Текст книги "Ходок по Дороге 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Кисличкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Что еще случилось? – снова напрягся я. – Есть обстоятельства, мешающие нашему счастью? Дети, бывший, проблемы со здоровьем, родственники?

– Какие еще дети? – фыркнула Катька. – Какой бывший? Ты за кого меня принимаешь? У меня – то, как раз все нормально. А вот тебе придется еще кое-что сделать.

– Внимательно тебя слушаю, – сел я на стуле поудобнее. – Излагай, дорогая.

– Понимаешь, – взгляд Кати вильнул в сторону, – я из хорошей семьи. Мои родные очень уважаемые люди и имеют достойную долю в Новгородской общине. А ты…

– А я бомж без гроша в кармане, – охотно продолжил я фразу. – В то время как у тебя дед был консулом при императоре Игоре, я помню. Говори дальше, мне очень интересно. Хотя уже все понятно…

– Ну, нет, ты не бомж… точнее формально да, еще точнее, дело не в этом, – медичке было откровенно неловко. – Ладно бы, если бы ты был просто беден. Проблема в том, что ты из ниоткуда. За тобой нет ни общины, ни семьи, ни собственности, Вань. То есть, никто не может за тебя поручиться. А за меня родители и община дают неплохое приданное и наша семья довольно известная и влиятельная. Получается мезальянс…

– Понятно, – я даже испытал некоторое облегчение. – Стало быть, свадьбы не будет, жених рылом не вышел. Бывает, что поделать. Все нормально, Катя, я не обиделся, переживу. Костюм только зря купила, семьсот гарантов зря пропали, – усмехнулся я.

– Нет! Свадьба будет! – топнула ногой подруга. – Ваня, выслушай меня спокойно, не перебивай. Прямо сейчас, конечно, свадьбу не сыграть. Но ты можешь подать челобитную в общину, с просьбой принять тебя в нее холопом и сразу же после этого просить моей руки. Сделаем все одним днем, я уже обо всем со всеми договорилась, тебя ждут!

– Охренеть! Кем, говоришь, принять?

– Официальным холопом Новгородской общины. Да, я понимаю, звучит не очень красиво…

– А на конюшне меня пороть будут?

– Какая конюшня?! – Катя чуть не плакала. – Не порют у нас на конюшне! Ну что ты такой упертый, Вань, что за ерунду ты несешь? Если честно, этого я и боялась… Мы в русской Империи, это гуманное и правовое государство. Но у нас нельзя просто так взять и стать членом уважаемой общины. Нужно сначала получить рекомендации-поручительства от трех уважаемых людей, которые первое время будут нести за тебя ответственность, и внести свою долю. Рекомендации тебе дадут Ситников, я и мой отец. Наш особист сам из Новгородских. Доли у тебя никакой нет, извини. У тебя вообще ничего нет – один мундир и тот казенный. Поэтому твоя доля – это ты сам, твои руки, ноги, голова и умения. Значит, ты должен записаться холопом на какой-то срок, чтобы по его окончании стать полноправным членом общины. Да, холопам живется несладко, признаю. Работаешь, где прикажут, прав минимум, одни обязанности. Но не в твоем случае же! Ты центурион, официальный жених Екатерины Матвеевой, работаешь над проектом его Величества, кто тебя тронет? Будешь переводить треть зарплаты в общину вот и все, больше для тебя ничего не изменится. В связи с особой важностью нашего проекта для государства твой личный вклад оценят очень высоко, о чем община получит соответствующий документ. Срок личного холопства сначала сократят до минимума, а потом могут и вовсе отменить, Виталий Матвеевич обещал нам посодействовать. Как только это случится, тут же сыграем свадьбу. Так будет лучше для всех. Совет общины тоже будет доволен – мое приданное на сторону отдавать не придется, оно останется собственностью семьи, не придется делить наследство на доли. Правда ведь я хорошо все придумала?

– И что мне надо для этого сделать? – спросил я, задумчиво мешая ложечкой сахар в чае. – Поставить подпись под документом о моем холопстве?

