Текст книги "Дочка людоеда, или приключения Недобежкина"
Автор книги: Михаил Гуськов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
– Чувствуешь? – спросил одни другого, сверкая лысиной в полутьме.
– Чувствую! – отозвался другой, тощий, с алчно горящими глазами.
– Что это? – задал вопрос первый.
– Копи царя Соломона!
– А не сокровища пирата Кидда?!
– Нет, запах не тот.
– А вкус?
– Клюквой отдает – рубинов много. Кидд вез сокровища из Бразилии, в Бразилии рубины мелкие, а тут индийские, большие. Хурмой пахнет.
– Квашеной капустой так и шибает в нос.
– Значит, золота много. Ты, Порфирий, не принюхивайся.
Ты же знаешь, что для тебя бриллианты – смерть, ты пить совершенно не можешь, а в бриллиантах сивушный градус.
Лысый в полосатой пижаме и тапочках на босу ногу почмокал губами, жадно втягивая воздух раздутыми ноздрями.
– Вкусно пахнет! Однако ты прав, прав, Григорий, бежать нам надо отселя.
Тот, что был в синем больничном халате, тощий с вытаращенными глазами, отозвался, потянув носом:
– Поверху тянет, с пятого этажа. Пойдем, хоть понюхаем поближе? Вон, видишь из окна сиянье исходит?
– Ты что, Гриша, если нас застукают, нам конец. Я, как учуял, так сразу понял, что ты сорвешься. Понял, надо выручать. Если к утру вернемся по домам, еще есть шанс. Понюхали – и будет. Ну их, эти сокровища, к шутам. И так из-за них сидим в дурдоме, а подтвердится диагноз, считай, обоим крышка. Артур из-под земли достанет и вытрясет из нас все до последнего грамма, все до единого каратика. Ты же знаешь Артура.
Лысый подхватил друга и потащил подальше от злополучного дома. Но еще двоих не заметил Недобежкин. За ним наблюдали те самые друзья, с которыми он так лихо расправился в „Дружбе" и которые подобрали оброненный им в пылу схватки аграф.
Полкан мог бы лаем дать знать хозяину обо всех скрывающихся преступных и полупреступных элементах, но опасных людей было так много, что лаять уже было бесполезно.
Через десять минут Недобежкин ввел Полкана в свою комнату и, закрыв дверь на задвижку, вытащил из-под кровати чемодан. Взявшись за ручку, он почувствовал облегчение, чемодан едва можно было сдвинуть с места. Открыв крышку, Недобежкин снова был ослеплен мириадами сверкающих огней.
В ночной тишине, которая наконец-то установилась за окном, Аркадий Михайлович стал раскладывать на столе свои сокровища, сердце его сладко замирало. Он взял перво-наперво золотые, похожие на слегка сплюснутую луковицу, часы на рубиновом шатлене. Конечно, он еще не знал, что такая цепочка из рубинов и бриллиантов называется шатленом, но именно так она и называлась.
Блеск рубинов притягивал взгляд, словно человеческий взор. Аспирант задумался, ему показалось, что он видит в глубине рубина знакомое лица
„Завидчая!" – узнал Аркадий. Лицо улыбнулось ему и исчезло. Недобежкин вгляделся в другой рубин: „Повалихина", и она тут. Сладкое Варино лицо улыбнулось и тоже исчезло. Недобежкин понял, что на минуту заснул. Наследник Хрисогонова встряхнул головой и потряс часами.
„Сколько такие часики могут стоить? Интересно, дадут за них мерседес"? А может быть, даже и не один?"
Прав был в своих упреках Андрей Андреевич Повалихин. Для многих советских молодых люден мерилом праведным всяких богатств был „мерседес", и если бы современный иконописец пожелал написать доходчивую для молодых людей икону, то ангел вместо жезла в руках, означавшего это праведное мерило, должен был бы держать вожделенный почти для каждого юноши восьмидесятых годов автомобиль.
