Текст книги "Никарагуа. Hora cero"
Автор книги: Михаил Колесов
Жанр:
Роман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Михаил Колесов
НИКАРАГУА. HORA CERO
Роман–хроника
Колесов Михаил Семёнович – доктор философских наук, профессор, публицист. С 1994 года публиковался в журнале «Брега Тавриды» (г. Симферополь) и в периодической печати Крыма. В 2006 г. вышла его книга «Россия и Крым на рубеже двух эпох. Публицистика». Член Союза русских, украинских и белорусских писателей Крыма, член Международного сообщества писательских союзов (г. Москва). Начал писать прозу с 2003 г. Его рассказы и повесть были опубликованы в альманахах «Литературный Севастополь», журнале «Склянка часу» (г. Канев), и в других литературных сборниках. За книгу «Меньшиковский дворец» (Севастополь, 2008) ему присуждена поощрительная премия им. Л. Н. Толстого.
ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Со времён испанского завоевания судьба Никарагуа, одной из стран Центральной Америки, была отмечена её географическим положением между Атлантическим и Тихим океанами, которое пробудило стремление создать канал между ними. В 1821 году бывшие испанские колонии Центральной Америки сформировали Королевство Гватемалы, а затем провозгласили Центральноамериканскую Федеральную Республику. Вслед за этим последовала гражданская война, закончившаяся тем, что провинции вновь распались, и образовали самостоятельные республики: Сальвадор, Гватемала, Гондурас, Никарагуа.
В Никарагуа ещё в своё время испанцы построили два города: Гранаду на берегу Большого озера («Никарагуа»), из которого через реку Сан Хуан был выход в Атлантический океан, и Леон, где был построен порт на Тихом океане. Сельское хозяйство развивалось только на Тихоокеанском побережье. В сельве Атлантического побережья обитали индейские племена «мискитос», которые имели в определённое время своё «королевство» под протекторатом Великобритании.
В 1848 году в Северной Америке (Калифорнии) было открыто золото, а путь на «Дикий Запад» лежал через пустыню, контролируемую американскими индейцами, либо морем вокруг Южной Америки через мыс Горн. В 1849 году «коммодор» Корнелиус Вандербилт создал кампанию по переправке грузов и людей через территорию Никарагуа с Атлантического побережья на Тихоокеанское (водой и сушей), заработав миллионы долларов. В 1954 г. произошло вторжение в Никарагуа небольшого вооружённого отряда американского авантюриста Вильяма Уолкера, который провозгласил себя Президентом страны. В стране вспыхнула гражданская война за политическое лидерство между Консервативной партией гранадцев и Либеральной партией леонцев. В 1857 г. Уолкер был изгнан и вернулся «национальным героем» в США (впоследствии был схвачен в Гондурасе и расстрелян).
В Никарагуа власть оказалась у Консервативной партии (землевладельцев и скотоводов). В 1893 г. в Никарагуа «консерваторов» сменили «либералы» (партия владельцев кофейных и банановых плантаций). Американская кампания «United Fruit Company» превратилась в главного экспортёра бананов из страны. В Центральноамериканском регионе произошла «долларовая революция», инвестиционная интервенция США, в результате которой возникли «банановые республики». В Никарагуа на 16 лет установилась диктатура генерала Хосе Сантоса Зелайи. В это время США отторгли от Колумбии её северную территорию (Панама), причиной этого стало появление проекта строительства канала через узкий перешеек. В 1912 году в Никарагуа была предпринята попытка вооружённого свержения американского ставленника – президента Адольфа Диаса, что дало повод для высадки американской морской пехоты. Поднявший мятеж генерал Зеледон был расстрелян. Консервативное правительство, поддержанное США, просуществовало до 1926 года. Трактат «Чаморро – Брайана» передавал США права на строительство канала и предоставлял им территорию для двух военно–морских баз. В октябре 1925 г. Чаморро (министр иностранных дел Никарагуа) осуществил государственный переворот и стал президентом страны. «Либералы» инициировали восстание на Атлантическом побережье. США вынуждены были пойти на переговоры, в результате которых Чаморро передал власть своему вице–президенту Диасу Сакасе. Но «Конституционная война» под командованием генерала Монкады продолжалась. Это послужило поводом для новой высадки в стране североамериканских морских пехотинцев. После этого начались переговоры между соперниками при посредничестве США, результатом которых был подписан договор (фактически – капитуляция «либералов») под обещание президентского поста на будущих «выборах» для генерала Монкады, который издал приказ о разоружении своей «армии».
