Текст книги "Пропавшая кузина (СИ)"
Автор книги: Михаил Казьмин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава 24
Все когда-то кончается
Итак, одной проблемой меньше – сумасшедший дом мне точно не грозит. Откуда вдруг такой оптимизм? Так я же умный, вот на досуге сел и подумал: а что же такое представляет из себя моя личность? Правильно, сплав той личности, которая перенесена в мое тело из прошлой моей жизни, и воспоминаний Алеши Левского, имевшихся у него на момент оного переноса. Понятно, что под воздействием этих воспоминаний названный сплав заметно отличается от своих исходных компонентов – как от одного, так и от второго. А давление на меня оказывала как раз-таки чистая, если можно так выразиться, личность того самого переселенца. Вот и произошло некоторое, хм, недоразумение. Ладно, на будущее придется иметь в виду, что такое возможно. Хорошо бы, конечно, чтобы это происходило, как и сейчас, тогда лишь, когда меня понесет не в ту степь…
Ладно, с сумасшедшим домом разобрался, это хорошо. Теперь о том, что плохо… Плохо то, что этот мой исходный вселенец при всем своем хамстве говорил исключительно по делу. Катя меня действительно окрутила, пусть и временно, что есть, то есть. И, похоже, любви неземной тут не только с моей стороны не наблюдается, но и с ее тоже. Вот, правда, интересно – те самые три слова она мне ни разу не сказала исключительно потому что я вроде как должен сказать их первым? Или ей это просто не так уж и нужно? Хм, не знаю, не знаю…
Не знаю я и того, зачем Кате все это вообще понадобилось. Нет, потренироваться перед захомутанием кронпринца, это понятно. Но вот непохоже, чтобы тут чисто тренировкой все и ограничивалось. Нужен я ей, непонятно зачем, но нужен, причем безотносительно того, что будет дальше.
А дальше… Ничего дальше не будет. Я не дурак, Катя не дура, и мы с ней прекрасно понимаем, что главная особенность всего происходящего – это его абсолютная бесперспективность. Сейчас мне с Катей так хорошо, как не было ни с кем до нее (прости меня, Аглая!), но это именно и только сейчас. Никакого «потом» и никакого «дальше» тут нет и не будет, потому что быть не может. Помнится, в прошлой жизни было такое развлечение – попросить кого-нибудь произнести вслух «сиреневенький бесперспективнячок» и смеяться над тем, какие нелепые словечки у этого несчастного получаются. Желающие могут попробовать сами, только обязательно вслух. Так вот, я и раньше мог это произнести, и сейчас смогу. Потому как тот самый бесперспективнячок у меня с Катей и наличествует.
Ну ладно, допустим, захочу я оный бесперспективнячок (сиреневенький, напомню) героически преодолеть и позову Катю за себя, такого хорошего, замуж. Ну, во-первых, нет у меня уверенности, что она согласится. Барышня нацелилась на свободу, а не на удачное замужество, и у нее это всерьез. Во-вторых, у меня нет не то что уверенности, а и просто вообще никакого представления, как к этому отнесутся ее родители. Ладно, она генеральская дочь, я генеральский племянник, такое трогательное сходство может и сработать. А может и не сработать. А, в-третьих, с уверенностью насчет моего отца тут все в порядке. Я совершенно уверен в том, что боярин Левской велит мне выбросить эту дурь из головы, и таковые слова, пожалуй, будут самыми мягкими и добрыми, что я от него услышу. С отцом мне портить отношения никакого резона нет, значит, не стоит к нему с этой затеей соваться.
