Текст книги "Приключения маленького тракториста"

Автор книги: Михаил Жестев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Крушение надежды

Шел март. По ночам морозило, днем таяло. И с утра до ночи во дворе училища стоял неумолчный гул машин. Скоро выпускные экзамены. Алешка еще и еще раз перечитывал учебники, отрабатывал приемы управления машиной. Порой он просиживал за книгами до полуночи, пока дядя Иван не тушил свет.

Беспокойные, но и радостные были эти дни для Алешки. На душе было светло, словно после долгого ненастья наконец-то выглянуло солнце. Дядя Пуд отправил в свою МТС письмо, и оттуда в училище прислали на Алешку требование. Он уже считал себя трактористом Заозерной МТС. И особенно радовало, что Колька учится. Придет время – они обменяются документами, и каждый вернет себе свою фамилию. Тогда он, уже настоящий Алешка Левшин, сможет вернуться в Серебрянку, взять к себе бабушку, и они будут жить в новом хорошем доме.

Теперь Алешка не отходил от дяди Пуда. Они вместе готовились к экзаменам. Игнат Васильевич рассказывал ему о жизни в Заозерной стороне. И, конечно, учил уму-разуму – уж такой был дядя Пуд.

– Оно и у нас было – тяжелое время, – говорил он, оглаживая свою черную бороду. – Дошло до того, что машины некому стало обслуживать. По разным местам народ разошелся. А те, что в колхозе остались, голову ломали: как дальше быть? Без хорошего трудодня людей в колхозе не прибавится, а чтобы хороший трудодень был, требуется, чтобы народишка больше стало! Ну что тут делать? Как быть? Куда ни кинь, – все клин. Положение, так сказать, безвыходное. И вот пришло время, когда нас спросили: что же делать думаете, товарищи колхозники? А что делать? Людей у нас мало, земли много, не иначе, как разоримся окончательно! А нам сказали: давайте договоримся – все вы люди советские, доверие вам от партии полное, и это достаточно, чтобы вы колхоз свой подняли. Одно, говорят, с вас потребуют: сдай государству поставки, а в остальном пора бы самим ходить без чужой рученьки, своей головой смекать, как лучше хозяйствовать. И вот с той поры и пошло все в гору. Трудодень хоть и маленький сначала был, а работать стали крепко. С утра до ночи. А почему? Настоящими хозяевами себя почувствовали. А ведь с чего пошло? Ну подумаешь, сказали себе «сами хозяева»! А оно большие миллионы колхозу дало. И у нас так уж повелось: председатель председателем, бригадир бригадиром, а ты смекай сам в своем деле, не жди указки.

Алешку все интересовало. И есть ли в той деревне речка, и какая в ней ловится рыба? И далеко ли лес, и есть ли в нем ягоды? Конечно, хотелось, чтобы был клуб, где бы показывали всякие кинокартины. И не раз он спрашивал с некоторой осторожностью:

– А не заругает тебя?..

– Кто? Жинка? Живем с Марусей в мире – что мне по душе, то и ей. Одним словом, не беспокойся.

В общем все выходило, как нельзя лучше: звание тракториста он получит, в Заозерной МТС его ждут, а тетя Маруся, видно, добрая и ему с дядей Пудом будет хорошо. Вот только Тани не будет в Заозерье. Они станут переписываться… Но как? Он не хотел, чтобы Таня получала письма от какого-то там Кольки Лопатина. А подписываться своим настоящим именем он тоже не может. Вдруг кто-нибудь прочтет его письмо? Ну тот же Георгий Петрович. Это, спросит, откуда вдруг объявился Алешка где-то в Заозерье, когда ему место у дяди Ивана, в городе? Надо придумать какое-то особое имя, чтобы никто не догадался, что пишет он, Алешка, и в то же время, чтобы Таня знала, от кого письмо. Тракторист? Нет, не годится! Мало ли трактористов… Гайка? Тоже выдумал! Никаких болтов, винтов, гаек. А что, если Отчаянный или Смелый? Тоже нехорошо. Скажет, – хвастун, сам себя хвалит… Ладно, времени до отъезда в Заозерье еще много. Не придумать одному – придумает с Таней. Но это должно быть такое имя, чтобы Таня чувствовала, что пишет ей друг, настоящий товарищ!

Они условились, что обязательно встретятся после экзаменов, перед его отъездом в Заозерье. Встретятся у ее школы или он зайдет к ней домой. Но еще до этого он неожиданно увидел Таню у своего дома. Было темно; Алешка возвращался с вечерней самоподготовки, и, если бы Таня не окликнула его, он прошел бы мимо.