Много „мерседесов" дали бы за один такие часики, потому что это были часики с настоящими кроваво-красными цейлонскими рубинами, оправленными в крупные бриллианты, но кроме того, вещь эта была не совсем забытая, так как это были любимые часы Людовика XV, которые вместе еще с одними часами из его коллекции тоже сейчас находились в чемодане Недобежкина. Эти часы бесследно исчезли из поля зрения владельцев крупнейших ювелирных коллекций еще во время Великой французской революции и пот вдруг внезапно появились в таком совершенно несозданном для королевских драгоценностей месте, каким являлась квартира номер девяносто один дома 7/9 по Палихе.
Как они попали к Ангию Елпидифоровичу, оставалось загадкой. Впрочем, загадок было так много, что молодой ученый даже и перестал задумываться. Все, что с ним происходило в последние сутки, с точки зрения материализма, не лезло ни в какие ворота. Однако, как мы продолжаем утверждать, чудес не бывает. Чудо – это непонятая закономерность.
Недобежкин подцепил из чемодана золотой кубок со сценами обольщения Сусанны старцами.
Вылитая Завидчая, а вот этот самый похотливый старец – не Седой ли? Ага, Иван Александрович, вот вы како-вы-с. Понятно, какие люди служат отрицательными прототипами библейских персонажей. Как верно все схвачено. Ба, а судья праведный, постой-постой, не может быть, кажись, на Ангия Елпидифоровича похож. Жаль, я его плохо помню. Расплылся образ, но, кажется, он. Так, а молодой прислужник… Да, неужели, это я? Нет, все, спать пора".
Недобежкин, который от всех впечатлений за день, если сказать мягко, несколько одурел, решил, что утро вечера мудренее и что завтра утром на свежую голову он уж точно во всем разберется и определится, как жить и как действовать дальше. Главное, теперь и Повалихина, и Завидчая вполне достижимы. Аркадий Михайлович отвязал с пояса кнут и стал укладываться спать. Тигра, которая прыгнула на стол и вместе с ним разглядывала кубок, жалобно замяукала.
– Тигра, не стони так жалобно! – утешил ее хозяин несметных сокровищ. – Ты теперь богатая женщина. Ха– ха – блоха!
Недобежкин, раздеваясь, запел по-шаляпински:
– Милей родного брата ему блоха была. Ха-ха – блоха! А ты ведь не блоха, ты благородное животное из породы кошачьих. Тем более, позову портного и велю вам с Полканом сшить бархатные кафтаны, а тебе, Тигра, поскольку ты дама, еще и соболью шубу сошью с мантией. Полкану – будку величиной с дворец из двадцати апартаментов и цепь золотую, а тебе, Тигра, дуб тысячелетний посажу, чтобы ты по нему прыгала в собольей шубе.
Животные с сомнением смотрели на своего спасителя и благодетеля, но что они думали о его заносчивой болтовне, до конца понять было невозможно. Во всяком случае Недобежкин слегка осекся и вдруг вспомнил о кольце.
– А кольцо-то у меня цело?
Он почему-то заволновался, вспомнив, как Ангий Елпидифорович несколько раз предупреждал его, чтобы он как зеницу ока берег его оловянное колечко.
Нащупав кольцо в кармане брюк, аспирант вытащил его из носового платка, в который оно было завернуто, и повертел перед глазами. Ничего особенного, колечко как колечко, вроде бы по-латыни внутри что-то написано. Однако Недобежкин помнил, что, как только снял его с пальца Ангия Елпидифоровича, так тот и превратился в кучу драгоценностей, поэтому аспирант боялся надевать кольцо на палец.
– Как бы мне самому в ходячий клад не превратиться.
Подумаю еще до завтра, может, лучше на веревочку повесить и на шее носить. Надежней будет, не потеряется.
Недобежкин пришел в восторг от такой своей дальновидности и, отрезав на кухне кусок пеньковой бечевки, повесил себе на грудь рядом с крестиком на серебряной цепочке пеньковую веревочку с колечком убитого им старичка. Конечно, если бы он хотя бы с месяц походил в кружок макраме, который вел инспектор Дюков, он бы знал, каким узлом надо завязывать такие волшебные перстеньки. Дюков-то знал, как завязывать узелки на память, и от сглаза, и от нечистой силы, и против разрыв-травы… Дюков бы его научил таким узлам, что не то что черт – сам багдадский вор к такой веревочке не притронулся бы. Но Недобежкин не посещал кружок макраме и поэтому завязал веревочку на простой, самый обыкновенный узелок, которому в детстве его научила мама. А каким узелкам в детстве нас мама обучит, такие мы всю жизнь и вяжем. Будущее покажет, тем ли узелкам научила мама Недобежкина своего сына.