Опять же, если я так уж сильно захочу на Кате жениться, все надо будет делать быстро. Потому что на Рождество прусская королева примет Катю в свои фрейлины, и до начала охмурения кронпринца отсчет пойдет в лучшем случае на сутки, а то и на часы. А брать в жены чужую любовницу, пусть и бывшую (это если Катя вообще согласится) – с такой завиральной идеей соваться к отцу мне и в голову не придет. Нет, вовремя у меня раздвоение сознания случилось, ох и вовремя…
Катя заворочалась, открыла глаза и сладко потянулась. Так, размышления временно откладываются – радости и удовольствия от обладания столь прекрасной и раскрепощенной юной женщиной я себя лишать не собирался, благо, недолго и осталось. Впрочем, пока не вернулся Альберт, надо прояснить еще один вопросик. Но это потом, сейчас как воспитанный кавалер, я должен уделить внимание своей даме…
Уф-ф, уделил так уделил… Хорошо, что без обоюдной отключки. Нет, на какое-то время мы, конечно, из реальности выпали, но ненадолго – чувство голода вернуло нас к жизни.
– Катя, – начал я, когда мы придавили голод изрядным количеством потребленной пищи, – ты хоть помнишь, чем ты со мной поделилась, кроме любовной магии?
– Чем? – Катя заметно напряглась. Так, интересно, действительно не помнит или боится, что я раскрыл ее уловку?
– Тем, что хотел вытащить у тебя из головы доктор Вайсман.
– Вот как? – удивилась Катя. – И ты теперь это знаешь?
– Знаю, – подтвердил я.
– А я нет, – вздохнула она. – Что же там такого?
– Стопка смертных приговоров. Вот такая примерно, – растянув пальцы, я показал Кате толщину обещанной пачки – где-то с пядь[35]35
1 пядь = 17,78 см.
[Закрыть].
– Нет, – Катя виновато помотала головушкой, – не могу вспомнить. А ты можешь проверить, у меня это хотя бы осталось? А то неудобно будет перед крестным…
Вопрос, однако, интересный. Повторять любовное слияние как-то не сильно хотелось – кто знает, чего еще Катя мне подкинет. А как сделать это другим способом, я что-то не представлял. Хотя… Помнится, кроме названий банков, номеров счетов и паролей там было что-то еще… Ну да, я тогда подумал, а это откуда взялось и при чем тут оно… Но что если этот ключ одноразовый и вместе с открытием сообщения заодно и стирает его после прочтения? Я бы на месте того барона фон Шилле именно так бы и поступил – для надежности. Однако предвидение тут же и подсказало, как такую ловушку обойти.
…Честно говоря, было немного страшно. Все-таки я первый раз собирался воздействовать на Катю не ради плотских утех. Но ничего, справился. И со страхом своим справился, и с задачей. Как я это сделал? Да сам толком не пойму… Просто представил себя, условно говоря, передатчиком, а Катю приемником, мысленно произнес фразу-ключ – и получил желаемое. Это, конечно, в максимально упрощенном виде. Я себе-то толком не могу объяснить, как все это делается… Просто на будущее запомню, что заклинательство может работать и вот так, на уровне мыслей и мысленных образов. К счастью, у Кати все это так в голове и оставалось, и да, все верно, для штатного срабатывания ключевая фраза должна быть произнесена вслух. Ладно, хоть тут все в порядке, чем я Катю и обрадовал.
Выражать свою благодарность Катя тут же и начала – известным и так хорошо удающимся ей образом. Первую порцию этой самой благодарности я получил прямо тут же, без подъема в спальню, а потом мы все же туда отправились, где и предавались всяческим приятностям до глубокого вечера, с перерывами, конечно.
Ближе к ночи я уговорил Катю сбегать искупаться в озере. Заплывы в лунном свете – это романтично. Правда, заплывы я совершал в одиночестве, Катя, как выяснилось, плавать не умела. Я, конечно, попытался ее научить, но сильно в этом не преуспел, добившись лишь того, что какое-то расстояние Катя смогла проплыть по-собачьи. А вот назад в дом пришлось бежать – пусть вода в озере и была теплой, но ночной ветерок, обдувая наши мокрые тела, вызывал сильное желание погреться.
Для начала я растер Катю полотенцем, затем растерся сам, а потом мы спешно полезли на чердак, где грелись уже более действенным и куда более приятным способом. В общем, все было просто замечательно, но заснуть счастливым никак не давало предвидение, подсказывая, что эта ночь у меня с Катей последняя. Пришлось предаться философским размышлениям о том, что все когда-то случается в первый раз, а когда-то и в последний, размышления эти несколько примирили меня с действительностью, и уснул я если и не сильно счастливым, то и совсем не несчастным.
