маркса. Посольское руководство была застигнуто предстоящим врасплох, так как впервые столкнулось с латиноамериканской (испанской) традицией отмечать юбилеи Великих людей не по дням рождения, а по дням смерти. Во время заседания с Сергеем случился новый приступ. Он вынужден был выйти из помещения, но деваться ему было некуда. Он прилёг на диване в коридоре, где его и нашёл встревоженный Векслер. Он же срочно отвёз его домой.

Но дома Кольцову стало совсем плохо. Он вынужден был позвонить Рябову и попросить вызвать посольского врача. Юрий Васильевич Гастев, с которым Сергей был знаком, приехал часам к 10-ти очень недовольный тем, что его побеспокоили. В его обязанности не входило предоставление медицинской помощи «специалистам», к тому же по специальности он был… педиатром. Он предположил, что это – почечные колики и отвёз на своей машине Сергея в военный госпиталь, который находился недалеко от их дома. На этом он счёл свой врачебный долг исполненным и отбыл домой. Сергей долго лежал в коридоре на каталке, на которой его привезли, испытывая страшные боли в пояснице. Но на его призывы никто из проходивших мимо врачей и медсестёр не обращал внимания. Наконец, где–то в полночь, ему сделали обезболивающий укол и поставили капельницу. Всю ночь его рвало. Это было ужасно. Под утро боль утихла. Понимая, что здесь никому не нужен, он встал и покинул госпиталь.

Два дня Сергей провалялся в постели. Лида проявила полное равнодушие. Её всегда раздражало, если у него появлялись проблемы со здоровьем. Однако соседи по дому проявили сочувствие и пытались помочь. Приехали Франсиско – Серхио и Норма, привезли несколько кокосов, молоко которых помогает при почечных приступах. Начальство здоровьем Сергея не интересовалось…

В понедельник утром, измученный двумя бессонными сутками, Кольцов с трудом дошёл до военного госпиталя и добился приёма у врача по имени Урбан. Молодой человек принял его довольно вежливо, но ничего вразумительного сказать не смог и посоветовал сделать рентген. Но, видя состояние Сергея, позвонил из кабинета доктору Гастеву в посольство и сообщил о необходимости его госпитализации. Пока Кольцов добрался до дома, Гастев созвонился с Рябовым, тот дал машину и во второй половине дня Кольцова увезли в советский военный госпиталь, который находился недалеко от города Чинандега (в 80 км. от Манагуа) на северной границе с Гондурасом (где шли бои). К счастью Кольцова в ГКЭС оказался начальник госпиталя Кисаев, который и сопровождал его. По началу Сергея приняли хорошо. Вероятно, начальник решил, что он требует «особого внимания». Но вскоре его перевели из удобной палаты с кондиционером в обычную душную палату, в которой он оказался рядом с Чеславом, попавшим сюда несколько дней назад из–за проблем с печенью.

Вокруг госпиталя – только леса и горы. В десятке километров возвышалась огромная гора действующего вулкана, над которым постоянно дымилось серо–грязное облако. Госпиталь представлял собой полтора десятка больших и малых армейских палаток, огороженных одним рядом редкой колючей проволоки. В таких же палатках жил и медперсонал, человек двадцать врачей и медсестёр. В единственном небольшом одноэтажном здании располагались «приёмный покой», кабинеты «начмеда» и главного врача, а также две двухместных палаты для «своих». Остальные «кабинеты» и «лаборатории» размещались в палатках. Низ палаток всегда был поднят, так как это была единственная вентиляция в 40-градусную жару. Всё оборудование: железные кровати, алюминиевая посуда и прочее, – конечно, были советские. На постельном белье и гарнизонной «мебели» сохранились даже печати Подольского военного госпиталя. Контингент пациентов – раненные в приграничных боях никарагуанцы. В основном – молодые ребята из провинции. Ранения, главным образом, не тяжёлые, так как здесь не было условий для проведения сложных операций. Мальчишки были счастливы, что попали в такие «курортные» условия, где их лечат, кормят и заботятся о них.