– Таня, ты что тут делаешь?

– Пойдем. Мне надо с тобой поговорить. – Они вышли на улицу, и Таня сказала, как старшая: – Алеша, ты должен пойти к дяде Ивану и все рассказать о себе. Про себя, про Кольку. Лучше здесь, чем в Заозерье. Тут знают тебя, тут поймут. А там? И ведь ты ничего не сделал плохого. Ты хотел учиться, ты доказал, что в пятнадцать лет можно быть настоящим трактористом. Разве это преступление?

– Нет, я не могу. Кому хочешь сказал бы, только не дяде Ивану.

– Алеша, я очень боюсь за тебя…

– Ничего, обойдется. – Алешка упрямо стоял на своем. – Да если я скажу, – ты знаешь, что будет? В трактористы меня не допустят. Ведь мне только пятнадцать исполнилось. Что тогда делать? У дяди Ивана жить? Не смогу. В деревню ехать – не к кому. И себя и Кольку подведу.

Последний довод показался Тане убедительным, и она уступила.

– Только ты смотри, будь осторожен.

– Никто не узнает. Знаешь, где Заозерный район? Триста километров отсюда.

Алешка раздобыл календарь и считал оставшиеся до экзаменов дни. Тридцать, двадцать пять, двадцать. Скоро он будет трактористом, его мечта осуществилась! Ну как не чувствовать себя счастливым? Разве он не обогнал года, разве не добился, чего хотел? Конечно, если узнают, сколько ему лет, то трактор не дадут, в МТС не примут. Но об этом уж не думалось. Впереди – самостоятельная жизнь.

Апрельским солнечным днем выпускники сдавали экзамены. Алешка прошел испытание по вождению машины одним из первых, получил от экзаменационной комиссии пятерку и теперь сидел в сторонке, на бревне, рядом с Колькой Лопатиным. Колька был грустен, и Алешка старался развлечь его.

– Ты знаешь, я чуть не сбился. Мне надо третью скорость взять, а рука к газу тянется. Вот как растерялся. Хорошо, не заметили.

– Мне бы так сдать! – вздохнул Лопатин.

– Сдашь. Да еще как сдашь. А потом мы с тобой встретимся. И на одном тракторе работать будем. Я смену – ты смену, больше всех выработаем. И, если хочешь, можешь быть старшим трактористом.

– Нет, старшим ты будешь, – отказался Колька.

– Тогда давай так. Ты старший по учету, а я по уходу – согласен? Чуть свет встанем – и в поле. Лето, теплынь, солнышко поднимается. А мы трактор заведем и начнем пахать земной шар!

Колька слушает, а лицо его по-прежнему хмурое.

– Возьми меня в Заозерье.

– Нет, ты кончай школу, а тогда где я, там и ты будешь.

– Возьми, – ну что тебе стоит?

– Вот чудак! Ты что ж, и из училища бежать хочешь? Так не годится. Ты же обещал дяде Ивану.

– Я у тебя выучусь, – возьми.

Не понимает его Алешка, не может понять.

После экзаменов всех курсантов повели в зал. Там выдавали дипломы об окончании училища. Первым, как самый молодой тракторист, получал диплом Алешка. Вторым, как самый пожилой, – дядя Пуд. Их задержали у стола президиума, и все долго аплодировали самому младшему и самому старшему курсанту. Тут же им вручили направления к месту работы. Сергей Антонович протянул дяде Пуду бумажку:

– Заозерная МТС.

Затем завуч вручил направление Алешке:

– Серебрянская МТС!

Алешка даже не взял бумажку.

– На меня, Сергей Антонович, Заозерная прислала заявку.

– Да, но послать туда мы не имеем права. Кто откуда приехал, туда и возвращается.

Алешка не помнил, как он вышел в коридор. Кажется, Сергей Антонович пожелал ему успехов в жизни, хорошей работы, быть передовым трактористом. Но Алешке было не важно кем быть: передовым или рядовым. Он вообще не будет трактористом. Даже самым плохим. Сколько раз, бывало, он говорил себе: так вот где грозит опасность, вот где разоблачат тебя как обманщика! И не раз спрашивал себя: «Что же теперь делать?» А теперь, когда тебя постигла самая большая неудача, ты ни о чем не думаешь, ни о чем себя не спрашиваешь, тебя ничто не тревожит. Что с тобой, Алешка? Ну скажи себе: крепись и мужайся! Не хочешь, не можешь? Ступай выспись, – может быть, что-нибудь придумаешь.