Уж не знаю, передалось Кате пришедшее ко мне знание о скором окончании нашего уединения, или же и она что-то такое почувствовала, но с утра мы накинулись друг на друга с какой-то особенной, небывалой и нас самих слегка испугавшей страстью. Не могу даже предположить, привык бы я к такому, если бы все это продолжалось, но с пониманием того, что продолжения не будет, перенести напавшее на обоих безумство оказалось намного проще.
– Думаешь, все, больше не сможем? – выводы из моего предложения застелить кровать Катя сделала самые что ни на есть правильные.
– Не думаю, – ответил я. – Знаю.
– Это потому что ты намного старше? – суть Катиного вопроса я, честно говоря, сразу не понял.
– Я хотела спросить: ты умеешь предвидеть, потому что на самом деле ты намного старше и меня, и Альберта, и даже самого себя? – Катя задала вопрос более развернуто, и вот тут я слегка, мягко говоря, прибалдел. Впрочем, а что тут такого удивительного? Если уж при любовном слиянии я узнал, что носит Катя в своей головушке, то и она не осталась без интересных открытий, помимо того, что ей удалось подчинить меня себе. Да, что теперь самообманом тешиться, именно что подчинить. Хорошо, ненадолго, но тут я должен благодарить ту самую часть меня же самого…
– Увидела? – усмехнулся я.
– Увидела, – признала Катя, виновато отведя взгляд. – Только почти ничего не поняла. Как такое возможно? Что за мир ты помнишь? Он такой странный… Странный и страшный…
А вот это мне уже активно не понравилось. Ситуацию срочно нужно было как-то исправлять, потому как ни новые Катины вопросы в развитие столь некстати поднятой темы, ни, тем более, мои ответы на них мне были совсем ни к чему. И что тут можно сделать?..
Оказалось, что можно, и не так уж и мало. Начал я с обращения к предвидению, любезно подсказавшему, что Катя действительно почти ничего не поняла. Что ж, стало быть, вместо темы странностей будем развивать тему непонятного. Обманывать, конечно, нехорошо, обманывать женщин нехорошо вдвойне, но это никак не повод раскрывать свою сущность…
– Видишь ли, Катя, – проникновенно начал я и тут ко мне пришло вдохновение, – человек несовершенен, и потому мы далеко не всегда способны правильно понимать то, что в Своей милости открывает нам Господь. Я, например, не понял. Но я искренне надеюсь, что однажды Бог услышит мои молитвы и ниспошлет мне понимание Его откровения…
– Наверное, это потому, что ты отмеченный, – так, кажется, Катя прониклась. Вот и хорошо, такое объяснение снимало остальные вопросы до того, как они могли бы быть заданы. Поэтому я с многозначительным видом кивнул, подтверждая ее слова.
Мы успели позавтракать, подогреть воду и кое-как помыться с помощью кувшина и лоханки, я побрился, Катя с моей помощью заплела волосы в две косы, а потом я посоветовал Кате одеваться. Пришедшая мне в голову идея одеть Катю в дирндль в очередной раз с блеском себя оправдала – с одеванием Катя управилась почти одновременно со мной.
– Ну что, Катя, пойдем встречать гостей? – предложил я.
– Уже сейчас? – с грустью спросила Катя.
– Да, – просто сказал я, и мы вышли.
По дороге вдоль берега виднелась кавалькада, шагом двигавшаяся явно в нашем направлении. Разобрать на таком расстоянии ее численность и вообще увидеть, кто там и что, было невозможно, но через полминуты этого и не потребовалось – с ее стороны труба заиграла мелодию песни про пьяного оборванца, которого непонятно за что любят девчонки. Да уж, Альберт молодец, здорово придумал! Рот мой сам собой растянулся в улыбке. Давно, ох и давно, я эту песню не слышал!
