Текст книги "Дело рыжего киллера"

Автор книги: Михаил Карчик

Соавторы: Андрей Воробьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

После разговора с Даутовым Лишков и начал пить коньячок, обдумывая дальнейшее свое существование. Как ни крути, все должно кончится ужасно. Он знал, что если бандиты (а за Даутовым, известно, стояла влиятельная южная группировка) сумели взять кого-то на крючок, то не отпустят ни за какие коврижки. Взяли его, судя по всему, крепко – не зря Даутов так уверенно «наехал», пронюхал, точно, про игры компаньонов. А как здорово все начиналось!..

Но если начать выполнять бандитские указания, во-первых, того и гляди, сгоришь. Никому ведь дела нет, что РУОП буквально поселился в Фонд госсобственности и мечтает отправить его, Владимира Ивановича, естественно, в ИЗ-45/1, а попросту, в «Кресты». Во-вторых, чиновник станет нежелательным свидетелем, а в случае возбуждения уголовного дела все результаты тендеров власти могут попробовать признать недействительными. И единственный выход для бандитов, чтобы избежать это – убить Лишкова (мертвых не судят).

– В общем, – думал Владимир Иванович, – надо бежать, куда глаза глядят. Кое-какие деньги в одном из зарубежных банков у него имелись, но не столь много. Придется срочно продавать квартиру, шмотки… И, главное, получить свою долю у Сергуни, который, как полагал Лишков, тоже был виноват в том, что происходит.

«Ведь говорил ему, чтобы не покупал крупные пакеты акций на одни и те же фирмы – про это только ленивый не узнает: В компьютерах ФГС – Фонда госсобственности содержатся полные данные о покупателях. И ФСБ, и РУОП очень интересуются мониторингом рынка ценных бумаг. Что уж тут говорить о бандитах? – Этих хлебом не корми – дай дольку. А дольки – тут как тут – получил распечатку адресов и количества акций – засылай братву изымать недоимки»…

Осушив очередной стаканчик, Владимир Иванович снял телефонную трубку и стал набирать номер Царева, чтобы потребовать свои деньги и, хотя бы на первое время, какую-нибдь охрану…

* * *

Ни сама Светлана, почивавшая на диване в квартире Нертова, ни сам Алексей, внимательно изучавший бумаги из «дипломата», еще не имели понятия обо всех темных делах Лишкова и Ко. Знай о них Алексей – он иначе взглянул бы на всю историю с похищением его отца. И несколько иначе оценил бы роль своего босса в спасении Нертова-старшего от беды, связанной с необходимостью погасить навешанные на него бандитами долги. Однако – кто ж знал?

Светлана дрыхла как ни в чем ни бывало – милое дитя со спокойной совестью. Чего это Лишков на нее набросился? Скулу рассандалил… Неужели только из-за того, что жена пригрозила разводом? Тоже мне беда – скорее, спасение. Алексей припомнил, с каким облегчением освободился сам от постылого брака со своей законной. Но тут же спохватился: здесь совсем иное дело: во-первых, бумаги, из-за которых кто-то может надолго отправиться за решетку, а во-вторых, недвижимость и акции, оформленные на имя жены Лишкова.

Нертов сообразил, что при расторжении брака Светлана вполне может потребовать и раздела всего остального, принадлежащего Лишкову, имущества – так сказать, пятьдесят на пятьдесят. Останется Владимир Иванович гол как сокол. А если учесть, что чиновникам официально не полагается практически ничего иметь, и всякую там недвижимость Лишков по дурости оформил на имя жены, имеющей приличное юридическое образование и некоторые связи среди служителей Фемиды, то…

Реальные масштабы имущества чиновника Светлане были неизвестны, о чем она говорила и самому Алексею. Так вот почему еще с месяц назад она попросила свести ее с какой-нибудь надежной конторой частного сыска! Сама неплохо соображала – как никак, а специальность «правоведение» порой может сослужить неплохую службу красивой женщине, с иронией подумал Нертов о последствиях ее не слишком усердной зубрежки в течение пяти университетских лет.