– Да. Но не только, – вздохнула Катя. – Надо подать документ как положено в совете общины. То есть поклониться перед обществом и произнести под запись устную формулу: я, такой-то, прошу с этого дня считать меня холопом Новгородской общины и добровольно обязуюсь… я не помню всего текста Вань. Но в сети он есть, ты за завтрашний день успеешь выучить. Там не слишком много слов.

– А иначе нам пожениться нельзя? Без всей этой тягомотины с общинами и холопством?

– Можно. Светский брак гражданина и гражданки Империи обязаны зарегистрировать без дополнительных ограничений, если они оба совершеннолетние, дееспособные и не являются близкими родственниками. Но тогда мы не получим ни моего приданного, ни поддержки от семьи и общины – грустно вздохнула Катя. – Община сочтет, что ее интересами в этом браке пренебрегли и значит, она не несет обязательств перед молодоженами. А моя семья решит, что я ее оскорбила.

– Это так важно? Твоя семья должна понять, что мы любим друг друга, а община обойдется. Мы сами заработаем себе на жизнь, без приданного.

– Ты не хочешь сделать так, как я сказала? Но почему, Ваня? – в уголках Катиных глаз заблестела влага, и мне стало ее жалко.

– Я готов взять тебя в жены, – сглотнув комок в горле, ответил я. – Но кланяться и проситься в холопы я не буду. Извини, дорогая, но ничего не получится. Не буду я жить в примаках! Подобранный и пристроенный в дом как бродячий котенок, лишь потому, что он понравился любимой дочке! Не буду и все.

– Тебе трудно один раз согнуть спину ради меня и будущего нашей семьи? Ты настолько гордый? – шмыгнула носом медичка.

– Боюсь, мне придется прогнуться, а не согнуться.

– Какая разница, как это назвать…

– Есть разница, – покачал я головой. – Причем большая. Еще раз извини, подруга, но не могу я так. Я не холоп и не собираюсь им становиться. Ты же не можешь ради меня отказаться от приданного?

– Не могу, – Катя уже откровенно плакала, еле сдерживая рыдания. – Ты не понимаешь, Ваня, о чем просишь. Приданное, семья, община – это вещи, от которых русские не отказываются. Родная кровь, репутация и собственность – это очень важно! Я хочу, чтобы наши дети росли в достатке и уважении и стали элитой. Я не имею право потерять уважение родных и поддержку общины. Я не могу их оскорбить. Они – часть меня.

– Тогда мне очень жаль, Кать, – сказал я банальную фразу, и сам почувствовал, как фальшиво она звучит. Встал со стула и, сделав шаг, хотел было обнять плачущую девушку, чтобы хоть как-то ее успокоить. Но у меня не получилось. Потому что медичка выскользнула из моих объятий и выбежала из кафе, чуть не упав, споткнувшись на ступеньках. Поговорили блин…

Вечером в нашу палату Катя не пришла. На мои вызовы по идентификатору она тоже не отвечала. Чувствовал я себя как идиот, честно говоря. Но в то же время, не ощущал за собой никакой вины. Может быть, Кате и имперцам кажется, что они сделали мне шикарное предложение. Но у меня есть своя гордость.

Вместо Кати после ужина в палату заглянул Ситников. Коротко поздоровался, посмотрел на мою кислую физиономию, и молча поставил на стол бутылку водки и две рюмки.

– Доволен герой? – только и сказал он. – Поссорился с невестой и сидишь один как сыч? Наливай давай, выпьем по чуть-чуть.

Я лишь пожал плечами и, взяв бутылку со строгой черно-синей этикеткой и надписью «гвардейская особая», свернул ей пробку. Разлил холодную тягучую жидкость по рюмкам и мы с Ситниковым, не чокаясь, выпили ее до дна, после чего особист немедленно наполнил емкости вновь.

– Где Катя? – спросил я его после второй. – Домой в увольнительную поехала?

