Текст книги "Дело рыжего киллера"

Автор книги: Михаил Карчик

Соавторы: Андрей Воробьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Ким напрягся. Уловив его реакцию, оперативник махнул рукой: «Ты не радуйся. У меня только словесный портрет есть, да и то весьма приблизительный. Сам понимаешь, когда эти «терки» проходили, нашей службы и в помине не было. Сколько лет прошло. А ты действуй, если есть желание. Только безо всяких там»… – Опер неопределенно помахал пальцами на уровне головы.

Ким усмехнулся: «Все будет путем» и отправился по адресу Бланша…

Пару дней бывший особист аккуратно «пас» бандита, успев предварительно удостовериться, что у того охрана годиться только наводить страх на посетителей ночных клубов. Обычные быкующие качки со стороны выглядели, конечно, внушительно. Но толку от них при направленной атаке было бы мало. Ким был уверен: в их узколобые головки даже не закрадывалась мысль, что за охраняемым объектом может кто-то следить. Он дождался своего «звездного» часа, когда Бланш вылез из очередного казино, где, судя по всему, проигрался в пух и прах и, послав охрану к определенной маме (чему «быки» были страшно довольны), отправился отсыпаться домой.

Ким попал в квартиру Бланша, буквально на плечах хозяина. Дождавшись, пока бандит отопрет дверь, бывший особист ударом по затылку втолкнул его внутрь и вошел следом.

Бланш попытался было что-то проверещать о правах помощников депутатов и про обрывание погон с ретивых стражей порядка, но довольно быстро скис, сообразив, что гость не имеет отношения к милиции. Во всяком случаю, по мнению Бланша, ни одному руоповцу не пришло бы в голову, приковав хозяина квартиры наручниками к батарее и залепив скотчем рот, начать деловито разыскивать утюг или, на худой конец, паяльник.

Бланш расширившимися от ужаса глазами смотрел, как невысокий и довольно крепкий мужчина с ничего не выражающими раскосыми глазами деловито «накрывал» на пол. При этом гость недовольно бурчал, что в квартире не найти даже иголки, так что придется обойтись заточенными спичками, потом посетовал, на отсутствие упомянутого утюга и, оборвав шнур от торшера, старательно оголил его концы.

Бандит, отличавшийся завидной храбростью только, когда чувствовал рядом поддержку таких же отморозков, а в руках – приятную тяжесть «ТТ», вдруг отчаянно понял: сейчас жертвой будет именно он. И ни братва, ни милиция не сумеют помешать тому, что должно случиться. Он попытался что-то промычать, предложить денег, но мешал скотч, накрепко заклеивший рот. К тому же гость, недовольный поведением хозяина, походя двинул ему ногой под ребра, отчего у бандита перехватило дыхание. А азиат тем временем ножом распорол на нем брюки и потянулся к оторванному шнуру от торшера.

«Жить. Только бы остаться жить», – Бланш уже ни о чем другом не в состоянии был думать. И Ким уловил момент, когда хозяин квартиры был окончательно сломлен. Сорвав скотч с его рта, гость зловеще произнес, стараясь придать голосу сильный южный акцент:

– Будэш жить, если говорыть будэш. Якши?..

Жить очень хотелось, и уже вскоре Ким узнал, некий Шварц («Я правду говорю – знаю только его «погоняло», – заверял Бланш), ныне исчезнувший в неизвестном направлении, однажды хвастался. Дескать, здорово удалось грохнуть солдатиков и при этом разжиться оружием.

– Шварц, – каялся Бланш, – человек опасный. Он одним ударом сумел отправить к праотцам такого авторитета как Федот и при этом остаться в живых. Но, наверное, испугался все же – залег где-то под корягу…

«Значит, я все-таки был прав, – думал Ким, – предположив, что не Керимбаев стрелял в своих товарищей. И «барабан» руоповский не соврал – виновник смерти солдат – из бывших офицеров части. (Надо бы списки уволенных и переведенных в другие конторы посмотреть!). А еще надо найти бывшего прапорщика Тишко и душевно выяснить у него, кто дал приказ стрелять – этот «кто», судя по всему, убил и караульного с разводящим, и виновен в смерти Керимбаева-младшего. Да и других грешков, вроде «арендованного» бандитами танка и хищения оружия у него предостаточно»…

Вернувшись в Алма-Ату, Ким доложил о результатах работы директору и Керимбаеву-старшему, после чего получил указание лететь в Петербург, «разобраться» с бывшим помощником военного прокурора и найти Тишко.