Единственным «генералом» из его подчинённых, который отказался подписать «капитуляцию», оказался Аугусто Сезарь Сандино. Во главе своей «Армии Защиты Национальной Независимости Никарагуа» он выступил против оккупантской морской пехоты США и ушёл в горы. В объявленном «Манифесте» от 1 июля 1927 года Сандино заявлял о своей готовности продолжить либеральную революцию: «Перед Родиной и перед Историей клянусь, что моя сабля защитит национальное достоинство и даст освобождение угнетённым». «Я желаю свободной Родины или умереть». К началу 30‑х годов его Армия насчитывала уже до 6 тысяч человек и успешно вела партизанскую войну против подразделений североамериканской морской пехоты, опираясь на широкую поддержку населения. Имя Сандино стало известно по всей Латинской Америке. Он называл себя «сыном Боливара». Во Франции писатель Анри Барбюс публично приветствовал Сандино как «генерала свободных людей». К 1931–1932 гг. Сандинистская армия контролировала большую часть территории страны. Между тем на очередных президентских выборах в 1932 г. победил лидер Либеральной партии Хуан Баутиста Сакаса. США начали вывод своей морской пехоты из страны. После этого Сандино выразил своё согласие на переговоры с Президентом Сакасой. Договор о мире был подписан в Президентском дворце 2 февраля 1933 года, и армия Сандино приступила к сдаче оружия. После этого начались аресты, убийства и преследования сандинистов со стороны Национальной гвардии (созданной США). Ночью 21 февраля 1934 года Сандино был убит гвардейцами в городе Манагуа сразу же после переговоров с Президентом Сакасой. Позже были расстреляны все его «генералы» и 300 крестьян созданного им кооператива. Но Сандино добился своей цели: североамериканская морская пехота навсегда покинула Никарагуа. В 1936 году Командующий Национальной гвардии Анастасио Сомоса совершил государственный переворот и находился у власти до 1956 г., когда был публично застрелен молодым поэтом Ригоберто Лопесом Пересом. Его сменил сын – Анастасио Сомоса–младший. Имя Сандино было под запретом до победы революции 1979 года.
В 1958 г. партизанское движение на Кубе всколыхнуло политический процесс в Никарагуа. Позднее команданте Томас Борхе напишет: «Победа вооружённой борьбы на Кубе разбудила энтузиазм никарагуанского народа и стимулировала борьбу против тирании». В июле 1959 г. партизанский отряд сандинистского ветерана Рамона Раудалеса напал на гарнизон «Эль Чапаррал». 23 июня 1961 года в Гондурасе четырьмя молодыми никарагуанцами (С. Майорга, К. Фонсека, Т. Борхе и С. Лопес), прибывшими с Кубы, был создан Фронт Национального Освобождения (с 1963 г. FSLN) и в 1962 г. – его первый вооружённый отряд (50 человек). В середине 1963 года отряд перешёл границу в Никарагуа и обосновался в горах на севере страны между реками Коко и Бокай. Томас Борхе позднее (1983 г.) скажет: «Без авангарда революционный потенциал не смог превратиться в мощный кулак, способный разрушить сомосовскую диктатуру». Появление СФНО – «это историческое событие означало народную альтернативу, противопоставленную буржуазной реформистской альтернативе в борьбе против сомосизма». В конце октября отряд был обнаружен гвардией и уничтожен. В 1966 году возобновилась организационная работа по подготовке вооружённого сопротивления. В 1966–1967 гг. «партизаны» (главным образом, студенческая молодёжь) начали действовать в горной зоне Панкасан, где провели несколько военных операций с большими потерями. В конце концов, отряд был окружён и уничтожен, погибли почти все руководители Сандинистского движения (кроме тяжело раненного Карлоса Фонсеки). Позже Томас Борхе записал: «Панкасан означал… конец фокистских пережитков». Здесь речь идёт о теории «фокизма» (foco – «очаг») Эрнесто Че Гевары. 