Приняв еще одну меру предосторожности, продев руку в ременную петлю кнута, Недобежкин нырнул под одеяло. Правильно сделал Недобежкин, что так поверил в кнут. Очень, очень предусмотрительные люди – аспиранты. Из аспирантов, в основной в нашем обществе получаются все самые высокопоставленные чиновники и самые отъявленные мошенники. У нас, посмотрите, если чего-нибудь человек добился в жизни, у него кроме должностей есть еще и титул – он либо кандидат каких-нибудь мудреных наук, либо же доктор таких-то еще более мудреных наук, а кто эти кандидаты и доктора? Это же бывшие аспиранты. Вот Недобежкин и был как раз таким аспирантом. Аспиранты – это те, кто верит в науку, а наука что говорит? В общественных отношения главное – экономика, а в экономике главное – стимул.
– Да, – шептал он, засыпая, – стимул в переводе с латыни – это палка, которой погоняют осла. А что такое кнут? Тот же стимул, только уже облагороженный, та же палка, но с большим радиусом действия и, главное, с большей гибкостью. Палка может переломиться, а кнут нет.
Поэтому Недобежкин решил с кнутом пока не расставаться. Очень предусмотрительные люди – аспиранты.
В эту ночь не только уфологи и экстрасенсы готовились к походу в зал „Дружба". Кроме ночного заседания Международной ассоциации уфологов, происходившей на квартире фотографа Белодеда, в опорном пункте охраны общественного порядка на Новослободской улице состоялось также заседание комитета „Гонимых работников органов милиции", сокращенно ГРОМ. Этому обществу предоставлял место для заседаний участковый инспектор Дюков, который был знаменем для всех гонимых новаторов МВД. Хотя официально председателем ГРОМа являлся бывший инспектор ГАИ Колесов Иннокентий Варфоломеевич, душой общества был, конечно, Дюков. Инспектор Колесов в настоящее время работал каскадером на Мосфильме и вел большую научно-исследовательскую работу, он даже написал диссертацию с теоретическими и цифровыми выкладками, доказывающими, что его методика автомобильного преследования нарушителя самая эффективная. Но. во-первых, как выяснилось, диссертацию его нельзя было защитить. Колесов, когда узнал, что он как обладатель среднего технического образования, не имеет права на научную мысль, был оскорблен. На научную мысль у нас в стране, оказывается, имеют право только лица с высшим техническим образованием, а во-вторых, даже опыты по его диссертации были запрещены, и, когда автолюбитель стал проводить их самостоятельно, его просто уволили из органов. Только перейдя на работу каскадера, Колесов сумел эти опыты завершить и с блеском подтвердить правильность своей догадки, что маневренность автомобиля, поставленного на два боковых колеса, резко повышается.
Побожий, Волохин и Ярных, три мушкетера, нашедшие себя в ГРОМе, в разное время пострадали в борьбе со всесильным бюрократическим аппаратом милиции, душащим все новое и передовое, а также старое, которое еще могло бы быть полезным. Правда, Ярных пострадал не прямо, а косвенно, через свою маму, но тоже считал себя гонимым. Патриарху ГРОМа Побожему было уже за восемьдесят, ходил он, опираясь на толстую, дореволюционного вида клюку, которую купил лет тридцать назад в комиссионке на Арбате, из-за нее он прозывал себя то трехруким, то трехногим. „Здрасьте, – говорил он, – трехрукий пришел". Или: „Добре день, трехногий приковылял". Он в звании майора был незаслуженно уволен еще во времена хрущевских гонении на милицию. Тридцать лет Побожий негласно занимался частным сыском. Если кто-то отчаивался схватить мужа-алиментщика, или насильника дочери, или вора, обчистившего квартиру, и не мог найти защиты в государственных органах, шли к Тимофею Маркеловичу. Маркелыч принимал не всех, а только по рекомендации; неделю или две он изучал „цело", потом выносил решение.