– Нет, – покачал головой легат. – Подала рапорт и отправилась на полигон осваивать «Барс». От увольнительной по окончанию лечения декурион Матвеева отказалась.

– Тогда какого хрена я тут делаю? Мне тоже на полигон пора.

– Завтра поедешь, – отмахнулся особист. – Бери стул, давай сядем и поговорим немного. Я, собственно, зачем пришел, Иван Сергеевич? Хочу тебе сказать, что ты неправ. Обидел девушку, а почему? Ты, верно, решил, что мы тебя специально унизить хотим или к себе привязываем? Нет, это не так. Просто… Я сам из Новгородской общины, Катя мне не чужая. Община, она за тебя горой встанет, – добавил он. – Поддержит, поможет, утешит, мозги вправит, если нужно. Но в беде никогда не оставит. Но и ты должен общество уважить. Поклониться ему, показать людям, что ты свой. Русский без общины – человек несерьезный, ему доверия нет.

– А правда, что у вас в Империи людей порют? – спросил я невпопад. – К порке тоже община приговаривает?

– Нет, – обескураженно посмотрел на меня Ситников. – Только имперский суд.

– Ага, значит порют.

– Тебе это так важно? Да, за преступления небольшой тяжести. Если осужденный не хочет сидеть, то он может написать покаянное письмо о замене штрафа и административного наказания на физическое. Тогда, после осмотра врача и беседы с психологом, осужденный получит по спине свои пятнадцать – двадцать горячих исразу пойдет домой, как искупивший вину. Так зачастую проще для всех.

– Ясно. Странный у вас мир – порка, общины и холопы, одновременно со звездолетами и квантовыми технологиями.

– А тебе не нравится? – сощурился Ситников.

– Не знаю, – снова пожал я плечами.

– А надо бы уже знать! Ладно, вот тебе бутылка, можешь сегодня расслабиться. Закуски себе закажи, что-ли. Посиди, подумай насчет того, как тебе жить дальше и хочешь ли ты становиться для нас своим. С Катей, ее родителями и советом общины я сам поговорю, постараюсь все смягчить и уладить. А завтра езжай на танкодром, будете с подругой работать дальше. Личное – личным, а дело делать надо.

Глава 6

Когда я, со слегка помятой физиономией, но зато чисто выбритый и в отглаженном комбинезоне танкиста сошел с транспортной левитирующей платформы, танкодром встретил меня привычной суетой. У края небольшого, размером с пару-тройку вертолетных площадок летного поля, гудели моторами тягачи, сновали туда-сюда с занятым видом по территории полевого городка бойцы из взвода обеспечения, стоявший у ограждения казармы опцион на повышенных тонах распекал какого-то рядового за раздолбайство. Все как обычно… Приехавший на грузовичке встречать нашу платформу декурион, командовавший парой бойцов, начавших выносить из грузового отсека тяжелые ящики с консервами, первым делом попросил для проверки мое удостоверение и идентификатор, и лишь после этого махнул рукой в сторону полосы препятствий, в ответ на заданный вопрос.

– Где третий учебный взвод? Там они, господин центурион. У первого рубежа, рядом с опушкой. Вон, смотрите, оттуда как раз полевая кухня поехала…

Отыскать свой экипаж большого труда не составило. Местность была мне хорошо знакома по прошлым занятиям, так что не прошло и двадцати минут, как я оказался на месте.

Как оказалось, Катя, с прикомандированным к нам еще до последнего выхода на Дорогу мехводом Васей Потаповым, без меня не скучали. Подойдя поближе к стоящему на краю небольшой рощицы танку, я заметил парочку сидящей на броне «барса» и хлебавшей из котелков наваристый суп вприкуску с хлебом и салом. Занимались они этим делом так увлеченно, что не заметили моего приближения.

– Приятного аппетита, господа танкисты! – громко сказал я, подходя к машине. – Обедаете?