Хотя Алешка спал очень долго, утро не оказалось мудренее вечера и ничего он не придумал. Да и не старался придумать. Ему было по-прежнему все равно, что с ним будет, когда он приедет в Серебрянку. И даже сочувствие дяди Пуда не принесло облегчения.

Как было условлено, Алешка встретил Таню у школы.

– Посылают обратно в Серебрянку…

Таня не поверила.

– В Серебрянку? Но как же ты поедешь?

– Приеду и скажу. Мне все равно, – будь что будет.

– Нет, нет, подожди, Алешка. – Таню пугала Алешкина покорность. – Надо что-нибудь придумать.

– Сама же говорила, – сказать правду.

– Ну да. Но нельзя же так: «А будь что. будет…»

– Теперь ничем мне не поможешь…

– А вот и помогу. Идем ко мне.

– Зачем? Я не пойду, – заупрямился Алешка.

– Нет, пойдешь! Хочешь со мной поссориться? Да?

– Все равно не пойду…

– Ну ладно, – уступила Таня. – Тогда подожди меня здесь. Я забегу домой и вернусь минут через пятнадцать.

Алешка ждал Таню. Зачем она побежала домой? А не приехал ли Георгий Петрович, и Таня приведет его сейчас сюда? Ну и что ж, пусть приведет. Ему было безразлично, где его разоблачат: здесь ли, в городе, или там, в Серебрянке, на усадьбе МТС. Один конец, только бы скорей. И все же он обрадовался, когда увидел, что Таня идет одна. Она подошла к нему и протянула письмо:

– Передай папе. Передашь?

– Да.

– Он тебе поможет.

– Я пойду, Таня. Надо собираться в дорогу.

– Алеша, поверь мне, все будет хорошо.

Она что-то хотела сказать еще, но умолкла. Алешка увидел в ее глазах слезы. А ещё охотница! Но слезы Тани тронули его.

– Ты приедешь летом?

– Обязательно, Алеша!

– Ну вот, мы с тобой еще на охоту пойдем, – стараясь казаться веселым, проговорил Алешка. – И трактором научу тебя управлять. Обязательно приезжай.

В училищной библиотеке, где он сдавал взятые перед экзаменом книги, Алешка встретил Сергея Антоновича. Завуч, как обычно, сказал грубовато:

– Поучился немного, теперь дальше можешь расти, балбес.

– Я с собой книги везу.

– Ты вообще, я вижу, особый. Но меня не проведешь. Думаешь, так я и поверил в твои семнадцать лет? Знаю я вашего брата, мужичка. Где надо вам, – убавите, понадобится, – прибавите. Ну да ладно, ум молодцу не в укор. Прощаю, ступай, брат, в жизнь! Только смотри, чтобы щука тебя не заглотнула. В жизни щук много. Они таких, как ты, любят. Это, которые хватили фунт лиха!

Они вместе вышли из библиотеки, и тут только Алешка обратил внимание, что от Сергея Антоновича пахнет водкой. Алешка не смог скрыть удивления, и это заметил завуч. Он остановился на лестничной площадке и неожиданно спросил:

– Тебе можно пить, а мне нельзя?

– Сергей Антонович, да я ничего…

– Врешь, знаю, что думаешь. Но вы, дураки, разве что-нибудь понимаете? Разве понимаете, что я в вас всю свою силу вложил, всю жизнь? А для чего? Я-то знаю для чего. А вы? Разъедетесь, рассыплетесь кто куда – и след простыл… Да еще лихом помянете Антоныча. Он и стукнуть мог и припугнуть. Ладно, говорите, что хотите! Только бы вышли из вас трактористы, люди настоящие… Одно жалко, – все вы скороспелки. А дали б мне волю, я бы вас два года муштровал. Вот ты купил книжки… Думаешь, не видел? А ведь их еще надо впихнуть в вашего брата, вколотить…

И, не попрощавшись с Алешкой, пошел по гулкому, опустевшему коридору училища.

В комнате общежития собирались в дорогу дядя Пуд, братья Сапуновы, Форсистов. Дядя Пуд раздобыл по заявке своей МТС баллон для двухтонки и вслух размышлял над тем, как он его провезет в пассажирском вагоне. Братья Сапуновы даже в предотъездной сумятице ухитрились найти время, чтобы сразиться в карты, а Форсистов, увязывая свой сундучок с купленными на базаре деталями, распространялся насчет того, что весь секрет высокой выработки вот в этих самых штуках.