– Берусь или нет, не берусь. Это дело не московское, – говорил он и пояснял: – Не берусь, потому что я московский частный сыск, а это должен делать республиканский или всесоюзньй частный сыск, возможности у меня ограниченные. У меня пенсия не позволяет республиканским сыском заниматься. Я кустарь, но если я тебе не помогу, не поможет никто.
Денег за свое расследование Маркелыч не брал, дальше Подмосковья не выезжал и, как его не упрашивали, стоял твердо.
– Не мой район! Мой район – Москва! Ищи республиканского кустаря. Подсказать могу, а сам не берусь – пенсия маленькая.
– Да я вам оплачу все расходы.
Тут Маркелыч поднимал остерегающе указательный палец.
– Это вы мне, гражданин, предлагаете незаконную сделку. У меня условный „частный" сыск, я хочу этой скотине Хрущеву доказать, каких он офицеров уволил из органов.
И хотя Хрущев уже давным-давно умер, так никогда и не услыхав о том, какие безнадежные дела раскручивал, каких матерых преступников разоблачил и задержал Маркелыч, тот на своем примере продолжал доказывать Никите Сергеевичу, каких хороших офицеров уволили из милиции по сокращению штатов в 1956 году. Сутки он работал пожарным в Театре им. Моссовета, а три дня посвящал сыску. Дюкову отставник передавал свой опыт. Но даже и теперь Дюков не постиг всю науку, которой владел Маркелыч.
– Ты майор, и я майор, – Маркелыч важно делал паузу, – а они генерал-майоры, я бы им мог подсказать, да погоны у них слишком блестят, а я щуриться не люблю, у меня глаза больные. Маркелыч говорил иносказаниями.
– Михайло Павлович, – любил он говорить Дюкову, – никому не клади пальцы в рот – откусят!
Волохин и Ярных тоже были преданные делу охраны правопорядка люди. Волохин пострадал за несогласие с формой, которую ввели в конце семидесятых годов, он доказывал, что старая милицейская форма была надежнее. Он добился, что кургузые короткие шинели удлинили на пятнадцать сантиметров, но ему пришлось из органов уйти на пенсию, хотя он мечтал еще поработать.
О чемодане с драгоценностями Дюков рассказал только Маркелычу, за долгие годы убедившись в его абсолютной надежности. Вдвоем они наметили стратегию наблюдения. Когда собрались остальные члены ГРОМа из тех, что не были на дачах и в поездках, участковый объяснил им ситуацию и закончил так:
– Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что это серьезно. Я вас попрошу завтра с утречка помочь мне, а сегодня хорошо бы понаблюдать за квартирой.
Волохин, нахмурившись, кивнул.
– Ты, Ярных, будешь сидеть дома на телефоне.
– Опять я дома! – чуть не заплакал Ваня Ярных.
Ваня Ярных, толстый пятидесятилетний крепыш, никогда не был милиционером, он был сапожником и соседом Маркелыча по квартире. Когда его принимали в ГРОМ, Волохин был категорически против:
– Какой ты гонимый? Скажи, кто тебя гнал из милиции?
– Мама! – захлопав глазами, ответил Ваня Ярных. – Я мечтал быть милиционером, а она говорила, что только через ее труп. Родная мама гнала меня. Я очень гонимый.
И все в ГРОМе, кроме Волохина, сочли, что это самое серьезное гонение, и проголосовали за прием Ивана Петровича Ярных в члены ГРОМа.
– Учеником! Это еще куда ни шло, и то после того, как сбросит двадцать кило, – сердито добавил Волохин, подняв руку против.
С тех пор Иван Петрович Ярных был полноправным членом ГРОМа, но желание его заняться оперативной работой, выслеживанием и поимкой бандитов все не осуществлялось. Вот и теперь его назначили диспетчером и оставили дома – сидеть рядом с семидесятилетней мамой и по телефону Координировать действия ГРОМа.
Глава 11
УФОЛОГИ И ПАРАПСИХОЛОГИ
В это же время, когда происходило собрание ГРОМа, как мы уже говорили, на квартире Белодеда состоялось заседание Международной ассоциации уфологов в составе Колюжного, Жемчуговой, Уткиной и Жасминова. Вскоре на такси примчался представитель Международной ассоциации психофизиков и парапсихологов Александр Нилин и опроверг внеземное происхождение инопланетян.