15 июля 1969 г. в Манагуа. Национальной гвардией при поддержке самолётов были атакованы два городских квартала Манагуа (где, как предполагалось, скрывались «партизаны»). Тогда погибли Хулио Буитраго (руководитель городской «герильи») и два других студенческих лидера. В 1969 г. «генеральным секретарём» СФНО стал Карлос Фонсека Амадор. В тюрьме Сан – Хосе (1969 г.) он дал интервью корреспонденту: «Мы хотим социалистического государства в стиле Никарагуа. …По пути Че Гевары и Аугусто Сезаря Сандино». Карлос Фонсека считал: «Современная история демонстрирует, что марксистские принципы являются компасом наиболее решительных защитников униженных, оскорбляемых, порабощённых человеческих существ». 1975–1976 гг. – период военных неудач партизанского движения, гибели Карлоса Фонсеки, раскол СФНО (на три течения). Затем – объединение и совместное выступления в 1977 г. В октябре 1978 г. пять городов страны были охвачены восстаниями, жестоко подавленными режимом. В мае 1979 вспыхнуло новое восстание (начавшись в г. Масайя). 19 июля 1979 г., после двухмесячных кровопролитных боёв (погибло 50 тысяч человек), диктатор Анастасио Сомоса бежал из страны. Сандинистские отряды вступили в Манагуа. Национальная гвардия была распущена. Оппозиционными режиму диктатуры политическими партиями был создан Демократический фронт Никарагуа, сформировавший временную «Хунту» (правительство), в которую наряду с некоторыми Сандинистскими руководителями вошли представители политических партий. «Координатором» временного правительства был назначен «сандинист» Даниэль Ортега Сааведра. Позднее Демократический фронт распался, из правительства вышли некоторые руководители «правых» партий. Стала формироваться антисандинистская политическая «оппозиция» с активным участием иерархов католической церкви.
Руководство СФНО возглавили девять «командатес», представлявших три направления его программы: Томас Борхе, братья Даниэль и Умберто Ортега Сааведра, Байярдо Арсе Кастаньо, Хайме Вилок Роман, Луис Каррион, Виктор Тирадо, Карлос Нуньес Тейес, Генри Руис Германес, – которые также заняли важные государственные посты.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Июнь. МанагуаВосемнадцатичасовой перелёт прошёл спокойно. Ту‑154 вылетел из Москвы в 23.45. В Шенноне были в 4 часа ночи. Однако жизнь в зале аэропорта кипела многолюдьем. Здесь пересекались многие трансатлантические рейсы. Вместе с Сергеем Кольцовым летела его жена Лида, а также семейная пара Нистрюков с двумя маленькими детьми из Кишинёва и Виктор Васильевич Векслер, (из Одессы), с которым Сергей познакомился в министерстве. Векслер возвращался из отпуска. Он провёл короткую экскурсию по аэровокзалу Шеннона. Показал женщинам магазины Duty free, а потом угостил мужчин «портером». Он объяснил, что это своеобразная традиция. Чёрное пиво Сергею понравилось. Пролёт над Атлантикой прошёл без острых ощущений. В аэропорту Гаваны, куда они прибыли ранним утром по местному времени, несмотря на прошедшие четырнадцать лет, как он покинул этот аэропорт, мысль о том, что в нескольких километрах отсюда находится любимый город его юности, «защемило» сердце…
В Манагуа их встречал Колтун Евгений Григорьевич, которого Векслер представил как «старшего группы». Колтун, лет сорока пяти, по виду был похож на типичного председателя захудалого колхоза. Такой же невзрачный и суетливый. Рядом с ним стоял никарагуанец, который оказался начальником отдела иностранных связей университета Абелем Гараче. После завершения короткого представления они разместились в небольшом микроавтобусе. Векслер уехал на машине Гараче, пообещав навестить их вечером.