– Этого прапорщика хорошо бы привезти сюда, – заявил директор, – пусть уважаемый господин Керимбаев сам поговорит с ним…

«Легко сказать «привезти», – промелькнуло в голове Кима, – это же не мешок алычи в соседний кишлак забросить, а человека на самолете за границу отправить». Но горячиться бывший особист не стал и как обычно внимательно выслушал все пожелания руководства.

Впервые шеф пошел наперекор воле начальника СБ и навязал ему помощника. Более того, велел взять его с собой в Питер, мол, человек уже в обстановке сориентировался, пусть еще себя покажет. Тем более что его отец…

Ким знал, что дальше последует тирада, какой уважаемый человек очередной отец, как давно знаком с директором и как много сделал для дружбы.

– Шайтан с ним, пусть едет, – кивнул Ким, – только если будет самодеятельностью заниматься – я его все равно выгоню.

– Не будет, я поговорю с ним, – директор примирительно похлопал начальника СБ по плечу и велел собираться в дорогу, – а встретитесь вы непосредственно перед вылетом, в аэропорту…

Каково же было негодование бывшего особиста, когда в Алма-Атинском аэропорту перед его глазами предстал этот самый помощник в облике девушки, которой на вид вряд ли можно было дать больше двадцати-двадцати двух лет.

– Айгюль, – представилась она. Уважаемый директор сказал, что мы будем работать вместе…

* * *

…Грохнулось вдребезги зеркало. Лишков рухнул на пол, вниз вмиг посиневшим и распухшим лицом. Звон осколков и глухой удар, донесшиеся из квартиры, заставили замереть человека, притаившегося у ее дверей. Некоторое время он еще прислушивался, затем зачем-то поправил кепку – «жириновку», не снимая кожаных перчаток, достал из кармана ключ и осторожно вставил его в замок.

Из квартиры не доносилось ни звука. Мужчина, отперев дверь, осторожно пробрался внутрь помещения и, начал медленно двигаться вдоль стены. Видимо хозяева не очень-то заботились о поддержании образцового порядка или спешно собирались уезжать: сначала гость чуть не споткнулся о чемодан, брошенный в прихожей, потом о сумку, также не нашедшую постоянного места в квартире. Осторожно ступая, мужчина подумал, что его визит оказался своевременным – хозяин определенно навострил лыжи, а допускать бегство чиновника нельзя.

С этой мыслью незнакомец тихонько приоткрыл дверь, ведущую в ближайшую комнату и, не переступая порог, заглянул внутрь. Увиденное заставило его выхватить из наплечной кобуры пистолет и решительно шагнуть вперед. На ковре, устилавшем весь пол, в мерцающих осколках разбитого зеркала лежал хозяин квартиры – Владимир Иванович Лишков, с которым так рассчитывал встретиться визитер.

Быстро поведя стволом пистолета по разным углам помещения и убедившись, что никого постороннего здесь нет, гость, убрал оружие и уже спокойнее осмотрелся по сторонам еще раз. Он, удивленно присвистнув, уставился на распахнутый пустой сейф, на валяющиеся женские вещи, которые будто кто специально раскидывал по всей комнате и еще раз констатировал про себя, что едва не упустил хозяина. То, что Лишков был сейчас мертв (а его перекошенное судорогой лицо и посиневшие губы укрепляли эту уверенность) значения не имело. Главное, чиновник не успел сбежать. Даже встреть он нежданного гостя живой и невредимый – конец был бы тот же самый, разве что более болезненный. Незнакомец не собирался оставлять свидетеля живым, разве что на время, пока тот бы рассказывал о некоторых интересующих визитера делах.

Гость поморщился от запаха перегара, плотно обосновавшегося в помещении. Тут его взгляд упал на стол, на котором лежали какие-то бумаги. Первые же прочитанные строки, адресованные в прокуратуру, заставили мужчину присвистнуть еще раз: «Ну и с…»! Через мгновение бумаги исчезли в кармане незнакомца. На всякий случай он попытался нащупать ниточку пульса на шее Лишкова, потом приподнял ему веко. Зрачок был полностью расширен и помутнел, словно у уснувшей рыбины. Убедившись, что хозяину не грозит воскрешение, гость осторожно выбрался из квартиры, плотно прикрыв дверь.

Через пару кварталов от дома чиновника мужчина в кепке-»жириновке» обнаружил телефон-автомат.

– Первый номер готов, – сообщил он абоненту на другом конце провода, – подробности при встрече.

Выбравшись из-под стеклянного колпака, скрывающего телефон, мужчина юркнул в ближайшее метро и растворился в толпе…

* * *

На набережной Невы, неподалеку от памятника Крузенштерну, казалось мирно, беседовали двое. Один, коренастый, смуглолицый с раскосыми глазами, втолковывал стоящей рядом с ним стройной девушке, по возрасту больше походившей на дочь.