– Чему ты улыбаешься? – недоверчиво поинтересовалась Катя. – Это точно те, кого мы ждем?
– Точно! – успокоил я ее. – Трубач играет песню, которую сочинил Альберт! Может, сам он и играет, я отсюда пока не вижу.
– Альберт? Сочинил песню? Ты серьезно?! – от души удивилась Катя. Ну вот, спалил, понимаешь, товарища… Ладно, разберутся как-нибудь по-родственному.
И правда, уже вскоре я видел, что впереди кавалькады на вороном коне скачет мой приятель. Ну что ж, теперь эта страница моей жизни точно перевернута… Я скосил взгляд на Катю, похоже, что и она прекрасно это понимала. А вот нравится ей такая перемена или нет, я так и не понял.
…Король баварский Фердинанд Второй оказался очень высоким, вершков на пять поменьше сажени[36]36
То есть примерно 191 см.
[Закрыть], атлетично сложенным мужчиной лет пятидесяти, одетым в голубой мундир с белой отделкой и золотым шитьем по воротнику и обшлагам, серые рейтузы[37]37
От нем. Reithose – штаны для верховой езды. Чаще всего шились из тонкого серого сукна, в шагу подшивались кожей.
[Закрыть] и черную офицерскую шляпу с султаном из белых и голубых перьев. Видимо, раньше он был брюнетом, но сейчас в его волосах, усах и бакенбардах преобладала седина. Свою благосклонность то ли к крестнице, то ли и ко мне тоже, он выразил тем, что изволил сойти с коня и, бросив поводья адъютанту, подойти к нам пешим. Тут же седло покинул и Альберт, пристроившись за правым плечом его величества. Поклонившись положенным по русским правилам образом (быстро наклонив голову и медленно подняв ее после касания подбородком груди), я отметил боковым зрением изящно исполненный Катей реверанс.
– Рад видеть вас, баронесса, в добром здравии, – голос у короля оказался под стать внешности, низким и глубоким. – А дирндль вам идет, – тут король одарил свою крестницу довольной улыбкой.
– Должна признать, ваше величество, я завидую женщинам и девушкам, имеющим счастье состоять вашими подданными, – Катя повторила реверанс, на сей раз даже еще более изящно. – Я никогда в жизни не носила столь удобной одежды.
Король снова улыбнулся, должно быть, такой ответ пришелся ему по нраву. Вообще, его величество производил впечатление человека жизнелюбивого и охочего до положительных эмоций. Впрочем, внешность может быть обманчивой, и уж тем более не стоит забывать, что этот улыбчивый великан правит далеко не самой последней в Европе страной.
– Графу фон Шлиппенбаху я уже выражал благодарность за спасение моей крестницы от козней коварных заговорщиков, – Альберт при этих словах короля быстро выбрался из-за его плеча и встал рядом с нами, я же с удовлетворением отметил, как именно его величество поименовал тех, кто в последнее время создавал мне проблемы. – Вам же, боярин Левской, я признателен не только за смелость и решительность, проявленные при спасении баронессы фон Майхоффен, но и за то, что вы пришли ей на помощь по доброй воле, не будучи обязанным к тому ни родственным, ни верноподданическим долгом.
На сей раз я поклонился не одной лишь головой, но и слегка подал вперед плечи. Раз уж король баварский назвал меня боярином, то и от меня не убудет показать монарху свое почтение.
– Не знаю, какие у вас планы, но ближайшие три дня вы проведете у меня в гостях, – кажется, король Фердинанд посчитал эти свои слова удачной шуткой. – Тем более, моя резиденция Херрензе находится по соседству.
Король щелкнул пальцами и по этому его знаку нам подвели лошадей, одна из которых была под дамским седлом. Один из королевских адъютантов, встав на колено и подставив сцепленные руки, помог Кате забраться в седло, король оседлал коня как заправский кавалерист, Альберт продемонстрировал ттакую же сноровку, мне на их фоне даже несколько неудобно было, но справился. Его величество оказал нам честь, велев ехать рядом с собой, и мы двинулись навстречу новым событиям в нашей жизни. Предвидение скромно помалкивало, так что думать, что это будут за события и куда они нас приведут, мне оставалось самому.