Однажды Светлана намекнула, чтобы Алексей помог ей решить дележно-разводные дела – как-никак не чужой человек и сор из избы выносить не будет. Только у Нертова хватало своих забот, а заниматься чужими тряпками не было ни желания, ни времени.

Тогда Алексей дал Светлане телефон конторы Николая Иванова, бывшего опера, вылетевшего из органов «за превышение полномочий». Контора Иванова занималась всякими делами, начиная от слежки за неверными любовницами и кончая возвращением долгов. Но упаси Господи: никакого криминала – сыскное агентство имело лицензию и работало легально, устанавливая реальные размеры имущества, принадлежащего тому или иному должнику, на которого указывали клиенты. Как это имущество потом с должника стряхивали – через суд или иным, неформальным образом – контору не интересовало. Ей платили за то, чтобы она представляла доказательства состоятельности того или иного человека, а не за то, чтобы задавала потом милицейские вопросы.

Короче, этой конторой и руководил выпертый со службы приятель Алексея, с которым Нертов познакомился еще на втором курсе, когда проходил практику в милиции. Там же впервые и услышал прозвище Николая – «Арчи». Откуда оно взялось – помнил только он сам. Однажды один новичок райотдела (смешно вспомнить, выпускник циркового училища – кого только не брали в оперативники!), желая польстить старшему коллеге, назвал его на одной из попоек Ниро Вульфом.

– Какой я тебе Ниро Вульф? – Вспылил поджарый Коля, гордившийся своей спортивной фигурой. – Килограмм сто на меня подвесь – тогда и обзывай. Нет, я не Вульф! Я – Арчи Гудвин, – заявил он под всеобщий хохот коллег.

Так за ним и потянулось: Арчи. Вспыльчивость Арчи-Николая как раз и стала роковой в его милицейской карьере. Ну, погорячился он однажды с одним из подозреваемых, а дело по тому вскоре прекратили – как водится, «по малозначительности». Но уже было назначено служебное расследование, по итогам которого опера и уволили.

Куда было податься бывшему сыщику, который ничего другого не умел, да и не желал делать, кроме как выслеживать да вынюхивать? Оперативник, считал Нертов, это скорее диагноз, чем профессия. На счастье Арчи, ему удалось-таки открыть сыскную контору. В городе таких тогда немного было, несмотря на спрос. Основная проблема заключалась в том, что частным сыщикам не положено иметь огнестрельное оружие. Другое дело – охранникам. За то репутация у сыскных агентств была не в пример лучше, чем у охранных контор, которые подчас трясли подопечных предпринимателей почище бандитов. Собственно, многие из этих охранных служб как раз и были просто легализовавшимися бандитскими лавочками, так что их регулярно вязали то на вымогательстве, то на шантаже. А всем известный своей порядочностью и, естественно, неподкупностью городской мэр едва ли не на каждом шагу заявлял, что пора кончать что с частным сыском, что с приватной охраной. Новый городской глава занимался больше строительством, чем сокрушением, так что сыскные конторы еще работали – и Нертов с радостью спровадил свою бывшую супругу к Арчи. Чем уж она там собиралась с ним расплачиваться – не его, Алексея, была забота.

«Неужели, думал он, разглядывая содержимое Светкиного чемодана, этот Арчи, будь он неладен, и насоветовал ей произвести изъятие из сейфа Лишкова»? Но не похоже, чтобы сыщик был таким беспросветным идиотом. Скорее, это инициатива самой Светки. Сказала ведь: мол, компромат. Вот дурища-то! Теперь и Алексея ввязала в свои дела. «Что же мне так с бабами не везет, – с тоской подумал он. – Одна – компроматчица, вторая – киллерша. Люди, ау! Где хоть водятся нормальные женщины»?. Тут он некстати вспомнил еще и про племяшку полковника, благодаря которой пришлось уезжать из Дивномайска-20 – бр-р!..