– Два явных экстрасенса огромной мощности, – безапелляционно заявил он, лишь взглянув на черно-белый снимок, – причем она имеет потенциал порядка миллиона биовольтных децибел, а он порядка ста тысяч. В Америке зарегистрировано семь человек на сто тысяч биовольтных децибел, и вот у нас появилась женщина с гораздо большим зарядом. У ее партнера тоже мощное биополе.
– Вы уверены, что это экстрасенсы? – торжествующе вытянул шею Колюжный и победоносно оглядел своих сотоварищей.
– А что вы скажете на этот снимок? Станислав Сергеевич, покажите уважаемому представителю психофизиков цветной снимок с вашим эффектом.
– С эффектом Белодеда?! – осведомился Белодед. Ему было важно, чтобы и психофизики признали его приоритет.
– Да, с эффектом Белодеда! – важно кивнул председатель.
– Так, момент! – Стасик Белодед встал, сунул один снимок в черный конверт, положил конверт на сиденье стула и сел на него. – Раз, два, три. Дадим еще несколько секунд. Эффект действует после погружения в полную темноту и на тепло. Так, вынимаем. Пожалуйста! Наблюдается в течение от полусекунды до трех эффект, который я назвал своим именем. Эффект Белодеда. Прошу прощения! Для верности еще раз, а то он уже кончился.
Белодед снова вложил снимок в конверт и сел на него.
– Раз, два, три, четыре, пять. Для верности еще пару секунд!.. Вынимаю – смотрите! – Он сунул в руки Нилина снимок. На нем была изображена пара номер тринадцать, которая двигалась в танце, то есть двигалась в буквальном смысле, двигалась, наезжая на другие пары, которые тоже двигались, но медленнее, причем, когда она замирала, изображения остальных пар на мгновение расплывались и через мгновение восстанавливались в исходном положении. Когда же фотограф убирал снимок в темный конверт и нагревал собственным телом, с ним происходили новые превращения.
– Вот этот кинетический эффект я и назвал эффектом Белодеда, – торжествующе объявил соперник Карасика.
– Позвольте, позвольте! – очумело вытаращил глаза Нилин. – Явный телекинез, причём тут инопланетяне?!
– Как так причем?! – зашумели уфологи. – Нарушена статика, голографический эффект налицо, наблюдается модус отклонения, вектор!
– Ну-ка, дайте еще раз посмотреть! – не сдавался председатель ассоциации психофизиков.
– Пожалуйста! – Белодед вытащил из-под себя целую пачку фотографий.
Нилин, как баран на новые ворота, уставился на фотографии. Явление ни в какие, даже в новые ворота не лезло. Единственное разумное объяснение было, что уфологи его дурачили.
„Японцы изобрели новый листовой телевизор, – выдвинул он про себя гипотезу, – и кто-то из Японии привез пачку листовых телевизоров, которые эти скоты выдают за контакт с внеземными".
– Так, а это что?! – торжествующе сказал он.
– Где?! Что?! – вскочили из-за стола уфологи, которые ждали от Нилина какой-нибудь гадости, опасаясь, что он убедит мировую общественность в том, что эффект принадлежит к паранормальным, а не внеземным.
– А это что? – Нилин показал на обороте фотографической бумаги значок японской фирмы.
– Японская фотобумага! – торжествующе воскликнул председатель психофизиков.
– Ну и что? – нахмурился Белодед. – Японская фотобумага, – подтвердил он.
– Так, так! – Нилин разоблачительным жестом помахал фотокарточкой в воздухе. – Мировую общественность вздумали дурачить! А у других фотографов тоже такой же эффект наблюдается, которые на нашей, советской бумаге печатают? Или нет?
Тут уфологи, у которых из-под носа паранормальные уводили открытие, повернулись к Белодеду. Белодед даже поперхнулся от такого недоверия.
– Позвольте, товарищи! Хоть бумага и японская, но специально выдерживалась в Пермском треугольнике, есть акт! – он взял себя в руки, хотя ему очень захотелось двинуть в морду паранормального, которого пригласили присутствовать при эпохальном открытии исключительно из благородства, потому что он, Стасик Белодед, – исключительно порядочный человек, уфолог.