– Так точно, господин центурион! – оставив котелок рядом с раскрытым люком, соскользнула вниз Катя и, дыхнув свежим луковым запахом, тут же вытянулась передо мной по стойке «смирно». – Экипаж вверенной вам машины принимает пищу после утренних занятий. В связи с вашим отсутствием командование экипажем временно приняла на себя! Доложила декурион Матвеева! – одетая в приталенный ремнем по стройной фигурке черный комбинезон медичка была хороша. Правда, смотрела она на меня довольно-таки злобно, волчком. Взгляд колючий, рот поджат – чисто ледяная королева.

Вслед за ней на землю соскочил Потапов. Офицер не спеша отер жирные от сала руки о чистую ветошь и встал в строй рядом с девушкой, недоуменно глядя на нас обоих. «Какая муха их укусила»? – читалось во взгляде немолодого танкиста пополам с осуждением.

– Вольно декурион! – скривил я губы. – Доклад принят. Приказываю отставить злиться и разговаривать со мной нормальным тоном, не по уставу. Будем служить дальше, всякое бывает. Потом поговорим о наших с тобой личных обидках наедине.

– Никак нет! Никаких обид не имею, мне их по чину не положено! – отчеканила Катя, но потом, поняв, что выглядит глупо, все же чуть-чуть смягчилась. – Хорошо, давай нормально, – опустила она взгляд в землю. – Мы с утра на полосе препятствий занимались. Я была за командира, а Вася за мехвода. А после заката солнца у всей роты запланирована учебная атака со стрельбами и отработка взаимодействия с пехотой при прорыве укрепленного рубежа. Так что, у нас до ужина отдых и самостоятельная подготовка к зачету по преодолению минного поля. К восьми часам примипил Курочкин велел выдвигаться в квадрат с разрушенной деревней. – Катя помолчала, переминаясь с ноги на ногу, а потом не выдержала и прошипела, – а если не по уставу, то какой же ты все-таки оказался свиньей, Ваня!

– Понятно, – вздохнул я. – Ну что же, раз свинья, значит свинья, ничего не поделаешь, – перевел я взгляд на прячущего улыбку танкиста. – Вася, не обращай внимания, мы с госпожой Матвеевой повздорили слегка. Не сошлись в толковании одного момента из блаженного Августина. Видишь ли, у нас с Катей свои отношения и, скажем так, специфические задачи.

– Это я давно понял, – кивнул декурион. – Видно же, что вы парочка. И что не кадровые танкисты, а… а хрен знает кто вы такие, честно говоря. Но я в эти дела не лезу, начальству виднее. Раз меня к вам приписали, значит так надо. Если будет нужно, сами расскажете.

– Вот и славненько, – подытожил я. – У тебя еще пожрать найдется, Катя? Раз уж ты была за командира, может, догадалась НЗ заначить? А то твой вепрь сегодня остался без обеда. И расскажите подробнее о ночном занятии. Кто роте задачу ставит, сам Курочкин? Хреново. У примипила без выкрутасов не обойдется, опять придумает какой-нибудь фокус, вроде тех «пленных» с гранатой…

К вечеру мы успели еще пару раз проехать по полосе препятствий и условному «минному полю», подремать часика три, благо место в башне «барса» позволяло экипажу откинуть кресла почти как в бизнес классе самолета, и связаться с соседями, обговорив порядок действий ночью. Несмотря на отличные сенсоры «барса» и комплектацию машины приборами ночного видения, учебная ночная атака – не самое простое упражнение. Надо суметь поразить все цели, не отрываясь от собственной пехоты, не заблудиться и не перепутать ориентиры, иначе сломается весь атакующий порядок. А так же ухитриться не задавить в процессе маневров собственных бойцов или статистов, изображающих врага. И при этом уложиться в нормативы, не поймав в борт условную «болванку» от условного противника. Не говоря уже о том, что Курочкин что-нибудь этакое придумает дополнительно, чтобы пятнадцати танкам нашей учебной роты жизнь медом не казалась – так я рассуждал.