Бланки, облигации, акции… «Ого, – не совсем приятно удивился Нертов, – чиновник имел какие-то дела и с нашим банком». Он принялся перебирать стопки документов. Выходило, что дела эти были не такие уж малые. Акции были записаны в основном на Светлану, на тещу Нину Семеновну да на всю их родню. Сам чиновник, понятное дело, пользоваться акциями не мог – не имел такого права. Стоили эти акции далеко не копейки. В чемодане было целое состояние. Законный вопрос: откуда это водились бешеные деньги у госслужащего, не самого великого чиновника? На взятках столько не наберешь – десятилетий чиновничьей карьеры бы не хватило, справедливо рассудил Алексей, прекрасно осведомленный о существующих в городе таксах взяток за те или иные услуги, оказываемые, скажем, при приватизации госсобственности. Если предположить, что Лишков удачно играл на бирже, пользуясь той информацией, доступ к которой давала ему его должность… Нет, и этот вариант не проходил! Ценных бумаг в чемодане лежало никак не меньше, чем на сотни тысяч долларов – даже по самой первой прикидке, без особой корректировки на нынешние расценки.

Чуть ли не миллион долларов у какого-то чиновника, одного из сотен в городе!? Только сейчас Алексей осознал всю немыслимую величину этой суммы. Этого просто не могло быть! Он еще раз принялся перелистывать и перебирать сложенные в стопки бумаги. Нет, ошибки не было. Чтобы заполучить такие деньги, чиновник должен был или иметь дико прибыльный бизнес, или… Алексей был не в силах сообразить, что еще могло бы послужить источником невероятных доходов Владимира Ивановича.

Светкин супруг не числился среди крестных отцов питерской мафии. Светка говорила что-то об оформленных на нее зарубежных фирмах… Этот вопрос мы проясним через Арчи, решил Алексей. Может, опер-сыщик уже и разузнал что, почему бы и нет?

«Собственно, – вдруг остановил себя Нертов, – а зачем мне во все въезжать? Стоит ли этим заниматься, тем более сейчас, когда надо сосредоточиться на отце да на Марине? С этими бы темными делами разобраться»! Но тут же оборвал себя: интуиция подсказывала, что есть смысл плотнее поинтересоваться типом, завладевшим далеко не малой долей акций его банка.

Среди бумаг Алексей натолкнулся на записную книжку Лишкова, тоже предусмотрительно прихваченную Светкой. Он машинально раскрыл ее на букве, с которой начиналась собственная фамилия – «Н». Ни одного имени на странице не было – только инициалы, состоящие из двух букв, и проставленные рядом цифры. Сочетание «ЮА» повторялось в нескольких местах. Еще одна загадка, подумал Алексей. Ни Юрий ли Алексеевич Нертов, его отец, был зашифрован в этих записях? И что бы могли в таком случае обозначать все эти цифры? Он листанул записную книжку дальше, на фамилию банкира – та же история, сплошные «АА». Ни номеров телефонов, ни фамилий или имен – сплошные буквы и цифры, нехитрые шифровки чиновника.

Не надо было быть великим детективом, чтобы просчитать, что между отцом, Чеглоковым и этим Лишковым существовала некая связь, абсолютно неизвестная Алексею.

Только сейчас он вспомнил, как отчитал его отец за то, что он поперся к Светке, едва прибыв в Питер. Что сказал тогда отец? Кажется, о том, что Владимир Иванович – нужный человек. Тогда он не придал этим словам значения. Понятно, что чиновник Фонда госсобственности был не той фигурой, с которой стоило ссориться – большего в замечании отца он прочесть не мог. Теперь выходило, что отец имел в виду нечто другое.