– Я тебе последний раз повторяю: никакой самодеятельности, – смуглолицый пристально посмотрел на собеседницу, – здесь все решаю я, и поэтому именно я определю, что имел в виду шеф, говоря о необходимости «разобраться»: выяснить все толком или тупо выстрелить в спину. Твое дело – выполнять мои приказы. Так что, дуй по этому адресу, – он протянул бумажку с координатами разыскиваемого человека, – но только понаблюдай издали. Встретимся вечером в гостинице. Все…

– Первый номер готов, – сообщил мужчина в кепке-»жириновке» абоненту на другом конце провода, – подробности при встрече. Выбравшись из-под стеклянного колпака, скрывающего телефон, мужчина юркнул в ближайшее метро и растворился в толпе. Он не видел стройную девушку с темными глазами, все время двигавшуюся следом. Впрочем, даже если бы лишковский гость и заметил ее, то, пожалуй, не обратил бы внимания: мало ли девиц по городу шляется.

Гостью из Казахстана, лишь вчера прилетевшую Алма-Атинским рейсом, здесь, и правда, никто не мог узнать – Айгюль была в Питере впервые. Да и ее напарник не имел здесь знакомых. Ну, разве что одного человека. Только Ким пока не был уверен – нужна ли ему эта встреча.

* * *

А мужчина в кепке-»жириновке», направляясь на метро в сторону Васильевского острова, где располагалось его почти что родное отделение милиции, старался еще раз составить план разговора со своим «куратором». Следовало решить несколько неотложных служебных дел, а потом под видом работы «на территории» уйти для важной беседы. Больше своеволия «куратора» терпеть было нельзя. «Явка с повинной», прихваченная у покойного Лишкова, могла стать веским аргументом в споре, начавшемся еще несколько лет назад.

Тогда «куратор» вдруг потребовал немедленной поездки во Львов…

На львовском железнодорожном вокзале вовсю светило солнце и встречающе-отъезжающе, суетливо толкающиеся на перроне, даже не обращали внимание на мельчайшие капельки дождя, как бы тонким кружевом парящие в воздухе под огромным радужным мостом. Все, как обычно куда-то спешили, суматошно прощаясь, обещая писать почаще, заверяя, что не забыли взять в дорогу ни куриную ножку, ни теплые носки, ни гостинцы для родственников.

В этой, известной каждому, кто хотя бы раз видел железную дорогу, суете из прибывшего недавно питерского поезда вышел очередной пассажир. В ближайшем ларьке он купил карту города и области, небрежно сунул ее во внутренний карман пиджака и направился к стоянке такси.

Он был здесь впервые, но приехал не любоваться местными красотами, а в, казалось бы, заурядную командировку.

По нынешним временам не часто оперу или следователю приходится выезжать по нужде в другой город – на это нет денег. Всех фондов, выделяемых в том же Питере на одно РУВД, едва хватит, чтобы однажды отправить пару оперативников куда-нибудь не дальше Пскова или одного – на день в Москву. Вот и вынуждены сообразительные сыщики действовать по принципу: «Спасение потерпевших – дело рук самих потерпевших».

То и дело эти потерпевшие, судорожно сжимая в руках непонятные им бланки протоколов выемки и допросов, отправляются в путешествия. Как, скажем, вернуть в Петербург угнанную оттуда машину, если ее обнаружили где-нибудь в Москве? – Самый оптимальный вариант вручить бедолаге – владельцу кучу всяких бланков и отправить за его же счет в первопрестольную: езжай, дескать, оформляй бумаги (только имя свое по дурости не поставь!) и возвращайся в родимые края на собственном транспорте. А мы уж, твою работу оценим, бумажки аккуратненько подошьем и дело направим коллегам «по месту совершения последнего преступления» – пусть раскрывают! Есть, конечно, другой вариант: потерпевший сам (добровольно, естественно!) вправе оплатить поездку оперативника в другой город. Но это, как говорится, право потерпевшего.

…Сошедший с поезда пассажир не был потерпевшим, но и должность оперуполномоченного ОУР использовал, скорее, как легенду. Да, он служил в одном из райотделов уголовного розыска, но ни его коллеги по работе, ни, тем более, начальство, не подозревало, что рядом с ними ходит очередной оборотень.