Глава 25
Королевские милости
Резиденция Херрензе располагалась на одноименном острове неподалеку от нашего с Катей убежища, так что попали мы туда довольно быстро. В гостях у короля Фердинанда мы провели три дня, и хоть и были эти дни насыщены всяческими событиями, но ощущение осталось такое, как будто пролетели они чуть ли не в один миг.
Началось с того, что нас с Альбертом поселили по соседству, а Катю мы так до обеда и не увидели. Надо полагать, король даже на отдыхе не забывал о делах, и решил поскорее ознакомиться с посланием, доставленным ему крестницей. Впрочем, скучать не пришлось – Альберт рассказывал, как пробивался на аудиенцию к королю в обход дворцовой канцелярии, подчиняющейся напрямую первому министру. История очень увлекательная, при случае, может и расскажу как-нибудь в другой раз. Главное, я снова убедился в том, насколько полезно членство в студенческом братстве – именно благодаря связям кое-кого из братьев Альберт смог-таки добраться до его величества.
Рассказал Альберт и про доктора Грубера. Доктор сейчас долечивается, но до полного выздоровления там пока неблизко. Жаль, конечно, что сейчас Грубер не с нами, все-таки уже не совсем чужой человек после всего, что нам досталось, но тут ничего уже не попишешь…
Король удостоил нас чести пообщаться в узком кругу. На обеде, куда нас пригласил его величество, кроме него присутствовали только королева София, тот самый принц Карл, претендент на имперскую корону, да наследник баварского трона кронпринц Людвиг. Коронованных особ я, было дело, видел – нашу гимназию удостоил как-то своим посещением царевич Константин Федорович, но я тогда учился в третьем классе и место мое на встрече с царевичем было далеко не в первых рядах, а тут, понимаешь, аж в королевской трапезе поучаствовал. Впрочем, король Фердинанд держался довольно просто, поэтому обстановка торжественной официальщиной не отличалась, и мне удалось внимательно, ну, понятно, насколько позволяли приличия, рассмотреть наших венценосных хозяев. Первые впечатления от короля в общем и целом остались прежними – его величество вовсю эксплуатировал образ жизнелюбивого мужчины, здорового и крепкого, а уж что там таилось за этим красивым фасадом, и не разберешь. Внешность ее величества королевы Софии можно было бы охарактеризовать как безупречную, если бы не совершенно отсутствующее выражение лица. Уж и не знаю, где именно пребывала своими мыслями королева баварская, но точно не здесь. Принц Карл, светловолосый мужчина лет примерно тридцати пяти с очень жестким и недобрым лицом, на первый взгляд не очень-то и походил на своего двоюродного брата, но что-то неуловимо общее в их внешности заметить было можно. Да и не только во внешности – похоже, жесткость принца Карла была такой же маской, как и жизнерадостность короля. На общем фоне своих родственников кронпринц Людвиг смотрелся неожиданно естественно, то ли еще не овладев наукой создания и поддержания обманчивого образа, то ли сознательно никаким образом не воспользовавшись. Просто молодой человек лет двадцати с небольшим, статью и лицом пошедший явно в отца, только шевелюра погуще и почернее, да бакенбарды поменьше.
Нам пришлось рассказывать столь высоким особам историю наших приключений, за вычетом, естественно, событий, происходивших в домике на берегу озера, о каковых мы с Катей старательно умалчивали. Впрочем, первую скрипку в нашем трио играл Альберт, на полную мощь задействовавший свой талант рассказчика. Как и следовало ожидать, слушали нас с живым неподдельным интересом. Король Фердинанд даже изволил вызвать дежурного адъютанта, каковой с наших слов занес в записную книжечку имена всех, кто нам помогал. Из тех, кто мешал, нам был известен только полицмейстер Пассау фон Прюлль, но его король записывать не приказывал – уверен, что и так запомнил. Как и в том, что запомнил король уже бывшего полицмейстера.