* * *

… Итак, сейф был пуст – Светка обчистила его почти до последнего листочка. Владимир Иванович взвыл, еще раз выматерился. Все, ради чего он рисковал в эти последние годы, пошло прахом. Дернул его черт связаться с этой стервой, а потом с Даутовым, а затем с Царевым – ошибка на ошибке. Куда теперь деваться, как восстановить нажитое? Он не сомневался в том, что Светка теперь уже ни за что не расстанется со спертыми ею бумагами. Такой компромат на него, такое состояние! Акции-то он понаоформлял на всю ее родню, да на каких-то неведомых ему подружек Светланы. А как было иначе? Как еще, спрашивается, если в компьютеры Фонда госсобственности заносились данные обо всех покупателях, а госбезопасность с ментами и с налоговой полицией следили за всем рынком ценных бумаг? Кто приобрел, сколько, почем, на какие шиши? «Доверился, старый тупица», – клял он себя. Лишков остервенело вышвыривал из шкафов Светкины тряпки, на которые и была грохнута немалая часть презентов-гонораров, а потом все поехало, покатилось. Ну, станет он вновь скромненьким чиновником, примется ездить на работу на троллейбусе, прижимая к себе свой потрепаный портфель. А с Даутовым-то, с Даутовым как быть?

Весь ужас положения состоял в том, что Семеныч уже всерьез припер чиновника, разнюхав каким-то образом, как именно сумел он распорядиться полученной по «дружбе» информацией. Почему Лишков, этого не предусмотрел? Зарвался….

Вот и Даутов, объявившийся буквально на днях, так и сказал:

– Зарвался, Вовчик? Тебя предупреждали: играй только своими деньгами, картинку не путай. А ты что устроил? Теперь мне серьезные люди счета выставляют.

Семеныч назвал сумму, которой можно было бы успокоить этих людей – скорее всего, его же самого, раздосадованного упущенным процентом с Лишкова, слишком уж рьяно воспользовавшегося сведениями о намечаемой афере. Лишков уже был готов отдать эти деньги. Черт с ними – жизнь дороже. Но где он их теперь возьмет, коли Светка обчистила его, как шлюха последняя! Ладно, есть кое-что в зарубежном банке, принялся соображать он. Царев еще не выплатил долю по той операции – навязал, хитрозадый, прокрутку этой доли через банк Артурыча. Мол, к чему держать деньги мертвым грузом, деньги должны работать и прочая дребедень. Но как только напомнил он Цареву об этой доле, сразу после визита Даутова, Сергуня заюлил: погоди, сейчас не изъять, не возьмешь ли ты их ценными бумагами? Вон бумаг этих сколько было – и где они теперь? Ту-ту вместе со Светкой!

Ужас положения заключался и в том, что Даутов, кроме денег, потребовал и другой расплаты за услугу: теперь уже постоянного и прямого выполнения его указаний на аукционах. Господи, но всему есть мера! Ведь возьмут его в конце концов на крючок. И так кругами ходят, все ближе подступая – все эти службы экономической безопасности. Начнет он сейчас работать на даутовских бандитов – погорит, даже охнуть не успеет. А выхода только два, – мрачно осознавал Лишков. Или в «Кресты» его менты упекут, или бандиты в расход пустят. Кто же будет долго терпеть обремененного лишней информацией клерка? И в «Крестах» достанут – он ли не знал, как косит там смерть народ? Однажды ему показали сводку смертей: почему-то большинство арестованных умирали от сердечных приступов. От восемнадцати и старше. Словно одних гипертоников в клетки забивали. «Знаем мы эти приступы, – думал Владимир Иванович, – это как случайно упасть и головой о кирпич удариться. Раз, этак, восемь-десять подряд… Никто не допустит, чтобы дело его дошло до суда, а если при доказанной вине все результаты тендеров объявят недействительными, и бандюганы лишатся своей собственности-недвижимости»?..

Как ни прикидывай, как ни вычисляй, а Лишков сейчас был той фигурой, которую просто требовалось ликвидировать.