В указанный нашему взводу квадрат рядом с построенной саперами «разрушенной деревней», которую, по всей видимости, нам и предстояло штурмовать, мы прибыли без десяти восемь, когда уже порядком стемнело, и в небе над горами показались первые звезды. К ночи похолодало градусов до десяти, но погода была ясной. Днем в этой, чуть приподнятой части долины, заснеженные вершины над Диастаром были хорошо видны, так же как и тонкие серебристые верхушки башен имперского города, но сейчас здания угадывались лишь по россыпи немногочисленных огней – режим светомаскировки соблюдался в городе не слишком строго. Полигон находился примерно в тридцати километрах от города, так что, ожидая приказа к началу упражнения, можно было позволить себе несколько минут полюбоваться пейзажем. Однако, в двадцать часов ровно приказа на выступление так и не последовало. Не было его и спустя десять минут. В четверть девятого я связался с командиром взвода, но тот и сам был в недоумении – приказа начинать упражнение не поступало, хотя мы и приданные нам две пехотные роты, рассредоточившиеся за танками, давно были готовы. А спустя еще пару минут, глядя из открытого люка, я с удивлением увидел, как темное небо над горами вдруг начало потихоньку светлеть, приобретая странный багровый отсвет.

– Что за ерунда творится? Василий, ты видишь? – крикнул я декуриону внутрь машины. – Наружная проекция сейчас включена? Гляньте-ка с Катей на Диастар.

– Видим, – озадаченно отозвался изнутри башни мехвод. – И в самом деле, что-то странное происходит.

– Это точно. Причем, что-то явно нехорошее – переведя взгляд чуть в сторону, я нашел источник свечения. Поначалу это было не слишком заметно, но теперь я увидел совершенно точно: исполинское зеркало Дэвиса на вершине горы с тремя деструкторами начало светиться багровым светом, окутываясь легкой дымкой. Причем это свечение нарастало с каждой секундой и вскоре стало настолько интенсивным, что я разглядел верхушки гор и город под ними. Означало это лишь одно – началась интенсивная накачка энергией связанных с зеркалом систем, которое сейчас работало в форсированном режиме. Непонятное сооружение с антеннами и радарами на соседней горе тоже осветилось и начало проявлять активность – с коробчатых конструкций сверху вниз стали потоком сбегать яркие искры, а приложив к глазам бинокль, я увидел, что часть его верхних секций начала вращение.

– Что-то сейчас будет, – прошептал я. Здравый смысл подсказывал, что неплохо бы немедленно нырнуть внутрь танка и захлопнуть от греха люк, но я почему-то медлил, словно чего-то хотел дождаться. Очень уж завораживающим было зрелище…

Первая искра ракеты, появившаяся в темно-багровом небе подобно следу от метеорита, была еле видна. Я бы ее вовсе не заметил, если бы не метнувшийся ей наперерез серебристый росчерк с земли, слившийся с боеголовкой где-то высоко над городом, после чего последовала яркая вспышка. Вслед за этим в небе появился второй «метеорит», затем третий, потом от вершины с тремя деструкторами вверх ударил ярко-белый луч, и над горами расцвели еще несколько вспышек и до нас донесся отдаленный гул разрывов. А вскоре над нашими головами разыгралась настоящая иллюминация.

Бомбардировка Диастара был очень плотной, против города враг задействовал не одну сотню баллистических ракет. Хотя, может быть были и крылатые, просто они летели низко над рельефом местности и были не видны в темноте. Однако, имперская система ПВО справлялась на отлично – ни одной «падающей звезде», не удавалось достичь земли не перехваченной. С земли и окрестных гор в небо периодически били быстро гаснущие ярко-белые лучи, устремлялись какие-то светлые росчерки и красные сгустки, небосвод над городом был весь в огнях и следах от траекторий ракет и противоракет, гул взрывов звучал почти без перерыва. Спустя несколько минут обстрела что-то взорвалось за ближайшей горой, но я понял это лишь по новому ярчайшему отсвету в небе, после которого, чуть погодя, под танком слега покачнулась земля, и послышался перекрывающий все звуки взрыв, сменившийся стихающим гулом. Но сам город и укрытая горами долина оставались целыми. Тем не менее, после взрыва я словно очнулся и поспешил нырнуть в башню, закрыв, наконец, люк. Прилететь могло в любую секунду и лучше в это время находиться за броней.