Микроавтобус, за рулём которого сидел молодой никарагуанец по имени Хосе, пересёк столицу страны Манагуа. Из его окон Кольцов заметил только то, что город состоит из одно–двухэтажных домов вдоль улиц, вьющихся лентами вокруг заросших травой и кустарником пустырей. Выехав за город, автобус направился по горному серпантину. Чем выше поднималась дорога, тем ниже опускались тучи. Собственно, это были даже не тучи, а сплошной накрывающий горы неподвижный полог.
Наконец, они въехали в открытые ворота окружённого забором–сеткой городка. Справа увидели двухэтажный дом за высокой каменной стеной, под навесом стоял вооружённый автоматом солдат.
– Это «Белая вилла», – произнёс Колтун. – До революции здесь располагался гарнизон охраны городка. Сейчас в ней живут наши лётчики. Вы с ними потом познакомитесь.
Тем временем автобус, петляя по асфальтированной дороге, подъехал к одноэтажному коттеджу, стоявшему на небольшом холме. У дверей дома росло одинокое дерево, похожее на пальму.
– Папайя, – предупредил вопрос Колтун. – Выгружайтесь! Здесь вы будете жить.
На каменных ступеньках, ведущих к двери, сидел никарагуанец в военной форме, совсем мальчишка лет шестнадцати, с «калашниковым» на коленях. При их приближении он поднялся и отошёл молча в сторону.
Из дома вышли молодые юноша и девушка. Было ясно, что это – «свои».
– Чеслав, – представился симпатичный парень, подойдя к машине и подхватив чемоданы Нистрюков. – Добро пожаловать!
– Наташа, – улыбнулась девушка и потрепала по головам растерявшихся детей. – Мы вам очень рады.
Колтун уехал на автобусе, предупредив, что вскоре «зайдёт».
Когда все вошли в дом, то оказались в большом холле. Напротив входа находились большие раздвижные стеклянные двери, через которые была видна постриженная зеленная лужайка, огороженная металлической сеткой, и на ней… детские качели (как оказалось, привезённые накануне). Слева – деревянная стойка «бара», за ним в небольшое квадратное окно в стене просматривалась часть кухни с холодильником. Слева от стойки в углу располагался большой деревянный стол чёрного дерева, вокруг которого стояло несколько стульев с резными спинками. Справа от стойки шёл короткий коридор, ведущий в три комнаты–спальни. Одна небольшая комната (вероятно, для прислуги) находилась с правой стороны от входа. В этой комнате жила Наташа. Комната, в которую провели Кольцовых, оказалась достаточна просторной, хотя почти всё её пространство занимала двуспальная кровать, точнее – большой поролоновый матрас на деревянной основе без спинок. Никакой другой мебели не было. В одну из стен был встроен шкаф для одежды и белья. Но сейчас он был пуст, постельное бельё завезти не успели. Окно было прикрыто деревянными жалюзи. Застеклённая дверь выходила на дворовую лужайку. Сопровождавший Кольцовых Чеслав тут же предупредил:
– Эту дверь, пожалуйста, пока не открывайте. Я потом объясню.
Побросав на кровать вещи и наскоро переодевшись, Кольцовы вышли в холл.
Через некоторое время за столом собрались обитатели дома. Чеслав и Наташа приготовили скромный обед. Они оказались «русистами», преподавателями русского языка, приехавшими сюда пару месяцев назад. Чеслав был из Москвы. Он уже побывал на Кубе. Наташа – из Воронежа. За границей впервые, так что, похоже, Чеслав её опекал. За бутылкой привезённой «Московской» и местной закуской ребята коротко ввели приехавших в курс дела.