– Ликвидировать… – Беззвучно прошептал он, глядя на свое мертвецки бледное отражение в зеркале. – Не жилец я больше на этом свете…

Лишкова охватила паника. «Бежать, только бежать», – принялся причитать он, закидывая в первую попавшуюся сумку остатки бумаг, не спертых Светкой, загранпаспорт, кое-что из вещей. У чиновника была постоянно открытая виза в Финляндию. Рванет туда – потом разберется. Господи, осознал он с тоской, ведь и дом-то финский был записан на нее! Ничего не осталось – по миру пустила…

Собрав вещи, Лишков еще раз обвел взглядом комнату. Присел на дорогу, но тут же вскочил как ошпаренный: одна новая мысль вдруг пронзила его лихорадочное сознание. «Двойная подстраховка! Конечно, как же я не догадался»! – Чиновник сообразил, что это спасет его – в том случае, если возьмут прямо на границе, а почему бы и нет, если там могут быть предупреждены… Он сел за письменный стол, достал бумагу. Порывшись в ящиках, нашел и ручку. И, не секунды не задумываясь, вдруг принялся быстро записывать что-то на плотных белых листах. Строчки ползли вниз, загибаясь мелкими и неразборчивыми буквами, но Лишков не обращал на это внимания. Закончив, он еще раз пробежал глазами листы. Достал конверт, плотно сложил все написанное и, послюнявив, заклеил, надписав: «Прокурору Центрального района».

Окончательно успокоившись, Лишков подошел к зеркалу. Оттуда на него смотрел растрепанный старик с отекшим лицом, нависшим над помятой рубашкой со сбитым на сторону галстуком. Владимир Иванович одел пиджак, расправил плечи, положил конверт во внутренний карман и еще раз, оценивающе, посмотрел на человека в зеркале. «Ликвидировать»?! – Переспросил неведомого оппонента. Но закончить не успел…

На него вдруг навалилось тяжелое удушье. Лишков ощутил, как шею захлестывает тугая петля. «Володенька», – вдруг нежно и тихо сказал чей-то женский голос. Все закружилось перед глазами, чугунные тиски сжали голову и потянули вслед за нею ставшее вдруг невесомым тело в длинный, сияющий летним радостным светом тоннель. Грохнулось вдребезги зеркало. Чиновник рухнул на пол, вниз вмиг посиневшим лицом.

Глава 3. Выстрел в спину

…Он ушел вправо с переворотом через плечо, одновременно выхватив оружие и выстрелив в темноту, в сторону вспышек автоматной очереди. Но, видимо, промахнулся: вторая очередь выбила искры из бетонки, на которую Ким успел упасть, у самой головы.

– Какой же ты настырный, братец, – чертыхнулся особист, – откатываясь в сторону спасительного кювета.

Во время движения он успел еще трижды выстрелить, держа пистолет в вытянутых над головой руках. Однако, не дооценил диверсантов и следующая автоматная очередь раздалась уже откуда-то сбоку, а третья – со стороны находящегося за спиной леска. Ким понял: это ловушка. Долго ему не продержаться и с оставшимися двенадцатью пистолетными патронами против трех умелых спецов с их арсеналом не выстоять.

А ведь группа была явно больше! Нападающие действовали слишком нагло, не удосужившись даже воспользоваться глушителями. Ким буквально всеми клеточками ощущал, что основные силы уже где-то на подходе к объекту. И остановить их никто не сможет.

Не сможет потому, что он, Ким Иван Анатольевич, капитан военной контрразведки КГБ СССР, не выполнил возложенных обязанностей, прохлопал террористов, занимаясь всякими пустяками, вроде выявления злодеев-солдат, делавших симпатичные брелоки из патронов.

Еще немного и, по его, вине взлетит на воздух не только сам объект, но и городок, в котором тот находился, а последствия диверсии будут подобны чернобыльским.

Ким решил все же попытаться прорваться под прикрытием темноты. Хотя это рискованно – скорее всего, у «беретов» есть приборы ночного видения, но другого выхода нет. И он попытался, выскочив из канавки, прыгнуть в сторону леска, чтобы уйти с линии огня и поближе подобраться к одному из диверсантов. Но в этот момент что-то сильно ударило особиста под лопатку, стало нечем дышать, и Ким упал не в силах пошевелиться.