Каждое утро у стен «главного» корпуса выстраивалась очередь людей, прибывших за медицинской помощью. Обычно они приходили пешком из отдалённых горных посёлков («ферм»), иногда добираясь несколько дней. Приходили целыми семьями, чаще всего из–за детей. Взрослые никарагуанцы, особенно мужчины, не привыкли обращаться к врачам, и были уверены, что они здоровы. Но когда всё–таки соглашались на медицинский осмотр, то у них обнаруживался целый «букет» заболеваний. Им всем оказывалась необходимая медицинская помощь и к концу дня очередь рассеивалась. Но ночью приходили новые, и так каждый день.

Днём лагерь был открыт. Никакой военной охраны. По ночам к «караулу» по очереди привлекался весь советский персонал, в распоряжении которого находился лишь один «калашников». Но пользы от него не было никакой, так как открывать огонь было запрещено при «любых» обстоятельствах (в лагере раненные). Да, и в Чинандеге, где находился никарагуанский гарнизон, за 15 километров эти выстрелы не услышали бы. Был ещё пистолет у начальника госпиталя, как он шутил, чтобы «застрелиться». В лагере были лишь один старенький грузовичок для «хозяйственных» нужд и открытый американский «джип», на котором начальник выезжал в Манагуа «по вызову» начальства.

Однако медперсонал относился ко всему этому спокойно. Все – военные «добровольцы», (хотя одеты «по–гражданке»), побывавшие в Анголе и Эфиопии. Мало, кто из них знал действительное положение в стране, о том, что в нескольких десятках километрах от них идут тяжёлые бои и для отрядов «контрас» пройти этот короткий путь от границы понадобится лишь пару часов. Никто не владел испанским в такой степени, чтобы слушать радио или читать газеты, которых здесь и не было. У некоторых были маломощные советские «транзисторы», по которым слушали лишь музыку. Телевизор был только в кабинете начальника, да он вряд ли им пользовался. Кормление было «армейское» (своя полевая кухня), по советским нормам с местной спецификой. Дисциплина – гарнизонная, с утренним «построением» и вечерней «поверкой». Сергею, выросшему в военных гарнизонах, забавно было наблюдать такие «построения» в разноцветных лёгких платьях, майках и шортах. Выход за пределы лагеря для персонала был запрещён. Да, и выходить было некуда, так как на километры вокруг никакого человеческого жилья. Единственное место для «прогулок» – на расстоянии двухсот метров от ограждения в поросшем кустарником овражке располагалась лачуга–лавочка, сооружённая из досок под навесом. Здесь можно было купить сигареты и выпить холодного пива или «коку». Изредка один–два раза в месяц кое–кого (по очереди) начальник сам вывозил «за покупками» в Чинандегу. Рядовой персонал ни разу не был в Манагуа. Но большой «наличностью» медики не располагали, получая здесь зарплату в «чеках» Внешторгбанка. Через несколько месяцев состав госпиталя будет заменён, а эти улетят, так и не увидев страну, в которой пробыли год.

По вечерам делать было совершенно нечего. С закатом солнца палатки погружались в кромешную тьму. Электричество имелось только в «большом доме». Медперсонал по ночам пил и… занимался «любовью». Дважды на открытой площадке «крутили» кино (раненные смотрели прямо со своих кроватей). Кольцов посмотрел новый советский боевик «Пираты XX века». Днём читал взятую в «библиотеке» книжку «От советского информбюро, 1943–1945», очерки знаменитых советских писателей и журналистов военных лет. Это оказалось очень актуально, когда знаешь, что настоящая (а не «киношная») война идёт в нескольких километрах от тебя (иногда по ночам издалека была слышна канонада). Давно Кольцов не держал в руках книги на русском языке. Вообще у него было ощущение того, что он оказался в отпуске на несколько дней на родине.

Кольцов попал в руки врача Анатолия Эдуардовича и двух медсестёр Любы и Нины, которые отнеслись к нему со вниманием и сочувствием. Но и они помочь ему практически не могли. Ни анализы, ни рентген диагноза Гастева не подтвердили. Но после «капельницы» приступы больше не возобновлялись, и Сергей пил таблетки и отдыхал.