– Кто запасную деталь получил, тот наперед всех заскочил…

Он весьма радостно приветствовал Алешку.

– Вместе едем?

– Завтра…

– И я тоже. Багажу много?

– Книжки.

– А я – хоть трактор собирай, – рассмеялся Форсистов и раскрыл свой сундучок. – Только колес нет.

В дверях показалась голова дежурного.

– Форсистов, тебя требуют!

– В канцелярию?

– Какой-то парень. На крыльце он.

Форсистов увидел на крыльце племянника коменданта. Колька кивнул ему и молча направился на улицу. На улице Форсистов первый спросил:

– Дело какое ко мне?

– В Серебрянку едешь? – спросил Лопатин.

– Я из Черепановки.

– Знаю, в МТС Серебрянскую?

– В нее, а бригада Черепановская. Где живу, там и работать буду.

– Это хорошо. И Алешка Левшин туда же едет.

– Какой Алешка Левшин? – не понял Форсистов.

– Который Лопатин Николай. Иль не знаешь?

– Так он Алешка Левшин? – Форсистов даже свистнул. – А ты, стало быть, не Левшин, а Лопатин? Здорово.

– Только, если выдашь, смотри, – пригрозил Колька. – Думаешь, я не знаю, что ты ворованные детали покупаешь?

– А я не из пугливых. Купил на базаре – и вся недолга.

– А вот и не на базаре. Приносят тебе. Носатый такой.

Форсистову стало не по себе, но все же не растерялся и сказал с ухмылкой и спокойно:

– Друга выдал, себя выдал, мне грозишь. Ты, того, не рехнулся?

– Рехнулся – не рехнулся, а Алешку Левшина ты должен выручить.

– Да как я его выручу? – чуть не взмолился Форсистов. – Если бы он в Серебрянке не был. А то ведь всякая собака знает. Опять же Черешков…

– Черешков в Серебрянке, а ты в Черепановке, – ответил Колька. – За рекой, на отшибе. В ней директор раз в лето побывает и ладно. Вот и возьми Алешку к себе. Понятно?

– Не совсем… Но попытаюсь, – ответил не сразу Форсистов.

– Смотри, если выдашь Алешку, худо тебе будет, – снова пригрозил Колька. – Ты мне за друга ответишь. – И неожиданно протянул пакет. – Носатый прислал. Давай пятьдесят рублей.

Колька получил деньги и зашел в первый попавшийся магазин. Надо отметить отъезд Алешки.

Вечером за столом дядя Иван налил Алешке и Кольке по маленькому стаканчику и сказал целую речь о том, что значит быть трактористом – первым пахарем земли, ее севцов и хозяином.

Но что Алешке до этого! Его погонят из МТС – вот тебе и первый пахарь. И что это там дядя Иван говорит ему про бабушку Степаниду? Ага, пусть ждет своего внука Алешку! И он будет трактористом! Не будет, а есть! А впрочем, есть, но не будет.

Алешка оставил дядю Ивана и Кольку в столовой, а сам прошел в комнату. Должен он знать, что пишет о нем Таня своему отцу. Не задумываясь, Алешка поддел карандашом заклеенное крылышко конверта и вскрыл письмо. Оно было очень коротенькое. «Папа, если ты меня любишь, то сделай, чтобы Алеше было хорошо. Папа, я очень, очень прошу тебя. Ведь нельзя же, чтобы ему было плохо, если он хотел и стал трактористом. Твоя Таня».

Так зачем же просить о какой-то милости, если он ничего плохого не сделал? В этом письме есть только два слова… Алешка отделил маленькую полоску, а письмо изорвал на мелкие кусочки. Вот и все. А это пусть останется на память. И он спрятал в карман гимнастерки узкую полоску бумажки.

Неожиданный покровитель

На вокзале собралось чуть ли не все училище. Одни уезжали, другие их провожали. А когда подали состав, все устремились к последнему вагону. Хотя уже наступила весна, но окна в вагоне еще были наглухо закрыты. С платформы в двойные стекла кричали на разные голоса:

– Узнай там, – почему не прислали зарплату?

– Поршневые кольца перешлю с попутчиком!

– Сменщика не бери, дожидайся меня!