С трех сторон к нему приближались плохо различимые в темноте фигуры диверсантов. Ким попытался выстрелить, но не смог даже поднять руки. А тем временем убийцы успели подойти вплотную и, казалось, с интересом наблюдали за бесполезными усилиями контрразведчика. Лица всей троицы были скрыты под черными шлем-масками, но Ким интуитивно знал, что под одной из масок скрывается Шварц. Как он оказался среди нападавших значения не имело, но особист знал точно: это именно он.

Шварц склонился над лежащим и, стараясь дотянуться руками до его горла, зло прошипел:

– Все. Теперь, капитан, твоя песенка спета. Ты умрешь, но сначала увидишь, как я буду убивать близких тебе людей…

Неизвестно откуда появились связанные жена и сынишка. Шварц начал медленно направлять в их сторону автомат. Вот оружие уперлось в грудь ребенка, а палец диверсанта начал плавно нажимать на спусковой крючок. Ким, собрав последние силы, попытался рвануться вперед, прикрыть своим телом мальчика, но раздался страшный грохот взлетающего на воздух объекта, казалось, в уши вдруг набили вату, перед глазами поплыли какие-то радужные круги, Ким дико закричал и… проснулся.

– Что, сон плохой приснился, молодой человек? – Участливо спросил пожилой сосед-казах, сидящий на соседнем с Кимом кресле в салоне самолета, – так мы уже идем на посадку.

– Да, сон. Конечно, – Ким виновато улыбнулся и подумал, что нервы придется, видимо, лечить. После того злосчастного ранения в Карабахе кошмары то и дело мучили во время сна. Доктора, правда, свое дело сделали, и через полгода госпитальной жизни Ким вышел оттуда на своих ногах. Но уже гражданским человеком. «Годен к нестроевой службе в военное время» – этот страшный диагноз перечеркнул дальнейшую карьеру особиста. Ким попытался спорить с врачами, но безуспешно. Единственное, что ему пообещали, да и то, видимо, только, чтобы успокоить – через год проведут переосвидетельствование.

– А пока придется вам поискать работу полегче, в какой-нибудь спокойной организации. – Председатель военно-врачебной комиссии, постарался скорее расстаться с недовольным пациентом.

Документы на увольнение из органов были оформлены достаточно быстро и Ким, простившись с коллегами, вылетел домой, в Алма-Ату.

Там бывшего контрразведчика порекомендовали директору одного из заводов, развившему бурную предпринимательскую деятельность на гребне демократии. И Ким согласился работать начальником службы безопасности. «Не навсегда ведь. Осмотримся, подумаем, а будет работа получше – сменим», – рассуждал Ким, осматривая свои будущие владения.

Работа, сначала показавшаяся неинтересной, все же увлекла, так как имела много общего с той, которой Ким занимался в особом отделе. Но на заводе он был единоличным начальником и никто даже не пытался учить его, как надо действовать в той или иной ситуации. Более того, когда Ким попросил предоставить ему возможность постажироваться на курсах охранников в финском институте безопасности, ему сразу же были выданы все требуемые деньги и документы: «Езжай, подучись, а потом – своих орлов воспитывай».

Зарплата и командировочные на заводе были такие, о которых на службе Ким даже мечтать не мог, выплачивали деньги регулярно. Когда же возглавляемой Кимом службе удалось пресечь попытку хищения одной новой и очень перспективной технологии, а после – обезвредить киллера, пытавшегося убить директора завода – доверие начальства и зарплата значительно возросли.

В общем, к новой работе начальник службы безопасности относился, как обычно, ответственно и ностальгия о прежней службе помаленьку начала утихать. Вот только эти ночные кошмары порой нет-нет, да напоминали о делах давно минувших дней.

Сейчас Ким со своим помощником летел в командировку в Петербург, и данное им поручение было не только сложным, но и достаточно скользким – того и гляди, под статью попадешь.