– Как же они лупят, сволочи! – потрясенно сказал Потапов, когда я сел в командирское кресло. Мехвод с Катей вдвоем уставились со своих мест на лобовую проекцию, где бортовой компьютер транслировал страшное и завораживающее зрелище ночной бомбардировки. – Как лупят!!! Сколько же у них ракет, млять?! Пробьют же наше ПВО суки, как есть пробьют!

– Не должны, – покачала головой Катя. – Диастар – лучшая русская крепость в истории. Свободным ее не взять.

– Так-то оно так… да только смотри что твориться! Все небо в огнях!

– У них ничего не получится! Город выдержит.

– А ведь, пожалуй, ты права Катюха, – спустя еще десяток минут напряженного ожидания сказал я. – Выдержит. Кажется, интенсивность обстрела уменьшается. Смотри, вроде полегче стало, не так густо сверху сыпется…

Действительно, вспышек и «метеоритных следов» в небе стало меньше, а вскоре они и вовсе стали одиночными. Еще пять минут, и последняя ракета оказалась перехвачена над городом, после чего небо окончательно очистилось и в нем вновь стали видны звезды.

Вызов по ротной сети от примипила Курочкина последовал лишь через полчаса после окончания ракетной атаки. До этого на все запросы приходил стандартный ответ – находитесь там, где находитесь и ждите приказов, что меня порядком удивило и напрягло. Почему так поздно? Я понимаю, что произошел форс-мажор, но дайте хотя бы приказ рассосредоточиться и поискать укрытия для машин, или наоборот, следовать в какое-то место, нельзя же просто бросить роту вот так. Однако, слова инструктора расставили все по своим местам.

– Господа офицеры! – худое лицо примипила на экране исказилось в ухмылке. Трансляция шла в общем режиме, сразу на все машины роты. – Полагаю, вы все видели, что произошло. Если кратко: этим вечером Диастар был атакован Альянсом. Силы ПВО сообщают, что всего по городу было выпущено семьсот двадцать шесть ракет, в том числе больше двух сотен межконтинентальных с разделяющимися боеголовками и зарядами особой мощности. Спутники отметили точки старта, и сейчас по врагу наносится ответный удар по мере сил и возможностей. Сегодня произошла самая массированная ракетная атака за всю войну! Враг хотел просто стереть нас с лица Земли! – рубанул воздух рукой Курочкин. – Но в этот раз ПВО сполна отработало свой хлеб, – мрачно улыбнулся офицер. – Ни одной из боеголовок достичь города не удалось. Но атакой Диастара все не ограничилось. Бомбардировкам подверглись и другие имперские города, вместе с линиями наземного левитирующего транспорта, которые в настоящий момент прерваны во многих местах вдоль всего фронта. Кроме того, на участке от Новограевска до Черемгорска только что завершилась артподготовка, и враг пошел в наступление. Обстановка в настоящий момент продолжает оставаться неясной, но контуры вражеского удара уже видны и он вполне способен обрушить фронт, если не будут приняты экстренные меры, – сделал паузу примипил.