– Мы его как порядочного пригласили на наше заседание, показали ему неопровержимые доказательства, а он сомневаться! – басом возмутился Колюжный.
– Точно! – воскликнул Жасминов.
Время было позднее, ночь. Нилин струсил.
„Сейчас убьют, и поминай как звали. От них всего можно ожидать, это же уфологи".
– Нет, нет, я не сомневаюсь! – пошел он на попятный.
– Тогда констатируй! – уловив слабину, решил додавить парапсихолога Жасминов.
– Правильно, надо составить акт для мировой общественности.
– Но, дорогие товарищи уфологи, я не уполномочен ассоциацией! – взмолился Нилин. – Надо вызвать хоть кого-то еще из бюро для представительности.
– Я уже вызвала! – сквозь зубы процедила Уткина, которая одно время состояла в ассоциации психофизиков.
– Сейчас Чикина приедет, она и подпишет акт. Уж ее-то на мякине не проведешь – настоящий экстрасенс, не то что некоторые, только ля-ля могут разводить, а как до дела дойдет, так даже с расстройством собственной функции справиться не могут, не то что с лейкемией, тоже мне, председатель!
– Попрошу без гнусных инсинуаций и намеков! – вспыхнул Нилин.
– Товарищ Уткина! – строго заметил Колюжный. – Не забывайте, что вы член бюро, вы даете повод нашим врагам.
– А я думал, мы друзья науки! Оказывается, вы рассматриваете нас как врагов, – ядовито ухватился Нилин за реплику Колюжного.
Колюжный понял, что дал маху, и решил сразу же пойти на попятный.
– Я прошу извинения у уважаемого оппонента! Я оговорился. Я хотел сказать: „нашим оппонентам".
– Чего ты унижаешься, Володя! – возмутился Жасминов. – Мы его пригласили на открытие Он „спасибо" должен был бы нам сказать, а ты еще унижаешься. Да нужен он нам, как собаке пятая нога. Наш эффект. Пусть не примазываются! Не хочет подписывать акт, не надо. Сами подпишем.
Тут приехала знаменитый экстрасенс Чикина – высокая, представительная, с горящими глазами светская дама лет тридцати пяти, которой Жасминов побаивался.
„Сглазит еще, ведьма проклятая! – подумал он. – Черт с ними, пускай подписывают. Важно, что секция уфологов первая открыла эффект, а парапсихологи только констатируют".
Всю оставшуюся ночь собравшиеся спорили над формулировками, отвечали на звонки и сами звонили, так что к утру вся Москва, – конечно, та ее часть, которая интересуется передовыми направлениями науки, – гудела, как встревоженный улей, часов с четырех уже никто не спал, а к шести все уже были на ногах.
– Инопланетяне? Где? В Лужниках?!
– Что ты говоришь, сеанс левитации? Кто дает? Где?
– Неужели массовый эффект? Какой эффект? Какой-то сногсшибательный эффект. Обязательно прорвусь!
– В спорткомплексе „Дружба"? У меня там знакомый буфетчик.
– У вас есть знакомые в спорткомплексе „Дружба"? Какая-то инопланетянка выступать будет и какой-то Белый дед.
– Нет, но у меня есть знакомый администратор в Большом театре, у него, я думаю, большие связи везде.
– Кто такой Белодед?
– Инопланетянин Белый дед.
– Ага, Белый старик. И что он? Лечит от всех болезней?
– Это она лечит? Как вы говорите, Завидова?
– Не может быть! Неужели от всех? Вы шутите! Совершенно голая лечит?
– Уже вся Москва знает, а вы все не верите. Вы всегда опаздываете. Кто не успел, тот опоздал! Да не Завидова, а Завидчая!..
Спорткомплексу угрожала ужасная туча безбилетников. Все, вооружаясь фотоаппаратами и кинокамерами, готовились к встрече не то с инопланетянами, не то со сверхмощными экстрасенсами.