Правда, Ким был уверен, что служит правому делу, а значит, все сомнения о способах достижения цели следовало забыть. Он, посматривая в иллюминатор на приближающийся город, вспоминал события, предшествующие командировке и пытался построить очередную логическую цепочку, реконструируя прошлое…

* * *

Вскоре после визита в Алма-Ату питерских бизнесменов и рандеву у Медео Кима пригласил к себе шеф и, уточнив, что начальник СБ некоторое время служил неподалеку от Дивномайска-20, без обиняков предложил съездить в Сибирь, разобраться с обстоятельствами гибели сына уважаемого Керимбаева.

– Понимаешь, Иван, Асланбек мой давний друг. И сына его, погибшего в армии, я на руках носил. Но почтенный отец никак не может успокоиться: ему все кажется, что сын не виноват был. Прости, но я уже пообещал, что ты поможешь.

Киму ничего не оставалось делать, как согласиться и он отправился в Дивномайск. К счастью выяснилось, что войсковую часть, где служил Керимбаев – младший, нынче обслуживал бывший коллега Кима, с которым у того сохранились хорошие отношения. Коллега, узнав цель визита, согласился помочь со сбором информации, тем более что «до сих пор меня мучают сомнения, не прохлопали ли мы чего-то».

– Видишь ли, слишком большая возня тогда затеялась вокруг этого дела, говорил Киму особист, – помощника военного прокурора, который вел следствие, попросту подставили и, причем, довольно резко. Я такой прыти от вояк не ожидал. Хорошо еще, что парень не дурак оказался – успел нам информацию сбросить, и мы кое-какие меры принять успели…

Бывший коллега назвал фамилию этого помпрокурора и, Ким, рассматривая фотографии, предусмотрительно хранившиеся у особистов, узнал на одной из них начальника СБ из Питера, с которым он сидел за одним столом на Медео. Воистину, как поется в песне, «земля – шарик слишком крошечный, чтоб встретиться не удалось», подумал Иван…

Помаленьку Ким сориентировался в основных событиях. Но они вызвали больше вопросов, чем ответов. Его коллеге удалось договориться с новым прокурором и поучить на время из архива прекращенное уголовное дело Керимбаева. Конечно, оно оказалось достаточно выхолощено, казалось, все свидетели говорят одними и теми же канцелярскими фразами, показания их ни на йоту не расходились, но Кима больше интересовали протоколы осмотров и заключения экспертиз.

Он снял копии с документов и, не будучи стесненным в средствах, договорился с местными экспертами, чтобы они провели неофициальное комплексное исследование. Заключение специалистов заставило Кима еще раз всерьез задуматься, что же произошло на самом деле на территории объекта, когда солдат, якобы, расстрелял своих товарищей, а потом, при задержании, сам трагически погиб.

Эксперты уверенно заявили, что, судя по причиненным телесным повреждениям, стрельба по погибшим разводящему и караульному велась с расстояния более полутора метров, сбоку и несколько сзади. «Но, – думал бывший контрразведчик, – смена караула всегда ходит строем, в затылок друг другу. Поэтому Керимбаеву незачем было, открывая стрельбу, перемещаться в сторону: гораздо проще было открыть огонь именно сзади. Да и, судя, по положению трупов и оружия, погибшие военнослужащие не ожидали нападения. А если бы Керимбаев отошел, начал снимать автомат с плеча, с предохранителя – ребята бы хоть как-то среагировали, по крайней мере, повернулись на клацанье затвора. Странно. А это значит, скорее всего, на территории произошло нечто, заставившее Керимбаева уйти незаметно в сторону или, более вероятно, стрельбу открыл кто-то неизвестный. Неизвестный мне, но хорошо знакомый солдатам. Причем, знакомый так, что они добровольно (!), нарушая все мыслимые запреты, отдали ему автомат караульного Керимбаева. Эти человеком мог быть только кто-то из офицеров, скорее, старших офицеров, на уровне не ниже заместителей командира части или, в худшем случае, собственный ротный»…

Анализируя материалы уголовного дела, Ким решил, что и смерть Керимбаева, скорее всего, была не случайна. Он не мог исключить, что убийца караульных (точно, кто-то из командования части!) приказал прапорщику Тишко при случае застрелить Керимбаева под предлогом того, что этому «негодяю и так вышка светит, а пока следствие пойдет – на часть еще штук пять «палок» понавесят».