Король вообще оказался слушателем внимательным и благодарным. Его величество пожелал также услышать подробности университетской жизни, а заодно и мои наблюдения о жизни в Баварии. Ну да, я-то даже и не «прайсс», взгляд у меня совсем свежий, так что и мне было интересно все это рассказывать. Понравилось, что мой рассказ король превратил в учебное пособие для наследника, прямо тут же проведя с ним урок на тему «Как управлять государством, чтобы вызвать благоприятные впечатления у иностранцев». Заметив это, я подпустил и негатива, но так, в минимальной дозировке. Вспомнив Вастля, мальчишку, что в Пассау проводил поиски Кати, я выразил осторожное недоумение тем, что паренек не ходил в школу, а проводил дневные часы в поисках заработка. Тогда-то и не догадался самого Вастля спросить, в чем тут дело, а сейчас вот вспомнил. Правда, подал я все это так, чтобы оставались пути отхода – мол, вот у нас тоже обучение в народных школах не ежедневное, может, я ошибаюсь и Вастль все-таки школу посещает… В итоге снова был вызван дежурный адъютант и в книжечке появилась еще одна запись.
– Граф Шлиппенбах, боярин Левской, – начал его величество, когда обед завершился, – сейчас, когда заговор еще не искоренен, говорить о наградах было бы несколько преждевременно. Ваши подвиги, несомненно, будут должным образом отмечены, однако же сейчас привлекать к вам внимание имперцев и их пособников в моем королевстве не следует.
Не скажу, что мне такой подход сильно понравился, да и Альберт особо довольным не выглядел, но пришлось признать правоту его величества. Любые награды так или иначе оформляются через канцелярию, а кто там сейчас в ней заправляет, я, например, и представления не имел. А вот король, надо полагать, в этих раскладах ориентируется свободно… Впрочем, Катя-то свою награду получила – королева вручила ей небольшую изящную шкатулочку, из которой Катя с восторгом извлекла бриллиантовое колье.
…Остаток этого дня, как и два следующих, прошел во всяческих развлечениях. Ближе к вечеру мы стали зрителями в своего рода домашнем королевском театре – кронпринц Людвиг, его младший брат принц Отто и старшие сестры принцессы Амалия и Александра представили нашему вниманию нравоучительную комедию «Хитрые женихи и благоразумная невеста», как ни странно, довольно смешную. Из того, что авторство пьесы указано не было, я заключил, что и сочинил ее кто-то из королевской фамилии. А оба следующих дня мы активно развлекались на свежем воздухе, играя в волан, кегли, крокет, серсо и веттнагельн[38]38
Волан – современное название – бадминтон.
Крокет – спортивная игра, необременительный вариант гольфа – ударами деревянного молотка на длинной ручке нужно провести деревянный же шар через несколько ворот.
Серсо – ловля брошенного обруча шпагой или рапирой.
Веттнагельн – баварская народная игра. Подробно о ней – вот тут: https://author.today/post/135474
[Закрыть]. Признаюсь честно, на фоне королевского семейства смотрелись мы с Альбертом и Катей бледновато, разве что я и граф показали более-менее неплохие результаты в серсо и волане, Альберт почти на равных с королем валил кегли, а я неожиданно даже для себя блеснул в веттнагельне. Зато самую легкую, казалось бы, игру, крокет, мы безнадежно провалили, там борьба за лидерство шла исключительно среди прекрасной половины королевской фамилии, и в итоге абсолютной победительницей стала принцесса Александра.
Его величество проявил интерес к моей шашке и пришел в полный восторг от устроенной мной демонстрации с рубкой шелковых платков, палок и прочих предметов. А уж когда я нарубил салатику из гвоздей и проволоки, королю и обоим его сыновьям пришлось приложить немалые усилия, чтобы сохранить подобающие их положению выражения лиц. Но вот сабля Орманди, которой я похвастался как своим трофеем, короля совсем не впечатлила.
– Венгерский дюсак, – определил его величество. – Ваш враг, я смотрю, был большим любителем антиквариата. Такими уже давно никто не воюет.