– Посёлок называется «Планетарий», – рассказал Чеслав, – так как участки, на которых стоят дома, носят названия планет. Так, например, их дом называется Villa Luna, или сокращённо VL, и имеет номер 14. Посёлок находится в 18 км. от города. Здесь до революции располагался городок офицеров Генштаба сомосовской армии (Национальной гвардии»). Вокруг никакого жилья. Только горы и джунгли. Раньше это было удобно, так как посёлок усиленно охранялся. Сейчас охрана только в «Белой вилле». У их дома охранник появился два дня назад, после того, как в горах была слышна перестрелка. Но в случае «неприятностей» сообщить в город может оказаться невозможным, так как телефонная связь постоянно прерывается.
В городке в двух домах жили пять советских преподавателей, приехавших ранее. Из разных городов Советского Союза. Двое с жёнами. Остальные – «холостяки», как Чеслав, жена которого, тоже «русист», должна была подъехать позже. Средний возраст – тридцать лет, кто–то старше, кто–то моложе. Только Колтун и Векслер приближаются к пятидесяти. Кроме них и Чеслава остальные за границей впервые и испанским владеют слабо.
Вскоре появились две женщины–никарагуанки, которые привезли на автобусе продукты и под руководством Чеслава приступили к подготовке ужина. Но оказалось, что в доме нет в нужном количестве кухонной и столовой посуды. Чеслав сбегал за ней в соседний дом.
Кольцов вышел покурить на «крыльцо», где по–прежнему сидел в меланхолии никарагуанский мальчишка с автоматом. Сергей решил с ним познакомиться.
Мальчишку звали Хуан. Ему оказалось семнадцать лет. Он – «милиcиано», т. е. не военный, а «доброволец». Как понял Сергей, парень – из «пролетарской» семьи, в школе не учился, но умеет читать и писать. Ему было скучно, поэтому он с интересом поддержал разговор.
– А, вы откуда? – спросил он. – Из какой страны?
– Из Москвы, из Советского Союза, – небрежно ответил Сергей и был ошарашен репликой собеседника.
– Не знаю. А где это?
Сергей оказался в большом затруднении. Ему впервые в жизни предстояло объяснить, где находится Советский Союз. К какой географической точке привязаться? К какому океану приткнуться? И что знает о географии этот парень?
Не придумав ничего лучшего, он в отчаянии чуть ли не закричал:
– Понимаешь? Мы – русские! Из России.
– А! – обрадовался Хуан. – Я знаю. Россия – это там, где сейчас идёт война.
«Какая война? О чём это он?» – удивился Сергей.
Между тем его собеседник уверенно продолжал:
– Здорово вы дали американцам! Они получили хороший урок. Теперь они будут знать, что такое соваться в чужую страну.
И тут Кольцова осенило.
– Ты говоришь о Ливане? – спросил он. – О боях в Бейруте?
– Да, да! – обрадовался мальчишка. – Я очень уважаю русских. Они молодцы!
Кольцов понял, что объяснять этому молодому никарагуанскому патриоту, что Советский Союз – это не Ливан, и что русские в Бейруте не воюют, – сейчас не стоит.
К вечеру подошли соседи, и приехал Векслер, который привёз «подъёмные», по 217 долларов. Однако первая встреча соотечественников прошла довольно сдержанно. Говорить особенно пока было не о чём. Недолго посидели и разошлись. Задержался только Колтун, который коротко познакомил с программой на неделю.
После отбытия гостей, Сергей с Чеславом расположились у японского телевизора Sony в холле со стаканами рома со льдом (по–кубински «хайбол») и поговорили о «делах». Разговор был «предварительным», но Кольцов понял, что обстановка в этом небольшом советском коллективе не простая, и надо спокойно разобраться: кто есть кто. Чеслав ему понравился своей откровенностью и независимостью. Парень знал себе цену и не «дул на воду»…
– Кстати, – предупредил Чеслав, – выпускать детей на зелёную лужайку за домом без присмотра взрослых нежелательно, так как вокруг полно змей. Одна обитает под бетонной плитой у двери из комнаты, в которой вы расположились. Я жил в этой комнате и уже имел удовольствие познакомиться с «соседкой». Змеи здесь развелись потому, что городок был долгое время необитаем после того, как его покинули сомосовские офицеры. Вообще–то змеи сами на людей не нападают, но лучше с ними не связываться, потому что они очень мстительные.