Про «палки» было хорошо известно любому, кто сталкивался с военной службой: по недомыслию высшего командования любая войсковая часть считалась благополучной, если там не было официально зарегистрированных преступлений – «палок». В противном случае вся вина сваливалась на «маленьких» командиров, «не обеспечивших поддержания воинской дисциплины». Офицер, выявивший в своем подразделении криминал, вынужден не передавать злодеев военному прокурору для неотвратимого наказания, а, под страхом собственной ответственности, прилагать все силы, дабы показать видимость благополучия, а по сути – потакать правонарушителям, которые бесстрашно могли совершать все новые и новые преступления.

Известно, что силы к укрывательству прилагались немалые: потерпевших солдат прятали не только в гражданских больницах, но и на собственных квартирах, сулили златые горы за молчание, подделывали медицинские документы, пытались споить, задобрить или попросту купить сотрудников военных прокуратур и так далее.

Уголовное дело в отношении Керимбаева было возбуждено по статье 103 Уголовного кодекса (убийство без отягчающих обстоятельств) – Тут все ясно: военный прокурор не стал возбуждать дело по признакам более тяжкого преступления. Иначе сразу надо было доложить в Москву и, соответственно, получить кучу противоречивых начальских указаний, как проводить следствие, да еще и отчитываться об их выполнении.

Очевидно, если бы Керимбаев остался жив, то в конечном итоге его судили бы и за нарушение правил караульной службы, и за убийство с отягчающими обстоятельствами, и за попытку хищения автомата, и Бог знает за что еще, что могло всплыть в ходе следствия. Кроме того, принципиальный прокурор дополнительно мог отдать под суд пару командиров, благодаря попустительству которых Керимбаев начал стрельбу. Такая перспектива не устраивала армейское начальство. А потому бывший особист и не исключал, что Тишко стрелял в солдата по чьему-то приказу специально: смерть все спишет.

Очень не понравилось Киму и история с пропавшей винтовкой – в совпадения он не верил, а то, что Керимбаев охранял именно тот склад, где хранилось оружие, наводило на размышления.

– В общем, надо договариваться с местными руоповцами и чекистами, – решил Ким, – может у них что-нибудь есть интересное. Тем более, по сведениям особого отдела, некие связи вояк с гражданскими бандитами просматривались. Что стоит, к примеру, этот случай с танком на «стрелке»?..

«Территориальники» оказались ребятами толковыми и назвали Киму пару фамилий «быков», по непроверенным сведениям присутствовавшим при безвременной кончине Федота.

– Ты только какую-нибудь «мокруху» на нас не повесь, – напутствовал Кима местный оперативник. – И учти: Бланш этот, который на фотографии щерится, дрянь еще та. Записался в помощники депутата, так теперь чуть что вся его братия начинает верещать о гонениях на демократию. Мы пытались разок выдернуть Бланша побеседовать, так я потом не знал, как в прокуратуре отписаться…

Кстати, по нашим данным, за ним пара трупов числится. Своих же. Говорят, сферы влияния не поделили. Только разве что докажешь? Впрочем, по мне, если каждый Бланш зарежет по паре отморозков, а их братва – по паре Бланшей – нам спокойнее: лишь бы других не трогали…

По словам оперативника сейчас Бланш «легализовался», держал довольно приличный ресторан и сам лично уже руки старался не марать.

– И еще, – руоповец, как бы раздумывая, полез в сейф и достал оттуда светло-коричневую папку, – есть еще одна мулька. Так сказать, на закуску… Нет, к папке руки не тяни. Дело агентурное… А вот зачитать кусочек рукописи – пожалуйста. Наш источник еще где-то в начале 91-го узнал, что некий Шварц по пьянке хвастал, дескать, ему удалось «разжиться «стволом» и замочить каких-то дембелей»…