Однажды их с Чеславом навестили Лида и Татьяна, явившись в весёлом настроении с огромным арбузом в руках. Лида, с помощью жены Чеслава, прошла в университетской клинике Леона курс лечения зубов.

Кольцов покинул госпиталь без сожаления. Надоело безделье. До Манагуа его подбросил на своей машине опять начальник госпиталя. По дороге они заскочили к «компаньеро Алехандро» в «Яму», место нахождения советских военных советников, о которых Кольцов даже не подозревал, встречая, время от времени, этих людей в посольстве, и хорошо зная «товарища» Алехандро. Официально в Никарагуа советских военных советников не было. Вместо них были – кубинские и чилийские.

Встреча дома прошла спокойно. Будто он никуда и не уезжал. Вечером заехал Векслер.

На следующее утро Кольцов выехал со всеми на работу. Но делать было нечего, так как Химена, сменившая Франсиско – Серхио на посту заведующего секцией философии, за этого время ничего не сделала. После работы Сергей вместе с Колтуном заехали к Рябову и выслушали указания о «повышении бдительности», так как за это время (после визита папы римского) военная обстановка в стране обострилась. Об этом шёл разговор и с приехавшим вечером Луисом, заверившим Сергея, что в случае «необходимости» он может обеспечить ему «канал безопасности Социнтерна», и предложившим ему свой пистолет. От пистолета Сергей отказался, но понимал, что положение действительно становилось сложным.

Он просмотрел газеты и впервые за неделю послушал новости по радио и телевиденью. За неделю ситуация в стране обострилась.

Из газет: 13 марта на улице, где стоит дом «Болонья», а в начале её находится католический собор, прошла большая демонстрация под лозунгами «Да здравствует католическая Никарагуа!». Команданте Виктор Тирадо выступил в театре «Рубен Дарио» с речью по поводу 100-летия со дня смерти Карла Маркса: «все народы придут к социализму», – заявил он. 18‑го числа состоялась Национальная Ассамблея («парламент»), а затем совещание Военной хунты (совета) и правительства с Народным революционным фронтом (FPR), – объединением политических партий, поддерживающих сандинистов. В связи с обострившейся военной ситуацией в стране сандинистская «Баррикада» опубликовала имена и портреты руководителей контрреволюционного Национально–демократического фронта (FDN) и начальника генштаба прорвавшейся через границу армии «контрас». Пока сообщается о численности в 1200 «контрас», ведущих бои с января месяца (уже потеряли 300 убитых) и действующих в провинциях Новая Сеговия, Матагальпа и Чинандега (это в нескольких километрах от военного госпиталя). В провинции Матагальпа «сомосовцы» напали на крестьянский хутор и убили французского врача вместе с несколькими крестьянами. Виктор Тиноко сделал заявление в ООН в связи с угрожающим Никарагуа военным вторжением и предложил президенту Гондураса встретиться с Даниэлем Ортегой в «третьей стране». В ответ министр иностранных дел Гондураса Пас Бермини обвинил Никарагуа в «засилии интернационалистов». Совет Безопасности ООН призвал Гондурас и Никарагуа к «диалогу». Дональд Рейган заявил, что в Никарагуа идёт «гражданская война».

В Москве Даниэль Ортега встретился с Ю. В. Андроповым и затем вернулся в Никарагуа через Кубу, где состоялся разговор с Фиделем.

В телевизионных «нотисьерос» сообщили, что командующий партизанскими силами в Сальвадоре Алехандро Монтенегро оказался «предателем» (?).

Между тем в Никарагуа началось празднование «Святой недели» (SEMANA SANTA). Ничто и никто не работал. Преподаватели сидели дома, предаваясь безделью.

Перед этим, Кольцов и Орлов, работая в CNES над редактированием «документа Эрвина», через Сильвию получили приглашение от президента Совета доктора Кастильо на обед. Все четверо на машине Кастильо отправились в роскошный ресторан «Gaucho’s». Кольцов наслаждался «камаронес» с пивом и слушал, не вмешиваясь, разговор Кастильо с Орловым, который пытался объяснить собеседнику–юристу основные принципы устройства советского государства.