Приняв информацию к сведению, Кольцов отправился в свою комнату, где Лида уже разобрала вещи. Спать пришлось на голом матрасе. Но дорожная усталость (разница с московским временем 10 часов) сразу же погрузила их в глубокий сон…
Утром автобус забрал обитателей «Планетария» на работу. Уехали Чеслав и Наташа. Кольцову и Нистрюку дали выходной для обустройства.
После лёгкого завтрака Сергей с женой спустились к бассейну, который находился рядом с домом VL7, где жил Евгений Колтун и другие. Бассейн был небольшой метров двадцать пять в радиусе, дно, выложенное голубой кафельной плиткой, уходило под откос от каменной лестницы к противоположному бортику, где глубина была метра два. Здесь из воды выходила железная никелированная лестница. Вода была чистая. Но купаться они не стали, так как погода стояла «свежая», с ветром, явно собирался дождь. У бассейна встретили супружескую пару соотечественников из «Белой виллы», Саша и Нина из Запорожья, лет тридцати – тридцати пяти.
Затем продолжили прогулку, повернув в сторону домов на невысоких холмах. Асфальтированная дорога вилась между лужайками, на которых расположились живописные кактусы и одинокие невысокие пальмы. Предупреждённые они уже знали, что сходить с дороги нельзя, тем более садиться на траву. Можно не только наступить на змею, но и сесть на какую–нибудь тарантулу или скорпиона, которые обитают в этом радующем взгляд ярко зелёном ковре. Вскоре они в этом убедились.
За сетчатой изгородью городка сразу же начинались джунгли.
Джунгли – это не лес, а единая масса переплетённых между собой стволами, ветвями и лианами больших и малых деревьев. Их кроны сверху представляют сплошной покров, через который с трудом пробивается дневной свет. Здесь всегда полумрак и высокая влажность. Почва покрыта толстым упругим слоем опавшей листвы, лежавшей на переплетённых корнях деревьев. Это царство всякой, как правило, опасной твари. Передвигаться в таких зарослях можно только в сапогах и плотно облегающей одежде и только с помощью «мачете» (широкий тяжёлый нож), которым прорубается «тропа», тут же закрывающаяся, если её не обозначить зарубками. Ориентироваться в джунглях очень трудно, так что случайно попавшему в них человеку не выбраться. Кольцов видел джунгли во время своих путешествий по Кубе. Об этом он вспомнил сейчас, глядя на эту тёмно–зелёную стену в нескольких шагах от него, создававшую жутковатое впечатление.
– Смотри, – вдруг закричала жена, схватив Сергея за руку. – Птица без головы!
Он посмотрел по направлению её взгляда и увидел большую птицу размером с ворону, сидевшую неподвижно на ветке дерева. У неё, действительно, не было головы! Но Сергей обратил внимание на то, что к птице свисала зелёно–коричневая лиана, такая же, как и другие рядом. Но эта лиана шевелилась! И он догадался.
– Это змея, – повернулся Сергей к жене. – Это, видно, небольшой удав, которому удалось захватить птицу врасплох.
Они поспешили покинуть неприятное место.
Дома, мимо которых они проходили, были совершенно разные по своему архитектурному плану. Видно было, что многие из них необитаемы, но сохраняются в порядке. Вероятно, кто–то за ними присматривал.
На ступеньках к их дому охранника уже не было, Хуана забрали вчера вечером.
В их отсутствие в дом завезли постельное бельё и кое–что из кухонной посуды. На кухне уже хозяйничала Люба Нистрюк. Дети с шумом носились по дому.