…Все хорошее когда-то заканчивается, подошел к концу и наш отдых в гостях у короля. Тем не менее, когда мы с Альбертом сели в поезд до Мюнхена, настроение у меня было очень даже хорошим. А что? После всех наших приключений мы неплохо отдохнули, в Мюнхене, как хотелось мне верить, меня с нетерпением ждали Герта с Анькой, из истории с Катей удалось выйти без особых потерь и расстройств. Мы с ней, кстати, успели немного побеседовать наедине, выдалась такая возможность… Так, ничего особенного, подтвердили статус-кво и расстались друзьями. Только вот так и не удалось мне избавиться от впечатления, что Катя все-таки что-то от меня утаила. Ну да не так это теперь и важно было, утаила и утаила…
– Алекс, – не очень уверенно начал Альберт, когда поезд отошел от станции Прин, – не пойми меня превратно, но я полагаю, что вправе знать… У вас с Кати что-то было?
Хм, с чего бы вдруг такой интерес? Неужели не понимал, оставляя нас вдвоем, что такое почти наверняка произойдет? Или у него тут какой-то свой интерес?
– Альберт, ты же понимаешь, что ни «да», ни «нет» я тебе ответить не могу? – воззвал я к его рассудительности.
– Понимаю, конечно, – признал он. – Но… Мне показалось, она к тебе неравнодушна.
– И? – я подтолкнул его к продолжению.
– И я подумал, что если бы вы поженились…
– Так, – остановил я его. – А теперь признавайся, ты познакомить нас именно для этого и хотел?
– Нет-нет, – Альберт даже руками замахал. – Ничего такого я не хотел! Но когда увидел, что она проявляет к тебе симпатию, решил, что было бы неплохо…
– Для кого неплохо? – самым невинным голосом, какой смог изобразить, поинтересовался я.
– Для вас обоих, – вывернулся Альберт.
– Дружище, – с мягкой укоризной сказал я, – Ты что-то не договариваешь.
– Кати очень легкомысленно относится к своему будущему замужеству, – выдал Альберт после несколько затянувшейся паузы. – Боюсь, она начнет отказывать всем подряд и дождется, что ее отдадут чуть ли не за первого встречного.
Ох, не того он боится, не того…
– Не отдадут, – заверил я его. – Этот вопрос она для себя уже решила. Не спрашивай, – я упредил попытку друга выяснить, что там решила Катарина, – все равно ответить не смогу. Со временем сам все узнаешь.
Надо же, кажется, он немного успокоился.
– Опять будешь с нашей хозяйкой и ее служанкой? – подмигнул Альберт.
– Ну, если они не нашли себе кого-то еще…
– Не нашли, не волнуйся, – Альберт широко улыбнулся. – Они, кстати, просили тебе привет передать.
– И ты молчал?! – взвился я.
– Во дворцах у стен бывают уши, – посерьезнел Альберт. – А иногда и глаза. Решил, что это не для них.
Да уж, это он прав… И решил правильно. Королю и без того забот хватает, чтобы еще и такое знать.