Шварценеггер или, проще, Шварц – это имя ему дали не в загсе, а коллеги по работе. Не по той, где он, считалось, борется с преступлениями, а на другой – где их совершают. Он уже несколько лет назад, еще до службы в РУВД, был тесно связан с «братвой» в далекой Сибири. После возвращения в Питер связи, казалось, исчезли, но это была только иллюзия. Шварц понимал это: когда случалась нужда – его находили. Да и пышный толстячок – «куратор», напоминающий сытого телевизионного Хрюшу, то и дело прибегал к шварцевским усугам.

– Ох, добраться бы до тебя, толстое животное, – все чаще в последнее время мечтал оборотень, забрать компромат – и тогда пеняй на себя!…

А компромат был для Шварца, действительно, смерти подобен.

Несколько лет назад он, тогда студент одного из питерских вузов, в компании Хрюши, бывшего в ту пору всего аспирантом, отмечал в общаге 8 марта. С Хрюшей они познакомились недавно, в колхозе, куда молодого аспиранта послали в качестве куратора присматривать за студентами, собирающими урожай. Куратор, правда, больше занимался своими делами, проводя большую часть времени у местной вдовушки, но не чурался и студенческих вечеринок с их непременными возлияниями, тем более что сам аспирант прозябал в общаге, ожидая, пока ему выделят хоть какую-нибудь личную комнатенку.

Неприятность случилась вскоре после возвращения из колхоза, когда в общаге обмывали последнюю полученную за «ударную страду» премию. Наотмечавшийся Шварц неосмотрительно попытался, уединившись в пустой комнате, добиться благорасположения подвыпившей студентки. То ли Шварц был слишком пьян, то ли взволнован, но ничего из этой затеи у него не получилось, студентка рассмеялась ему в лицо, предложив прекратить попытки близости, а лучше – поработать головой.

В это время в комнату вошел Хрюша с фотоаппаратом. Свое предложение девушка повторила и при нем. В ответ Шварц, сгорая от стыда, заявил, что она сама ничего не умеет. А тут еще старший товарищ Хрюша не к добру подначивать начал: «Пусть она поможет – авось получится».

Студентке это предложение не понравилось и она послала приятелей подальше, заявив, что в общаге мужиков хватает и с импотентом связываться не будет. Шварц, рассвирепев окончательно, попытался силой склонить студентку к близости в то время, как хихикающий Хрюша исподтишка щелкал «Чайкой», запечатлевая для потомков безуспешные притязания приятеля.

Девушка, пятясь спиной к открытому окну, пыталась отталкивать от себя Шварца, который вот уже прижал ее к подоконнику. Когда это не получилось, она сильно ударила насильника коленом в пах. Шварц, взвыв от боли, присел, схватил девушку за щиколотки ног, – У-у, б..! – И резко рванул ноги вверх… Несчастная успела только вскрикнуть, не почувствовав спиной опоры, а через мгновение полетела вниз с пятого этажа.

Запоздало заверещал, выбегая из комнаты, Хрюша. Шварц выглянул в окно. Внизу, нелепо раскинувшись на заплеванном студентами асфальте во дворе-колодце, лежало тело девушки. Шварц враз протрезвел, схватив носовой платок, как мог протер стол и дверные ручки, после чего кинулся искать Хрюшу.

Жаль, что он поверил тогда дрожащему от страха аспиранту, когда тот на глазах Шварца засвечивал находившуюся в аппарате пленку. Кто бы мог подумать, что это порося, повизгивая от страха, догадается быстро подменить кассеты!..

Перегруженный заботами участковый, прибывший часа через полтора в общагу, получил формальные объяснения с нескольких студентов, едва вязавших лыко, из соседних комнат, («ничего не видели, ничего не знаем»), да и вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела «по факту падения в нетрезвом виде из окна гражданки Н.».

Но Шварц на всякий случай добровольно явился в военкомат и той же весной был призван в армию. Каковы же было его удивление и ярость, когда, уже во время службы в милиции, на своем столе он обнаружил конверт со злосчастными фотографиями («Мужик какой-то для тебя оставил», – сказал сосед по кабинету). Оказалось, что последний снимок Хрюша успел сделать именно в тот миг, когда полуголый Шварц, выпрямившись, отпускал ноги падающей девушки. Это был самый настоящий выстрел в спину – такой подлости даже от бывшего куратора Шварц не ожидал. Сгоряча он решил, что Хрюшу следует немедленно куда-нибудь вывести и душить там до тех пор, пока эта свинья не отдаст негативы. Но потом Шварц сообразил, что из этой затеи может ничего не получиться – не такой уж дурак куратор, чтобы не подстраховаться от подобного исхода. Да и неизвестно, какие выгоды могло сулить восстановление старого знакомства – снимки снимками, но не зря же Хрюша не послал их в прокуратуру, а осторожно передал самому фотогерою. Так что недавно испеченный оперативник решил сначала послушать, что от него хотят.