Кольцов сыграл с Чеславом пару партий в настольный теннис. Стол, который Чеслав «конфисковал» в доме Евгения, стоял прямо в холле. Потом он бегло просмотрел старые номера местных газет «La Prensa», «Nuevo Diario», «Barricada», которые доставляли в дом. Газеты были достаточно интересны. Он забрал их в комнату, решив почитать, не спеша, позже. По телевизору шёл какой–то американский телесериал с испанскими субтитрами. Сергей с удовлетворением заметил, что он неплохо улавливает оба языка.
После обеда Кольцов с Нистрюком посетили советское посольство на предмет «представления». Посольство располагалось в бывшем доме брата диктатора Анастасио Сомосы. Дом–крепость с высокой бетонной стеной и глухими железными воротами. Строгий контроль на въезде и выезде.
Привёз их на своей машине Виктор Векслер, который познакомил Кольцова с секретарём «месткома» Виктором Петровичем Чукавиным, интеллигентным мужчиной небольшого роста лет пятидесяти, которому Сергей передал «привет» от его «куратора» со Старой площади. Чукавин сразу же спросил его:
– Вы не могли бы проконсультировать одну диссертацию по философии?
– Конечно, – ответил Сергей. – О какой диссертации идёт речь?
– Ну, об этом мы поговорим позже, я Вам позвоню.
Затем в консульстве они прослушали вводную инструкцию первого секретаря Анатолия Ивановича Крашенинникова о «должном» поведении. Крашенинников высокий, подтянутый, – в нём легко угадывался военный, – держался официально. Был краток. Вопросов не задавал. Кольцов прикинул, что Анатолий Иванович всего лет на пять старше его. Вообще он заметил, что здесь собрались люди примерно одного возраста, «до и после» сорока.
В машине Виктор завёл разговор о работе Кольцова в Национальном Совете по высшему образованию (CNES).
На следующий день утром вместе со всеми Кольцов впервые отправился в Национальный автономный университет Никарагуа (UNAN). Абель Гараче представил его и Нистрюка вице–ректору Вильяму Женнету, который оказался симпатичным молодым человеком. Он вызвал по телефону директора Департамента социальных наук и познакомил с ним «доктора Серхио». Эрвин Изаба Гомес, добродушный толстяк с кучерявыми рыжими волосами, понравился Сергею. В сопровождении Эрвина они осмотрели университет, расположившийся в нескольких одноэтажных, вытянутых в два ряда деревянных домах с плоскими крышами среди деревьев и подстриженного кустарника. В этих домах находились факультеты («школы», как их здесь называли). Лишь только одно двухэтажное здание медицинского факультета было из бетона и стекла. Потом они зашли в Департамент, где Эрвин представил Кольцова его коллегам. За столами небольшой комнаты сидело около двух десятков человек разных возрастов. С первого взгляда было заметно, что состав интернациональный. Шло заседание и, взяв у Эрвина учебную программу, Сергей ретировался. Найдя своих преподавателей в университетском «кафетерии», он выпил чашечку отличного чёрного кофе в ожидании автобуса.
На обратном пути заехали в банк, где Кольцов обменял доллары на местную валюту – кордовас. Но Чеслав ему тут же разъяснил:
– Это дело невыгодное, так как в банке курс обмена значительно ниже, чем на «чёрном рынке». Но пользоваться долларами при покупках и расчётах запрещено.
Вечером Лида вместе с другими женщинами городка уехала в посольство на «женсовет». Вообще женщины (за исключением Наташи) живут здесь в полной изоляции, буквально, как в лагере. Только, что без охраны. Выходить за пределы городка категорически запрещено. Да, и выходить некуда. Кругом – горы и джунгли. Как рассказал Чеслав, выехать из городка можно только на машине, которой ни у кого из советских обитателей не было (машина была только у Векслера, который жил в городе). Университет представлял автобус для доставки преподавателей на работу и обратно и один раз в неделю женщины на нём выезжали в город за покупками. Пятница – «диа де компрас», т. е. – «женский день». Автобус вёз, как правило, по обычному маршруту. Заезжал на два больших открытых рынка, где в основном приобреталась дешёвая одежда и предметы бытового потребления. Был специальный овощной рынок. На обратном пути посещался «Supermarket», где закупались гастрономические продукты. И, наконец, – «Centro Comercial», – универмаг с «импортными» товарами. Там можно было приобрести магнитофонные кассеты и немецкую цветную фотоплёнку. В этот день мужчины на работу не ездили. А вечером желающих вывозили в кино.