В Мюнхене я первым делом зашел в галантерейную лавку классом выше той, что располагалась в первом этаже нашего дома, и купил Герте с Анькой по две пары шелковых чулок, потратив почти все остававшиеся у меня деньги – предвидение подсказало, что с очередным переводом из дома, каковой должен был прийти дня четыре уже как, никаких проблем не будет. Так оно и оказалось, но прежде чем я это узнал, пришлось поучаствовать в бурном народном ликовании по поводу моего возвращения. Ну как народном? Того народа и было-то – Герта с Анькой, да виновник торжества. Но уж ликовали, так ликовали, я потом поднимался в столовую к обеду, как на Эльбрус какой-нибудь…
А через день стало ясно, что привезенная Катей бомба сработала. Я как раз отправился в университет, чтобы сдать дочитанный первый том Дюрнбергера и поменять его на второй, и выйдя из дома, сразу же проникся всей серьезностью момента. А что, тут проникнешься, понимаешь, когда на перекрестках конные патрули, у университета полсотни пехотинцев с двумя пушками, да по улицам то пехота топает с примкнутыми штыками, то легкоконники цокают с саблями наголо, а то и уланы с пиками, хорошо хоть, не наперевес. И среди всего этого милитаристского разгула снуют туда-сюда полицейские кареты с зарешеченными окошками. Кстати, ни в тот день, ни в последующие ни единого выстрела я не слышал. Должно быть, войска вывели на улицы исключительно для устрашения потенциальных или реальных, уж не знаю, какие они там были, заговорщиков. Что ж, вполне себе сработало – сопротивляться никто и не пытался. Есть, правда, вариант, что просто нужно было показать народу, что опасность заговора вполне реальна, вон, даже солдат пришлось привлечь. Если так, то стоило признать, что сработало и это – разговоры в пивных, в университете и даже дома с Гертой так или иначе сводились к тому, что проклятые заговорщики по наущению из Вены злоумышляли против короля и хотели взорвать порохом несколько зданий в Мюнхене, но его величество их упредил, а наши доблестные солдаты защитили любимый город от варварского разрушения. Сколько пива было за эти дни выпито за здоровье его величества, даже не рискну предположить…
Три дня спустя вышел королевский манифест, в котором в весьма обтекаемых выражениях сообщалось о раскрытии и пресечении заговора против династии (именно династии, а не короля!) во главе коего стоял гнусный изменник бывший первый министр Руфельд. Еще через седмицу объявили, что королевский трибунал признал Руфельда виновным в государственной измене, злоумышлении против королевской фамилии и растрате казенных денег в особо крупном размере, за что и лишил бывшего министра графского титула и приговорил его к смерти, а на следующий день известили о приведении приговора в исполнение. В тот же день я, Альберт и как раз вернувшийся из Ландсхута доктор Грубер получили приглашения в Мюнхенскую резиденцию.
… – Боярин Левской, граф фон Шлиппенбах, доктор Грубер! – торжественно начал король. – Сейчас, когда ваши деяния принесли свои благотворные плоды, пришла пора достойно вознаградить ваши усилия и проявленные вами храбрость и рассудительность.
Дальше король Фердинанд провозгласил очень многословный рескрипт о награждении каждого из нас Рыцарским крестом Ордена заслуг Баварской короны. Рескрипт отдельно разъяснял, что ввиду отсутствия у награжденных баварского подданства права именоваться рыцарем награждение не дает, но его величество тут же обещал доктору Груберу обратиться к прусскому королю с предложением даровать своему подданному дворянское достоинство ввиду того, что совершенное доктором известным его величеству королю Пруссии образом затрагивает и интересы Королевства Пруссии. Что ж, вполне справедливо, на мой взгляд. Нам с Альбертом статус баварского рыцаря нужен как щуке зонтик, а вот доктору Груберу стать прусским дворянином явно не помешало бы.
– Мне известно, что с городом Пассау у вас связаны не лучшие воспоминания, – продолжал король. – Интересно, а это к чему? – Однако я желаю, чтобы вы изменили к лучшему ваше мнение о городе, где куют превосходные клинки[39]39
Действительно, клинки из Пассау не уступают золингенским. Но продукция Золингена лучше распиарена…
[Закрыть]. А потому… – тут король слегка повернул голову, скорее, просто обозначил ее поворот, и тут же рядом с ним появились три офицера, державшие в руках различные образцы белого оружия. – …примите мои подарки!
Подарки раздавались строго по интересам. Мне, как обладателю сабли, пусть и непривычной для Европы, сабля и досталась – добротная легкокавалерийская офицерская сабля. Любитель шпаг Альберт шпагу и получил, только, по-моему, все-таки не армейского образца. Доктору Груберу достался охотничий нож – хороший такой ножик в локоть длиной. Да уж, не помню, чтобы доктор пользовался таким, но во время наших поисков Кати что-то похожее при себе носил. Все подарочное оружие блестело позолотой эфесов, золотой инкрустацией клинков, золотым декором ножен. Ну а что, королевские подарки, как-никак!