– Поэтому, у меня для вас есть отличные новости, дорогие барсики! Затыкать своей задницей дыры и разгребать всю эту кашу предстоит нам, танкистам, – наигранно веселым тоном продолжил Курочкин, но лицо его оставалось бледным и сосредоточенным. – Других полностью боеготовых резервов с киннеровской техникой у родины нет! Кто-то должен хорошенько пнуть «джонов» по яйцам, поумерив их атакующий пыл и сделать это нужно прямо сейчас, потом будет поздно. Орбитальные боевые платформы и наши ВКС готовят коридор, по которому под Новограевск будут переброшены две десантные дивизии вместе с техникой, отдельный танковый батальон, и наша учебная рота «барсов». Все вместе мы действуем в составе особой боевой группы «корд», командир группы легат Карл Веберин. В ВКС мамой клянутся, что вражеской авиации не будет, и ПВО альянса по пути следования транспортных левиплтаформ они задавят, по крайней мере, в течение этой ночи. Поэтому задача у нас простая и изящная – высадившись за линией фронта, нанести удар по тылам и резервам противника в юго-западном направлении и, пройдя сорок километров по шоссе, не позднее десяти часов утра завтрашнего дня взять Ломжино, где располагается штаб центрального фронта Альянса. Будем считать, что это и есть наш общий выпускной экзамен, – хмыкнул Курочкин. – Карты местности уже загружаются в бортовые компьютеры. Сейчас выдвигаемся в район летного поля и готовимся к посадке, левитирующие платформы прибудут через полтора часа. Я остаюсь с вами и принимаю командование ротой. Такие вот дела, котятки мои. Кто-нибудь желает что-то сказать? Нет? Если все понятно, то выполняйте приказ.

Мы Катей молча переглянулись, и меня поневоле кинуло в жар, а в голове заметались тревожные мысли. Дело – швах! Такие отчаянные десанты ничем хорошим для их участников не кончаются. Мысль командования понятна – усиленная киннеровской техникой боевая группа, внезапно появившаяся в тылу противника, может навести такого шороху, что весь план вражеского наступления полетит в тартарары. Придется задействовать резервы для ее уничтожения, возможно, командовать отступление некоторым частям, чтобы не попасть в оперативный котел. Неизбежно дезорганизуется тыл и снабжение, начинается паника. Но это все ненадолго. На сутки-двое-трое. Даже если нас десантируют без потерь, сработает эффект внезапности и вражеская авиация не выбьет с воздуха на марше. Потом мы все равно попадем в неизбежное окружение и будем уничтожены, если к нам не прорвутся свои. А они, похоже, не прорвутся, слишком уж все планируется впопыхах. Вскоре у обычных танков и бронемашин кончатся боеприпасы и топливо, и даже киннеровские танки с их «бесконечным» боезапасом и самовосстанавливающимся «бензином», не сильно изменят общее положение дел. Хотя, пятнадцать «барсов» это, конечно, сильный аргумент… но я помню судьбу вяземского и днепровского десантов в Великую Отечественную. Уцелели в них лишь немногие счастливчики. Или все не так уж плохо? Невозможно организовать переброску целой боевой группы за полчаса. Возможно, операция давно планировалась, но ее сроки резко перенесли из-за атаки Диастара? Не знаю! Что там в голове у здешних легатов и трибунов, мне тоже не ведомо.

Но выход есть, по крайней мере, для нас с Катей лично. Надо сейчас назвать условный код и заявить о своем подчинении особому отделу. Тогда нас из операции выведут. Скорее всего, хотя и не факт… Похоже, сейчас в штабах твориться знатная неразбериха и где сейчас находится Ситников, и чем он занят, не угадаешь. Да и бросать свою роту тоже не хочется. Выглядит это как трусость и что греха таить – в какой-то мере ей и является. Но с другой стороны: идти со всеми в безнадежный бой – глупость и мальчишество. У каждого своя задача и своя Дорога.

– Катя, что думаешь? – быстро спросил я девушку. – Остаемся с ротой или попробуем выйти из игры?

– На твое усмотрение, командир – облизнула пересохшие от волнения губы медичка.

– Хорошо, – перевел я взгляд на экран. Физиономия Курочкина с него уже исчезла, поэтому я быстро ввел запрос приватного вызова командирской машины

– Что тебе, Тихомиров? – бросил на меня тяжелый взгляд примипил, как только экран засветился вновь.

– Господин легат, позвольте уточнить. Вам что-нибудь говорит код Феникс-135-север.