В вагоне шумно и тесно. К тому же, что ни купе, то склад запасных частей. Дядя Пуд ухитрился вкатить баллон для эмтээсовской двухтонки. Он положил его между двумя скамейками, немного потеснил Форсистова и сказал, отирая со лба обильный пот:

– Автомашина без баллонов, что сирота без чеботов.

– И как только ты втащил эдакую махину? – удивился Форсистов.

– Втащить не трудно. Труднее спрятать будет. Боюсь, милиция или проводник попросят отсюда.

Но вагон был отдан трактористам, он стал как бы их республикой на колесах, и стражи железнодорожного порядка избегали вмешиваться во внутреннюю жизнь этой республики.

Алешка сел в одно купе с дядей Пудом и, сунув под скамью свой багаж, вышел в тамбур. Надо было казаться довольным, веселым. Ведь он окончил училище с отличием, впереди его ждали работа, новая жизнь. Но каково-то ему? Завтра он должен будет сознаться в обмане. А что будет потом? Еще и деньги заставят вернуть. А где он их возьмет? Никому невдомек, что у него на сердце. Никому! А Таня? А Колька Лопатин? Вон он стоит позади всех и кого-то ищет, вытягивая свою длинную худую шею. Колька, дружище! Алешка машет рукой. Иди сюда!

– Уезжаешь? – Колька не смотрит в глаза Алешке, он не знает, куда деть руки: то сует их в карманы, то одергивает фланелевую гимнастерку. – Ты только не подумай… Я для тебя хотел сделать… Чтобы лучше было…

– Да ты о чем?

– Сойди…

Алешка не успел спрыгнуть на платформу. Его остановил появившийся в тамбуре Форсистов.

– Второй звонок. Сейчас поезд тронется…

– Дело есть, – ответил Алешка, показывая на Кольку.

– Я сам тебе скажу.

– Ну, я пойду. – Колька протянул руку.

– Ты же хотел…

– Он скажет! – И Колька исчез в толпе.

Алешка повернулся к Форсистову:

– Какое дело?

– А ну вас, – безнадежно отмахнулся Форсистов.

– А ты говори…

– К дому подъезжать будем, – скажу!

Раздался свисток. Поезд тронулся. Алешка вернулся в купе. Мимо проносились столбы. Тянулись без конца провода. Они то исчезали, то появлялись в окне и бежали от станции к станции. Когда Алешка ехал в училище, была ночь и он ничего не видел, кроме звезд и искр паровоза. Сейчас стоял солнечный день, и перед ним возникали в окне деревни, села, поселки. Они то рассыпались по крутогорью, то сбегали к речке, то густо лепились у станции. Алешка знал по рассказам, что здесь прошла война, и ему было странно видеть, что всюду новые дома, новые крыши, новые изгороди. И он невольно думал: а где же раньше тут люди жили? Он старался отвлечься. Пусть впереди Серебрянка, – что думать о ней, раз беде не поможешь. И все-таки вновь возвращался к своим неотступным мыслям. Поезд несет его навстречу опасности. Еще несколько станций, а там…

После полудня кроме Алешки, Пудова и Форсистова в купе никого не осталось. Вскоре на небольшой станции, чтобы погостить денек у брата, сошел дядя Пуд. На прощание он обнял Алешку.

– Ничего, брат, не поделаешь, не пришлось нам вместе поработать.

И пока поезд не отошел, стоял на платформе, словно провожая Алешку в далекую жизненную дорогу.

Алешка вернулся в купе. Форсистов спал, привалившись к стенке. Его кудрявая голова покачивалась в такт вагону, и без того толстый нос припух, и он так храпел, словно с кем-то ругался во сне. Алешка разозлился. И Кольке не дал сказать о каком-то там деле и сам молчит. И нарочно задел его ногой. Тракторист проснулся и, протирая глаза, взглянул в окно.

– Где едем?

– Скоро твоя Черепановка, а потом и мне сходить, – ответил Алешка.

Как бы он хотел быть на месте Форсистова! Счастливый. Приедет сейчас домой, начнет работать, и никого ему не надо бояться, ни от кого не надо скрываться. Человек своей фамилии. Не то, что Алешка.

– Прямо к себе в Черепановку?

– Нельзя, начальство ждет…

– А какой, думаешь, тебе трактор дадут?

– По обязательству и трактор будет.

– А я попрошу гусеничный, – не веря себе, грустно сказал Алешка. – Помнишь, в училище – ДТ? Вот машина, так машина! Как будто живая, словно все понимает. Умная, послушная. Дадут мне такую машину?

– Почему не дать?