Вырвавшись в пять часов утра из лап уфологов, Нилин с Чикиной поехали срочно созывать заседание бюро своей ассоциации. Под шумок Нилину удалось незаметно стащить несколько цветных фотографий Завидчей в голом виде, где явно прослеживался эффект срыва платья с различными эпизодами конкурса, и, кроме того, несколько фотографий ассоциация уфологов торжественно передала в дар ассоциации парапсихологов, о чем был составлен соответствующий акт. Короче, уфологи, как могли, опутали парапсихологов сетями зависимости, заставив их косвенно признать прилет инопланетян.
День обещал быть очень насыщенным. В одиннадцать должен был состояться „Круглый стол по проблемам левитации", а в двенадцать – заседание бюро, так как в восемнадцать ноль-ноль уже необходимо было присутствовать на заключительном туре конкурса бальных танцев, чтобы своими глазами установить истину. Александр Яковлевич Нилин нисколько не сомневался, что в лице пары номер тринадцать, приехавшей из Владивостока, имеет дело с феноменально мощными экстрасенсами. В инопланетную чепуху Нилин не верил и удивлялся, как вполне серьезные люди могли доверять каким-то фотографическим подделкам, охотиться за летающими тарелками и слушать рассказы похищенных в другие миры, а потом якобы возвращенных на землю.
– Юлия Николаевна, – обратился президент парапсихологов к Чикиной, когда они подкатили к ее дому на Арбате и он выскочил из автомобиля проводить ее до подъезда, – а пожалуй, с посещением этого мероприятия могут возникнуть затруднения. Подобные мероприятия притягивают к себе ужас но много случайных людей, так что для тех, кому это действительно нужно, возникают лишние сложности. Нельзя ли попросить вашего мужа, чтобы он сделал для нашей ассоциации несколько входных билетов на гостевую трибуну?
– Ну, не знаю, не знаю, – сверкнула глазами Юлия Николаевна, – вы всегда так поздно схватываетесь. Потом как-то неудобно ему просить о билетах на балы иле танцы. Вадим Сергеевич уже не в том возрасте, чтоб заниматься таким мальчишеством. Он меня не поймет, вот если бы в Большой театр или в круиз по Средиземноморью. Нет, нет, нет. Просите Повалихину, у нее муж тоже со связями.
– Юлия Николаевна, вы же понимаете, что здесь вопрос жизни или смерти. Или мы, или уфологи. Сейчас объяви лекцию. Экстрасенс Юлия Чикина о сверхчувственном восприятии", и пол-Москвы сбежится, а если уфологи перехватят инициативу – только и будет слышно: „Уфологи! Уфологи!" Телевидение, газеты, все МЭЛЗы и БЭЛЗы, ДК и дворцы – все перейдет под их контроль. Лженаука захватит все рычаги влияния на массы, которые и так полностью дезориентированы, и нам останется жалкая роль разоблачителей и злопыхателей. Тогда как сейчас мы еще можем перехватить инициативу, только надо действовать энергично.
– Ну, хорошо! – ответила капризная супруга влиятельного лица. – Сколько вам надо билетов?
– По крайней мере, двадцать!
– Вы с ума сошли!
– Дорогая Юлия Николаевна! Мы всем бюро давно уже видим, что Пороховицжов не справляется со своей обязанностью ответственного секретаря. Если бы он лучше готовил заседания бюро, вы бы поняли, что такое скандал для уфологов, он им нужен как трамплин. Поверьте мне, это меркантильные люди. Главное для них – это деньги. Они хотят организовать курсы неофитов по обучению технике заключения контактов с внеземными. Десять сеансов – триста рублей. Вот их основная цель. Деньги, деньги и еще раз деньги! Какая наука?! О чем вы говорите?! Если бы вы были ответственным секретарем нашей ассоциации, думаю, мы бы их разоблачили и окончательно сбросили со счетов эту лженауку.
– Ну, хорошо, Александр Яковлевич, я постараюсь убедить Вадима Сергеевича.
– Пожалуйста! Юлия Николаевна! – проникновенно схватил Нилин за руку свою даму. Чикина сверкнула колдовскими глазами.
– Как меня терпит с моими глупостями Вадим Сергеевич!
Ангел, а не человек, – вздохнула она и скрылась в подъезде, пообещав в двенадцать прибыть на заседание бюро.