По вечерам делать было нечего, кроме просмотра телевизора (женщины испанского языка не знали).
В воскресенье, – тяжёлый день, так как некуда было деться, – Сергей с Чеславом по телевизору смотрели открытие мирового чемпионата по футболу в Испании и первый матч: Аргентина – Бельгия.
А на следующий день советская команда проиграла Бразилии со счётом 1:2. Обидно.
В университете Кольцов постепенно входил в курс дела. Познакомился с заведующим секцией философии Департамента Франсиско – Серхио Родригесом. Подвижный, небольшого росточка, темноволосый, чуть больше тридцати лет. Очень амбициозный, но скрывает это. Окончил Американский католический университет (UCA), филиалы которого разбросаны по всем странам Латинской Америки, и один из них находится в Манагуа. Католический университет независим от государства, так как существует под прямым «патронатом» Римской церкви (точнее – ордена иезуитов). После победы революции в стране, Американский университет не признавал Сандинистское правительство и находился к нему в оппозиции. Поэтому Франсиско ушёл из него в Национальный университет, хотя в революции непосредственно не участвовал, как он объяснил, по «семейным причинам». В результате он потерял всех своих университетских друзей.
Кольцову этот парень был симпатичен, но договориться с ним о чём–то конкретно по работе оказалось невозможным. Разговоры о новой учебной программе и с ним, и с Эрвином заканчивались одинаково – ничем. Да, они соглашались с предложенным проектом, но воплощать его, то есть продвигать его наверх – в ректорат, явно не хотели. Вначале Сергей очень нервничал, но когда познакомился с контингентом преподавателей, то понял…
Группа преподавателей Департамента (историки, «политэкономы» и «философы») представляла собой разновозрастной и разнополый «интернационал». Кроме никарагуанцев, – мексиканец, кубинец, чилийцы, перуанец, эквадорец и даже семейная пара итальянцев.
После кратких разговоров с ними Кольцов заподозрил, что почти ни у кого из них нет дипломов о высшем образовании, хотя они когда–то учились в университетах в своих странах. О философии у них были некоторые отрывочные и смутные знания, а о марксистской философии – вообще никакого представления. Зато все они считали себя «революционерами–марксистами», не прочитав даже «Манифеста коммунистической партии». Что они преподавали студентам, Сергей не мог себе представить. Скорее всего, каждый рассказывал о своём «революционном опыте» и давал своё толкование «марксизма». От его предложения посетить их занятия, они упорно уклонялись, и Эрвин попросил его этого не делать.
Дома Кольцов посмотрел переданную от Чукавина «диссертацию», которая оказалась дипломной работой в черновом варианте по теме истории Сандинистского революционного движения. Теперь он ломал голову над тем, как из обычного студенческого реферата срочно сделать «диссертацию».
Неожиданно в субботу в «Планетарий» приехал Чукавин и забрал Кольцова на «званный завтрак». Его красивый голубой «Ford» подъехал к фешенебельному особняку в одном из шикарных, тихих районов города. У открытых дверей дома их встречала элегантная стройная блондинка среднего возраста. Когда они прошли в просторный светлый холл, обрамлённый небольшим домашним «садом», Виктор Петрович представил женщину как Мирьям Хебе Гонсалес, известную журналистку газеты «Nuevo Diario» и жену генерального секретаря Социалистической партии Рамиреса Гонсалеса. Хозяйка дома в свою очередь представила Кольцову свою дочь Химену, стройную блондинку примерно двадцати пяти–семи лет, которая оказалась автором «диссертации». Сергей узнал в ней девушку, которую видел в Департаменте университета.