Хрюша позвонил через два дня (ждал, видно, зараза, чтобы Шварц успокоился и все обдумал) и предложил встретиться. При встрече он сообщил, что главная идея сегодня – вопросы успешного сотрудничества. Причем, естественно, за плату (Шварц удовлетворенно хмыкнул, решив, что он правильно угадал про выгоду).

– А снимки, – забудь про них, – хранятся в очень укромном и будут надежной гарантией наших успехов…

Об этом Шварц тоже заранее подумал.

– Лучше прикинуться благодарным и пособирать компромат на самого Хрюшу, а там, глядишь, обменяемся к всеобщему удовольствию, – рассуждал Шварц, заключая сделку. – Потом, – он даже облизнулся от предвкушения расплаты, – ты, сытый хрюндель уж завизжишь у меня. И не отделаешься легкой смертью, как та шлюха, вылетевшая из окна, или, даже как Федот, не успевший осознать на просторах родины чудесной, как у него дробятся шейные позвонки…

Но пока он во Львовской командировке, спонсированной бывшим куратором. И задание-то простенькое – собрать бумажки по какой-то мадмуазель Войцеховской (для опера это – пара пустяков – было бы время и желание). Но за срочность Хрюша обещал на удивление неплохие бабки.

– Конечно, бумажки мы соберем, но один экземпляр оставим у себя про запас, – думал Шварц, подъезжая на такси к ближайшему от вокзала РОВД.

Местные оперативники командировочного встретили, как водится, тепло (пусть правительства ссорятся – сыщики всегда должны быть вместе), накидали нужные запросы в ЦАБ и ИЦ, получив устные ответы (а к вечеру постараемся бумаги забрать). Тогда же оперативники предложили урегулировать и все украинско-российские отношения. Чтобы гость, упаси Боже, не потерялся, ему нашли бедолагу-водителя, согласившегося «вместо кучи неприятностей» всего один день отработать в качестве шофера питерского сыщика. И Шварц поехал по загсам и школам…

Он целый день крутился, ища нужные бумаги. В районном загсе он немало удивился, когда инспектрисса, снимая копию с заявления о выдаче свидетельства о рождении, вдруг перевернула его вверх ногами и начала списывать какой-то текст.

На вопрос, что это за каракули, она пояснила, что ребенок был рожден вне брака, поэтому в самом свидетельстве данные об отце вписывались вымышленные, по фамилии матери. Но на обороте бдительные чиновники с тех же слов указывали реальные данные отца ребенка (глядь, поможет какой дивчине алименты выправить).

После загса Шварц, отпустив шофера (мол, сам дальше похожу), успел смотаться на частнике в небольшую деревушку. Там он через плетень сделал несколько фотографий маленького хлопчика, возившегося и игрушками в саду. И, даже не решив точно, зачем, прихватил с собой маленького розового мишку, сиротливо, валявшегося у калитки.

Еще несколько необходимых встреч, покупка билетов на самолет, пьянка – гулянка с коллегами и: задание выполнено – можно возвращаться в Питер раскрывать преступления. И совершать их.

…– А куратор-Хрюша, – размышлял Шварц в метро, – пленку-то мне отдаст. Этот его приятель… да Лишков! – Он очень здорово все расписал, – и Шварц, позабывшись, рассмеялся.

Сколько времени он ждал этого часа, стараясь накопать на куратора хоть что-нибудь во время выполнения всяких его поручений. Вот и фамилию отца девицы, значащуюся на обороте загсовского документа, Шварц не забыл: ксерокопия с этой бумаги хранилась теперь и у него. То, что добытые документы представляли для куратора определенную ценность, Шварц понял при первой же встрече с ним после возвращения из Львова. Куратор, быстро пробежав глазами текст, буквально захрюкал от удовольствия, и его толстые щечки мелко затряслись.

– Изумительно! Ты просто гений, – повизгивал Хрюша, – он будет приятно удивлен появлением наследницы…

Кто такой «Он» Шварц еще не знал, но решил, что узнает обязательно, а куратору не следовало бы так бурно выражать свои эмоции.

Но обычно бывший аспирант всегда был крайне осторожен. Теперь же он явно не угадал. Причем, не угадал в любом случае. «Неужели он рассчитывал, – размышлял Шварц, – что я просто выстрелю в спину этому чиновничку, забыв предварительно переговорить с ним по душам? Это Хрюша лопухнулся. Но теперь мы поговорим с ним самим. И оч-чень душевно»…