– Я бы ее очень берег. Я бы на ней два года без ремонта проработал. Ей-ей! Думаешь, обязательно каждую зиму на ремонт становиться? И зарплаты мне полной не надо. Один я, – куда мне деньги!

Алешка почувствовал, что еще минута – и он выдаст себя. Не лучше ли замолчать? Но молчать Алешка тоже не мог и заговорил о Кольке Лопатине.

– Хорошо ему в училище: ходи на уроки, сдавай практику – и никакой заботы.

– А может быть, у него забот больше, чем у нас с тобой.

– Какие же у него заботы?..

– Мало ли какие, – неопределенно ответил Форсистов и, наклонившись к Алешке, тихо рассмеялся: – Совсем забыл, что обещал тебе рассказать, с каким делом приходил твой дружок. А может, оно тебе лучше моего известно. Ох, хитер ты, парень! – И снова откинулся к стенке вагона, разглядывая Алешку. Ну чем он рискует? А приобретает напарника, о котором мечтал. Лучшего сменщика ему не надо. И трактор здорово знает, и ездить хорошо умеет. Тут простоев да поломок не будет. Ну и глупый этот Колька Лопатин! Нашел чем грозить. Спасибо, парень, за помощника! И Форсистов повторил: – Ох, и хитер ты, Алешка!

Алешка отпрянул. Большими, испуганными глазами посмотрел на Форсистова. Тот подмигнул:

– Не бойся…

– Ты о чем? – пытался притвориться непонимающим Алешка.

– Так и не знаешь? – усмехнулся Форсистов. – А чьи у тебя документы? По чьей командировке в училище поступил?

Алешка молчал. Отпираться было бессмысленно, но признаться он тоже не хотел. А Форсистов уже серьезно продолжал:

– Мне, брат, все равно, кто ты: Алешка или Колька, Лопатин или Левшин. А говорю я с тобой потому, что твой дружок попросил.

– Гнус он, вот кто! – не удержался Алешка. – Выдал!

– А ты на него не сердись. Он о тебе думал, помочь хотел. И правильно сделал, что все сказал мне. Ты прикинь да обмозгуй, что будет, когда ты приедешь в МТС. Здрасте, товарищу, приехал в ваше распоряжение. А у них глаза на лоб: посылали в училище Николая Лопатина, а вернулся Алексей Левшин. И за телефон: «Прокуратура? Просим выяснить одну подозрительную личность!» А у прокурора разговор короткий: допросил, обвинил – и в суд. А суд постановит с трактора ссадить, а в тюрьму посадить. Чуешь, о чем твой дружок думал? И меня просил помочь тебе. Вот я и раскидываю умом, как из твоего положения выход найти.

– Какой там выход! – безнадежно отмахнулся Алешка. – Приеду – и прямо в МТС! Пусть, что хотят, то и делают.

– И дураком будешь! А я, как узнал про это, задумался, – как тебе помочь? И так и сяк прикидывал. Я, брат, зла не помню. Ну, а если что сделал не так, – извини.

– Думай, не думай – какой толк!

– Не говори, есть один выход, – уверенно сказал Форсистов. – Только выход этот такой – тебя прикрыть, а коснись до дела – самому ответить! – И тут же, привстав со скамьи, решительно тряхнул кудрями. – Ладно, беру твою беду на свою шею. Чем смогу, – помогу!

– Верно? – Алешка забыл в эту минуту все свои столкновения с Форсистовым, готов был верить ему, идти за ним.

– За товарища я голову положу.

– А мне что делать? – У Алешки и следа не осталось от недавнего безразличия к собственной судьбе. Он еще повоюет, его так просто не возьмешь.

– Сейчас будет Черепановка, так ты сходи и жди меня на станции, – сказал Форсистов. – А я проеду в МТС. Давай-ка документы твои.

Поезд уже грохотал на стрелке. Алешка подхватил свою поклажу и поспешил к выходу. А потом, когда дымок паровоза вместе с последним вагоном исчезли за леском, он не спеша побрел к небольшому станционному зданию. В зале ожидания Алешка присел на скамью и стал разглядывать расклеенные по стенам плакаты. Каждый предупреждал об опасности: не ходи по путям, не прыгай на ходу, берегись высоких платформ. И не мог оторвать взгляда от плаката, где был изображен человек, повисший на поручнях мчащегося поезда. Ему казалось, что этот человек он сам, а жизнь вот так же мчит его и грозит сбросить под колеса. И весело подумал: «Грозит, да не сбросит!»