– Говорит, – мотнул головой, словно отмахиваясь от надоевшей мухи примипил. – Я помню, что вы особый экипаж и что вас нельзя дергать, не связавшись предварительно с особым отделом. Но сейчас не до этих игр, центурион! Важна каждая машина, а заменить вас в сжатые сроки некем. Приказ «брать всех» категорический и пришел с самого верха! Твое дело настолько важное, что я должен прямо сейчас всё бросить и выяснять, что это значит?! Или тебе нельзя идти в бой? – скривился командир роты.

– Никак нет, господин примипил. Я не отказываюсь воевать. Но я обязан был уточнить этот момент.

– Считай, что ты его уточнил. Это все?

– Так точно. Все.

– Выполняй приказ.

– Есть.

– Что это было, командир? – негромко спросил меня Потапов, разворачивая машину к казармам и летному полю. – О чем шла речь? Или это тоже секрет?

– Не бери в голову, Василий, – вздохнул я. – Теперь уже неважно. Ты мне лучше вот что ответь: что это за птица такая, легат Карл Веберин? Слышал о нем? Толковый командир?

– Вроде неплохой, – задумался мехвод. – Вебер, его настоящая фамилия. Он из общины вятских дойчей, тех самых, что после кризиса сорок девятого года к нам переехали. Не захотели публично каяться и совершать белый олландж, – усмехнулся Василий. – Думаю, что фамилию сменил на русскую из карьерных соображений, в армии лучше не выделяться, особенно после начала войны. Говорят, на северном фронте воевал умело.

– Таких раньше много было – добавила Катя. – Дойчи, френчи, реднеки с бывших южных штатов, даже скандинавы попадались! Все к нам ехали! В то время принесшим присягу Русскому народу и Его Величеству Игорю иностранцам выдавали имперское гражданство в упрощенном порядке.

– Ну, раз из дойчей, то с мобильной боевой группой должен справиться, – задумчиво сказал я. – Наследственность подходящая. Впрочем, поживем – увидим, недолго осталось.

В здоровенную транспортную левиплатформу, слегка смахивающую очертаниями корпуса и надстройкой-мостиком то ли на раздутую речную баржу, то ли на плоский дирижабль, влезло все три «барса» нашего третьего взвода. В ее широком грузовом отсеке уже стояло несколько десантных бронетранспортеров с V-образными противоминными днищами, а пространство вокруг было завалено какими-то тюками, рюкзаками, ящиками и оружием. Было видно, что грузились бойцы наспех, просто закатили машины и покидали груз, где могли. Около роты десантников сидело вдоль стен на лавках, сжимая в руках автоматы. Некоторые напряженно молчали, кто-то переговаривался с товарищами, другие уткнулись в планшеты или проверяли оружие. На наши «барсы» поглядывали с любопытством, было видно, что киннеровская техника вызывает уважение.

– Кать, убери это куда-нибудь, – сунул я медичке шесть одноразовых пайков, которые мне вручили перед самой погрузкой. Эти пайки, так же как и три автомата АКС-42, с двумя снаряженными магазинами к каждому – вот и все, чем снабдила нас Империя перед вылетом. Замечательные киннеровские деструкторы и броня остались где-то на складе у Ситникова, печаль-беда… Оставалось надеяться только на наш «барс», эта машина была вооружена не хуже погибшей «рыси», и даже кое в чем превосходила ее.

С визгом поднялся въездной пандус, сработали автоматические замки, фиксируя его вподнятом положении, и затем уже захлопнулись обе створки заднего люка, закрывая салон. Левиплатформа качнулась и осторожно пошла вверх. Всем она была хороша: грузоподъёмная как «Руслан» и бесшумная, способная взлететь с любого твердого участка суши, достаточного, чтобы вместить ее габариты и сесть на него же, вот только высота и скорость полета такой махины немногим превосходили тактико-технические данные кукурузника. Даже минимальное противодействие вражеской авиации или противовоздушной обороны превратит наши летающие платформы в большие гробы. Но нам, кажется, обещали коридор через линию фронта? Будем надеяться, командование знает, что делает…